CC BY
19
ОРИГИНАЛЬНОСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОСМЫСЛЕНИЯ ОБРАЗА С. ЭРЬЗИ В СТИХАХ МОРДОВСКИХ ПОЭТОВ
Т. М. КАЗАНЦЕВА,
сотрудник Межрегионального научного центра финно-угроведения ФГБОУ ВПО «МГУ им. Н. П. Огарёва» (г. Саранск, РФ)
В статье рассматриваются поэтические произведения мордовских писателей, посвященные знаменитому скульптору Степану Эрьзе. Предпринимается попытка объективной оценки ранее не анализировавшихся работ по этой тематике, выявляются общие закономерности в восприятии феномена Эрьзи его земляками.
• мордовская поэзия; творческое наследие С. Д. Эрьзи; авторское восприятие; национальное самосознание
В условиях возрастающей урбанизации в современном обществе стремительно развиваются процессы унификации, слияния культур, поэтому все острее встает вопрос о сохранении и развитии традиционных культур. Именно осознание своей национальной принадлежности, приобщение к культуре и традициям своего народа помогают человеку идентифицировать себя в поликультурном пространстве России. По наблюдениям исследователей, в последние годы в Мордовии возрос интерес к национальному искусству, истории, к приобретению знаний о материальной и духовной культуре, о предках и современниках, о прославленных земляках. Богатым источником этой информации является литература.
Литературное наследие, посвященное Степану Дмитриевичу Нефедову, включающее в себя более 1 500 наименований, дает нам возможность больше узнать о скульпторе с мировым именем, получившем всемирную известность под псевдонимом Эрьзя. Мастер пластического искусства своим творчеством вдохновлял писателей и поэтов разных национальностей, однако вполне закономерно, что значительная часть этого литературного наследия (свыше 200 произведений, написанных за полувековой период) принадлежит перу его земляков. © Казанцева Т. М., 2012
Среди поэтических произведений о скульпторе самым объемным на сегодняшний день выступает сказание И. Шумилкина «Степан Эрьзя» [8], жанровую форму которого сам автор определил как поэтический очерк. Позже редакционная коллегия журнала, издавшего произведение, переименовала его в сказание, что, на наш взгляд, больше соответствует действительности. С жанром сказания его роднят поэтическая форма повествования, реальные исторические лица и события, оригинальный фольклорный стиль изложения [7, 355]: «Митя Нефедовонь Маря низэ / Чачсь цера эй-какш... / Митят-Марят / Пек уцяскав ломанекс пряст марясть» [8, 26] («Жена Мити Нефедова Мария / Родила сына. / Мария с Митей / Были очень счастливы» -здесь и далее перевод наш - Т. К).
В числе несомненных достоинств произведения отметим хорошую технику стиха и умелое владение эрзянским языком, что проявляется в использовании легких для восприятия лексических конструкций. К сожалению, это преимущество не выдержано писателем в полной мере, так как выразительные средства языка, фигуры поэтической речи представлены весьма однопланово. К недостаткам отнесем и отсутствие личностного осмысления автором судьбы и
творчества главного героя, образной системы в целом. Очевидно, по этой причине образы героев сказания получились трафаретными. Повествование не несет читателю новой информации, не запоминается яркими образами и событиями. В сущности, сказание «Степан Эрьзя» представляет собой поэтический пересказ биографического очерка К. Г. Абрамова «Степан Дмитриевич Эрьзя».
Литературное наследие, посвященное Степану Дмитриевичу Нефедову, включающее в себя более 1 500 наименований, дает нам возможность больше узнать о скульпторе с мировым именем, получившем всемирную известность под псевдонимом Эрьзя. Мастер пластического искусства своим творчеством вдохновлял писателей и поэтов разных национальностей, однако вполне закономерно, что значительная часть этого литературного наследия (свыше 200 произведений, написанных за полувековой период) принадлежит перу его земляков.
Творчеству скульптора посвящено также два венка сонетов - «Пусмо» («Букет») Д. Надькина и «Ине Эрьзянень пшкаде-ма» («Обращение к великому Эрьзе») И. Калинкина.
Д. Надькин больше известен в республике как ученый-филолог и общественный деятель, нежели поэт. В своих стихах он обращается к биографии Эрь-зи. Талант, подчеркивает автор, - это огромный труд и тяжелая ноша, которая не каждому по силам. Восхищение гениальностью художника поэт подкрепляет реальной картиной его исканий и мучений в осуществлении нелегкого призвания: «Яла маштнети, майси, сюдозь прок -/ Сиземань апак маря сон роботась...» [3, 28] («Все бунтует, страдает, словно проклятый - / Без устали он работает»).
