CC BY
43
Новосельский Е. А.
Опыт интерпретации народного календаря в контексте культурогенеза
30
Календарь как таковой представляет собою некую структуру взаимоотношения человека со временем — важнейшей характеристикой бытия. В календаре жизнь людей осмысливается и организуется в соответствии с условиями времени. Одновременно в календаре осмысливается и организуется само время.
В истории культуры можно наблюдать множество самых разнообразных календарей, отличающихся и по форме, и по содержанию. В них отражено разнообразие представлений об устройстве мироздания, о космосе и хаосе, об истории и вечности. В них отражено разнообразие способов жизнедеятельности (календарь земледельца, кочевника, жреца, современного обывателя и т.п.). По этим календарям видно, как различно самосознание и мировоззрение людей, как многообразно их время жизни. При этом всё множество календарей можно расположить на условной шкале: от «примитивного» до «цивилизованного».
При сравнении этих типов календарей становится очевидным, что у них общее онтологическое основание: это календари, в которых действует природное, космическое время. При этом очевидна и разница во взаимоотношениях человека со временем как в «цивилизованном», так и в «примитивном» календарях.
«Примитивные», или простые календари составлены из опыта самого прямого, самого непосредственного общения с окружающим миром. «Примитивные» календари отличаются неравномерностью временных периодов, привязаны к изменениям по времени суток, к длительности природных сезонов. Так лишь с конца XIV в. в Европе стали отсчитывать равные по длительности часы. А до этого — в России местами вплоть до XVIII в.— сутки делились на день и ночь и каждая половина (день, ночь) де-
лилась на 12 частей. И летом дневной час был больше ночного, а зимой — наоборот. Так на Спасской башне Московского Кремля в XVII в. были установлены часы с циферблатом из 17 делений. Это — измеряемый самый долгий летний день 1.
По форме простые календари также «примитивны». Это или верёвка с узелками, или деревянная дощечка с насечками, или вышивка на полотенце, переднике, или кувшин с чертами и резами. Такие календари имеют «добрые» и «недобрые» дни и периоды. Они рождены из чувственных впечатлений и опыта человека. Время здесь персонифицируется в образах окружающего: год как яйцо, дерево; сутки как белый и чёрный конь и т.п.
«Цивилизованные» — сложные календари (древнеегипетский, календарь майя и пр.) стремятся очертить существование человека глобальными космическими законами посредством абстрагирования от земных эмпирических реалий. Они ориентированы на сложные астрономические наблюдения и математические расчёты, стремятся к чёткой упорядоченности и синхронизации в отмечаемых временах, подчас даже в ущерб практичной пригодности к периодам жизнедеятельности человека. Так в древнем Египте IV — III тысячелетий до н.э. с разливом Нила, определявшим жизнь людей в его долине, совпадал восход Сириуса — самой яркой звезды неба. И жрецы связывали разлив Нила с этим астрономическим явлением, предшествующим летнему солнцестоянию. Восход Сириуса был датой Нового года. Со временем восход Сириуса отходил всё дальше от дня летнего солнцестояния, от начала разлива
1 В наших часах стрелка ходит по циферному кругу, в Русских, напротив того, вертится циферный круг [Электронный ресурс] // Livejournal. URL: http://arch-heritage. livejournal.com/1280792.html.
Нила. Неоднократно совершались попытки реформировать календарь. Однако освящённый преданием древний календарь сохранялся как фундамент величия Египта вплоть до IV в. до н.э., а для практических нужд, отмечавших время сева и сбора урожая, существовали другие, «примитивные» календари.
Составление и обслуживание «цивилизованного» календаря требует больших материальных и интеллектуальных затрат. Строятся обсерватории, храмы, где календарь вырезается в камне «навечно», составляется штат жрецов-учёных, проводятся ритуализированные церемонии и т.п. Математически точные «цивилизованные» календари меньше всего обращены к непосредственной жизни человека на Земле здесь и сейчас. Они космические, вселенские, призванные отсчитывать историю тысячелетий и эр, ориентируясь на ход далёких звёзд. И время в них не столь «человечно», как в календарях «примитивных». Оно абстрагировано и является могущественной трансцендентной (выходящей за пределы человеческого сознания) силой. Всё прошлое, настоящее и будущее предрешено, фиксировано и не подлежит изменению, поскольку человеку невозможно изменить Вселенский строй. История как судьба, как рок, как непреложный закон существования всего сущего (даже боги подчиняются времени) предстаёт в «цивилизованном» календаре. Солнце восходит и заходит, созвездия идут своим чередом, ничуть не обращая внимания на людей, которым только и остаётся, чтобы просто плыть по этому Вселенскому течению.
