CC BY-NC-ND
86
Психология познания
Ю.Е. Кравченко
ОЩУЩЕНИЕ ТЕЛЕСНЫХ ИЗМЕНЕНИИ ПРИ АКТУАЛИЗАЦИИ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ РЕАКЦИИ
Большинство концепций эмоций совпадают в том, что физиологические изменения являются важной составляющей эмоционального процесса. Но несмотря на многочисленные исследования, не удается установить однозначных связей между эмоциями и конкретными физиологическими проявлениями. Одним из решений этой проблемы является положение С. Валинса о том, что не реальные физиологические изменения сопровождают возникновение той или иной эмоции, а только убеждение человека в наличии у него этих изменений. Результаты данного исследования подкрепляют теорию С. Валинса и свидетельствуют о том, что эмоционально реагирующие испытуемые не только неверно интерпретируют возникающие у них ощущения физиологических изменений, но и домысливают реально отсутствующие ощущения.
Ключевые слова: эмоции, физиологические изменения, ощущения, когнитивная оценка.
Широкий круг исследований, порожденных двухфак-торной теорией Стэнли Шехтера, проблематизирует значение физиологических изменений для возникновения1 и протекания эмоциональной реакции2.
С точки зрения теории С. Шехтера возникновение эмоции обеспечивается совместным действием двух независимых факторов -физиологического возбуждения и когнитивной оценки источника этого возбуждения. При отсутствии любого из факторов, т. е. если мы не испытываем физиологического возбуждения по отношению к соответствующим образом оцениваемому объекту, или если наша оценка объекта, вызвавшего возбуждение, нейтральна, эмоции не
© Кравченко Ю.Е., 2013
возникает. Не менее существенным для возникновения эмоции является взаимодействие этих двух факторов. При отсутствии такого взаимодействия, например когда эмоционально специфическая оценка связывается не с источником физиологического возбуждения, а с каким-то посторонним объектом или фактором, эмоция также не возникает3.
Данная теория породила огромное количество исследований (и основанных на них теорий), проблематизирующих необходимость каждого из факторов для возникновения той или иной эмоции. При этом выделились две полярные точки зрения.
Одна из них состоит в том, что физиологическое возбуждение, существующее в форме специфических или неспецифических для конкретной эмоции вегетативных проявлений, всегда осмысляется как та или иная эмоция. Оно первично и необходимо, но для того чтобы стать эмоцией, необходима также когнитивная оценка его источника. Именно поэтому физиологическое возбуждение может быть осознано неверно, т. е. приписано не истинному своему источнику, а некоторому постороннему фактору. Проиллюстрировать это утверждение можно с помощью известного эксперимента П. Датона и А. Арона с опросом на стационарном и висячем мосту4. Аналогичные результаты были получены в экспериментальных исследованиях интенсивности страха5 и возникновения паники6. На основе результатов этих исследований были разработаны методы снижения частоты и интенсивности переживания негативных эмоций с помощью изменения представлений о причинах ощущений, возникающих у человека в определенной ситуации7.
Вторая точка зрения прямо противоположна только что названной. Ее представителями являются в основном теоретики когнитивного подхода в психологии эмоций. Именно на ней мы далее остановимся подробно. Общая идея этого направления исследований состоит в том, что изменение в уровне физиологического возбуждения, сопутствующее эмоциональному переживанию и являющееся центральным моментом в возникновении эмоции, с точки зрения сторонников предыдущего подхода не является ни ключевым для возникновения эмоции, ни даже необходимым8. Предполагается, что специфические или неспецифические физиологические изменения часто сопровождают наши эмоции, но они не вносят существенного вклада в качество переживания и не влияют на сущностные особенности его протекания.
Результаты экспериментов К. Чвалисза, Б. Бермонда, Г. Эрд-манна и Р. Райзенцайна свидетельствуют о том, что редукция физиологической активации вследствие серьезного заболевания
(опрос больных поперечным миелитом в работах Б. Бермонда и К. Чвалисза) или вследствие подавления его с помощью медицинских препаратов (введение блокаторов адреналиновых рецепторов в исследованиях Г. Эрдманна и Р. Райзенцайна) не лишает человека возможности переживать эмоции и не влияет на субъективное качество переживания9.
С другой стороны, имитация соответствующего определенным эмоциям физиологического возбуждения с помощью введения адреналина, начатая в опытах Г. Маранона, приводила к возникновению эмоционального переживания только у небольшого числа испытуемых, которые, согласно опросам Г. Маранона, уже приходили в ситуацию исследования в измененном эмоциональном состоянии.
Знаменитый эксперимент С. Шехтера и Дж. Сингера приводит к несколько иным результатам: сочетание имитации физиологического возбуждения, вызванного с помощью введения адреналина, и соответствующей когнитивной оценки приводит к возникновению у испытуемых тех эмоций, которые провоцировала подсказываемая ситуацией исследования когнитивная оценка. Однако статистическая оценка результатов эксперимента допускала альтернативные интерпретации, а воспроизведение этого эксперимента другими исследователями не позволило получить аналогичных результатов10. Особого упоминания заслуживает воспроизведение эксперимента С. Шехтера и Дж. Сингера в работе Г. Маршалла и Ф. Зимбар-до, которые дополнительно варьировали количество вводимого испытуемым адреналина. Испытуемые одной группы получали одинаковое количество адреналина, такое же, как и испытуемые С. Шехтера и Дж. Сингера; испытуемым дополнительной группы вводили адреналин с учетом массы тела. В остальном этот эксперимент полностью соответствовал воспроизводимому. Тем не менее ни в одном из экспериментальных условий не удалось получить результатов, аналогичных результатам, описанным С. Шехтером и Дж. Сингером11.
На основании перечисленных экспериментов делается вывод, что ощущение физиологического возбуждения и его разнообразная внешняя экспрессия не являются необходимыми условиями для возникновения и протекания эмоций.
