CC BY
47
UDC 947.084.3
TERRITORIAL AND EXTERRITORIAL PRINCIPLES OF THE RED ARMY FORMING
Vladimir Konstantinovich Luzikov, Ryazan State University named after S.A. Esenin, Post-graduate Student of Russian History Department; Ryazan Branch of Capital Professional Business College, Lecturer of History, e-mail: [email protected]
The article describes the disadvantages of territorial principle of the Red Army forming and its recruitment by extraterritorial principle, which was one more step in the process of creating a mass and regular army after introduction of the universal service.
Key words: Red Army; territorial principle; exterritorial principle.
УДК 351.74:94(470.25).084.8
ОРГАНИЗАЦИЯ РАЙОННОЙ МИЛИЦИИ В УСЛОВИЯХ РЕКОНСТРУКЦИИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА (ПО МАТЕРИАЛАМ СЕВЕРО-ЗАПАДА РОССИИ)
© Сергей Евгеньевич Матвеев
Тульский государственный университет, кандидат юридических наук, доцент кафедры государства и права, e-mail: [email protected]
В статье показаны основные направления подготовки сотрудников правоохранительных органов. Глубокие изменения в политической и социально-экономической сферах жизни в СССР в качестве одного из последствий вызвали рост оппозиционных настроений в стране. Это привело к необходимости повышения эффективности работы органов НКВД сразу по многим направлениям. В работе показаны основные формы и методы взаимодействия правоохранительных структур с местным населением.
Ключевые слова: политические репрессии; политическая система; образ врага; административнокомандная система; ОГПУ; государственная власть; правоохранительные органы; криминогенная обстановка; вооруженные столкновения; контрабанда; правопорядок.
Рубеж 1920-1930-х гг. без преувеличения можно назвать поворотной вехой в истории милиции Северо-Запада и Псковского края, т. к. именно в это время начался процесс реорганизации и оптимизации структуры органов внутренних дел, серьезно повлиявший на их дальнейшее развитие вплоть до начала Великой Отечественной войны. Логика этого процесса была неразрывно связана с началом трансформации всего механизма советского государства в период 1927-1929 гг., который получил наименование эпохи «великого перелома» и привел к формированию специфического режима государственной власти, связанного с чрезвычайными мерами при ее осуществлении.
К концу 1920-х гг. перед большевистским руководством остро встала проблема определения дальнейшего пути социальнополитической и экономической модернизации советского общества в условиях идеологически враждебного идеям коммунизма международного окружения. Достаточно реальной представлялась и прямая военная уг-
роза, которая усугублялась индустриальной отсталостью страны. Техническая оснащенность армии оставляла желать много лучшего. Фактически отсутствовала противовоздушная оборона.
Это было тем более опасно, что после полосы признаний СССР в 1927 г. произошел новый виток напряженности в его отношениях с западными странами. Кроме того, в
1927-1928 гг. советское государство столкнулось с серьезными экономическими трудностями, обусловленными противоречиями между рыночными принципами нэпа и требованиями командно-административной системы управления.
Дискуссия о перспективах дальнейшего развития советского строя сопровождалась острой борьбой за лидерство внутри правящей партии, которая в итоге завершилась укреплением режима личной власти И.В. Сталина. В сочетании с объективными трудностями функционирования государственного аппарата в условиях «осажденной крепости» все вышеперечисленные факторы способст-
вовали постепенному ужесточению общественного порядка, центральная роль в обеспечении которого традиционно принадлежала органам внутренних дел.
Вновь принятое в 1927 г. Положение о НКВД РСФСР практически не изменило базовые принципы правоохранительной деятельности, закрепленные еще Положением о службе рабоче-крестьянской милиции 1925 г. Однако вопрос о наиболее приемлемых формах их реализации оставался открытым. В
1927 г. коллегия НКВД РСФСР озвучила решение о преобразовании отделов милиции и уголовного розыска в самостоятельные подразделения. Во исполнение этого указания в
1928-1929 гг. были последовательно созданы Управление милиции и Управление уголовного розыска НКВД РСФСР. Одновременно осуществлялась реорганизация органов внутренних дел на местах, которая была связана с произошедшими изменениями в государственно-территориальном устройстве страны.
В 1927 г. Псковская губерния вошла в состав укрупненной Ленинградской области. В ее рамках были выделены Псковский и Великолукский округа, включавшие соответственно 18 и 23 района.