Здесь отчётливо видно, что время неумолимо и неуправляемо. У него есть неизменная сущность, диктующая свои условия. Эти условия вполне определённы и жёстки. «Два раза в одну реку не войдёшь», «что упало, то пропало», «прошлого не воротишь». Кронос, пожирающий своих детей; холодный, мрачный Сатурн с серпом или косою, неотвратимо сжинающий всё, что посеяно — это ярчайшие и древнейшие персонификации времени, наглядно иллюстрирующие его неумолимую силу.
«Примитивные» календари также выделяют непреложность движения времени. Так земледельческое сознание предполагает наблюдение за цикличностью повторений природных сезонов, в рамки которых жёстко ложатся периоды трудовой деятельности крестьянина (сев —
уборка). Такая «растительная» жизнь с её безусловной зависимостью от естественно-природного движения климатических сезонов года не даёт никакой возможности выхода из циклически замкнутого круга, что, собственно, пахарю и не требуется. Более того, если он попытается как-то нарушить данное движение, выйти из этого замкнутого круга, то вполне очевидно человек рискует остаться без урожая. Не только «весенний день год кормит», но и каждый день земледельческого календаря является не столько следствием, сколько причиной. Что-то не сделав сегодня, вовремя, завтра получишь огромную проблему: «Часом опоздано, годом не поверстаешь». Надо успеть за этим движением, причём, не забегая вперёд, а соблюдая определённый график. Всё внимание, весь опыт традиции направлен на чёткое следование естественно-природному движению, малейшее отступление от которого буквально «смерти подобно». Сакрализация этого круга существования углубляет «зацикленность» сознания земледельца, его безостановочное вращение в череде постоянных повторений. «Истории известны народы, навеки застывшие на деревенской, или примитивной, стадии. А деревня — всегда деревня. И прежде всего по духу, складу жизни. Проходит за веком век — селянину нет до того дела. Да и зачем, спрашивается, ему участвовать в каких-то исторических перетурбациях? Подобный индивид — узник неизменного растительного цикла (от сева до урожая), пленник своего крестьянского идеала» 2.
Земледельческое время «намертво» привязывает человека к земле, к природным законам постоянно текущего и неизменяемого в своём повторении времени, где господствует, по сути, смерть. Зерно лишь «умирая» даёт плод, и человек не живёт без смерти. И что может этому противопоставить крестьянин? Лишь свою безысходность, слепое послушание и подчинение с надеждою жить лишь в памяти потомков. Потому так важен и священен в земледельческой традиции культ почитания предков, отмечаемый учёными в аграрных обрядах, в почитании священных деревьев и камней и т.п. В таком контексте, действительно, не столь важен ни прогресс, ни история, но безусловна память.
2 Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. Дегуманизация искусства. Бесхребетная Испания: [сб.: пер. с исп.] М., 2008. С. 340.
31
32
«Примитивные» календари сакрализуют предание предков, ретроспективу. Здесь человек всегда меньше своего прошлого. Человек здесь лишь часть своего рода, природы. И чем ближе человек к природе и роду, чем он точнее следует законам предков, тем он правильнее организует своё существование.
Во всех календарях (примитивных и цивилизованных) мы видим самосознание человека, его историю в жёстком подчинении циклам природы, космоса. Константы его бытия, основы его существования здесь расположены во внешнем мире. Они стоят вне человека. Совершенно иным по отношению к календарям космическим и календарям земным, предстаёт календарь христианский, освобождающий человека от природно-космической зависимости. Главными его константами служат исторические даты, связанные с Воплощением Бога Слова. И время, которое этот календарь «культивирует», предстаёт временем экзистенциальным.