Эксперименты С. Валинса с ложной обратной связью не столь категоричны. Валинс обращает внимание на тот факт, что сознательная репрезентация физиологических процессов зачастую в действительности не адекватна происходящим в организме изменениям. Эти изменения легко могут остаться незамеченными (как
часто мы слышим стук собственного сердца?) или быть неверно поняты, например неправильно оценена их интенсивность или неверно определена локализация (медики могут подтвердить, что возникновение неприятных ощущений часто связано с заболеваниями органов, имеющих совсем иную локализацию). На этих основаниях С. Валинс предполагает, что для возникновения эмоции реальные физиологические проявления вовсе не необходимы, достаточно уверенности человека в том, что эти симптомы у него присутствуют. В эксперименте Валинса испытуемые двух групп получали ложную информацию о частоте их собственного сердцебиения (учащенное или замедленное). Одновременно всем испытуемым демонстрировались 10 фотографий полуобнаженных женщин, предъявление половины из которых было отмечено либо учащением, либо замедлением слышимого испытуемыми ритма. Испытуемые контрольных групп слышали те же звуковые сигналы, но им сообщалось, что это ничего не значащее звуковое сопровождение. С. Валинс показал, что испытуемые экспериментальной группы отдают предпочтение тем фотографиям, на момент предъявления которых приходится воспринимаемое ими изменение частоты сердечного ритма. При этом не имело значения, как именно менялся сердечный ритм - учащался или замедлялся. Этот эффект возникал только у тех испытуемых, которые были информированы о том, что слышат звук собственного сердцебиения. В контрольных группах, члены которых воспринимали тот же самый аудиоряд как простое звуковое сопровождение, аналогичного сдвига предпочтений не возникало12.
Серьезная критика данного эксперимента состоит в том, что оценка испытуемыми как наиболее привлекательных тех фотографий, на момент восприятия которых приходилось изменение сердечного ритма, не является прямым показателем наличия эмоции. В эксперименте осталось неясным, насколько выбор определенных фотографий в качестве подарка на память и оценки их как более привлекательных объясняются именно эмоциональным отношением испытуемых. Такие результаты, если не целиком, то отчасти, могут быть объяснены действием каких-то других, не проконтролированных в эксперименте факторов. В частности, в постэкспериментальном интервью многие испытуемые сообщили, что активно убеждали себя в том, что более привлекательны именно те фотографии, при восприятии которых они слышали изменение своего сердечного ритма. Испытуемые указывали, что этим изображениям они уделяли больше внимания и как бы оправдывали изменение сердечного ритма тем, что характеризовали их
более позитивно. Результаты интервью усиливают сомнения в том, что полученные в данном исследовании изменения предпочтений обусловлены именно эмоциональными причинами13.
Другим основанием для критики является искусственность ситуации получения ложной обратной связи. В ситуации эксперимента она специально моделировалась. Возникает вопрос, что же может служить аналогом этой ситуации вне стен лаборатории.
Данные всех приведенных выше исследований можно обобщить следующим образом. Физиологические изменения в организме не являются необходимым условием существования эмоции. При их искусственном подавлении человек испытывает качественно те же субъективные эмоциональные переживания, что и при их наличии. Ощущение физиологических изменений, сопровождающее определенную эмоцию, может не соответствовать реальным изменениям или отсутствовать вовсе. Однако такие ощущения служат ориентиром самому человеку и привлекаются им для осмысления воздействующих на него событий. При этом не имеет значения, соответствует ли содержание ощущений истинным физиологическим изменениям. С одной стороны, человек обращает внимание на ощущения тогда, когда ищет в себе признаки эмоционального отношения к объекту, с другой стороны, физиологические реакции и изменения воспринимаются не адекватно, а искаженно, в соответствии с особенностями подразумеваемой эмоции.
В предлагаемом ниже исследовании была предпринята попытка проверить результаты, полученные в эксперименте С. Валинса, с учетом приведенной критики. Поэтому мы сохранили два важных допущения, на которых строилось исследование С. Валинса.
1. Исследователи не проверяли, возникали ли у испытуемых реальные изменения физиологического возбуждения и соответствующие телесные изменения в ответ на стимулы. Они исходили из того, что некоторый уровень возбуждения у человека присутствует всегда. Следовательно, если возникновение эмоционального отношения связано с определенным уровнем реального физиологического возбуждения, то результаты всех участвовавших в исследовании групп распределятся одинаково, вне зависимости от наличия ложной обратной связи. Если же возникновение эмоции возможно на основании ложных ощущений, то испытуемые отреагируют эмоционально на объекты, выделенные с помощью ложной обратной связи.
2. С. Валинс вслед за С. Шехтером считал, что поскольку для переживания эмоции важны и определенные ощущения, и когнитивная оценка соответствующего стимула, то изменение физиоло-
гического возбуждения, по крайней мере в момент возникновения эмоции, должно быть осознанно, потому что неосознанному возбуждению сложно приписать источник и дать оценку.
Опираясь на аналогичные допущения, мы не регистрировали реальные показатели физиологического возбуждения, полагаясь на самоотчеты испытуемых.
Для того чтобы учесть первое критическое замечание в адрес эксперимента Валинса и избежать сомнений относительно того, основываются ли реакции, продемонстрированные испытуемыми, на эмоциональном отношении к стимулам или являются следствием каких-то иных неучтенных факторов, испытуемые в нашем исследовании специально опрашивались на предмет того, вызывают ли предъявляемые стимулы какие-либо эмоции.
Чтобы отвести возражение, связанное с искусственностью построения ложной обратной связи, пришлось изменить схему исследования. В нашем исследовании манипулирование производилось не с помощью имитации ложной обратной связи о физиологических реакциях, а с помощью провоцирования определенной когнитивной оценки стимула. Мы исходили из того, что если для возникновения эмоциональной реакции ключевое значение имеет реальная физиологическая реакция на стимул, то провоцирование эмоционально окрашенной когнитивной оценки стимулов не приведет к увеличению количества соответствующих этой оценке эмоций и ощущений в самоотчетах испытуемых, потому что все испытуемые получают одни и те же стимулы. Если же в группе, получившей специальную инструкцию, провоцирующую определенную когнитивную оценку стимула, количество самоотчетов о возникновении соответствующих эмоций и ощущений возрастет, можно будет сделать вывод о том, что именно когнитивная оценка стала ключевым моментом для такого прироста, а не различия групп в ощущениях от стимулов.