Новое районирование не могло не отразиться на территориальной организации псковской милиции. Еще в середине 1920-х гг. губернское и уездные управления милиции были преобразованы в административные отделы при исполкомах местных Советов. В их состав входили следующие подотделы: общий, милиции и уголовного розыска. После ликвидации Псковской губернии на базе данных органов создаются окружной административный отдел и районные административные отделения (РАО), подчинявшиеся по команде начальнику административного отдела Ленинградской области. Начиная с этого момента и вплоть до 1944 г., милиция Псковщины организационно являлась частью ленинградской милиции.
Вместе с тем изменения затронули не только внешние формы милицейской организации. Они были тесно связаны с поиском новых методов работы, подготовки квалифицированных кадров, материального обеспечения милиции.
Осенью 1927 г. псковская милиция торжественно отпраздновала десятую годовщину своей деятельности. В связи с юбилеем
наряды милиционеров внешней службы и агентов угрозыска были сокращены до минимума, а милицейские посты заменены красноармейцами. Торжества проходили 12-13 ноября. В первый день состоялись торжественное собрание, вручение наград личному составу и спектакль. Программа второго дня включала парад, праздничный обед и киносеанс [1].
В период празднования впервые было проведено награждение сотрудников милиции почетным ведомственным знаком «X лет рабоче-крестьянской милиции. 1917-1927», образец и порядок вручения которого были разработаны Центральным административным управлением (ЦАУ) НКВД РСФСР. Почетный знак имел бронзовый и серебряный варианты расцветки. Первый вручался милиционерам, прослужившим в органах внутренних дел от 5 до 7 лет, а второй - имевшим более длительный стаж службы.
Псковским подразделениям РКМ было чем заслуженно гордиться в своей недолгой десятилетней истории. Она вместила и трагические события Гражданской войны, и героическую борьбу с криминальной анархией в послевоенные годы. Однако жизнь не стояла на месте и требовала приведения организации милицейской службы в соответствие с усложняющейся системой общественных отношений и новыми проблемами, затруднявшими эффективное поддержание правопорядка методами, сложившимися еще в условиях чрезвычайного положения.
Учитывая аграрный характер округа, работники псковской милиции были ориентированы, прежде всего, на охрану экономических основ жизнедеятельности деревни, что объективно отвечало интересам самых широких слоев псковского крестьянства. Особую значимость в этой связи имела борьба со скотокрадством и воровством сельскохозяйственного инвентаря. Реальной помощью крестьянам являлось и участие милиции в ликвидации последствий стихийных бедствий. Кроме того, при поддержке милицейских органов действовали специальные трудовые инспекции, призванные препятствовать кабальным сделкам среди сельских обывателей.
На милицию возлагалась обязанность информировать население о целях и задачах государственной политики. По инициативе
начальника Псковского административного отдела Зимина особое внимание уделялось подготовке сельских милиционеров к соответствующим докладам на собраниях сельсоветов и сходах [2]. Начиная с весны 1927 г., широко практиковались отчеты псковской милиции перед представителями общественности о проделанной ею работе.
В городах Псковщины деятельность милиции была связана с несением постовой службы, обеспечением порядка торговли и уличного движения, борьбой с нарушителями общественного порядка, притоносодержателями и хулиганами. Особое место занимала деятельность по пресечению уголовных преступлений. Эту работу возглавлял начальник псковского уголовного розыска Ру-вимский. Поощрявшееся им скрытное патрулирование и другие инновационные методы оперативно-розыскной деятельности позволяли порой задерживать правонарушителей не только по «горячим следам», но и прямо на месте преступления. Так, например, 18 июля
1928 г. активной группой агентов псковского угрозыска при обходе города в 2 часа ночи были задержаны А. Широков и А. Рутниц-кий, пытавшиеся совершить кражу из лавки гражданина Шлосберга [3].
Иногда подчиненным Рувимского приходилось выполнять и обычно несвойственные им функции. В частности, они помогали местным властям в поиске архивных материалов бывшего Губисполкома, которые были утрачены в процессе его реорганизации. В январе 1929 г. эти документы каким-то образом оказались на псковском рынке, где использовались то ли как упаковочная бумага, то ли в другом схожем качестве. Просьбу принять меры по их изъятию президиум Окрисполкома направил именно в уголовный розыск г. Пскова [3, д. 134, л. 50].
