CC BY
18УДК 130.2:112 DOI: 10.24412/2411-2275-2021-1-172-181
БАРКОВА Э.В.
ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ПОПУЛЯРИЗАЦИИ НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ В
СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ
Ключевые слова: экофилософия культуры, бытие России, популяризация науки, культура, научно-художественное мышление, советская литература
В контексте экофилософии культуры актуализируется проблема поиска новых форм трансляции и популяризации научных знаний. Выявлены философско-онтологические основания востребованности обращения к советскому опыту разработки непревзойденной в мире целостной сложноорганизованной системы популяризации научных знаний. Опыт анализа форм трансляции науки и каналов связей ее распространения с использованием возможностей искусства позволяет осмыслить социальный потенциал формирования научно-художественно-нравственного мышления. Впервые апробированные и ставшие доступными любой детской и молодежной аудитории, открытые в советской культуре формы распространения знаний заложили основы, позволившие осуществиться многим научным идеям, направлениям и ученым, открыв перспективы развития социально значимых исследований и вдохновляющих проектов. Советский опыт популяризации знаний, создания книг о науке и технике, особенно для детей и юношества, показан как жизнеобеспечивающий социальный феномен, который раскрыт в аспекте как его противоречий, так и востребованных сегодня требований высокого научного и художественно-словесного уровня, осознания его исторического смысла и масштаба. Освоение онтологического уровня этого отечественного культурного опыта XX века открывает необходимость его изучения и творческого развития в перспективе целей и задач современной России.
BARKOVA, E.V.
SCIENTIFIC-ARTISTIC LITERATURE IN STATEMENT OF THE DIGNITY OF SOVIET INTELLECTUAL CULTURE
Key words: ecophilosophy of culture, being of Russia, popularization of science, culture, scientific and artistic thinking, Soviet literature
In the context of ecophilosophy of culture, the problem of searching for new forms of translation and popularization of scientific knowledge is actualized. In the light of modern problems, the philosophical and ontological grounds for the demand for turning to the Soviet experience of developing a holistic, complex system of popularizing scientific knowledge that is unsurpassed in the world are revealed. The experience of analyzing the forms of transmission of science and the channels of communication of its dissemination using the possibilities of art allows us to comprehend the social potential of the formation of scientific, artistic and moral thinking. For the first time tested and made available to any children's and youth audience, the forms of knowledge dissemination discovered in the Soviet culture laid the foundations that allowed many scientific ideas, directions and scientists to be realized, opening up prospects for the development of socially significant research and inspiring projects. The Soviet experience of popularizing knowledge, creating books about science and technology, especially for children and young people, is shown as a life-supporting social phenomenon, which is revealed in the aspect of both its contradictions and the requirements of a high scientific and artistic-verbal level, awareness of its historical meaning and scale, which are in demand today. Mastering the ontological level of this domestic cultural experience of the XX century opens up the need for its study and creative development in the perspective of the goals and objectives of modern Russia.a phenomenon that is revealed in the aspect of both its contradictions and the requirements of a high scientific and artistic-verbal level that are in demand today, as well as the awareness of its historical meaning and scale. Mastering the ontological level of this domestic cultural experience of the XX century opens up the need for its study and creative development in the perspective of the goals and objectives of modern Russia.
Системное исследование великой культуры России с ее традициями и достижениями во многих сферах и направлениях человеческой деятельности сегодня оказывается востребованным не только в прикладных искусствоведческих, исторических, культурологических, педагогических исследованиях, но и в аспекте онтологии и связанных с ней смысло-жизненных стратегий и возвышающих человека путей развития в их прошлом, настоящем и будущем. Целостность бытия человека и общества, причастность к судьбе мироздания, укорененность человека в пространстве жизни - Родины, в своей локальной индивидуально-неповторимой жизни и всей жизни Земли -все это формировалось, как свидетельствует опыт, не только спонтанно, но и в ходе транслируемых и сознательно разрабатываемых общих форм, программ и конкретных, исторически необходимых методов и инструментов.