Всех испытуемых, и получивших, и не получивших инструкцию, провоцировавшую эмоционально окрашенную когнитивную оценку, дополнительно опрашивали о том, вызвал ли у них каждый стимул ощущения определенных телесных изменений. Разумеется, при этом стимулы необходимо подобрать таким образом, чтобы они не были связаны с устойчивым набором вызываемых ими ощущений и культурных ассоциаций, основанных на ощущениях. Повышение количества упоминаний тех или иных ощущений у испытуемых, сообщивших об эмоционально окрашенном восприятии стимулов, свидетельствовало бы в пользу идеи С. Валинса о том, что эмоциональная когнитивная оценка в свою очередь может по-
влиять на осознание человеком своих физиологических изменений и ощущений. Такой результат служил бы аргументом в пользу того, что сами по себе качественно разнообразные физиологические реакции и изменения не являются обязательным пусковым моментом для возникновения определенной эмоции, поскольку могут осознаваться или не осознаваться в зависимости от когнитивной оценки стимула.
Методика
Независимой переменной в нашем исследовании выступала когнитивная оценка не знакомого испытуемым запаха, а зависимой - соотношение самоотчетов испытуемых о возникающих в момент восприятия запаха физиологических ощущениях и их эмоциональной окраске.
В качестве объектов оценки выступали именно запахи в связи с тем, что запах достаточно сложно характеризовать с помощью познавательных конструктов. Для этого необходимо либо прибегать к названию запаха (если таковое имеется), либо строить синестезию (сладкий, тяжелый, резкий) или метафору (цветочный, мятная свежесть). Поэтому чаще всего, характеризуя запахи, люди описывают свои ощущения от них, т. е. обращают внимание на физиологические изменения в организме. По этой же причине последующие инструкции экспериментатора, нацеленные на изменение когнитивной оценки, имели в глазах испытуемых видимые основания.
Процедура и материалы. Испытуемым предлагались три различные запаховые пробы. Каждая из проб была получена путем смешения небольших количеств промышленных ароматических веществ (ароматические масла, отдушки медицинских мазей и т. п.) для того, чтобы у испытуемых не возникло узнавания запаха.
Запахи подбирались таким образом, чтобы их воздействие не было связано с возникновением каких-либо устойчивых ощущений, которые по характеру были бы похожи на ощущения, сопровождающие изменение уровня физиологического возбуждения в организме. И вообще при наличии любых устойчивых ассоциаций каждой запаховой пробы с каким-либо телесным ощущением во всей выборке испытуемых связанные с ней результаты предполагалось изъять из обработки.
Это делалось для того, чтобы исключить возможность закономерных сдвигов результатов за счет сходства ощущений испытуемых при вынесении суждений о наличии / отсутствии / модальности
эмоционального ответа. Таким образом, мы пытались по возможности снизить определенность телесных ощущений, чтобы сделать более чистым и независимым эффект от варьирования влияния второй переменной - когнитивной оценки.
В бланке опроса испытуемых просили указать, связан ли для них каждый из запахов с какой-либо эмоцией (эмоцию можно было выбрать из списка (нет эмоции, тревога, отвращение, страх, радость, удовольствие, гнев, удивление) или вписать в специально отведенную графу). После этого испытуемым предъявлялся список из 25 различных физиологических ощущений, большей частью возникающих в связи с разными эмоциями, и предлагалось подчеркнуть те из них, которые (пусть даже в едва заметной форме) возникли при восприятии каждой из запаховых проб. В обоих списках были оставлены пустые графы, чтобы испытуемые имели возможность вписать в них ту или иную эмоцию, то или иное ощущение, и присутствовала графа «ничто из перечисленного мне не подходит».
Половине испытуемых до начала исследования сообщалось, что один из запахов принадлежит противопростудному ингалятору, другой - небольшому количеству слезоточивого газа, а третий представляет собой отдушку промышленного средства. Якобы для чистоты эксперимента испытуемым не сообщалось, какой из запахов какому из источников принадлежит. Испытуемых просили сообщить их собственное мнение по поводу того, какому из веществ принадлежит каждый из запахов. Благодаря этому в выборке не устанавливалось однозначных соотношений между запахами и эмоциями. Один и тот же запах мог быть назван слезоточивым газом, ингалятором или отдушкой. Поэтому, если какой-то конкретный источник запаха, например слезоточивый газ, будет связываться большинством представителей группы с определенным набором ощущений и эмоций, можно будет заключить, что эти ощущения и эмоции вызываются не запахом как таковым, а обусловлены эмоциональным спровоцированным инструкцией отношением к разным запахам.
Оценка, провоцируемая инструкцией, имела три градации: физиологически опасный («слезоточивый газ»), физиологически полезный («ингалятор»), приятный, но не связанный с физиологическими изменениями («отдушка»).
Остальным испытуемым (контрольная группа) не сообщалось о принадлежности запахов. Испытуемые просто указывали, вызывают ли предъявленные им запахи какие-либо эмоции и ощущения.
Испытуемые. Испытуемыми были студенты - психологи и историки - в возрасте от 20 до 37 лет, всего 106 человек, преимуще-
ственно женского пола. Группы уравнены по половому, возрастному и профессиональному соотношению.
Предполагалось, что если для запуска эмоции необходимы оба фактора - и изменение уровня физиологического возбуждения, и соответствующая эмоции когнитивная оценка этого возбуждения (двухфакторная теория С. Шехтера14), то испытуемые экспериментальной группы будут характеризовать запахи более эмоционально. Для них когнитивная оценка стимулов упрощена (подсказаны основания для оценки), и это увеличивает вероятность того, что эти испытуемые припишут свои ощущения эмоциональному отношению к стимулу, а не другим возможным причинам. Однако по количеству упоминаемых ощущений группы различаться не будут. Кроме того, в самоотчетах всех испытуемых сочетание эмоций и ощущений, соответствующее 1-й и 4-й ячейкам табл. 1, будет доминировать над сочетанием, соответствующим ячейкам 2 и 3.