Одна из сильных в художественном плане сторон венка сонетов Д. Надьки-на - образ лирического персонажа. Про-
шедший путь от нищеты и невежества до мировых вершин признания, герой вызывает у читателя чувство уважения за талант, трудолюбие, упорство. Автор представляет читателю Эрьзю как хранителя самобытности и лучших качеств своего народа, не побоявшегося взять его имя в качестве псевдонима и не отрекшегося от него, став знаменитым на весь мир: «Сэдтнень-сюлмавкстнэнь кармавтызь пултамс, / Но вейкесь эйстэдест ванстовсь Степанень: / Эрзякс сон кадовсь куломан-зо самс» [6, 32] («Мосты - связующие нити заставили сжечь, / Но один из них удалось сохранить Степану: / Эрзянином он остался до последних дней»).
В данном произведении превалирует национально-нравственная проблематика, остро ставится вопрос об утрате чувства национального долга и самосознания многими представителями мордовского этноса. Эрьзя, по мнению поэта, стал исключением из этого ряда, чем снискал глубочайшее уважение. Подобной точки зрения придерживаются многие поэты - представители эрзянской национальности. Особенно часто образ Эрьзи представляется «эталонным» в период всплеска национального самосознания в обществе.
Д. Надькин пытается привлечь внимание современников к несправедливости по отношению к прославленному Эрьзе, допущенной его земляками: «Совадояк Сычковонь галереяс / (Мекс аволь Эрь-зянь? Кие соды мекс?)» [6, 33] («Зайдите-ка в галерею Сычкова / (Почему не Эрьзи? / Кто знает, почему?»). Вполне возможно, что попытка оказалась успешной. По крайней мере, к 100-летию со дня рождения скульптора галерею переименовали.
Поэту удалось в целом достаточно ярко представить образ своего героя. В анализируемом венке сонетов он использовал практически все многообразие языковых средств и фигур поэтической речи. Метафоры («Кодамо кантни мештесэнзэ тол» -«Какой в груди носит огонь»), метонимии («Митрей тетянзо лацить пазень понкст» -«Примеряли отцовские посконные штаны»), сравнения («сельмест, прок вакант,
тетькезь» - «глаза, как плошки, вытаращены»), эпитеты («пси эрямо» - «горячая жизнь», «емазь велесэ» - «в пропавшем селе»), гиперболы («Пандонь сталмосо теевсь друк фрезась» - «Тяжелой, как гора, стала вдруг фреза») помогают автору передать всю полноту чувств, делают речь более эмоциональной.
Фигуры поэтической речи представлены повтором («Степан Эрьзя а янкси, тунь а янкси» - «Степан Эрьзя не кается, ничуть не кается»), риторическим вопросом («Мезе янксемс? Янксемась - стяконь тев» -«Что каяться? Каяться - пустое дело»), риторическим восклицанием («Ды алкук-скак, Эрьзя ламос кенерсь!» - «И верно, во многом Эрьзя преуспел!»), бессоюзием («Ратор - Москов - Венеция - ды Ницца, Россия - Аргентина - СССР» - «Алатырь -Москва - Венеция - и Ницца, Россия -Аргентина - СССР»). В представленном обширном списке следует отметить градацию («Сон рунгтнень, мештнень, кед-тнень тосояк / Сюворинзе, лепштнинзе, вадяшинзе» - «Тела, груди, руки он и там / Мял, лепил, гладил»), которая придает произведению особую экспрессию. Использование обилия речевых средств позволило автору всесторонне раскрыть образ Мастера - достойного представителя эрзянского народа. Скульптор выполнил долг перед самим собой, посвятив жизнь великому предназначению - творить прекрасное, и долг перед народом, именем которого назвался, сохранив связь с Родиной через время и расстояние.
Вместе с тем необходимо отметить недостаточное внимание поэта к осмыслению и интерпретации творчества выдающегося скульптора. Д. Надькин рассматривает творчество лишь как процесс, не прибегая к анализу бесценных результатов этого труда. Произносимые им слова восхищения, на наш взгляд, не раскрывают все многообразие творений великого Эрьзи. Кроме того, анализируемый венок сонетов не соответствует классическим канонам: состоит из четырнадцати, а не из пятнадцати сонетов; магистральный сонет расположен в начале, а не в конце; четырнадцать сонетов первы-
ми строками повторяют магистральный, но не образуют «гирлянду», в которой первый стих каждого повторяет последний стих предыдущего. С этой точки зрения произведение явно недоработано.
