Онтология имени собственного как языковой категории: античный и древнекитайский периоды Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ФИЛОЛОГИЯ

УДК 81’23

ОНТОЛОГИЯ ИМЕНИ СОБСТВЕННОГО КАК ЯЗЫКОВОЙ КАТЕГОРИИ: АНТИЧНЫЙ И ДРЕВНЕКИТАЙСКИЙ ПЕРИОДЫ

© Т. А. Головачева

В статье рассматривается сущностное понятие категории имени собственного. Исследуются элементы, которые входят в состав или могут быть отнесены к данной категории, их основные характеристики, как и какими отношениями они связаны с другими категориями. Анализируются воззрения античных и древнекитайских философов на теорию условного происхождения имен.

Ключевые слова: онтология; категория; имя собственное; античный период; древнекитайский период.

Категоризация - это одно из базовых понятий когнитивной лингвистики, которое раскрывает общие принципы познавательного процесса и формирования знаний - того, как мы познаем окружающий мир, в какой форме и каким образом мы сохраняем полученные знания, в т. ч. с помощью языка [1]. Познавая окружающий мир, мы делим окружающие нас предметы и явления на определенные группы и категории: дома, автомобили, люди, действия, состояния и т. д. - это все категории, а не конкретные предметы, которые и хранятся в нашей памяти, точнее, концепты того, что есть, например, дом, и какие реальные объекты относятся или могут быть отнесены к этой категории. Из этого следует, что в основе формирования категорий лежат определенные структуры знания -когнитивные модели, концепты - знания о том, какие элементы входят в состав или могут быть отнесены к данной категории, каковы их основные характеристики, как и какими отношениями они связаны с другими категориями.

Сталкиваясь с реальным объектом в реальном мире, мы соотносим его с нашими знаниями, находим ему место среди имеющихся представлений о категориях объектов. Чтобы передать какую-либо информацию о данном объекте другому лицу, мы должны объект категоризовать.

Однако Дж. Лакофф в работе «Женщины, огонь и опасные вещи» говорит, что «че-

ловеческая категоризация есть в своей сущности продукт человеческого опыта и воображения - восприятия, двигательной активности и культуры, с одной стороны, и метафоры, метонимии и ментальной образности, с другой. Человеческое мышление не может быть выражено абстрактными символами» [2]. Ч. Филлмор в «Основных проблемах лексической семантики» придерживается позиции Дж. Лакоффа, продолжая, что понятие «абстракции» всегда было трудно объяснимым для лингвистической семантики [3]. Далее Дж. Лакофф в работе «Мышление в зеркале классификаторов» и Ч. Филлмор в «Фреймы и семантика понимания» рассматривают язык в широком смысле, не категори-зируя его [4, 5].

Тем не менее есть слова, отдельность которых изначально задана обособленностью и единичностью денотата, а также автономностью употребления в зове и обращении. Это имена собственные и, прежде всего, антропонимы. Они занимают в языке совершенно особое место. Не случайно имена собственные в обыденной речи редко называют словом, а, обращаясь к человеку в неофициальной обстановке, спрашивают: «Как тебя

(Вас) зовут?», а не «Как твое (Ваше) имя?» Имя собственное - собственность человека. Когда говорят об именах собственных (они-мах) других объектов - городов и стран, учреждений и сочинений, театров и музеев, -употребляют слово «название» и глагол «на-

зываться». Присвоение «имени» создает «название». Имена собственные занимают в языке большое место.

В «Теэтете», анализируя мир, Платон говорит о «поверженности» человека в стихию ощущений. «Не во впечатлениях заключается знание, а в умозаключениях о них, ибо, видимо, именно здесь можно схватить сущность и истину, там же - нет» [6]. Философ уверен, что ни ощущения, ни правильные мнения, т. е. представления, возникающие в нас благодаря восприятию чувственной или мысленной деятельности, ни объяснения в связи с правильными мнениями не дают нам еще знания как такового, хотя они и необходимы для подступа к нему. Над ними стоит рассудочная способность, а ее превосходит созерцающий подлинное бытие ум [6, с. 423-426].