Таблица 1
Варианты соотношения эмоций и ощущений от запахов в самоотчетах испытуемых
1. Эмоция есть, ощущения есть 1. Эмоций нет, ощущения есть
2. Эмоция есть, ощущений нет 2. Эмоций нет, ощущений нет
С точки зрения теории С. Валинса [Valins, 1966; Meyer u.a., 2003] для возникновения эмоции первостепенное значение имеет когнитивная оценка, которая вызывает представление о соответствующих физиологических изменениях (выраженное в осознаваемых ощущениях), в действительности часто не наличествующих. Если актуализация эмоций в данном случае точнее описывается теорией Валинса, то при изменении когнитивной оценки запаха с неопределенной на опасную или полезную увеличится количество соответствующих инструкций эмоциональных оценок запаха вместе с учащением упоминаний о возникновении соответствующих им ощущений. То есть повысится количество упоминаний и эмоций, и ощущений, соответствующее ячейке 1.
Если же для возникновения эмоции ощущение изменения уровня физиологического возбуждения вовсе не является необходимым (наиболее радикальные теории когнитивной оценки и социального конструктивизма) и запуск эмоции зависит только от когнитивной оценки стимула, то при изменении когнитивной оценки запаха с
неопределенной на опасную или полезную увеличится только количество эмоциональных оценок запаха, а количество упоминаемых при этом ощущений не изменится (ячейка 3).
Рассчитывалось, что инструкция окажет эффект, связанный с увеличением количества определенных эмоций и (в случае подтверждения позиции С. Валинса) упоминания определенных ощущений. Предполагалось, что «слезоточивый газ» будет оцениваться как вредный для организма и приводить к повышению негативных эмоций, таких как страх и тревога, а также к большему количеству упоминаний ощущений, связанных с отторжением этого источника, таких как прерывание дыхания, желание откашляться, ощущение слегка заслезившихся глаз, першение в горле.
«Ингалятор» будет оценен как полезный для организма источник и приведет к противоположным ощущениям, не препятствующим поглощению запаха и даже способствующим ему, таким как увеличение глубины дыхания, чувство расслабления, приятные ощущения, а также к переживанию позитивных эмоций.
«Промышленная отдушка» будет оцениваться как нейтральный с точки зрения воздействия на организм источник приятного запаха, что приведет к увеличению количества позитивных эмоций, но никак не скажется на количестве упоминаемых ощущений.
Результаты и интерпретация
Обработка результатов состояла в подсчете меры согласованности и достоверности различий при помощи критерия х2. Для проверки наличия или отсутствия устойчивых связей между запахом и возникновением ощущений по всей выборке в целом подсчитывалась мера согласованности всех ощущений из списка со всеми запаховыми пробами, а также достоверность различий по всем ощущениям проб запахов между собой.
Внутри контрольной и экспериментальной групп, а также среди всех эмоционально отреагировавших испытуемых пробы запахов и модальности эмоций сравнивались между собой по количеству упоминаемых вместе с ними ощущений, и проверялась достоверность различий между отдельными запахами по количеству определенных ощущений, упоминаемых в связи с ними. Внутри экспериментальной группы те же сравнения проводились еще и между предполагаемыми источниками запахов.
В контрольной и экспериментальной группах проверялась достоверность различий по количеству эмоциональных и не-
эмоциональных реакций на запахи; по количеству упомянутых эмоций каждой модальности; по количеству упоминаний каждой из градаций ощущений совместно с каждой из эмоций. По последнему параметру сравнивались между собой также эмоционально и неэмоционально реагировавшие подгруппы выборки. В неэмоциональной подгруппе для сравнения с эмоциональной вместо модальности эмоции использовалась частота упоминания каждой градации ощущения совместно с каждой пробой запаха.
В результате соотнесения физиологических изменений, указанных испытуемыми в их самоотчетах, с каждой из проб запахов в обеих группах - экспериментальной и контрольной - были установлены устойчивые согласованности только в отношении пробы № 3 и таких пунктов из списка ощущений, как «приятные ощущения» (х2 = 12,2; р < 0,001), «общее чувство расслабления» (х2 = 5,8; р < 0,01), «чувство насыщения, наполнения» (х2 = 5,6; р < 0,01). Первые два ощущения оказались в большей степени (на уровне р < 0,001) связаны с эмоцией радости. Результаты по пробе № 3 в силу этих причин были исключены из дальнейшего анализа. В остальном отсутствие устойчивого соответствия между пробами и ощущениями позволяет утверждать, что в ходе эмпирического исследования возникновение сходных эмоций у испытуемых разных групп зависело только от когнитивной оценки запахов, а не от связанных с ними ощущений.
Количество эмоциональных ответов в двух группах превосходит количество неэмоциональных (х2 = 18,3; р < 0,001), хотя в обеих группах были и те, кто все запахи оценил неэмоционально. Эмоциональное отношение ко всем трем запахам оказалось довольно-таки однозначным (см. табл. 2). По соотношению эмоциональных и неэмоциональных ответов экспериментальная группа значительно менее эмоциональна (х2 = 5,2; р = 0,022).
В обеих группах совместная встречаемость и совместное отсутствие эмоций и ощущений (соответствующие ячейкам 1 и 4 табл. 1) существенно превосходит сочетание «эмоции без ощущений» и «ощущения без эмоций» (ячейки 2 и 3 табл. 1). В контрольной группе различия по всем пробам запахов по критерию х2 достоверны на уровне р < 0,001, в экспериментальной группе - на уровне р < 0,05. Количество упоминаний эмоций без ощущений ничтожно мало в обеих группах, но в экспериментальной группе, по сравнению с контрольной, по сумме всех проб выше количество ощущений, не связанных с эмоциями (х2 = 12,9; р < 0,001). То есть введение пугающей и «полезной» инструкций привело к уменьшению количества эмоциональных реакций на запахи и к появлению иллюзий ощущений.