«История происходит в своём историческом времени, но она не может ни в нём остаться, ни в нём кончиться. История выходит или во время космическое, это утверждает натурализм и он соглашается на окончательную объективацию человеческого существования, человек оказывается лишь подчинённой частью мирового природного целого, или во время экзистенциальное, и это означает выход из царства объективации в духовный план»,— отмечает Н. А. Бердяев 3. И именно христианский календарь освобождает историю человека (его самосознание) от детерминированности природно-космическому времени, придаёт человеку характер личности, способной творчески осмысливать действительность. Календарные даты жизни Спасителя, Его Рождества, Богоявления, крёстного Искупления и т.д., установленные Церковью в продолжение природного года, применённые к датам природного календаря, дают возможность человеку пройти тем же путём. Повторяя это движение из года в год, человек имеет возможность даже в детерминированных пределах осуществлять своё духовное восхождение, рост. И даже совершая в своей истории ошибки, падения человек имеет возможность вновь вернуться на путь, предложенный Христом. Самим Христом духовное развитие лич-
3 Бердяев Н. А. Творчество и объективация / Дух и реальность. М., 2011. С. 520.
ности каждого конкретного человека ставится во главу Его миссии. История человека переносится в экзистенциальное измерение, обретает личностную форму, независимую от внешних обстоятельств, какими бы жёсткими они ни были. Евангелие говорит о жизни вечной, в соотношении с которой индивидуальная история человека/народа имеет не только конец, но и может начаться заново и в другой перспективе. В конце жизненного пути Спасителя — Воскресение.
Экзистенциальное время не такая уж мистическая вещь. Каждый человек своим опытом проживал остановку или ускорение своего ощущения времени. «Долог день до вечера, коли делать нечего»; «Счастливые часов не наблюдают»; «Оглянуться не успела, как зима катит в глаза» и пр. Такой опыт доказывает, что время зависит от человека и может изменяться в соответствии с изменениями его духовного состояния. В эмпирии экзистенциальное время оформлено, например, в календаре Православной церкви, который имеет три основных цикла.
Первый цикл — от Рождества Богородицы до Рождества Христова — посвящён ветхозаветной истории. Здесь основное внимание обращено на пророков, праотцев и, конечно, на историю Богородицы Марии. Это время приготовления к Вочеловечиванию Сына Божия, Бога Слова.
Второй цикл — от Рождества Христова до Вознесения — посвящён земной жизни Спасителя. Здесь сосредоточены основные вехи, отмечающие путь Сына Человеческого среди людей. В этом календарном цикле открываются христоцентричные, а потому антропоцентрич-ные смыслы христианства.
Третий цикл — от Пятидесятницы до Успения Богородицы — направляет внимание к исторической деятельности Церкви, к делу христианства. Сошествие Святого Духа, память апостолов, учителей и святых Церкви, Преображение Господне, Успение Богородицы — утверждают реальность «новой земли и нового неба». Они раскрывают культурологический смысл христианства, как образа, способа жизни в этом мире, способа этот мир творчески совершенствовать.
Православный календарь имеет два круга: неподвижный и подвижный. Неподвижный круг церковных праздников начинается
с 1/14 сентября — начала нового индикта, но-волетия. Подвижный — с Пасхи. Потому здесь как бы две даты начала, нового периода времени, «нового года». Также за отсчёт нового времени берутся даты Рождества Христова и Пятидесятницы — дня рождения Церкви. Потому в православном календаре четыре «новых года» — осенний, зимний, весенний, летний. Это придаёт ощущению времени дополнительную динамику.
Заметим, что все события, отмеченные датами церковного календаря, являются не только в природном, но и в экзистенциальном времени. Феноменально осуществлённая в при-родно-космической конкретности много веков назад история Христа ноуменально повторяется каждый год вновь и вновь.
При этом христианство не только освобождает человека от детерминированности законам (времени) космоса, но даёт возможность эти законы преображать, наполняя иным содержанием, оформляя в ином виде. Подобную картину мы наблюдаем, обращаясь к календарю традиционной культуры русского народа.
