Органы внутренних дел советского государства в период сталинизма в контексте Отечественной историографии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

DOI 10.23859/2587-8344-2019-3-1-2 УДК 94 (470.12).083

Коновалов Федор Яковлевич

Кандидат исторических наук, доцент, Научно-издательский центр «Древности Севера»

(Вологда, Россия) konovalov-fedor@yandex.ru

Konovalov Fedor

Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Scientific and Publishing Centre 'Antiquities of the North'

(Vologda, Russia) konovalov-fedor@yandex.ru

Секретная агентура провинциальных губернских жандармских

управлений в начале XX в. (на материалах Вологодского губернского жандармского управления)*

Secret Agency of the Provincial Gendarmerie at the Beginning

of the 20th Century (on the Materials of the Vologda Provincial Gendarme Department)

Аннотация. Эффективная деятельность политического сыска царской России в начале XX в. была невозможна без использования секретной агентуры как главного источника информации о противниках режима. Это было осознано как на уровне руководства Департамента полиции, так и органов, ведущих розыскную работу на местах, - губернских жандармских управлений (ГЖУ). В статье рассматривается деятельность Вологодского ГЖУ по созданию сети осведомителей в рядах революционных групп и ссыльных на территории губернии, оценивается количественный и качественный состав данной сети. Результатом данной работы стало почти полное пресечение всяких попыток активности в рядах противников ца-

* Для цитирования: Коновалов Ф.Я. Секретная агентура провинциальных губернских жандармских управлений в начале XX в. (на материалах Вологодского губернского жандармского управления // Historia Provinciae - Журнал региональной истории. 2019. Т. 3. № 1. С. 86-145. DOI: 10.23859/2587-8344-2019-3-1-2

For citation: Konovalov, F. Secret Agency of the Provincial Gendarmerie at the Beginning of the 20th Century (on the Materials of the Vologda Provincial Gendarme Department). Historia Provinciae - The Journal of Regional History, vol. 3, no. 1 (2019): 86-145, http:// doi.org/10.23859/2587-8344-2019-3-1-2

© Коновалов Ф.Я., 2019 © Konovalov F., 2019

ризма. Заключительная часть статьи посвящена судебному преследованию в годы советской власти бывшего секретного агента ВГЖУ Н. А. Печковского.

Ключевые слова: царская охранка, Департамент полиции, политический сыск, Вологодское губернское жандармское управление, секретная агентура.

Abstract. The effective performance of the 'domestic intelligence' in Tsarist Russia at the beginning of the 20th century was impossible without the use of secret agents as the main source of information about the opponents of the regime. This was implemented both at the managerial level of the Police Department, and at that of the authorities that conducted the investigative work locally - the provincial gendarme departments (PGD). The article discusses the activities of the Vologda PGD in creating a network of informants in the ranks of revolutionary groups and among the exiled on the territory of the province and evaluates the quantitative and qualitative composition of the said network. This resulted in almost total suppression of any attempts of activity among the ranks of the opponents of tsarism. The final part of the article is devoted to the prosecution of the former secret agent of the VPGD N.A. Pechkovskii during the years of the Soviet power.

Key words: Tsarist secret police, Police Department, political investigation, Vologda Provincial Gendarme Directorate, secret agents

Введение

В общей проблематике истории политического сыска, пожалуй, самыми широко обсуждаемыми и едва ли не основными по значимости, с точки зрения эффективности деятельности данных органов, являются вопросы, связанные с секретной агентурой. В условиях достаточно массовых нелегальных организаций начала XX века внутреннее «освещение» становится для полиции по существу главным источником получения информации. В изучении данных вопросов можно выделить два периода. Первый - с 1917 г. примерно до начала 1930-х гг. В этот период на читателя хлынула лавина публицистических работ, разоблачающих тайны деятельности органов охранки, с преобладанием сюжетов о секретной агентуре1, причем акцент делался лишь на крупных фигурах

1 См.: Агафонов В.К. Заграничная охранка. Петроград: Книга, 1918; Волков А. Петроградское охранное отделение. Пг.: Знание - сила, 1917; Жилинский В. Организация и жизнь охранного отделения во время царской власти. М.: Типография товарищества Рябушинских, 1918; Красный А. Тайны охранки. М.: Юротип, 1917; Осоргин М.А. Охранное отделение и его секреты. М.: Студенческое издательство «Грядущее», 1917; Пильский П. Охранка и провокация. Пг.: Типография «Виктория», 1917; Сватиков С.Г. Русский политический сыск за границей (по документам парижского архива заграничной агентуры департамента полиции). Ростов н/Д.: Ростово-Нахичеванский комитет трудовой народно-социалистической партии, 1918; Членов С.Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники: по данным Комиссии по обеспечению нового строя. М.: Отдел печати Московского совета Рабочих и Крестьянских Депутатов, 1919; Алексеев И.В. Вступительная статья // История одного провокатора: обвинительное заключение и материалы к процессу Е.А. Серебряковой. М.: Московский губерн-

осведомителей, таких как Азеф, Малиновский, Житомирский, Жученко и др. Затем почти на 50 лет данная тематика практически оказалась закрытой , поскольку могла породить ненужные, по мнению властей, ассоциации и вопросы, прорываясь лишь иногда отдельными работами по строго очерченным параметрам . Второй период начался в 1980-е гг., когда идеологический контроль над общественными науками начал ослабевать, а затем и вообще перестал быть определяющим при выборе историками исследовательской тематики. Первоначально, конечно, внимание историков привлекла борьба карательных органов царизма против большевистских организаций4, но затем тематика стала расширяться, а в последние два десятилетия начался переход к исследованиям деятельности региональных учреждений политического розыска, более обстоятельному рассмотрению отдельных вопросов деятельности охранных структур Российской империи5.

ский суд, 1925. С. 1-10; Николаевский Б. Конец Азефа. Л.: Госиздат, 1926; Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. М.: Издательство политкаторжан, 1930.

2 Диалог Олега Кильдюшова и Зинаиды Перегудовой // Социологическое обозрение. 2013. Т. 12. № 2. С. 45.

3 См.: Эренфельд Б.К. Дело Малиновского // Вопросы истории. 1965. № 7. С. 106-116; Ерошкин Н.П. «Россия под надзором» // Преподавание истории в школе. 1966. № 1. С. 88102; Соловьева М.Е. Царские провокаторы и дело социал-демократической фракции 2-ой Государственной Думы // Вопросы истории. 1966. № 8. С. 124-129; Карелин А.П. Русский «полицейский социализм» (зубатовщина) // Вопросы истории. 1968. № 10. С. 41-58; Троицкий Н.А. Дегаевщина // Вопросы истории. 1976. № 3. С. 18-21; Карелин А.П. Крах идеологии «полицейского социализма» в царской России // Исторические записки. Т. 92. 1973. С. 109152.

4 Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывными акциями царской охранки в 19101914 гг. // Вопросы истории КПСС. 1983. № 9. С. 59-74; Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывной агентурой царизма в период реакции (1907-1910 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1986. № 12. С. 66-70; Тютюнник Л.И. Департамент полиции в борьбе с революционным движением в России на рубеже XIX-XX веков (1880-1904 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Московский государственный историко-архивный институт, 1986.

5 См., напр.: Верой и правдой. ФСБ. Страницы истории. Ярославль: Нюанс, 2001; Доверено охранять Отечество (Из истории органов безопасности в Вологодском крае) / М.А. Без-нин (гл. ред.) и др. Вологда: Вологодский государственный педагогический университет, 2008; Рябинцев Р.В. Становление и развитие системы органов политического сыска в российской провинции в 1880-1914 гг.: на материалах Костромской губернии: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Костромской государственный университет имени Н.А. Некрасова, 2004; Дорохов В.Г. Политический сыск в Томской губернии: 1881 - февраль 1917 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кемеровский государственный университет, 2005; Гончарова Е.А. Методы политического сыска России в борьбе с революционным движением в 1904-1914 годах: на материалах Саратовской губернии. Саратов: Научная книга, 2006; Гончарова Е.А. Губернское жандармское управление: функциональные обязанности и кадровый состав. 19051917 гг. // Вестник Саратовского государственного аграрного университета. 2006. № 5. Вып. 3. С. 15-17; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи: формирование

И хотя в изучении вопросов, связанных с секретной агентурой дореволюционных органов российского политического сыска, имеются определенные успехи, тем не менее, в этом направлении еще очень многое предстоит сделать. В частности, крайне важно оценить количественные параметры секретных сотрудников, привлеченных для внутреннего наблюдения учреждениями политического сыска. Такие попытки уже делались6. З.И. Перегудова, подводя некоторые промежуточные итоги дискуссии на этот счет, оценила общее количество секретных сотрудников Департамента полиции за 1880-1917 гг. примерно в 10 тыс. человек . Эта цифра основана на списках, составленных ОГПУ в 1920-е гг. (9 777 человек) и ее собственных подсчетах, сделанных по картотекам секретных сотрудников, имеющихся в Государственном архиве Российской Федерации. Поскольку вопрос об общей численности секретной агентуры имеет принципиальное значение для оценки деятельности российского политического сыска, то, не отвергая выводы З.И. Перегудовой, считаем целесообразным проверить их подсчетами, сделанными на губернском уровне и на материалах местных архивов.

Помимо количественных данных важны также и оценки качественного состава агентов, от социального положения, общественных и политических связей которых зависел уровень и характер информации, получаемой сотрудниками полиции. К более обстоятельному изучению деятельности провинциальных жандармских управлений нас подталкивают и вопросы материального стимулирования агентуры и ее удовлетворенности уровнем оплаты, финансирования местных органов политического сыска, профессионализма во взаимоотношениях сотрудников ГЖУ с агентурой и др.

Как нам представляется, увлечение советской историографии революционной тематикой привело к некоторому перекосу в наших представлениях о си-

аппарата, анализ оперативной практики. М.: Совершенно секретно, 2001; Овченко Ю.Ф. Московская охранка на рубеже веков. 1880-1904 гг. М.: Инсофт, 2010; Страхов Л.В. Секретные расходы Воронежского губернского жандармского управления в начале XX века // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: История. Политология. Социология. 2015. № 3. С. 124-128; Пылаева Е.И. Финансовое обеспечение жандармских управлений Департаментом полиции МВД в начале XX в. (по материалам Вологодской губернии) // Вестник Московского университета. Сер. 8: История. 2013. № 2. С. 45-60.

6 Агафонов В.К. Заграничная охранка. Петроград: Книга, 1918. С. 216; Бродникова М.Н. К вопросу о методах работы политической полиции Российской империи с секретной агентурой в начале XX века // Гуманитарные и юридические исследования. Ставрополь: СевероКавказский федеральный университет, 2016. № 2. С. 39. (Иногда даже называются фантастические цифры - 40 тысяч агентов на 1878 год. См.: Головин А.Ю., Дубоносов Е.С. Провокация преступления в системе сыскной деятельности полиции (XIX - начало XX вв.) // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2013. № 4. С. 72).

7 Перегудова З.И. Политический сыск в России (1880-1917). М.: РОССПЭН, 2000. С.234-238.

лах, противостоящих царской власти. По крайней мере, после 1907 года их активность явно шла не по нарастающей. Поэтому необходимо выяснить роль органов политического сыска в этом процессе и ответить на вопрос: сумели ли они извлечь уроки из предыдущих неудач?

Наконец, необходимо обозначить еще одну важную составляющую этой темы. Подсчитывая количество агентов, рассуждая об эффективности работы царской полиции, мы оставляем в стороне человеческий фактор. Кто же он -секретный агент? Каково его человеческое лицо?

Казалось бы, судьбы таких известных деятелей политического сыска, как Азеф или Малиновский, хорошо известны . Тем не менее, историки продолжают попытки разгадать связанные с ними загадки. В последние годы особенно обострился интерес к феномену Азефа. Если в советской исторической литературе безоговорочно господствовала моральная оценка его деятельности («иуда», «предатель», «провокатор»9), то в настоящее время формируется новый подход, который можно назвать формально-юридическим. Например, Ю.Ф. Овченко считает, что не все действия внутренней агентуры можно квалифицировать как провокацию. По его мнению, провокатор - не просто полицейский агент, проникший в революционную организацию, а такой агент, который своими действиями побуждает и подстрекает революционеров (по «государственным» или «личным» причинам) к невыгодным для них действиям, с целью разоблачения и ареста10. Таким образом, Ю.Ф. Овченко считает «азефовщину»

не столь масштабной «провокацией», как это представлено в литературе .

12

Схожая позиция и у ряда других историков . Подобный подход - не что иное, как попытка взвесить «заслуги» Азефа перед полицией и перед партией социалистов-революционеров и определить, кому он помог больше: полиции, выдавая революционеров, или революционерам, являясь, по существу, главным террористом страны.

Шок от разоблачения Азефа в конце 1908 г. был столь велик, считает американская исследовательница Анна Гейфман, что «ПСР так и не смогла залечить нанесенную скандалом рану», по крайней мере, до начала Первой мировой

8 Письма Азефа. 1893-1917 / сост. Д.Б. Павлов, З.И. Перегудова. М.: Терра, 1994; Ро-зенталь И.С. Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время. М.: РОССПЭН, 1996.

9 См.: Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы: политический сыск в России. 1649-1917. СПб.: Час пик, 1992. С. 294.

10 Овченко Ю.Ф. Политический розыск - средство обеспечения безопасности российского самодержавия. 1880-1917 гг.: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 2013. С. 58.

11 Овченко Ю. Ф. Провокация на службе охранки // Новый исторический вестник. 2003. № 1(9). С. 43.

12 Тарасов М.Г., Евстратчик А.А. Е.Ф. Азеф: агент или провокатор? // Проблемы социально-экономического развития Сибири. 2017. № 3(29). С. 114-119.

13

войны . И с этим нельзя не согласиться. Что же касается влияния разоблачения Азефа на деятельность полиции, то здесь ситуация оказалась иной. Есть основания полагать, что именно после этого события началось активное наращивание полицией кадров секретной агентуры, особенно в провинции. Пример оказался заразительным. Одним из «последователей» Азефа в Вологодской губернии был Николай Александрович Печковский. Конечно, мы записываем его в последователи Азефа весьма условно, хотя считаем, что было бы интересно выявить связь между идеалами предательства и выбором жизненного пути или хотя бы определить, каким знаком - плюсом или минусом - помечены эти идеалы. Пока наша задача скромнее: осветить, насколько это возможно, биографию данного представителя провинциальной агентуры.

Основная часть

Революцию 1905-1907 гг. вологодская жандармерия встретила практически без своей агентуры. Есть некоторые противоречивые сведения, что полковник О.В. Дремлюга (возглавлял ВГЖУ в августе 1905 г. - ноябре 1906 г.) имел одного секретного сотрудника среди ссыльных, но даже если это и соответствует действительности, то наличие одного агента слишком мало для губернии, в которой постоянно находилось несколько сотен ссыльных. Его преемник полковник В.М. Ламзин (возглавлял ВГЖУ в ноябре 1906 г. - апреле 1908 г.) также очень мало занимался секретной агентурой. На запрос Департамента полиции о наличии секретной агентуры в Управлении временно исполняющий обязанности начальника Управления ротмистр Гирич 21 августа 1907 г. ответил, что «постоянных секретных агентов, если не считать некоторых лиц, доставляющих случайные сведения по розыскному делу, в Управлении не имеется»14. К тому же выводу пришла и проверка деятельности ВГЖУ, проведенная Департаментом полиции в конце 1907 г. В отчете о проверке констатировалось: «Как оказалось, никакой секретной агентуры ни у начальника местного ГЖУ, ни у местной полиции совершенно не имеется»15. Полковник Ламзин объяснил проверяющим, что, приняв Управление около года назад, он не получил от предшественника своего ни одного секретного сотрудника, и что колония ссыльных «весьма сплоченная, строго законспирированная, и заагентурить кого-либо просто невозможно»16. Ясно, что это была отговорка, за которой скрывалось неумение или нежелание работать с секретными сотрудниками.

13 Geifman A. Thou shault kill: Revolutionary terrorism in Russia. 1894-1917. Princeton: Princeton University Press, 1993. (В русском переводе: Гейфман А. Революционный террор в России. 1894-1917 / пер. с англ. М.: Крон-Пресс, 1997. С. 154.)

14 Государственный архив Вологодской области (далее - ГАВО). Ф. 108. Оп. 4. Д. 13. Л. 33-34.

15 Цитируется по: Доверено охранять Отечество ... Вологда, 2008. С. 169.

16 Цитируется по: Доверено охранять Отечество... Вологда, 2008. С. 169.

Правда, настойчивые рекомендации вышестоящего начальства все же заставили Ламзина начать эту работу, и уже 2 декабря 1907 г. он сообщает Московскому охранному отделению, в сферу деятельности которого входило ВГЖУ до 18 февраля 1909 г., что «к обзаведению агентурой приняты с моей стороны все меры, поскольку (так в документе - Ф.К.) таковые возможны при местных условиях. В настоящее время предложены услуги одним [агентом] по учительскому союзу и другим по партии социалистов-революционеров, но насколько

17

они окажутся полезными покажет будущее» . К сожалению, ни имен, ни кличек данных агентов установить пока не удалось. Видимо, в тот период еще не существовало практики сообщать в Департамент полиции эти сведения, что также свидетельствует, что работа в этом направлении только начиналась.

Сменивший В.М. Ламзина полковник Л.Н. Кременецкий (июль 1908 г. -март 1909 г.) был более активен, но и он не добился на этом поприще больших успехов.

Период активного использования секретной агентуры в ВГЖУ относится к 1909-1914 гг. Рост массового антиправительственного движения ускорил осознание жандармами необходимости иметь в рядах политических противников власти свою агентуру, а небольшое ее количество или полное отсутствие становится серьезным упреком в работе в ходе инспекторских проверок ГЖУ. В октябре 1912 г. Департамент полиции разослал на места специальное циркулярное письмо, в котором, в частности, говорилось, что «наличность или отсутствие агентурного освещения служит основанием для поощрения служебной деятельности достойных чинов или для докладов о возможности дальнейшего оставления в занимаемых ими должностях»18. Состав агентуры резко возрастает количественно, а сведения, от нее поступающие, становятся едва ли не главным источником информации для жандармов.

Точное количество секретных агентов, которые работали на ВГЖУ в начале XX в., видимо, вряд ли удастся установить. Это связано, во-первых, с плохой сохранностью источниковой базы, особенно за периоды до 1909 г. и с 1915 - до начала 1917 г., во-вторых, со спецификой отчетности, которая велась в Управлении. Начальник Управления был обязан ежемесячно отчитываться о расходовании денежных средств на агентуру, а сведения о приеме в состав агентуры или об отчислении из нее он посылал каждый раз отдельными отношениями. Наиболее полно сохранились лишь «Отчеты о расходовании средств...» за 1909-1914 гг. В некоторых из них содержится весь перечень агентов, которые работают на ВГЖУ в данное время, а в некоторых, особенно за 1912 и 1914 гг., они перечислены не все; имена агентов то исчезают, то вновь появляются. Это связано с тем, что в отчете упоминаются имена лишь тех агентов, которые по-

17 ГАВО. Ф. 108. Оп. 5. Д. 37. Л. 48.

18 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 194.

лучили в соответствующем месяце плату за свою работу. Но ежемесячный характер отчетов позволяет все же получить более или менее полную картину состава агентуры за год.

К настоящему времени нам удалось получить информацию о 132 агентах, которые работали на ВГЖУ в 1908-1914 годах19. В это число входят собственно секретные сотрудники, вспомогательные агенты и так называемые «штучники». Е.И. Пылаева дает несколько иную цифру, которую она получила на основании материалов Государственного Архива Российской Федерации (ГАРФ) -20

175 человек . И хотя ее подсчеты охватывают более длительный период (с 1908 г. по 1 февраля 1917 г.), полагаем, что данная цифра несколько завышена из-за двойного счета: один и тот же агент проходит иногда под разными клич-ками21 или агент на длительное время пропадает из списков и потом появляется

22 23

вновь . За 1908-1913 гг. она дает цифру в 127 человек , которая, на наш взгляд, более близка к реальности.

По времени вербовки агентура распределяется следующим образом: в 1908 г. привлечено к сотрудничеству 15 человек, в 1909 г. - 17, в 1910 г. - 24, в 1911 г. - 37, в 1912 г. - 18, в 1913 г. - 12, в 1914 г. - 9. Сокращение количества агентуры у ВГЖУ связано с общим уменьшением количества ссыльных в губернии (ссыльные составляли примерно половину состава агентуры) и с заметным снижением активности революционных и оппозиционных групп.

Наиболее продуктивным периодом для ВГЖУ были 1909-1912 гг., когда удалось привлечь к сотрудничеству в качестве агентуры 96 человек. Полковник А.В. Штольценбург (начальник ВГЖУ с апреля 1909 по июнь 1911 г.) доносил в Особый отдел Департамента полиции, что им принято от предшественника

24

полковника Кременецкого всего лишь четыре секретных сотрудника . Правда, это было не совсем так. Официально Кременецкий передал Штольценбургу пять секретных сотрудников, однако, видимо, честно заявил, что один из них, работавший в Никольске, после проведенной жандармами по его наводке лик-

19 Ранее называлась цифра 80 агентов. (См.: Доверено охранять Отечество... Вологда, 2008. С. 175).

20 Пылаева Е.И. Секретная агентура губернских жандармских управлений в начале ХХ в.: характеристика источников (по материалам Вологодской губернии). URL: http://naukarus.com/sekretnaya-agentura-gubernskih-zhandarmskih-upravleniy-v-nachale-hh-v-harakteristika-istochnikov-po-materialam-vologodsko (дата обращения: 06.10.2018).

Например, агент «Житель», который первоначально проходил под кличкой «Зина».

22 Агент «Александр» завербован в сентябре 1911 г., но после января 1912 г. надолго пропал из списков и вновь появился в них лишь в мае 1913 года.

23 I

Пылаева Е.И. Секретная агентура местных органов политического сыска России в начале XX века (на примере Вологодского губернского жандармского управления) // Университетский историк. Вып. 7. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2010. С. 357.

24 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 63. Л. 190.

видации в январе 1909 г. организовавшихся среди ссыльных групп социалистов и социал-демократов, вряд ли будет работать, так как заподозрен в сотрудничестве с полицией. Иными словами, жандармы своими неумелыми действиями «подставили» своего сотрудника, и он прекратил давать сведения. Но была и еще одна неточность в сообщении Штольценбурга. Помимо собственно секретных сотрудников, он получил еще троих «вспомогательных сотрудников». Таким образом, ВГЖУ к началу 1909 г. располагало 7 агентами. Все они были завербованы сравнительно недавно. Самым «старым» был вспомогательный сотрудник «Апполинарий», привлеченный к работе в июле 1908 г., двое были завербованы осенью 1908 г., четверо - в феврале-марте 1909 г.

А.В. Штольценбург развернул довольно активную работу по расширению агентуры. И, надо признать, ему многое удалось. К середине мая 1909 г. на управление работало уже 18 агентов. Однако, по мнению А.В. Штольценбурга, эффективной работе с ними, а также увеличению их состава, мешало недостаточное финансирование, поэтому уже 30 апреля 1909 г. он обратился с письмом к начальнику Петербургского районного охранного отделения с просьбой об увеличении ассигнований по этой статье, а в мае 1909 г., с аналогичной просьбой, к вице-директору Департамента полиции. В своем письме он, в частности, писал: «.Вследствие присутствия политических ссыльных во вверенной моему наблюдению губернии в количестве в настоящее время 1 400 человек. и распределения их в десяти уездах губернии по 100-150 человек в каждом. является насущная необходимость иметь в каждом уезде по 2-3 секретных сотрудника. Таковых у меня в настоящее время 18 человек. Так как большинство из них уже проверены и работают у меня довольно продолжительное время, желательно в видах пользы дела розыска остальных, не получающих еще постоянного жалованья, перевести на жалованье, для чего, однако, получаемого мною агентурного аванса в размере около 500 рублей совершенно недостаточно, принимая во внимание, что производство при Управлении в значительном числе дознаний (в 1909 году было произведено около 50 дознаний и переписок и в текущем полугодии около 30) вызывают также не малый расход на экспертизу, фотографирование и проч. Считая желательным иметь 20-25 сотрудников и полагая им жалование в среднем от 15-40 рублей в месяц, необходимо отпускаемый мне аванс на агентурные расходы увеличить до 800 рублей, считая из них, согласно циркуляра Департамента полиции от 12 июля 1906 года за

25

№ 7698, 300 рублей в запасном фонде» .

В июне 1910 г. Департамент полиции удовлетворил просьбу начальника ВГЖУ и увеличил аванс на агентурные расходы до 800 рублей. Но что это за «запасной фонд», о котором идет речь в письме Штольценбурга?

25 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 70. Л. 73.

Дело в том, что Управление могло оплачивать проделанную работу, в том числе и работу агентуры, лишь после представления в Департамент полиции финансовых отчетов. Реальные же деньги по этим отчетам приходили лишь через 2-3 недели. Вот такая была бюрократическая процедура. В действительности же Управление сначала платило агентам, а лишь потом пересылало отчеты. Для этого использовались постепенно накопленные «переходящие» суммы от предыдущих переводов. В Департаменте полиции знали об этой небольшой финансовой «хитрости» местных органов и именно поэтому, чтобы ее узаконить, и появился циркуляр от 12 июля 1906 г. «Запасной фонд» должен был дать возможность жандармским офицерам более свободно обращаться с деньгами. Правда, это не снимало с них обязанности периодически строго отчитываться обо всех произведенных тратах.

Размеры получаемого агентами жалованья являлись результатом договоренности с завербовавшим их жандармским офицером и отличались большим разнообразием. Самый большой размер жалованья (30-60 руб.) получали единицы («Антон», «Александр», «Пацевич», «Демьян», «Северный», «Петр»), причем в разные месяцы сумма колебалась. Судя по отчетам начальника ВГЖУ, на постоянном жаловании находилось не так много агентов. У большинства в графе «Получаемое в месяц вознаграждение» указывалось: «В зависимости от доставляемых сведений». Данные агенты получали разовое вознаграждение в 5, 10 или 15 руб.26 Подобная практика, вероятно, была вызвана тем, что жандармские офицеры вынуждены были экономить деньги, чтобы уложиться в отведенные для этого суммы. Во время проверки, проведенной в июне 1911 г., такой порядок расчетов вызвал нарекания со стороны начальника Санкт-Петербургского охранного отделения. Он рекомендовал в качестве «нормальной системы оплаты агентуры» «постоянное месячное вознаграждение, допуская "штучное" вознаграждение лишь для случайных заявителей и для

27

начинающей агентуры впредь до перевода ее на постоянное вознаграждение» . Несмотря на эту рекомендацию, система оплаты почти не изменилась.

И все-таки А.В. Штольценбург не зря хлопотал об увеличении агентурного фонда и писал о необходимости увеличить состав агентуры. Он, как уже говорилось выше, действительно предпринял значительные усилия в этом отношении. Приняв от своего предшественника 7 агентов, он увеличил их количество примерно в два раза. Во время его пребывания на посту начальника ВГЖУ на управление постоянно работало в среднем 13-15 агентов. Состав их не был постоянным. Поскольку большинство из них были ссыльными по своему статусу, то, естественно, после окончания установленного срока ссылки они выбывали из губернии и соответственно «увольнялись» со службы в ВГЖУ.

26 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 70. Л. 47-425.

27

Доверено охранять Отечество... Вологда, 2008. С. 170.

Из-за строгой отчетности, которая существовала в Департаменте полиции, начальник ВГЖУ обязан был сообщить в Особый отдел не только о принятии агента, но и об его увольнении. В частности, в донесении от 1 июня 1911 г. начальник ВГЖУ сообщает, что «из числа состоящих при вверенном мне Управлении сотрудников исключены за выбытием из пределов Вологодской губернии: по г. Вологде "Замок" с 15 мая и "Марк" с 19 мая и по городу Никольску

28

"Ворон" с 24 мая» . Причем в большинстве случаев после таких сведений следовала приписка: «Этим лицам было рекомендовано обратиться с предложением своих услуг к начальникам жандармских управлений по месту жительст-

29

ва» . И нужно констатировать, что многие «обращались», о чем свидетельствует переписка между Вологодским и другими управлениями по поводу возможностей того или иного человека снабжать жандармов информацией в качестве секретного сотрудника. Например, начальник Санкт-Петербургского охранного отделения полковник М.Ф. фон Коттен запросил «характеристику» на бывшего секретного сотрудника ВГЖУ «Федорова» и получил такой ответ: «Это социалист-революционер, имеет связи в партии, человек ловкий, могущий быть

30

очень полезным» .

Были и характеристики иного рода. Ссыльная Мария Спицына (кличка «Вологодский»), видимо, сославшись на свой опыт работы с вологодскими жандармами, обратилась в Архангельское ГЖУ с предложением о сотрудничестве. На запрос о ее деловых качествах, начальник ВГЖУ полковник Конисский ответил, признав, что «таковая личность была испытана мною в качестве секретного сотрудника» и охарактеризовав ее как личность «неискреннюю», за которой необходим «бдительный. надзор». В ответе Конисского говорится, что работала М. Спицына четыре месяца, «пользу приносила ничтожную, давала

вместе со справедливыми, совершенно ложные сведения, что и заставило меня

31

отказаться от ее услуг. В общем, я Вам ее рекомендовать не могу» .

Некоторые из тех, кто оказался в числе секретных сотрудников ВГЖУ, ранее уже прошли такую школу в других управлениях. Так, например, привлеченный А.В. Штольценбургом 7 октября 1910 г. к агентурной работе рядовой Александро-Невского полка Владимир Николаевич Кузнецов (кличка «Шуйский») уже сотрудничал с Петербургским районным охранным отделением. Видимо, В. Н. Кузнецов сам предложил свои услуги вологодским жандармам, так как Штольценбург запрашивал фон Коттена о том, заслуживает ли агент доверия, на что получил утвердительный ответ и краткую характеристику: «Имея очень горячий характер, он может помимо злой воли без надлежащего и

28 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 84. Л. 25.

29 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 84. Л. 25.

30 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 183.

31 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 53; Д 96. Л. 39.

постоянного руководства... невольно попасть в провокацию»32. Под провокацией здесь, видимо, понималось участие «Шуйского» в активной антиправительственной деятельности, что было строжайше запрещено агентам. Однако, насколько будет ценен агент, если он постоянно уклоняется от такой деятельности, а значит и не располагает никакой информацией о ней? Предупреждение фон Коттена поэтому выглядит как стандартная бюрократическая перестраховка начальника по отношению к подчиненному, и не более.

При Енисейском жандармском управлении под кличкой «Николай» работал Самуил Мильграм, который, уже под кличкой «Торговый», позднее стал работать на ВГЖУ, освещая ссыльных г. Вологды. Имели место и случаи иного рода. В октябре 1909 г. свои услуги ВГЖУ предложил ссыльный, бывший корнет армейской кавалерии, некий Мезенцев. При этом он сослался на то, что ранее уже работал секретным сотрудником Архангельского ГЖУ. Естественно, последовал запрос в Архангельск, откуда пришел ответ, что Мезенцев известен

33

«как шантажист и провокатор, не заслуживающий никакого доверия» , и от услуг данного господина ВГЖУ отказалось. В июле 1913 г. в Великий Устюг в качестве ссыльного прибыл мещанин из г. Боровичи Хрисанф Владимирович Иванов. Как бывший агент Новгородского ГЖУ, он был включен помощником начальника ВГЖУ ротмистром Розалионом Сошальским в состав своих сотрудников под псевдонимом «Черный». Однако из Департамента полиции были получены сведения об Иванове как о «шантажисте» и лице, «не заслуживающем доверия», и он был сразу же уволен34.

С большой долей вероятности, как аналогичный, можно квалифицировать случай, который имел место в Тотьме в мае 1910 г. Ссыльный Владимир Михайлович Косарев за несколько дней до окончания срока ссылки (24 июня 1910 г.) подал на имя исправника Тотьмы прошение с просьбой принять его на должность «сыщика», сославшись на то, что уже служил таковым в г. Екатери-нославе. Его прошение было переслано в ВГЖУ. По выяснении оказалось, что, во-первых, он принадлежит к группе анархистов-коммунистов, и, во-вторых, хочет получать за сотрудничество по 30 руб. в месяц. Под предлогом того, что в

ссылке ему осталось находиться всего несколько дней, в прошении ему отказа-

35

ли . Но, вероятно, дело было не только в этом. Видимо, жандармы заподозрили, что этот человек просто хочет получить деньги, а работать он вряд ли будет. Кроме того, вероятно, существовали опасения, что он может втянуть жандармов в какое-нибудь «неблаговидное» дело. Анархисты имели репутацию людей малоуправляемых и крайне неразборчивых в средствах.

32 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 69. Л. 231-233.

33 ГАВО. Ф. 108. Оп. 1. Д. 4161. Л. 5, 24.

34 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 96. Л. 69, 79, 82.

35 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 63. Л. 199.

Довольно часто жандармские офицеры сталкивались с проблемой шантажа со стороны своих агентов. Любопытно в этом отношении поведение секретного сотрудника «Печорина» (Кононенко Степан Петрович). Он был выслан в Вологодскую губернию на три года «за порочное поведение», считая срок с 11 января 1907 г. Но в июне 1907 г. С.П. Кононенко из ссылки бежал и вновь был возвращен в Вологодскую губернию в декабре 1911 г. В мае 1912 г. он был завербован в секретные сотрудники помощником начальника ВГЖУ ротмистром Плотто, который отвечал за розыск в восточных уездах губернии. Первоначально Кононенко давал сведения по Усть-Сысольску, где отбывал определенный ему срок ссылки. Насколько интересны для ВГЖУ были его сведения, установить не представляется возможным, но судя по тому, что он не был «политическим», вряд ли они были очень значимыми. В октябре 1913 г. Кононенко был переведен в Великий Устюг и потребовал у своего куратора прибавки жалованья с 18 до 30 руб., мотивируя это тем, что в Устюге жизнь дороже, а, кроме того, он задумал открыть сапожную мастерскую. Помощник начальника ВГЖУ ротмистр Р. Сошальский, занявший этот пост, запросил разрешения начальника ВГЖУ полковника Иванова, но тот согласился лишь на 2-х рублевую прибавку. «Печорин» от такой прибавки отказался и заявил, что тогда он «работать не согласен». Ротмистр Р. Сошальский испугался, что теряет сотрудника, тем более, что он и так получал постоянные выговоры за слишком пассивную работу по вербовке агентуры, и согласился доплачивать «Печорину» из своего кармана. Полковник Иванов запретил ему это делать. Формальную причину отказа он сформулировал так: «являясь рабочим "Печорин" тем самым может обратить на себя внимание»36, т. к. будет жить не по средствам. Однако действительная причина отказа была, по-видимому, в другом. Полковник намекал своему подчиненному, что ни в коем случае нельзя поддаваться шантажу со стороны агентов. 21 ноября «Печорин» в нетрезвом виде явился на квартиру Р. Сошальского и в «сильно повышенном тоне» задал тому вопрос: «В последний раз спрашиваю, будут мне платить 30 рублей в месяц или нет?». Ротмистру пришлось выгнать его из дома, но агент не унимался и во дворе поносил «матерной бранью» начальника ВГЖУ. На следующий день «Печорин» был уволен из состава секретных сотрудников как не заслуживающий доверия, ввиду склонности к спиртным напиткам, отсутствия конспирации и вымогательства, и

37

для дальнейшего отбывания ссылки водворен в Яренск .

Иногда при вербовке сотрудников случайно пересекались интересы нескольких ведомств. Так, например, случилось с агентом «Антоном». Он состоял секретным сотрудником ВГЖУ с ноября 1909 г. и, судя по вознаграждению, которое он получал (50 руб. в месяц) был очень ценен для Управления. Также у

36 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 96. Л. 97.

37 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 96. Л. 94-97, 121, 125.

него в Вологде находилась в ссылке жена, Софья Владимировна Печковская. В январе 1911 г. Московское охранное отделение переслало ВГЖУ копию перлюстрированного письма на имя С.В. Печковской за подписью «Ник.» и попросило выяснить полное имя автора. И здесь оказалось, что автором письма является Николай Печковский, который в то же самое время состоял сотрудником Московской охранки. Московская охранная структура посчитала, что «одновременная работа его в качестве секретного сотрудника двух учреждений несо-

38

вместима» . А.В. Штольценбургу пришлось исключить его из состава своей агентуры, хотя он очень дорожил таким осведомителем.

Были и неудачные приобретения. Так, в октябре 1909 г. ротмистр Плотто привлек к работе в качестве секретного сотрудника отставного унтер-офицера Р.И. Петрова, которому была дана кличка «Романовский». Характеризовался Р.И. Петров так: «Поведения и нравственных качеств хороших и в политической неблагонадежности не замечался, от роду 50 лет, женат, в знакомстве с политическими ссыльными и неблагонадежными лицами почти не состоит. В деле по розыску может быть полезным, но не особенно успешно, так как не имеет знакомства с поднадзорными»39. Естественно, в секретных сотрудниках «Романовский» продержался недолго и с октября 1910 г. уже в списках агентуры не значится. Судя по всему, и за этот год никаких сведений он не давал, так как в отчетах об оплате против его клички всегда стоял прочерк.

Секретный сотрудник «Грочман» был внесен в списки агентов 12 мая 1914 г., а 21 июля 1914 г. уже «уволен», ввиду «призыва по мобилизации на военную службу»40. Около трех месяцев продержались вспомогательные сотрудники «Проезжий» (30 марта 1910 г. - июнь 1910 г.), «Четвергов» (21 мая

1911 г. - август 1911 г.), «Петренко» (13 мая 1911 г. - август 1911 г.), менее двух - «Овечкин» (2 сентября 1909 г. - 23 октября 1909 г.), «Куликов» (11 мая

1912 г. - июль 1912 г.), «Сват» (1 июня 1912 г. - август 1912 г.), «Алмазов» (1 июня 1912 г. - июль 1912 г.)41. «Алмазов» отказался от сотрудничества «вследствие сбавки вознаграждения». Завербовавший его ротмистр А.В. Плотто обещал ему платить 25 руб. в месяц, но полковник Конисский посчитал такую плату рабочему Красавинской фабрики чрезмерной и предписал уменьшить ее

42

до 10 руб. в месяц. Сотрудник обиделся и отказался работать . «Кузнецов» числился в списках сотрудников почти шесть месяцев, пока ротмистр А.В. Плотто не сообщил своему начальнику, что он «фактически таковым не состоит, но мною был допрошен по совершенно секретным справкам и, будучи

38 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 84. Л. 27, 30.

39 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 63. Л. 108.

40 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4.. Д. 105. Л. 34.

41 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 63. Л. 1-110; Д. 70 Л. 47-425; Д. 90. Л. 111-112, 168-169.

42 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 154.

вызван ко мне, я уплатил ему 5 руб., почему и поместил его в отчет под катего-

43

рию случайного сотрудника» .

Сотрудников, которые работали бы на протяжении нескольких лет, можно буквально пересчитать по пальцам: «Демьян» (с 05.04.1910 до конца 1914 г.), «Пацевич» (с 08.02.1911 г. до конца 1914 г.), «Саша» (с 01.09.1911 по июнь 1914 г.). Основная же масса агентов работала, в среднем, не более года.

Интересно развивалась ситуация с агентом «Кобчик». Под этой кличкой работала крестьянка Новгородской губернии Александра Степановна Тимофеева. Она была завербована в марте 1910 г. и первоначально получила кличку «Решительная», но Особый отдел посоветовал А.В. Штольценбургу сменить кличку, чтобы по ней невозможно было определить пол сотрудника. А. С. Тимофеева получила другую кличку - «Кобчик». Сама А. С. Тимофеева к революционному движению никакого отношения не имела и была, как ее характеризовал А. В. Штольценбург, «к сотрудничеству мало способна и ленива». Но в Вологодской каторжной тюрьме сидел «причастный к эксам» ее любовник -С. С. Ильин, на которого ВГЖУ и надеялось получать информацию. 3 октября 1910 г. А.В. Штольценбург неожиданно сообщает директору Департамента полиции, что секретный сотрудник «Решительная» уволена, так как оказалась «шантажисткой, не заслуживающей никакого доверия». Более того, А.С. Тимофеева была арестована. Оказалось, что ряд политических заключенных Вологодской каторжной тюрьмы, в том числе и С. С. Ильин, готовили побег, который удалось предотвратить в самый последний момент, а А. С. Тимофеева это скрывала. 20 ноября А.В. Штольценбург вновь сообщает начальнику Московского охранного отделения, что возобновил сотрудничество с А.С. Тимофеевой потому, что «по арестовании. она стала вновь давать агентурные сведения, которые в большинстве подтверждаются». Видимо, А. С. Тимофеева стала давать сведения об Ильине, так как «выражала желание, чтобы ее показания не были оглашены на суде». Таким образом, секретный сотрудник чуть было не

44

провел жандармов .

Наличие агентуры у губернского жандармского управления мало помогало, если революционеры осуществляли в губернии акцию без контакта с местными силами. Так, приехавшая из-за границы в Вологду в начале апреля 1911 г. эсерка Лидия Руднева сумела подготовить и провести покушение на тюремного инспектора Ефимова. 15 апреля, во время спектакля, проходившего в городском театре, она произвела в него четыре выстрела из револьвера, а затем, воспользовавшись суматохой, скрылась . Спустя сутки она села на поезд Архангельск-

43 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 59.

44 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 63. Л. 211, 225, 245.

45 «Инспектор Ефимов ранен шею навылет и руку, - сообщал телеграммой в Санкт-Петербургское охранное отделение полковник Штольценбург». (См. подробнее: ГАВО.

Москва и спокойно проследовала через взволнованную покушением Вологду. Поиски террористки успехов не имели, и ее подлинное имя жандармы узнали лишь после того, как она скончалась в Париже после болезни. Нужно, правда, заметить, что о подготовке покушения жандармы были информированы и даже приставили к Ефимову охрану, но это мало помогло. Террористка не имела никаких связей с местными эсерами, и это позволило ей, не привлекая к себе внимания со стороны жандармов, спокойно осуществить задуманное. Полковник А.В. Штольценбург поплатился за это своей должностью. Начальником ВГЖУ вместо него был назначен полковник М.А. Конисский (июнь 1911 - март 1913 г.), который также успешно занимался вербовкой агентуры.

В период руководства ВГЖУ М.А. Конисским появилось еще одно очень важное и сравнительно новое для провинциальной жандармерии направление работы - «наблюдение за корреспонденцией». Иными словами, делались попытки наладить контроль за перепиской ссыльных, путем перлюстрации писем в почтово-телеграфных конторах разных населенных пунктов. Были завербованы несколько чиновников почтового ведомства, которые одновременно с выполнением своих основных обязанностей, занимались вскрытием писем ссыльных и передачей подозрительной корреспонденции офицерам ВГЖУ. Например, яренский исправник доносил начальнику ВГЖУ, что «мною получено и передано ротмистру Плотто 10 заграничных писем с партийной литературой, полученных почтой и вскрытых и переданных мне начальником почтово-телеграфной конторы»46.

Не все почтовые чиновники шли на сотрудничество с ВГЖУ. Одни - из «опасения ответственности перед своим начальством», другие - по моральным соображениям. Попытка помощника начальника ВГЖУ надавить на начальника почтово-телеграфной конторы г. Сольвычегодска И.С. Степанова привела к еще более плохим результатам. Жандарм сообщал своему начальнику: «Ни на какие уступки не идет и скорее по характеру своему может препятствовать к достижению цели. почему обращение помимо его к другим лицам совершенно не-

47

возможно» .

Насколько масштабным был контроль за перепиской ссыльных, судить трудно. Точно известно, что в Вологде этим занимался секретный сотрудник «Крюков». Позднее к нему присоединился секретный сотрудник «Подручный», который перевелся в губернский центр из Усть-Сысольска. По другим уездам

Ф. 108. Оп. 1. Д. 5005. Л. 20). Кроме инспектора были ранены его жена и, сидевшая рядом с ними, местная землевладелица М.И. Касаткина. У Ефимова и его жены раны, по мнению врачей, были сравнительно не опасными, а вот ранение Касаткиной оказалось очень серьезным.

46 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 105.

47 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 82.

(Грязовецкому, Кадниковскому, Вельскому, Тотемскому), которые входили в сферу контроля начальника ВГЖУ, пока никакой информации обнаружить не удалось. Ситуацию в восточных уездах раскрывает отчет помощника начальника ВГЖУ от 15 июня 1912 г., в котором тот сообщает полковнику Конисскому, что в Усть-Сысольске «наблюдения нет», в Яренске «.согласие имеется, но благотворных результатов не ожидаю, вследствие крайней инертности, боязни и неумения», в г. Сольвычегодске « наблюдения нет вовсе вследствие нежелания и препятствия со стороны начальника конторы», в г. Устюге и в г. Николь-ске «наблюдение налажено», «во всех остальных конторах уездов. наблюдения нет. причем в г. Лальске отказано в содействии, а в г. Красноборске пред-

48

полагаю установить при личной поездке» .