Таблица 2
Количество упоминаний эмоций из списка применительно к каждой пробе в контрольной (КГ) и опытной (ОГ) группах
Контрольная группа Опытная группа
пр 1 пр 2 пр 315 пр 1 пр 2 пр 3
Радость, удовольствие 2 6 34 6 2 34
Тревога 6 9 0 5 3 1
Гнев 1 1 0 1 1 0
Отвращение 25 17 2 14 28 0
Страх 2 1 0 3 0 0
Удивление 6 8 5 10 7 9
Нет эмоций 9 10 8 19 16 12
Пр 1, 2 и 3 - номера проб, соответствующие трем запахам.
Таким образом, сложилась парадоксальная, с точки зрения теории Шехтера, ситуация: стимул вызывает набор телесных ощущений, которые обычно связаны с изменением уровня физиологического возбуждения, источник этого возбуждения соответствующим образом оценивается (полезный или опасный), но, согласно самоотчетам, количество переживаемых при этом эмоций не увеличивается, а уменьшается.
Преобладание в самоотчетах испытуемых совместной встречаемости или совместного отсутствия эмоций и ощущений (ячейки 1, 4 табл. 1) над суммой эмоций, не сопровождаемых упоминанием появления отчетливых ощущений, и ощущений, не сопровождаемых эмоциями (ячейки 2, 3 табл. 1), является свидетельством как в пользу теории Шехтера, так и в пользу теории Валинса, но против концепций, отрицающих роль фактора возбуждения (осознаваемого через ощущения) для актуализации эмоциональной реакции.
Для того чтобы сравнить объяснительную силу теорий Шехте-ра и Валинса в данной исследовательской ситуации, необходимо было сравнить частоту упоминания физиологических ощущений среди эмоционально и неэмоционально реагирующих испытуемых. Согласно теории Шехтера количество ощущений в этих группах должно быть примерно одинаковым, так как данная теория связы-
вает возникновение эмоций с объективным уровнем физиологического возбуждения в организме, обусловленного эмоционально оцениваемым стимулом. В нашем случае он был одним и тем же. Согласно модификации Валинса эмоционально реагирующие испытуемые должны упоминать значительно большее количество физиологических ощущений, так как испытуемые активно подкрепляют и переосмысляют свои ощущения в зависимости от наличия / отсутствия / модальности эмоции.
По количеству всех упоминаемых ощущений между экспериментальной и контрольной группами, а также между отдельными запаховыми пробами внутри этих же групп значимых различий нет. Эмоционально и неэмоционально оценивающие запах испытуемые из обеих групп сильно различаются по количеству всех упоминаемых ощущений (х2 = 14,7; р = 0,0001) в пользу эмоционально оценивающих.
Этот результат свидетельствует о том, что испытуемые, отреагировавшие на запахи эмоционально, чаще сообщали о наличии у них связанных с этими запахами ощущений, по сравнению с теми, у кого запахи не вызвали эмоций, хотя все испытуемые получали одни и те же стимулы. То есть эмоционально реагирующие испытуемые сообщали об ощущениях, не имевших объективной подоплеки, хотя этот эффект был достигнут не благодаря введению инструкции.
Между группами эмоционально и неэмоционально реагирующих на запахи испытуемых не было выявлено ни одного значимого различия по количеству упоминаний какого-либо конкретного ощущения. Зато при сравнении частоты упоминания определенных ощущений в выборке неэмоционально реагирующих испытуемых с частотой упоминания тех же ощущений, соотнесенных с конкретной модальностью эмоции, в выборке эмоционально реагирующих испытуемых были получены различия, показанные в табл. 3.
По частоте упоминания тех или иных ощущений в связи с определенной эмоцией в экспериментальной и контрольной группах получено одно статистически значимое различие. Испытуемые экспериментальной группы чаще (х2 = 5; р = 0,03), чем в контрольной, давали ответы, связанные с прекращением вдыхания (остановка и уменьшение глубины дыхания) в отношении запаха, вызвавшего эмоцию отвращения.
Таблица 3
Ощущения, которые значимо чаще упоминаются вместе с наиболее частыми эмоциями эмоционально реагирующими испытуемыми по сравнению с количеством упоминаний этих же ощущений неэмоциональными испытуемыми
Эмоция Ощущение Значение х2 и стат. значимость
Отвращение Радость / удовольствие Тревога Удивление Намек на тошноту Приятные ощущения Намек на тошноту Уменьшение глубины дыхания X2 = 8,2; р = 0,004 X2 = 12,4; р < 0,0004 X2 = 4,5; р = 0,03 X2 = 3,5; р = 0,0616
При сравнении интерпретаций запахов в экспериментальной группе с пробами контрольной группы выявлены существенные различия по количеству ощущений, сопряженных с отсутствием эмоций, между «ингалятором» и всеми пробами контрольной группы. Сравнивалась каждая интерпретация с каждой из проб по соотношению соответствующих им эмоций и ощущений. Получилось, что «ингалятор» сопровождается значительно большим количеством ощущений, чем каждая из проб в контрольной группе, для всех сравнений р < 0,01. То есть эта интерпретация запаха влечет увеличение количества упоминаний разных ощущений, но не увеличение количества эмоциональных реакций на запах. В случае «газа» количество упоминаемых ощущений в экспериментальной группе повысилось соответственно с количеством упоминаемых эмоций.
В отношении запаха, интерпретированного как газ, испытуемые намного чаще сообщали о наличии у них определенных ощущений (х2 = 5,2; р = 0,02), связанных с запахом, чем в отношении «ингалятора». С содержанием ощущений, соответствующих каждой интерпретации запаха, можно ознакомиться в табл. 4. По отчетам о наличии / отсутствии ощущений разные пробы внутри экспериментальной и контрольной групп не различаются.