Календарь традиционной культуры русского народа складывался в синтезе земледельческого календаря крестьянина и церковного календаря христианина. Русский народ в долгом историческом процессе (который нельзя назвать законченным и сейчас) идентифицировал себя крестьянином-христианином. При этом артефакты археологических, филологических, этнографических исследований вскрывают всю сложность данного процесса. Ведь русскому человеку, имеющему тысячелетнюю дохристианскую предысторию, при осмыслении себя христианином приходилось пересматривать своё самосознание и мировоззрение.
В истории культуры народа зафиксировано множество фактов, где наряду с христианскими обрядами и символами использовались ахристианские действия и вещи. На Стоглавом соборе 1551 г. рассматривался, например, такой вопрос: «Иная убо творится в простой чади в миру: дети родяться в сорочках, и те сорочки приносят к попом и велят их класти на престол до шти (шести) недель». На Руси широко были распространены нательные крестики и медальоны, где наряду с изображениями Христа, Богородицы изображались символы язычества
(стрелы-молнии, змеи и т.п.) 4. Такие факты мы находим и в календарной культуре: Масленица, Иван-купала, русалии и мн. др. Подобные факты совмещения несовместимых идей и идеалов определённо доказывают явно существовавшее (существующее) «двоеверие».
Однако эти доказательства проявляются со всей очевидностью лишь при исследовании ограниченных временными рамками отдельных моментов истории, когда ретроспективным методом мы уходим вглубь истории. Когда подобные факты «вырываем» отдельными листами из общего контекста развивающегося организма культуры.
Но, если посмотреть на эту проблему в ином ракурсе, в динамике исторического развития культуры, то утверждение о становлении единого и целостного культурного образования без всякого «двоеверия»,— традиционной культуры русского народа,— обретает вполне доказуемые черты. Эту динамику можно проследить, опять же, проведя историко-культу-рологическое исследование этапов становления народной культуры, но исходя из гипотезы, что народная культура есть не законченный факт истории, а ещё развивающийся процесс. Если традиционную культуру русского народа исследовать не только в ретроспективе, но и в перспективе. Если традицию воспринимать не только как музей исторической «ветоши», но как вектор развития.
На путях истории вплоть до XX в. в культуре русского народа шли процессы синтеза дохристианского и христианского мировоззрений. Именно синтеза, а не противоборства в условиях вынужденного сосуществования. А конфликт, возникающий в данном процессе, являлся не борьбою «не на жизнь, а на смерть» двух различных идеологий, мировоззрений, а необходимым диалектическим моментом становления и развития культуры. К XX в. вполне отчётливо открылись некоторые результаты подобного генезиса народной культуры, позволяющие вполне обоснованно говорить не о «двоеверии», но о целостном и едином явлении народной культуры.
Мы видим, что в основе традиционной культуры русского народа лежат два онтологических основания-ориентира, расположен-
33
4 Чернецов А. В. Двоеверие: мираж или реальность? // Живая старина. 1994. № 4. С. 18-19.
ных в разных плоскостях. В «горизонтальной» плоскости народная культура незыблемо стоит и развивается на определённых основаниях явлений и законов природы. Причём, природы не вообще, но русской, индивидуальной природы окружающего мира и природных (физиологических, психологических) особенностей русского человека. В «вертикальном» измерении русская традиционная культура всем своим существом держится за духовные основания христианской веры, которая является направляющим вектором её дальнейшего развития. И здесь нет раздвоения. Здесь полнота, объём целостности. Эта объёмность теряется и превращается в «двоеверие», когда оба безусловных основания культуры русского народа разделяются и различаются по этим планам целостного бытия. Когда культуру народа интерпретируют лишь в контексте естественно-природного (языческого) развития, забывая об основаниях её личностного (экзистенциального) развития.
Календарь традиционной культуры русского народа, каким он записан и засвидетельствован этнографами, фольклористами, археологами и т.д. в XVIII—XX вв., со всей очевидностью демонстрирует целостность мировосприятия и жизнедеятельности русского земледельца. Традиционный календарь русского народа доказывает не только возможность, но и необходимость человеческого существования в условиях, когда материя и дух действуют как два равноправных принципа бытия. Он иллюстрирует реальность такого существования и раскрывает перспективы культурогенеза русского народа ориентированного на абсолютные ценности, на воплощение и реализацию абсолютных идей и идеалов христианства в конкретность русской культурной реальности. Исследуя календарно-обрядовую культуру русского народа мы стремимся на фольклорно-этногра-фическом материале доказать именно эту точку зрения.