То, что жандармам удалось в 1909-1912 гг. буквально нашпиговать ссылку своей агентурой, приносило свои плоды. Почти всякая попытка начать хоть какую-то антиправительственную деятельность в губернии, особенно ссыльными, становилась известна жандармам и сразу пресекалась. Так, в 1910 г. вологодская группа социалистов-революционеров несколько раз пыталась собрать представителей с уездов и провести выборы делегатов на съезд Северного областного комитета ПСР, но каждый раз жандармы препятствовали этому, так как одним из возможных кандидатов на съезд был их агент. Не удавалось эсерам организовать и выборы губернского комитета. Насколько всеобъемлющим был контроль жандармов над эсеровскими группами в губернии, свидетельствует сообщение от 28 февраля 1910 г. секретного сотрудника «Антона»: «Партийная работа с[оциалистов]-р[еволюционеров] в данное время невелика и сосредоточена на выяснении провокаторов. Этой работой заняты все группы и ее можно назвать единственной работой партийного течения»49. «Антон» назвал имена и всех активных «партийных работников» эсеров. Используя эти сведения, вологодскими жандармами были произведены «ликвидации», и 11 ноября 1910 г. «Антон» сообщает: «Политическими ссыльными г. Вологды социалистами-революционерами вследствие бывших ликвидаций постановлено никакой активной работы не производить впредь до более благоприятного време-

50

ни.» .

В 1910 г., «благодаря» секретному сотруднику «Кириллу», жандармы знали весь состав Яренской группы эсеров. «Смирнов» назвал имена кадниковских эсеров и сообщил, что группа имеет гектограф и собирает деньги на покупку шрифта. «Кирилл» дал сведения о группах эсеров и анархистов-коммунистов в Никольске, «Виктор» - об эсерах Уст-Сысольска. «Александр» предупредил, что среди ссыльных Кадникова «ходят слухи, что Кадниковское казначейство

48 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 97-98.

49 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 79. Л. 3 об.

50 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 79. Л. 4.

слабо охраняется, вследствие чего легко произвести экспроприацию». От агента «Агафона» жандармы узнали о хранящихся у ссыльного Алексея Окунькова в Великом Устюге «типографии в разобранном виде» и восьми пудах шрифта. Сотрудник «Звездочкин», сидя в Вологодской тюрьме, информировал жандармов, что рабочий Вологодских железнодорожных мастерских хранит у себя пять браунингов и винчестер51. По этим и другим сведениям жандармами принимались соответствующие меры: проводились обыски, аресты, ликвидации.

Некоторые агенты, не довольствуясь пассивной ролью поставщиков информации, проявляли иногда собственную активность, вызванную, скорее всего, желанием подзаработать. Показательна в этом отношении деятельность секретного сотрудника «Торгового». Являясь ссыльным, он вдруг самовольно в апреле 1912 г. покинул город и уехал в Одессу. Там он развернул бурную деятельность и предложил начальнику жандармского управления г. Одессы «сплотить известных ему по г. Одессе и Тирасполю анархистов и направить их на совершение экспроприации», чтобы их можно было взять с поличным. За это он потребовал с одесских жандармов 50 руб. Начальник ЖУ Одессы отказался от подобного предложения. Более того, он пожаловался в Департамент полиции на такого активного агента, и оттуда начальнику ВГЖУ пришло письмо с требованием урезонить своего сотрудника. Оправдываясь, полковник Конисский сообщил, что он тоже получал подобное предложение от агента «Торгового» и объяснил его поступки так: «.Несмотря на трезвый и в общем скромный образ жизни, этот человек постоянно без копейки денег, так как совершенно не умеет оборачиваться сообразно своим средствам. При отсутствии же твердых принципов «Торговый» в тяжелый момент своей жизни и не затруднился обратиться к недопустимому приему»52.

Особая настороженность ссыльных по отношению друг к другу в этот период действительно привела к провалам некоторых секретных сотрудников. Правда, большая вина здесь лежала на неумелых действиях самих жандармских офицеров и унтер-офицеров, особенно молодых. Поступив в Корпус жандармов из армии и не имея опыта работы, они часто искренне старались, но их активность дорого обходилась секретным сотрудникам. Долгое время в Великом Устюге работал помощником начальника ВГЖУ ротмистр М.В. Плотто. Полковник Конисский неоднократно выговаривал ему за ошибки, которые тот допускал в работе. В частности, в письме от 6 ноября 1911 г. полковник писал Плот-то: «Необходимо основательное знакомство и с приемами партийных лиц, и с правилами и наставлениями по розыску Департамента полиции, которых Вы не знаете. Пока же Вам снимут у меня в канцелярии копии с циркуляров и вы-

51 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 79.

52 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 76, 94, 95.

53

шлют их. сколько же у вас возникнет недоразумений и ошибок» . В этом же письме он упрекал Плотто за то, что тот и его унтер-офицеры принимают агентов прямо у себя на квартире. В конечном итоге подобная ситуация привела к тому, что был провален секретный сотрудник «Кожевников». Возможно, «Кожевников» и сам был в этом виноват, так как он попытался через унтер-офицера Карачева вытребовать у приехавшего в Никольск ротмистра Попеля денег за свою службу. Об этом узнали ссыльные. Чтобы спасти «Кожевникова», ему выдали 25 руб. и перевели в ссылку в другой город .

По вине исполнявшего должность начальника ВГЖУ ротмистра Гирича был фактически разоблачен работавший в 1908 г. на ВГЖУ Борис Васильевич Петров (Петровых). Гирич не проинструктировал исправника, делавшего обыск у ссыльной Ржаницыной, и тот потребовал выдать ему нелегальную литературу, «доставленную одним молодым человеком», хотя знать об этом не мог. Может быть, Ржаницына на эту фразу и не обратила бы внимание, но Петрова не арестовали и не обыскали, хотя должны были, если знали о доставке им литературы Ржаницыной. Это уже была оплошность Гирича. Вологодская организация эсеров заподозрила Петрова в провокации, и информация об этом пошла в другие организации. Жандармы узнали об этом разоблачении только в 1910 г., когда Петров находился на действительной военной службе в Пскове. Ротмистру Гиричу, служившему уже в Черниговском ГЖУ, директор Департамента Зуев сделал выговор в письменной форме55.

Такие разоблачения обладали даже большим парализующим эффектом, чем целенаправленные и точные действия жандармов, умножая в среде революционеров подозрения и заставляя с опаской относиться к любым проявлениям активности, считая их провокаторскими. Массовым насаждением агентуры жандармам удалось добиться того, чего не удалось сделать репрессиями. Сообщение агента «Ленского», наверное, воспринималось вологодскими жандармами с большим удовлетворением. Он докладывал, что среди ссыльных Великого Устюга «большая боязнь провокаторства, которая заставляет отказаться от каких-либо выступлений»56. Активная работа антиправительственных сил оказалась накануне Первой мировой войны практически свернутой. Однако воспользоваться успехами своих спецслужб правительство так и не смогло.

Революция 1917 г. и дальнейшая смена власти показали, что осведомитель-ство в России - профессия опасная, и те, кто вчера помогал власти, теперь должны были спасать свои шкуры. Почти сразу же начались разоблачения секретных агентов. «В числе первых мероприятий новой власти, - читаем мы в

53 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 84. Л. 45, 80-80 об.

54 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 84. Л. 82-85.

55 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 63. Л. 148-149.

56 ГАВО. Ф. 108. Оп. 4. Д. 90. Л. 22.

книге по истории органов безопасности Вологодской области, - стало создание губернской комиссии общественной безопасности, задачей которой было выявление секретных сотрудников жандармского управления. .Сообщения об их

57

арестах и результатах расследования публиковались в печати» . Однако репрессий тогда не последовало: карательных функций у комиссии не было. Они последовали позднее. Мы уже упоминали о списках секретных сотрудников органов жандармерии и полиции, составленных ОГПУ в 1920-е годы. Это были списки на тех, кого советская власть планировала покарать. ОГПУ этих людей искало, даже если они не проживали на территории Вологодской губернии, арестовывало, собирало изобличающие их материалы, которые передавались в суд. И уже советский суд выносил приговор. Как правило, для перечисленных выше категорий людей наказание шло по статье 58-13, которая гласила: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или контрреволюционных правительств в период гражданской войны»58.

В Государственном архиве Вологодской области сохранилось судебное дело на бывшего секретного сотрудника ВГЖУ по кличке «Антон» - Николая Александровича Печковского59, человека настолько авторитетного среди вологодских ссыльных, что даже во время суда многие отказывались верить в его про-вокаторство. Материалы данного дела позволяют проследить и революционную биографию этого человека, и его «успехи» в сотрудничестве с вологодскими жандармами, и последующие попытки избежать за это наказания.

Родился Николай Александрович Печковский 15 июля 1876 г. в семье потомственных дворян. Семья, видимо, была обедневшей, потому что Печков-ский смог окончить даже не гимназию, а уездное училище в Москве, а затем какую-то техническую школу. Любопытно, что сословные привилегии сохранились за ним и в ссылке, т. е. он получал пособие не 7 руб. 40 коп., как большинство его товарищей, а 11 руб.60, как дворянин, хотя в реальности уже находился на положении рабочего, правда, высококвалифицированного. Работать начал с 17 лет, сначала слесарем в частной мастерской, а с 1895 г. - слесарем, помощником машиниста и машинистом на различных железных дорогах (Московско-Ярославской, Московско-Казанской и др.). Подобная карьера характеризует Печковского как неглупого, работящего, умевшего подать себя челове-

57

Доверено охранять Отечество. Вологда, 2008. С. 192.

58 Собрание узаконений РСФСР. М.: Народный Комиссариат Юстиции, 1926. №80. Ст. 600.

59 ГАВО. Ф. 56 (Вологодский губернский суд). Оп. 1. Д. 1918. (Приношу благодарность работнику архива Сергею Игоревичу Старостину, любезно указавшему автору на это дело).

60 ГАВО. Ф. 108. Оп. 5. Д. 70. Л. 2-76.

ка, с разнообразными способностями. И это при том, что, как мы увидим далее, имелись факторы, которые не очень такой карьере способствовали. К 30 годам он крепко стоял на ногах, был достаточно обеспеченным человеком для людей его социальной группы: машинисты хорошо зарабатывали и являлись рабочей аристократией. Был женат на Софье Владимировне, урожденной Гусевой. В 1899 г. у него родилась дочь. Забегая вперед, отметим, что всего у него было четверо детей. Ко времени его разоблачения самой младшей было 4 года.

Параллельно с семейной жизнью развивалась и другая, которая также определенным образом характеризует Печковского. Путь, который он прошел в той второй жизни - жизни революционера, - показывает, что он был хорошо образован, потому что без этого невозможно иметь определенные политические взгляды, умел строить отношения с людьми, был неплохим организатором, и, конечно, человеком определенной смелости - иной побоялся бы выступать против власти. Иными словами, он был не из середнячков и, если бы не третья его жизнь - секретного сотрудника российского политического сыска, он вполне мог бы стать достаточно заметным деятелем после революции и возможно занять видное положение в Советской России.

Мы точно не знаем, как и когда Н. А. Печковский попал в круг революционеров, но в том, что он среди них оказался, нет ничего удивительного. Казалось, сам воздух в России в конце XIX в. был пропитан различными идеями о переустройстве общественных отношений, первым шагом к реализации которых должно было стать устранение старой власти. Поэтому неравнодушный молодой человек не мог не участвовать в этой работе. Для Печковского она началась в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса», правда, не в Петербургском, который, как известно, был образован осенью 1895 г. и одним из инициаторов создания которого был В. И. Ленин, а в московском. Когда Н.А. Печковский стал его членом, неизвестно, но «при ликвидациях» в марте 1898 г. он тоже был арестован и до февраля 1900 г., пока проводилось дознание, находился в тюрьме. Наказан он не был, поскольку дело по высочайшему повелению было прекращено, но, тем не менее, почти два года провел в заключении. Это не напугало молодого человека, и он продолжил участвовать в революционной деятельности. В ноябре 1903 г. полиция получила сведения, видимо, от кого-то из секретных сотрудников, что Печковский хранит нелегальную литературу и нагрянула с обыском. «Он не пожелал добровольно открыть дверь в свою квартиру и командированным на обыск чинам пришлось проникать в нее посредством взлома в каковой момент Печковский начал уничтожать и жечь имевшиеся у него революционные издания», - так описывал события жандармский офицер61. Печковский был арестован и «подвергнут дознанию», но, судя по всему, опять избежал наказания.

61 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 412.

Естественно, такой человек не мог не принять участия в революционных событиях 1905 г. Очевидно, к тому времени он уже был достаточно заметной фигурой среди деятелей левого направления, потому что был избран в состав центральных органов Всероссийского железнодорожного союза62, за что в разгар всеобщей политической стачки 11 октября был арестован, но опять избежал наказания благодаря Именному высочайшему указу от 21 октября 1905 г.63

Как известно, Манифест 17 октября 1905 г. не удовлетворил революционеров, и они продолжали нагнетать политическую напряженность в стране. В начале декабря 1905 г. в Москве и ряде городов и рабочих поселков была сделана попытка вооруженным путем захватить власть. Принимал в ней участие и Н.А. Печковский. Если начинал он как социал-демократ, то к этому времени уже состоял в партии социалистов-революционеров. Позднее он был арестован вместе с группой боевиков и привлечен к суду по так называемому «фидлеров-скому делу»64, но опять избежал наказания, поскольку приговором Московской судебной палаты был признан оправданным, как, впрочем, и остальные участники, так как была доказана «агрессивность действия» полиции. После освобождения он, по выражению жандармского чина, «не прекратил своей преступной деятельности». В марте 1906 г. было арестовано проходившее у него на квартире собрание 20 членов Железнодорожного союза вместе с представителями революционных групп, и по постановлению Особого совещания, утвержденного министром внутренних дел 3 февраля 1907 г., Печковский был выслан на 2 года в Вологодскую губернию. В декабре 1907 г. он из ссылки бежал, но, объявленный в розыск, был обнаружен в пределах Екатеринославской губернии. Проживая на станции Константиновка под фамилией Смирнов, он работал в качестве машиниста-электротехника на Сантуриновском стекольном заводе. Полицейская проверка быстро установила подлинное имя Печковского, он был возвра-

62 Всероссийский железнодорожный союз - первая профессиональная организация железнодорожников, образованная в апреле 1905 г. К концу 1905 г. в работе его центральных органов принимали участие представители большинства железных дорог России. О его политическом влиянии в стране в тот период свидетельствует тот факт, что союз стал инициатором всеобщей Октябрьской политической стачки 1905 г., которая заставила царя издать манифест 17 октября, ставший первым шагом на пути демократических преобразований в стране.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. Т. XXV. Отделение первое. № 26835. «Об облегчении участи лиц, впавших до воспоследования Высочайшего манифеста 17 октября 1905 года в преступные деяния государственные». СПб.: Государственная типография, 1908. С. 766-767.

64 Фидлеровское дело - события в училище Фидлера в Москве 9-10 декабря 1905 г., в ходе которых произошло вооруженное столкновение между собравшимися на сходку в училище боевиками и полицией.

щен обратно в Вологду и помещен в Вологодскую тюрьму65. С этого времени начинается его новая жизнь - секретного сотрудника Департамента полиции.

Почему Н.А. Печковский поддался на уговоры полковника Штольценбурга, который обхаживал его в тюрьме, и согласился на сотрудничество с жандармами, сам он нигде не высказывался. Мы можем только строить предположения на этот счет. Ясно, что сделал он это не из-за страха перед карами, которые упали или еще могли упасть на его голову. Как нам представляется, толчком был некий психологический перелом, который произошел у Печковского в этот период. Предположительно, он состоялся под влиянием нескольких обстоятельств. Во-первых, спад революционного движения породил сомнения в конечном успешном исходе борьбы революционеров, причем не только у него одного. Азарт и безрассудство молодости естественным образом сменились зрелыми размышлениями о том, стоит ли тратить жизнь на безнадежное дело. Во-вторых, революция показала, что среди ее участников - не только люди в белых одеждах, но и масса эгоистически настроенных, с сомнительной нравственностью, а иногда и уголовным поведением, людей. Нужно ли ради этих людей соблюдать принципы товарищества? В-третьих, Печковский несколько раз попадал в ситуации, когда жандармы приходили с обыском или арестом, располагая точной информацией о происходящем. Иными словами, в рядах революционных организаций почти постоянно имелись предатели, причем разоблачить их было чрезвычайно сложно. Поэтому, если вести себя умно и соответствующим образом выстроить свои отношения с полицейским начальством, можно было не очень опасаться прокола. И действительно, до революции разоблачений агентов, сотрудничавших с полицией, было немного, как в целом по империи, так и в ВГЖУ. Так или примерно так, как нам представляется, выстраивал свои доводы Печковский, перед тем как принять предложение стать полицейским осведомителем. Ну а причина, по которой он начал предавать своих товарищей, стара как мир - деньги. К тому времени Печковский уже привык к жизни в сравнительном достатке, который обеспечивала хорошо оплачиваемая профессия машиниста, да и необходимость кормить семью тоже нельзя сбрасывать со счетов. Правда, когда он и ему подобные принимали свое решение, никто и предположить не мог, что вскоре империя развалится, и власть поменяется. Но, по большому счету, дело было не в том, какие у этих агентов были хозяева, а в том, что люди позволили себя использовать.

После 1917 г. Н. А. Печковский старался проживать в тех краях, где у него не было дореволюционных знакомых. До 1919 г. он работал на Урале мастером-механиком на Верхне-Исетском заводе, в 1919-1920 гг. - заведующим по ремонту судов на Байкале, в 1921-1922 гг. - заведующим мастерскими затона в г. Омске, а с 1923 г. - помощником механика на Первомайском цементном за-

65 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 2.

воде на станции Тонельная Северо-Кавказской железной дороги66. Но советские спецслужбы уже шли за ним по следу, и в конце ноября 1925 г. он был задержан в Новороссийске и доставлен в Вологду.

5 января 1926 г. Вологодский губернский отдел ОГПУ возбудил дознание «о гр[аждани]не гор[ода] Москвы Николае Александровиче Печковском в виду собранных против него при разборке архивных дел быв[ших] жандармских учреждений данных, изобличающих названного Печковского в активных действиях в качестве секретного агента быв[шего] Вологодского губернского жандармского управления»67. В «Обвинительном заключении», составленном по результатам этого дознания, приводятся факты подобных активных действий, которые, по мнению ОГПУ, изобличают сотрудника «Антона», под каковой кличкой действовал Печковский с 25 ноября 1909 г. по 19 июля 1911 г. Они выразились «в установлении личного состава революционных группировок, в информации о партийных распоряжениях, в даче сведений о предполагавшихся партийных съездах и собраниях, сводок о личном составе "Красного Креста" -

помощи политическим ссыльным, освещении работы Железнодорожного союза

68

и донесениях о выходе революционных изданий» . В частности, как констатировалось в «Обвинительном заключении», «18-го января 1910 года "Антон" (Печковский) сообщил, что ядром среди ссыльных С.Р. в г. Вологде является Владимир Александрович Бурдаков69, стоящий во главе организации, Николай Иванович Анисимов, Алексей Александрович Архангельский и Владимир Ка-зимирович Вольский , и что указанная группа получает из-за границы "Знамя

71

труда" ... Ввиду этих данных за вышеперечисленными лицами было установлено наблюдение для обнаружения их связей.». А в августе 1910 г., в связи с подготовкой местной партийной конференции для выборов губернского комитета партии социалистов-революционеров, все они были арестованы. В июле того же года по сообщению «Антона» (Печковского), «к Вологодской группе С.Р. примкнул слесарь Вологодских железнодорожных мастерских Ян Андреевич Янсон ... В августе месяце того же года ... сообщил о прибытии в г. Вологду из Москвы "видного" разъездного члена партии С.Р. Михаила Степановича

66 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 75 об. Станция Тонельная - в настоящее время находится в поселке Верхнебаканском г. Новороссийска.

67 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 2.

68 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 10-10 об.

69 Владимир Александрович Бурдаков (Алгасов) (1887-1938) - видный деятель партии эсеров, с 1918 г. член РКП(б), советский государственный и хозяйственный деятель. В 19081910 гг. находился в ссылке в Вологодской губернии.

70 Владимир Казимирович Вольский (1877-1937) - видный деятель партии эсеров, в 1918 г. председатель Комуча. В 1908-1911 гг. отбывал ссылку в Вологде.

71

«Знамя труда» - газета, с 1908 г. центральный печатный орган партии социалистов-революционеров.

72

Биценко ...» и т.д., и т.п. Думается, нет необходимости перечислять все сведения, которые Печковский сообщил вологодским жандармам. За работу сотруднику «Антону» выплачивалось «вознаграждение» в марте-июне 1910 г. по 30 руб. помесячно, а всего было выдано 150 руб., а в июле-октябре того же года

73

было выдано по 50 руб. помесячно, а всего 250 руб. От себя добавим, что это было очень высокое вознаграждение, в ВГЖУ такое получали единицы. Одним из главных доказательством того, что под кличкой «Антон» действует Н. А. Печковский, как считало ОГПУ, являлось отношение начальника ВГЖУ в вышестоящее учреждение, в котором шифром была указана фамилия данного

74

лица .

Первый суд над Н.А. Печковским состоялся в сентябре 1926 г. Ему, как и полагается, был выделен от государства адвокат, некто Марков, который, судя по протоколам, не проявлял никакой активности в ходе процесса. Свою защиту Н.А. Печковский выстроил сам. Помимо категорического отрицания самого факта службы в ВГЖУ, для защиты были характерны два основных момента. Во-первых, Печковский доказывал, что его фамилия, соединенная с именем секретного сотрудника «Антон», является ничем иным, как провокацией ВГЖУ и необходимо доказать, что он и «Антон» - одно и то же лицо. Самым неприятным моментом было выступление на стороне обвинения в качестве свидетеля бывшего унтер-офицера Вологодского ГЖУ, который заявил, что знал Печков-ского как секретного агента, потому что лично встречался с ним и передал просьбу полковника Штольценбурга о встрече. Произошло это сразу после покушения на тюремного инспектора Ефимова. Печковский, естественно, отрицал сам факт встречи и заявил, что свидетель его с кем-то, вероятно, путает. Вторым важным моментом защиты являлась апелляция к авторитету бывших с ним в ссылке революционных деятелей. Печковский все время пытался расширить круг свидетелей, как правило, за счет тех, которые проживали за пределами Во-

75

логды. В частности, он требовал запросить мнение Прибылева , который как «ветеран революционного движения с 1881 года, член областного комитета партии СР может подтвердить несоответствие предъявленных мне обвинений по внутренним делам организации»76. Предлагались и иные кандидатуры на роль свидетелей. Кстати, из тех, которые уже участвовали в судебном разбирательстве, большинство ничего компрометирующего о Печковском не показывали. Более того, характеризовали его положительно, а некоторые вообще не ве-

72 Биценко Михаил Степанович (1867-?) - один из организаторов и основателей СевероЗападной областной организации ПСР.

73 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 10 об.

74 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 112.

75 Прибылев Александр Васильевич (1857-1936) - русский революционер, член партии «Народная воля», член партии социалистов-революционеров.

76 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 134-134 об.

рили в его предательство. Н.Г. Хрулев: «Знал Печковского, как идейного политического работника», «в провалах его не подозревали». В.Н. Вольская: «Печковский был человек хороший и с доброй душой». Х.В. Маракасов: «С момента знакомства с Печковским я видел в нем хорошего человека». И.И. Беднов: «В какой-то газете я вычитал, что Печковский помещен в список провокаторов, я этому не поверил. .Не допускаю даже мысли, чтобы Печковский был прово-

77

катором» .

Пытаясь расширить круг свидетелей, Печковский, видимо, надеялся, что чем больше будет суждений о его человеческой порядочности и авторитете в революционных кругах, о неверии в то, что такой человек мог стать агентом полиции, тем строже судьи отнесутся к предъявляемым доказательствам, тем больше у него шансов выскользнуть из цепких лап советской Фемиды. И ему это едва не удалось.

Приговором Вологодского губернского суда от 18 сентября 1926 г. Н.А. Печковский был признан виновным и приговорен к 5 годам лишения свободы со строгой изоляцией и поражением в правах на 3 года. Но определением кассационной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 28 октября 1926 г. приговор был отменен. Коллегия посчитала, что материалы дела не дают основание утверждать, что секретный сотрудник «Антон» и гражданин Н.А. Печковский являются одним и тем же лицом. Поэтому Печковский был освобожден, и начато новое расследование.

Вероятно, ободренный таким поворотом дела Н.А. Печковский разразился специальным письмом вологодскому губернскому прокурору, в котором поучает, что необходимо сделать следователям, чтобы доказать его невиновность. Среди общих рассуждений о некоторых нестыковках в деле, есть два совета, которые, по мнению автора письма, должны были полностью очистить его от обвинений: 1) «необходимость смещения центра тяжести доказательств хотя бы до серединного положения между документальной частью... и свидетельскими показаниями, чем будет придан делу более жизненный и более соответствующий принципам пролетарского правосудия характер», поскольку «жандармские архивы не являются . предпочтительным источником истории революционного движения времен царизма», для чего он опять предлагает расширить круг свидетелей и 2) «необходимо произвести более тщательные розыски в архиве быв[шего] Вологод[ского] жандарм [ского] управления каких-либо подлин[ных] донесений, данных секретным сотрудником «Антоном» на предмет возможного] нахождения какой-нибудь надписи или какой-нибудь подписи, сделанной собственноручно «Антоном», а равно и расписок последнего в получе-

78

нии денег» . Видимо, Печковский считал, что если ОГПУ не нашло подобных

77 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 176 об.-178.

78 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 101-104.

документов до первого суда, то не найдет их вообще. Но он ошибался. Следователь Берхушкин нашел в архиве расписку от 21 ноября 1909 г. в получении денег за подписью Печковского, хотя вряд ли осуществлял свои поиски, руководствуясь только советом подозреваемого.

Но Печковский не полагался на случайности, а продолжал изыскивать способы избежать наказания, о чем свидетельствует еще один любопытный документ - требование следователя Берхушкина о розыске гражданина Печковского и его аресте, которое он послал в марте 1927 г. начальнику уголовного розыска г. Новороссийска, т. к. на основании «переписки начальника подотдела милиции административного отдела г. Новороссийска усматривается, что гр[ажданин] Печковский не был обнаружен ни в г. Новороссийске, ни на станции Тонельной» . Всполошился же следователь Берхушкин потому, что на время нового следствия условием освобождения Печковского из губисправдома было проживание по месту регистрации - в Новороссийске. Что же произошло? Попытка скрыться? Следователь Берхушкин очевидно именно так истолковал сложившуюся ситуацию. Но в июне Печковский вдруг появляется в Вологде, его арестовывают, он протестует, что и не думал уклоняться от участия в следствии. Кто же прав? Полагаем, что Берхушкин тревожился не зря, т. к. три месяца о Печковском ничего не было известно. Видимо, или что-то у Печковского не сложилось, или он испугался новым розыском ухудшить свое положение, или еще по какой-то причине, но, так или иначе, он явился в Вологду.

Второй суд, состоявшийся 8-10 декабря 1927 г., признал гражданина Печковского Николая Александровича виновным по статье 58-13 Уголовного кодекса, т.е. в «активных действиях против рабочего класса и революционного движения, проявленных в должности секретного сотрудника» и предписал «по санкции статьи 58-2 того же кодекса подвергнуть Печковского лишению свободы сроком на три года строгой изоляции без конфискации имущества и лишению прав сроком на три года»81. Данный приговор Кассационной коллегией Верховного суда был утвержден.

Так закончилась эпопея с судебным преследованием бывшего жандармского осведомителя Николая Александровича Печковского. В ней интересны несколько вопросов. Первый вопрос: за что же был наказан этот человек? За сам факт сотрудничества с полицией или за то, что выдавал полиции своих товарищей по партии эсеров? Если за последнее, то к середине 1920-х гг. маховик ре-

79 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 406.

80 Санкция статьи 58-2 гласила: «Расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнание из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества».

81 ГАВО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1918. Л. 80.

прессий советских спецслужб фактически привел к разгрому партии социалистов-революционеров. За что же было судить Печковского, если он делал то же самое, только помогал не советским, а царским спецслужбам? Второй вопрос касается меры наказания: суд назначил ему всего лишь 3 года лишения свободы. Это был низший предел, предусмотренный данной статьей. Почему? Если иметь в виду, что примерно через 10 лет за анекдот или за неосторожное слово давали гораздо больший срок или даже расстрел, то вполне можно говорить об определенной гуманности, проявленной судом в отношении Печковского. Впрочем, не одного Печковского. Осведомителя ВГЖУ Коншина в 1926 г. приговорили к 5 годам лишения свободы82. Подобная гуманность объясняется, на наш взгляд, тем, что здесь важен был элемент не физического, а морального наказания. Это понимал и Печковский, когда так отчаянно сражался на суде: в обществе, в котором работа секретным сотрудником считалась позором, у него и у его семьи не было в дальнейшем и надежды на спокойную жизнь83. Что ж, он сам выбрал свой путь.

Заключение

Для вологодских жандармов, как, впрочем, и для многих других работников местных органов, работа с секретной агентурой была совершенно новой формой деятельности, поэтому трудно было требовать от них высокого профессионализма. Естественно, данная работа протекала не без сложностей, были и ошибки, и просчеты. Вместе с тем, нужно констатировать, что сотрудники ВГЖУ сумели относительно быстро в нее включиться и овладеть умениями и навыками вербовки. Итогом всех усилий стало создание достаточно массовой сети секретной агентуры, охватившей практически все основные оппозиционные силы в губернии.

Качественный состав агентуры, на наш взгляд, отражает не столько уровень профессионализма офицерских кадров ВГЖУ, сколько общий состав той человеческой массы, с которой им приходилось иметь дело. Разумеется, сказывался и уровень оплаты «труда» агентов, хоть и носивший в тех социально-экономических условиях стимулирующий характер, однако требовавший реформирования. Также необходимо отметить, что не зафиксировано случаев подталкивания агентуры к совершению провокаторских действий ни со стороны офицерского, ни со стороны унтер-офицерского состава.

В целом, можно оценить деятельность ВГЖУ в промежутке между 1907 и 1914 гг. как успешную, потому что управлению не только удалось поставить

82 См.: Георгиевич Н. Провокатор Коншин: (Показательный суд в Доме революции. 2-й день) // Красный Север. 1926. 7 апреля. (До постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 6 июня 1927 г. санкция по данной статье предусматривала 5 лет.)

83 Дальнейшая судьба Н.А. Печковского неизвестна.

под контроль все противоправительственные силы в губернии, но и решить главную задачу - нейтрализовать любую их активность.

Ситуация в Вологодской губернии, в принципе, согласуется с той картиной, которая наблюдалась в целом по России. «Охранка в основном разгромила социал-демократические и эсеровские организации», - делает вывод Ю.Ф. Ов-ченко, подводя итоги деятельности политической полиции России к 1917 го-

84

ду . С ним солидаризируется О. Н. Квасов: «. Охранка справилась с партийным движением революционеров, успешно ликвидировала революционно-террористические проявления и обуздала всплеск организационно оформленного экстремизма. Однако она не смогла, да формально и не была рассчитана на противодействие массовому взрыву социальной напряженности, который произошел в 1917 г.»85

Что же касается взгляда историка на агентуру как субъект исторического процесса, то здесь важно обратить внимание на социальные последствия поступка: пока люди будут позволять втягивать себя в нелегальные действия на стороне власти, до тех пор эта власть будет действовать неправедно, и любые катаклизмы с этой властью, в первую очередь, негативно отразятся на ее нелегальных помощниках.

- V ТГV 'iff V

84 Овченко Ю. Ф. Политический розыск - средство обеспечения безопасности российского самодержавия. 1880-1917 гг.: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 2013. С. 55.

85 Квасов О.Н. Губернский аппарат тайного политического сыска Российской империи в новейших отечественных исследованиях // Вестник РГГУ. Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2013. № 10 (111). С. 189.

Introduction

In general, in the history of political investigation, perhaps the most widely discussed and most important in terms of effectiveness with regards to the activities of these bodies are the issues related to secret agency. Under the conditions of sufficiently large illegal organizations operating at the beginning of the 20th century, the internal 'coverage' became essentially the main source of information for the police. The study of these issues can be divided into two periods. The first - from 1917 to about early 1930s. During this period, the readers were overwhelmed with the avalanche of journalistic works, exposing the mysteries of the secret police activities, with the predominant stories about secret agents, 1 and the emphasis was only on the most prominent informers, such as Azef, Malinovskii, Zhitomirskii, Zhuchenko and others. Afterwards, for almost 50 years, this topic was practically closed, since it could generate unnecessary, in the opinion of the authorities, associations and questions, breaking through only occasionally with the separate works based on strictly delineated parameters. The second period began in the 1980s, when the ideological control over the social sciences began to weaken and then ceased to be a decisive factor in the choice of research subjects by the historians. Initially, of course, the historians' attention was attracted by the struggle of the tsarist punitive organs against the

1 See: V.K. Agafonov, Foreign Secret Police (Petrograd: Kniga, 1918); A. Volkov, Petrograd Security Department (Petrograd: Znanie - sila, 1917); V. Zhilinskii, Organization and Life of the Security Department during the Tsarist Regime (Moscow: Tipografiya tovarishchestva Ryabushinskikh, 1918); A. Krasnyi, Secrets of the Secret Police (Okhranka) (Moscow: Yurotip, 1917); Osorgin M.A. Security Department and its Secrets (Moscow: Studencheskoe izdatel'stvo 'Gryadushchee', 1917); P. Pil'skii, Security and Provocation (Petrograd: Tipografiya 'Viktoriya', 1917); S.G. Svatikov, Russian Political Investigation Abroad (according to the Documents of the Paris Archive on the Foreign Agency of the Police Department) (Rostov-on-Don: Rostovo-Nakhichevanskii komitet trudovoi narodno-sotsialisticheskoi partii, 1918); S.B. Chlenov, Moscow Secret Police and its Secret Officers: As per the Data of the Commission for the Provision of the New Order (Moscow: Otdel pechati Moskovskogo soveta Rabochikh i Krest'yanskikh Deputatov, 1919); I.V. Alekseev, "Introductory article", History of One Provocateur: Indictment and the Materials to the process of E.A. Serebryakova (Moskov: Moskovskii gubernskii sud, 1925): 1-10; B. Nikolaevskii, End of Azef (Leningrad: Gosizdat, 1926); P.E. Shchegolev, Guards and Adventurers (Moscow: Izdatel'stvo politkatorzhan, 1930).

2 "Dialogue of Oleg Kil'dyushov and Zinaida Peregudova", Sociological Review, vol. 12, no. 2. (2013), 45.

3 See: B.K. Ehrenfel'd, "The Malinovskii case", Questions of History, no. 7 (1965): 106-16; N.P. Eroshkin, "Russia under supervision", Teaching History at School, no. 1 (1966): 88-102; M.E. Solov'eva, "Tsar provocateurs and the case of the Social Democratic faction of the 2nd State Duma", Questions of History, no. 8 (1966): 124-9; A.P. Karelin, "Russian 'police socialism' (Zubatovshchina)", Questions of History, no. 10 (1968): 41-58; N.A. Troitskii, "Degayevshchina", Questions of History, no. 3 (1976): 18-21; A.P. Karelin, "The collapse of the ideology of 'police socialism' in Tsarist Russia", Historical Notes, vol. 92 (1973): 109-52.

Bolshevik organizations,4 but then the subject began to expand, and in the last two decades, the transition to the research devoted to the activities of regional institutions of political investigation and a more thorough examination of individual issues of security institutions in the Russian Empire began.5

Although one can see specific progress in studying the issues related to the secret agents in the pre-revolutionary authorities dealing with the Russian political investigation, there is still a lot to be done in this direction. It is extremely important to assess the quantitative parameters of secret officers recruited for the internal monitoring by the institutions of political investigation. Such attempts have already been made.6 Z.I. Peregudova, summing up some of the interim results of the discussion on this subject, estimated the total number of secret police officers for the years 1880-1917

4 A.P. Koznov, "The struggle of the Bolsheviks with the subversive actions of the tsarist secret police in 1910-1914", Questions of the History of the CPSU, no. 9 (1983): 59-74; A.P. Koznov, "The struggle of the Bolsheviks with the subversive agents of tsarism in the period of reaction (1907-10)", Questions of the History of the CPSU, no. 12 (1986): 66-70; L.I. Tyutyunnik, Police Department in the Combat against the Revolutionary Movement in Russia at the Turn of the 19th -20th centuries (1880-1904) (PhD thesis. Moscow State Historical and Archival Institute, 1986).

5 See, for example: Faithfully and Truly. FSB. Pages of History (Yaroslavl: Nyuans, 2001); Trusted to protect the Fatherland (From the history of the security organs in the Vologda region) (Vologda: Vologodskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2008); R.V. Ryabintsev, Formation and Development of the System of Political Investigation Authorities bodies in a Russian province in 1880-1914: On the materials of the Kostroma province (PhD thesis. N.A. Nekrasova Kostroma State University, 2004); V.G. Dorokhov, Political investigation in the Tomsk province: 1881 - February 1917 (PhD thesis. Kemerovo State University, 2005); E.A. Goncharova, Methods of political investigation of Russia in the fight against the revolutionary movement in 19041914: on the materials of the Saratov province (Saratov: Nauchnaya kniga, 2006); E.A. Gon-charova, "Provincial gendarme department: Functional duties and personnel. 1905-1917", Bulletin of Saratov State Agrarian University, no. 5, vol. 3 (2006): 15-17; S.N. Galvazin, Security Institutions in the Russian Empire: The formation of the Apparatus and Analysis of Operational Practices (Moscow: Sovershenno sekretno, 2001); Yu.F. Ovchenko, Moscow Secret Police at the Turn of the Century. 1880-1904 (Moscow: Insoft, 2010); L.V. Strakhov, "Secret expenses of the Voronezh provincial gendarme department at the beginning of the 20th century", Bulletin of Voronezh State University. Series: History. Political Science. Sociology, no. 3 (2015): 124-28; E.I. Pylaeva, "Financial support of gendarme departments in the Police Directorate of the Ministry of Internal Affairs at the beginning of the 20th century (based on materials of the Vologda province)", Bulletin of Moscow University. Series 8. History, no. 2 (2013): 45-60 and others.

6 V.K. Agafonov, Foreign Secret Police (Petrograd: Kniga, 1918), 216; M.N. Brodnikova, "To the question of ways of working in the political police of the Russian Empire with secret agents at the beginning of the 20th century", Humanitarian and Legal Studies, no. 2 (2016): 39. (Sometimes unrealistic numbers are even provided - 40 thousand agents for 1878. See: A.Yu. Golovin, E.S. Dubonosov, "Provocation of crime in the system of detective police activity in 19th - early XX centuries", News of Tula State University. Humanitarian Sciences, no. 4 (2013): 72).

7

to be about ten thousand people. This number is based on the lists compiled by the OGPU in the 1920s (9777 people) and her own calculations made based on the files of secret employees available in the State Archives of the Russian Federation. Since the question of the total number of secret agents is of fundamental importance for assessing the activities of the Russian political investigation, without rejecting Z.I. Peregudova's conclusions, we consider it expedient to check them against the calculations made at the provincial level and considering the materials of the local archives.

In addition to the quantitative data, the evaluation of the qualitative agents' composition is also important. The level and the nature of information obtained by the police officers depended on their social status, social and political connections. We are also pushed it to a more thorough study of the activities of the provincial gendarme departments and the issues of material incentives for the agents and their satisfaction with their remuneration, financing of the local bodies of political investigation and professionalism in the relations of the PGD staff with the agents and others.

It seems to us that the fascination of Soviet historiography with a revolutionary theme led to a certain imbalance in our ideas regarding the forces opposing the Tsarist power. At least, after 1907, their activity was clearly not increasing. Therefore, it is necessary to clarify the role of the political investigation authorities in this process and answer the question: did they manage to learn from the previous failures?

Finally, it is necessary to identify another important component of this topic. Whilst counting the number of agents and talking about the effectiveness of the Tsarist police, we leave aside the human factor. So, who is that secret agent? What would be their human face?

It might seem that the fate of such well-known political investigative figures like Azef or Malinovskii is well known. Nevertheless, the historians continue to attempt to solve the riddles associated with them. In recent years, the interest in the Azef phenomenon has become particularly acute. If in the Soviet historical literature, the moral appraisal of his activities ('Judas', 'traitor', 'provocateur'9) unconditionally prevailed, then at present, a new approach is being adopted, which can be called formally legal. As an example, Yu.F. Ovchenko believes that not all actions of internal agents can be qualified as a provocation. In his opinion, a provocateur is not just a police agent who has infiltrated into a revolutionary organization, however an agent who by his actions encourages and instigates revolutionaries (regardless of the rea-

7 Z.I. Peregudova, Political Investigation in Russia (1880-1917) (Moscow: ROSSPEN, 2000): 234-8.

8 Azef's Letters. 1893-1917, compiled by D.B. Pavlov, Z.I. Peregudova (Moscow: Terra, 1994), 287; I.S. Rosenthal, Provocateur. Roman Malinovskii: Fate and Time (Moscow: ROSSPEN, 1996).

9 See: F.M. Lur'e. Policemen and Provocateurs: Political Investigation in Russia. 1649-1917 (St Petersburg: Chas pik, 1992).

sons, be they 'state' or 'personal') leading to disadvantageous actions in their regards aimed at exposing and arresting them.10 Thus, Yu.F. Ovchenko believes that 'Aze-

fism' is not a large-scale 'provocation', as it appears in the literature.11 Several other

12

historians adhere to a similar position. Such an approach is nothing more than an attempt to weigh Azefs 'merit' before the police and the party of socialist revolutionaries and to determine who he helped more: the police, by reporting the revolutionaries or revolutionaries, thus being the main terrorist of the country.

The shock of exposing Azef at the end of 1908 was so great, according to American researcher Anna Geifman, that "the SRP was never able to heal the scandalous

13

wound," at least until the beginning of the First World War. And one must agree with this. As for the impact of the exposure of Azef to the police, the situation there was different. There is reason to believe that it was after this event that the police began actively building up their secret personnel, especially in the provinces. The example was contagious. One of these 'followers' in the Vologda province was Nikolai Aleksandrovich Pechkovskii. Of course, we consider him as an Azef's follower very arbitrarily, although we believe that it would be interesting to reveal the connection between the ideals of betrayal and the choice of a life path, or at least to define whether those ideals were labelled as being positive or negative. So far, our task is more modest: as far as possible, to highlight the biography of this representative of a provincial agency.

Main body

The Vologda gendarmerie faced the revolution of 1905-07 practically void of its agents. There is some conflicting information that Colonel O.V. Dremlyuga (was in charge of Vologda Provincial Genderme Directorate in August 1905 - November 1906) had one secret officer among the exiled, but even if this were true, the presence of one agent was too negligent for a province where there were always several hundred exiled persons. His successor, Colonel V.M. Lamzin (was in charge of Vologda Provincial Genderme Directorate in November 1906 - April 1908) was also very little involved in dealing with the secret agents. At the request of the Police Department regarding the presence of secret agents in the said directorate, the acting head of the directorate, captain Girich, on 21st August 1907 replied that there were no permanent

10 Yu.F. Ovchenko, The political search is a means of ensuring security of the Russian autocracy. 1880-1917 (PhD thesis. M.V. Lomonosov Moscow State University, 2013).

11 Yu.F. Ovchenko, "Provocation in the service of the secret police", New Historical Bulletin, no. 1 (9) (2003): 43.

12 M.G. Tarasov, A.A. Evstratchik, "E.F. Azef: An agent or a provocateur?" Problems of SocioEconomic Development of Siberia, no. 3 (29) (2017): 114-19.

13 Geifman A. Thou shault kill: Revolutionary Terrorism in Russia. 1894-1917 (Princeton: Princeton University Press, 1993). (In Russian: А. Geifman, Revolutionary Terrorism in Russia. 1894-1917 Moscow: Kron-Press, 1997).

secret agents, except for some individuals who delivered random information on the investigation.14 An inspection of the activities of the VGPD, conducted by the Police Department at the end of 1907, led to the same conclusion. The inspection report stated: "As it turned out, neither the head of the local PGD or the local police had any secret agents at all".15 Colonel Lamzin explained to the inspectors that, having taken over the directorate about a year before, he had not received a single secret officer from his predecessor, and that the colony of the exiles was "very cohesive, strictly conspired, and it was simply impossible to assign anyone".16 It was clear that this was an excuse that covered the inability or unwillingness to work with the secret officers.