В венке сонетов И. Калинкина главный акцент сделан на осмыслении личности скульптора, выражении авторского восприятия, определении роли Степана Эрьзи и его богатого творческого наследия в воспитании молодого поколения его земляков.
Несколько иного плана венок сонетов И. Калинкина. В нем главный акцент сделан на осмыслении личности скульптора, выражении авторского восприятия, определении роли Степана Эрьзи и его богатого творческого наследия в воспитании молодого поколения его земляков. Произведение построено в форме обращения лирического героя к знаменитому земляку. С первой до последней строчки прослеживается тема патриотизма, преемственности поколений, восхищения и гордости за своих соотечественников. «Ансяк нурька шка муят, - / Сти Россиясь икелеть, прок ават» [4, 18] («Чуть призадумаешься - / Встает Россия пред тобой, как мать»).
Проблематика произведения социокультурная. Автор показал, как на фоне трагических событий в истории России во время Великой Отечественной войны вдалеке от родины всей душой болеет за нее стареющий Мастер, не имеющий возможности вернуться, но не равнодушный и не безразличный к ее судьбе: «Виень пелькс ломатненень явить, / Толонь пачк эске-лить мартост вейсэ, / Оймень псисэ душ-манонть чавить» [4, 18] («Частицу своей силы людям ты отдал, / Сквозь огонь ты вместе с ними прошагал, / Душевным жаром врага убивал»).
Уже первые строки показывают, как высоко оценивает поэт творчество Эрьзи. Для И. Калинкина оно - источник вдох-
новения, а сам Степан Эрьзя - пример для подражания. Выразить свои чувства и свое отношение ему помогают используемые метафоры («Тонь лемесь, Эрьзя, кеняркссо эжди» - «Твое имя, Эрьзя, радостью согревает»; «Бутрав човсо Рато-рось лакась» - «Мутной пеной Алатырь кипел») и сравнения («Сти Россиясь ике-леть, прок ават» - «Встает Россия пред тобой, как мать»; «Шержей пандокс Моисей монь ваксс» - «Седой горой Моисей встает рядом»). В эпитетах очень часто встречаются прилагательные ине (великий) и виев (сильный) в разных сочетаниях по отношению и к Родине, и к знаменитому земляку. Это доказывает глубокий патриотизм автора, безграничное уважение и гордость по отношению к своему народу: «Ине вийть» («Великие силы»), «А онк-ставикс вий» («Неизмеримая сила») и др.
К теме Аргентины в жизни Эрьзи литераторы обращались очень часто: А. Малькин в стихотворении «На чужбине», И. Прончатов в «Возвращении», А. Тяпаев в произведении «Эрьзянь скульптуранза» («Скульптуры Эрьзи»), В. Гадаев в поэме «Призвание и деньги». Аргентинский период жизни скульптора рассматривается поэтами как годы страданий и мук, прожитых в тоске по родине.
Из фигур поэтической речи поэт использует только градацию, употребляя ее для усиления выражаемых чувств: «Пак-сяв тейтерь-аванзо якасть, / Топавтсть эсест, топавтсть церань тевтнень» («Женщины ходили в поле, / Делали свои и мужские дела»).
Анализируемый венок сонетов тоже не вполне соответствует классическим канонам. В каждом последующем сонете поэт повторяет последнюю строку предыдущего, образуя необходимую «гирлянду», однако, нет пятнадцатого, магистрального, сонета, без которого произведение лишено основного смыслового ядра.
Так же, как и Д. Надькин, И. Калинкин прибегает к силлабической системе сти-
хосложения, однако в отличие от первого автора чередование 9- и 10-сложников делает сонеты легкими для восприятия.
Таким образом, авторы сонетов представили читателям собственную оценку личности и творчества знаменитого земляка. Их восприятие феномена Эрьзи не может оставить читателя равнодушным. Поэты Д. Надькин и И. Калинкин реализовали основной замысел - вызвать интерес читателя к великому Мастеру.
Степану Эрьзе посвящен ряд поэм мордовских авторов, и среди них - «Тысяча строк об Эрьзе» Виталия Юшкина [9], опубликованная в 1985 г. На наш взгляд, это наиболее удачная поэма о скульпторе. Произведение отличает оригинальное композиционное решение: умелое сочетание воспоминаний автора, философских размышлений на тему таланта и самореализации гениальных людей, краткого биографического экскурса в жизненные перипетии Эрьзи.