Русский народ существовал, измеряя вре-34 мя и природными, и экзистенциальными величинами. Он полагал свою историю как духовно-материальное развитие своей индивидуальности в самом широком смысле этого понятия. Русский народ-земледелец не отделялся от космоса, но всячески укреплял свою природ-но-духовную связь, своё родство с окружающим миром. В мифопоэтических воззрениях он
осмысливал и одухотворял свою природу как Мать-сыру землю. Возделывая, культивируя, оформляя эту «сырую» материально-духовную действительность, придавал ей личностный характер Земли Русской. А перспективы развития этого природно-социально-культурного организма (по Г. Д. Гачеву — Космо-Психо-Логос) до уровня Земли Святорусской находил в абсолютных идеалах Святой Троицы, данных Откровением Спасителя.
Доказательством такому историческому самосознанию народа служат исследования природы историко-эпических жанров фольклора. Эпос, зарождающийся в глубинах мифологии, формируется за счёт привнесения «национальной» идеи. А эстетического совершенства он достигает, ориентируясь на идеалы христианства 5. Также и в календарно-обрядовой культуре русский народ определял сроки посева той или иной культуры по распустившимся почкам или листочкам деревьев, действуя по календарю природы, но осмысляя весеннее пробуждение природы событиями Благовещения, Вербного воскресения, Пасхи. Однако изучая календарную обрядность, мы видим, что в культуре русского земледельца некоторые моменты предстают более яркими, более существенными в отношении к другим.
В своём бытии крестьянин не заглядывает так глубоко в прошлое и будущее. Более всего его интересует настоящее, когда же хлеб сеять: «За годом, что за веком», «Который год прошёл, тот до нас дошёл». И время здесь не столь жёстко, как в оформлении цивилизованного календаря, требующего начать/закончить посевную в строго определённый срок, по плану: «кто по календарю сеет, тот мало веет», «календарным теплом не угреешься», «год на год не приходится». Это значит, что со временем человек был «накоротке». Время у русского крестьянина было «запряжено» в соху, находилось при нём.
При этом время русский народ уважал, с почтением к нему относился и его берёг во всех видах (прошлое, настоящее, будущее): «Сколько клеток поставил, знаю, а сколько куниц поймаю, не знаю». Год как жизнь, год как мир, год как Гдъ для крестьянина имел решающее и священное значение. «Не торопись, сперва Богу
5 Русский эпос, по мнению Д. С. Лихачёва, сформировался к XVI в. Хотя Б. А. Рыбаков говорит о сроке не позд-
нее XI в. См. Кожинов В. В. История Руси и русского Слова. М., 1999.
помолись!»,— говорил крестьянин, понимая, что вперёд времени не убежишь и Божьей воли не переволишь.
Сам же календарь, как образ времени, представлен антропоморфным, зооморфным или в образах растительного мира: «Выросло дерево от земли до неба, на этом дереве двенадцать сучков, на каждом сучке по четыре кошеля, в каждом кошеле по семи яиц, а седьмое красное», «У меня есть дерево, на нём 12 веток, на каждой ветке 30 листьев, одна сторона у листа чёрная, другая — белая». Человек видел время, способное развиваться по своей генетике, по своим законам и собственным путём. И быть, при этом, главным столпом бытия (мировым древом).
Но и в этом осмыслении трансцендентности время отнюдь не обожествлялось. В отношении к прошлому крестьянин чувствовал себя довольно свободным: «Жили старые дураки — поживут и молодые». Будущее в сознании русского человека также являлось не столь абсолютизированным: «Одно нынче лучше двух завтра», «Весна всё покажет. Весна да лето, пройдёт и не это». Человек понимал не только свою зависимость от времени, но и прямую зависимость изменений во времени от своих действий: «не время дорого, пора», «дай отсрочку — будет дело в точку». Русский человек исторически активен, хотя данную активность он часто сдерживает под спудом некоего ожидания 6.