However, the persistent recommendations of the higher authorities ultimately forced Lamzin to begin this work, and as far as on 2nd December 1907, he informed the Okhrana in Moscow, whose activities included the VPGD until 18th February 1909, that "all measures had been taken on his part to obtain the agents, as far as it was possible under the local conditions. Currently, one [agent] in the teachers' union had offered his services and another one in the party of socialist revolutionaries did

17

the same, however time would show how useful they were". Unfortunately, neither the names nor the nicknames of those agents had been established so far. Apparently, at that time, there was still no practice to report that information to the Police Department, which also indicates that the work in this direction was just beginning.

Colonel L.N. Kremenetskii (July 1908 - March 1909), who replaced V.M. Lamzin, was more active in this respect, however he did not achieve a great success in this field.

The period of active use of secret agents in the VPGD goes back to 1909-14. The growth of the mass anti-government movement accelerated the awareness of the gendarmes of the need to have their own agents among the political opponents of the government, and a small number of them or rather their lack could become a serious reproach to the work during the inspections of the PGD. In October 1912, the Police Department sent a special circular letter to the localities, which stated that "the presence or absence of intelligence coverage served as the basis for promotion of worthy

officials or for reporting on the possibility of leaving them further in their posi-

18

tions" The number of the agents dramatically increased, and their information became almost the main source of information for the gendarmes.

The exact number of the secret agents who worked for the VPGD at the beginning of the 20th century is probably unlikely to be established. This is due, firstly, to

14 Gosudarstvennyi arkhiv Vologodskoi oblasti (dalee - GAVO) f. 108, op. 4, d. 13, ll. 33-34.

15 M.A. Beznin, et al., eds., Trusted to protect the Fatherland. Vologda: Vologodskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2008, 169.

16 Trusted to protect the Fatherland, 169.

17 GAVO f. 108, op. 5, d. 37, l. 48.

18 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, l. 194.

the poor preservation of the source base, especially during the periods before 1909 and from 1915 to the beginning of 1917, and secondly, due to the specifics of the reporting, which was maintained in the directorate. The head of the directorate was obliged to report monthly about the expenditures of the agency, and he sent information about admission to the agency or withdrawal from it, each time in separate reports. The only reports that were most fully preserved were the "Reports on the expenditure..." covering the years 1909-14. Some of them contain the entire list of agents who worked on VPGD at a given time, and in several, especially for 1912 and 1914, not all of them are listed; the agents' names disappear, but then reappear again. This is because the report mentions the names of only those agents who received payment for their work in the relevant month. However, the monthly nature of the reports still allows us to get a broad picture of the membership of the agents for the year.

We have been able to obtain information about the 132 agents who worked at the headquarters in 1908-14 so far.19 This number also includes the secret officers themselves, the support staff and the so-called 'shtuchniki' (translator's note: informants who deliver information on a regular basis, but for a fee for each piece of information). E.I. Pylaeva gives a slightly different figure, which she received based on the

20

State Archives of the Russian Federation (SARF) materials - 175 people. Although her calculations cover a longer period (from 1908 to 1st February 1917), we believe

that this figure is somewhat overestimated due to double counting: the same agent

21

sometimes goes under different nicknames21 or the agent might disappear for a long

22

time from the lists and then reappear again. For the years 1908-13, she gives a fig-

23

ure of 127 people, which, in our opinion, is closer to the reality.

According to the recruitment date, the agents were distributed as follows: in 1908, 15 people were involved in the cooperation, in 1909 - 17, in 1910 - 24, in 1911 - 37, in 1912 - 18, in 1913 - 12 and in 1914 there were nine. The reduction in the number of agents in VPGD was associated with a general decrease in the number of exiles in

19 Previously, the figure was 80 agents (See: Trusted to protect the Fatherland, 175).

20 E.I. Pylaeva, Secret agents of the provincial gendarmerie in the early 20t century: Characteristics of the sources (based on the materials of the Vologda province). URL: http://naukarus.com/sekretnaya-agentura-gubernskih-zhandarmskih-upravleniy-v-nachale-hh-v-harakteristika-istochnikov-po-materialam-vologodsko (date of access: 6.10.2018).

21 As an example, the agent 'Resident', who originally went under the alias 'Zina'.

22 The agent 'Alexander' was recruited in September 1911, however after January 1912 he disappeared from the lists for a long time and only reappeared in them in May 1913.

23 E.I. Pylaeva, "Secret agents of the local bodies of political intelligence in Russia at the beginning of the 20th century (at the example of the Vologda provincial gendarme administration)", University Historian: Almanac. Issue 7. (St Petersburg: Sankt-Peterburgskii gosudarstvennyi universitet, 2010), 357.

the province (the exiles represented nearly half of the agents) and with the noticeable decrease in the activity of revolutionary and opposition groups.

The most productive period for the VPGD was 1909-12, when they managed to attract 96 people to cooperate as agents. Colonel A.V. Stol'zenburg (April 1909 -June 1911), who accepted his office in April 1909, reported only four secret officers to the special section of the Police Department, who he took over from his predeces-

24

sor, Colonel Kremenetskii. However, it was not quite so. Officially, Kremenetskii provided five secret officers to Stol'zenburg; however, apparently, he honestly stated that one of them, who worked in Nikolsk, after the gendarmes carried out the liquidation of organized exile groups among the socialists and social democrats in January 1909 on his tip-off, is unlikely to work, as suspected in collaboration with the police. In other words, the gendarmes, with their inept actions, 'framed' their employee, and he stopped providing information. However, there was another inaccuracy in Stol'zenburg's message. In addition to the actual secret officers, he received three more 'support staff. Thus, the VPGD by the beginning of 1909 had seven agents. All of them were recruited relatively recently. The 'oldest' was the support staff member 'Appolinary' attracted to work in July 1908; two were recruited in the autumn of 1908 and four - in February-March 1909.

A.V. Stol'zenburg launched a rather active work on expanding the agency. Admittedly, he succeeded a lot. By the middle of May 1909, 18 agents already worked in the department. However, according to A.V. Stol'zenburg, the effective work with them, as well as the increase in their membership was hampered by the insufficient funding; therefore as early as on 30th April 1909, he sent a letter to the head of St Petersburg district security department with a request to increase the appropriation of this title, and in May 1909 with a similar a request to the vice director of the Police Department. In his letter, he wrote: "... Due to the presence of political exiles in the province entrusted to my observation in the number of 1,400 people at present ... and their distribution in ten provinces of 100-150 people in each county ... it is an urgent need to have two-three secret agents in each county. I currently have 18 people. Since most of them have already been tested and have been working for me for quite a long time, it is advisable to transfer the rest, who do not receive a permanent salary, to a salary, for which, however, I consider totally inadequate to receive the agent advance payment in the amount of about 500 roubles, considering that the performance of a significant number of inquiries at the office (about 50 inquiries and correspondence were made in 1909 and about 30 in the current half-year) also require a considerable amount of expertise, photographing and so on; it is desirable to have 20-25 employees and to pay them an average salary of 15-40 roubles per month; I need to increase the advance payment for agent's expenses to 800 roubles, including, according to the

24 GAVO f. 108, op. 4, d. 63, l. 190.

circular of the Police Department dated 12th July 1906, No. 7698, 300 roubles in the

25

reserve fund".

In June 1910, the Police Department granted the request of the Head of the VPGD and increased the advance payment to the agent's costs to 800 roubles. But what was that 'reserve fund' referred to in Stol'zenburg's letter?

The fact is that the directorate could pay for the work done, including the work of the agents, only after submitting the financial reports to the Police Department. The real money on these reports came only after two-three weeks after. That was a bureaucratic procedure. In fact, the directorate first paid the agents and only then sent the reports. For this purpose, the gradually established 'suspended' amounts from the previous transfers were used. The police department knew about this small financial 'trick' of the local authorities and that is why, to legitimize it, a circular dated 12th July 1906 was issued. The 'reserve fund' was supposed to give the gendarme officers the opportunity to handle the money more freely. However, this did not remove the strict obligation to periodically report on all expenses on their part.

The remuneration received by the agents was the result of an agreement with a gendarme officer who recruited them and varied greatly. Only individuals ('Anton', 'Aleksandr', 'Patsevich', 'Dem'yan', 'Severnyi', 'Pyotr') received the largest salary (30-60 roubles), and this amount fluctuated in different months. Judging by the reports of the head of the VPGD, there were not so many agents permanently employed with the appropriate salary. In most cases, under the title 'monthly remuneration' it was indicated as follows: "Depending on the information being delivered". These agents received a one-time fee of five, ten or 15 roubles.26 This practice was probably caused by the fact that the gendarme officers were forced to save money to keep to the sums allocated for this. During the audit, conducted in June 1911, this procedure of payment caused criticism from the head of St. Petersburg Special Section. He recommended 'a permanent monthly remuneration' as a "normal system of paying the agents, allowing 'piecemeal' fee only for occasional applicants and for the new-

27

comer's agents until they were transferred to a position with a permanent fee". Despite this, the payment system, however, almost did not change.

Nevertheless, A.V. Stol'zenburg petitioned for the increase in the intelligence fund and wrote regarding the need to increase the number of agents, not in vain. As mentioned above, he made significant efforts in this regard indeed. Receiving seven agents from his predecessor, he doubled their number. During his tenure as the head of the VPGD, an average of 13-15 agents continuously worked for the directorate. Their membership was not constant. Since most of them were exiles as per their

25 GAVO f. 108, op. 4, d. 70, l. 73.

26 GAVO f. 108, op. 4, d. 70, ll. 47-425.

27 Trusted to protect the Fatherland, 170.

status, then, of course, after the end of the exile period they left the province and 'got dismissed' from their service in the VPGD accordingly.

Because of the strict accountability, which, as already mentioned, existed in the Police Department, the head of the VPGD was to inform the Special Department not only about the acceptance of an agent, but also about their dismissal. In a report dated 1st June 1911, the head of the VPGD reports that "from the number of employees entrusted to me by the directorate, the following were excluded after leaving the Vologda province: in Vologda, 'Lock' from 15th May and 'Mark' from 19th May and in the town of Nikol'sk - 'Raven' from 241 May".28 And in most cases, such information was followed by a postscript: "These persons were advised to apply offering

29

their services to the heads of gendarme departments at the place of their residence". It should be stated that many had 'applied', as evidenced in the correspondence between the Vologda and other departments regarding the abilities of this or that person to supply the gendarmes with information as a secret officer. As an example, the head of St Petersburg security department, Colonel M.F. von Kotten requested a 'description' of the former secret officer of the VPGD 'Fyodorov' and received the following response: "He is a socialist revolutionary, has connections in the party, is a clever man and can be very useful".30

There were also other characteristics. An exile Maria Spitsyna (alias 'Volog-dskii'), apparently referring to her experience of working with the Vologda gendarmes, turned to the Arkhangelsk PGD with a proposal for cooperation. When asked about her business qualities, the head of the VPGD, Colonel Konisskii, acknowledging that "that person was tested by me as a secret employee," described her as 'insincere', for whom 'vigilant, supervision' was required, that she worked for four months, "was hardly useful, gave both true and completely false information, which

31

made me refuse her services. In general, I cannot recommend her to you".

Some of those who were among the secret agents of the VPGD had previously 'finished' such a school in other departments. As an example, a private of the Alexander Nevsky Regiment Vladimir Nikolaevich Kuznetsov (alias 'Shuiskii') was involved in the work by A.V. Stol'zenburg on 7th October 1910 and had already worked with St Petersburg district security department. Apparently, V.N. Kuznetsov offered his services to the Vologda gendarmes himself, as Stol'zenburg requested von Kotten about "whether he deserves trust," and received an affirmative answer and a brief description: "Having a very hot temper, he can, apart from ill will, without

32

proper and permanent management ... unwittingly get into provocation". By provo-

28 GAVO f. 108, op. 4, d. 84, l. 25.

29 GAVO f. 108, op. 4, d. 84, l. 25.

30 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, l. 183

31 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, l. 53; d. 96, l. 39.

32 GAVO f. 108, op. 4, d. 69, ll. 231-233.

cation here, apparently, was understood the participation of 'Shuiskii' in the active anti-government activities, which was strictly forbidden to the agents. However, how valuable will an agent be if he constantly shies away from such an activity, and therefore does not have any information about it? Von Kotten's warning therefore looks like a standard bureaucratic reinsurance of a boss in relation to a subordinate and no more than that.

Samuil Mil'gram alias 'Nikolay' worked for the Yenisei gendarme department, and later under the alias 'Torgovyi' started to work for the VPGD, covering the exiles in Vologda. There were cases of a different kind. In October 1909, an exile, a former cornet of the army cavalry, certain Mezentsev, offered his services to the VPGD. At the same time, he referred to the fact that he had previously worked as a secret officer for the Arkhangelsk PGD. Naturally, there was a request to Arkhangelsk, from where the answer came that Mezentsev is known "as a blackmailer and provocateur, who

33

does not deserve any trust", and the VPGD refused the services of that man. In July 1913, a tradesman Khrisanf Vladimirovich Ivanov from Borovichi arrived in Velikiy Ustyug as an exile. As a former agent of Novgorod PGD, he was included as an assistant to the chief of the VPGD captain Rosalion Soshalskii as part of his staff under the pseudonym 'Black'. However, the information was received from the Police Department that he was a 'blackmailer' and a 'non-credible' person, and he was immediately dismissed.34

With a high degree of probability, as comparable, it is possible to qualify the case, which was observed in Tot'ma in May 1910. A few days before the expiration of his exile (24th June 1910), an exile Vladimir Mikhailovich Kosarev filed an application with the request to accept him to the post of a 'detective', referring to the fact that he had already served as such in Yekaterinoslav. His request was forwarded to the VPGD. As it turned out, firstly, he belonged to the group of communist anarchists, and, secondly, he wanted to receive 30 roubles a month for his cooperation. Under the pretext that he only had to stay in exile for a few days, his application was

35

denied. But it was probably not the only reason. Apparently, the gendarmes suspected that this man just wanted to get money, however it was unlikely that he would work. In addition, the fears arose that he might drag the gendarmes into some 'improper' case. Anarchists had a reputation of people of little control and extremely unscrupulous in their means.

Quite often, the gendarme officers faced the problem of blackmail on part of their agents. In this respect, the behaviour of a secret employee 'Pechorin' (Stepan Pet-rovich Kononenko) was quite curious. He was exiled to the Vologda province for three years 'for vicious behaviour', counting the term of his sentence from 11th Janu-

33 GAVO f. 108, op. 4, d. 4161, ll. 5, 24.

34 GAVO f. 108, op. 4, d. 96, ll. 69, 79, 82.

35 GAVO f. 108, op. 4, d. 63, l. 199.

ary 1907. However, in June 1907, S.P. Kononenko fled from the exile and was returned to the Vologda province again in December 1911. In May 1912, he was attracted among the secret employees as an assistant to the head of Vologda Provincial Genderme Directorate, captain of cavalry Plotto who oversaw the criminal investigation in the eastern uyezds of the governorate. Initially, he gave information on Ust'-Sysol'sk, where he was serving his sentence. It is not possible to establish how interesting for the VPGD it was, however judging by the fact that it was not 'political', it is unlikely that it was very significant. In October 1913, Kononenko was transferred to Veliky Ustyug and demanded a salary increase from his supervisor from 18 to 30 roubles, referring to the fact that life was more expensive in Ustyug, and in addition, he decided to open a shoemaker's shop. The assistant to the head of the VPGD, captain R. Soshal'skii, who took over this post, requested the permission of the head of the VPGD, colonel Ivanov, however he agreed only to a two-rouble increase. 'Pecho-rin' refused such an increase and said that he "did not agree to work" in such a case. Captain R. Soshal'skii was frightened that he was losing an employee, especially since he had already received constant reprimands for being too passive in recruiting agents and agreed to pay 'Pechorin' from his own pocket. Colonel Ivanov forbade him to do so. He formulated the formal reason for the refusal as follows: "being a worker, 'Pechorin' can thus draw attention to himself, since he will live beyond his

36

means".

However, the real reason for the refusal was obviously different. He hinted to his subordinate that in no case should one give in to the blackmail on part of the agents. On 21st November, 'Pechorin' in a drunken state came to the apartment of R. Soshal'skii and in a 'strongly raised tone' asked the question: "I ask you for the last time, will I get 30 roubles a month or not?" The captain had to kick him out of the house, however the agent did not give up and in the yard scolded the head of the VPGD with an 'abusive curse'. The following day, 'Pechorin' was dismissed from the secret service as not credible due to the tendency to drink, lack of conspiracy and

37

extortion and was sent to Yarensk for living in the exile further.

Sometimes, whilst recruiting employees, the interests of several departments randomly overlapped. Thus, for example, it happened to the agent 'Anton'. He was a secret employee of the VPGD since November 1909 and, judging by the remuneration he received (50 roubles a month) was very valuable to the directorate. He also had his wife Sofya Vladimirovna Pechkovskaya who lived in exile there as well. In January 1911, the Moscow Security Department forwarded to the VPGD a copy of an opened and scrutinized letter addressed to S.V. Pechkovskaya signed 'Nick ...' and asked to find out the full name of the 'author'. And it turned out that the letter was written by Nikolai Pechkovskii, who at the same time was an employee of the Moscow secret

36 GAVO f. 108, op. 4, d. 96, l. 97.

37 GAVO f. 108, op. 4, d. 96, ll. 94-97, 121, 125.

police. The Moscow security institution considered that "his simultaneous engage-

38

ment as a secret employee of two institutions is incompatible". A.V. Stol'zenburg had to exclude him from his agency, although he greatly valued such an informant.

There were recruiting failures as well. Thus, for example, in October 1909, Captain Plotto recruited a retired non-commissioned officer R.I. Petrov to work as a secret agent, under the alias 'Romanovskii'. He was characterized by R.I. Petrov as follows: "Of good behaviour and moral qualities, was not noticed as politically unreliable; he is 50 years old, married, is hardly acquainted with political exiles and any unreliable persons. He can be useful in investigation, however not particularly suc-

39

cessful, since he has no acquaintance with the supervised". Naturally, Romanovskii did not last long in the secret agency, and since October 1910 he was no longer on the lists of agents. Apparently, he did not give any information for this year either, since there was always a gap in the payment reports against his nickname.

The secret agent 'Grochman' was included in the list of agents on 12th May 1914, and on 21st July 1914, he had already been 'fired' because of the "calling up for military service".40 The auxiliary employees who worked for about three months were 'Proezzhii' (30th March 1910 - June 1910), 'Chetvergov' (21st May 1911 - August 1911), 'Petrenko' (13th May 1911 - August 1911.); 'Ovechkin' (2nd September 1909 - 23rd October 1909), 'Kulikov' (11th May 1912 - July 1912), 'Svat' (from 1st June 1912 to August 1912); 'Almazov' (1st June 1912 - July 1912) worked less than two months.41 'Almazov', for example, refused to cooperate "due to a deduction in remuneration". Captain A.V. Plotto, who recruited him, promised to pay him 25 roubles a month, however Colonel Konisskii found it excessive to pay such a fee to the worker from the Krasavinsk factory and ordered it to be reduced to ten roubles per month.

42

The employee was offended and refused to work. 'Kuznetsov' was listed on the staff for almost six months, until the captain A.V. Plotto did not inform his boss that he "was not actually one of those, however I was questioned on top secret inquiries and, being summoned to me, I paid him five roubles, which is why I placed him on the report under the category of an occasional employee".43

The employees who would work for several years could be literally counted on fingers: 'Demian' (from 04.05.1910 and continued to work even at the end of 1914), 'Patsevich' (from 08.02.1911 and continued to work at the end 1914), 'Sasha' (from 09.01.1911 to June 1914). Most of the agents worked, as a rule, on average no more than for a year.

38 GAVO f. 108, op. 4, d. 84, ll. 27, 30.

39 GAVO f. 108, op. 4, d. 63, ll. 108.

40 GAVO f. 108, op. 4, d. 105, l. 34.

41 GAVO f. 108, op. 4, d. 63, ll. 1-110; d. 70 l, 47-425; d. 90, ll. 111-112, 168-169.

42 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, ll. 154.

43 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, ll. 59.

The situation with the agent 'Kobchik' was quite interesting. Under this alias worked a peasant woman from the Novgorod province Aleksandra Stepanovna Ti-mofeeva. She was recruited in March 1910 and originally received the nickname 'Re-shitel'naya', however the Special Section advised A.V. Stol'zenburg to change the nickname so that it was impossible to determine the sex of the employee, and A.S. Timofeeva received another nickname - 'Kobchik'. A.S. Timofeeva had nothing to do with the revolutionary movement and, as A.V. Stol'zenburg characterized her, was "capable of little and lazy to cooperate". However, her lover S.S. Il'in, "involved in expropriation", was in the Vologda convict prison, from whom the VPGD hoped to

rd

receive some information. On 3 October 1910, A.V. Stol'zenburg unexpectedly informed the director of the Police Department that the secret agent 'Reshitel'naya' was fired because she turned out to be a "blackmailer who does not deserve any trust". Moreover, A.S. Timofeeva was arrested. It turned out that several political prisoners from the Vologda convict prison, including S.S. Il'in, were preparing a break-out, which was prevented at the very last moment, and A.S. Timofeeva hid this information. On 20th November, A.V. Stol'zenburg again reported to the head of Moscow Security Department that he had resumed cooperation with A.S. Timofeeva because "after the arrest ... she began to give undercover information again, which is mostly confirmed". Apparently, A.S. Timofeeva began to give information about Il'in, since "she expressed a desire that her testimony should not be announced at the trial". Thus, the secret agent almost tricked the gendarmes.44

The availability of agents at the provincial gendarme office did not help much if revolutionaries carried out an action in the province without contacting the local forces. Thus, the Socialist Revolutionary Lidia Rudneva, who arrived in Vologda from abroad in early April 1911, was able to arrange and conduct an attempted murder of the prison inspector Efimov. On 15th April, during a performance in the city theatre, she fired four times from a revolver, and then, taking advantage of the turmoil, disappeared45. A day later she got on the Arkhangelsk - Moscow train and calmly proceeded through Vologda, agitated by the attempt. The search for the terrorist had no success, and the gendarmes only found out her real name after she died in Paris because of an illness. It is necessary, however, to note that the gendarmes were informed about the preparation of the assassination attempt, and they even guarded Efimov, but this did not help much. The terrorist did not have any connections with the local Socialist-Revolutionaries, and this allowed her, without attracting attention

44 GAVO f. 108, op. 4, d. 63, ll. 211, 225, 245.

45 "Inspector Efimov was wounded into his neck and arm in a 'through and through shot', -colonel Shtol'zenburg reported by a telegram into St Petersburg". (See in details: GAVO f. 108, op. 1, d. 5005, l. 20). Apart from the inspector, his wife was wounded as well, so was the local landowner M.I. Kasatkina, who was sitting next to him. In the doctors' opinion, Efimov and Kasatkina did not have rather severe wounds, however Kasatkina's wound was very heavy.

from the gendarmes, to carry out her plans unnoticed. Colonel A.V. Stol'zenburg paid for it with his job. Colonel M.A. Konisskii was appointed head of the VPGD (June 1911 - March 1913). He was also successful in recruiting agents.

During the management of VPGD by M.A. Konisskii, there appeared another very important and relatively new for the provincial gendarmerie trend of work -'monitoring correspondence'. In other words, attempts were made to establish control over the correspondence of the exiles through the perusal of letters in the postal and telegraph offices of different localities. Several postal officials were recruited who, at the same time as they were fulfilling their main duties, were engaged in opening the letters of the exiles and sending suspicious correspondence to the officers of the VPGD. As an example, the Yarensk police officer reported to the head of the VPGD that "he received and transferred to captain Plotto ten foreign letters with party literature received by mail, which were opened and sent to him by the head of the postal and telegraph office".46

Not all postal officials were cooperating with the VPGD. Some of them - "due to their concern of responsibility before their authority," others for moral reasons. An assistant to the head of the VPGD tried to push the head of postal and telegraph office of Sol'vychegodsk I.S. Stepanov, and it led, for example, to even worse results. He informed his boss: "He doesn't make any concessions and, by his nature, may hinder the success in achieving the goal ... that is why addressing other people apart of him

47

is impossible".

It is difficult to judge whether such control was exercised on a large-scale. It is known that in Vologda, a secret agent 'Kryukov' was engaged in this. Later, he was joined by a secret agent 'Podruchnyi', who moved to the provincial centre from Ust'-Sysol'sk. For other districts (Gryazovetsky, Kadnikovsky, Vel'sky, Totemsky), which were under the control of the head of the VPGD, no information was found so far. The situation in the eastern districts is disclosed by the report of the assistant chief of the VPGD dated 15th June 1912, in which he reported to Colonel Konisskii that there was no 'observation' in Ust'-Sysol'sk, ... in Yarensk "there is a consent, however I don't expect any beneficial results due to extreme inertia, fear and inability", in the town of Sol'vychegodsk "there is no observation at all because of unwillingness and obstacles on part of the head of the office ", in Ustyug and in Nikol'sk the "observation is established", "in all the other district offices ... there is no observation ... and in Lalsk, assistance is refused, I expect to establish it during a personal

48

trip to Krasnoborsk".

The fact that the gendarmes succeeded in 1909-12 and literally stuffed the exile with their agents 'bore fruit'. Almost any attempt to start at least some anti-

46 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, l. 105.

47 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, l. 82.

48 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, ll. 97-98.

government activities in the province, especially by the exiles, became known to the gendarmes and immediately stopped. Thus, for example, in 1910, the Vologda group of socialist revolutionaries tried several times to gather representatives from the counties and hold elections for delegates to the congress of the Northern Regional Committee of the SRs, but on every occasion the gendarmes prevented these attempts because their agent was one of the proposed candidates for the congress. It was not possible for the Social Revolutionaries to arrange the elections for the provincial committee. The control of the gendarmes over the Social Revolutionary groups in the province was very comprehensive, which is proved by the message of 28th February 1910, from a secret agent 'Anton': "The party work with s[ocialists] -r [evolutionar-ies] is currently insignificant and focused on revealing the provocateurs. All groups are engaged in this work, and it can be called the only work of the party trend".49 Anton named all active 'party workers' of the Socialist-Revolutionaries. Using this information, the Vologda gendarmes carried out the 'liquidation', and on 11th November 1910, 'Anton' reported: "As a result of the previous liquidations, the political exiles of Vologda social revolutionists decided not to carry out any further active work until a more favourable time ..".50

In 1910, 'thanks to' a secret agent 'Kirill', the gendarmes knew the entire membership of the Yarensk group of Social Revolutionaries. 'Smirnov' called the names of the Kadnikov Socialist-Revolutionaries and informed that the group had a hectograph and was raising money to buy the 'masters'. 'Kirill' provided information about the groups of Socialist-Revolutionaries and Communist Anarchists in Nikol'sk and 'Victor' - about the Socialist-Revolutionaries of Ust'-Sysol'sk. 'Alexander' warned that among the exiles of Kadnikov, "there are rumours that the Kadnikov treasury is poorly guarded, because of which it is easy to make the expropriation". The gendarmes learned from the agent 'Agathon' about the "typography in a disassembled form" stored with an exile Alexey Okoun'kov's in Veliky Ustyug and eight poods of the masters. The agent 'Zvezdochkin', serving his sentence in the Vologda prison, informed the gendarmes that a worker of the Vologda railway workshops kept five brownings and a Winchester.51 According to this and other pieces of information, the gendarmes took appropriate measures: searches, arrests and liquidations were carried out.

Some agents, not content with the passive role of information providers, sometimes showed their own activity, most likely caused by the desire to earn extra money. Indicative in this respect is the activity of the secret agent 'Torgovyi'. Being exiled, he suddenly left the city without permission for Odessa in April 1912. There, he launched a stormy activity and suggested the head of the gendarme department of

49 GAVO f. 108, op. 4, d. 79, l. 3.

50 GAVO f. 108, op. 4, d. 79, l. 4.

51 GAVO f. 108, op. 4, d. 79.

the city of Odessa "rallying the anarchists known to him in the city of Odessa and Tiraspol and send them to carry out an expropriation", so that they could be caught in the act. For this, he demanded 50 roubles from the Odessa gendarmes. The head of Odessa Gendarme Department refused such an offer. Moreover, he complained to the Police Department about such an active agent, and from there, the head of the VPGD received a letter demanding to talk to his employee. Defensively, Colonel Konisskii said that he, too, received a similar offer from the agent 'Torgovyi' and explained his actions as follows: "... Despite the sober and generally modest lifestyle, this person is constantly penniless because he doesn't know how to turn around his means. In the absence of solid principles, 'Torgovyi' in the difficult moment of his life did not hesi-

52

tate to turn to an unacceptable method".

The special vigilance of the exiles to each other during this period as a matter of fact led to the failure of some secret agents. Indeed, the big fault here lay on the inept actions of the gendarme officers and non-commissioned officers themselves, especially the young ones. After enrolling in the gendarmes' corps from the army and not having any work experience, they often earnestly tried, however their activity was costly to secret agents. Captain M.V. Plotto worked as an assistant chief of the head of the VPGD for a long time in Veliky Ustyug. Colonel Konisskii repeatedly reprimanded him for the mistakes he made in his work. In a letter dated 6th November 1911, he wrote to him: "A thorough study of the techniques of party members, and of the rules and regulations to conduct a search for the Police Department is needed, which you do not know. In the meantime, copies of the circulars will be made in my office and sent to you ... how many misunderstandings and mistakes you will have". In the same letter, he reproached Plotto for the fact that he and his non-commissioned

53

officers receive agents right in his flat. In the end, this led to the failure of the secret agent 'Kozhevnikov'. It is possible that 'Kozhevnikov' was also to blame for this, since he tried to collect money for his service from his captain, Popel', who came to Nikolsk, through the non-commissioned officer Karachev. The exiles learned about this. To save 'Kozhevnikov', he was given 25 roubles and was transferred to exile to another city.54

The fault of the captain Girich, the acting head of the VPGD, Boris Vasilievich Petrov (Petrovykh), who worked in 1908 for the VPGD, was disclosed as a matter of fact. Girich did not instruct the police officer, who searched the exile Rzhanitsyna and demanded to give him illegal literature, "delivered by one young man", although he could not possibly know about it. Perhaps, Rzhanitsyna would not have paid attention to this phrase, however Petrov was not arrested or searched, although he should have been if they knew about the delivery of literature to Rzhanitsyna. This was al-

52 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, ll. 76, 94, 95.

53 GAVO f. 108, op. 4, d. 84, ll. 45, 80-80.

54 GAVO f. 108, op. 4, d. 84, ll. 82-85.

ready an oversight of Girich. The Vologda organization of the Socialist Revolutionaries suspected Petrov of provocation, and information about this went to the other organizations. The gendarmes only found out about this revelation in 1910, when Pet-rov was on active duty in Pskov. Director of the Chernigov PGD Zuev reprimanded Captain Girich, who served there, in writing.55

Exposing the gendarmes, even more than purposeful and precise actions, paralyzed the revolutionaries, multiplying suspicions and causing them to be wary of any activity, considering them provocative. By recruiting agents everywhere, the gendarmes managed to achieve what they could not do with repression. The message of the agent 'Lenskii' was probably perceived by the Vologda gendarmes with great satisfaction. He reported that among the exiles of Veliky Ustyug "there is a great fear of provocateurs, which forces them to give up any speeches".56 The active work of the anti-government forces turned out to be practically curtailed on the eve of the First World War. However, the government failed to take advantage of the success of its special services.

The revolution of 1917 and the subsequent change of authorities showed that informing in Russia was a dangerous job, and those who helped the authorities yesterday, now had to 'save their skins'. Almost immediately secret agents began to be disclosed. "Among the first events of the new government," we read in a book on the history of the security agencies in the Vologda province, "a provincial public security commission was created, whose task was to reveal the secret agents of the gendarme department. ... Reports of their arrests and the results of the investigation were pub-

57

lished in the press". However, no repressions followed: the commission did not have any punitive functions. They followed later. We have already mentioned the lists of the secret agents of the gendarmerie and police, compiled by the Joint State Political Directorate (OGPU) in the 1920s. These were the lists of those who the Soviet government planned to punish. The OGPU searched for these people, even if they did not live on the territory of the Vologda province, arrested and collected the incriminating materials that were submitted to the court. And it was a Soviet court that delivered a judgement. As a rule, for the above categories of people, the punishment proceeded under Article 58-13, which read as follows: "Active actions or struggle against the working class and the revolutionary movement, manifested in responsible or secret (agents') positions under the tsarist or counter-revolutionary gov-

58

ernments during the civil war".

55 GAVO f. 108, op. 4, d. 63, ll. 148-149.

56 GAVO f. 108, op. 4, d. 90, l. 22.

57 Trusted to protect the Fatherland, 192.

58 Meeting of legalizations of RSFSR (Moscow: Narodnyi Komissariat Yustitsii, 1926), no. 80. Article 600.

The State Archive of the Vologda region preserved a court case brought against the former secret agent of the VPGD, alias 'Anton' - Nikolai Aleksandrovich Pechkovskii,59 a man so reputable among the Vologda exiles that even during his trial many refused to believe it. The materials of this case allow us to trace the revolutionary biography of this man, and his 'successes' in cooperation with the Vologda gendarmes and the subsequent attempts to avoid punishment for it.

Nikolai Aleksandrovich Pechkovskii was born on 15th July 1876 in a family of hereditary nobles, but apparently impoverished, because he did not even graduate from a gymnasium, however he finished a district school in Moscow and then a certain technical school. It is curious that the estate privileges remained with him in the exile, that is, he received an allowance not of seven roubles and 40 kopecks, like most of his comrades did, however as a nobleman he received 11 roubles,60 although in reality he was already in the position of a worker, however, a highly skilled one. He started working at the age of 17, first as a mechanic in a private workshop, and since 1895 - as a mechanic, assistant driver and a driver on various railways (Moscow-Yaroslavl, Moscow-Kazan, etc.). Such a career characterizes Pechkovskii well; he was clever, hard-working, able to present himself and in general as a person with capabilities. And this is even though, as we will see later, there were factors that did not really contribute to it. By the age of 30, he stood firmly on his feet, was a wealthy man as compared to the people of his social strata - the machinists earned good money and were a labour aristocracy. He was married to Sophia Vladimirovna, nee Guseva. In 1899, a daughter was born in their family. Looking ahead, we should note that he had four children. By the time of his disclosure, the youngest was four years old.

In parallel with his family life, another 'life' was developed, which also characterizes Pechkovskii in a certain way. The path he took in that second life was that of a revolutionary and shows that he was well educated, because without this it was impossible to have certain political views, know how to build relationship with people; he was a good organizer, and, of course, a man of certain courage - other people would be afraid of opposing the government. In other words, he was not from the middle class and, but for his third 'life' - a secret agent of the Russian political investigation, he could well become quite a noticeable figure after the revolution and take a prominent position in Soviet Russia.

We do not know exactly how and when N.A. Pechkovskii got to the circle of revolutionaries, but the fact that he was among them was not surprising. It seemed that the air itself in Russia at the end of the 19th century was imbued with various ideas about the reorganization of public relations, the first step towards the realization

59 GAVO f. 56 (Vologda provincial court), op. 1, d. 1918. (I would like to thank the archive worker Sergey Igorevich Starostin, who kindly pointed out this matter to the author.)

60 GAVO f. 108, op. 5, d. 70, l. 2-76.

of which was to be elimination of the old government. Therefore, a concerned young man could not help participating in this work. For Pechkovskii, it began in the 'League of Struggle for the Emancipation of the Working Class', however not in St Petersburg one, which as it was known was formed in the autumn of 1895, and one of the initiators of which was V.I. Lenin, but in Moscow. It is unknown when N.A. Pechkovskii became a member, but 'during the liquidations' in March 1898, he was also arrested and until February 1900, whilst the inquiry was held, remained in prison. He was not punished because the case was dismissed by the highest order but nevertheless spent almost two years in prison. This did not frighten him, and he continued to participate in the revolutionary activities. In November 1903, the police received some information, apparently from some secret agents that Pechkovskii was keeping illegal literature and appeared suddenly with a search. "He didn't want to open the door to his apartment voluntarily, and the corps sent to search had to enter it by breaking in, at which moment Pechkovskii began to destroy and burn his revolutionary publications," the gendarme officer described the events.61 Pechkovskii was arrested and was "subjected to inquiry", however in all appearances escaped the punishment again.

Naturally, such a person could not but take part in the revolutionary events of 1905. Obviously, by that time he was already quite a prominent figure among the left-wing activists, because he had been elected to the central bodies of the all-Russian Union of Railway Workers and Employees,62 for which he was arrested on 11th October, at the height of the general political strike, however again escaped punishment thanks to the Imperial Edict of 21st October 1905.63

As we know, the Manifesto of 17th October 1905 did not satisfy the revolutionaries, and they continued to aggravate the political tension in the country. In early December 1905, an attempt was made to seize power by means of an armed fight in Moscow and several cities and workers' settlements. N.A. Pechkovskii was also taking part in it. Although he began as a social democrat, by that time he had already become a member of the party of socialist revolutionaries. He was later arrested along

61 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 412.

62 The All-Russia Union of Railwaymen was the first professional organization of railway workers, formed in April 1905. By the end of 1905, representatives of most Russian railways took part in the work of its central bodies. Its political influence in the country at that time was proved by the fact that the union initiated the general October political strike of 1905, which forced the Tsar to issue a manifesto on 17th October, which was the first step towards the democratic reforms in the country.

63 The complete collection of laws of the Russian Empire. Third collection, vol. XXV, part 1, no. 26835. 'On alleviating the guilt of those who committed state criminal acts before the subsequent manifesto of the October Manifesto dated 17th October 1905' (St Petersburg: Gosudarstvennaya tipografiya, 1908), 766-67.

with a group of militants and brought to trial in the so-called 'Fidler case',64 but again escaped punishment, as Moscow Trials justified him, as well as the other participants, because of the proven "aggressiveness of the action" on part of the police. After his release, he, in the words of a gendarme officer, "did not stop his criminal activities". In March 1906, a meeting of 20 members of the Union of Railwaymen, together with the representatives of revolutionary groups, was held at his apartment and, by order of the meeting of the Special Section approved by the Minister of Internal Affairs on

rd

3 February 1907, Pechkovskii was expelled to Vologda province for two years. In December 1907, he fled from the exile, but being on a wanted list, he was found within the Yekaterinoslav province. Whilst living at Konstantinovka station under the surname Smirnov, he worked as a train driver and an electrical technician at the San-turinovo glass factory. The police check quickly established the true name of Pechkovskii, he was returned to Vologda and placed in the Vologda prison.65 From that time on, his new life began - that of a secret police agent.

N.A. Pechkovskii never spoke how Colonel Shtol'zenburg, who was 'playing footsie' with him in prison, managed to convince him to cooperate with the gendarmes. We can only speculate on this. It was clear that he did so not due to his fear of punishment that followed or could still follow. It seems to us that the impetus was a kind of a psychological change that occurred in Pechkovskii during that period. Presumably, it took place under the influence of several circumstances. First, the recession of the revolutionary movement gave rise to doubts, and not only to him, in the final successful outcome of the struggle of the revolutionaries. The excitement and recklessness of youth naturally gave way to mature reflections on whether to spend life on a hopeless cause. Secondly, the revolution showed that among its participants there were not only people in 'white robes', but also a mass of people who were selfish, with questionable morality and sometimes of criminal behaviour. Did these people need to abide by the principles of partnership? Thirdly, Pechkovskii several times found himself in a situation where gendarmes came with a search or intending to arrest, having accurate information about what was happening. In other words, there were almost always traitors in the ranks of the revolutionary organizations, and it was extremely difficult to disclose them. Therefore, if one behaved intelligently and appropriately, building their relationship with the police authorities, one could not be afraid much of a failure. Indeed, before the revolution, the disclosures of the agents who collaborated with the police were few in the empire overall, and with the VPGD in particular. One way or another, as it seems to us, Pechkovskii lined up his arguments before accepting an offer to become a police informant. As for the reason why, he began to betray his comrades is as old as time - money. By that time,

64 Fidler case - the events at the Fidler's school in Moscow on 9-10th December 1905, during which an armed clash took place between the militants who gathered at the school and the police.

65 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 2.

Pechkovskii was already accustomed to a life of relative wealth, which was provided by a well-paid profession of a train driver, and the need to feed his family, too, cannot be discounted. True, when he and his ilk made their decision, no one could have imagined that the empire would soon collapse, and the power would change. However ultimately, it was not about what 'bosses' those agents had; however more of the fact that people were hooked.

After 1917, N.A. Pechkovskii tried to live in the areas where he had no pre-revolutionary acquaintances. Until 1919, he worked in the Urals as a foreman mechanic at Verkhne-Isetskii zavod, in 1919-20 he was head of the ship repair at Baikal, in 1921-22 - head of the riverboat yard workshops in Omsk, and since 1923 - an assistant mechanic at Pervomaysk cement plant at the station Tonel'naya of the North Caucasus Railway.66 However, the Soviet special services were already following him, and at the end of November 1925 he was detained in Novorossiysk and taken to Vologda.

On 5 th January 1926, the Vologda provincial department of the Ob'edinennogo gosudarstvennogo politicheskogo upravleniya (OGPU) opened an inquiry "about the citizen of Moscow Nikolai Aleksandrovich Pechkovskii because of the data collected against him during the inspection of the archives at the former gendarme institutions as a secret agent at the former Vologda provincial gendarme department".67 The 'Indictment' issued based on the results of that inquiry, outlined the facts of such impulse actions, which, in the opinion of the OGPU, disclosed the agent 'Anton', the alias under which Pechkovsky who acted from 25th November 1909 to 19th July 1911. The activities included "ascertainment of the personnel in the revolutionary groups, reporting party orders, providing information about the proposed party congresses and meetings, reports on the personnel of the 'Red Cross' - assistance to political exiles, covering the work of the Union of Railway Workmen and reports on the release of revolutionary publications".68 As stated in the 'indictment', 'Anton' (Pechkovskii) reported on 18th January 1910 that the core among the SR exiles in Vologda were Vladimir Aleksandrovich Burdakov,69 who headed the organization, Nikolai Ivano-vich Anisimov, Aleksei Aleksandrovich Arkhangelskii and Vladimir Kazimirovich

66 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 75 ob. (The Tonelnaya station is currently located in the village of Verkhnebakansky near the city of Novorossiysk).

67 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 2.

68 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, ll. 10-10 ob.

69 Vladimir Aleksandrovich Burdakov (Algasov) (1887-1938) was a prominent leader of the Social Revolutionary Party, since 1918 a member of the RCP(b), a Soviet state and economic figure. In the years of 1908-10 he lived in exile in the Vologda province.

70 71

Vol'skii, and that the group received the Znamya Truda from abroad... Because of those data, the above-mentioned persons were observed to detect their contacts. And in August 1910, in connection with the preparation to a local party conference for the election of the provincial committee to the Socialist Revolutionary Party, they were all arrested. In July of the same year, according to 'Anton' (Pechkovskii), "Yan An-dreevich Yanson, a mechanic at the Vologda railway workshops, joined the Vologda group of SRs... In August of the same year ... he reported on the arrival of a promi-

72

nent traveling SR party member Mikhail Bitsenko ...", etc. It seems that there is no need to list all the information that Pechkovskii told the Vologda gendarmes. In March-June 1910, the agent 'Anton' was paid a 'reward' of 30 roubles monthly for his work, in total 150 roubles were given out, and in July-October of the same year,

73

50 roubles were paid per month, making in total 250 roubles . On our behalf, we would add that this was a very high reward, in the VPGD very few agents received it. One of the main pieces of evidence that N.A. Pechkovskii acted under the alias 'Anton', according to the OGPU, was the official letter of the head of the VPGD to the

74

higher institution, in which the name of the person was ciphered.

The first trial of N.A. Pechkovskii was held in September 1926. He, as expected, was represented by a state lawyer, certain Markov, who, judging by the protocols, did not show any activity during the process. N.A. Pechkovskii represented himself. In addition to the categorical denial of the very fact of service in the VPGD, the defence was characterized by two main points. First, his surname, combined with the name of the secret agent 'Anton', was nothing more than a provocation of the VPGD, and it was necessary to prove that he and 'Anton' were one and the same person. The most unpleasant thing was the statement of the former non-commissioned officer of the Vologda PGD on the side of the prosecution, who witnessed that he knew Pechkovskii as a secret agent, because he personally met him and rendered the request of Colonel Stol'zenburg regarding the meeting. It happened immediately after the attempted murder of the prison inspector Efimov. Pechkovskii, naturally, denied the fact of the meeting and stated that the witness confused him with someone else. The second important point that the defence rested upon was an appeal to the authority of the revolutionary leaders who were in exile together with him. Pechkovskii

70 Vladimir Kazimirovich Vol'skii (1877-1937) was a prominent leader of the Social Revolutionary Party, in 1918 the chairman of the Committee of Members of the Constituent Assembly, so called "Komuch". In 1908-11 he lived in exile in Vologda.