Еще одним достоинством произведения является богатство художественно-выразительных средств. Практически все разнообразие фигур поэтической речи использовано автором - градация, многосоюзие, бессоюзие, риторическое восклицание и др. Для образного воспроизведения действительности В. Юшкин совместил в поэме различные лексические пласты - просторечную лексику: «кастраты», «встречен батей», индивидуально-авторские слова: «мир перепонять», «Марьванна», «взорлил Степан», «не изДЕРЗАЛИ женщины его», архаизмы: «есмь-как есмь». Все это помогает читателю по-новому взглянуть на творчество Эрьзи, постичь его талант. «Тысяча строк об Эрьзе» читается на одном дыхании.
Отметим, что поэме предшествовало стихотворение «Эрьзя» [10], написанное за десятилетие до этого к 100-летнему юбилею Мастера. Стихотворение полностью вошло в поэму и при этом практически не переделано поэтом, за исключением одной фразы: «Твои грехи поняв, тебя приемлю» [10, 219] - в стихотворении, в поэме изменившейся на «Не все в тебе поняв, тебя приемлю» [9, 100]. Не-
существенная, на первый взгляд, разница в тексте демонстрирует кардинальную перемену, произошедшую в общественном мнении об Эрьзе. «Прощение грехов» стало возможным в результате некоторого послабления политики по отношению к Западу в 1970-х гг. (под словом «грехи» подразумевается затянувшаяся на 23 года поездка С. Д. Нефедова в Аргентину).
П. Бардин в стихотворении «Эрьзя» мудро отметил, что объективную оценку Эрьзе и его поступкам сможет дать только время: «Паряк кой-мезе ды кой-кинень / А тукшны мельс, - тень невтьсы шкась...» [1, 119] («Может быть, что-то и кому-то не по нраву - это покажет время»).
К теме Аргентины в жизни Эрьзи литераторы обращались очень часто: А. Маль-кин в стихотворении «На чужбине», И. Прончатов в «Возвращении», А. Тяпаев в произведении «Эрьзянь скульптуранза» («Скульптуры Эрьзи»), В. Гадаев в поэме «Призвание и деньги». Аргентинский период жизни скульптора рассматривается поэтами как годы страданий и мук, прожитых в тоске по родине. Многие авторы несколько гиперболизируют этот факт, однако в целом передают его исторически достоверно. И каждый из них по-своему старается «оправдать» Мастера. Например, В. Гадаев акцентирует внимание читателя на известном факте из биографии скульптора - отказе от огромной суммы денег, предложенной американским миллионером за скульптуру «Моисей». Автор тем самым подчеркивает, что для Эрьзи суть творчества заключалась в реализации своего таланта и призвания и не сочеталась с меркантильностью: «Что деньги мастеру, когда / Он равнодушен к жизни сладкой» [2, 85] .
Годы, прожитые в Аргентине, - необходимая и вместе с тем вынужденная мера во благо творчеству, а творчество в конечном счете - во благо Родине. Это - основная идея, которую пытаются донести до сознания читателей поэты.
В небольшом стихотворении «Степан Эрьзя марто кортнема» («Разговор со Степаном Эрьзей») [9] известная эрзянская поэтесса Маризь Кемаль заостряет вни-
мание читателя на проблеме снижения национального самосознания, постепенной утраты культурного наследия и неизбежного вымирания эрзянской нации как этнокультурной единицы.
«Эрьзя жив», - утверждает Маризь Кемаль, и жив потому, что живо его творческое наследие, являющееся отражением богатейшей культуры эрзянского народа, неповторимого национального колорита, тысячелетней истории.
В произведении удачно совмещаются две темы, раскрываемые через противопоставленные друг другу красноречивые символы. С одной стороны, это картина старого кладбища, символизирующая вымирание нации. По мнению автора, народ, не сохранивший свой культурный стержень - язык и традиции, обречен. В качестве другого символа выступает образ Степана Эрьзи. В его уста поэтесса вкладывает обращение ко всему эрзянскому народу с вопросами о дальнейшей судьбе нации.
«Эрьзя жив», - утверждает Маризь Ке-маль, и жив потому, что живо его творческое наследие, являющееся отражением богатейшей культуры эрзянского народа, неповторимого национального колорита, тысячелетней истории.
«Великий старец!» - обращается лирическая героиня к скульптору, и он представляется читателю мудрецом, старейшиной, хранителем рода. Эрьзя, по признанию поэтессы, - тот, перед кем склоняют голову с чувством глубокого уважения и благодарности только за то, что он был в истории нашей родной земли. В этом Великом человеке - концентрация многовековой энергии эрзянского этноса, его лучших эмоциональных, волевых, интеллектуальных качеств.