Работники уголовного розыска хорошо владели оперативной обстановкой, имели устойчивые связи среди городского населения и умели наладить диалог с рядовыми гражданами. Накопленный опыт практической работы позволял псковской милиции пресекать и гораздо более опасные правонарушения: вооруженные грабежи, кражи, преступления против личности.
Следует особо отметить, что во второй половине 1920-х гг. псковской милиции удалось сбить волну организованной преступно-
сти, захлестнувшую губернию после гражданской войны. В конце 1920-х гг. сводки уголовного розыска постоянно обращали внимание на отсутствие устойчивых банд на Псковщине. Они подтверждались и данными начальника окружного отдела ОГПУ, в обязанности которого входило осуществление параллельного учета всех проявлений бандитизма на территории округа [3, д. 223, л. 64].
Несколько сложнее обстояло дело в сельской местности. Значительные масштабы в крестьянской среде приобрело хулиганство. Массовость данного явления, учитывая в целом аграрный характер Псковщины, серьезно подрывала общественный порядок на местах. Представители власти всерьез заговорили о явно выраженном классовом характере хулиганства в деревне [2, с. 37]. И некоторые основания для такой оценки ситуации действительно имелись.
Послевоенная разруха, голод начала 1920-х гг. и упадок промышленности, рост цен и безработица, острый товарный дефицит и огромные очереди за элементарными предметами первой необходимости стимулировали спекуляцию, преступность, злоупотребление со стороны должностных лиц и т. п. Новая экономическая политика, призванная нормализовать социальную обстановку, проводилась непоследовательно. Стремление политического руководства страны использовать в своих целях частное предпринимательство сочеталось с опасениями «капиталистического перерождения» общества, усиления мелкобуржуазных тенденций среди широких масс населения [4, 5]. Оживление товарного производства побуждало государство к созданию препятствий на пути укрепления частного капитала с помощью обобществления мелких предприятий на кооперативной основе. Наибольшие льготы предоставлялись мелким кустарям и кооператорам, которые были не в состоянии своими силами насытить товарный рынок.
Материальные затруднения населения способствовали развитию на Псковщине контрабандной торговли и «черного рынка», получивших наибольшее расширение к середине 1920-х гг. Контрабандный промысел на Псковщине оказался настолько рентабельным, что, несмотря на все усилия властей, местные крестьяне неохотно шли в кооперацию. В одном только Себежском уезде про-
тив 18 потребкооперативов в 1925 г. было зарегистрировано 390 частных предпринимателей, чьи лавки содержали богатый выбор импортных товаров широкого потребления [6]. На протяжении всей кооперативной кампании их число не только не уменьшалось, но, напротив, имело тенденцию к дальнейшему росту.
Непосредственной борьбе с профессиональными контрабандистами препятствовали вооруженность и хорошая организованность последних. Для нейтрализации действий представителей органов власти местные крестьяне устраивали всевозможные системы сигнализации, наблюдательные посты и даже засады. Подавлению преступных промыслов в среде местного населения препятствовали жестокий товарный дефицит, а также отсутствие стабильных источников дохода. Неурожаи, отсутствие хлеба и денег вынуждали крестьян за бесценок продавать покосы или часть пахоты.
Сложная социально-экономическая и политическая обстановка на Псковщине создавала благоприятные условия для активной деятельности различных антисоветских элементов. Сказывалась и близость Прибалтики, являвшейся частью т. н. «санитарного кордона».
Информационные сводки Псковского губотдела ГПУ фиксировали сложное политическое состояние деревни: «Настроение крестьянства губернии понижено в силу тяжелого их материального положения, которое с каждым днем все более ухудшается... В данное время уже есть такие крестьянские семьи, которые хлеба не имеют и питаются одним картофелем. К сельхозналогу крестьянство относится хотя и сознательно, но все то тяжелое их материальное положение, коим одержимы они в настоящий период, принуждает их вспомнить о тех временах, когда разные налоги не были так чувствительны для их разоренного хозяйства, как теперь. Последнее обстоятельство вызывает у крестьян пассивность к Соввласти и РКП(б), которая используется антисоветским элементом в смысле распространения среди населения нелепых небылиц и ложного истолкования того или иного политического момента» [7].