Мы видим, что русский человек ясно осознавал антиномичность природы своих отношений со временем. С одной стороны, он помнил о будущем и переживал за него: «Всегда новизна, да редко правизна. Всё по-новому, а когда ж по-правому?» В насущных ежедневных заботах не упускал из вида будущего, предвидел его, готовился к нему: «Жениться — не чихнуть, можно наперёд сказать», «Готовь сани летом, а телегу зимою». Но с другой стороны, человек понимал, что прошлое и будущее — история — не в его власти, не в его компетенции. «Солнышко восходит, барских часов не спрашивается». Потому русский народ сдерживал свою энергию: «нукать нукай, да не пришлось бы тпрукать».
Объяснить такую инертность русского человека по отношению к истории, когда он ожи-
6 Самые наглядные примеры исторической активности народа — народные бунты и революции, когда историческая сила русского народа во всей своей мощи проявляется через разрушение.
дает её изменений в контексте не своей деятельности, а в результате деятельности Бога или царя-батюшки, возможно в свете его эсхатологических ожиданий конца этой истории, начала нового времени, нового бытия. Присутствие такого эсхатологического чувства в народе можно доказать не только на материале сказок, но и на материале лирических, исторических песен, баллад. В сказках, воспитывающих детей — будущее народа,— финал всегда счастливый. Но в лирических и исторических песнях, предназначавшихся для взрослых, вплотную сталкивающихся с реалиями действительности, выход в новую историю отнюдь не всегда был так оптимистичен, как в сказках:
«Не бывать, тебе, книга, да на святой Руси
Не видать, тебе, книга, свету белого,
Свету белого, да солнца красного...»
— со слезами пел народ, предвидя потерю национальным самосознанием православной веры 7. Это глубокое внутреннее чувство. Это процессы экзистенциального характера, а не внешних обстоятельств.
Мы должны признать, что осмысление экзистенциального времени в сознании русского крестьянина традиционной культуры было развито не достаточно для того, чтобы народ сам смог встать у руля своей истории. Такое отношение к бытию, ко времени не позволяло ему быть активным строителем культуры, которая осуществлялась стихийно, взрастала неосознанно. Так Н. А. Бердяев говорил: «в строгом европейском смысле слова в России почти что и нет культуры, нет культурной среды и культурной традиции. В низах своих Россия полна дикости и варварства, она состоянии докуль-турном, в ней первобытный хаос шевелится» 8. Потому русская интеллигенция искала возможности «разбудить мужика», вывести его могучие силы на исторический простор. «. Мы должны преклониться перед народом и ждать от него всего, и мысли, и образа; преклониться пред правдою народной и признать её за правду. Но, с другой стороны, преклониться мы должны под одним лишь условием, и это sine qua non (лат.— обязательно): чтобы народ и от нас принял многое из того, что мы принесли
7 Исторические песни. Баллады / Сост., подгот. текстов, вступ. ст., коммент. С. Н. Азабелева. М., 1991.С. 72.
8 Бердяев Н. А. Новое средневековье / Философия
творчества, культуры и искусства: в 2-х т. М., 1994. Т. 1.
С. 301.
35
с собою»,— формулировал программу национального развития Ф. М. Достоевский 9. И то, что может интеллигенция принести народу, есть обретение духовной свободы, свободы поверить не только в Бога, но и в себя — человека, понимание, что не только царь-батюшка, но и сам народ делает свою историю.
Г. П. Федотов, исследуя духовные стихи, отмечал народное видение Христа больше грозным судьёй, чем Спасителем, больше карающим и неумолимым, чем прощающим и исцеляющим. Поднимая голову над землёю, крестьянин видел огонь и жупелы Страшного Суда. Осознавая свою безответность, в страхе вновь опускал голову. Защиту и утешение искал он в образе Пресвятой Богородицы, в его сознании сублимирующей мифологему такой близкой крестьянину Мать-сырой земли. В народном самосознании превалировало женское начало. Образ Христа Пантократора в народе заслонил Его Крест, где Спаситель не только освобождает человека, но и призывает его действовать, преодолевая, превозмогая свою природную ограниченность. Сам же Спаситель подаёт к этому средства (Церковь Христова, Её таинства). Потому интерпретируя народный календарь в контексте перспектив традиционного культу-рогенеза, следует особое внимание уделять моментам становления личности русского земледельца, искать эти моменты в циклах его календаря.