С целью придания произведению национального колорита автор вводит в канву стихотворения фольклорный образ Ма-сторавы. Акцент сделан на том, что даже Земля-Матушка не может решить участь
исчезающего этноса. Его судьба - в руках самих людей.
Анализируемое произведение явилось итогом многолетних раздумий поэтессы о судьбе своего народа. Столь тревожное и пессимистичное настроение стихотворения объясняется невозможностью как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, изменить ее ход. Передаче такого рода чувств во многом способствует использование риторических вопросов: «Мекс тынь нейгак, теке чавидизь кельмсэ, / Моданть ёжова леменк ацатадо?» («Почему вы и сейчас, как побитые морозом, / Стелете имя свое по земле?»). Эмоциональный, экспрессивный порыв автора передают риторические восклицания («Эрзят! Эрзят!» - «Эрзяне! Эрзяне!»), «Зяро эрзят масторонть лангс ней кадовсть!» - «Сколько эрзян на земле теперь осталось!») и градация («Ледстнян, арсян, бажан сы шкань нееме: / Ёмить эрзятне, ваить, човорявить» -«Вспоминаю, думаю, стремлюсь увидеть будущее: / Пропадут эрзяне, сгинут, перемешаются»).
В использованных метафорах («келенк калматадо» («хороните язык»), «крест-нэ ваныть» («кресты смотрят»)), сравнениях («теке чавидизь кельмсэ» («словно морозом побитые»), «корсянят, теке сал» («горькие, как соль»)) угадывается фатальная настроенность автора. И даже картина возобновляющегося жизненного круга (весеннего пробуждения) не дает читателю надежды и не прибавляет опти-
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК -
1. Бардин, П. Я. Эрьзя : стихт // Тештень пиземе : од поэтэнь стихт. - Саранск, 1979. -С. 119.
2. Гадаев, В. А. Эрьзя: Призвание и деньги : поэма // Гадаев В. А. Праздники сердца : стихи. - Саранск, 1975. - С. 81-86.
3. Калинкин, И. А. Баеньбуе : стихи // Чили-сема. - 2007. - С. 21-34.
4. Калинкин, И. А. Ине Эрьзянень пшкадема // Сятко. - 1976. - № 6. - С. 16-20.
5. Маризь Кемаль. Ашо нармунть : стихть, ёвтамот, поэмат / Маризь Кемаль. - Саранск : Книга, 2007. - С. 47-48.
мизма: «Пургондасть чувтнэ: тундось оймест сыремтсь» [5, 47] («Распустились деревья: весна их души растопила»).
Говоря о лексических достоинствах рассматриваемого стихотворения, необходимо отметить блестящее владение Маризь Кемаль родным языком. Каждое слово в стихотворении подчинено выражению философской и национальной проблематики.
В последние годы именитые поэты своим творчеством пытаются привлечь внимание и пробудить интерес к личности знаменитого земляка у юных читателей. Так, заслуженный поэт Мордовии И. Калинкин, ранее уже обращавшийся к теме Эрьзи, в 2007 г. опубликовал небольшое стихотворение «Баеньбуе» («Баево») [3]. Поэта вдохновила тема малой родины великого Эрьзи, для которой он жив всегда: «Кудонть покш вальман-зо цитнить / Седеень эждиця валдосо. / Эзть лепамо, нейгак ютнить / Степан Эрьзянь одксчинзэ тосо...» [3] («Блестят большие окна дома / Согревающим сердце теплом. / Не угасли, и сейчас проходят / Дни юности Степана Эрьзи в нем.»).
В заключение отметим, что тема Эрь-зи в мордовской поэзии является одной из самых актуальных. Она представляется неисчерпаемой в силу величия его творческого наследия, роста национального самосознания мордовского народа, повышения внимания к вопросам культуры.
Поступила 09.06.2012
6. Надькин, Д. Т. Пусмо // Надькин Д. Т. Пинкст : кочказь произведениях - Саранск, 1993. - С. 28-34.
7. Словарь литературоведческих терминов / под ред. Л. И. Тимофеева, С. В. Тураева. -М. : Просвещение, 1974. - 500 с.
8. Шумилкин, И. Степан Эрьзя : сказание // Сятко. - 2006. - № 9. - С. 26-37.
9. Юшкин, В. А. Тысяча строк об Эрьзе : поэма // В. А. Юшкин. Мой берег : стихи и поэмы. -Саранск, 1985. - С. 66-100.
10. Юшкин, В. А. Эрьзя : стихи // Юшкин В. А. В синем и алом. - Саранск, 1976. - С. 22-23.