Таблица 4
Ощущения, значимо чаще встречающиеся в экспериментальной группе в связи с каждой из интерпретаций источника запаха17
Интерпретация Ощущение Значение х2 и стат. значимость
«Газ» «Ингалятор» Намек на тошноту Желание откашляться Заставил встрепенуться х2 = 24,4; р < 0,001 х2 = 5; р = 0,03 х2 = 4; р = 0,046
Обсуждение результатов
Итак, экспериментальная группа продемонстрировала намного меньшее количество эмоциональных отчетов, но в ней возрастает количество упоминаний разнообразных субъективных физиологических ощущений. В контрольной же группе меньшее количество упомянутых ощущений чаще сопряжено с той или иной эмоцией.
Инструкция понизила количество эмоциональных откликов и повысила количество самоотчетов о наличии разнообразных ощущений. С точки зрения теории Шехтера такой вариант возможен, если ощущения приписываются неэмоциогенному источнику, например, если человек осознает, что дрожит не от страха, а от холода. В этом случае физиологическое состояние объясняется не эмоциональными причинами. Видимо, инструкция, вместо того чтобы спровоцировать повышение количества эмоциональных оценок запахов, привела к противоположному эффекту: дала возможность испытуемым экспериментальной группы приписать свои ощущения не внутреннему состоянию (эмоции), а источнику запаха, якобы воздействующего извне на органы ощущений, что проявилось в описанных различиях между группами.
При этом разные источники оказали различающийся эффект на экспериментальную группу. Если интерпретация «ингалятор» привела к повышению количества упоминаемых ощущений и понижению количества упоминаемых эмоций по сравнению с количеством ощущений и эмоций, сопровождающих разные пробы в контрольной группе, то интерпретация «слезоточивый газ» привела к повышению только количества упоминаемых ощущений, а
количество эмоциональных откликов на соответствующим образом интерпретируемый стимул осталось таким же высоким, как в контрольной группе.
При этом важно, что под действием инструкции в случае «слезоточивого газа» в экспериментальной группе статистически значимо возросло количество ощущений, связанных с прекращением поглощения запаха. Это значит, что в данном случае инструкция выполнила свою функцию: испытуемые оценили источник запаха эмоционально и продемонстрировали соответствующую защитную реакцию - увеличение упоминания ощущений, связанных с прекращением поглощения запаха. Если учитывать, что контрольная и экспериментальная группы получали одинаковую стимуляцию, этот результат можно интерпретировать как аргумент в пользу идеи о том, что возникновение определенной эмоции активизирует обнаружение испытуемыми соответствующих ей ощущений.
Возможно, разница в эффекте инструкции, связанном с разными источниками запахов, объясняется тем, что «слезоточивый газ» - единственная интерпретация, объясняющая появление не только ощущений, но и эмоций. Представление о полезном («ингалятор») не всегда оценивается эмоционально, особенно когда речь идет о медицинских средствах. Полезное - не всегда приятное, но и ничего особенно неприятного в данном случае тоже нет. Только интерпретация «слезоточивый газ» дает испытуемым и подходящую когнитивную оценку, и подходящее объяснение для появления ощущений.
Еще одно объяснение может состоять в том, что и опасность, и польза - цели, связанные с биологическими потребностями, однако психологически они не равны, что отражается в разном типе действий, направленных на опасные и полезные объекты, и ощущений, их сопровождающих. Игнорирование ощущения опасности может привести к ухудшению положения организма. Игнорирование ощущений, свидетельствующих о полезности объекта, не приведет к такому ухудшению, а только к потере возможных преимуществ, предоставляемых полезным объектом. В таком случае представление о пользе может быть не менее эмоциогенным, но слабее проявляющимся в эмоциях и ощущениях.
Если принять первое объяснение, результаты распределены так, как предполагает теория Шехтера: когда наличествует повод для физиологических изменений и для переживания (оценка стимула как источника этих изменений), эмоция возникает («слезоточивый газ»). Когда источник ощущений опознавался как не эмоциогенный («ингалятор»), количество ощущений в сравнении со всеми пробами
контрольной группы выросло в значительной степени, а количество эмоциональных откликов снизилось. О том же свидетельствует и доминирование в обеих группах совместной встречаемости / отсутствия эмоций и физиологических ощущений над количеством упоминаний эмоций без ощущений и ощущений без эмоций.
Однако в данном исследовании варьируемым воздействующим фактором была когнитивная оценка запаха, а воздействие запахов для всех испытуемых было одинаковым. Следовательно, увеличение количества эмоциональных откликов обеспечивалось воздействием не двух факторов, а одного - когнитивной оценки стимула. Увеличение количества ощущений в эмоционально отреагировавшей на запахи части выборки по сравнению с неэмоциональной не может быть объяснено разницей в ощущениях, вызываемых запахами. Значит, увеличение количества ощущений было спровоцировано одним только эмоциональным отношением к запаху и является аргументом в пользу идеи С. Валинса.
О том же свидетельствуют различия экспериментальной и контрольной групп по самоотчетам о физиологических ощущениях от запахов. Если сопоставить упоминаемые физические ощущения с эмоциями, вызываемыми тем же запахом, то выявляется только одно различие: в опытной группе вместе с эмоцией отвращения чаще упоминаются типические для этой нее ощущения, связанные с прекращением «поглощения» неприятного запаха. Увеличение количества упоминаемых физиологических ощущений в случае «слезоточивого газа» обусловлено провоцируемой инструкцией оценкой стимула. То есть отвращение, имеющее в своей основе представление о конкретном источнике, ведет к более частому прекращению восприятия отвратительного стимула. Отвращение, основанное только на неприятии стимула без представления об источнике воздействия (в контрольной группе), приводит к возникновению или осознанию таких ощущений значительно реже.
Если учесть, что стимулы в опытной и контрольной группе были одними и теми же и что по совокупности всех ощущений, связанных только с отвращением, особых различий между контрольной и опытной группами нет, значит, объективно одно и то же отношение в случае отвращения, подкрепленного инструкцией о наличии среди проб запаха слезоточивого газа, чаще упоминались как желание прекратить вдыхать этот запах, а в случае отвращения, не подкрепленного таким знанием, интерпретировалось как какие-то другие ощущения.