В диалоге «Кратил» учитель Платона Кратил спорит с Гермогеном о происхождении языка [6, с. 307-324]. Гермоген утверждает, что слова - не что иное «как условные знаки, придаваемые и отнимаемые по произвольному соглашению» [7]. Кратил же, напротив, полагает, что «язык есть дело самой природы человека, что он произошел вследствие прирожденного человеку стремления выражать внешние явления подражающими им звуками и словами» [7]. За разрешением спора они обращаются к Сократу. Сократ опровергает мнение Гермогена, «будто язык есть продукт произвольного соглашения», и доказывает, что Кратил прав, говоря, что вещам даны имена от природы и что «не всякий человек может быть образователем слов, а лишь тот, кто способен выразить сущности вещей в буквах и слогах, то есть диалектик» [7, с. 63]. Слова, по мнению Сократа, - это более или менее точные отпечатки самих идей. Именно они могут научить нас великим истинам. Философ предлагает свою точку зрения на теорию условного происхождения имен:

- полная условность привела бы к полной путанице и нельзя было бы различить, где «человек», а где «лошадь»;

- имена могут соответствовать каким-нибудь предметам либо не соответствовать; поэтому здесь полного произвола нет;

- разнообразие наименований одного и того же предмета действительно существует повсюду, но, если из этого делать вывод о всеобщей безразличной текучести имен, все

окажется смешанным, не будет ничего ни доброго, ни злого; следовательно, вещи сами по себе имеют основу своей сущности, она непреложна, и становящиеся, объективно существующие вещи с ней срослись. Поскольку наименование вещей есть одно из наших действий, оно должно сообразоваться с их специфической природой, а не с нашим субъективным мнением. Полный субъективизм и произвол при присвоении имен совершенно исключаются;

- присвоение имен происходит в силу объективного закона; и присвоителем имен может быть «не кто попало, но своего рода законодатель, учредитель, или мастер имен», который создает имена «по образцу» неделимого вида имени, «преследуя» одну и ту же идею;

- как знание необходимо для употребления инструментов во всех ремеслах, так и в отношении имен необходимо соответствующее знание. А поскольку знающим может быть только тот, кто спрашивает и отвечает, то законодатель имен должен учиться у диалектика.

Таким образом, создание имен мотивировано, как мы сейчас сказали бы, когнитивной традицией и мастерством творца - философа.

Платон делит все имена на божественные и человеческие, причем первые целиком соответствуют своему предмету, вторые же -то более, то менее, и это касается не только имен богов, но и имен героев, как то показывают имена Астианакт и Гектор. Он говорит о том, что имена, даваемые людьми, могут быть правильными или неправильными. Правильность наименования предмета зависит от правильности интерпретации этого предмета, т. е. она не результат простой репрезентации предмета в нашем сознании. Другие такие же примеры слова «бог», «демон» («гений»), «герой», «человек». Рассматривая их, Платон повторяет указание на несводимость имени к его звуковому составу; то же утверждается и о словах «душа» и «тело». Далее Платон снова возвращается к исследованию имен богов, на этот раз весьма обширному: Гестия, Кронос, Рея, Океан, Те-фия, Посейдон, Плутон, Аид и т. д. Сюда примыкает анализ слов «Солнце», «Луна», «месяц», «звезда», «молния», «огонь», «вода», «воздух», «Земля», «времена года»,

«год». Наконец, следует обширное рассуждение о множестве разных имен, имеющих отношение к умственным способностям человека, к его добродетелям, к понятиям прекрасного, доброго, искусства, мудрости, сущности и разных качеств существующего. Правильность имен поэтому, даже если иметь в виду их происхождение, никак не сводится к простому звукоподражанию. «Например, звук «р» сам по себе действительно указывает на резкое движение или раскатистость, звук «л» - на мягкое движение и т. д. Хотя слова и подражают вещам, подражание это в именах совершенно специфическое... поскольку всякое имя вещи есть прежде всего подражание самой сущности этой вещи» [7, с. 65]. Конечно, важно было бы знать, в чем состоят самые первые наименования вещей, ставшие основанием и для их более сложного обозначения.

Другую точку зрения выражает оппонент Платона Кратил. Он полагает, что все наименования вещей, как и все понятия о них, одинаково ложны и одинаково истинны. Далее звучит возражение Сократа о том, что каждое имя относится к определенному предмету и есть подражание ему; следовательно, если в подражании будет что-нибудь искажено, то и имя вещи будет ложным, т. е. нельзя сказать, что все имена одинаково ложны или одинаково истинны. Это, однако, не значит, что подражание в имени должно быть абсолютным воспроизведением предмета, потому что такое подражание не дало бы ничего нового для познания самого предмета; к тому же, если бы это и было осуществимо, оказалось бы два тождественных предмета вместо одного. Другими словами, подражание в имени есть только подражание в каком-нибудь определенном отношении; иначе оно было бы просто бесполезным. Имя оказывается не просто подражанием вещи, но тем или иным заявлением вещи о самой себе человеческому сознанию, тем или иным ее выражением. Следовательно, дело не в условности обозначения и не в его относительности, а в том, что имя предмета каждый раз может обозначать различные оттенки вещи, сами по себе вполне объективные. Так, отдельные звуки имени могут быть разными и в то же время иметь одну и ту же функцию; их условность не мешает их объективной значимости, их «правильности».