71 Znamya Truda was a newspaper, from 1908 - the central press organ of the Socialist Revolutionary Party.

72 Mikhail Stepanovich Bitsenko (1867-?) - One of the organizers and founders of the northwestern regional organization of the SR party.

73 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 10 ob.

74 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 112.

tried to expand the circle of witnesses all the time, as a rule, at the expense of those

75

who lived outside Vologda. He demanded to seek the opinion of Pribylev, who, as "a veteran of the revolutionary movement since 1881, a member of the regional committee of the SR party, can confirm the inconsistency of the charges against me in the internal affairs of the organization".76 Other candidates were proposed for the role of the witnesses. By the way, of those who had already participated in the trial, the majority did not show anything incriminating about Pechkovskii. Moreover, they characterized him positively, and some did not believe in his betrayal at all. As per N.G. Khrulev: "I knew Pechkovskii as a high-principled political worker," "they did not suspect him of any failures." V. Vol'skaya said: "Pechkovskii was a good man possessing a good soul." Kh.V. Marakasov went on.: "From the moment I met Pechkovskii, I saw him as a good person." As per I.I. Bednov: "In some newspaper I read that Pechkovskii was placed on the list of provocateurs, I did not believe it. ... I

77

can't even register the idea that Pechkovskii was a provocateur."

Whilst trying to expand the circle of witnesses, Pechkovskii apparently hoped that the more there were judgments about his human decency and authority in the revolutionary circles, showing disbelief that such a person could become a police agent, the more strictly the judges would react to the presented evidence, the more his chances were to slip out from the 'clinging hands' of the 'Soviet Themis'. And he almost succeeded in that.

By the verdict of the Vologda provincial court dated 18th September 1926, N.A. Pechkovskii was found guilty and sentenced to five years in prison with a lock-down and deprivation of civil rights for three years. However, by the definition of the cassation collegium on criminal cases of the Supreme Court of the RSFSR dated 28th October 1926, the sentence was cancelled. The panel considered that the materials of the case did not give grounds to assert that the secret agent 'Anton' and the citizen N.A. Pechkovskii were one and the same person. Therefore, Pechkovskii was released, and a new investigation was launched.

Probably encouraged by such a turn in the case, N.A. Pechkovskii launched out with a special letter to the Vologda provincial prosecutor, in which he moralized on what the investigators needed to do to prove his innocence. Among the general arguments regarding some inconsistencies in the case, there were two tips that, in the author's opinion, should completely clear him of the charges: 1) "the need to shift the centre of gravity of evidence, at least to the middle position between the documentary part ... and the testimony, which will make the case more vital and more suitable to the principles of proletarian justice", as far as the "gendarme archives are not ... the

75 Pribylev Alexander Vasil'evich (1857-1936) was Russian revolutionary, member of the Narodnaya Volya party and the Socialist Revolutionary Party.

76 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, ll. 134-134 ob.

77 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, ll. 176 оb.-178.

preferred source of the history of the revolutionary movement during the tsarist times", for which he again proposed to expand the circle of witnesses and 2) "it is necessary to conduct a more thorough search in the archives of the former Vologda gendarme department for any authentic reports given by the secret agent 'Anton' to find out some inscription or a signature, made by Anton's own hand, as well as the

78

most recent receipt of money". Apparently, Pechkovskii believed that if the OGPU did not find such documents before the first trial, they would not find them at all. However, he was wrong. Investigator Berkhushkin found in the archive a receipt dated 21st November 1909 for receiving the money signed by Pechkovskii, although he was unlikely to carry out his search, guided only by the advice of the suspect.

However, Pechkovskii did not take chances, he continued to find ways to avoid punishment, as evidenced by another interesting document - the demand of the investigator Berkhushkin to search for Pechkovskii and his arrest, which he sent in March 1927 to the head of the criminal investigation department in Novorossiysk, as on the basis of "the correspondence between the head of the police department within the administrative department of the city of Novorossiysk, it is seen that the citizen Pechkovskii was found neither in the city of Novorossiysk nor at the Tonel'naya sta-

79

tion" The investigator Berkhushkin was alarmed because the condition for the release of Pechkovskii from the prison just in time for the new investigation was his residence at the place of registration - in Novorossiysk. What happened though? Was he trying to escape? Obviously, the investigator Berkhushkin interpreted the situation precisely in this way. However, Pechkovskii suddenly appeared in Vologda in June; on being arrested, he protested that he did not even think to shy away from participating in the investigation ... Who was right? We believe that Berkhushkin was worried for a reason, since nothing was known about Pechkovskii for three months. Apparently, either something did not work out, or he was frightened that the new search would worsen his position, or for some other reason; nevertheless, he came to Vologda anyway.

The second trial, which took place on 8-10th December 1927, declared the citizen Nikolai Aleksandrovich Pechkovskii guilty contrary to articles 58-13 of the Criminal Code, i.e., "active actions against the working class and the revolutionary movement

shown as a secret agent" and ordered "as per sanctions of Article 58-2 of the same

80

code to subject Pechkovskii to deprivation of liberty for a period of three years in

78 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, ll. 101-104.

79 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 406.

80 The sanction in Article 58-2 stated as follows: "Shooting or declaring an enemy of workers with confiscation of property and deprivation of the citizenship of the Union Republic and, thus, citizenship of the Union of the Soviet Socialist Republic and expulsion from within the boundaries of the Union of the Soviet Socialist Republic permanently, under mitigating circumstances being reduced to imprisonment for not less than three years, with whole or partial confiscation of the property".

strict isolation without confiscation of his property and deprivation of civil rights for

81

a period of three years". This cassation judgement of Supreme Court collegium was upheld.

Thus, the epic with the prosecution of the former gendarme informant Nikolai Aleksandrovich Pechkovskii came to an end. A few issues are of interest here. The first issue is as follows: why was this man punished? For the mere fact of cooperating with the police, or was it for giving away to the police his comrades in the party of the Social Revolutionaries? If for the latter, then by the mid - 1920s, the flywheel of the 'Great Terror' on part of the Soviet special services as a matter of fact led to the defeat of the party of socialist revolutionaries. For what was Pechkovskii to be tried, if he did the same thing, only helping not the Soviet, however the Tsarist secret police? The second issue concerns the penalty: the court inflicted punishment of only three years of imprisonment. This was the minimum sentence envisaged by the said section of the law. Why? If we bear in mind that about ten years later, one would receive a much stricter sentence for a joke or for a careless word or could even face execution by a firing squad, then it is quite possible to talk about certain humanity

shown by the court in relation to Pechkovskii. However, not only to Pechkovskii. The

82

VPGD informant Konshin was sentenced to five years in prison in 1926.z Such humanity is explained, in our opinion, by the fact that what was important there was an element not of physical, however of moral punishment. Pechkovskii understood this when he fought so desperately in court: in the society, where the work of a secret agent was considered a disgrace, he and his family would not have a quiet life in the

83

future. Well, he chose such a life himself and it was self-inflicted.

Conclusion

For the Vologda gendarmes, as well as for many other employees of the local authorities, working with the secret agents was a completely new form of activity, so it was difficult to demand high professionalism from them. Naturally, this work could not proceed without any difficulties, and there were mistakes and miscalculations. At the same time, it should be stated that the VPGD staff managed to get involved relatively quickly and master their recruitment skills. The result of all efforts was the creation of a massive network of secret agents, which covered almost all the main opposition forces in the province.

81 GAVO f. 56, op. 1, d. 1918, l. 80.

82 See: N. Georgievich, "Provocateur Konshin: (Indicative Court in the House of the Revolution. Day 2)", Red North, April 7 (1926). (Prior to the resolution of the Central Executive Committee and the Council of People's Commissars of the RSFSR dated 6th June 6 1927, the sanction under this article provided for 5 years.)

83 The further fate of N.A. Pechkovskii is unknown.

The qualitative membership of the agents, in our opinion, reflected not the level of professionalism of the VPGD officers, but rather the overall composition of general population which they had to deal with. It goes without saying, the level of remuneration for the 'labour' of the agents also had a certain effect, although it was stimulating under those socio-economic conditions, however required reforming. It should also be noted that there was no record of the agents pushing to commit provocative actions either by any officer or by the non-commissioned officers.

In general, it is possible to evaluate the activities of the VPGD during the period between 1907 and 1914 as successful, because the administration was not only able to control all anti-government forces in the province, but also to solve the main task -neutralizing any of their activities.

The situation in the Vologda province is generally in agreement with the picture that was observed in Russia as a whole. "The security forces basically defeated the Social Democratic and Socialist-Revolutionary organizations," concludes Yu.F. Ovchenko, summing up the activities of the political police of Russia by

84

1917. O.N. Kvasov agrees with him: "... the secret office coped with the party movement of the revolutionaries, successfully eliminated the revolutionary terrorist manifestations and curbed the surge of organizationally shaped extremism. However, it could not, and formally it was not designed to counter the massive explosion of so-

85

cial tension, which occurred in 1917".

As for the historian's view of the agents as a subject of the historical process, it is important to draw attention to the social consequences of the act: as long as people allow themselves to be drawn into illegal actions on the side of the authorities, until then this power will act unrighteous, and any 'shakeups' with such a power will first of all negatively affect their 'unwarranted assistants'.

Список литературы

Агафонов В.К. Заграничная охранка. Пг.: Книга, 1918. 388 с.

Алексеев И.В. Вступительная статья // История одного провокатора: обвинительное заключение и материалы к процессу Е.А. Серебряковой. М.: Московский губернский суд, 1925. С. 1-10.

Бродникова М.Н. К вопросу о методах работы политической полиции Российской империи с секретной агентурой в начале XX века // Гуманитарные и юридические исследования. Ставрополь: Северо-Кавказский федеральный университет, 2016. № 2. С. 37-43.

Верой и правдой: ФСБ. Страницы истории. Ярославль: НЮАНС, 2001. 526 с.

Волков А. Петроградское охранное отделение. Пг.: Знание, 1917. 16 с.

84 Yu.F. Ovchenko, The political search as a means of ensuring security of the Russian autocracy. 1880-1917 (PhD thesis. Lomonosov Moscow State University, 2013), 55.

85 O.N. Kvasov, "The provincial apparatus of the secret political investigation of the Russian Empire in the latest domestic research", Bulletin of the RSUH. Series: History. Philology. Culturol-ogy. Orientalism, no. 10 (111) (2013): 189.

Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи: формирование аппарата, анализ оперативной практики. М.: Совершенно секретно, 2001. 190 с.

Гейфман А. Революционный террор в России. 1894-1917. М.: Крон-Пресс, 1997. 448 с.

Георгиевич Н. Провокатор Коншин (Показательный суд в Доме революции. 2-й день) // Красный Север. 1926. 7 апреля.

Головин А.Ю., Дубоносов Е.С. Провокация преступления в системе сыскной деятельности полиции (XIX - начало XX вв.) // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2013. № 4. С. 71-77.

Гончарова Е.А. Губернское жандармское управление: функциональные обязанности и кадровый состав. 1905-1917 гг. // Вестник Саратовского государственного аграрного университета. 2006. № 5. Вып. 3. С. 15-17.

Гончарова Е.А. Методы политического сыска России в борьбе с революционным движением в 1904-1914 годах: на материалах Саратовской губернии. Саратов: Научная книга, 2006. 95 с.

Диалог Олега Кильдюшова и Зинаиды Перегудовой // Социологическое обозрение. 2013. Т. 12. № 2. С. 43-54.

Доверено охранять Отечество (Из истории органов безопасности в Вологодском крае) / М. А. Безнин (гл. ред.) и др. Вологда: Вологодский государственный педагогический университет, 2008. 581 с.

Дорохов В.Г. Политический сыск в Томской губернии: 1881 - февраль 1917 гг.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кемеровский государственный университет, 2005. 24 с.

Ерошкин Н.П. «Россия под надзором» // Преподавание истории в школе. 1966. № 1. С. 88-102.

Жилинский В.Б. Организация и жизнь охранного отделения во время царской власти. М.: Типография товарищества Рябушинских, 1918. 63 с.

Карелин А.П. Крах идеологии «полицейского социализма» в царской России // Исторические записки. Т. 92. 1973. С. 109-152.

Карелин А.П. Русский «полицейский социализм» (зубатовщина) // Вопросы истории. 1968. № 10. С. 41-58.

Квасов О.Н. Губернский аппарат тайного политического сыска Российской империи в новейших отечественных исследованиях // Вестник РГГУ. Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2013. № 10 (111). С. 184-197.

Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывной агентурой царизма в период реакции (1907-1910 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1986. № 12. С. 66-70.

Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывными акциями царской охранки в 19101914 гг. // Вопросы истории КПСС. 1983. № 9. С. 59-74.

Красный А. Тайны охранки. М.: Юротип, 1917. 15 с.

Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы: политический сыск в России. 1649-1917. СПб.: Час пик, 1992. 413 с.

Николаевский Б. Конец Азефа. Л.: Госиздат, 1926. 78 с.

Овченко Ю.Ф. Московская охранка на рубеже веков. 1880-1904 гг. М.: Инсофт, 2010. 232 с.

Овченко Ю.Ф. Политический розыск - средство обеспечения безопасности российского самодержавия. 1880-1917 гг.: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, 2013. 61 с.

Овченко Ю.Ф. Провокация на службе охранки // Новый исторический вестник. 2003. № 1(9). С. 28-46.

Осоргин М.А. Охранное отделение и его секреты. М.: Грядущее, 1917. 32 с.

Пильский П. Охранка и провокация. Пг.: Виктория, 1917. 48 с.

Перегудова З.И. Политический сыск России (1880-1917 гг.). М.: РОССПЭН, 2000. 432 с.

Письма Азефа. 1893-1917 / сост. Д Б. Павлов, З.И. Перегудова. М.: Терра, 1994. 287 с.

Пылаева Е.И. Секретная агентура губернских жандармских управлений в начале ХХ в.: характеристика источников (по материалам Вологодской губернии). URL: http://naukarus.com/sekretnaya-agentura-gubernskih-zhandarmskih-upravleniy-v-nachale-hh-v-harakteristika-istochnikov-po-materialam-vologodsko (дата обращения: 06.10.2018)

Пылаева Е.И. Секретная агентура местных органов политического сыска России в начале XX века (на примере Вологодского губернского жандармского управления) // Университетский историк. Вып. 7. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2010. С.354-361.

Пылаева Е.И. Финансовое обеспечение жандармских управлений Департаментом полиции МВД в начале XX в. (по материалам Вологодской губернии) // Вестник Московского университета. Серия 8. 2013. № 2. С. 45-60.

Розенталь И.С. Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время. М.: РОССПЭН, 1996. 272 с.

Рябинцев Р.В. Становление и развитие системы органов политического сыска в российской провинции в 1880-1914 гг. (на материалах Костромской губернии). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Костромской государственный университет им. Н. А. Некрасова, 2004. 27 с.

Сватиков С.Г. Русский политический сыск за границей (по документам Парижского архива заграничной агентуры департамента полиции). Ростов н/Д.: Ростово-Нахичеванский комитет трудовой народно-социалистической партии, 1918. 76 с.

Соловьева М.Е. Царские провокаторы и дело социал-демократической фракции 2-ой Государственной Думы // Вопросы истории. 1966. № 8. С. 124-129.

Страхов Л.В. Секретные расходы Воронежского губернского жандармского управления в начале XX века // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: История. Политология. Социология. 2015. № 3. С. 124-128.

Тарасов М.Г., Евстратчик А.А. Е.Ф. Азеф: агент или провокатор? // Проблемы социально-экономического развития Сибири. Братск, 2017. № 3(29). С. 114-119.

Троицкий Н.А. Дегаевщина // Вопросы истории. 1976. № 3. С. 18-21.

Тютюнник Л.И. Департамент полиции в борьбе с революционным движением в России на рубеже XIX-XX веков (1880-1904 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Московский государственный историко-архивный институт, 1986. 24 с.

Членов С.Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники: по данным Комиссии по обеспечению нового строя. М.: Отдел печати Московского совета Р[абочих] и К[рестьянских] Д[епутатов], 1919. 92 с.

Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. М.: Издательство политкаторжан, 1930. 160 с.

Эренфельд Б.К. Дело Малиновского // Вопросы истории. 1965. № 7. С. 106-116.

Geifman A. Thou Shalt Kill: Revolutionary Terrorism in Russia, 1894-1917. Princeton: Princeton University Press, 1993. 376 p.

References

Agafonov, V.K. Zagranichnaya okhranka [Foreign Secret Police]. Petrograd: Kniga, 1918. 388 p. (In Russian).

Alekseev, I.V. "Vstupitel'naya stat'ya" [Introductory article]. In Istoriya odnogo provokatora: obvinitel'noe zaklyuchenie i materialy kprotsessu E.A. Serebryakovoi [History of One Provocateur: Indictment and Materials to the Proceedings of E.A. Serebryakova], 1-10. Moscow: Moskovskii gubernskii sud, 1925. (In Russian).

Brodnikova, M.N. "K voprosu o metodakh raboty politicheskoi politsii Rossiiskoi imperii s sekretnoi agenturoi v nachale XX veka" [To the question of ways of working in the political police in the Russian Empire at the beginning of the 20th century], Gumanitarnye i yuridicheskie issledo-vaniya [Humanitarian and Legal Studies], vol. 2 (2016): 37-43. (In Russian).

Chlenov, S.B. Moskovskaya okhranka i ee sekretnye sotrudniki: po dannym Komissii po obe-specheniyu novogo stroya [Moscow Secret Police and its Secret Officers: As per the Data of the Commission for the Provision of the New Order]. Moscow: Otdel pechati Moskovskogo soveta R[abochikh] i K[rest'yanskikh] D[eputatov], 1919. 92 p. (In Russian).

"Dialog Olega Kil'dyushova i Zinaidy Peregudovoi" [Dialogue of Oleg Kil'dyushov and Zi-naida Peregudova], Sociologicheskoe obozrenie [Sociological Review], vol. 12, no. 2 (2013): 4354. (In Russian).

Dorokhov, V.G. Politicheskii sysk v Tomskoi gubernii: 1881 - fevral' 1917 gg. [Political investigation in the Tomsk province: 1881 - February 1917], PhD thesis. Kemerovo State University, 2005. 24 p. (In Russian).

Beznin, M.A. (ed.) et al. "Dovereno okhranyat' Otechestvo (Iz istorii organov bezopasnosti v Vologodskom krae)" [Trusted to Protect the Fatherland (From the History of the Security Authorities in the Vologda region)]. Vologda: Vologodskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2008. 581 p. (In Russian).

Erenfel'd, B.K. "Delo Malinovskogo" [The Malinovskii case], Voprosy istorii [Questions of History]. vol. 7 (1965): 106-16. (In Russian)

Eroshkin, N.P. "Rossiya pod nadzorom" [Russia under supervision], Prepodavanie istorii v shkole [Teaching History at School], vol. 1 (1966): 88-102. (In Russian)

Galvazin, S.N. Okhrannye struktury Rossiiskoi imperii: formirovanie apparata, analiz opera-tivnoi praktiki [Security Institutions of the Russian Empire: The formation of the Apparatus and Analysis of Operational Practices]. Moscow: Sovershenno sekretno, 2001. 190 p. (In Russian).

Geifman, A. Revolyutsionnyi terror v Rossii. 1894-1917 [Revolutionary Terror in Russia. 1894-1917]. Moscow: Kron-Press, 1997. 448 p. (In Russian).

Geifman, A. Thou Shalt Kill: Revolutionary Terrorism in Russia, 1894-1917. Princeton: Princeton University Press, 1993. 376 p.

Georgievich, N. "Provokator Konshin (Pokazatel'nyi sud v Dome revolyutsii. 2-i den')" [Provocateur Konshin (Indicative Court in the House of the Revolution. Day 2)], Krasnyi Sever [Red North], April 7, 1926. (In Russian).

Golovin, A.Yu., and E.S. Dubonosov. "Provokatsiya prestupleniya v sisteme sysknoi deyatel'nosti politsii (XIX - nachalo XX vv.)" [Provocation of crime in the system of detective police activity in 19th - early 20th centuries)], Izvestiya Tul'skogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye nauki. [News of Tula State University. Humanitarian Sciences], vol. 4 (2013): 7177. (In Russian).

Goncharova, E.A. "Gubernskoe zhandarmskoe upravlenie: funktsional'nye obyazannosti i kadrovyi sostav. 1905-1917 gg." [Provincial gendarme department: Functional duties and personnel. 1905-1917], Vestnik Saratovskogo gosudarstvennogo agrarnogo universiteta [Bulletin of Saratov State Agrarian University], vol. 3 (2006): 15-17. (In Russian).

Goncharova, E.A. Metody politicheskogo syska Rossii v bor'be s revolyutsionnym dvizheniem v 1904-1914 godakh: na materialakh Saratovskoi gubernii [Methods of Political Investigation of

Russia in the Combat against the Revolutionary Movement in 1904-1914: on the materials of the Saratov Province]. Saratov: Nauchnaya kniga, 2006. 95 p. (In Russian).

Karelin, A.P. "Krakh ideologii 'politseiskogo sotsializma' v tsarskoi Rossii" [The collapse of the ideology of 'police socialism' in Tsarist Russia], Istoricheskie zapiski [Historical Notes], vol. 92 (1973): 109-52. (In Russian).

Karelin, A.P. "Russkii 'politseiskii sotsialism' (zubatovshchina)" [Russian 'police socialism' (Zubatovshchina)], Voprosy istorii [Questions of History], vol. 10 (1968): 41-58. (In Russian).

Koznov, A.P. "Bor'ba bol'shevikov s podryvnoi agenturoi tsarizma v period reaktsii (19071910 gg.)" [The struggle of the Bolsheviks with the subversive agents of tsarism in the period of reaction (1907-10)], Voprosy istorii KPSS [Questions of the History of the CPSU], vol. 12 (1986): 66-70. (In Russian).

Koznov, A.P. "Bor'ba bol'shevikov s podryvnymi aktsiyami tsarskoi okhranki v 19101914 gg." [The struggle of the Bolsheviks with the subversive actions of the tsarist secret police in 1910-1914], Voprosy istorii KPSS [Questions of the History of the CPSU], vol. 9 (1983): 59-74. (In Russian).

Krasnyi, A. Tainy okhranki [Secrets of the Secret Police (Okhranka)]. Moscow: Yurotip, 1917. 15 p. (In Russian).

Kvasov, O.N. "Gubernskii apparat tainogo politicheskogo syska Rossiiskoi imperii v novei-shikh otechestvennykh issledovaniyakh" [The provincial apparatus of the secret political investigation of the Russian Empire in the latest domestic research], Vestnik RGGU. Seriya: Istoriya. Filologiya. Kul'turologiya. Vostokovedenie [Bulletin of the RSUH. Series: History. Philology. Cul-turology. Orientalism], vol. 10 (111) (2013): 184-97. (In Russian).

Lur'e, F.M. Politseiskie i provokatory: politicheskii sysk v Rossii 1649-1917 [Policemen and Provocateurs: Political investigation in Russia. 1649-1917]. St Petersburg: Chas pik, 1992. 413 p. (In Russian).

Nikolaevskii, B. Konets Azefa [End of Azef]. Leningrad: Gosizdat, 1926. 78 p. (In Russian).

Osorgin, M.A. Okhrannoe otdelenie i ego sekrety [Security Department and its Secrets]. Moscow: Gryadushchee, 1917. 32 p. (In Russian).

Ovchenko, Yu.F. Moskovskaya okhranka na rubezhe vekov. 1880-1904 gg [Moscow Secret Police at the Turn of the Century. 1880-1904]. Moscow: Insoft, 2010. 232 p. (In Russian).

Ovchenko, Yu.F. Politicheskii rozysk - sredstvo obespecheniya bezopasnosti rossiiskogo samoderzhaviya. 1880-1917 gg. ["The political search as a means of ensuring security of the Russian autocracy. 1880-1917"], PhD tesis. Lomonosov Moscow State University, 2013. (In Russian).

Ovchenko, Y.F. "Provokatsiya na sluzhbe okhranki" [Provocation in the service of the secret police], Novyi istoricheskii vestnik [New Historical Bulletin], vol. 1(9) (2003): 28-46. (In Russian).

Peregudova, Z.I. Politicheskii sysk Rossii (1880-1917 gg.) [Political Investigation in Russia (1880-1917)]. Moscow: ROSSPEN, 2000. 432 p. (In Russian).

Pil'skii, P. Okhranka i provokatsiya [Secret Police and Provocation]. Petrograd: Viktoriya, 1917. 48 p. (In Russian).

Pavlov, D.B., and Z.I. Peregudova (eds.) Pis'ma Azefa. 1893-1917 [Letters of Azef. 18931917]. Moscow: Terra, 1994. 287 p. (In Russian).

Pylaeva, E.I. "Finansovoe obespechenie zhandarmskikh upravlenii Departamentom politsii MVD v nachale XX v. (po materialam Vologodskoi gubernii)" [Financial support of gendarme departments in the Police Directorate of the Ministry of Internal Affairs at the beginning of the 20th century (based on the materials of the Vologda province)], Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 8. Istoriya [Bulletin of Moscow University. Series 8. History], vol. 2 (2013): 45-60. (In Russian).

Pylaeva, E.I. Sekretnaya agentura gubernskikh zhandarmskikh upravlenii v nachale XX v.: kharakteristika istochnikov (po materialam Vologodskoi gubernii) [Secret agents of the provincial gendarme administrations in the early 20th century: Characteristics of the sources (based on the materials from the Vologda province)]. URL: http://naukarus.com/sekretnaya-agentura-gubernskih-zhandarmskih-upravleniy-v-nachale-hh-v-harakteristika-istochnikov-po-materialam-vologodsko. (In Russian). (Date of access: 25.12.2018)

Pylaeva, E.I. "Sekretnaya agentura mestnykh organov politicheskogo syska Rossii v nachale XX veka (na primere Vologodskogo gubernskogo zhandarmskogo upravleniya)" [Secret agents of the local bodies of political intelligence in Russia at the beginning of the 20th century (at the example of the Vologda provincial gendarme administration)], Universitetskii istorik. [University Historian], vol. 7 (2010): 354-61. (In Russian).

Rozental', I.S. Provokator. Roman Malinovskii: sud'ba i vremya [Provocateur. Roman Mali-novsky: Fate and Time]. Moscow: ROSSPEN, 1996. 272 p. (In Russian).

Ryabintsev, R.V. Stanovlenie i razvitie sistemy organov politicheskogo syska v rossiiskoi provintsii v 1880-1914 gg. (na materialakh Kostromskoi gubernii). [Formation and Development of the System of Political Investigation Authorities in a Russian Province in 1880-1914. (on the Materials of the Kostroma Province)], PhD thesis. N.A. Nekrasova Kostroma State University, 2004. 27 p. (In Russian).

Shchegolev, P.E. Okhranniki i avantyuristy [Guards and Adventurers]. Moscow: Izdatel'stvo politkatorzhan, 1930. 160 p. (In Russian).

Solov'eva, M.E. "Tsarskie provokatory i delo social-demokraticheskoi fraktsii 2-oi Gosu-darstvennoi Dumy" [Tsar provocateurs and the case of the Social Democratic faction of the 2nd State Duma], Voprosy istorii [Questions of History], vol. 8 (1966): 124-29. (In Russian).

Strakhov, L.V. "Sekretnye raskhody Voronezhskogo gubernskogo zhandarmskogo upravleniia v nachale XX veka" [Secret expenses of the Voronezh provincial gendarme department at the beginning of the 20th century], Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Is-toriya. Politologiya. Sotsiologiya [Bulletin of Voronezh State University. Series: History. Political science. Sociology], vol. 3 (2015): 124-28. (In Russian).

Svatikov, S.G. Russkii politicheskii sysk za granitsei (po dokumentam Parizhskogo arkhiva za-granichnoi agentury departamenta politsii) [Russian Political Investigation Abroad (According to the Documents in the Paris Archive on the Foreign Agency of the Police Department)]. Rostov-on-Don: Rostovo-Nakhichevanskii komitet trudovoi narodno-sotsialisticheskoi partii, 1918. 76 p. (In Russian).

Tarasov, M.G., and A.A. Evstratchik. "E.F. Azef: agent ili provokator?" [E.F. Azef: An agent or a provocateur?], Problemy sotsial'no-ekonomicheskogo razvitiia Sibiri [Problems of SocioEconomic Development of Siberia], vol. 3(29) (2017): 114-19. (In Russian).

Troitskii, N.A. "Degaevshchina" [Degayevshchina], Voprosy istorii [Questions of History], vol. 3 (1976): 18-21. (In Russian).

Tyutyunnik, L.I. Departament politsii v bor'be s revolyutsionnym dvizheniem v Rossii na rubezhe XIX-XX vekov (1880-1904 gg.) [Police Department in the Combat against the Revolutionary Movement in Russia at the turn of the 19th - 20th centuries (1880-1904)]. PhD diss. Historical and archival institute of Russian State Humanitarian University, 1986. (In Russian).

Veroi ipravdoi: FSB. Stranitsy istorii [Faithfully and Truly: FSB. Pages of History]. Yaroslavl: NYuANS, 2001. 526 p. (In Russian).

Volkov, A. Petrogradskoe okhrannoe otdelenie [Petrograd Security Department]. Petrograd: Znanie, 1917. 16 p. (In Russian).

Zhilinsky, V.B. Organizatsiya i zhizn' okhrannogo otdeleniya vo vremya tsarskoi vlasti [Organization and Life of the Security Department during the Tsarist Regime]. Moscow: Tipografiya tovarishchestva Ryabushinskikh, 1918. 63 p. (In Russian).

DOI 10.23859/2587-8344-2019-3-1-3 УДК 94(47).084

Кузьминых Александр Леонидович

Доктор исторических наук, доцент, Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний

(Вологда, Россия) istorial@mail.ru

Kuzminykh Alexander

Doctor of Historical Sciences, Associate Professor, Vologda Institute of Law and Economics Federal Penitentiary Service (Vologda, Russia) istorial@mail.ru

Органы внутренних дел советского государства в период сталинизма в контексте отечественной историографии*

The Internal Affairs Agencies of the Soviet State in the Period of Stalinism in the Context of Russian Historiography

Аннотация. В статье рассмотрена отечественная историография истории органов внутренних дел в период сталинизма. На основе анализа публикаций советских и современных российских историков выделены этапы, основные проблемы и результаты изучения истории органов НКВД-МВД сталинского периода, их роли в реализации репрессивной политики советского государства. Автор приходит к выводу, что в советский период попытки объективного исследования истории органов внутренних дел и их роли в жизни советского общества были затруднены отсутствием документальной базы по причине закрытости ведомственных архивов, а также существованием идеологического контроля над исторической наукой. Постсоветский период стал «прорывом» в изучении истории органов внутренних дел сталинского периода. Изменение характера отечественной историографии, ее поворот к освещению

* Для цитирования: Кузьминых А.Л. Органы внутренних дел советского государства в период сталинизма в контексте отечественной историографии // Historia Provinciae - Журнал региональной истории. 2019. Т. 3. № 1. С. 146-211. DOI: 10.23859/2587-8344-2019-3-1-3 For citation: Kuzminykh, A. The Internal Affairs Agencies of the Soviet State in the Period of Stalinism in the Context of Russian Historiography, Historia Provinciae - The Journal of Regional History, vol. 3, no. 1 (2019): 146-211, http:// doi.org/10.23859/2587-8344-2019-3-1-3

© Кузьминых А. Л., 2019 © Kuzminykh, A., 2019

трудных и неоднозначных сторон развития советского общества благоприятно отразились на повышении научной объективности изучения истории органов внутренних дел советского государства.

Ключевые слова: СССР, сталинизм, органы внутренних дел, репрессии, отечественная историография.

Abstract. The article examines Russian historiography related to the history of the internal affairs agencies in the period of Stalinism. Based on the analysis of publications by Soviet and modern Russian historians, it describes the main stages, problems and results of studying the history of the special agencies of NKVD (the People's Commissariat for Internal Affairs or - Narodnyi Ko-missariat Vnutrennikh Del - abbreviated NKVD) and MVD (the Ministry of Internal Affairs or -Ministerstvo Vnutrennikh Del - abbreviated MVD), or simply the NKVD-MVD agencies, of the Stalin era and their role in the implementation of the repressive policy conducted by the Soviet state. The author concludes that during the Soviet period, the attempts to objectively study the history of law enforcement agencies and their role in the life of Soviet society were problematic due to the lack of any documentary base because of confidentiality of the departmental archives, as well as ideological control over the historical science. The post-Soviet period became a 'breakthrough' in the research of the history related to the internal affairs agencies of the Stalin era. The change in the nature of Russian historiography and its turn towards the coverage of difficult and ambiguous aspects in the development of the Soviet society had a favourable effect on increasing the scientific objectivity whilst studying the history of the internal affairs agencies of the Soviet state.

Keywords: the USSR, Stalinism, internal affairs agencies, repressions, Russian historiography

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) в рамках проекта № 18-09-00554 «Органы внутренних дел в контексте взаимоотношений власти и общества России в ХХ веке (на материалах Европейского Севера России)».

The article was prepared with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research (RFBR) within the framework of the project No. 18-09-00554 'The internal affairs agencies in the context of relations between the authorities and society of Russia in the 20th century (on the materials of the European North of Russia)'

Введение

Вопросы истории советского государства в период сталинизма традиционно привлекают к себе повышенное внимание историков, социологов, политологов, культурологов и представителей других общественно-гуманитарных наук. В научной литературе сталинизм трактуется как идеология и политика И.В. Сталина в конце 1920-х - начале 1950-х гг., для которой характерны господство авторитарно-бюрократических методов управления, слияние партийных и госу-

дарственных органов, жесткий идеологический контроль над всеми сторонами жизни общества1.Тоталитарный режим предполагал наличие мощной карательной структуры, в роли которой выступали органы НКВД, подчиненные лично И.В. Сталину. Советский вождь курировал «силовые ведомства», определял основные направления их деятельности, контролировал наиболее важные следственные и оперативные дела, занимался расстановкой руководящих кадров.

Функции органов внутренних дел в сталинский период выходили далеко за рамки охраны и поддержания общественного порядка. В структуру образованного в июле 1934 г. Народного комиссариата внутренних дел СССР входили органы государственной безопасности, милиции, пограничной и пожарной охраны, уголовно-исполнительной системы и т.п. НКВД контролировал общественную жизнь, информировал руководство страны о положении в регионах, снабжал трудовыми ресурсами крупнейшие стройки, осваивал новые территории. Фактически, масштаб разрастания функций этого государственного ведомства свидетельствует о серьезной трансформации советской правоохранительной системы.

Очевидно, что без уяснения места и роли органов НКВД-МВД в системе советского государства сложно судить о природе политического режима, сущности экономики и специфике общественной жизни страны в 1930-1950-е гг. Рассмотрение истории органов внутренних дел в тесной взаимосвязи с характеристикой репрессивной и правоохранительной политики советского государства существенно облегчит понимание социальных, экономических и политических процессов, происходивших в стране в сталинскую эпоху.

Целью статьи является анализ отечественной историографии истории органов внутренних дел в период сталинизма и их роли в реализации репрессивной политики советского государства5.

1 Сталинизм // Социологический словарь. URL: http://endic.ru/sociology/Stalinizm-7754.html (дата обращения: 27.10.2018).

2 Под органами внутренних дел понимаются государственные органы исполнительной власти, составная часть правоохранительной системы, главной задачей которой является обеспечение общественного порядка и общественной безопасности, борьба с преступностью, а также иными правонарушениями. См.: Органы внутренних дел // Энциклопедия юриста. URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_law/1466/ОРГАНЫ (дата обращения: 27.10.2018).

3 Министерство внутренних дел. 1902-2002. Исторический очерк. М.: Объединенная редакция Министерства внутренних дел России, 2004. С. 226.

4 Различные историографические модели анализа сталинской системы представлены в кн.: Историография сталинизма: сборник статей / под ред. Н.А. Симония. М.: РОССПЭН, 2007.

5 Проблемы историографии репрессивной политики советского государства в период сталинизма подробно рассмотрены А.С. Каном, М.Г. Степановым, О.В. Хлевнюком. См. подробнее: Кан А.С. Постсоветские исследования о политических репрессиях в России и СССР // Отечественная история. 2003. № 1. С. 120-133; Степанов М.Г. Репрессивная поли-

Основная часть

В историографии рассматриваемой проблемы можно выделить два периода: советский (1930-1980-е гг.) и постсоветский (1990-2010-е гг.). Каждый из периодов историографии отличается спецификой источниковой базы, направленностью и методологией научных исследований.

В сталинский период научная разработка проблем, связанных с деятельностью органов НКВД-МВД, практически не велась. Причина этого заключалась в том, что система органов внутренних дел была предельно закрытой для общества. Все сведения, так или иначе касавшиеся НКВД, проходили под грифами «секретно» и «совершенно секретно». Даже по ведомственной линии исследования были почти полностью прекращены. Исключение составили брошюры и диссертации апологетического характера . Их авторами делался вывод о важной роли карательных органов в уничтожении старого «эксплуататорского» и становлении нового социалистического строя. Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МВД представали в этих работах как «боевой отряд партии», имевший четкую идеологическую установку на решительную борьбу с «врагами народа».

Побудительным стимулом к научному изучению истории органов внутренних дел советского государства стал ХХ съезд КПСС, положивший начало разоблачению культа личности И.В. Сталина. Закономерным следствием начавшегося процесса десталинизации было стремление выяснить причины деформации социализма в СССР, понять масштабы преступлений сталинского режима, в том числе роль органов НКВД в проведении массовых репрессий. Так, в работе Ю.П. Титова «Советское государство и право в период завершения строительства социализма и постепенного перехода к коммунизму в предвоенные годы» отмечалось, что «некоторые отрицательные явления в жизни нашей страны в этот период были связаны с культом личности Сталина. Пробравшиеся к руководству Народным комиссариатом внутренних дел Берия и его подручные, а также карьеристы нарушали социалистическую законность и проявляли административный произвол в отношении честных советских людей». Далее автор добавляет, что «коммунистическая партия смело и решительно

тика советского государства в 1928-1953 гг.: проблемы российской историографии: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН, 2009; Хлевнюк О.В. Большой террор 1937-1938 гг. как проблема научной историографии // Историческая наука и образование на рубеже веков. Москва: Собрание, 2004. С. 433-451.

6Кубланов А.Л. Разгром фашисткой троцкистско-бухаринской «пятой колонны» в СССР: дис. ... канд. ист. наук. Л., 1946; Софинов П. Карающая рука советского народа: к 25-летию ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1917-1942. М.: Государственное издательство политической литературы, 1942.

вскрыла причины, породившие культ личности и наметила конкретные пути

- 7

преодоления его последствии» .

Изучение истории органов внутренних дел в СССР курировалось непосредственно МВД СССР. В 1966 г. в составе Академии МВД СССР было создано специальное подразделение, перед которым была поставлена задача по изучению и обобщению опыта деятельности органов внутренних дел. Первоочередное внимание отводилось изучению партийного руководства органами внутренних дел. В монографиях и диссертациях подчеркивалась роль ВКП(б)-КПСС

8 тз

как главного организатора и вдохновителя их деятельности . В этот период получили обоснование многие концептуальные положения советской официальной историографии. К их числу относились тезисы о классовой природе преступности и о неизбежном ее отмирании по мере строительства социализма в СССР, о тесной связи общества и правоохранительных органов, о гуманности советского уголовного и исправительно-трудового законодательства. Советская правоохранительная система представлялась антиподом буржуазной, что было следствием господствовавшей в то время концепции об абсолютной новизне и прогрессивности советского типа государства.

Наибольших успехов советские ученые добились в изучении истории советской милиции. В работах М.И. Еропкина и А.П. Скилягина раскрывалась организационная структура органов милиции, описывались особенности их деятельности в разные периоды истории советского государства, приводились конкретные эпизоды милицейской службы9. История региональных органов советской милиции получила отражение в монографиях и диссертациях Н.А. Апияна, Ф.Е. Базарова, А.В. Шаркова и др.10

7 Титов Ю.П. Советское государство и право в период завершения строительства социализма и постепенного перехода к коммунизму в предвоенные годы (1935 - июнь 1941 г.). М.: [б. и.], 1961. С. 74-75.

8 См., например: Алексеенков А.Е. Партийное руководство войсками НКВД в период обороны Ленинграда (июнь 1941 - январь 1944): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Л.: Ленинградский государственный университет имени А.А. Жданова, 1981; Черячукин В.Г. Партийное руководство советской милицией в годы восстановления и развития социалистического народного хозяйства: 1945-1952 (на материалах партийных организаций Нижнего Поволжья): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, 1985.

9 Еропкин М.И. Развитие органов милиции в Советском государстве. М.: [б. и.], 1967; Скилягин А.П. Советская милиция в период строительства развитого социализма: 19451958 гг. Л.: Нева, 1976.

10 См., например: Апиян Н.А. Из истории НКВД Советской Армении (1920-1946 гг.). Ереван: Ереванский университет, 1986; Базаров Ф.Е. Советская милиция Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941-1945 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Томский государственный университет им. В.В. Куйбышева, 1971; Шарков А.В. Деятельность органов внутренних дел Белорусской ССР в годы Великой Отечественной войны 1941-

Отличительной чертой советской историографии было издание так называемых «юбилейных работ», приуроченных к очередной годовщине октябрьской революции 1917 г. и создания советского государства. Наглядными примерами являются коллективные труды «История советской милиции» (М., 1977) и «Советская милиция: история и современность» (М., 1987)11. Эти работы наиболее полно отражали концепцию развития органов внутренних дел, выработанную на протяжении семидесяти лет существования советской власти. Кроме того, юбилейные издания выполняли пропагандистскую задачу, а именно, укрепляли авторитет работников органов внутренних дел среди населения.

Значительное внимание в трудах советских ученых уделялось «критике реакционной западной историографии» по вопросам строительства органов внутренних дел советского государства. Подавляющая часть работ зарубежных историков расценивалась как идеологическая диверсия антисоветских кругов, призванная подорвать авторитет «первого в мире социалистического государства». В частности, П.Ф. Николаев писал: «Буржуазные фальсификаторы истории ... пытаются представить в ложном свете роль партии большевиков, Советского государства и его новой милиции в организации охраны революционного порядка, изображая их виновниками беспорядков, уголовной преступности, утверждая, что они якобы порождены победой пролетарской революции, приходом к власти большевиков»12.

Предвестником нового этапа в изучении истории советского государства стала осень 1987 г., когда Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев выступил с докладом на торжественном заседании, посвященном 70-летию Октябрьской социалистической революции. В этом докладе прозвучал тезис о том, что «отсутствие должного уровня демократизации советского общества сделало возможными и культ личности, и нарушения законности, произвол и репрессии 30-х годов. Прямо говоря - настоящие преступления на почве злоупотребления властью... Вина Сталина и его ближайшего окружения перед партией и народом за допущенные массовые репрессии и беззакония огромна и непроститель-на»13. Было подчеркнуто, что попытки в очередной раз замолчать назревшие

1945 гг.: автореф. ... канд. ист. наук. Белорусский государственный университет им. В.И. Ленина, 1984 и др.

11 История советской милиции / под ред. Н.А. Щелокова. М.: [б. и.], 1977; Советская милиция: история и современность: 1917-1987. М.: Юридическая литература, 1987.

12 Николаев П.Ф. Советская милиция Сибири (1917-1922). Омск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1967. С. 9.

13 Горбачев М.С. Октябрь и перестройка: революция продолжается. Доклад на совместном торжественном заседании Центрального комитета КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции, в Кремлевском Дворце съездов 2 ноября 1987 года. URL: http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000235/st060.shtml (дата обращения: 09.01.2019).

проблемы являются «пренебрежением к исторической правде, неуважением памяти тех, кто оказался невинной жертвой беззакония и произвола»14. Политика гласности привела к снятию идеологических запретов в изучении истории советского государства и общества.

Конец 1980-х - начало 1990-х гг. были ознаменованы появлением публицистических работ А.П. Бутенко, Д.А. Волкогонова, Л.А. Гордона, Э.В. Клопова, Р.А. Медведева15. Они поставили под сомнение сложившиеся в советской исторической науке и обществоведении трактовки исторических проблем и событий советского периода. В эпицентре общественного внимания оказалась история политических репрессий. Особенностью «перестроечной» историографии стал резко обличительный уклон в освещении деятельности НКВД-МВД СССР. На волне разоблачения преступлений сталинизма многие исследователи зачастую давали слишком эмоциональные и субъективные оценки прошлого.