Разгром и отступление в Прибалтику белогвардейских сил не сразу привели к прекращению вооруженных столкновений на
Псковской земле. Псковская губерния оказалась охвачена разветвленной сетью вооруженных групп эсеровского толка, полностью ликвидировать которые советским властям удалось лишь к середине 1920-х гг. Их позиция («ни с белыми, ни с красными») отчасти совпадала с лозунгами полковника С.Н. Бу-лак-Балаховича, действовавшего в западных районах Псковщины в период гражданской войны. Часть примкнувших к нему псковских добровольцев ушла вместе с белыми в Прибалтику, а часть - в связи с объявленной амнистией ВЦИК - вернулась в родные места и составила значительную долю местного населения. Показательно в этом плане письмо председателя Сумецкого сельсовета, отмечавшего, что со всей округи в Красной Армии воевали - включая его самого - только три человека (из них двое погибли). «Остальные были у Балаховича, и вот мне сейчас чрезвычайно тяжело работать.» - доносил он в центр в 1928 г. [8].
Подобная ситуация не могла не беспокоить советское руководство. По инициативе государства во второй половине 1920-х гг. предпринимались шаги для налаживания доброжелательных отношений между местным населением и официальными лицами. Так, социальная поддержка населения положительно сказалась на его участи в охране государственной границы. Уже летом 1926 г. Псковский губернский отдел ОГПУ с удовлетворением отмечал, что 20-25 % задержаний нарушителей пограничного режима производилось при гласном содействии местных жителей. Еще больший процент задержанных давало негласное сотрудничество. Однако подобные отношения складывались далеко не повсеместно. Согласно информации сотрудников ОГПУ, за шестнадцатикилометровой пограничной полосой продолжали процветать самогоноварение, хулиганство, «вера во вздорные слухи» и «сокрытие от органов власти преступного элемента» [6, д. 121, л. 57].
Такое различие в настроениях населения Псковщины представители власти объясняли нехваткой средств для устройства «полной советской общественности» за пределами пограничной полосы [9]. Усиленное снабжение погранрайонов хлебом, промышленными товарами, строительным лесом и многим другим шло за счет урезания запросов внут-
ренних районов. Сюда же направлялась большая часть безвозмездных кредитов.
Отмечаемые официальными лицами «белобандитское» прошлое и религиозность значительной части псковского населения способствовали дополнительной напряженности общественных отношений и затрудняли работу правоохранительных органов. В конце 1920-х гг. подобная ситуация сохранялась еще во многих местах. Но наиболее неблагополучными являлись районы, находившиеся некоторое время под контролем Бу-лак-Балаховича. Именно здесь чаще всего регистрировались факты активного неповиновения советским властям и нарушения общественного порядка. Положение усугублялось наличием на руках у населения большого количества огнестрельного оружия.
Проблема борьбы с хулиганством несколько раз обсуждалась в рамках межведомственных совещаний по борьбе с преступностью под руководством губпрокурора Витбаума. В 1927 г. постановлениями местных Советов против нарушителей общественного порядка были введены штрафы на сумму до 100 руб. или обязательные работы сроком на 1 месяц [2, с. 37]. К наиболее злостным хулиганам в качестве санкций применялась принудительная высылка за пределы округа.
Однако вышеуказанные меры помогали далеко не всегда. Масштабы противоправных действий ставили порой в тупик как милицию, так и прокуратуру. В исходивших от них сводках в качестве субъектов хулиганских действий иногда упоминались целые деревни. В подобных случаях правоохранительным органам приходилось констатировать: «Что же касается выселения или ареста целой деревни, то ни первое, ни второе в силу закона в данном случае применено быть не может» [3, д. 2235, л. 18].