Структура народного календаря в контексте перспективы развития традиции предполагает также некую иную форму, отличную от предложенных ранее. Структурирование, основанное на исторических корнях мифологических представлений народа 10, ограничивает жизнеспособность традиции в росте, развитии. Структурирование по фазам трудовой деятельности человека 11 лишь наполовину, только с материальной стороны раскрывает содержание народного бытия. Структура, в которой связующими звеньями являются ритуальные 36 -
9 Достоевский Ф. М. Дневник писателя: Избранные страницы / Авт. вступ. статьи и коммент. Б. Н. Тарасов. М., 1989. С. 145-146.
10 «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» И. М. Снегирёва (1837-1839); «Сказания русского народа» И. П. Сахарова (1837), «Быт русского народа» А. В. Терещенко (1848).
11 «Зимний период русского земледельческого календаря XVI — XIX веков (очерки по истории народных верований)» В. И. Чичерова (1957).
«темы» — обрядовая еда, погребение и пр., раскрывающая функциональную сторону календарной обрядности, регулирующую природные «растительные силы» (по В. Я. Проппу) магией слов, действий 12, не даёт возможности выявить социальную, антропологическую значимость календарных праздников. Здесь человек обретается лишь винтиком в календарно-семиоти-ческом механизме. Структура, в которой календарь,— это определённая последовательность народных гуляний 13, не вскрывает онтологического содержания традиции.
При этом все составляющие календарно-обрядовой культуры, найденные и выделенные учёными в процессе её исследования, являются неотъемлемыми. В календарной обрядности, безусловно, находим и историческую глубину традиции, и её регулирующие функции в отношениях к природе и социуму, и её организующую, упорядочивающую жизнь человека эстетическую силу. История, труд, праздник, семиотическая глубина взаимоотношений с природой и сверхприродными силами,— всё это отражено в народном календаре. Потому самым оптимальным вариантом систематизации календаря, когда все безусловные его составляющие не теряются, но обнаруживаются на своих местах, представляется его структурирование через призму «человекознания». Когда календарь изучается не только в связи со своими отвлечёнными качествами, но и как символ культуры, как её миф, существующий самостоятельным субъектом культуры — текстом.
При таком систематизировании антропологические, исторические, онтологические, эстетические и другие характеристики календаря обретают свою изначальную синкретичную основу, встают на культурологический фундамент их осмысления. Потому что взяв за точку отсчёта в исследовании календаря человека, живущего этим календарём, календарно-обрядо-вая система приобретает интегрирующую форму, в которой найдётся место для любых проявлений человеческой жизнедеятельности. И при такой систематизации вполне оправдано будет акцентировать именно внутреннее, духовное содержание календаря, не забывая, однако, его
12 «Русские аграрные праздники (опыт историко-этно-графического исследования)» В. Я. Проппа (1963).
13 «Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX — начала XX в.» В. К. Соколовой (1979).
прагматические функции, но изучая их в соответствии со смыслами, исходящими от человека и направленными к человеку не только как к природному, но и духовному существу.
В таком виде календарь является важнейшим символом бытия человека, укрепляющим материально-духовную целостность бытия, одним из главных мифов, организующих целостное материально-духовное существование человека. В его структуре разворачивается не только форма жизнедеятельности, но раскрываются и смыслы существования человека, живущего по нему. А в его содержании выяв-
ляются не только идеалы жизни человека, раскрытые в культуре, но и проявляется форма достижения этих идеалов. Календарь может быть рассмотрен как модель не только культуры, но и истории. Динамичной моделью экзистенциального развития самого человека данной культуры, способной соответствовать динамике постоянно изменяющейся действительности. Исследования календарных символов, текстов, мифологем и др. феноменов культуры уже не замыкаются рамками лишь того или иного исторического периода, а обретают перспективы культуротворчества.
37