Известно, что плодотворность изучения той или иной темы для историка определяется возможностью доступа к архивным документам. В 19902000-е гг. стала возможной публикация ранее недоступных материалов по истории советского государства и его репрессивных структур . Итогом «архивной революции» было введение в научный оборот десятков и сотен тысяч рассекреченных документов. Другим важным результатом эпохи демократических перемен явилось издание воспоминаний непосредственных свидетелей сталин-

17

ской эпохи - сотрудников НКВД и узников ГУЛАГа .

На основе новых документальных материалов историками были подготовлены сотни научных монографий и сборников, примером чему является научно-издательский проект «История сталинизма», в рамках которого вышло свы-

14 Горбачев М.С. Октябрь и перестройка. URL: http://historic.ru/books/ item/f00/s00/z0000235/st060.shtml (дата обращения: 09.01.2019).

15 См., например: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. М.: Новости, 1989; Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М.: Политиздат, 1989; Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. М.: Прогресс, 1990 и др.

16 См., например: Лубянка. Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 19171991. Справочник. М.: Международный фонд «Демократия», 2003; Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937-1938. М.: Международный фонд «Демократия», 2004; История сталинского Гулага. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов: в 7 т. / отв. ред. и сост. О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2004-2005; Неизвестная Карелия: документы спецорганов о жизни республики. 1941-1956 гг. Кн. 2. Петрозаводск: СДВ-Оптима, 1999.

17 См., например: Доднесь тяготеет: сборник воспоминаний, дневниковых записей, стихотворений узников тюрем и лагерей (20-50-е годы) / сост. С.С. Виленский. Вып. 1: Записки вашей современницы. М.: Советский писатель, 1989; Судоплатов П.А. Спецоперации: Лубянка и Кремль 1930-1950 гг.: воспоминания генерал-лейтенанта НКВД. М.: Олма-Пресс, 1997.

18

ше 180 книг . Другими успешными публикационными проектами были серия статей А.И. Кокурина и Н.В. Петрова «НКВД-МВД: структура, функции, кадры» в журнале «Свободная мысль» , а также серия научных трудов и сборников материалов конференций, изданных под эгидой Общества изучения отечественных спецслужб20.

Характерной тенденцией постсоветской историографии стала смена методологии научных исследований. Шло активное усвоение теоретических концепций западной историографии, в частности концепции тоталитаризма. Закономерным стал вопрос о роли органов внутренних дел в реализации репрессивной политики сталинского руководства, месте НКВД в механизме государст-

21

венного управления . Некоторые авторы, в частности, В.Ф. Некрасов, пришли

к выводу о том, что во второй половине 1930-х гг. органы НКВД встали во гла-

22

ве государства . Другие авторы полагали, что НКВД-НКГБ играли подчиненную роль в партийно-государственной вертикали, будучи «приводным ремнем» ВКП(б). Так, И.В. Ширяева писала: «Органы госбезопасности никогда не стояли над партией, наоборот, они были самым послушным, наиболее дисциплинированным и острым орудием большевиков, опорной структурой среди всех

23

звеньев госаппарата при реализации сложных политических решений» .

В этом плане показательна монография Л.П. Рассказова «Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-

24

командной системы в Советском государстве (1917-1941 гг.)» . Автор пришел к выводу, что с первых дней возникновения советской власти стала склады-

18

См., например: Петров Н.В. По сценарию Сталина: роль органов НКВД-МГБ СССР в советизации стран Центральной и Восточной Европы, 1945-1953 гг. М.: РОССПЭН, 2011; Советское государство и общество в период позднего сталинизма, 1945-1953 гг.: материалы VII Межвузовской научной конференции. М.: РОССПЭН, 2015; Уроки Октября и практики советской системы, 1920-1950-е годы: материалы X международной научной конференции. М.: Политическая энциклопедия, 2018 и др.

19 См., например: Кокурин А., Петров Н. НКВД: структура, функции, кадры (1934-1938) // Свободная мысль. 1997. № 7. С. 105-118; Кокурин А., Петров Н. МВД: структура, функции, кадры (1946-1953) // Свободная мысль. 1997. № 12. С. 102-119 и др.

20 См., например: Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. М.: Кучково поле, 2007. Т. 3; Исторические чтения на Лубянке: 1997-2008. М.: Кучково поле, 2008.

21 Хлевнюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М.: Республика, 1992.

22

Некрасов В. Ф. Тринадцать «железных» наркомов. История НКВД-МВД от А.И. Рыкова до Н А. Щелокова. 1917-1982. М.: Версты, 1995. С. 204.

23 Ширяева И.В. Советские правоохранительные органы и проблема прав человека (1922-1941 гг.): дис. ... канд. ист. наук. Московский педагогический государственный университет, 2003. С. 49.

24 Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве (1917-1941 гг.). Уфа: Уфимская высшая школа Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1994.

ваться административно-командная система, стержнем которой являлась партия. Именно она решала все важнейшие вопросы государственного строительства, именно от нее правоохранительные органы получили право на произвол. Сами же «чекистские органы», по мнению Л.П. Рассказова, являлись частью государственного механизма и фактически стали «боевыми органами коммунистической партии».

По мере нарастания «штурмовых методов» строительства социализма в СССР все отчетливее проявлялась, как отмечает О.И. Чердаков, «трансформация правоохранительных органов», которые утратили ориентацию на законные правовые акты и стали работать по нормативным указаниям партийных структур. В этой ситуации у НКВД появилась возможность быстрого решения поставленных задач за счет «нажимных методов воздействия» . Главной же причиной ужесточения репрессивной политики, считает историк, стал постулат И.В. Сталина о том, что «по мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать все больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов, политику разложения врагов рабочего класса, наконец, политику подавления сопротивления эксплуа-

26 тт

таторов...» . Под его влиянием революционная законность постепенно переродилась в чрезвычайную законность, что привело к созданию системы внесудеб-

27

ных органов и возведению террора в ранг государственной политики .

Разумеется, в раскручивании маховика репрессий были виновны не только И. В. Сталин, его окружение и высшее руководство органов госбезопасности, но и местные власти. Бывший сотрудник органов госбезопасности, генерал-лейтенант НКВД СССР П. А. Судоплатов отмечал: «Чтобы понять природу ежовщины, необходимо учитывать политические традиции, характерные для нашей страны. Все политические кампании неизменно в условиях диктатуры приобретают безумные масштабы, и Сталин виноват не только в преступлениях, совершавшихся по его указанию, но и в том, что позволил своим подчинен-

25 Чердаков О.И. Роль местных советских и партийных органов в формировании структуры и функционировании милиции в Нижнем Поволжье (1926-1932 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, 1993. С. 28.

26 Из выступлений И.В. Сталина, Н.И. Бухарина и В.М. Молотова на июльском пленуме ЦК ВКП(б). 9-10 июля 1928 г. // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М.: Российская политическая энциклопедия, 1999. С. 319-355. URL: http://istmat.info/node/29302 (дата обращения: 09.01.2019).

27 Чердаков О.И. Формирование правоохранительной системы советского государства в 1917-1936 гг. (историко-правовое исследование): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратовская государственная академия права, 2002. С. 10.

ным от его имени уничтожать тех, кто оказывался неугоден местному партийному начальству на районном и областном уровнях»28.

В монографии «Террор районного масштаба» А.Ю. Ватлин на примере Кунцевского района Московской области показал механизм «массовых опера-

29

ций» органов НКВД . По мнению автора, сеть низовых структур НКВД стала ключевым звеном в маховике репрессивной машины. Причины «большого террора», по мнению автора, заключались, во-первых, в стремлении Сталина «перетряхнуть» районные и областные номенклатурные кланы, набравшие мощь к середине 1930-х гг., без чего сталинская модель модернизации страны была обречена на застой и стагнацию; во-вторых, в коллективном психозе страха и доносительства, умело разжигаемом сталинской пропагандой; в-третьих, в низком уровне правосознания большинства советских граждан, многие из которых «право» отождествляли не с конституцией, а с деятельностью конкретных государственных учреждений; и, наконец, в стремлении ряда сотрудников НКВД, получивших чрезвычайные полномочия, добиться максимального карьерного роста путем своеобразного «ударничества», выражавшегося в фабрикации сотен и тысяч следственных дел.

Механизм сталинских репрессий в региональном измерении подробно изучен А.Г. Тепляковым. В его монографии «Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг.» комплексно рассмотрены структура, функции и кадровый состав территориальных ОГПУ-НКВД, организация агентурно-оперативной деятельности и проведение «массовых операций», взаимоотношения чекистов с местной партийной номенклатурой, их психология, быт и нравы, лексикон и

30

клановые связи . Как отмечает автор, органы ОГПУ-НКВД Сибири «прошли путь от относительно немногочисленной структуры, слабо представленной на районном уровне, до огромного и разветвленного аппарата, опиравшегося на тысячи низовых оперативных работников». Вместе с тем, А.Г. Тепляков приходит к выводу, что «органы ОГПУ-НКВД в силу своей громоздкости, а также некомпетентности и криминализованности кадрового состава являлись рыхлой и плохо управляемой структурой»31.

История создания и деятельности внесудебных органов («двоек», «троек», Особого совещания) в структуре ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ рассмотрена в моно-

32

графии О.Б. Мозохина «Право на репрессии» . Автор показывает динамику

28 Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. М., 1998. С. 101.

29 Ватлин А.Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М.: РОССПЭН, 2004.

30 Тепляков А.Г. Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М.: Новый хронограф; АИРО-ХХ1, 2008.

31 Тепляков А.Г. Машина террора. М., 2008. С. 594-595.

32 Мозохин О.Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности, 1918-1953. М.: Кучково поле, 2006.

развития репрессивных компаний, их тесную взаимосвязь с решениями Политбюро ЦК ВКП(б), численность и состав репрессированных. Книга содержит ценные приложения с обобщенными статистическими сведениями о репрессивной деятельности органов государственной безопасности за 1920-1950-е гг.

В современной историографии анализируются причины, формы и динамика преступности в советское время. Показательна в этом отношении монография В.В. Лунеева «Преступность ХХ века. Мировые, региональные и российские тенденции». В ней на обширном статистическом материале прослеживаются тенденции развития преступности в СССР и дается их криминологическая

33

оценка . Формирование маргинальных групп и распространение различных форм девиантного поведения в советском обществе исследованы в работах Н. Б. Лебиной по истории повседневности советского города34.

По мнению Д.В. Зимина, жесткий политический режим далеко не всегда способен обеспечить общественный порядок и держать преступность под кон-

35

тролем . Рост преступности в 1930-1950-е гг. был вызван глубинными изменениями в общественных отношениях, масштабными социальными катаклизмами, снижением уровня жизни населения. А.М. Беда полагает, что причины роста преступности в советское время заключались в «деклассировании значительных масс населения в ходе принятых методов и темпов социалистического строительства»36. Интересные наблюдения о взаимосвязи социально-экономической ситуации в стране и уровня преступности в послевоенные годы

37

сделаны Е.Ю. Зубковой и И.М. Волковым .

Чрезвычайные условия - неурожаи, голод, война - приводили к появлению новых форм преступности. К примеру, тяжелая продовольственная ситуация в блокадном Ленинграде породила такой специфический вид преступлений, как массовый каннибализм. По данным А.В. Панфильца, с октября 1941 г. по январь 1943 г. за людоедство было арестовано 1 979 чел., причем 1 487 из них -женщины. Каннибализмом занимались, в первую очередь, лица, получавшие

33

Лунеев В.В. Преступность ХХ века. Мировые, региональные и российские тенденции. М.: Норма, 1999.

34 См., например: Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930-е гг. СПб.: Нева; Летний сад, 1999.

35 Зимин Д.В. Борьба с преступностью и охрана общественного порядка как основные направления деятельности милиции Пензенской области в послевоенные годы (19451953 гг.): дис. ... канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 2004. С. 6-7.

36 Беда А.М. Советская политическая культура через призму МВД: от «московского патриотизма» к идее «Большого Отечества» (1946-1958 гг.). М.: Мосгорархив, 2002. С. 99.

37 Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 19451953. М.: РОССПЭН, 1999; Волков И.М. Засуха, голод 1946-1947 гг. // История СССР. 1991. № 4. С. 28-36.

минимальные нормы снабжения, утерявшие продовольственные карточки, об-

38

ремененные иждивенцами .

Предпринимаются попытки изучить масштабы организованной преступности в советское время. К примеру, Т.В. Прокофьева отмечает, что проводившаяся в 1930-е гг. на фоне масштабных социально-экономических преобразований борьба с антиобщественными элементами нанесла удар по организованной преступности, ликвидировав ее «экономические корни». С другой стороны, именно в это время, по мнению исследователя, складывается другая форма организованной преступности - государственно-политическая, для которой глав-

39

ным финансовым источником являлась государственная казна . В свою очередь, О.М. Хлобустов зарождение организованной преступности в СССР связывает с 1956 г., когда спецслужбам было запрещено собирать компрометирующие материалы на представителей партийно-советской и профсоюзной но-

40

менклатуры .

Эффективность борьбы с преступностью, по мнению исследователей, была далеко не такой высокой, как это было принято считать в советское время. Государство зачастую скрывало от населения реальное положение в этой сфере и вместо совершенствования оперативной, следственной и профилактической работы шло по пути ужесточения репрессий. В частности, В. А. Самарин пишет: «Власти старались не замечать социально-экономических причин преступности, не учитывали мнения и оценок населения по данной проблематике и направляли всю "мощь" правоохранительных органов на ликвидацию банд, а не

41

на устранение причин, ее породивших» .

Р.Б. Герман выделяет причины, затруднявшие работу милиции по борьбе с преступностью в военные и послевоенные годы. Во-первых, это нехватка кадров. По подсчетам исследователя, 25 % личного состава милиции в годы Великой Отечественной войны было призвано в армию. Их, как правило, заменяли лица, негодные к строевой службе: инвалиды, пенсионеры и т.п. Во-вторых, это появление новых видов преступлений, с которыми до войны почти не приходи-

38 Панфилец А.В. Ленинградская милиция в годы блокады (сентябрь 1941 г. - январь 1944 г.): дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 2000. С. 24-25.

39 Прокофьева Т.В. Возникновение и становление организованной преступной деятельности на алкогольном рынке России // История органов внутренних дел России. Вып. 4. М.: Всероссийский научно-исследовательский институт Министерства внутренних дел России, 2001. С. 132-138.

40 Хлобустов О.М. На Лубянке. Исторические чтения // Отечественная история. 2004. № 5. С. 207.

41 Самарин В.А. Борьба с бандитизмом в Ленинграде во второй половине 40-х гг.: исторический аспект: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 2001. С. 23.

лось сталкиваться. В-третьих, это общее ухудшение криминальной обстановки, наличие на руках у населения большого количества оружия и боеприпасов42.

По-новому на советскую правоохранительную систему позволяют взглянуть материалы о преступности в органах внутренних дел. Речь идет о фактах взяточничества, хищений, спекуляции, дезертирства и разного рода должностных преступлений43. Как справедливо отмечает А. М. Беда, разрыв между теорией и практикой строительства социализма в СССР приводил к дезориентации сознания сотрудников НКВД-МВД и деформации их представлений о законности вообще44. Другой объективной причиной, толкавшей работников правоохранительных органов на нарушение закона, являлось их тяжелое материально-бытовое положение45. Так, В. А. Фурсов и В.М. Петрожицкий пришли к выводу, что государственное обеспечение, льготы и привилегии работников милиции вводились со значительным отставанием, носили бессистемный характер и были существенно ниже тех, которые имели военнослужащие Красной армии46. По мнению авторов, нерешенность материально-бытовых проблем проистекала «не только из-за нехватки финансовых средств, но и из-за недооценки роли милиции в системе органов государственной власти и управления»47. Тем не менее, работая в экстремальных психологических и бытовых условиях, большинство сотрудников добросовестно выполняли свой профессиональный долг.

Нет единства мнений среди исследователей в вопросе об эффективности использования населения в охране общественного порядка, в частности, деятельности обществ содействия милиции (осодмила) и бригад содействия милиции (бригадмила). М.Э. Жаркой и В.Ф. Прокофьев считают, что привлечение рядовых граждан к охране общественного порядка было оправданным и спо-

42 Герман Р.Б. Организационно-правовые основы деятельности российской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период (1941-1960 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростовский юридический институт Министерства внутренних дел России, 1999. С. 18-21.

43 Говоров И. В. Разгул преступности в послевоенном Ленинграде и области // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 139-143; Колемасов В.Н. Пензенская милиция в 30-е гг. ХХ века: дис. . канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 2002. С. 210.

44 БедаА.М. Советская политическая культура через призму МВД. М., 2002. С. 30.

45 Уваров И.А. Развитие организационно-правовых основ финансового и материального обеспечения российской милиции (1917-1931 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1993. С. 11.

46 Петрожицкий В.М. Организационно-правовые основы социальной и правовой защиты сотрудников милиции РСФСР (1917-1941 гг.): дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1997. С. 11.

47 Фурсов В.А. Правовые и организационные основы государственной службы (19171941 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия управления Министерства внутренних дел Российской Федерации, 2002. С. 6.

48

собствовало снижению числа преступлений . Иную точку зрения имеет О.И. Чердаков, который считает, что появление данной «правоохранительной повинности» приводило «к деформации правовой жизни государства». Он пишет: «С юридической точки зрения использование негосударственных общественных организаций для решения правоохранительных задач не выдерживает критики, так как они в большинстве не имели элементарной правовой подготовки, необходимых навыков и знаний и своими непрофессиональными действиями способствовали нарушению законности и правопорядка»49.

С принципиально новых позиций стала осмысливаться партийно-политическая работа в органах внутренних дел. А.М. Беда подчеркивает важность идеологической составляющей деятельности силовых ведомств, отмечая, что «для государства сотрудник МВД являлся одной из тех категорий граждан, которая выступала в качестве важного инструмента реализации государством своих властных полномочий»50. По мнению А.Н. Куличенко, для органов НКВД-МВД была характерна излишняя политизация, когда идеологическая обработка сотрудника превалировала над остальными составляющими служебной подготовки .

Согласно исследованию В.М. Шамарова, в процессе политико-воспитательной работы с сотрудниками органов внутренних дел решались три основные задачи: во-первых, реализовывалась генеральная линия партии по превращению каждого работника милиции в сознательного и активного «строителя коммунизма»; во-вторых, укреплялась дисциплина и законность в рядах милиции и на этой основе совершенствовалась ее оперативно-служебная деятельность; в-третьих, повышался общеобразовательный и культурный уровень сотрудников52. Средством очищения органов милиции от «классово-чуждого элемента», по мнению автора, являлись так называемые «чистки».

48 Жаркой М.Э. Милиция Ленинграда в послевоенный период (1945-1956 гг.): автореф. ... дис. канд. ист. наук. Санкт-Петербургский юридический институт Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1995; Прокофьев В.Ф. Становление и развитие форм взаимодействия молодежных организаций и органов внутренних дел в охране общественного порядка (1917-1941 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел СССР, 1991.

49 Чердаков О.И. Формирование правоохранительной системы Советского государства в 1917-1936 гг. (историко-правовое исследование): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратовская государственная академия права, 2002. С. 11, 26.

50 БедаА.М. Советская политическая культура через призму МВД. М., 2002. С. 9.

51 Куличенко А.Н. Концепция создания и становление региональной милиции (на материалах Пензенской губернии): 1917-1928 гг.: дис. ... канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 1999. С. 172.

52 Шамаров В.М. Государственная служба в милиции НКВД РСФСР (становление и развитие правовых и организационных основ). М.: Академия управления Министерства внутренних дел России, 1999. С. 131.

В.М. Шамаров подчеркивает, что данные мероприятия нельзя оценивать однозначно. С одной стороны, чистки «являлись своеобразной ширмой для расправы» и «использовались для устранения неугодных». С другой стороны, в результате чисток из аппарата убирались действительно непрофессионально под-

53

готовленные сотрудники .

Серьезной работой, претендующей на новое понимание места и роли органов внутренних дел в системе советского государства, стало диссертационное исследование В.В. Гороховой, посвященное изучению деятельности милиции городов особого списка, в число которых входили крупные портовые, военные и научные центры Советского Союза54. По мнению автора, сотрудники органов внутренних дел решали задачи по сглаживанию негативных социальных последствий экономических и политических потрясений, которые имели место в 1930-1950-е гг. Они регулировали миграционные потоки из сельской местности в города, очищали городские улицы от криминальных элементов и лиц, не имевших прописки. Помимо этого, сотрудники милиции выполняли важную внешнеполитическую задачу, а именно, создавали благоприятный имидж страны в глазах мирового общественного мнения. В частности, ими пресекались попытки иностранцев зафиксировать факты социального недовольства, имевшие место в Советском Союзе.

Динамично развивающимся направлением историографии является исследование экономической и научно-технической деятельности НКВД-МВД. По мнению Н.И. Ципуренко, НКВД СССР в 1930-1940-е гг. был главным «строительно-монтажным трестом» страны55. Хозяйственная деятельность наркомата отличалась чрезвычайным разнообразием, охватывая почти все отрасли советской экономики: строительство, транспорт, угледобычу, металлургию, сельское хозяйство и т.п. Статистические данные, характеризующие производственную деятельность ГУЛАГа, приводят С.Г. Эбеджанс и М.Я. Важнов56. В.Ф. Некрасов показывает участие органов НКВД-МВД в реализации советского атомного

57

проекта .

53 Шамаров В.М. Государственная служба в милиции НКВД РСФСР. М., 1999. С. 146147.

54 Горохова В.В. Органы милиции городов особого списка (1947-1956 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, 2003.

55 Ципуренко Н.И. НКВД СССР - закрытый строительный комплекс страны (июль 1934 -июнь 1941 гг.) // История органов внутренних дел России. Вып. 5. М.: Всероссийский научно-исследовательский институт Министерства внутренних дел России, 2002. С. 60-68.

56 Эбеджанс С.Г., Важнов М.Я. Производственный феномен ГУЛАГа // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 188-190.

57 Некрасов В.Ф. НКВД-МВД и атом. М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007.

Практически ни одна из «великих строек коммунизма» не обходилась без использования труда заключенных. Деятельность исправительно-трудовых лагерей, тюрем и колоний в СССР исследована в трудах М. Г. Деткова, Г. М. Ива-

58

новой, А.С. Смыкалина и др. В диссертации И.В. Логвиновой раскрыта история Дальстроя НКВД СССР как органа государственно-хозяйственного управления в отдельном регионе59. Ценные сведения о механизме функционирования системы ГУЛАГа содержатся в книге В. А. Бердинских о Вятском исправитель-

60 тт

но-трудовом лагере . При этом анализируются не только экономические вопросы деятельности Вятлага, но и рассматривается социокультурный аспект проблемы: отношения между заключенными и сотрудниками, лагерная символика, жаргон и т.д.

Новым явлением в современной историографии стало издание коллективных трудов российских и зарубежных ученых. К их числу относится монография «ГУЛАГ: экономика принудительного труда», подготовленная историками из России, Великобритании, Германии и США61. В данной работе, основанной на рассекреченных архивных документах ОГПУ-НКВД-МВД, впервые предлагается системный анализ лагерной экономики, начиная от становления института принудительного труда в СССР до превращения ГУЛАГА в крупнейшую хозяйственную структуру с практически неограниченной мобилизационной способностью.

Наибольшую дискуссию среди ученых вызывает вопрос о рентабельности принудительного труда. К примеру, Т. Асаналиев пишет, что эксплуатация труда осужденных приносила солидную прибыль государству62. По убеждению С.Х. Шамсунова, трудовая деятельность имела положительное значение для осужденных, так как «предотвращала пагубное влияние безделья» и «компенсировала тяготы изоляции» . Другие исследователи указывают на иррациональную организацию труда заключенных и низкую эффективность лагерной

58

См., например: Иванова Г.М. История ГУЛАГа. 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты. М.: Наука, 2006; Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург: Уральская государственная юридическая академия, 1997.

59 Логвинова И.В. Правовой статус Дальстроя как органа государственно-хозяйственного управления: 1931-1941 гг. (историко-правовой аспект): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М.: Московская государственная юридическая академия, 2001.

60 Бердинских В.А. История одного лагеря (Вятлаг). М.: Аграф, 2001.

61 ГУЛАГ: экономика принудительного труда / отв. ред. Л.И. Бородкин, П. Грегори, О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2005.

62 Асаналиев Т. Становление и развитие организационно-правовых основ трудового перевоспитания осужденных в СССР (1917-1969 гг.): автореф. ... дис. канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел Российской Федерации им. О.Е. Кутафина, 1993. С. 15.

63 Шамсунов С.Х. Труд осужденных к лишению свободы в России (организационно-правовые проблемы). Рязань: Академия права и управления Министерства юстиции России, 2003. С. 11.

экономики64. Так, В.М. Исаков отмечает, что в начале 1950-х гг. ни одно из крупных строительств ГУЛАГа не выполняло план65. По мнению Л. А. Максимовой, неэффективность лагерного труда предопределялась комплексом причин: некомпетентностью лагерного начальства, игнорированием квалификации и профессионального опыта заключенных, отсутствием необходимой социальной инфраструктуры на производственных объектах, низким уровнем механизации и крайне тяжелыми условиями труда узников ГУЛАГа66.

Самостоятельным направлением в исторической науке в 1990-е гг. стало исследование истории принудительных депортаций в СССР, в проведении которых органам НКВД-МВД отводилась ведущая роль67. Ведущим исследователем сталинских депортаций долгие годы являлся Н.Ф. Бугай, который описал историю принудительного выселения греков, корейцев, крымских татар, российских

немцев, турок-месхетинцев, чеченцев, ингушей и других народов с мест их по-

68

стоянного проживания .

Настоящим историографическим событием стал выход монографии П.М. Поляна «Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР» . Автор обосновал типологию депортаций, установил направления миграционных потоков, проанализировал структуру и состав депортируемых. При этом принудительные переселения были им квалифицированы как специфическая форма политических репрессий.

Плодотворно историю спецпоселенцев в СССР изучал В.Н. Земсков. Ему принадлежат многочисленные статьи и обобщающая монография «Спецпосе-

64 Суслов А.Б. Спецконтингент и принудительный труд в советских пенитенциарных концепциях 1930-х гг. // Отечественная история. 2004. № 5. С. 81-96.

65 Исаков В.М. Правовое регулирование и организация трудовой занятости осужденных в исправительно-трудовых учреждениях Советского государства (1917-1990 гг.): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Юридический институт Министерства внутренних дел России им. В.Я. Кикотя, 2000. С. 40.

66 Максимова Л.А. Лагеря и индустриальное освоение Севера (на примере Республики Коми) // Вестник Сыктывкарского университета. Серия 8: История, филология, философия. Вып. 2. 1997. С. 70-80.

67 Вылцан М.А. Депортация народов в годы Великой Отечественной войны // Этнографическое обозрение. 1995. № 3. С. 26-44; Репрессии против поляков и польских граждан / сост. А.Э. Гурьянов. М.: Звенья, 1997; Стродс Х.П. Депортация населения Прибалтийских стран // Вопросы истории. 1999. № 9. С. 130-136 и др.

68 См., например: Иосиф Сталин - Лаврентию Берия: «Их надо депортировать.»: документы, факты, комментарии / вступ. ст., сост., послесл. Н. Бугай. М.: Дружба народов, 1992; «Мобилизовать немцев в рабочие колонны. И. Сталин»: сборник документов (1940-е гг.) / сост., предисл., коммент. Н. Бугая. М.: Готика, 1998 и др.

69 Полян П.М. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М.: ОГИ-Мемориал, 2001.

70

ленцы в СССР. 1930-1960 гг.» В ней приведена статистика лиц, находившихся на спецпоселении, описана география их расселения, охарактеризованы рождаемость и смертность, трудовое использование и социально-бытовое положение, национальный и половозрастной состав спецпоселенцев.

Характеризуя историографию сталинских депортаций, нельзя обойти вниманием работы С. А. Красильникова, например, его монографию «Серп и молох», посвященную изучению крестьянской ссылки в Западной Сибири в

71

1930-е гг. Ученый рассматривает карательную терминологию органов ОГПУ-НКВД, показывает сопротивление крестьян большевистскому режиму, анализирует правовое и материальное положение трудпоселенцев.

Другая крупная историографическая проблема - это участие органов НКВД СССР в Великой Отечественной войне и их роль в обеспечении победы над фашизмом. В качестве примера можно привести работы Б.П. Белозерова, В.П. Сальникова, С.В. Степашина, Н.Г. Янгола, раскрывающие деятельность органов внутренних дел по обеспечению безопасности фронта и тыла в годы

72

Великой Отечественной войны . Как отмечает В.С. Христофоров, основными направлениями деятельности органов и войск НКВД в военные годы было решение разведывательных, разведывательно-диверсионных, контр-разведы-вательных, правоохранительных, военных, экономических и научно-технических задач. К примеру, органы НКВД добывали разведывательную информацию о военно-политических планах Германии и ее союзников и инфор-

73

мировали военно-политическое руководство СССР .

Деятельность органов НКВД-НКГБ по борьбе с противником в годы Великой Отечественной войны ярко и наглядно представлена в 8-томном сборнике документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», в основу которого положены документы из архива Федеральной

74

службы контрразведки Российской Федерации . На основе рассекреченных документов из центрального архива ФСБ РФ опубликованы книги о роли органов

70 ЗемсковВ.Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960. М.: Наука, 2005.

71 Красильников С.А. Серп и молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е гг. М.: РОССПЭН, 2003.

72 Белозеров Б.П. Фронт без границ. 1941-1945 гг. (историко-правовой анализ обеспечения безопасности фронта и тыла Северо-Запада). СПб.: РДК-Принт, 2001; Сальников В.П., Степашин С.В., Янгол Н.Г. Органы внутренних дел Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. СПб.: Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 1999.

73 Христофоров В.С. Органы госбезопасности СССР в 1941-1945 гг. М.: Главное архивное управление г. Москвы, 2011. С. 384.

74 См., например: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сборник документов / сост. В.П. Ямпольский и др. Т. 1: Накануне (ноябрь 1938 г. - декабрь 1940 г.). М.: Книга и бизнес, 1995 и др.

75

НКВД во время битвы за Москву и Сталинградской битвы . Научное осмысление получила деятельность внутренних войск НКВД-МВД и истребительных батальонов в годы Великой Отечественной войны76.

Рассекречивание архивных документов позволило исследователям приступить к разработке нового историографического направления - истории советского военного плена и интернирования. Проблема иностранных военнопленных в СССР получила осмысление в работах И.В. Безбородовой, В. А. Всеволо-дова, В.П. Галицкого, А.Е. Епифанова, Е.Л. Катасоновой, В.Б. Конасова, С. И. Кузнецова, А.Л. Кузьминых, Н.С. Лебедевой, М. Н. Маркдорф,

77

С.Г. Сидорова, Н.В. Суржиковой и др. Большинство исследователей, изучавших данную проблему, отмечают, что реальное положение военнопленных в СССР определялось не международно-правовыми актами, а внутренним законодательством, в первую очередь, приказами, директивами, распоряжениями и инструкциями НКВД-МВД СССР, на попечении которого находились обезоруженные неприятельские солдаты и офицеры.

75 Лубянка в дни битвы за Москву: материалы органов госбезопасности СССР из Центрального архива ФСБ России. М.: Звонница, 2002; Сталинградская эпопея: материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ / сост.: А.Т. Жадобин, В.В. Марковчин, Ю.В. Сигачев. М.: Звонница-МГ, 2000; Христофоров В.С. Сталинград. Органы НКВД накануне и в дни сражения. М.: Московские учебники, 2008.

76 Алексеенков А.Е. Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.: дис. . д-ра ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 1995; Сидоренко В.П. Войска НКВД на Кавказе 1941-1945 гг.: дис. . д-ра ист. наук. Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 2000; Шолин В.В. Истребительные батальоны НКВД в период битвы за Ленинград и Карелию: 1941-1944 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 2006.

77 См, например: Безбородова И.В. Военнопленные Второй мировой войны: генералы вермахта в плену. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1998; Всеволодов В.А. «Срок хранения - постоянно!»: краткая история лагеря военнопленных и интернированных УПВИ НКВД-МВД СССР № 27. Красногорск: Мемориальный музей немецких антифашистов, 2003; Галицкий В.П. Финские военнопленные в лагерях НКВД (19391953 гг.). М.: Грааль; Церера, 1997; Катасонова Е.Л. Японские военнопленные в СССР: большая игра великих держав. М.: Институт востоковедения РАН, 2003; Конасов В.Б. Судьбы немецких военнопленных в СССР: дипломатические, правовые и политические аспекты проблемы. Вологда: Вологодский институт повышения квалификации и переподготовки педагогических кадров, 1996; Кузнецов С.И. Японцы в сибирском плену (1945-1956 гг.). Иркутск: Сибирь, 1997; КузьминыхА.Л. Военный плен и интернирование в СССР (19391956 гг.). Вологда: Древности Севера, 2016; ЛебедеваН.С. Катынь: преступление против человечества. М.: Прогресс, 1996; Долголюк А.А., Маркдорф Н.М. Иностранные военнопленные и интернированные в Сибири (1943-1950-е гг.). М.: Кучково поле, 2016; Сидоров С.Г. Труд военнопленных в СССР в 1939-1956 гг. Волгоград: Волгоградский государственный университет, 2001; Суржикова Н.В. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Среднем Урале (1942-1956 гг.). Екатеринбург: Екатеринбургский Гуманитарный университет, 2006.

В современной историографии изучаются самые разнообразные аспекты истории органов внутренних дел: борьба с детской беспризорностью и безнадзор-

78 79

ностью78, информационное обеспечение партийных и советских органов79, эволюция форменного костюма80 и даже такое специфическое направление правоохранительной деятельности, как агентурно-осведомительная работа81.

На рубеже ХХ-ХХ1 вв. выходят коллективные научные труды по истории органов внутренних дел российского и советского государства. В качестве

примера можно сослаться на книги «Органы и войска МВД России» и «Мини-

82

стерство внутренних дел. 1902-2002. Исторический очерк» . В упомянутых трудах проводится мысль, во-первых, об исторической преемственности в развитии органов внутренних дел, во-вторых, о том, что на всех этапах развития государства строительство органов внутренних дел носило централизованный характер и было направлено на решение важных государственных задач.

Плодотворно развивается такое направление как историческая биография. Выходят работы, посвященные руководителям НКВД: Г.Г. Ягоде, Н.И. Ежову,

83

Л.П. Берии, В.С. Абакумову . В книге В.Ф. Некрасова «Тринадцать "железных" наркомов» прослеживается процесс развития органов внутренних дел сквозь призму изучения личностей их руководителей84. Несомненный интерес

78 См., например: Смирнова Н.В. Деятельность органов НКВД-МВД в борьбе с беспризорностью и безнадзорностью несовершеннолетних в Ленинграде и Ленинградской области: 1941-1949 гг.: дис. ... канд. юрид. наук. Санкт-Петербургская академия Министерства внутренних дел России, 1997.

79 Овчинников С.А. Территориальная контрразведка в системе общественно-политических и государственных структур периода Великой Отечественной войны 19411945 гг. (на материалах Саратовской, Пензенской и Тамбовской областей): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратовский государственный университет, 1993; Сойма В.М. Советская контрразведка в годы Великой Отечественной войны: опыт информационного обеспечения городских комитетов обороны на материалах Нижнего Поволжья. М.: Крафт+, 2005; Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М.: Яуза; Эксмо, 2005.

80 Токарь Л.Н. История российского форменного костюма: советская милиция. 19181991. СПб.: Эксклюзив, 1995.

81 Говоров И.В. Негласная агентура советской милиции в 1940-х гг. // Вопросы истории. 2004. № 4. С. 109-119; Смыкалин А.С. Создание агентурной сети среди военнопленных немцев в СССР // Вопросы истории. 1997. № 4. С. 147-150.

82 Органы и войска МВД России: краткий исторический очерк / гл. ред. А.Г. Горлов. М.: Объединенная редакция Министерства внутренних дел России, 1996; Министерство внутренних дел. 1902-2002. Исторический очерк / ред. Р.Г. Нургалиев. М.: Объединенная редакция Министерства внутренних дел России, 2004.

83 Полянский А.И. Ежов. История «железного» наркома. М.: Вече, 2003; Соколов Б.В. Наркомы страха. Ягода. Ежов. Берия. Абакумов. М.: АСТ-Пресс, 2001; Топтыгин А.В. Неизвестный Берия. СПб.; М.: Олма-пресс, 2002.

84

Некрасов В. Ф. Тринадцать «железных» наркомов. История НКВД-МВД от А.И. Рыкова до Н А. Щелокова. 1917-1982. М.: Версты, 1995.

для понимания взаимоотношений И.В. Сталина с руководством НКВД и его роли в организации политического террора представляет монография

85

О.В. Хлевнюка «Сталин. Жизнь одного вождя» . Оригинальное исследование о судьбах начальников управления НКВД-НКГБ-МГБ г. Ленинграда подготовил В. И. Бережков86. Он отмечает, что деятельность руководителей периферийных органов госбезопасности была сопряжена не только с колоссальным объемом власти, но и с неимоверным грузом ответственности. По подсчетам историка, из девяти руководителей, возглавлявших в 1934-1959 гг. ленинградские органы госбезопасности, пятеро были репрессированы или совершили самоубийство с целью избежать привлечения к судебной ответственности.

Характерным явлением постсоветской историографии стало издание справочников о руководителях центрального аппарата НКВД. Так, в справочнике Н.В. Петрова и К.В. Скоркина «Кто руководил НКВД, 1934-1941 гг.» приведены краткие биографии и послужные списки более 500 руководящих работников

87

Наркомата внутренних дел СССР .

Существенно расширилась география изучения истории органов внутрен-

88

них дел советского государства . Оригинальная концепция создания и станов-

89

ления региональной милиции предложена А. Н. Куличенко . Автор сравнивает институциональные характеристики царской полиции и советской милиции, рассматривает милицию как элемент советской государственной системы, анализирует функциональные особенности деятельности губернской милиции на материалах Пензенской губернии. В диссертации В.А. Иванова «Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 1920-1940-х гг.» проанализирована деятельность Управления НКВД по Ленинградской области - одного из крупнейших региональных подразделений Наркомата внутренних дел СССР90.

85 Хлевнюк О.В. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М.: АСТ: CORPUS, 2016.

86 Бережков В.И. Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ: 1918-1954. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», 1998.

87 Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД. 1934-1941. М.: Звенья, 1999.

88 См., например: Порфирьев Ю.Б. Органы внутренних дел Кировской области в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.): автореф. ... дис. канд. ист. наук. Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 2000; Тимофеев В.Г. Органы милиции Чувашии в период становления и укрепления командно-административной системы управления страной: организация и основные направления деятельности (19171941 гг.): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Нижегородский юридический институт, 1997.

89 Куличенко А.Н. Концепция создания и становления региональной милиции (на материалах Пензенской губернии): 1917-1928 гг.: дис. ... канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 1999.

90 Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): автореф. дис. д-ра ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 1998. С. 51.

В постсоветский период активно изучается деятельность органов внутренних дел на территории Европейского Севера России. Среди региональных работ следует особо отметить монографию Н.В. Упадышева о системе ГУЛАГа на Архангельском Севере91. Автор на основе широкого круга источников убедительно показывает, что на территории данного региона отрабатывалась модель будущих исправительно-трудовых лагерей и широкомасштабного применения принудительного труда заключенных для решения важных народнохозяйственных задач.

История формирования и функционирования одного из крупнейших северных лагерей - Ухто-Ижемского исправительно-трудового лагеря НКВД (Ухти-жемлага) - исследована в одноименной монографии А.Н. Кустышева. Наибольшее внимание в ней уделено характеристике производственной деятельности, режима и условий содержания лагерного контингента. Автор показывает, как усилиями вольнонаемных работников и заключенных Ухтижемлага закла-

92

дывались основы нефтегазовой и химической промышленности Коми АССР .

Развитие территориальных мест заключения НКВД-МВД на материалах Архангельской и Вологодской областей охарактеризовала Н.А. Белова. В ее монографии «Уголовно-исполнительная система и ее роль в реализации репрессивной политики Советского государства в 1937-1953 гг.» подробно раскрыты структура, дислокация и кадры мест заключения, показана специфика правового статуса, режима содержания, трудового использования различных

93

категорий заключенных .

Истории детских учреждений НКВД-МВД СССР на Европейском Севере России посвящена монография В.Н. Бубличенко. В ней исследованы политико-правовые основы создания и деятельности трудовых и воспитательных колоний для несовершеннолетних, специфика учебно-производственной деятельности,

94

численность и состав воспитанников .

В свою очередь, Н.М. Игнатова описала историю системы спецпоселений на территории Коми АССР. В подготовленной ею монографии показаны категории, численность и состав спецпереселенцев, их правовое положение, трудовое

91 Упадышев Н.В. ГУЛАГ на Архангельском Севере: 1919-1953 гг. Архангельск: Поморский государственный университет, 2004.

92 Кустышев А.Н. Ухтижемлаг. 1938-1955 гг. Ухта: Ухтинский государственный технический университет, 2010.

93 Белова Н.А. Уголовно-исполнительная система и ее роль в реализации репрессивной политики Советского государства в 1937-1953 гг. (на материалах Архангельской и Вологодской областей). Вологда: Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний, 2014.

94 Бубличенко В.Н. Создание и развитие детских закрытых учреждений НКВД-МВД СССР на Европейском Севере России (1935-1956 гг.). Ухта: Ухтинский государственный технический университет, 2010.

использование, социально-бытовые условия проживания на спецпоселении95. Судьбы депортированных в Вологодской области детально изучены С.И. Ста-

96

ростиным .

Деятельность учреждений НКВД-МВД для военнопленных и интернированных на территории Европейского Севера России проанализирована в моно-

97

графиях автора настоящей статьи . Мною изучены формирование лагерной системы Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД-МВД СССР, правовой статус военнопленных, особенности их жизнеобеспечения и трудового использования, психология военнопленных, методы политической и оперативно-следственной работы с ними, взаимоотношения пленных с местным населением и лагерным персоналом. Региональная специфика рассматривается в тесной взаимосвязи с характеристикой политики советского государства в области военного плена.

К числу работ обобщающего характера, в комплексе рассматривающих историю органов НКВД-МВД в Вологодском крае, следует отнести монографию В.Б. Конасова «История политических репрессий и пенитенциарной практики в

98

Вологодском крае (1918-1953)» . В ней автор анализирует механизм массовых политических репрессий в Вологодской области, выделяет его региональные особенности, исследует систему трудовых и специальных поселений, деятельность мест лишения свободы в предвоенные, военные и послевоенные годы.

Достаточно активно на региональном уровне изучается деятельность органов милиции. В 2018 г., к 300-летию российской полиции, коллективом вологодских историков была подготовлена монография «История полиции Вологодского края»99. В ней подробно описана эволюция органов охраны правопорядка в Вологодском крае, в том числе развитие органов милиции советского государства. Книга содержит богатый иллюстративный материал, воспоминания ве-

95 Игнатова Н.М. Спецпереселенцы в Республике Коми в 1930-1950-е гг. Сыктывкар: Коми научный центр Уральского отделения РАН, 2009.

96 Старостин С.И. Документы архива УВД Вологодской области о судьбах депортированных граждан СССР и других стран // Историческое краеведение и архивы. Материалы межрегиональной научной конференции. Вып. 10. Вологда: Полиграфист, 2004. С. 184-196; Кузьминых А.Л., Старостин С.И. Поляки в Вологодской области: репрессии, плен, спецпоселение (1937-1953 гг.). Вологда: Древности Севера, 2014.

97 Кузьминых А.Л. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Европейском Севере СССР (1939-1949 гг.). Вологда: Вологодский институт права и экономики Министерства юстиции России, 2004; Кузьминых А.Л. Архипелаг ГУПВИ на Европейском Севере СССР (1939-1949 гг.). М.: РОССПЭН, 2017.

98 Конасов В.Б. История политических репрессий и пенитенциарной практики в Вологодском крае (1918-1953). Вологда: Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний, 2006.

99 История полиции Вологодского края / М.А. Безнин и др. Вологда: Полиграф-Периодика, 2018.

теранов органов внутренних дел, биографические справки о руководителях органов полиции и милиции Вологодского края. В 2008 г. вологодскими историками был подготовлен аналогичный труд по истории органов государственной безопасности Вологодского края100.

Судьбы жертв сталинского террора запечатлены в региональных «Книгах памяти жертв политических репрессий» и близких по содержанию сборниках документов101.

Заключение

Проведенный анализ отечественной историографии истории органов внутренних дел советского государства в период сталинизма позволяет сделать следующие выводы.

В советский период попытки объективного исследования истории органов внутренних дел и их роли в жизни советского общества были затруднены отсутствием документальной базы по причине закрытости ведомственных архивов, а также существованием идеологического контроля над исторической наукой. Постсоветский период стал «прорывом» в изучении истории органов внутренних дел сталинского периода. Изменение характера отечественной историографии в целом, ее поворот к освещению трудных и неоднозначных сторон развития советского общества благоприятно отразились на повышении научной объективности изучения истории органов внутренних дел, как одного из институтов советского государства.