Сегодня, когда не только фиксируемый разного рода индексами, формальный авторитет России упал, но - что важнее - ее имидж в глазах значительной части российской молодежи оказывается не достойным гордости, восхищения обостряется необходимость восстановления ее статуса и обновленных моделей социализации и программ воспитания. Один из продуктивных путей в этой работе может стать обновленный проект, говоря словами Ф.Бэкона, Великого восстановления наук и, дополним, советского опыта их их популяризации. Именно в советские годы популяризация знаний и отлаженная многогранная система трансляции истинных, передовых направлений, фактов стала основой культурной революции, частью ее уникального,
никогда и ни в одной стране мира не осуществлявшегося опыта, что требует сегодня обновленного типа рефлексии и анализа этих процессов. Более того, в этом опыте заинтересованы все ответственно мыслящие люди во всем мире: в условиях современной информационной войны без реального повышения авторитета и имиджа культуры России, всей ее сложной, противоречивой, но никогда не исключавшей измерений совести и долга, решить ключевые жизнесохраняющие задачи на Земле практически невозможно.
Но для начала поворота России к своей собственной истории XX века и адекватной оценке этих достижений в культуре необходима обновленная методологическая модель философии, основанная на экофилософско-культурном мироотношении и соответствующем ему переоткрытии картины мира, ее исследовании в аспекте истины, а не имиджа [1]. Речь идет, иначе говоря, не о создании и продвижении искусственного образа привлекательности советской культуры и, тем более, не о догматически-прямолинейных ностальгических формах ура-патриотизма, не об очередном инновационном проекте, с пафосом продвигаемом на основе использования новейших имиджелогических и маркетологических инструментов. Речь - о заботе, по словам М. Горького, о «наследниках человечества», т.е. о тех, кому предстоит сохранить и передать новым поколениям не просто информацию о прошлом и отлаженные каналы ее трансляции, а богатство и сложность интеллектуального и чувственного мира. А потому речь - о востребованности соответствующей современным тенденциям общей форме интеллектуальной культуры в ее субъектном качестве, рефлексии смысла достойной жизни и ее философии как уникального звена универсальной эволюции Вселенной, жизни Земли в ее истории, как части великой истории России и основы современной человеческой деятельности, от которой в значительной мере сегодня зависит судьба и целого, и ее частей.
В этом контексте востребованность исторического смысла и роли культуры советского времени и необходимость начала ее всестороннего изучения как неповторимого явления не только в бытии России, но и человечества XX века. Такое изучение предполагает, прежде всего, отказ от крайних эмоционально-политизированных оценок и характерных для последних десятилетий недопустимо упрощенных и оскорбительных штампов. В целях этой деятельности открывается роль социальной ответственности и совести интеллигенции как создателя, хранителя и транслятора высоких ценностей отечественной культуры, ее смелость и способность к раскрытию противоречий, к анализу тех высоких и низких трагедий, которыми был обусловлен невиданный взлет советской культуры, драматический характер жизни, нравственно-ценностное падение и неисчерпанный потенциал, востребованный в перспективе будущего. Содержание этих противоречий, по-видимому, - ключ к объяснению современных тенденций в культуре, их содержательном многообразии, а потому - к открытию проектных моделей развития человеко-, науко- и искусство-сохраняющего бытия России в ее перспективе.