Отсюда следует, что, по крайней мере, в самом начале законодатель имен во всяком случае опирался на сущность вещей, как бы разнообразно он эту сущность ни изображал в именах, прибегая к их всестороннему познанию и рассмотрению. Это свидетельствует о том, что наблюдаемые законодателем имен предметы не только находятся в состоянии сплошной текучести (в условиях которой не могло бы состояться познание вещей), но им свойственна также и некоторая устойчивость, так что имена не просто переходят друг в друга, но и резко друг от друга отличаются; поэтому не может быть речи об их полной относительности, их установила какая-то высшая сила.

Поскольку имена, как сказано, могут друг с другом смешиваться, то различаясь между собой, то уподобляясь и отождествляясь, ясно, что имена вещей, взятые сами по себе, еще не обеспечивают ни правильного их употребления, ни их объективной значимости. Значит, истину вещей нужно узнавать из самих вещей, а не из их образа, который выражается именем. Сами же вещи, во-первых, несомненно, пребывают в вечном становлении; во-вторых, это становление возможно только тогда, когда существует то, что становится.

Действительно, согласно Платону, окружающий нас материальный мир мы познаем чувствами, и он является производным от мира идей, он «тень» мира идей [8]. В то время как идея является неизменной, неподвижной и вечной, вещи материального мира возникают и гибнут постоянно. По Платону, отдельные вещи постигаются посредством чувств, разум же постигает не отдельные вещи, а сущности, значит эти сущности - идеи, которые составляют основу вещей. Платон отрывает идеи от конкретных, чувственных вещей и рассматривает их как подлинные сущности, находящиеся вне материального мира, который подчинен миру идей.

Под материальным миром Платон понимает мир конкретных, чувственно воспринимаемых вещей и явлений, этот мир находится между миром идей, понимаемым как реальное бытие, и материей как таковой - небытием, и это кажущееся бытие отделяет реальное бытие от небытия. Реальные, т. е., по Платону, кажущиеся, вещи являются тенью, подобием идей, которые выступают своего

рода образцами всех окружающих вещей: «. от них (произведений ваяния и живописи) может падать тень, и возможны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выражением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором» [8, с. 321-322].

Древнегреческий философ Аристотель в своих трактатах выступает оппонентом учению Платона. В вопросе об источнике знания колеблется между чувствами и умом. В трактате «О душе» он утверждает, что все люди от природы стремятся к знанию [9]. Доказательство тому - влечения к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия. Причина кроется в том, что зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию и помогает увидеть много различий в вещах. А вот размышлять можно ошибочно. «Воображение есть нечто отличное и от ощущения и от мышления; оно не возникает помимо ощущения, и без воображения невозможно никакое составление суждения... составление же мнения зависит не от нас самих. Ощущения всегда подлинны, а образы фантазии в большинстве обманчивы» [9, с. 13].

Мэнцзы, или Мэн-цзы, - основатель философской школы в Древнем Китае, которая имела многочисленных сторонников, - соглашался с Платоном, считал, что все должно быть подчинено разуму [10]. Имена должны даваться мотивированно. Мэнцзы склонялся к мистицизму, однако в его учении содержатся и некоторые материалистические элементы. Так, он утверждал, что наше знание возникает из непосредственного изучения действительности. Мэнцзы, являясь последователем философских учений Конфуция, считал основой процесса познания не чувственные восприятия и ощущения, а свидетельства разума [11]. В дальнейшем на базе рациональных идей Мэнцзы его последователи - «монеты» - создали теорию познания, сыгравшую большую роль в развитии философской мысли Древнего Китая.

Деление слов любого языка на имена собственные и нарицательные - одно из основных подразделений его лексики. У тех и у других имен свое предназначение, свои задачи и функции. Имена нарицательные помогают познавать нам мир, объединяя окружающие нас объекты в классы однородных.

Имена собственные присваиваются в индивидуальном порядке каждому предмету, имеющему свое имя нарицательное: человеку, городу, реке, животному, птице, игрушке и т. д.

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что имена собственные живут в языке своей особой жизнью, независимо от экономического развития страны или смены исторических формаций. Они очень легко вбирают в себя слова, актуальные для отдельных эпох, но развиваются по законам языка и с общественной жизнью связаны опосредованно, через язык.

1. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Тамбов, 2000. С. 14.

2. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: что категории языка говорят нам о мышлении / пер. с англ. И.Б. Шатуновского. М., 2004. С. 23.

3. Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики: зарубежная лингвистика / пер. с англ., нем., фр.; общ. ред. В.Ю. Розенцвейга,

B. А. Звягинцева, Б.Ю. Городецкого. М., 1999. Вып. 3. С. 348.

4. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов: новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка / пер. с англ.; сост. ред. и вступ. ст. В.В. Петрова, В.И. Герасимова. М., 1988. Вып. 23.

5. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания: новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка / пер. с англ.; сост. ред. и вступ. ст. В.В. Петрова, В.И. Герасимова. М., 1988. Вып. 23.

6. Платон. Избранные диалоги / пер. с древне-греч.; под ред. С. Апта, М. Грабарь-Пассек. М., 1965. С. 422.

7. Сочинения Платона / пер. с греч. СПб., 1863.

C. 59.

8. Платон. Государство. Сочинения: в 3 т. М., 1971. Т. 3, ч. 1. С. 318-319.

9. Аристотель. О душе. М., 1937. С. 88-89.

10. Памятники культуры Востока. СПб., 1999. Вып. 12.

11. Мир философии: книга для чтения: в 2 ч. Ч. 1. Исходные философские проблемы, понятия и принципы. М., 1991. С. 261-262.

Поступила в редакцию 1.06.2009 г.

Golovachova T.A. Ontology of the proper name as the linguistic category: the ancient and the Old Chinese period. The conception of the category of the proper name is examined in this article. The elements which are in this

category or may be fall under the category, their main characteristics and the ways how and with which types of relations could they be linked with other categories are examined. The opinions of ancient and old Chinese philoso-

phers on the theory of symbolic origin of names are analyzed.

Key words: ontology; category; proper name; ancient period; Old Chinese period.

УДК 811.161.1’373

СЛОВО-ПОЛИСЕМАНТ И ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА:

ЧЕРТЫ ИЗОМОРФИЗМА

© А.Р. Попова

Полисемантичное слово как сложная единица, как совокупность лексико-семантических вариантов обнаруживает черты изоморфизма с лексико-семантической системой языка. В статье показан ряд аналогий, существующих между двумя данными структурами. Сопоставление произведено на примере лексемы рука, обладающего богатой полисемий в национальном русском языке.

Ключевые слова: полисемия; лексико-семантическая система; значение; лексическая деривация.

Вопрос о наличии изоморфизма полисемантичного слова и лексико-семантической системы представляет собой аспект проблемы соотношения частного и общего: структурной единицы глобальной системы и самой данной системы. Поскольку слово-поли-семант не является минимальной, элементарной составляющей лексического уровня и представляет собой иерархически выстроенную систему лексико-семантических вариантов (далее - ЛСВ), соотношение полисеманта и лексико-семантической системы не сводится к формуле «часть - целое»; между данными сложными образованиями обнаруживаются черты аналогии.

Исследование полисемантичного слова -системной единицы лексического уровня -позволяет выявить, что полисемант, подобно зеркалу, отражает происходящие в лексике явления, процессы, закономерности и даже в некоторых аспектах повторяет ее организацию.

Как известно, лексико-семантическая система (далее - ЛСС) характеризуется многообразием связей и отношений ее единиц. Помимо внешних, межсловных семантических связей и связей словообразовательных, в ЛСС наличествуют и связи внутрисловные, имеющие место между ЛСВ полисеманта, «определяющие смысловой рисунок полисе -мантичных слов» [1]. Связи этого типа не в меньшей степени обеспечивают жизнь и функционирование лексической системы.

Рассмотрим основные характеристики слова-полисеманта как микросистемы, как единства взаимосвязанно функционирующих элементов в целях сопоставления их с характеристиками ЛСС. Для анализа свойств многозначной лексемы целесообразно избрать полисемант с развитой полисемией, предполагающей наличие сложных семантических и деривационных отношений между его ЛСВ, известный различными своими значениями нескольким формам существования языка (литературный язык, народные говоры, жаргон, профессиональная сфера). В частности, показательным примером является существительное рука, насчитывающее в национальном русском языке 32 значения (количество значений и семантическая структура данного слова выявлены по данным семнадцати словарей-источников различного типа -словарей литературного языка, словарей народных говоров, словарей жаргона).

Богатая, развернутая полисемия у существительного рука в национальном языке объясняется действием максимального количества факторов, активизирующих развитие многозначности, - экстралингвистических, системно-языковых и внутрисловных.

1. Экстралингвистические факторы являются первичными и отражают объективную потребность носителей языка в номинации той или иной реалии. К таковым относятся прагматическая значимость обозначаемого предмета и степень его освоенности