Большинство современных исследователей избегают однозначных оценок деятельности органов НКВД-МВД, учитывая сложность ситуации, в которой находилась страна в указанный период. Так, В.Е. Мартианов пишет, что деятельность органов внутренних дел «была направлена на укрепление порядка и законности, но в то же время на упрочение основ сталинизма. Органы занимались расправами над невиновными и борьбой с уголовниками, депортациями населения и организацией партизанских отрядов, охраной тыла и репрессиями

100 Доверено охранять Отечество: (из истории органов безопасности в Вологодском крае) / сост. М.А. Безнин и др. Вологда: Вологодский государственный педагогический университет, 2008.

101 Покаяние. Коми республиканский мартиролог жертв массовых политических репрессий / сост. Г.В. Невский. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1998-2016; Поморский мемориал: Книга памяти жертв политических репрессий: в 3 т. / отв. ред. Ю.М. Шперлинг. Архангельск: Поморский государственный университет, 1999-2001; Репрессии в Архангельске: 1937-1938 гг.: документы и материалы / под ред. Р.А. Ханталина. Архангельск: Поморский государственный университет, 1999.

инакомыслящих. Позитивное и негативное направления их деятельности шли рука об руку»102.

Несмотря на плодотворные научные изыскания последних десятилетий, в истории органов внутренних дел сталинского периода по-прежнему остается множество «белых пятен» и нерешенных вопросов.

Во-первых, сохраняется тенденциозность в освещении истории органов внутренних дел в 1930-1950-е гг. Как правило, в работах ведомственных исследователей преобладает акцент на положительных сторонах деятельности НКВД-МВД, в трудах «гражданских» историков негативный и даже обличительный уклон.

Во-вторых, в последние годы наметилось превалирование публицистических и документальных изданий над аналитическими. Большинство авторов исходит из принципа «документ говорит сам за себя», не утруждая себе анализом и критикой источников. В результате, трактовка минувших событий порой почти ничем не отличается от взгляда сотрудников НКВД-МВД, из-под пера которых выходили упомянутые документы.

В-третьих, в подавляющем большинстве изданных в последние годы работ, авторы концентрируют свое внимание либо на истории милиции, либо на истории органов госбезопасности, либо на истории уголовно-исполнительной системы. Подобный селективный подход затрудняет создание целостной истории органов НКВД-МВД сталинского периода.

Наконец, необходимо констатировать, что при всех достижениях современной историографии, исследователями недостаточно изучены социокультурные аспекты деятельности органов внутренних дел. В первую очередь, это психология сотрудников, их взаимоотношения с населением, положение в советском обществе, образ сотрудника в массовом сознании.

Таким образом, можно констатировать, что на основе комплексного подхода, с учетом новейших достижений социально-гуманитарных наук, возможно дальнейшее приращение научных знаний по истории советских органов внутренних дел. Этот анализ, в конце концов, позволит с новой стороны взглянуть на историю власти и общества в эпоху сталинизма.

■V

'нРч

102

Мартианов В.Е. Органы НКВД Краснодарского края накануне и в годы Великой Отечественной войны (1937-1945 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кубанский государственный технологический университет, 1997. С. 20-21.

Introduction

The questions of the Soviet state history in the period of Stalinism traditionally attract the attention of historians, sociologists, political scientists, culturologists and representatives of other social sciences and humanities. In the scientific literature, the period of Stalinism is considered as the ideology and politics of Joseph Stalin in the late 1920s - early 1950s, which is characterised by the dominance of authoritarian and bureaucratic methods of state management, the unification of party and state agencies and severe ideological control over all aspects of society.1 The totalitarian regime assumed the presence of a powerful punitive structure, the role of which went to the NKVD agencies that subordinated directly to Stalin. The Soviet leader supervised all 'state security agencies', determined the main directions for their activities, controlled the most important investigative and operational affairs and was engaged in the placement of leading cadres.

The functions of the internal affairs agencies in the Stalin era went far beyond protection and maintenance of public order. The structure was formed in July 1934 by the People's Internal Affairs Commission and included the state security agencies, the militia, the border guard, fire brigades, the penitentiary system, etc. The NKVD controlled the everyday life of the citizens, informed the country's leadership on the situation in the regions, supplied the largest construction projects with man power and developed new territories. In fact, the actual extent of extending the functions of that state department indicated a serious transformation of the Soviet law enforcement system.

Obviously, with out an understanding of the place and the role of the NKVD-MVD agencies in the system of the Soviet state, it is difficult to talk about the nature of the political regime, the main principles of its economy and the specifics of the country's every day life in the 1930-50s. Considering the history of the internal affairs agencies in close connection with the characteristics of the repressive and law-enforcement policy of the Soviet state will greatly facilitate understanding of the social, economic and political processes that took place in the country during the Stalin era.

1 "Stalinism", in Sociological dictionary. URL: http://endic.ru/sociology/Stalinizm-7754.html (date of access 27.10.2018).

2 The internal affairs agencies are state executive bodies, an integral part of the law enforcement system, with their main task to maintain public order and security, to combat crime and other lawlessness. See: "Law enforcement agencies", in Lawyer's encyclopedia. URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_law/1466/OPrAHLI (date of access 27.10.2018).

3 The Ministry of Internal Affairs. 1902-2002. Historical Essay (Moscow: Ob"edinennaya redaktsiya Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2004), 226.

The purpose of the article is to analyse the Soviet and Russian historiography related to the history of the internal affairs agencies during the period of Stalinism,4 as well as their role in the implementation of the repressive policy conducted by the Soviet state.5

Main body

In the historiography of the problem under consideration, two periods can be distinguished, the Soviet (1930-80s) and the post-Soviet (1990-2010s). Each of these periods of historiography is characterised by the specifics of the source base, orientation and research methodology.

In the period of Stalinism, there was practically no scientific research of any problems related to the activities of the NKVD-MVD agencies. The reason for this was the fact that the whole system of internal affairs was 'closed' to the Soviet society. All information related to the NKVD in one way or another was classified as 'secret' and 'top secret'. Even on the departmental level, any studies were almost entirely dropped. The exceptions were made for the apologetic brochures and dissertations.6 Their authors made a conclusion about the important role of the punitive agencies in the destruction of the old 'exploitative' system and the formation of the new socialist system. The special agencies of the All-Russian Extraordinary Commission (Vserossiiskaya chrezvychainaya komissiya - commonly known as Cheka), the Joint State Political Directorate (Ob"edinennoe gosudarstvennoe politicheskoe uprav-lenie - abbreviated OGPU), as well as those of the NKVD-MVD acted as an'operational party detachment'. Those Cheka-OGPU-NKVD-MVD agencies had a clear ideological setting for a determined struggle against all 'enemies of the people'.

The 20th Congress of the Communist Party of the Soviet Union (CPSU), which initiated the so-called de-Stalinization, or the denunciation of Joseph Stalin, became a start for the scientific research of the history of the internal affairs agencies in the So-

4 Various historiographic models to analyse the Stalinist system are presented in the book: O.N. Simoniya, ed., Historiography of Stalinism: Collection of articles (Moscow: ROSSPEN, 2007).

5 The historiography related to the repressive policy of the Soviet state during the period of Stalinism were considered in detail by A.S. Kan, M.G. Stepanov and O.V. Khlevnyuk. For more see: A.S. Kan, "Post-Soviet research on political repression in Russia and the USSR", in History of Russia, no. 1 (2003), 120-33; M.G. Stepanov, Repressive Policy of the Soviet State in 1928-1953: Problems of Russian historiography (PhD thesis. Institute of a mongolovedeniye, buddologiya and tibetologiya of the Siberian office of RAS, 2009); O.V. Khlevnyuk, "The Great Terror of 19371938 as a problem of scientific historiography", in Historical Science and Education at the Turn of the Century (Moscow: Sobranie, 2004), 433-51.

6 A.L. Kublanov, The Defeat of the Fascist Trotsky-Bukharin 'fifth column' in the USSR (PhD thesis. Leningrad: [b.i.], 1946); P. Sofinov, The Punishing Hand of the Soviet People: The 25t anniversary of the Cheka-OGPU-NKVD. 1917-1942 (Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoi literatury, 1942).

viet state. The process of de-Stalinization was followed by a very logical desire to find out the causes for the deformation of socialism in the USSR, to understand the scale of the crimes related to Joseph Stalin's regime, including the role of the NKVD agencies in the mass repressions. Thus, Yu.P. Titov in his work 'The Soviet State and Law during the Final Stage of the Construction of Socialism and the Gradual Transition to Communism in the Pre-War Year' noted that "some negative phenomena in the life of this country during that period were associated with the personality cult of Joseph Stalin. Lavrentiy Beria and his fellowmen, as well as the careerists, who had taken over the leadership of the People's Commissariat of Internal Affairs, violated the socialist legality and exhibited administrative arbitrariness towards honest Soviet people". Further, the author adds that "the Communist Party boldly and decisively revealed the reasons that gave rise to the cult of personality and outlined specific ways to overcome its consequences".

The research of the history of the internal affairs agencies in the USSR was supervised directly by the USSR Ministry of Internal Affairs, the MVD. In 1966, a special unit was created as part of the Academy of the Ministry of Internal Affairs of the USSR, which had a task of studying and summarizing the experience of the internal affairs agencies. Priority was given to the research of the party leadership in the internal affairs agencies. In monographs and dissertations, they emphasized the role of the All-Union Communist Party Bolsheviks - the CPSU (Bolsheviks) that acted as a main organizer and inspirer of their activities. During this period, many conceptual ideas of the official Soviet historiography were confirmed. These include, for example, statements on the class nature of crime and its inevitable extinction as soon as socialism was to be built in the USSR, on the close connection of the society with the law enforcement agencies, on the humanity of the Soviet criminal law and correctional labour legislation. The Soviet law enforcement system seemed to be an antipode of the bourgeois system, which was the result of the concept that prevailed at that time regarding the absolute novelty and progressiveness of the Soviet type of state.

The Soviet scientists achieved the greatest success in studying the history of the Soviet militia. The works of M.I. Eropkin and A.P. Skilyagin revealed the organizational structure of the militia agencies, described the features of their activities in different periods of the history of the Soviet state and mentioned the specific episodes of

7 Yu.P. Titov, The Soviet State and Law during the Final Stage of the Construction of Socialism and the Gradual Transition to Communism in the Pre-War Years (1935 - June 1941) (Moscow, 1961), 74-75.

8 See for example: A.E. Alekseenkov, The Party Leadership of the NKVD Forces in the Period of the Defence of Leningrad (June 1941 - January 1944) (PhD thesis. Leningrad State University named A.A. Zhdanov, 1981); V.G. Cheryachukin, Party Leadership of the Soviet Militia in the Years of Restoration and Development of the Socialist National Economy: 1945-1952 (on materials of the party organizations of the Lower Volga region) (PhD thesis. Lomonosov Moscow State University, 1985).

the militia service.9 The history of the regional agencies of the Soviet militia was revealed in the monographs and dissertations of N.A. Apiyan, F.E. Bazarov, A.V. Sharkov, etc.10

A distinctive feature of the Soviet historiography was the publication of the so-called 'anniversary works', dedicated to every anniversary of the October Revolution of 1917 and the anniversary of the creation of the Soviet state. The illustrative examples would be the collective works 'The History of the Soviet Militia' (Moscow, 1977) and 'The Soviet Militia: History and Modernity' (Moscow, 1987).11 These works most fully reflected the concept of the development of the internal affairs agencies that was observed during the seventy years of existence of the Soviet state. In addition, the commemorative publications also worked in terms of propaganda, specifically, they strengthened the credibility of the internal affairs agencies' employees among the population.

Considerable attention in the works of various Soviet scientists was given to the "criticism of reactionary Western historiography" with regards to the creation of the internal affairs agencies in the Soviet state. Most of the works by the foreign historians were regarded as an ideological diversion of anti-Soviet groups, intended to undermine the authority of "the world's first socialist state". Specifically, P.F. Niko-layev wrote in his work that "the bourgeois falsifiers of history... try to misrepresent the role of the Bolshevik Party in the Soviet state and its new militia in organizing the protection of the revolutionary order by portraying them as theactual initiators of unrest and crime and claiming that they had supposedly appeared because of the victory

12

of the proletarian revolution, and the Bolsheviks coming to power".

The beginning of a new stage in the research of the history of the Soviet state was marked in autumn of 1987, when the General Secretary of the CPSU Central Committee, M.S. Gorbachev presented a report at the ceremonial meeting dedicated to the 70th anniversary of the October Socialist Revolution. This report included a statement that "the lack of an adequate level of democratization in the Soviet society created the

9 M.I. Eropkin, The Development of the Militia Agencies in the Soviet State (Moscow, 1967); A.P. Skilyagin, The Soviet Militia during the Construction of the Developed Socialism: 1945-1958 (Leningrad: Neva, 1976).

10 N.A. Apiyan, From the History of the NKVD of Soviet Armenia (1920-1946) (Erevan: Erevanskii universitet, 1986); F.E. Bazarov, The Soviet Militia of Western Siberia during the Great Patriotic War (June 1941-1945) (PhD thesis. Tomsk state university named V.V. Kuibyshev, 1971); A.V. Sharkov, The Activities of the Internal Affairs Agencies of the Byelorussian SSR during the Great Patriotic War of 1941-1945 (PhD thesis. Minsk state university named V.I. Lenin, 1984); etc.

11The History of the Soviet Militia, ed. O.N. Shchelokov (Moscow, 1977); The Soviet Militia: History and Modernity: 1917-1987 (Moscow: Yuridicheskaya literatura, 1987).

12 P.F. Nikolayev, The Soviet Militia in Siberia (1917-1922) (Omsk: Zapadno-Sibirskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1967), 9.

cult of personality, and the violations of law, arbitrariness and repressions of the

13

1930s... To put it directly - the real crimes motivated by the exploitation of power". It was stressed that all the attempts to silence the urgent problems once again were "disregard in relation to the historical truth, disrespect for the memory of those who turned out to be innocent victims of lawlessness and arbitrariness".14 The policy of publicity, or the so-called Glasnost, lifted any ideological bans in the research of the history of the Soviet state and its society.

Late 1980s - early 1990s were characterised by the appearance of publicist works by A.P. Butenko, D.A. Volkogonov, L.A. Gordon, E.V. Klopov and R.A. Medve-dev.15 They questioned the interpretation of historical problems and events during the Soviet period in Soviet historical science and in social studies. At the epicentre of public attention was the history of political repressions. The peculiarity of the historiography of 'Perestroika' was in a sharply accusatory manner, covering the activities of the NKVD-MVD agencies. In the wake of exposure of the Stalinism crimes, many researchers often gave too emotional and too subjective assessments of the past.

It is known that the real outcome of studying a certain topic for a historian is determined by the ability to access the archival documents. In the 1990s, it became possible to publish the previously inaccessible materials on the history of the Soviet state and its repressive structures.16 The result of the so-called 'archival revolution' was the introduction into scientific circulation of dozens and hundreds of thousands declassified documents. Another important result of the era of democratic changes was

13 M.S. Gorbachev, October and reorganization: revolution continues. The report at the joint ceremonial meeting of the Central committee of the CPSU, Supreme Council of the USSR and the Supreme Council of RSFSR devoted to the 70 anniversary of Great October socialist revolution in the Kremlin Palace of Congresses on November 2, 1987, http://historic.ru/ books/item/f00/s00/ z0000235/st060.shtml

14 M.S. Gorbachev, October and reorganization: revolution continues, http://historic.ru/ books/item/f00/s00/ z0000235/st060.shtml

15 See for example: D.A. Volkogonov, Triumph and Tragedy (Moscow: Novosti, 1989); L.A. Gordon and E.V. Klopov, What was it? Reflections about prerequisites and results of what happened to us in the 30-40th years (Moscow: Politizdat, 1989); R.A. Medvedev, About Stalin and Stalinism (Moscow: Progress, 1990), etc.

16 See for example: Lubyanka. The Cheka-OGPU-NKVD-NKGB-MGB-MVD-KGB agencies. 1917-1991. Directory (Moscov: Mezhdunarodnyi fond «Demokratiya», 2003); Lubyanka. Stalin and the General Directorate of State Security of the NKVD. Stalin's Archives. Documents of the Highest Agencies of the State and the Party. 1937-1938 (Moscov: Mezhdunarodnyi fond "Demokratiya", 2004); O.V. Khlevnyuk, ed., History of Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s, vol. 1-7 (Moscov: ROSSPEN, 2004-2005); Unknown Karelia: Documents of the Special Agencies on the Life of the Republic: 1941-1956, book 2 (Petrozavodsk: SDV-Optima, 1999).

the publication of memories by direct witnesses of the Stalin era - those of different

17

NKVD employees and GULAG prisoners.

Based on the new documentary materials, the historians have prepared hundreds of scientific monographs and collections, an example of which is the scientific and

publication project 'The History of Stalinism', with in the frame work of which, more

18

than 180 books were published. A series of articles by A.I. Kokurin and N.V. Pet-rov 'The NKVD-MVD: Structure, functions, personnel' in the journal 'Svobodnaya Mysl'' (literally, 'Free Thought'),19 as well as a series of scientific papers and collections of conferences' proceedings were published with the assistance of the Society

20

for the Research of the History of National Special Services.

A typical trend in the post-Soviet historiography was the change in the research methodology. One could observe active assimilation of the theoretical concepts in Western historiography, particularly the concept of totalitarianism. The question of the role of the internal affairs agencies in the implementation of the repressive policies of Stalinist leadership and the question of the NKVD place in the government

21

mechanism became widely covered. Some authors, such as V.F. Nekrasov, concluded that in the second half of the 1930s, the NKVD agencies in fact acted as an ac-

22

tual head of state. Other authors believed that the agencies of NKVD and the People's Commissariat for State Security (Narodnyi komissariat gosudarstvennoi be-zopasnosti- abbreviated NKGB) played a subordinate role in the party-state vertical, being a guiding and driving mechanism of the CPSU (Bolsheviks). Thus, I.V. Shiryaeva wrote that "the state security agencies never stood above the party, on

17 See for example: S.S. Vilensky, ed., A Burden to this Day: A collection of memories, diaries and poems of the captives in prisons and camps (1920s-50s), issue 1: Notes of Your Contemporaries (Moscow: Sovetskii pisatel', 1989); P.A. Sudoplatov, Special Operations. Lubyanka and the Kremlin. 1930-1950: Memories of Lieutenant General of the NKVD (Moscow: Olma-Press, 1997).

18 See for example: N.V. Petrov, According to Stalin's Scenario: The Role of the NKVD-MGB of the USSR in the Sovietization of the Countries of Central and Eastern Europe, 1945-1953 (Moscow: ROSSPEN, 2011); The Soviet State and Society in the period of Late Stalinism, 1945-1953: Materials of the 7 Inter university Scientific Conference (Moscow: ROSSPEN, 2015); Lessons of October and the Practice of the Soviet System, 1920-1950s: Proceedings of the 10thInternational Scientific Conference (Moscow: Politicheskaya entsiklopediya, 2018); etc.

19 See for example: A. Kokurin and N. Petrov, "NKVD: structure, functions, personnel (19341938)", Svobodnaya mysl', no. 7 (1997): 105-18; A. Kokurin and N. Petrov, "MVD: Structure, functions, personnel (1946-1953)", Svobodnaya mysl', no. 12 (1997): 102-19; etc.

20 See for example: Proceedings of the Society for the Research of the History of the National Special Services, vol. 3 (Moscow: Kuchkovo pole, 2007); Historical Readings at Lubyanka: 19972008 (Moscow: Kuchkovo pole, 2008).

21 O.V. Khlevnyuk, 1937: Stalin, the NKVD and the Soviet Society (Moscow: Respublika, 1992).

22 V.F. Nekrasov, Thirteen 'Iron'Commissars. The history of the NKVD-MVD from A.I. Rykov to N.A. Shchelokov. 1917-1982 (Moscow: Versty, 1995), 204.

the contrary, they were the most obedient, most disciplined and sharp tool of the Bolsheviks, the supporting structure among all parts of the state apparatus in the imple-

23

mentation of its complex political decisions".

In this regard, a good example is the monograph by L.P. Rasskazov 'Punitive bodies in the process of formation and functioning of the administrative and com-

24

mand system in the Soviet state (1917-1941)'. The author concluded that from the first days of the rise of Soviet power, the administrative and command system began to take shape, the core of which was the party itself. It was the party that was responsible for all the major issues of state-building; it was the party that provided its law enforcement agencies with a right to arbitrariness. Various 'Cheka agencies' themselves, according to L.P. Rasskazov, were part of the state mechanism and in fact acted as 'operational agencies of the Communist Party'.

As noted by O.I. Cherdakov, as soon as the new 'attacking methods' of socialism development in the USSR became more widely spread, "the transformation of law enforcement agencies", which lost their focus on legal acts and began to work according to the regulatory guidelines of the party structures, became even more obvious. In this situation, the NKVD had the opportunity to quickly solve the tasks at the

25

expense of "pushing methods of influence". The main reason for the development of repressive policies, according to the historian, was the postulate of Joseph Stalin saying that "along the way of the development of socialism, the class contradictions should grow and, consequently, the class struggle should escalate, whilst the Soviet government, whose power should also grow even more, would implement the policy of isolating those elements, the policy of disintegrating the enemies of the working class, and finally, the policy of suppressing the resistance of the exploiters...".26 Under this postulate's influence, the revolutionary legitimacy gradually degenerated into the extraordinary legitimacy, which led to the creation of a system of extrajudicial

27

agencies and the introductions of terror to the tools of the state policy.

23 I.V. Shiryaeva, Soviet Law Enforcement Agencies and the Problem of Human Rights (19221941) (PhD diss. Moscow Pedagogical State University, 2003), 49, 216.

24 L.P. Rasskazov, Punitive Bodies in the Process of Formation and Functioning of the Administrative and Command System in the Soviet State (1917-1941) (Ufa: Ufimskaya vysshaya shkola Ministerstva vnutrennikh del Rossiiskoi Federatsii, 1994).

25 O.I. Cherdakov, The Role of Local Soviet and Party Agencies in the Formation of Structure and Functioning of the Militia in the Lower Volga region (1926-1932) (PhD thesis. Saratov State University, 1993), 28.

26 "From the speeches of I.V. Stalin, N.I. Bukharin and V.M. Molotov at the July Plenum of the Central Committee of the CPSU (Bolsheviks). 9-10th 1928", in Tragedy of the Soviet Village. Collectivization and Dekulakization. Documents and Materials, vol. 1 (May 1927 - November 1929): 319-55 (Moscow: Rossiiskaya politicheskaya entsiklopediya, 1999), http://istmat.info/node/29302 (date of access 01.09.2019).

27 O.I. Cherdakov, Formation of the Law Enforcement System in the Soviet State in 1917-1936 (Historical and Legal Research) (PhD thesis. Saratov State Academy of Law, 2002), 10.

It goes with out saying, it was not only Joseph Stalin to blame for those repressions, neither his fellowmen and the top leadership of the state security agencies, however also the local authorities were equally involved. P.A. Sudoplatov, the former employee of the state security agencies, Lieutenant General of the NKVD of the USSR, noted that "to understand the nature of 'Yezhovshchina', it is necessary to consider the political traditions typical for this country. All political campaigns always reach very serious proportions under the conditions of dictatorships, and Stalin is guilty not only of the crimes committed under his instructions, but also of allowing

his subordinates to destroy on their behalf those who were simply disliked by the lo-

28

cal party agencies at the district and regional levels".

A.Yu. Vatlin, in his monograph 'Terror on a regional scale', showed the mechanism of 'mass operations' of the NKVD on the example of the Kuntsevsky district of

29

the Moscow region. According to the author, the network of the NKVD lower-level structures became a key element in the system of repressions. Firstly, the reasons for this 'great terror', according to the author, were in Stalin's desire to 'shake up' the regional nomenklatura clans in districts and regions, which gained power by the mid-1930s, as with out this, Stalin's model of the country's modernisation was destined to fail; secondly, in the collective psychosis of fear and denunciations, skilfully inflamed by Stalinist propaganda; thirdly, in the low level of legal consciousness of the majority of Soviet citizens, many of whom identified 'law' not with the constitution, however with the activities of specific state institutions; and finally, in the pursuit of a number of NKVD employees who received extraordinary powers to progress in their career to a maximum extent through a kind of 'shock work' or 'udarnichestvo' manifested in the framing-up of hundreds and thousands of investigative cases.

The mechanism of Stalinist repressions on a regional scale was studied in detail by A.G. Teplyakov. His monograph 'The Machine of Terror: The OGPU-NKVD of Siberia in 1929-1941' analyses the structure, functions and personnel of the territorial OGPU-NKVD agencies, the organization of agent-operational activities and the conduct of 'mass operations', the relations of the Cheka with the local party nomen-

30

clature, their psychology, life and customs, vocabulary and clan connections. As the author notes, the agencies of the OGPU-NKVD in Siberia "went from being a relatively small structure, poorly represented at the district level, to be a huge and extensive apparatus, relying on thousands of lower-level operational workers". At the same time, A.G. Teplyakov concludes that "the agencies of the OGPU-NKVD, by virtue of

28 P.A. Sudoplatov, Special Operations. Lubyanka and the Kremlin, 101.

29 A.Yu. Vatlin, Terror on a Regional Scale: The 'Mass Operations' of the NKVD in the Kuntsevsky District of the Moscow Region in 1937-1938 (Moscow: ROSSPEN, 2004).

30 A.G. Teplyakov, The Machine of Terror: The OGPU-NKVD Agencies of Siberia in 19291941 (Moscow: Novyi khronograf; AIRO-XXI, 2008).

their cumbersomeness, as well as the incompetence and criminalization of their per-

31

sonnel, were a loose and poorly managed structure".

The history of the creation and activities of extrajudicial bodies (i.e. 'NKVD troikas', 'NKVD dvoikas', the Special Council of the NKVD) in the structure of the OGPU-NKVD-MVD and the Ministry of State Security (Ministerstvo gosudarstven-noy bezopasnosti, abbreviated MGB), was reviewed by O.B. Mozokhin in his mono-

32

graph 'A Right to Repressions'. The author shows the dynamics of the development of repressive campaigns, their close connection with the decisions of the Politburo of the Communist Party of the Soviet Union, as well as the numbers and composition of the repressed. The book contains valuable supplements with the generalized statistical information on the repressive activities of state security agencies during the 1920-1950s.

The modern historiography analyses the causes, forms and dynamics of crime in the Soviet era. Among these works is the monograph by V.V. Luneev 'Crime in the 20th Century. World, Regional and Russian Trends'. Based on the extensive statistical material, it presents the trends in the development of crime in the USSR and gives

33

their criminological assessment. The formation of marginal groups and the spread of various forms of deviant behaviour in the Soviet society were also investigated in several works by N.B. Lebina on the history of the everyday life of a Soviet city.34 According to D.V. Zimin, a tough political regime is not always capable to ensure

35

public order and keep crime under control. The growth of crime in the 1930-50s was caused by the deep changes in the social relations, large-scale social cataclysms and a decline in the standard of living of the population. Thus, A.M. Beda believes that the cause of the increase in crime in the Soviet era lied in the "declassification of large masses of the population in the course of the accepted methods and rates of socialist construction".36 Interesting observations about the relationship between the so-

31 A.G. Teplyakov, The Machine of Terror, 594-95.

32 O.B. Mozokhin, A Right to Repressions: The Extrajudicial Powers of the State Security Agencies, 1918-1953 (Moscow: Kuchkovo pole, 2006).

33 V.V. Luneev, Crime in the 20thcentury. World, Regional and Russian Trends (Moscow: Norma, 1999).

34 See for example: N.B. Lebina, The Everyday Life of a Soviet City: Norms and Anomalies. 1920-1930s (St Petersburg: Neva; Letnii sad, 1999).

35 D.V. Zimin, The Combat against Crime and Protection of Public Order as the Main Activities of the Militia of the Penza Region in the Post-War Years (1945-1953) (PhD diss. Penza State Universitity, 2004): 6-7.

36 A.M. Beda, Soviet Political Culture through the Prism of the Ministry of Internal Affairs: From 'Moscow Patriotism' to the Idea of the 'Great Fatherland' (1946-1958) (Moscow: Mos-gorarkhiv, 2002), 99.

cial and economic situation in the country and the crime rate in the post-war years

37

were also made by E.Yu. Zubkova and I.M. Volkov.

The extreme conditions, such as crop failures, famine or war, led to the emergence of new forms of crime. As an example, an extremely difficult food situation in besieged Leningrad gave rise to such a specific type of crime as mass cannibalism. Thus, according to A.V. Panfilets, from October 1941 to January 1943, in total 1 979 people were arrested for cannibalism, and 1 487 of them were women. In the first place, cannibalism was performed by persons who received minimum supply norms,

38

lost their food ration cards or were burdened by their dependents.

Attempts are being made to study the scale of organized crime in the Soviet era. For example, T.V. Prokofeva notes that the fight against 'antisocial elements' held in the 1930s against the background of large-scale social and economic transformations hit organized crime, eliminating its 'economic roots'. On the other hand, it was at this time, in the opinion of the researcher, that another form of organized crime developed. It was the state and political crime, for which the state treasury was the main

39

financial source. Thus, O.M. Khlobustov linked the establishment of organized crime in the USSR with the year of 1956, when the secret services were prohibited from collecting any compromising materials about the representatives of the party, Soviet and trade union nomenclature.40

The effectiveness of the combat against crime, according to the researchers, was far from being as good as it was in the Soviet times. The government often hid the real situation in this sphere from its people, and instead of improving operational, investigative and preventive work, it went for toughening the repressions. In particular, V.A. Samarin writes, "The agencies tried to talk as little as possible about the causes of mass crime and especially its social and economic component, did not consider the opinions and assessments of the population on this issue and directed all the'power' of law enforcement agencies to eliminate the gangs and not to get rid of the causes of their appearance".41

37 E.Yu. Zubkova, Post-war Soviet Society: Politics and Everyday Life. 1945-1953 (Moscow: ROSSPEN, 1999); I.M. Volkov, "Drought and famine of 1946-1947", History of the USSR, no. 4 (1991): 28-36.

38 A.V. Panfilets, The Militia of Leningrad in the Years of the Siege of Leningrad (September 1941 - January 1944) (PhD diss. St Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000): 24-25.

39 T.V. Prokofeva, "The emergence and formation of organized criminal activity in the alcohol market of Russia", in History of the Internal Affairs Agencies of Russia: Collection of Scientific Papers, issue 4 (Moscow: Vserossiiskii nauchno-issledovatel'skii institut Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2001): 132-38.

40 O.M. Khlobustov, "On Lubyanka. Historical readings", History of Russia, no. 5 (2004), 207.

41 V.A. Samarin, The Combat against Banditry in Leningrad in the Second Half of the 1940s: Historical Aspect (PhD thesis. St Peterburg state university, 2001), 23.

R.B. German identifies the reasons that disturbed the work of the militia in the combat against crime in the war and post-war years. Firstly, it was the shortage of personnel. According to the calculations of the researcher, 25 % of the militia personnel during the Great Patriotic War were recruited into the army. As a rule, they were replaced by persons unfit for the military service: people with disabilities, retirees and so on. Secondly, it was the emergence of new types of crimes that were almost never registered before the war. Thirdly, it was the general worsening of the criminal situation, and the presence in the hands of the population of many weapons and ammunition.42

The materials on various crime cases in the internal affairs agencies allow us to look at the Soviet law enforcement system in a different way. We are talking here about the facts of bribery, theft, speculation, desertion and various kinds of malfea-sance.43 As A.M. Beda states, the gap between the theory and the practice of building a socialist state in the USSR led to disorientation of consciousness among the NKVD-MVD employees and deformation of their ideas about legality in general.44 Another objective reason pushing the law enforcement officers to violate the law was their difficult material conditions and housing situation.45 Thus, V.A. Fursov and V.M. Petrozhitsky concluded that the public care, benefits and privileges of the militia officers were introduced with a significant delay, were unsystematic and significantly lower than those of the Red Army soldiers.46 According to the researchers, such unresolved financial issues and everyday problems were observed "not only because of the lack of financial resources, but also because of the underestimation of

47

the militia' role in the system of state agencies and administration". However, working under the extreme psychological and living conditions, most employees conscientiously performed their professional duties.

42 R.B. German, Organizational and Legal Foundations of the Activities of the Russian Militia for the Protection of Public Order and Combat against Crime during the Great Patriotic War and the Post-War Period (1941-1960) (PhD thesis. Rostov legal institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1999): 18-21.

43 I.V. Govorov, "Rampage of crime in the post-war Leningrad and the region", Questions of History, no. 4 (2003): 139-43; V.N. Kolemasov, The Militia of Penza in the 1930s of the 20th century (PhD diss. Penza State Universitity, 2002), 210.

44 A.M. Beda, Soviet Political Culture through the Prism of the Ministry of Internal Affairs, 30.

45 I.A. Uvarov, Development of the Organizational and Legal Basis for theFinancial and Material Support of the Russian Militia (1917-1931) (PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1993), 11.

46 V.M. Petrozhitskii, Organizational and Legal Foundations of the Social and Legal Protection of Militia Officers of the RSFSR (1917-1941) (PhD diss. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1997), 11.

47 V.A. Fursov, Legal and Organizational Foundations of the Civil Service (1917-1941) (PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2002), 6.

There is no consensus among the researchers on the issue of effectiveness to use the population in the protection of public order, in particular, activities of the militia assistance societies ('osodmila') and the militia assistance brigades ('brigadmila'). M.E. Zharkoi and V.F. Prokofev believe that the involvement of ordinary citizens in the protection of public order was justified and contributed a lot to minimalizing the

48

number of crimes. O.I. Cherdakov has a different point of view. He believes that the emergence of such a 'law enforcement duty' led to "the deformation of the 'legal life' of the state". He writes, "From a legal point of view, the use of non-governmental public organizations for solving law-enforcement tasks does not stand up to criticism, since most of them did not have basic legal training, the required skills and knowledge, and by their unprofessional actions rather contributed to the violation of law and order".49

The party-political work in the internal affairs agencies began to be understood from a fundamentally new point of view. A.M. Beda emphasizes the importance of the ideological component of the security agencies, noting that "for the state, the Interior Ministry officer was one of those categories of citizens who acted as an important 'tool' for the state, exercising their authority".50 According to A.N. Kulichenko, the NKVD-MVD agencies could be characterized by extreme politicization, when the ideological training of an employee prevailed over other components of one's training for the future service.51

According to the research of V.M. Shamarov, in the process of political and educational work with the internal affairs agencies' employees, three main tasks were to be solved. First, the general line of the party was implemented to turn each militia officer into a conscious and active 'builder of communism'. Secondly, discipline and legality in the ranks of the militia officers were strengthened, and on this basis, their operational activity was improved. And thirdly, the general educational and cultural

52

level of employees was increased. According to the author, one of the ways to get rid of the so-called 'class-alien element' in the militia agencies was to carry out the

48 M.E. Zharkoi, The Militia of Leningrad in the Post-War Period (1945-1956) (PhD thesis. St. Petersburg legal institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1995); V.F. Prokofev, Formation and Development of Forms of Interaction between Youth Organizations and the Internal Affairs Agencies in the Protection of Public Order (1917-1941) (PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the USSR, 1991).

49 O.I. Cherdakov, Formation of the Law Enforcement System of the Soviet State in 1917-1936 (Historical and Legal Research) (PhD thesis. Saratov State Legal Academy, 2002): 11, 26.

50 A.M. Beda, Soviet Political Culture through the Prism of the Ministry of Internal Affairs, 9.

51 A.N. Kulichenko, The Concept of Creation and Formation of the Regional Militia (On the Materials of Penza Governorate): 1917-1928 (PhD diss. Penza State Pedagogical University of V.G. Belinsky, 1999), 172.

52 V.M. Shamarov, Public Service in the Militia of the NKVD of the RSFSR (Formation and Development of Legal and Organizational Foundations) (Moscow: Akademiya Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 1999), 131.

clearance operations ('purges'). V.M. Shamarov emphasizes that this practice can not be assessed unambiguously. On the one hand, these purges are "a way to cover up-punishments taking place as a matter of fact" and "were used to eliminate the undesirable". On the other hand, because of this practice, truly unprofessionally trained

53

staff was removed from the apparatus.

The PhD dissertation by V.V. Gorokhova became a serious work claiming the new understanding of the place and the role of the internal affairs agencies in the system of the Soviet state. It was devoted to the research of the activities specific to the militia agencies in the cities put on a special list. This list included large port, military and scientific centres of the Soviet Union.54 According to the author, the law enforcement officers were tasked with smoothing the negative social consequences of the economic and political disorders that occurred in the 1930-50s. They regulated the migration flows from the country side to the cities, 'cleared' the streets of the city from criminal elements and persons who did not have residence permits. In addition, the militia officers performed an important task in terms of foreign policy, namely, they created a favourable image of the country through the eyes of world public opin-ion.They stopped the attempts of foreigners to establish facts of social discontent that was observed in the Soviet Union.

The research of the economic, as well as scientific and technical activities of the NKVD-MVD is currently a dynamically developing area of historiography. According to N.I. Tsipurenko, the NKVD of the USSR in the 1930-40s was the main "construction and assembly trust" of the country.55 The economic activity of the People's Commissariat was extremely varied, covering almost all branches of the Soviet economy: construction, transport, coal mining, metallurgy, agriculture, etc. The statistical data characterizing the production activities of the Gulag are provided by S.G. Ebedzhans and M.Ya. Vazhnov.56 V.F. Nekrasov shows the participation of the

57

NKVD-MVD agencies in the implementation of the Soviet atomic project.

There were practically no "great construction projects of communism" that could survive without the use of prisoners' labour. The activities of corrective labour camps, prisons and colonies in the USSR were investigated in the works of M.G. Detkov,

53 V.M. Shamarov, Public Service in the Militia of the NKVD, 146-47.

54 V.V. Gorokhova, The Militia Agencies in the Cities on the Special List (1947-1956) (PhD thesis. Lomonosov Moscow State University, 2003).

55 N.I. Tsipurenko, "The NKVD of the USSR - the closed construction complex of the country (July 1934 - June 1941)", History of the Internal Affairs Agencies of Russia, issue 5 (Moscow: Vserossiiskii nauchno-issledovatel'skii institut Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2002): 60-68.

56 S.G. Ebedzhans and M.Ya. Vazhnov, "The production phenomenon of the Gulag", Questions of History, no. 6 (1994): 188-90.

57 V.F. Nekrasov, NKVD-MVD and AtomicPrograms (Moscow: Kuchkovo pole; Giperboreya, 2007).

58

G.M. Ivanova, A.S. Smykalin and others. I.V. Logvinova reveals in her PhD dissertation the history of Dalstroi of the NKVD of the USSR as an authority of state economic management in an isolated region.59 Valuable information about the mechanism of functioning in the Gulag system is contained in the monographs of V.A. Ber-dinskikh about Vyatka labour camp.60 He not only analyse the economic issues of Vyatlag's activities but also consider the social and cultural aspects of the problem: the relations between the prisoners and the staff, the camp symbols, jargon, etc.

The publication of the collective works of Russian and foreign scientists has become a new phenomenon in modern historiography. Among them is the monograph written by the historians from Russia, Great Britain, Germany and the USA, under the name 'The Gulag: The Economy of Forced Labour'.61 In this book, based on the declassified archival documents of the OGPU-NKVD-MVD, a systemic analysis of the camp economy is proposed for the very first time, starting from the establishment of the institution of forced labour in the USSR and up to the transformation of the Gulag into the largest economic structure with practically unlimited mobilization abilities.

The greatest discussion among scientists takes place in terms of the question of profitability of forced labour. For example, T. Asanaliev writes that the exploitation of prisoners' labour brought substantial profits to the state.62 According to S.Kh. Shamsunov, the labour activity had a positive meaning for the prisoners, since "it prevented the pernicious influence of idleness" and "compensated for the isolation".63 Other researchers stress the irrational organization of prison labour and the low efficiency of the camps economy.64 Thus, V.M. Isakov notes that in the early 1950s, none of the major construction sites of the Gulag implemented their plan in

58 See for example: G.M. Ivanova, The History of the Gulag. 1918-1958: Social, Economic, Political and Legal Aspects (Moscow: Nauka, 2006); A.S. Smykalin, Colonies and Prisons in Soviet Russia (Yekaterinburg: Ural'skaya gosudarstvennaya yuridicheskaya akademiya, 1997).

59 I.V. Logvinova, The Legal Status of Dalstroi as a Body of State and Economic Management: 1931-1941 Historical and Legal Aspects (PhD thesis. Moscow State Legal Academy, 2001).

60 V.A. Berdinskikh, The Story of One Internment Camp (Vyatlag) (Moscow: Agraf, 2001).

61 L.I. Borodkin, P. Gregori, and O.V. Khlevnyuk (eds.) The Gulag: The Economics of Forced Labour (Moscow: ROSSPEN, 2005).

62 T. Asanaliev, The Formation and Development of the Organizational and Legal Basis for Re-education through Labour of the Convicts in the USSR (1917-1969) (PhD thesis. Kutafin Moscow State Law University, 1993), 15.

63 S.Kh. Shamsunov, Labor of the Convicted to Imprisonment in Russia (Organizational and Legal Problems) (Ryazan': Akademiya prava i upravleniya Ministerstva yustitsii Rossii, 2003), 11.

64 A.B. Suslov, "Special contingent and forced labour in Soviet penitentiary conceptual foundations of the 1930s", History of Russia, no. 5 (2004), 81-96.

practice.65 According to L.A. Maximova, the inefficiency of camp labour was predetermined due to several reasons: incompetence of the camp authorities, disregard of prisoners' qualifications and professional experience, lack of required social infrastructure at production facilities, the low level of mechanization and extremely difficult working conditions for Gulag prisoners.66

In the 1990s, the research into the history of forced deportations in the USSR, in which the NKVD-MVD played a leading role, became an independent trend in the historical science.67 For many years, N.F. Bugai was a leading researcher who studied the Stalinist deportations and analysed the history of forced deportation for Greeks, Koreans, Crimean Tatars, Russian Germans, Meskhetian Turks, Chechens, Ingushs and other peoples from their places of permanent residence.68

The monograph of P.M. Polyan 'Not by their Own Choice... History and Geography of Forced Migrations in the USSR' became a real historiographic event.69 The author demonstrated the typology of deportations, established the directions of migration flows and analysed the structure and composition of the deportees. At the same time, the forced relocations were qualified by him as a specific form of political repression.

The history of the special settlers in the USSR was studied with a great success by V.N. Zemskov. He is the author of the numerous articles and the generalizing

70

monograph 'Special Settlers in the USSR of 1930-1960'. It shows the statistics for those who lived in special settlements (colonies), describes the geography of their resettlement and characterizes the correlation between the birth rate and mortality, labour use, social and living conditions, nationalities and age composition of special settlers.

Describing the historiography of the Stalinist deportations, one cannot ignore the works of S.A. Krasil'nikov, for example, his monograph 'Sickle and Moloch. Peasant

65 V.M. Isakov, Legal Regulation and Organization of Employment of Convicts in Correctional Labour Institutions of the Soviet State (1917-1990) (PhD thesis. V.Ja. Kikotia Legal Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000), 40.

66 L.A. Maksimova, "Camps and industrial development of the North (on the example of the Republic of Komi)", Bulletin of Syktyvkar State University, series 8, issue 2 (1997): 70-80.

67 M.A. Vyltsan, "Deportation of peoples in the years of the Great Patriotic War", Ethnographic review, no. 3 (1995): 26-44; A.E. Gur'yanov (ed.) Repressions against the Poles and the Polish Citizens (Moscow: Zven'ya, 1997); Kh.P. Strods, "Deportation of the population from the Baltic countries", Questions of History, no. 9 (1999): 130-36; etc.

68 See for example: N. Bugai, ed., Joseph Stalin to Lavrentiy Beria: "They must be deported..." Documents, Facts, Comments (Moscow: Druzhba narodov, 1992); N. Bugai (ed.) "The Germans are to be mobilized to working columns... Joseph Stalin": Collection of documents (1940s) (Moscow: Gotika, 1998); etc.

69 P.M. Polyan, Not by their Own Choice... History and Geography of Forced Migrations in the USSR (Moscow: OGI-Memorial, 2001).

70 V.N. Zemskov, Special Settlers in the USSR of1930-1960 (Moscow: Nauka, 2005).

71

Exile in Western Siberia in the 1930s'/1 The scientist examines the punitive terminology of the OGPU-NKVD agencies, describes the peasants' resistance to the Bolshevik regime and analyses the legal and financial situation of the settlers.