Похожим образом, но чуть сложнее обстоит дело с ощущениями, вызываемыми пробой № 3, связанными с эмоцией радости. Обе
группы - опытная и контрольная - устойчиво связывали эту пробу с возникновением у них определенных ощущений. На этом основании данные по этой пробе были исключены при интерпретации основных результатов. Однако мы можем упомянуть о ней в качестве дополнительного результата в скобках.
После разделения всей выборки по признаку эмоциональной окрашенности или отсутствию эмоций, связанных с данным запахом, оказывается, что эмоционально реагирующие испытуемые более часто связывали запах № 3 с возникновением приятных ощущений. То есть большинство эмоционально отреагировавших на данный запах испытуемых, и получивших, и не получивших инструкцию о его источнике, чаще сообщали о наличии приятных ощущений, чувства расслабления и увеличении глубины дыхания, чем испытуемые, не испытывавшие соответствующих эмоций, даже интерпретировавшие этот запах как запах промышленной отдушки. Это значит, что даже если запах устойчиво связывался у испытуемых с какими-то ощущениями, то и в этом случае эмоциональное восприятие этого запаха основано на большем количестве упоминаемых в связи с ним ощущений, а неэмоциональное -с меньшим. Другими словами, эмоционально отреагировавшие испытуемые чаще упоминают те же самые ощущения по сравнению с неэмоциональными испытуемыми, что тоже является аргументом в пользу идеи С. Валинса.
Перечисленным эффектам можно было бы дать другое объяснение. Возможно, наши испытуемые просто «сотрудничали» с экспериментатором, указывая те ощущения, которые, по их предположениям, экспериментатор хотел получить в этом случае. Чтобы исключить такую возможность, результаты, полученные по пробе № 3, не учитывались при проверке основных гипотез исследования.
Однако если бы дело было в «сотрудничестве» с экспериментатором, то, наверное, обе группы «сотрудничали» бы примерно в равной мере и количество упомянутых в них ощущений было бы примерно одинаковым. На самом деле члены экспериментальной группы упомянули статистически больше ощущений, чем представители контрольной группы. Возможно, такую неравномерность можно объяснить тем, что испытуемым контрольной группы было труднее «сотрудничать», так как у них не было инструкции, подсказывающей, какого рода ощущения экспериментатор хочет увидеть зафиксированными в протоколе. Если предполагать, что испытуемые «сотрудничали», то нужно признать, что охотнее это делали испытуемые, оценившие запахи эмоционально, так как они упомянули статистически больше ощущений. Однако больше эмо-
циональных испытуемых оказалось как раз в группе, не получившей упрощающую «сотрудничество» инструкцию.
К тому же если испытуемым экспериментальной группы действительно было проще «сотрудничать», то почему различия между экспериментальной и контрольной группами достигают статистической значимости только в отношении одного вида ощущений, связанных с прекращением вдыхания определенного запаха, который в экспериментальной группе интерпретировался как слезоточивый газ? Если испытуемые действительно указывали в протоколах те ощущения, которые, по их мнению, хотел получить экспериментатор, то почему значимые различия возникли только в отношении одного этого ощущения, хотя в списке их было 25, подобранных с таким расчетом, чтобы они не менее правдоподобно подходили к предложенным экспериментальной группе «источникам» запахов18.
Аналогичные соображения можно высказать и в отношении самоотчетов об эмоциях. Если предположить, что испытуемые в угоду экспериментатору называли какие-то эмоции, то непонятно, почему таких испытуемых было значительно больше в контрольной группе, чем в экспериментальной. Тем более что представители контрольной группы не получили инструкции, которая могла бы подсказать им, какие эмоции рассчитывал получить экспериментатор. На основании всех названных аргументов мы склоняемся к тому, чтобы доверять полученным результатам и не считать их артефактом исследования.
Другим критическим моментом, помимо приведенного выше альтернативного объяснения результатов исследования и их интерпретации, может быть тот факт, что в данном исследовании не удалось установить однозначных соответствий между модальностью эмоции (радость, отвращение, удивление, тревога) и содержанием ощущений. Эмоционально реагирующие испытуемые чаще приписывают эмоциям определенной модальности ряд специфических ощущений (см. табл. 3). Однако эти различия не позволяют установить набор специфических для каждой эмоции ощущений, устойчиво отличающих одну эмоцию от другой.
Однако если эмоциональное отношение является причиной учащения упоминания определенных ощущений, то это еще не значит, что определенное эмоциональное отношение должно быть связано с более или менее строго ограниченным набором ощущений. Вполне возможно, что существует набор ощущений, диктуемый культурными стереотипами, который однозначно связан с определенными эмоциями, но скорее всего этот набор очень ограничен.
В нашем исследовании выявилось только одно такое ощущение, увеличение частоты упоминаний которого было связано с эмоцией отвращения и учащалось под действием инструкции. Но намного шире может быть ряд ощущений, характерных для целого класса эмоций, таких как стенические и астенические, положительные и отрицательные. Будучи связанными с группой эмоций, они могут появляться в большем круге ситуаций, и, возможно, именно их обнаружение провоцируется эмоциональным отношением к объекту и подкрепляет это отношение.
В целом полученные результаты свидетельствуют о том, что по крайней мере в некоторых ситуациях, воздействие которых на человека не вызывает однозначно интерпретируемых ощущений, переживание эмоций сопряжено не с реальными физиологическими изменениями, отражаемыми в ощущениях, а с представлением о таких изменениях. Это представление может расходиться с действительностью как в самом факте наличия действительных физиологических изменений в организме переживающего, так и в содержании этих физиологических изменений, отражаемом в осознаваемых человеком реальных или ложных ощущениях.