Иногда обеспечение правопорядка было сопряжено с немалым риском и перерастало в вооруженные стычки. Так, в мае 1928 г. во время религиозного праздника пять милиционеров задержали в деревне Заполье Новосельского района нескольких пьяных мужчин, нарушивших общественный порядок. За неимением более подходящего помещения их временно заперли в погреб. Но односельчане попытались освободить задержанных. Сотрудники милиции пытались уговорить
толпу разойтись. Однако она продолжала напирать. Тогда милиционер Ефимов применил личное оружие, произведя выстрел вверх. В этот момент стоявшие рядом крестьяне схватили его за руки, в результате чего он случайно ранил 20-летнюю девушку и малолетнего ребенка. В ответ из толпы также последовали выстрелы. В руках деревенской молодежи появились кинжалы и обрезы, а сотрудникам милиции пришлось с боем прорываться из деревни в поле. В погоню за ними бросились несколько десятков пьяных граждан. Поэтому милиционерам пришлось еще раз разделиться, и двое из них направились на полустанок Лапино для вызова помощи из войсковой части. Выйдя на полотно железной дороги, они получили от прохожих предупреждение о том, что вблизи полустанка их ждет засада. В результате милиционеры вынуждены были повернуть и идти на станцию Новоселье [3, д. 223, л. 33].
Подобные инциденты доказывали необходимость более тесного взаимодействия милиции с общественностью. С этой целью среди городского и деревенского населения была развернута разъяснительная компания под лозунгом «Хулиганство - нож в спину революции». На сходках и собраниях велась агитация за создание дружин, которые должны были содействовать представителям власти в борьбе с хулиганами. Прежде всего, принимались меры по формированию общественного актива для помощи сотрудникам милиции в сельской местности.
Одновременно общества содействия милиции создавались в городах округа. Однако и здесь оперативная обстановка оставалась еще достаточно сложной вплоть до начала 1930-х гг. При этом советские власти хорошо представляли себе причины, затруднявшие их контакт с определенной частью горожан в сфере охраны общественного порядка. В спецдонесении ОГПУ осенью 1930 г. они обозначены очень конкретно: «В дореволюционное время город Псков являлся крупным торговым центром с купеческо-мещанским населением, до фанатизма религиозным. Последнее чувствуется и до сих пор. В период оккупации немецкими войсками, Балахови-чем города Пскова и затем уходом их значительная часть населения поддерживала белых, оказывала им всяческое содействие вплоть до активного участия в рядах банд
Балаховича, с коим они также ушли за границу и впоследствии возвратились на жительство в город Псков» [10].
Налаживание взаимопонимания между органами правопорядка и лицами, замешенными в активном или пассивном противодействии той власти, которую они представляли, было чрезвычайно сложной задачей. Она требовала от сотрудников милиции умения гибко сочетать методы административного убеждения и принуждения.
Другой насущной задачей во второй половине 1920-х гг. являлось количественное и качественное укрепление рядов самой милиции, т. к. одним из серьезных препятствий для повышения ее профессионализма оставалась ранее сложившаяся схема финансирования правоохранительной деятельности за счет средств местных органов власти.
Дефицит местных бюджетов не позволял в достаточном объеме удовлетворить материальные потребности работников милиции, что крайне негативно отражалось на качестве их служебной деятельности. Должностные оклады в органах внутренних дел оставались очень скромными и были ниже средней заработной платы как большинства квалифицированных рабочих, так и служащих других государственных учреждений. Финансирование милиции по остаточному принципу обусловливало, с одной стороны, сокращение ее штатов, а с другой - увеличение нагрузки и текучесть кадров, что, в свою очередь, плохо сказывалось на состоянии охраны правопорядка.
Неудовлетворительное обеспечение личного состава денежным и вещевым довольствием правительство пыталось компенсировать с помощью введения процентных надбавок за продолжительную добросовестную службу, премирования за раскрытие и пресечение наиболее опасных либо распространенных преступлений, освобождения строевого и оперативного состава от подоходного налога и т. п. Однако реальное улучшение ситуации в массовом порядке могло быть
достигнуто только при наличии централизованного снабжения милиции всеми видами довольствия, вооружением, боеприпасами и обмундированием.
В октябре 1927 г. вышло специальное постановление ВЦИК и СНК РСФСР, предусматривавшее увеличение минимальных ставок заработной платы милиционеров [2, с. 39]. Одновременно с окладом была установлена надбавка к основному окладу за выслугу лет. Для сотрудников милиции и уголовного розыска, имевших 3-х летний стаж работы в органах, она составляла 10 %, за 6 лет выслуги полагалось 20 %, за 9 лет - 30 %, за 12 лет и выше - 50 % [11].
Правда, реализовывать данное решение на практике должны были все те же местные советские органы, в распоряжении которых и находился личный состав милиции и уголовного розыска.