Another major historiographic problem is the participation of the NKVD of the USSR in the Great Patriotic War and their role in ensuring the final victory over fascism. As an example, we can mention the works of B.P. Belozerov, V.P. Sal'nikov, S.V. Stepashin and N.G. Yangol, revealing the activities of the internal agencies affairs directed at ensuring the security of the front line and the rear during the Great

72

Patriotic War. According to V.S. Khristoforov, the main activities of the agencies and troops of the NKVD during the war years were reconnaissance and sabotage work, counter-intelligence, law enforcement, military, economic, as well as scientific and technical tasks. As an example, the NKVD agencies obtained intelligence information about the military and political plans of Germany and its allies and informed

73

the military and political leadership of the USSR accordingly.

The activities of the NKVD-MGB aimed at fighting against the enemy during the Great Patriotic War are vividly represented in the collection of documents in eight volumes 'State Security Agencies of the USSR in the Great Patriotic War', which is based on the documents from the archives of the Federal Counter-Intelligence Service

74

of the Russian Federation. Based on the declassified documents from the central archives of the Federal Security Service of the Russian Federation, various books on the role of the NKVD during the Battle of Moscow and the Battle of Stalingrad were

75

published. The activities of the internal troops of the NKVD-MVD and those of the

71 S.A. Krasil'nikov, Sickle and Moloch. Peasant exile in Western Siberia in the 1930s (Moscow: ROSSPEN, 2003).

72 B.P. Belozerov, Front without Borders. 1941-1945 (Historical and Legal Analysis of the Security of the Frontline and the Rear in the North-West) (St Petersburg: RDK-Print, 2001); V.P. Sal'nikov, S.V. Stepashin, and N.G. Yangol, The Internal Affairs Agencies of the North-West during the Great Patriotic War (St Petersburg: Sankt-Peterburgskii universitet Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 1999).

73 V.S. Khristoforov, The USSR State Security Agencies in 1941-1945 (Moscow: Glavnoe arkhivnoe upravlenie g. Moskvy, 2011), 384.

74 See for example: V.P. Yampol'skii, et al., eds., State Security Agencies of the USSR in the Great Patriotic War: Collection of Documents, volume 1: On the Eve (November 1938 - December 1940) (Moscow: Kniga i biznes, 1995); etc.

75 Lubyanka during the Days of the Battle of Moscow: Materials of the State Security Agencies of the USSR from the Central Archives of the Federal Security Service of Russia (Moscow: Zvon-nitsa, 2002); A.T. Zhadobin, V.V. Markovchin, and Yu.V. Sigachev, eds., The Stalingrad Epic: materials of the NKVD of the USSR and Military Censorship from the Central Archives of the Federal Security Service of the Russian Federation (Moscow: Zvonnitsa-MG, 2000); V.S. Khristo-forov, Stalingrad: the NKVD Agencies on the Eve and the Days of the Battle (Moscow: Moskovskie uchebniki, 2008).

fighter battalions during the Great Patriotic War finally got their scientific under-standing.76

The process of declassification of the archival documents allowed the researchers to begin developing a new historiographic trend - the research into the history of the Soviet military captivity and imprisonment. The problem of foreign prisoners of war in the USSR was covered in the works of I.V. Bezborodova, V.A. Vsevolodov, V.P. Galitskii, A.E. Epifanov, E.L. Katasonova, V.B. Konasov, S.I. Kuznetsov, A.L. Kuzminykh, N.S. Lebedeva, M.N. Markdorf, S.G. Sidorov, N.V. Surzhikova

77

and others. Most of the researchers who studied this problem note that the real situation with the prisoners of war in the USSR was determined not by any international legal acts, but rather by national legislation, first of all, by orders, directives, commands and instructions of the NKVD-MVD agencies of the USSR that were in charge of disarmed enemy soldiers and officers.

Modern historiography also studies various aspects of the history related to the internal affairs agencies, such as organization of traffic safety, combatting homeless-

78

ness and neglect of children, information support for the party and Soviet authori-

76 A.E. Alekseenkov, Internal Forces in the Great Patriotic War of 1941-1945: Historical and political aspects (PhD diss. St Petersburg State University, 1995); V.P. Sidorenko, The Forces of the NKVD in the Caucasus, 1941-1945 (PhD diss. St Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000); V.V. Sholin, Fighter Battalions of the NKVD during the Battle of Leningrad and Karelia: 1941-1944 (PhD thesis. St Petersburg State University, 2006).

77 See for example: I.V. Bezborodova, Prisoners of War of the Second World War: Wehrmacht Generals in Captivity (Moscow: Rossiiskii gosudarstvennyi gumanitarnyi universitet, 1998); V.A. Vsevolodov, 'The Shelf Life is Eternal!': A Brief History of the Camp for Prisoners of War and Internees of the NKVD-MVD of the USSR No. 27 (Krasnogorsk: Memorial'nyi muzei nemetskikh antifashistov, 2003); V.P. Galitskii, Finnish Prisoners of War in the NKVD Camps (1939-1953) (Moscow: Graal'; Tserera, 1997); E.L. Katasonova, Japanese Prisoners of War in the USSR: The Big Game of Great Powers (Moscow: Institut vostokovedeniya RAN, 2003); V.B. Konasov, The Fate of German Prisoners of War in the USSR: Diplomatic, Legal and Political Aspects of the Problem (Vologda: Vologodskii institut povysheniya kvalifikatsii i perepodgotovki pedagogicheskikh kadrov, 1996); S.I. Kuznetsov, The Japanese in Captivity in Siberia (1945-1956) (Irkutsk: Sibir', 1997); A.L. Kuzminykh, War Captivity and Internment in the USSR (1939-1956) (Vologda: Drevnosti Severa, 2016); N.S. Lebedeva, Katyn: A crime against Humanity (Moscow: Progress, 1996); A.A. Dolgolyuk and N.M. Markdorf, Foreign Prisoners of War and Internees in Siberia (1943-1950s) (Moscow: Kuchkovo pole, 2016); S.G. Sidorov, The Labour of Prisoners of War in the USSR in 1939-1956 (Volgograd: Volgogradskii gosudarstvennyi universitet, 2001); N.V. Surzhikova, Foreign Prisoners of War during the Second World War in the Middle Urals (1942-1956) (Yekaterinburg: Yekaterinburgskii Gumanitarnyi universitet, 2006).

78 See for example: N.V. Smirnova, The Activities of the NKVD and the Ministry of Internal Affairs in the Combat against Homelessness and Neglect of Minors in Leningrad and the Leningrad Region: 1941-1949 (PhD diss. St Petersburg university of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1997).

79 80

ties, evolution of the uniforms, and even such specific areas of law enforcement

81

activities as undercover and intelligence work.

At the turn of the 20th and 21st centuries, various collective scientific works on the history of the internal affairs agencies in the Russian and Soviet state were published. As an example, we can refer to the books 'Agencies and Troops of the Ministry of Internal Affairs of Russia: 'The Ministry of Internal Affairs. 1902-2002. Historical Es-82

say'. In the above-mentioned works, the statement is expressed, firstly, regarding the historical continuity in the development of the internal affairs agencies, and secondly, that at all stages of the national development, the evolution of the internal affairs agencies was centralized and aimed at solving the important state tasks.

Such a trend as historical biography is also successfully developing recently. There are works dedicated to the leaders of the NKVD: G.G. Yagoda, N.I. Yezhov,

83

L.P. Beria, V.S. Abakumov . In the book by V.F. Nekrasov 'Thirteen 'Iron' Commissars. The History of the NKVD-MVD from A.I. Rykov to N.A. Shchelokov', the process of the development of the internal affairs agencies is being described through

84

the prism of the research dedicated to the personalities of their leaders. The monograph by O.V. Khlevnyuk 'Stalin. The Life of One Leader' is extremely interesting in terms of understanding the relationship of Joseph Stalin with the leadership of the

85

NKVD and his role in the organization of political terror.

79 S.A. Ovchinnikov, Territorial Counterintelligence in the System of Social, Political and State Structures during the period of the Great Patriotic War of 1941-1945 (based on the materials of the Saratov, Penza and Tambov regions) (PhD thesis. Saratov State University, 1993); V.M. Soima, Soviet Counterintelligence during the Years of the Great Patriotic War: The Experience of Information Support for City Defense Committees on the Materials of the Lower Volga region (Moscow: Kraft+, 2005); N. Lomagin, Leningrad during the Siege (Moscow: Yauza; Eksmo, 2005).

80 L.N. Tokar', History of the Russian Formal Uniform. Soviet Militia 1918-1991 (St Petersburg: Eksklyuziv, 1995).

81 I.V. Govorov, "The secret agency of the Soviet police in the 1940s.", Questions of History, no. 4 (2004): 109-19; A.S. Smykalin, "Creating an agent network among German prisoners of war in the USSR", Questions of History, no. 4 (1997): 147-50.

82 A.G. Gorlov, ed., Agencies and Troops of the Ministry of Internal Affairs of Russia: A Brief Historical Sketch (Moscow: Ob"edinennaya redaktsiya Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 1996); R.G. Nurgaliev, ed., The Ministry of Internal Affairs. 1902-2002. Historical Essay (Moscow: Ob"edinennaya redaktsiya Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2004).

83 A.I. Polyanskii, Yezhov. The History of the 'Iron' Council of People's Commissar (Moscow: Vetse, 2003); B.V. Sokolov, Commissars of Fear. Yagoda. Yezhov. Beria. Abakumov (Moscow: AST-Press, 2001); A.V. Toptygin, Unknown Beria (St Petersburg; Moscow: Olma-press, 2002).

84 V.F. Nekrasov, Thirteen 'Iron'Commissars. The History of the NKVD-MVD from A.I. Rykov to N.A. Shchelokov. 1917-1982 (Moscow: Versty, 1995).

85 O.V. Khlevnyuk, Stalin. The Life of One Leader: Biography (Moscow: AST; CORPUS, 2016).

An original research into the fate of the leadership of the NKVD-NKGB-MGB in the city of Leningrad was prepared by V.I. Berezhkov.86 He notes that the activities of the leaders in the peripheral state security agencies were not only associated with an enormous amount of power, but also with incredible responsibility. According to the calculations of the historian, out of nine leaders who supervised the state security agenciesof Leningrad in 1934-59, five were either repressed or died violently.

A characteristic phenomenon of post-Soviet historiography is the publication of special directories about the leaders of the central apparatus in the NKVD. Thus, the directory of N.V. Petrov and K.V. Skorkin 'Who Administered the NKVD. 19341941' contains short biographies and track records of more than 500 senior officials

87

of the USSR People's Commissariat of Internal Affairs.

The research geography of the history of internal affairs agencies in the Soviet

88

state has also significantly expanded. The original concept of the creation and for-

89

mation of the regional militia was proposed by A.N. Kulichenko . The author compares the institutional characteristics of the tsarist militia with the Soviet one, considers the militia as an element of the Soviet state system and analyses the functional features and the activities of the provincial militia based on the materials of Penza Governorate. V.A. Ivanov in his PhD dissertation 'The Mechanism of Mass Repression in Soviet Russia in the Late 1920s - 1940s' analysed the activities of the NKVD administration in the Leningrad Region, which was one of the largest regional divisions of the USSR People's Commissariat of Internal Affairs.90

In the post-Soviet period, the activities of the internal affairs agencies in the European North of Russia are being actively studied. Among regional works, the monograph of N.V. Upadyshev on the Gulag system in the Arkhangelsk North draws

86 V.I. Berezhkov, St Petersburg Procurators. The Leaders of the Cheka-MGB: 1918-1954 (St Petersburg: Russko-Baltiiskii informatsionnyi tsentr "Blits", 1998).

87 N.V. Petrov, and K.V. Skorkin, Who Administered the NKVD. 1934-1941 (Moscow: Zven'ya, 1999).

88 See for example: Yu.B. Porfir'ev, The Internal Affairs Agencies of the Kirov Region during the Great Patriotic War (1941-1945 gg.) (PhD thesis. St Petersburg university of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000); V.G. Timofeev, Militia Agencies of Chuvashia in the Period of Formation and Strengthening of the Command and Administrative System of the Country Management: Organization and Main Activities (1917-1941) (PhD thesis. Nizhniy Novgorod State University, 1997).

89 A.N. Kulichenko, The Concept of Creation and Formation of the Regional Militia (On the Materials of Penza Governorate): 1917-1928 (PhD diss. Penza state pedagogical university of V.G. Belinsky, 1999).

90 V.A. Ivanov, The Mechanism of Mass Repressions in Soviet Russia in the Late 1920s -1940s (On the Materials of the North-West of the RSFSR) (PhD thesis. St Petersburg State University, 1998), 51.

special attention.91 The author, based on a wide range of sources, convincingly shows that a model of future labour camps and the large-scale use of forced labour of prisoners to solve important national economic tasks were being processed in the region.

The history of the formation and functioning of one of the largest northern camps, the Ukhta-Izhemsk Camp, or Ukhtizhemlag, was explored in the monograph by A.N. Kustyshev. The greatest attention in this work is paid to the characteristics of production activities, the regime and conditions of maintenance of the camp cohort. The author shows how the efforts of the civilian workers and prisoners of the Ukhta-Izhemsk Camp laid the foundations of the oil, gas and chemical industries of the Komi ASSR.92

The development of territorial places of imprisonment of the NKVD-MVD on the materials of the Arkhangelsk and Vologda regions was described by N.A. Belova. Her monograph 'The Penal System and its Role in the Implementation of the Repressive Policies of the Soviet State in 1937-1953' describes in detail the structure, location and personnel of such places of imprisonment and presents the specifics of the

93

legal status, maintenance regime and labour use of various categories of prisoners.

The history of closed institutions for children of the NKVD-MVD agencies of the USSR in the European North of Russia is covered in the monograph of V.N. Bub-lichenko. It explores the political and legal foundations for the creation and activities of juvenile labour colonies and re-educational colonies, the specificity of training and production activities, the number and composition of their pupils.94

In her turn, N.M. Ignatova described the history of the system of special settlements on the territory of the Komi ASSR. The monograph shows the categories, numbers and composition of special settlers, their legal status, labour use, social and living conditions typical for living in such a special settlement.95 The fates of the deported in the Vologda region are studied in detail by S.I. Starostin.96

91 N.V. Upadyshev, The Gulag of the Arkhangelsk North: 1919-1953 (Arkhangelsk: Pomorskii gosudarstvennyi Universitet, 2004).

92 A.N. Kustyshev, Ukhta-Izhemsk Camp. 1938-1955 (Ukhta: Ukhtinskii gosudarstvennyi tekhnicheskii universitet, 2010).

93 N.A. Belova, The Penal System and its Role in the Implementation of the Repressive Policies of the Soviet State in 1937-1953 (Based on the Materials of the Arkhangelsk and Vologda Regions) (Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Federal'noi sluzhby ispolneniya nakazanii, 2014).

94 V.N. Bublichenko, Creation and Development of Closed Institutions for Children by the NKVD and the Ministry of Internal Affairs of the USSR in the European North of Russia (19351956) (Ukhta: Ukhtinskii gosudarstvennyi tekhnicheskii universitet, 2010).

95 N.M. Ignatova, Special Settlers in Komi Republic in 1930s - 1950s (Syktyvkar: Komi nauchnyi tsentr Ural'skogo otdeleniya RAN, 2009).

96 S.I. Starostin, "Documents from the archives of the Internal Affairs Directorate of the Vologda region related to the fate of the deported citizens of the USSR and other countries", in Historical Regional Studies and Archives. Materials of the Interregional Scientific Conference, Issue 10 (Vologda: Poligrafist, 2004): 184-96; A.L. Kuzminykh, and S.I. Starostin, The Poles in the

The activities of the NKVD-MVD institutions for prisoners of war and internees in the European North of Russia are analysed in the monographs of the author of this

97

article . I have studied the formation of the camp system of the Main Administration for Affairs of Prisoners of War and Internees of the NKVD-MVD of the USSR, the legal status of prisoners of war, the specifics of their life support and labour use, the psychology of prisoners of war, methods of political, as well as operational and investigative work with them and the relationship of prisoners with the local population and the camp staff. The regional specificity is considered in close connection with the characteristic of the policy of the Soviet state in the area of military captivity.

Among general works, examining the history of the NKVD-MVD in the Vologda region in a complex way, we should name the monograph of V.B. Konasov 'The History of Political Repressions and Penitentiary Practices in the Vologda region (191898

1953)'. V.B. Konasov analyses the mechanism of mass political repressions in the Vologda region, highlights its regional characteristics and explores the system of labour and special settlements, as well as the activities at places of confinement in the pre-war, war and post-war years.

The activity of the militia at the regional level is also studied quite actively. In 2018, for the 300th anniversary of the Russian militia, a team of several historians from Vologda prepared the monograph 'The History of the Militia in Vologda'99. This work thoroughly describes the evolution of the law enforcement agencies in the Vologda region, including the development of the militia agencies of the Soviet state. The book contains rich illustrative material, such as memoirs of veterans from the internal affairs agencies and biographical information about the leadership of the police and the militiain the Vologda region. In 2008, the historians from Vologda prepared a similar work on the history of the state security agencies of the Vologda Region.100

Vologda Region: Repression, Captivity, Special Settlement (1937-1953) (Vologda: Drevnosti Severa, 2014).

97 A.L. Kuzminykh, Foreign Prisoners of War during the Second World War in the European North of the USSR (1939-1949) (Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Ministerstva yustitsii Rossii, 2004); A.L. Kuzminykh, The Archipelago of the Main Administration for Affairs of Prisoners of War and Internees in the European North of the USSR (1939-1949) (Moscow: ROSSPEN, 2017).

98 V.B. Konasov, The History of Political Repressions and Penitentiary Practices in the Vologda Region (1918-1953) (Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Federal'noi sluzhby ispolneniya nakazanii, 2006).

99 M.A. Beznin, R.P. Bilanchuk, T.M. Dimoni, E.R. Druzhinin, V.S. Zhukova, S.G. Karpov, A.L. Kuzminykh, V.P. Myasnikov, L.S. Panov, V.A. Sablin, and S.I. Starostin, The History of the Police of the Vologda Region. Vologda: Poligraf-Periodika, 2018.

100 M.A. Beznin, et al., eds., Trusted to Protect the Fatherland: (From the History of the Security Organs in the Vologda Region) (Vologda: Vologodskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2008).

The fates of the victims of Stalin's terror are described in the regional Books of Remembrance of the Victims of Political Repressions and related collections of documents.101

Conclusion

The analysis of the national historiography with regards to the history of the internal affairs agencies of the Soviet state during the Stalin era allows us to make the following conclusions.

During the Soviet period, attempts to objectively study the history of the internal affairs agencies and their role in the life of Soviet society were problematic due to the lack of any documentary base because of confidentiality of the departmental archives, as well as existence of ideological control over the historical science. The post-Soviet period was a 'breakthrough' in the research of the history of the internal affairs agencies during the Stalin era. The change in the character of Russian historiography in general, its turn towards the coverage of difficult and ambiguous aspects in the development of Soviet society, had a favourable effect on increasing the scientific objectivity whilst studying the history of the internal affairs agencies as one of the institutions of the Soviet state.

Most modern researchers avoid unambiguous assessments of the activities of the NKVD-MVD agencies, given the complexity of the situation in which the country found itself during that period. Thus, V.E. Martianov writes that the activities of the internal affairs agencies "were aimed at strengthening law and order, but at the same time also at consolidating the foundations of Stalinism as well. The agencies were engaged in punishment of innocent people and fight against criminals, deportations of the population and organization of partisan groups, in protection of the rear and in repressions against the dissidents. The positive and negative trends in their activity went hand in hand.102

Despite successful scientific research of the last decades, in the history of the internal affairs agencies of the Stalinist period, there are still many 'blank pages' and unanswered questions.

Firstly, there is a tendency to highlight the history of the internal affairs agencies during 1930-50s. As a rule, the focus on the positive aspects of the activities of the

101 G.V. Nevsky, ed., Repentance. Komi Republican martyrology of the victims of mass political repressions (Syktyvkar: Komi knizhnoe izdatel'stvo, 1998-2016); Yu.M. Sperling, ed., Po-mor'e Memorial: A Book of Remembrance for the victims of political repressions (1999-2001), vol. 1-3; R.A. Khantalin, ed., Repressions in Arkhangelsk: 1937-1938: Documents and Materials (Arkhangelsk: Pomorskii gosudarstvennyi universitet, 1999).

102 V.E. Martianov, The NKVD Agencies of the Krasnodar Region on the Eve and during the Great Patriotic War (1937-1945) (PhD thesis. Kuban State Technological University, 1997): 2021.

NKVD-MVD prevails in the works of departmental researchers, whilst the works of 'civilian' historians demonstrate rather negative and even accusatory points of view.

Secondly, in recent years there has been a prevalence of journalistic and documentary publications over the analytical ones. Most authors proceed from the principle that "the document speaks for itself", not bothering with the analysis and criticism of the sources. As a result, the interpretation of the events shown in these documents sometimes almost does not differ from the point of view of the NKVD-MVD officers, who as a matter of fact composed the above-mentioned documents.

The third point is that in the clear majority of the works published in the recent years, their authors focus their specific attention either on the history of the militia, that of the state security agencies or on the history of the penal system. Such rather selective approach makes it quite difficult to outline a complete history of the NKVD-MVD agencies in the Stalin era.

Finally, it should be specified that with all the achievements of modern historiography, the researchers have not yet studied enough of the social and cultural aspects related to the work of the internal affairs agencies. Firstly, it is the psychology of employees, their relationship with the population, the situation in the Soviet society and the image of such an employee in the mass consciousness.

Therefore, we can conclude that based on a complex approach, considering the latest achievements of the social sciences and humanities, further development of the scientific knowledge on the history of the Soviet Internal Affairs agencies is possible. Eventually, this analysis will allow us to take a fresh look at the history of power and society in the era of Stalinism.

Список литературы

Алексеенков А.Е. Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.: ис-торико-политический аспект: дис. ... д-ра ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 1995. 412 с.

Алексеенков А.Е. Партийное руководство войсками НКВД в период обороны Ленинграда (июнь 1941 - январь 1944): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Ленинградский государственный университет им. А. А. Жданова, 1981. 15 с.

Апиян Н.А. Из истории НКВД Советской Армении (1920-1946 гг.). Ереван: Ереванский университет, 1986. 147 с.

Асаналиев Т. Становление и развитие организационно-правовых основ трудового перевоспитания осужденных в СССР (1917-1969 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1993. 23 с.

Базаров Ф.Е. Советская милиция Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941-1945 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Томский государственный университет им. В.В. Куйбышева, 1971. 19 с.

Беда А.М. Советская политическая культура через призму МВД: от «московского патриотизма» к идее «Большого Отечества» (1946-1958 гг.). М.: Мосгорархив, 2002. 268 с.

Безбородова И.В. Военнопленные Второй мировой войны: генералы вермахта в плену. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1998. 208 с.

Белова Н.А. Уголовно-исполнительная система и ее роль в реализации репрессивной политики Советского государства в 1937-1953 гг. (на материалах Архангельской и Вологодской областей). Вологда: Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний, 2014. 220 с.

Белозеров Б.П. Фронт без границ. 1941-1945 гг. (историко-правовой анализ обеспечения безопасности фронта и тыла Северо-Запада). СПб.: РДК-Принт, 2001. 320 с.

Бердинских В.А. История одного лагеря (Вятлаг). М.: Аграф, 2001. 463 с.

Бережков В.И. Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ: 1918-1954. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», 1998. 280 с.

Бубличенко В.Н. Создание и развитие детских закрытых учреждений НКВД-МВД СССР на Европейском Севере России (1935-1956 гг.). Ухта: Ухтинский государственный технический университет, 2010. 165 с.

Ватлин А.Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938 гг. М.: РОССПЭН, 2004. 255 с.

Волков И.М. Засуха, голод 1946-1947 гг. // История СССР. 1991. № 4. С. 28-36.

ВолкогоновД.А. Триумф и трагедия. М.: Новости, 1989. Кн. 1. Ч. 2. 331 с.

Всеволодов В.А. «Срок хранения - постоянно!»: краткая история лагеря военнопленных и интернированных УПВИ НКВД-МВД СССР № 27. Красногорск: Мемориальный музей немецких антифашистов, 2003. 271 с.

Вылцан М.А. Депортация народов в годы Великой Отечественной войны // Этнографическое обозрение. 1995. № 3. С. 26-44.

Галицкий В.П. Финские военнопленные в лагерях НКВД (1939-1953 гг.) / под ред. В.С. Ещенко. М.: Грааль; Церера, 1997. 246 с.

Герман Р.Б. Организационно-правовые основы деятельности российской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период (1941-1960 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростовский юридический институт Министерства внутренних дел России, 1999. 27 с.

Говоров И.В. Негласная агентура советской милиции в 1940-х гг. // Вопросы истории. 2004. № 4. С. 109-119.

Говоров И.В. Разгул преступности в послевоенном Ленинграде и области // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 139-143.

Горбачев М.С. Октябрь и перестройка: революция продолжается. Доклад на совместном торжественном заседании Центрального комитета КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции, в Кремлевском Дворце съездов 2 ноября 1987 года. URL: http://historic.ru/books/ item/f00/s00/z0000235/st060.shtml (дата обращения: 09.01.2019).

Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М.: Политиздат, 1989. 318 с.

Горохова В.В. Органы милиции городов особого списка (1947-1956 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, 2003. 24 с.

ГУЛАГ: экономика принудительного труда / отв. ред. Л.И. Бородкин, П. Грегори, О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2005. 315 с.

Детков М.Г. Исправительно-трудовые лагеря в карательной системе Советского государства. Вологда: Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний, 2004. 237 с.

Доверено охранять Отечество: (из истории органов безопасности в Вологодском крае) / под ред. М.А. Безнина. Вологда: Вологодский государственный педагогический университет, 2008. 581 с.

Доднесь тяготеет: сборник воспоминаний, дневниковых записей, стихотворений узников тюрем и лагерей (20-50-е годы) / сост. С.С. Виленский. Вып. 1: Записки вашей современницы. М.: Советский писатель, 1989. 587 с.

Долголюк А.А., Маркдорф Н.М. Иностранные военнопленные и интернированные в Сибири (1943-1950-е гг.). М.: Кучково поле, 2016. 544 с.

Еропкин М.И. Развитие органов милиции в Советском государстве. М.: [б.и.], 1967. 87 с.

Жаркой М.Э. Милиция Ленинграда в послевоенный период (1945-1956 гг.). Исторические уроки организации и деятельности: автореф. ... дис. канд. ист. наук. Санкт-Петербургский юридический институт Министерства внутренних дел России, 1995. 20 с.

ЗемсковВ.Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960. М.: Наука, 2005. 304 с.

Зимин Д.В. Борьба с преступностью и охрана общественного порядка как основные направления деятельности милиции Пензенской области в послевоенные годы (1945-1953 гг.): дис. ... канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 2004. 197 с.

ЗубковаЕ.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М.: РОССПЭН, 1999. 229 с.

Иванов В. А. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): автореф. дис. д-ра ист. наук. Санкт-Петербургский университет, 1998. 56 с.

Иванова Г.М. История ГУЛАГа. 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты. М.: Наука, 2006. 437 с.

Игнатова Н.М. Спецпереселенцы в Республике Коми в 1930-1950-е гг. Сыктывкар: Коми научный центр Уральского отделения РАН, 2009. 192 с.

Из выступлений И.В. Сталина, Н.И. Бухарина и В.М. Молотова на июльском пленуме ЦК ВКП(б). 9-10 июля 1928 г. // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М.: Российская политическая энциклопедия, 1999. С. 319-355. URL: http://istmat.info/node/29302 (дата обращения: 09.01.2019).

Иосиф Сталин - Лаврентию Берия: «Их надо депортировать.»: документы, факты, комментарии / вступ. ст., сост., послесл. Н. Бугай. М.: Дружба народов, 1992. 228 с.

Исаков В. М. Правовое регулирование и организация трудовой занятости осужденных в исправительно-трудовых учреждениях Советского государства (1917-1990 гг.): автореф. дис. . д-ра юрид. наук. Юридический институт Министерства внутренних дел России, 2000. 60 с.

Историография сталинизма / под ред. Н.А. Симония. М.: РОССПЭН, 2007. 480 с.

Исторические чтения на Лубянке: 1997-2008. М.: Кучково поле, 2008. 368 с.

История полиции Вологодского края: монография / [М.А. Безнин и др.] Вологда: Полиграф-Периодика, 2018. 864 с.

История советской милиции / под ред. Н.А. Щелокова. М.: [б.и.], 1977. Т. 1. 346 с.; Т. 2. 338 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 1: Массовые репрессии в СССР / отв. ред.: Н. Верт, С.В. Мироненко; отв. сост. И. А. Зюзина. М.: РОССПЭН, 2004. 727 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 2: Карательная система: структура и кадры / отв. ред. и сост. Н.В. Петров; отв. сост. Н.И. Владимирцев. М.: РОССПЭН, 2004. 695 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 3: Экономика ГУЛАГа / отв. ред. и сост. О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2004. 624 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 4: Население ГУЛАГа: численность и условия содержания / отв. ред. и сост. А.Б. Безбородов, В.М. Хрусталев. М.: РОССПЭН, 2004. 622 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 5: Спецпереселенцы в СССР / отв. ред. и сост. Т.В. Царевская-Дякина. М.: РОССПЭН, 2004. 823 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 6: Восстания, бунты и забастовки заключенных / отв. ред. и сост. В. А. Козлов; сост. О.В. Лавинская. М.: РОССПЭН, 2004. 735 с.

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов. Т. 7: Советская репрессивно-карательная политика и пенитенциарная система в материалах Государственного архива Российской Федерации: аннотированный указатель дел / отв. ред. В.А. Козлов, С.В. Мироненко. М.: РОССПЭН, 2005. 710 с.

Кан А.С. Постсоветские исследования о политических репрессиях в России и СССР // Отечественная история. 2003. № 1. С. 120-133.

Катасонова Е.Л. Японские военнопленные в СССР: большая игра великих держав. М.: Институт востоковедения РАН, 2003. 427 с.

Кокурин А., Петров Н. МВД: структура, функции, кадры (1946-1953) // Свободная мысль. 1997. № 12. С. 102-119.

Кокурин А., Петров Н. НКВД: структура, функции, кадры (1934-1938) // Свободная мысль. 1997. № 7. С. 105-118.

Колемасов В.Н. Пензенская милиция в 30-е гг. ХХ века: дис. ... канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 2002. 233 с.

Конасов В.Б. История политических репрессий и пенитенциарной практики в Вологодском крае (1918-1953). Вологда: Вологодский институт права и экономики Федеральной службы исполнения наказаний, 2006. 311 с.

Конасов В. Б. Судьбы немецких военнопленных в СССР: дипломатические, правовые и политические аспекты проблемы. Очерки и документы. Вологда: Вологодский институт повышения квалификации и переподготовки педагогических кадров, 1996. 318 с.

Красильников С.А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е гг. М.: РОССПЭН, 2003. 288 с.

Кубланов А.Л. Разгром фашистской троцкистско-бухаринской «пятой колонны» в СССР: дис. ... канд. ист. наук. Л.: [б.и.], 1946. 529 с.

Кузнецов С.И. Японцы в сибирском плену (1945-1956 гг.). Иркутск: Сибирь, 1997. 261 с.

Кузьминых А.Л. Архипелаг ГУПВИ (Главное управление по делам военнопленных и интернированных НКВД-МВД СССР) на Европейском Севере СССР (1939-1949 гг.). М.: РОССПЭН, 2017. 591 с.

Кузьминых А.Л. Военный плен и интернирование в СССР (1939-1956 гг.). Вологда: Древности Севера, 2016. 527 с.

Кузьминых А.Л. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Европейском Севере СССР (1939-1949 гг.). Вологда: Вологодский институт права и экономики Министерства юстиции России, 2004. 392 с.

Кузьминых А.Л., Старостин С.И. Поляки в Вологодской области: репрессии, плен, спецпоселение (1937-1953 гг.). Вологда: Древности Севера, 2014. 688 с.

Куличенко А.Н. Концепция создания и становление региональной милиции (на материалах Пензенской губернии): 1917-1928 гг.: дис. ... канд. ист. наук. Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 1999. 201 с.

Кустышев А.Н. Ухтижемлаг. 1938-1955 гг. Ухта: Ухтинский государственный технический университет, 2010. 219 с.

ЛебедеваН.С. Катынь: преступление против человечества. М.: Прогресс, 1996. 348 с.

Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930-е гг. СПб.: Нева; Летний сад, 1999. 320 с.

Логвинова И.В. Правовой статус Дальстроя как органа государственно-хозяйственного управления: 1931-1941 гг. (историко-правовой аспект): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Московская государственная юридическая академия, 2001. 23 с.

Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М.: Яуза; Эксмо, 2005. 536 с.

Лубянка в дни битвы за Москву: материалы органов госбезопасности СССР из Центрального архива ФСБ России. М.: Звонница, 2002. 243 с.

Лубянка. Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1991. Справочник. М.: Международный фонд «Демократия», 2003. 768 с.

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937-1938. М.: Международный фонд «Демократия», 2004. 738 с.

Лунеев В.В. Преступность ХХ века. Мировые, региональные и российские тенденции. М.: Норма, 1999. 516 с.

Максимова Л.А. Лагеря и индустриальное освоение Севера (на примере Республики Коми) // Вестник Сыктывкарского университета. Серия 8: История, филология, философия. 1997. Вып. 2. С. 70-80.

Мартианов В.Е. Органы НКВД Краснодарского края накануне и в годы Великой Отечественной войны (1937-1945 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кубанский государственный технологический университет, 1997. 21 с.

Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. М.: Прогресс, 1990. 488 с.

Министерство внутренних дел. 1902-2002. Исторический очерк / под ред. Р.Г. Нургалие-ва. М.: Объединенная редакция Министерства внутренних дел России, 2004. 648 с.

«Мобилизовать немцев в рабочие колонны. И. Сталин»: сборник документов (1940-е гг.) / сост., предисл., коммент. Н. Бугая. М.: Готика, 1998. 352 с.

Мозохин О.Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности, 1918-1953. М.: Кучково поле, 2006. 479 с.

Неизвестная Карелия: Документы спецорганов о жизни республики: 1941-1956 гг. Кн. 2. Петрозаводск: СДВ-Оптима, 1999. 306 с.

Некрасов В.Ф. НКВД-МВД и атом. М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007. 560 с.

Некрасов В.Ф. Тринадцать «железных» наркомов. История НКВД-МВД от А.И. Рыкова до Н А. Щелокова. 1917-1982. М.: Версты, 1995. 412 с.

Николаев П.Ф. Советская милиция Сибири (1917-1922). Омск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1967. 291 с.

Овчинников С.А. Территориальная контрразведка в системе общественно-политических и государственных структур периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (на материалах Саратовской, Пензенской и Тамбовской областей): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратовский государственный университет, 1993. 17 с.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сборник документов / сост. В.П. Ямпольский и др. Т. 1: Накануне (ноябрь 1938 г. - декабрь 1940 г.). М.: Книга и бизнес, 1995. 451 с.

Органы и войска МВД России: краткий исторический очерк / под ред. А.Г. Горлова. М.: Объединенная редакция Министерства внутренних дел России, 1996. 464 с.

Панфилец А.В. Ленинградская милиция в годы блокады (сентябрь 1941 г. - январь 1944 г.): дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 2000. 226 с.

Петров Н.В. По сценарию Сталина: роль органов НКВД-МГБ СССР в советизации стран Центральной и Восточной Европы, 1945-1953 гг. М.: РОССПЭН, 2011. 350 с.

Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД. 1934-1941: справочник. М.: Звенья, 1999. 502 с.

Петрожицкий В.М. Организационно-правовые основы социальной и правовой защиты сотрудников милиции РСФСР (1917-1941 гг.): дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1997. 221 с.

Полян П.М. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М.: ОГИ-Мемориал, 2001. 328 с.

Полянский А.И. Ежов. История «железного» наркома. М.: Вече, 2003. 413 с.

Поморский мемориал: Книга памяти жертв политических репрессий: в 3 т. / отв. ред. Ю.М. Шперлинг. Архангельск: Поморский государственный университет, 1999-2001.

Порфирьев Ю.Б. Органы внутренних дел Кировской области в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.): автореф. ... дис. канд. ист. наук. Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 2000. 23 с.

Прокофьев В.Ф. Становление и развитие форм взаимодействия молодежных организаций и органов внутренних дел в охране общественного порядка (1917-1941 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел СССР, 1991. 25 с.

Прокофьева Т.В. Возникновение и становление организованной преступной деятельности на алкогольном рынке России // История органов внутренних дел России: сборник научных трудов. Вып. 4. М.: Всероссийский научно-исследовательский институт Министерства внутренних дел России, 2001. С. 132-138.

Рассказов Л. П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве (1917-1941 гг.). Уфа: Уфимская высшая школа Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1994. 465 с.

Репрессии в Архангельске: 1937-1938 гг.: документы и материалы / под ред. Р. А. Ханталина. Архангельск: Поморский государственный университет, 1999. 271 с.

Репрессии против поляков и польских граждан / сост. А.Э. Гурьянов. М.: Звенья, 1997. 256 с.

Сальников В.П., Степашин С.В., Янгол Н.Г. Органы внутренних дел Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. СПб.: Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 1999. 224 с.

Самарин В. А. Борьба с бандитизмом в Ленинграде во второй половине 40-х гг.: исторический аспект: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 2001. 26 с.

Сидоренко В.П. Войска НКВД на Кавказе 1941-1945 гг.: дис. ... д-ра ист. наук. Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел России, 2000. 417 с.

Сидоров С.Г. Труд военнопленных в СССР в 1939-1956 гг. Волгоград: Волгоградский государственный университет, 2001. 503 с.

Скилягин А.П. Советская милиция в период строительства развитого социализма: 19451958 гг. Л.: Нева, 1976. 178 с.

Смирнова Н.В. Деятельность органов НКВД-МВД в борьбе с беспризорностью и безнадзорностью несовершеннолетних в Ленинграде и Ленинградской области: 1941-1949 гг.: дис. ... канд. юрид. наук. Санкт-Петербургская академия Министерства внутренних дел России, 1997. 241 с.

Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург: Уральская государственная юридическая академия, 1997. 364 с.

Смыкалин А.С. Создание агентурной сети среди военнопленных немцев в СССР // Вопросы истории. 1997. № 4. С. 147-150.

Советская милиция: история и современность: 1917-1987 / под ред. А.В. Власова. М.: Юридическая литература, 1987. 335 с.

Советское государство и общество в период позднего сталинизма, 1945-1953 гг.: материалы VII Межвузовской научной конференции. М.: РОССПЭН, 2015. 718 с.

Сойма В.М. Советская контрразведка в годы Великой Отечественной войны: опыт информационного обеспечения городских комитетов обороны на материалах Нижнего Поволжья. М.: Крафт+, 2005. 156 с.

Соколов Б.В. Наркомы страха. Ягода. Ежов. Берия. Абакумов. М.: АСТ-Пресс, 2001. 382 с.

Софинов П. Карающая рука советского народа: к 25-летию ВЧК-ОГПУ-НКВД. 19171942. М.: Государственное издательство политической литературы, 1942. 42 с.

Сталинградская эпопея: материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ / сост.: А.Т. Жадобин, В.В. Марковчин, Ю.В. Сигачев. М.: Звонница-МГ, 2000. 491 с.

Старостин С. И. Документы архива УВД Вологодской области о судьбах депортированных граждан СССР и других стран // Историческое краеведение и архивы. Материалы межрегиональной научной конференции. Вып. 10. Вологда: Полиграфист, 2004. С. 184-196.

Степанов М.Г. Репрессивная политика советского государства в 1928-1953 гг.: проблемы российской историографии: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН, 2009. 42 с.

Стродс Х.П. Депортация населения Прибалтийских стран // Вопросы истории. 1999. № 9. С. 130-136.

Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 гг. М.: Олма-Пресс, 1998. 688 с.

Суржикова Н.В. Иностранные военнопленные Второй мировой войны на Среднем Урале (1942-1956 гг.). Екатеринбург: Гуманитарный университет, 2006. 499 с.

Суслов А. Б. Спецконтингент и принудительный труд в советских пенитенциарных концепциях 1930-х гг. // Отечественная история. 2004. № 5. С. 81-96.

Тепляков А.Г. Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М.: Новый хронограф; АИРО-ХХ1, 2008. 608 с.

Тимофеев В. Г. Органы милиции Чувашии в период становления и укрепления командно-административной системы управления страной: организация и основные направления деятельности (1917-1941 гг.): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Нижегородский юридический институт, 1997. 58 с.

Титов Ю.П. Советское государство и право в период завершения строительства социализма и постепенного перехода к коммунизму в предвоенные годы (1935 - июнь 1941 г.). М.: [б.и.], 1961. 34 с.

Токарь Л. История российского форменного костюма. Советская милиция 1918-1991. СПб.: Эксклюзив, 1995. 264 с.

Топтыгин А.В. Неизвестный Берия. СПб.; М.: Нева; Олма-пресс, 2002. 479 с.

Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 3. М.: Кучково поле, 2007. 439 с.

Уваров И.А. Развитие организационно-правовых основ финансового и материального обеспечения российской милиции (1917-1931 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия Министерства внутренних дел Российской Федерации, 1993. 25 с.

Упадышев Н.В. ГУЛАГ на Архангельском Севере: 1919-1953 гг. Архангельск: Поморский государственный университет, 2004. 209 с.

Уроки Октября и практики советской системы, 1920-1950-е годы: материалы X международной научной конференции. М.: Политическая энциклопедия, 2018. 919 с.

Фурсов В.А. Правовые и организационные основы государственной службы (1917-1941 гг.): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Академия управления Министерства внутренних дел Российской Федерации, 2002. 30 с.

Хлевнюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М.: Республика, 1992. 268 с.

Хлевнюк О.В. Большой террор 1937-1938 гг. как проблема научной историографии // Историческая наука и образование на рубеже веков. Москва: Собрание, 2004. С. 433-451.

Хлевнюк О.В. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М.: АСТ: CORPUS, 2016. 464 с.

Хлобустов О.М. На Лубянке. Исторические чтения // Отечественная история. 2004. № 5. С.205-208.

Христофоров В.С. Органы госбезопасности СССР в 1941-1945 гг. М.: Главное архивное управление г. Москвы, 2011. 430 с.

Христофоров В. С. Сталинград. Органы НКВД накануне и в дни сражения. М.: Московские учебники, 2008. 239 с.

Ципуренко Н.И. НКВД СССР - закрытый строительный комплекс страны (июль 1934 -июнь 1941 гг.) // История органов внутренних дел России: сборник научных трудов. М.: Всероссийский научно-исследовательский институт Министерства внутренних дел России, 2002. Вып. 5. С. 60-68.

Чердаков О.И. Роль местных советских и партийных органов в формировании структуры и функционировании милиции в Нижнем Поволжье (1926-1932 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, 1993. 30 с.

Чердаков О. И. Формирование правоохранительной системы советского государства в 1917-1936 гг. (историко-правовое исследование): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратовская государственная академия права, 2002. 37 с.

Черячукин В. Г. Партийное руководство советской милицией в годы восстановления и развития социалистического народного хозяйства: 1945-1952 (на материалах партийных организаций Нижнего Поволжья): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, 1985. 19 с.

Шамаров В.М. Государственная служба в милиции НКВД РСФСР (становление и развитие правовых и организационных основ). М.: Академия управления Министерства внутренних дел России, 1999. 220 с.

Шамсунов С.Х. Труд осужденных к лишению свободы в России (организационно-правовые проблемы). Рязань: Академия права и управления Министерства юстиции России, 2003. 303 с.

Шарков А.В. Деятельность органов внутренних дел Белорусской ССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Белорусский государственный университет им. В.И. Ленина, 1987. 24 с.

Ширяева И.В. Советские правоохранительные органы и проблема прав человека (19221941 гг.): дис. ... канд. ист. наук. Московский педагогический государственный университет, 2003. 234 с.

Шолин В.В. Истребительные батальоны НКВД в период битвы за Ленинград и Карелию: 1941-1944 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Санкт-Петербургский государственный университет, 2006. 16 с.

Эбеджанс С.Г., Важнов М.Я. Производственный феномен ГУЛАГа // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 188-190.