Нужно отметить, что само по себе представление об ощущении в житейском языке весьма размыто. Например, категория «приятные ощущения» была добавлена в наш список ощущений вследствие частого вписывания ее испытуемыми в свободную графу. Однако что это за «приятные ощущения» и стоят ли за ними какие-нибудь объективные вызывающие его физиологические изменения, остается непонятным. Поскольку испытуемые затруднялись охарактеризовать эти ощущения более точно, напрашивается вывод, что нет. Возможно, из такого отношения к понятию «ощущение» можно заключить, что большинство людей действительно, как и отмечал С. Валинс, не склонны прислушиваться к своим телесным состояниям, данным в ощущениях, а склонны «додумывать» их, интерпретируя воздействия воспринимаемых стимулов.
Примечания
Schachter S. The interaction of cognitive and physiological determinants of emotional state // Advances in experimental social psychology / L. Berkowitz (ed.). N. Y.: Academic Press, 1964. Vol. 1. P. 49-80.
Valins S. Cognitive effects of false heart-rate feedback // Journal of Personality and Social Psychology. 1966. Vol. 4. P. 400-408; Chwalisz K, Diener E, Gallagher D.
Autonomic arousal feedback and emotion experience: Evidence from the spinal cord injured // Journal of Personality and Social Psychology. 1988. Vol. 54. P. 820-828; BermondB, Nieuwenhuyse B., Fasotti L., Schuerman J. Spinal cord lesions, peripheral feedback, and intensities of emotional feelings // Cognition and Emotion. 1991. Vol. 5. P. 201-220; Erdmann G. Angstbeeinflussung durch vegetativ werksame Pharmaka // Angst und Psychopharmaka / W. Janke, P. Netter, D.M. Vaitl (hg.). Stuttgart: Kohlhammer, 1986. S. 151-168; Reisenzein R. The Schachter theory of emotion: Two decades later // Psychological Bulletin. 1983. Vol. 94. P. 239-264. Reisenzein R. Op. cit; Idem. Kausalattribution und Emotion // Alattributionstheorie. Grundlagen und Anwendungen / F. Försteling, I. Steinsmeier-Pelster (eds.). Göttingen: Hogrefe, 1994. S. 123-161.
Одна и та же девушка останавливала мужчин на середине одного из двух мостов и, представившись исследователем, просила ответить на несколько вопросов. Первый мост был стационарным, второй - висячим, переходить через который было, хотя и безопасно, но страшно. В конце разговора девушка давала испытуемым телефон, по которому они могли позвонить ей и узнать о результатах исследования. Испытуемые, познакомившиеся с девушкой в тревожной ситуации, звонили значительно чаще. Интерпретация состоит в том, что они неверно приписывали свое возбуждение симпатии к девушке. См.: Dutton D., Aron A. Some evidence for heightened sexual attraction under conditions of high anxiety // Journal of Personality and Social Psychology. 1974. Vol. 30. P. 510-517. Ross J., Rodin J., Zimbardo P.G. Toward an attribution therapie: The reduction of fear through induced cognitive-emotional misattribution // Journal of Personality and Social Psychology. 1969. Vol. 12. P. 278-288.
Clark D.M. A cognitive approach to panic // Behavior Research and Therapy. 1986. Vol. 24. P. 461-470; Idem. A cognitive model of panic attacks // Panic. Psychological perspectives / S. Rachman, J.D. Maser (eds.). Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1988. P. 71-89; Ehlers A., Margraf J. The psychophysiological model of panic attacks // Fresh perspectives on anxiety disorders / P.M.G. Emmelrampf, W.T.A.M. Everaerd, F.M. Kraaimaat, M.J.M. van Son (eds.). Amsterdam: Swets & Zeitlinger, 1989. P. 1-29. Litbhart E.H. Attributionstherapie. Beeinflussung herzneurotischer Beschwerden durch Externalisierung kausaler Zuschreibungtn // Zeitschrift für Klinische Psychologie. 1974. Bd. 3. S. 71-94; Olson J.M. Missatribution, preparatory information, and speech anxiety // Journal of Personality and Social Psychology 1988. Vol. 54. P. 758-767; Rodin J. Menstruation, reattribution, and competence // Journal of Personality and Social Psychology. 1976. Vol. 33. P. 345-353. Еще У. Джемс писал о существовании эмоций, не сопровождаемых ощущением телесных изменений, которые тем не менее остаются эмоциями. Джемс назвал их чистыми эмоциями.
Chwalisz K., Diener E., Gallagher D. Op. cit.; Bermond B., Nieuwenhuyse B., Fasotti L., Schuerman J. Op. cit.; Erdmann G. Op. cit.; Reisenzein R. The Schachter theory of emotion.
3
4
5
6
7
8
10 Maslach C. Negative emotional biasing of unexplained arousal // Journal of Personality and Social Psychology. 1979. Vol. 37. P. 953-969; Marshall G.D., Zimbardo P.G. Affective consequences of inadequately explained physiological arousal // Journal of Personality and Social Psychology. 1979. Vol. 37. P. 970-988.
11 Marshall G.D., Zimbardo P.G. Op. cit.
12 Valins S. Op. cit.
13 Meyer W.-U., Schützwohl A., Reisenzein R. Einführung in die Emotionspsyhologie. Bern, 2003. Bd. 1.
14 Schachter S. Op. cit. См. также: Бреслав Г.М. Психология эмоций. М.: Смысл, 2004.
15 Проба № 3 была исключена из анализа, т. е. все результаты сравнений ее с другими пробами не учитывались. Данные по ней, приведенные в табл. 2, сохранены, так как не являются результатом сравнения и свидетельствуют об устойчивой связи между этим запахом и эмоцией радости, существенной в свете проблемы, рассматриваемой в данной статье.
16 Данный результат не достигает уровня статистической значимости, но включен в список как тенденция.
17 Расчет производился следующим образом: подсчитывалось количество упоминаний каждого ощущения, сопровождавшего каждую интерпретацию запаха, и сравнивалось с частотой упоминания этого же ощущения с двумя другими интерпретациями. В таблице представлены только те ощущения, которые значимо чаще сопровождают одну из интерпретаций, чем две другие вместе.
18 Например, для «слезоточивого газа» ощущения «возмущение в животе», «сухость во рту или в горле», «заставил слегка слезиться глаза», «желание откашляться», «запершило в горле», были не менее подходящими.