В свете указанного решения с 10 по 13 января 1928 г. в Пскове прошло 1-е окружное совещание представителей районных ревизионных комиссий РИКов при подотделе госфинконтроля Псковского окружного финансового отдела. На совещании, в частности, отмечалось, что «до сих пор еще обслуживание сельской местности милиционным составом недостаточно, благодаря чему развивались с каждым годом воровство, бандитизм, хулиганство, поножовщина» и т. п. [3, д. 53, л. 67].
Участники совещания предложили для улучшения существующего положения два неотложных мероприятия:
1) расширить штаты личного состава милиции;
2) увеличить заработную плату сотрудникам милиции.
Некоторое увеличение штатной численности и денежного содержания псковской милиции проводилось и раньше (табл. 1). Однако оно всегда сдерживалось ограниченностью финансовых средств в местном бюджете.
Таблица 1
Динамика изменений штатной численности и финансирования псковской милиции
Показатели 1924/25 г. 1925/26 г. 1926/27 г.
Общая численность строевого состава милиционеров и агентов угрозыска 634 человека 761 человек 773 человека
Расходы на одного милиционера - 444 руб. 495 руб.
Расходы на одного агента угрозыска - 845 руб. 861 руб.
Таким образом, в конце 1920-х гг. на содержание одного патрульного милиционера в среднем отчислялся 41 руб. 40 коп. в месяц, а на одного оперативного работника уголовного розыска - 71 руб. 75 коп. В эту сумму входили, по-видимому, все расходы, связанные, в т. ч., с приобретением обмундирования, снаряжения и т. п. Должностные оклады, которые выдавались на руки, зависели не только от занимаемой должности, но и от места службы. К 1930 г. агенты уголовного розыска в пограничных районах получали оклад в размере 60 руб. (в остальных районах -55 руб.), участковый милиционер - 50 руб. (в остальных районах - 45 руб.), младший сельский милиционер - 43 руб. (в остальных районах - 39 руб.) [12].
Однако, как показала практика, окончательно решить проблему денежного и вещевого довольствия личного состава можно было только при наличии отлаженной системы централизованного финансирования.
1. ГАПО (Гос. арх. Псковской области). Ф. Р-755. Оп. 1. Д. 10. Л. 4.
2. История псковской милиции. Псков, 1979. С. 38.
3. ГАПО. Ф. 324. Оп. 1. Д. 223. Л. 50.
4. Колганов А.И. Путь к социализму: трагедия и подвиг. М., 1990. С. 39.
5. Изменения социальной структуры советского общества 1921 - середина 30-х гг. М., 1979. С. 131.
6. ЦГА СПб (Центральный гос. арх. Санкт-Петербурга) Ф. 198. Оп. 6. Д. 101. Л. 35.
7. Сборник документов и материалов по истории Псковского края (ІХ-ХХ вв.). Псков, 2000. С. 475.
8. ГАНИПО (Гос. арх. новейшей истории Псковской области). Ф. 3. Оп. 1. Д. 155. Д. 81.
9. ГАПО. Ф. Р-1125. Оп. 1. Д. 1. Л. 20.
10. ГАНИПО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 54. Л. 19.
11. Халиуллина Л.Г. Летопись кадровых служб органов внутренних дел: «Личное дело». Исторический очерк / под общ. ред. В.Ю. Попкова, Ф.К. Зиннурова. М., 2004. С. 135.
12. ГАПО. Ф. 324. Оп. 5. Д. 315. Л. 18.
Поступила в редакцию 8.02.2010 г.
UDC 947.084.3
ORGANIZATION OF THE LOCAL MILITIA IN THE CONDITIONS OF THE SOVIET SOCIETY RECONSTRUCTION
Sergei Evgenyevich Matveev, Tula State University, Candidate of Law, Associate Professor of the Department of State and Law, e-mail: [email protected]
The article shows the main trends of law enforcement agencies’ personnel training. Deep changes in political, social and economic spheres of life in the USSR caused the rise of oppositional attitude as one of the consequences. This resulted into the necessity of work improvement in People’s Commissariat for Internal Affairs in many aspects. The work shows the main forms and methods of interaction between law enforcement agencies and local population.
Key words: political repressions; political system; image of an enemy; system of administration and orders; state power; law enforcement agencies; criminal situation; armed conflicts; smuggling; law order.