References

Alekseenkov, A.E. Partiinoe rukovodstvo voiskami NKVD vperiod oborony Leningrada (iyun' 1941 - yanvar' 1944) [The Party Leadership of the NKVD Forces in the Period of the Defense of Leningrad (June 1941 - January 1944)], PhD thesis. Leningrad State University of A.A. Zhdanov, 1981. 15 p. (In Russian)

Alekseenkov, A.E. Vnutrennie voiska v Velikoi Otechestvennoi voine 1941-1945 gg: istoriko-politicheskii aspekt [Internal Forces in the Great Patriotic War of 1941-1945: Historical and Political Aspects]. PhD diss. St Petersburg State University, 1995. 412 p. (In Russian)

Apiyan, N.A. Iz istorii NKVD Sovetskoi Armenii (1920-1946 gg.) [From the History of the NKVD of Soviet Armenia (1920-1946)]. Erevan: Erevanskii universitet, 1986. 147 p. (In Russian)

Asanaliev, T. Stanovlenie i razvitie organizatsionno-pravovykh osnov trudovogo perevospi-taniya osuzhdennykh v SSSR (1917-1969 gg.) [The Formation and Development of the Organizational and Legal Basis for Re-education through Labour of the Convicts in the USSR (1917-1969)], PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1993. 23 p. (In Russian)

Bazarov, F.E. Sovetskaya militsiya Zapadnoi Sibiri v gody Velikoi Otechestvennoi voiny (iyun' 1941-1945 gg.) [The Soviet Militia of Western Siberia during the Great Patriotic War (June 19411945)], PhD thesis. Tomsk State University, 1971. 19 p. (In Russian)

Beda, A.M. Sovetskaya politicheskaya kul'tura cherez prizmu MVD: ot "moskovskogo patri-otizma" k idee "Bol'shogo Otechestva" (1946-1958 gg.) [Soviet Political Culture through the Prism of the Ministry of Internal Affairs: From 'Moscow patriotism' to the idea of the 'Great Fatherland' (1946-1958)]. Moscow: Mosgorarkhiv, 2002. 268 p. (In Russian)

Belova, N.A. Ugolovno-ispolnitel'naya sistema i ee rol' v realizatsii repressivnoipolitiki Sovet-skogo gosudarstva v 1937-1953 gg. (na materialakh Arkhangel'skoi i Vologodskoi oblastei) [The Penal System and its Role in the Implementation of the Repressive Policies of the Soviet State in 1937-1953 (Based on the Materials of the Arkhangelsk and Vologda regions)]. Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Federal'noi sluzhby ispolneniya nakazanii, 2014. 220 p. (In Russian)

Belozerov, B.P. Front bez granits. 1941-1945 gg. (istoriko-pravovoi analiz obespecheniya be-zopasnosti fronta i tyla Severo-Zapada) [Front without Borders. 1941-1945 (Historical and legal Analysis of the Security of the Frontline and the Rear in the North-West)]. St Petersburg: RDK-Print, 2001. 320 p. (In Russian)

Berdinskikh, V.A. Istoriya odnogo lagerya (Vyatlag) [The Story of one Internment Camp (Vyatlag). Moscow: Agraf, 2001. 463 p. (In Russian)

Berezhkov, V.I. Piterskie prokuratory. Rukovoditeli VChK-MGB: 1918-1954 [St Petersburg Procurators. The Leaders of the Cheka-MGB: 1918-1954]. St Petersburg: Russko-Baltiiskii informatsionnyi tsentr 'Blits', 1998. 280 p. (In Russian)

Bezborodova, I.V. Voennoplennye Vtoroi mirovoi voiny: generaly vermakhta v plenu [Prisoners of War during the Second World War: Wehrmacht Generals in Captivity]. Moscow: Rossiiskii gosudarstvennyi gumanitarnyi universitet, 1998. 208 p.(In Russian)

Beznin, M.A., ed. Dovereno okhranyat' Otechestvo: (iz istorii organov bezopasnosti v Vo-logodskom krae) [Trusted to Protect the Fatherland: (From the History of the Security authorities in the Vologda region)]. Vologda: Vologodskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2008. 581 p. (In Russian)

Beznin, M.A., et al., eds. Istoriya politsii Vologodskogo kraya: monografiya [The History of the Police in the Vologda Region]. Vologda: Poligraf-Periodika, 2018. 864 p. (In Russian)

Borodkin, L.I., P. Gregory, and O.V. Khlevnyuk, eds. GULAG: ekonomika prinuditel'nogo truda [The Gulag: The Economy of Forced Labour]. Moscow: ROSSPEN, 2005. 315 p. (In Russian)

Bublichenko, V.N. Sozdanie i razvitie detskikh zakrytykh uchrezhdenii NKVD-MVD SSSR na Evropeiskom Severe Rossii (1935-1956 gg.) [Creation and Development of Closed Institutions for Children by the NKVD and the Ministry of Internal Affairs of the USSR in the European North of Russia (1935-1956) ]. Ukhta: Ukhtinskii gosudarstvennyi tekhnicheskii universitet, 2010. 165 p. (In Russian)

Bugai, N., ed. "Mobilizovat' nemtsev v rabochie kolonny... I. Stalin": sbornik dokumentov (1940-e gg.) ["The Germans are to be mobilized to working columns ... Joseph Stalin": Collection of documents (1940s)]. Moscow: Gotika, 1998. 352 p. (In Russian)

Bugai, N., ed. Iosif Stalin - Lavrentiyu Beriya: "Ikh nado deportirovat'...": dokumenty, fakty, kommentarii [Joseph Stalin to Lavrentiy Beria: "They must be deported..." Documents, Facts, Comments]. Moscow: Druzhba Narodov, 1992. 228 p. (In Russian)

Cherdakov, O.I. Formirovanie pravookhranitel'noi sistemy sovetskogo gosudarstva v 19171936 gg. (istoriko-pravovoe issledovanie) [Formation of the Law Enforcement system in the Soviet State in 1917-1936 (Historical and Legal Research)], PhD thesis. Saratov State Academy of Law, 2002. 37 p. (In Russian)

Cherdakov, O.I. Rol' mestnykh sovetskikh i partiinykh organov v formirovanii struktury i funktsionirovanii militsii v Nizhnem Povolzh'e (1926-1932 gg.) [The Role of Local Soviet and Party Agencies in the Formation of Structure and Functioning of the Militia in the Lower Volga region (1926-1932)], PhD thesis. Chernyshevsky Saratov State University, 1993. 30 p. (In Russian)

Cheryachukin, V.G. Partiinoe rukovodstvo sovetskoi militsiei v gody vosstanovleniya i raz-vitiya sotsialisticheskogo narodnogo khozyaistva: 1945-1952 (na materialakh partiinykh organi-zatsii Nizhnego Povolzh'ya) [Party Leadership of the Soviet Militia in the Years of Restoration and Development of the Socialist National Economy: 1945-1952 (on the materials of the party organizations in the Lower Volga region)], PhD thesis. Lomonosov Moscow State University, 1985. 19 p. (In Russian)

Detkov, M.G. Ispravitel'no-trudovye lagerya v karatel'noi sisteme Sovetskogo gosudarstva [Corrective Forced Labour Camps in the Punitive System of the Soviet State]. Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Federal'noi sluzhby ispolneniya nakazanii, 2004. 237 p. (In Russian)

Dolgolyuk, A.A., and N.M. Markdorf. Inostrannye voennoplennye i internirovannye v Sibiri (1943-1950-e gg.) [Foreign Prisoners of War and Internees in Siberia (1943-1950s)]. Moscow: Kuchkovo Pole, 2016. 544 p. (In Russian)

Ebedzhans, S.G., and M.Ya. Vazhnov. "Proizvodstvennyi fenomen GULAGa" [The production phenomenon of the Gulag], Voprosy istorii [Questions of History], no. 6 (1994): 188-90. (In Russian)

Eropkin, M.I. Razvitie organov militsii v Sovetskom gosudarstve [The Development of the Militia Agencies in the Soviet State]. Moscow, 1967. 87 p. (In Russian)

Fursov, V.A. Pravovye i organizatsionnye osnovy gosudarstvennoi sluzhby (1917-1941 gg.) [Legal and organizational foundations of the civil service (1917-1941)], PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2002. 30 p. (In Russian)

Galitskii, V.P. Finskie voennoplennye v lageryakh NKVD (1939-1953 gg.) [Finnish Prisoners of War in the NKVD Camps (1939-1953)], ed. by V.S. Yeshchenko. Moscow: Graal'; Tserera, 1997. 246 p. (In Russian)

German, R.B. Organizatsionno-pravovye osnovy deyatel'nosti rossiiskoi militsiipo okhrane ob-shchestvennogo poryadka i bor'be s prestupnost'yu v gody Velikoi Otechestvennoi voiny i poslevoennyi period (1941-1960 gg.) [Organizational and Legal Foundations of the Activities of the Russian Militia for the Protection of Public Order and Combat against Crime during the Great Patriotic War and the Post-War Period (1941-1960)], PhD thesis. Rostov Legal Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1999. 27 p. (In Russian)

Gorbachev, M.S. Oktyabr' i perestroika: revolyutsiya prodolzhaetsya. Doklad na sovmestnom torzhestvennom zasedanii Tsentral'nogo Komiteta KPSS, Verkhovnogo Soveta SSSR i Verkhovnogo Soveta RSFSR, posvyashchennom 70-letiyu Velikoi Oktyabr'skoi sotsialisticheskoi revolyutsii, v Kremlevskom Dvortse s"ezdov 2 noyabrya 1987 goda [October and Perestroika: The Revolution is Going on. The report at the joint solemn meeting of the Central Committee of the Communist Party of the USSR, Supreme Soviet of the USSR, Supreme Soviet of the RSFSR dedicated to the 70th anniversary of the Great October Revolution in the Kremlin Palace of Congresses on 2 November 1987]. URL: http://historic.ru/books/item/f00/ s00/z0000235/st060.shtmly (date of access: 09.01.2019)

Gordon, L.A., and E.V. Klopov. Chto eto bylo? Razmyshleniya opredposylkakh i itogakh togo, chto sluchilos's nami v 30-40-e gody [What Was it? Reflections on the Foundations and Results of What Happened to us in the 1930s and 1940s]. Moscow: Politizdat, 1989. 318 p. (In Russian)

Gorlov, A.G., ed. Organy i voiska MVD Rossii: kratkii istoricheskii ocherk [Agencies and Troops of the Ministry of Internal Affairs of Russia: A Brief Historical Sketch]. Moscow: Ob"edinennaya redaktsiya Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 1996. 464 p. (In Russian)

Gorokhova, V.V. Organy militsii gorodov osobogo spiska (1947-1956 gg.) [The Militia Agencies in the Cities on the Special List (1947-1956)], PhD thesis. Lomonosov Moscow State University, 2003. 24 p. (In Russian)

Govorov, I.V. "Neglasnaya agentura sovetskoi militsii v 1940-kh gg." [The secret agency of the Soviet police in the 1940s.], Voprosy istorii [Questions of History], no. 4 (2004): 109-19. (In Russian)

Govorov, I.V. "Razgul prestupnosti v poslevoennom Leningrade i oblasti" [Rampage of crime in the post-war Leningrad and the region], Voprosy istorii [Questions of History], no. 4 (2003): 139-43. (In Russian)

Gur'yanov, A.E., ed. Repressii protiv polyakov i pol'skikh grazhdan [Repressions against the Poles and the Polish Citizens]. Moscow: Zven'ya, 1997. 256 p. (In Russian)

Ignatova, N.M. Spetspereselentsy v Respublike Komi v 1930-1950-e gg. [Special Settlers in Komi Republic in 1930s - 1950s]. Syktyvkar: Komi nauchnyi tsentr Ural'skogo otdeleniya RAN, 2009. 192 p. (In Russian)

Isakov, V.M. Pravovoe regulirovanie i organizatsiya trudovoi zanyatosti osuzhdennykh v is-pravitel'no-trudovykh uchrezhdeniyakh Sovetskogo gosudarstva (1917-1990 gg.) [Legal Regulation

and Organization of Employment of Convicts in Correctional Labour Institutions of the Soviet State (1917-1990)], PhD thesis. Legal Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000. 60 p. (In Russian)

"Iz vystuplenii I.V. Stalina, N.I. Bukharina i V.M. Molotova na iyul'skom plenume TsK VKP(b). 9-10 iyulya 1928 g." [From the speeches of I.V. Stalin, N.I Bukharin and V.M. Molotov at the July plenum of the Central Committee of the All-Union Party of Bolsheviks. 9-10 July 1928]. In Tragediya sovetskoi derevni. Kollektivizatsiya i raskulachivanie. Dokumenty i materialy [Tragedy of the Soviet Village. Collectivization and de-kulakization. Documents and materials]. Vol. 1. May 1927 - November 1929, 319-55. Moskow: Rossiiskaya politicheskaya entsiklopediya, 1999. URL: http://istmat.info/node/29302 (date of access 09.01.2019)

Istoricheskie chteniya na Lubyanke: 1997-2008 [Historical Readings at Lubyanka: 19972008]. Moscow: Kuchkovo Pole, 2008. 368 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 1. Massovye repressii v SSSR [Mass Repressions in the USSR], ed. by N. Vert, S.V. Mironenko. Moscow: ROSSPEN, 2004. 727 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 2. Karatel'naya sistema: struktura i kadry [Punitive System: Structure and Personnel] , ed. by N.V. Petrov. Moscow: ROSSPEN, 2004. 695 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 3. Ekonomika GULAGa [Economy of the Gulag], ed. by O.V. Khlevnyuk. Moscow: ROSSPEN, 2004. 624 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 4. Naseleniye GULAGa: chislennost' i usloviya soderzhaniya [The Population of the Gulag: Numbers and Conditions of Detention], ed. by A.B. Bezborodov, V.M. Khrustalev. Moscow: ROSSPEN, 2004. 622 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 5. Spetspereselentsy v SSSR [Special Settlers in the USSR], ed. by T V. Tsarevskaya-Dyakina. Moscow: ROSSPEN, 2004. 823 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 6. Vosstaniya, bunty i zabastovki zaklyuchennykh [Revolts, Riots and Strikes of the Prisoners], ed. by V.A. Kozlov. Moscow: ROSSPEN, 2004. 735 p. (In Russian)

Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaya polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov [History of the Stalin's Gulag. Late 1920s - First Half of the 1950s: Collection of Documents], vol. 7. Sovetskaya repressivno-karatel'naya politika i penitentsiarnaya sistema v mate-rialakh Gosudarstvennogo arkhiva Rossiiskoi Federatsii: annotirovannyi ukazatel' del [The Repressive-Punitive Policy and the Penitentiary System of the Soviets in the Materials of the State Archives of the Russian Federation: Annotated Cases Index], ed. by V.A. Kozlov, S.V. Mironenko. Moscow: ROSSPEN, 2005. 710 p. (In Russian)

Ivanov, V.A. Mekhanizm massovykh repressii v Sovetskoi Rossii v kontse 20-kh - 40-kh gg. (na materialakh Severo-Zapada RSFSR) [The Mechanism of Mass Repressions in Soviet Russia in the Late 1920s - 1940s (On the Materials of the North-West of the RSFSR)], PhD thesis. St Petersburg State University, 1998. 56 p. (In Russian)

Ivanova, G.M. Istoriya GULAGa. 1918-1958: sotsial'no-ekonomicheskii i politiko-pravovoi aspekty [The History of the Gulag. 1918-1958: Social, Economic and Political-Legal Aspects]. Moscow: Nauka, 2006. 437 p. (In Russian)

Kan, A.S. "Postsovetskie issledovaniya o politicheskikh repressiyakh v Rossii i SSSR" [PostSoviet research on political repression in Russia and the USSR], Otechestvennaya istoriya [History of Russia], no. 1 (2003): 120-33. (In Russian)

Katasonova, E.L. Yaponskie voennoplennye v SSSR: bol'shaya igra velikikh derzhav [Japanese Prisoners of War in the USSR: The big Game of Great Powers]. Moscow: Institut vostokovedeniya RAN, 2003. 427 p. (In Russian)

Khantalin, R.A., ed. Repressii v Arkhangel'ske: 1937-1938 gg.: dokumenty i materialy [Repressions in Arkhangelsk: 1937-1938: Documents and Materials]. Arkhangelsk: Pomorskii gosudarstvennyi universitet, 1999. 271 p. (In Russian)

Khlevnyuk, O.V. "Bol'shoi terror 1937-1938 gg. kak problema nauchnoi istoriografii" [The Great Terror of 1937-1938 as a problem of scientific historiography]. In Istoricheskaya nauka i obrazovaniye na rubezhe vekov [Historical Science and Education at the Turn of the Century]: 43351. Moscow: Sobraniye, 2004. (In Russian)

Khlevnyuk, O.V. 1937-i: Stalin, NKVD i sovetskoe obshchestvo [1937: Stalin, the NKVD and the Soviet Society]. Moscow: Respublika, 1992. 268 p. (In Russian)

Khlevnyuk, O.V. Stalin. Zhizn' odnogo vozhdya: biografiya [Stalin. The Life of One Leader: Biography]. Moscow: AST: CORPUS, 2016. 464 p. (In Russian)

Khristoforov, V.S. Organy gosbezopasnosti SSSR v 1941-1945 gg. [The USSR State Security Agencies in 1941-1945]. Moscow: Glavnogoe arkhivnoe upravlenie goroda Moskvy, 2011. 430 p. (In Russian)

Khristoforov, V.S. Stalingrad. Organy NKVD nakanune i v dni srazheniya [Stalingrad: The NKVD Agencies on the Eve and in the Days of the Battle]. Moscow: Moskovskie uchebniki, 2008. 239 p. (In Russian)

Kokurin, A., and N. Petrov. "MVD: struktura, funktsii, kadry (1946-1953)" [MVD: structure, functions, personnel (1946-1953)], Svobodnaya mysl' [Free Thought], no. 12 (1997): 102-19. (In Russian)

Kokurin, A., and N. Petrov. "NKVD: struktura, funktsii, kadry (1934-1938)" [NKVD: structure, functions, personnel (1946-1953)]. Svobodnaya mysl' [Free Thought], no. 7 (1997): 105-18. (In Russian)

Kolemasov, V.N. Penzenskaya militsiya v 30-e gg. 20 veka [The militia of Penza in the 1930s of the 20th century]. PhD diss. Penza State Pedagogical University of V.G. Belinsky, 2002. 233 p. (In Russian)

Konasov, V.B. Istoriya politicheskikh repressii i penitentsiarnoi praktiki v Vologodskom krae (1918-1953) [The History of Political Repressions and Penitentiary Practices in the Vologda Region (1918-1953)]. Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Federal'noi sluzhby ispolneniya nakazanii, 2006. 311 p. (In Russian)

Konasov, V.B. Sud'by nemetskikh voennoplennykh v SSSR: diplomaticheskie, pravovye i poli-ticheskie aspekty problemy. Ocherki i dokumenty [The Fate of German Prisoners of War in the USSR: Diplomatic, Legal and Political Aspects of the Problem. Essays and Documents]. Vologda: Vologodskii institut povysheniya kvalifikatsii i perepodgotovki pedagogicheskikh kadrov, 1996. 318 p. (In Russian)

Krasil'nikov, S.A. Serp i Molokh. Krest'yanskaya ssylka v Zapadnoi Sibiri v 1930-e gg. [Sickle and Moloch. Peasant exile in Western Siberia in the 1930s]. Moscow: ROSSPEN, 2003. 288 p. (In Russian)

Kublanov, A.L. Razgrom fashistskoi trotskistsko-bukharinskoi "pyatoi kolonny" v SSSR [The Defeat of the Fascist Trotsky-Bukharin 'fifth column' in the USSR]. PhD diss. Leningrad, 1946. 529 p. (In Russian)

Kulichenko, A.N. Kontseptsiya sozdaniya i stanovleniya regional'noi militsii (na materialakh Penzenskoi gubernii): 1917-1928 gg. [The Concept of Creation and Formation of the Regional militia (On the Materials of Penza Governorate): 1917-1928]. PhD diss. Penza State Pedagogical University of V.G. Belinsky, 1999. 201 p. (In Russian)

Kustyshev, A.N. Ukhtizhemlag. 1938-1955 gg [Ukhta-Izhemsk Camp. 1938-1955]. Ukhta: Ukhtinskii gosudarstvennyi tekhnicheskii universitet, 2010. 219 p. (In Russian)

Kuzminykh, A.L. Arkhipelag GUPVI (Glavnoe upravlenie po delam voennoplennykh i interni-rovannykh NKVD-MVD SSSR) na Evropeiskom Severe SSSR (1939-1949 gg.) [The Archipelago of the Main Administration for Affairs of Prisoners of War and Internees in the European North of the USSR (1939-1949)]. Moscow: ROSSPEN, 2017. 591 p. (In Russian)

Kuzminykh, A.L. Inostrannye voennoplennye Vtoroi mirovoi voiny na Evropeiskom Severe SSSR (1939-1949 gg.) [Foreign Prisoners of War during the Second World War in the European North of the USSR (1939-1949)]. Vologda: Vologodskii institut prava i ekonomiki Ministerstva yustitsii Rossii, 2004. 392 p. (In Russian)

Kuzminykh, A.L. Voyennyi plen i internirovanie v SSSR (1939-1956 gg.) [War Captivity and Internment in the USSR (1939-1956)]. Vologda: Drevnosti Severa, 2016. 527 p. (In Russian)

Kuzminykh, A.L., and S.I. Starostin. Polyaki v Vologodskoi oblasti: repressii, plen, spetspose-lenie (1937-1953 gg.) [The Poles in the Vologda Region: Repression, Captivity, Special Settlement (1937-1953). Vologda: Drevnosti Severa, 2014. 688 p. (In Russian)

Kuznetsov, S.I. Yapontsy v sibirskom plenu (1945-1956 gg.) [The Japanese in Captivity in Siberia (1945-1956)]. Irkutsk: Sibir', 1997. 261 p. (In Russian)

Lebedeva, N.S. Katyn': prestuplenie protiv chelovechestva [Katyn: a crime against humanity]. Moscow: Progress, 1996. 348 p. (In Russian)

Lebina, N.B. Povsednevnaya zhizn' sovetskogo goroda: normy i anomalii. 1920-1930-e gg. [The Everyday Life of a Soviet City: Norms and Anomalies. 1920-1930s]. St Petersburg: Neva; Letnii sad, 1999. 320 p. (In Russian)

Logvinova, I.V. Pravovoi status Dal'stroya kak organa gosudarstvenno-khozyaistvennogo upravleniya: 1931-1941 gg. (istoriko-pravovoi aspekt) [The Legal Status of Dalstroi as a Body of State and Economic Management: 1931-1941 (Historical and Legal Aspects)], PhD thesis. Moscow State Legal Academy, 2001. 23 p. (In Russian)

Lomagin, N. Leningrad v blockade [Leningrad during the Siege]. Moscow: Yauza; Eksmo, 2005. 536 p. (In Russian)

Lubyanka v dni bitvy za Moskvu: materialy organov gosbezopasnosti SSSR iz Tsentral'nogo arkhiva FSB Rossii [Lubyanka during the Days of the Battle of Moscow: Materials of the State Security Agencies of the USSR from the Central Archives of the FSB of Russia]. Moscow: Zvonnitsa, 2002. 243 p. (In Russian)

Lubyanka. Organy VCHK-OGPU-NKVD-NKGB-MGB-MVD-KGB agencies. 1917-1991. Spravochnik [Lubyanka. The Cheka-OGPU-NKVD-NKGB-MGB-MIA-KGB. 1917-1991. Directory]. Moscow: Mezhdunarodnyi fond 'Demokratiya', 2003. 768 p. (In Russian)

Lubyanka. Stalin i Glavnoe upravlenie gosbezopasnosti NKVD. Arkhiv Stalina. Dokumenty vysshikh organovpartiinoi i gosudarstvennoi vlasti. 1937-1938 [Lubyanka. Stalin and the Main Directorate of State Security of the NKVD. Stalin's Archives. Documents of the Highest Agencies of the State and the Party. 1937-1938]. Moscow: Mezhdunarodnyi fond 'Demokratiya', 2004. 738 p. (In Russian)

Luneev, V.V. Prestupnost' 20 veka. Mirovye, regional'nye i rossiyskie tendentsii [Crime in the 20th century. World, Regional and Russian Trends]. Moscow: Norma, 1999. 516 p. (In Russian)

Maksimova, L.A. "Lagerya i industrial'noe osvoyenie Severa (na primere Respubliki Komi)" [Camps and industrial development of the North (on the example of the Republic of Komi)], Vest-nik Syktyvkarskogo universiteta. Seriya 8: Istoriya, filologiya, filosofiya. Vyp. 2 [Bulletin of Syktyvkar State University. Series 8: History, Philology, Philosophy], issue 2 (1997): 70-80. (In Russian)

Martianov, V.E. Organy NKVD Krasnodarskogo kraya nakanune i v gody Velikoi Otechestvennoi voiny (1937-1945 gg.) [The NKVDAgenciesof the Krasnodar Region on the Eve and during the Great Patriotic War (1937-1945)], PhD thesis. Kuban State Technological University, 1997. 21 p. (In Russian)

Medvedev, R.A. O Staline i stalinizme [About Stalin and Stalinism]. Moscow: Progress, 1990. 488 p. (In Russian)

Mozokhin, O.B. Pravo na repressii: vnesudebnye polnomochiya organov gosudarstvennoi be-zopasnosti, 1918-1953 [A Right to Repressions: The Extrajudicial Powers of the State Security Agencies, 1918-1953]. Moscow: Kuchkovo pole, 2006. 479 p. (In Russian)

Neizvestnaya Kareliya: Dokumenty spetsorganov o zhizni respubliki: 1941-1956 gg. Kn. 2 [Unknown Karelia: Documents of the Special Agencies on the Life of the Republic: 1941-1956. Book 2]. Petrozavodsk: SDV-Optima, 1999. 306 p. (In Russian)

Nekrasov, V.F. NKVD-MVD i atom [NKVD-MVD and Atomic Programs]. Moscow: Kuchkovo pole; Giperboreya, 2007. 560 p. (In Russian)

Nekrasov, V.F. Trinadtsat' "zheleznykh" narkomov. Istoriya NKVD-MVD ot A.I. Rykova do N.A. Shchelokova. 1917-1982 [Thirteen 'Iron'Commissars. The History of the NKVD-MVD from A.I. Rykov to N.A. Shchelokov. 1917-1982]. Moscow: Versty, 1995. 412 p. (In Russian)

Nikolayev, P.F. Sovetskaya militsiya Sibiri (1917-1922) [The Soviet militia in Siberia (19171922)]. Omsk: Zapadno-Sibirskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1967. 291 p. (In Russian)

Nurgaliev, R.G., ed. Ministerstvo vnutrennikh del. 1902-2002. Istoricheskii ocherk [The Ministry of Internal Affairs. 1902-2002. Historical Essay]. Moscow: Ob"edinennaya redaktsiya Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2004. 648 p. (In Russian)

Ovchinnikov, S.A. Territorial'naya kontrrazvedka v sisteme obshchestvenno-politicheskikh i gosudarstvennykh struktur perioda Velikoi Otechestvennoi voiny 1941-1945 gg. (na materialakh Saratovskoi, Penzenskoi i Tambovskoi oblastei) [Territorial Counterintelligence in the System of Social, Political and State Structures during the Period of the Great Patriotic War of 1941-1945 (based on the materials of the Saratov, Penza and Tambov regions)], PhD thesis. Saratov State University, 1993. 17 p. (In Russian)

Panfilets, A.V. Leningradskaya militsiya v gody blokady (sentyabr' 1941 g. - yanvar' 1944 g.) [The Militia of Leningrad in the Years of the Siege of Leningrad (September 1941 - January 1944)]. PhD diss. St Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000. 226 p. (In Russian)

Petrov, N.V. Po stsenariyu Stalina: rol' organov NKVD-MGB SSSR v sovetizatsii stran Tsen-tral'noi i Vostochnoi Evropy, 1945-1953 gg. [According to Stalin's Scenario: The Role of the NKVD-MGB of the USSR in the Sovietization of the Countries of Central and Eastern Europe, 1945-1953]. Moscow: ROSSPEN, 2011. 350 p. (In Russian)

Petrov, N.V., and K.V. Skorkin. Kto rukovodil NKVD. 1934-1941: spravochnik [Who Administered the NKVD. 1934-1941: Directory]. Moscow: Zven'ya, 1999. 502 p. (In Russian)

Petrozhitskii, V.M. Organizatsionno-pravovye osnovy sotsial'noi i pravovoi zashchity sotrud-nikov militsii RSFSR (1917-1941 gg.) [Organizational and Legal Foundations of the Social and Le-

gal Protection of Militia Officers in the RSFSR (1917-1941)]. PhD diss. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1997. 221 p. (In Russian)

Polyan, P.M. Ne po svoei vole... Istoriya i geografiyaprinuditel'nykh migratsii v SSSR [Not by their Own Choice... History and Geography of Forced Migrations in the USSR]. Moscow: OGI-Memorial, 2001. 328 p. (In Russian)

Polyanskii, A.I. Ezhov. Istoriya "zheleznogo" narkoma [Yezhov. The History of the 'Iron' Council of People's Commissars]. Moscow: Veche, 2003. 413 p. (In Russian)

Porfir'ev, Yu.B. Organy vnutrennikh del Kirovskoi oblasti v gody Velikoi Otechestvennoi voiny (1941-1945 gg.) [The Internal Affairs Agencies of the Kirov Region during the Great Patriotic War (1941-1945 gg.)], PhD thesis. St Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000. 23 p. (In Russian)

Prokof'ev, V.F. Stanovlenie i razvitie form vzaimodeistviya molodezhnykh organizatsii i or-ganov vnutrennikh del v okhrane obshchestvennogo poryadka (1917-1941 gg.) [Formation and Development of Forms of Interaction between theYouth Organizations and the Internal Affairs Agencies in the Protection of Public Order (1917-1941)], PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the USSR, 1991. 25 p. (In Russian)

Prokofeva, T.V. "Vozniknovenie i stanovlenie organizovannoi prestupnoi deyatel'nosti na alkogol'nom rynke Rossii" [The emergence and formation of organized criminal activity in the alcohol market of Russia]. In Istoriya organov vnutrennikh del Rossii: sbornik nauchnykh trudov. Vyp. 4 [History of the Internal Affairs Agencies of Russia: Collection of Scientific Papers], issue 4: 132-8. Moscow: Vserossiiskii nauchno-issledovatel'skii institut Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2001. (In Russian)

Rasskazov, L.P. Karatel'nye organy v protsesse formirovaniya i funktsionirovaniya administra-tivno-komandnoi sistemy v Sovetskom gosudarstve (1917-1941 gg.) [Punitive Bodies in the Process of Formation and Functioning of the Administrative and Command System in the Soviet State (1917-1941)]. Ufa: Ufimskaya vysshaya shkola Ministerstva vnutrennikh del Rossiiskoi Federatsii, 1994. 465 p. (In Russian)

Sal'nikov, V.P., S.V. Stepashin, and N.G. Yangol. Organy vnutrennikh del Severo-Zapada v gody Velikoi Otechestvennoi voiny [The Internal Affairs Agencies of the North-West during the Great Patriotic War]. St Petersburg: Sankt Peterburgskii universitet Ministerstva vnutrennikh del Rossiiskoi Federatsii, 1999. 224 p. (In Russian)

Samarin, V.A. Bor'ba s banditizmom v Leningrade vo vtoroy polovine 40-kh gg.: istoricheskii aspekt [The Combat against Banditry in Leningrad in the Second Half of the 1940s: Historical Aspect], PhD thesis. St Petersburg State University, 2001. 26 p. (In Russian)

Shamarov, V.M. Gosudarstvennaya sluzhba v militsii NKVD RSFSR (stanovlenie i razvitie pravovykh i organizatsionnykh osnov) [Public Service in the Militia of the NKVD of the RSFSR (Formation and Development of Legal and Organizational Foundations)]. Moscow: Akademiya upravleniya MVD Rossii, 1999. 220 p. (In Russian)

Shamsunov, S.Kh. Trud osuzhdennykh k lisheniyu svobody v Rossii (organizatsionno-pravovye problemy) [Labor of the Convicted to Imprisonment in Russia (Organizational and Legal Problems): Monograph]. Ryazan': Akademiya prava i upravleniya Ministerstva Yustitsii Rossii, 2003. 303 p. (In Russian)

Sharkov, A.V. Deyatel'nost' organov vnutrennikh del Belorusskoi SSR v gody Velikoi Otechestvennoi voiny 1941-1945 gg. [The Activities of the Internal Affairs Agencies of the Byelorussian SSR during the Great Patriotic War of 1941-1945], PhD thesis. Belarusian State University of V.I. Lenin, 1987. 24 p. (In Russian)

Shchelokov, N.A., ed. Istoriya sovetskoi militsii [The History of the Soviet Militia], vol. 1-2 . Moscow, 1977. (In Russian)

Shiryaeva, I.V. Sovetskie pravookhranitel'nye organy i problema prav cheloveka (19221941 gg.) [Soviet Law Enforcement Agencies and the Problem of Human Rights (1922-1941)]. PhD diss. Moscow Pedagogical State University, 2003. 234 p. (In Russian)

Sholin, V.V. Istrebitel'nye batal'ony NKVD v period bitvy za Leningrad i Kareliyu: 19411944 gg. [Fighter Battalions of the NKVD during the Battle of Leningrad and Karelia: 1941-1944], PhD thesis. St Petersburg State University, 2006. 16 p. (In Russian)

Sidorenko, V P. Voiska NKVD na Kavkaze 1941-1945 gg. [The forces of the NKVD in the Caucasus, 1941-1945]. PhD diss. St Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 2000. 417 p. (In Russian)

Sidorov, S.G. Trud voennoplennykh v SSSR v 1939-1956 gg. [The Labour of Prisoners of War in the USSR in 1939-1956]. Volgograd: Volgogradskii gosudarstvennyi universitet, 2001. 503 p. (In Russian)

Simoniya, N.A., ed. Istoriografiya stalinizma [Historiography of Stalinism]. Moscow: ROSSPEN, 2007. 480 p. (In Russian)

Skilyagin, A.P. Sovetskaya militsiya v period stroitel'stva razvitogo sotsializma: 1945-1958 gg. [The Soviet Militia during the Construction of the Developed Socialism: 1945-1958]. Leningrad: Neva, 1976. 178 p. (In Russian)

Smirnova, N.V. Deyatel'nost' organov NKVD-MVD v bor'be s besprizornost'yu i beznadzor-nost'yu nesovershennoletnikh v Leningrade i Leningradskoi oblasti: 1941-1949 gg. [The Activities of the NKVD and the Ministry of Internal Affairs in the Combatagainst Homelessness and Neglect of Minors in Leningrad and the Leningrad Region: 1941-1949]. PhD diss. St Petersburg Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1997. 241 p. (In Russian)

Smykalin, A.S. "Sozdanie agenturnoi seti sredi voennoplennykh nemtsev v SSSR" [Creating an agent network among German prisoners of war in the USSR], Voprosy istorii [Questions of History], no. 4 (1997): 147-50. (In Russian)

Smykalin, A.S. Kolonii i tyur'my v Sovetskoi Rossii [Colonies and Prisons in Soviet Russia]. Ekaterinburg: Ural'skaya gosudarstvennaya yuridicheskaya akademiya, 1997. 364 p. (In Russian)

Sofinov, P. Karayushchaya ruka sovetskogo naroda: k 25-letiyu VCHK-OGPU-NKVD. 19171942 [The Punishing Hand of the Soviet People: The 25th Anniversary of the Cheka-OGPU-NKVD. 1917-1942]. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoi literatury, 1942. 42 p. (In Russian)

Soima, V.M. Sovetskaya kontrrazvedka v gody Velikoi Otechestvennoi voiny: opyt informa-tsionnogo obespecheniya gorodskikh komitetov oborony na materialakh Nizhnego Povolzh'ya [Soviet Counterintelligence during the Years of the Great Patriotic War: The Experience of Information Support for the City Defense Committees on the Materials of the Lower Volga region]. Moscow: Kraft+, 2005. 156 p. (In Russian)

Sokolov, B.V. Narkomy strakha. Yagoda. Yezhov. Beriya. Abakumov [Commissars of Fear. Yagoda. Yezhov. Beria. Abakumov]. Moscow: AST-Press, 2001. 382 p. (In Russian)

Sovetskoe gosudarstvo i obshchestvo vperiodpozdnego stalinizma, 1945-1953 gg.: materialy VIIMezhvuzovskoi nauchnoi konferentsii [The Soviet State and Society in the Period of Late Stalinism, 1945-1953: Materials of the 7th Interuniversity Scientific Conference], 718. Moscow: ROSSPEN, 2015. (In Russian)

Sperling, Yu.M., ed. Pomorskii memorial: Kniga pamyati zhertv politicheskikh repressii (1999-2001): v 3 t. [Pomor'e Memorial: A Book of Remembrance for the victims of political repressions (1999-2001)], vol. 1-3. Arkhangelsk: Pomorskii gosudarstvennyi universitet, 19992001.

Starostin, S.I. "Dokumenty arkhiva UVD Vologodskoi oblasti o sud'bakh deportirovannykh grazhdan SSSR i drugikh stran" [Documents from the archives of the Internal Affairs Directorate of

the Vologda region related to the fate of the deported citizens of the USSR and other countries]. In Istoricheskoe kraevedenie i arkhivy. Materialy mezhregional'noi nauchnoi konferentsii [Historical Regional Studies and Archives. Materials of the Interregional Sci entific Conference], issue 10, 184-96. Vologda: Poligrafist, 2004. (In Russian)

Stepanov, M.G. Repressivnaya politika sovetskogo gosudarstva v 1928-1953 gg.: problemy rossiiskoi istoriografii [Repressive Policy of the Soviet State in 1928-1953: Problems of Russian Historiography], PhD thesis. Institute of a Mongolovedeniye, Buddologiya and Tibetologiya of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, 2009. 42 p. (In Russian)

Strods, Kh.P. "Deportatsiya naseleniya Pribaltiiskikh stran" [Deportation of the population from the Baltic countries], Voprosy istorii [Questions of History], no. 9 (1999): 130-36. (In Russian)

Sudoplatov, P.A. Spetsoperatsii. Lubyanka i Kreml'. 1930-1950 gg. [Special Operations. Lubyanka and the Kremlin. 1930-1950]. Moscow: Olma-Press, 1998. 688 p. (In Russian)

Surzhikova, N.V. Inostrannye voennoplennye Vtoroi mirovoi voiny na Srednem Urale (19421956 gg.) [Foreign Prisoners of War during the Second World War in the Middle Urals (19421956)]. Yekaterinburg: Yekaterinburg Gumanitarnyi universitet, 2006. 499 p. (In Russian)

Suslov, A.B. "Spetskontingent i prinuditel'nyi trud v sovetskikh penitentsiarnykh kontseptsi-yakh 1930-kh gg." [Special contingent and forced labour in Soviet penitentiary conceptual foundations of the 1930s], Otechestvennaya istoriya [History of Russia], no. 5 (2004): 81-96. (In Russian) Teplyakov, A G. Mashina terrora: OGPU-NKVD Sibiri v 1929-1941 gg. [The Machine of Terror: The OGPU-NKVD Agencies of Siberia in 1929-1941]. Moscow: Novyi khronograf; AIRO-XXI, 2008. 608 p. (In Russian)

Timofeyev, V.G. Organy militsii Chuvashii v period stanovleniya i ukrepleniya komandno-administrativnoi sistemy upravleniya stranoi: organizatsiya i osnovnye napravleniya deyatel'nosti (1917-1941 gg.) [Militia Agencies of Chuvashia in the Period of Formation and Strengthening of the Command and Administrative System of the Country Management: Organization and Main activities (1917-1941)], PhD thesis. Nizhnii Novgorod Legal Institute, 1997. 58 p. (In Russian)

Titov, Yu.P. Sovetskoe gosudarstvo i pravo v period zaversheniya stroitel'stva sotsializma i postepennogo perekhoda k kommunizmu v predvoennye gody (1935 - iyun' 1941 g.) [The Soviet State and Law during the Final Stage of the Construction of Socialism and the Gradual Transition to Communism in the Pre-War Years (1935 - June 1941)]. Moscow, 1961. 34 p. (In Russian)

Tokar', L. Istoriya rossiiskogo formennogo kostyuma. Sovetskaya militsiya 1918-1991 [History of the Russian Formal Uniform. Soviet militia 1918-1991]. St Petersburg: Eksklyuziv, 1995. 264 p. (In Russian)

Toptygin, A.V. Neizvestnyi Beriya [Unknown Beria]. St Petersburg; Moscow: Neva; Olma-press, 2002. 479 p. (In Russian)

Trudy Obshchestva izucheniya istorii otechestvennykh spetssluzhb [Proceedings of the Society for the Research of the History of National Special Services], vol. 3. Moscow: Kuchkovo pole, 2007. 439 p. (In Russian)

Tsipurenko, N.I. "NKVD SSSR - zakrytyi stroitel'nyi kompleks strany (iyul' 1934 - iyun' 1941 gg.)" [The NKVD of the USSR - the closed construction complex of the country (July 1934 -June 1941)]. In Istoriya organov vnutrennikh del Rossii: sbornik nauchnykh trudov [History of the Internal Affairs Agencies of Russia: Collection of Scientific Works], issue 5: 60-68. Moscow: Vserossiiskii nauchno-issledovatel'skii institut Ministerstva vnutrennikh del Rossii, 2002. (In Russian)

Upadyshev, N.V. GULAG na Arkhangel'skom Severe: 1919-1953 gg. [The GULAG of the Arkhangelsk North: 1919-1953]. Arkhangelsk: Pomorskii gosudarstvennyi universitet, 2004. 209 p. (In Russian)

Uroki Oktyabrya i praktiki sovetskoi sistemy, 1920-1950-e gody: materialy X mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii [Lessons of October and the Practice of the Soviet System, 1920-1950s: Proceedings of the 10th International Scientific Conference]. Moscow: Politicheskaya entsiklopediya, 2018. 919 p. (In Russian)

Uvarov, I.A. Razvitie organizatsionno-pravovykh osnov finansovogo i material'nogo obe-specheniya rossiiskoi militsii (1917-1931 gg.) [Development of the Organizational and Legal Basis for the Financial and Material Support of Russian Militia (1917-1931)], PhD thesis. Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1993. 25 p. (In Russian)

Vilensky, S.S., ed. Dodnes' tyagoteet: sbornik vospominanii, dnevnikovykh zapisei, stikhot-vorenii uznikov tyurem i lagerei (20-50-e gody) [A Burden to this Day: A collection of memories, diaries, and poems of the captives in prisons and camps (1920s-50s)], issue 1: Zapiski vashei sovremennitsy [Notes of your Contemporaries]. Moscow: Sovetskii Pisatel', 1989. 587 p. (In Russian)

Vlasov, A.V., ed. Sovetskaya militsiya: istoriya i sovremennost': 1917-1987 [The Soviet Militia: History and Modernity: 1917-1987]. Moscow: Yuridicheskaya literatura, 1987. 335 p. (In Russian)

Yampol'sky, V.P., et al., eds. Organy gosudarstvennoi bezopasnosti SSSR v Velikoi Otechest-vennoi voine: sbornik dokumentov. T. 1: Nakanune (noyabr' 1938 g. - dekabr' 1940 g.) [The State Security Agencies of the USSR in the Great Patriotic War: Collection of Documents. Vol. 1: On the Eve (November 1938 - December 1940)]. Moscow: Kniga i biznes, 1995. 451 p. (In Russian)

Zemskov, V.N. Spetsposelentsy v SSSR. 1930-1960 [Special settlers in the USSR. 1930-1960]. Moscow: Nauka, 2005. 304 p. (In Russian)

Zhadobin, A.T., V.V. Markovchin, and Yu.V. Sigachev. Stalingradskaya epopeya: materialy NKVD SSSR i voennoi tsenzury iz Tsentral'nogo arkhiva FSB RF [The Stalingrad Epic: Materials of the NKVD of the USSR and Military Censorship from the Central Archive of the Federal Security Service of the Russian Federation]. Moscow: Zvonnitsa-MG, 2000. 491 p. (In Russian)

Zharkoi, M.E. Militsiya Leningrada vposlevoennyi period (1945-1956 gg.). Istoricheskie uroki organizatsii i deyatel'nosti [The Militia of Leningrad in the Post-War Period (1945-1956). Historical lessons of its Organization and Activities], PhD thesis. St Petersburg legal institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, 1995. 20 p. (In Russian)

Zimin, D.V. Bor'ba s prestupnost'yu i okhrana obshchestvennogo poryadka kak osnovnye napravleniya deyatel'nosti militsii Penzenskoi oblasti v poslevoennye gody (1945-1953 gg.) [The Combat against Crime and Protection of Public Order as the Main Activities of the Militia inthe Penza Region in the Post-War Years (1945-1953). PhD diss. Penza State Pedagogical University of V.G. Belinsky, 2004. 197 p. (In Russian)

Zubkova, E.Yu. Poslevoennoe sovetskoe obshchestvo: politika i povsednevnost'. 1945-1953 [Post-War Soviet Society: Politics and Everyday Life. 1945-1953]. Moscow: ROSSPEN, 1999. 229 p. (In Russian)