Вопрос, как было возможно рождение исторически уникальной системы образования, учившей не только осваивать информацию, но быть честным и достойным человеком, способным мечтать, самостоятельно развивать идеи, открывать возвышающие человека образы в этом контексте носит не риторический характер. Как и другой вопрос - как возможно столь стремительное развитие общей интеллектуальной культуры, охватившей весь народ - от гениальных и крупных деятелей научной и художественной культуры, получивших образование до революции, до находившихся много веков неграмотными и далекими от элементарных навыков письма. Здесь, по-видимому, начало ответа на другой и более сложный вопрос: была ли внутри самого этого процесса заложена неизбежность той драматической ситуации, с которой сегодня столкнулась Россия? И сохраняется ли возможность рождения новой - хотя, бесспорно, буквально не повторяющей события столетней давности, что невозможно и не нужно, - формы подъема творческого духа, пробуждения, подобного раннему советскому периоду, и расцвета возвышающих человека открытий и обретений, о которых Россия и все человечество будут помнить всегда.
Сегодня образованных людей, думающих о судьбе и перспективах отечественной культуры, а не продвижении навязываемых стандартов, волнует отсылающий к советским традициям вопрос: что отличает интеллигентного человека от человека, исполняющего эту роль, историка, например, от того, кто себя называет историком, им не являясь? При такой постановке вопроса рождается только один ответ - «Академическая эрудиция, отсутствие утилитарно-
пропагандистского подхода к описываемым событиям и, конечно, азарт первооткрывателя, желание поделиться своими знаниями. Не потирание ручек, в связи с тем, что найден (или сфальсифицирован) еще один факт, подтверждающий некую концепцию, а радость оттого, что наконец понято и может быть доказательно изложено то, как все было на самом деле» [2, с.25].
Исследование путей поиска ответов на поставленные вопросы приводит к актуализации уже забываемого направления - просветительской работы как организации деятельности по распространению научных знаний через создание и освоение научно-художественной литературы. Наряду с развитием с первых дней советской власти издательского дела, в чем исключительно большой была роль В. Ленина, А. Луначарского, М. Горького; организацией работы по созданию и тиражированию научно-популярной литературы, речь шла о работе с высоким художественным словом, обладающим вдохновляюще-эмоциональным «зарядом». Более того, масштаб трансляции фундаментальных и прикладных знаний, осуществленной на основе такого слова в научно-художественной литературе как одной из форм массовой пропаганды науки и техники еще не стал предметом специального изучения. Между тем, сама эта форма, вероятно, может быть рассмотрена как особый феномен советской культуры XX века. Дело в том, что в такой деятельности оказываются востребованными люди, обладающие одновременно высоким интеллектуальным уровнем, способностью к отбору фактов, аналитическому мышлению, необходимому для понимания и адекватного изложения научных проблем, а с другой стороны, способностью видеть мир и его проблемы в контексте художественного восприятия и мироотношения, т.е. они должны быть в широком смысле писателями и поэтами. Трудно представить себе пишущего о науке современного автора, думающего не о своем успешном проекте, возможных грантах, вознаграждениях и будущей известности, а о высоких целях новых научных открытий. Между тем, сотни книг для детей и молодежи написаны в советское время именно в этом аспекте. «Человечеству требуются открытия. Требуются, прежде всего, потому, что нас не удовлетворяет сегодняшний уровень жизни... Человек - существо, стремящееся к лучшему» [3, с.9]. Сегодня, хотя и очевиден социальный заказ на такие эмоционально-вдохновляющие рассказы и романы о науке, как и все другие жанры научной и художественной литературы, но восстановление этой традиции, получившей в советское время столь широкую популярность, едва ли возможно.
Заметим, что в исследовании этой стороны советской культуры важным моментом, вероятно, будет дифференциация каждого десятилетия с его уникальными проблемами, драмами и противоречиями, с чертами и особенностями. Однако уже при первом приближении ясно, что только впечатляющая деятельность В.И. Ленина с его фундаментально-теоретическим обоснованием роли культуры, деятельностью и пониманием смысла «учиться, учиться и учиться», как и деятельность немногих его единомышленников, личностей масштаба А.В. Луначарского и Г.В. Чичерина, стоявших у истоков разработки принципов и практической организации этой работы, не могла бы переломить ситуацию. Как не могла переломить ее и деятельность отдельных, даже самых великих ученых, режиссеров, педагогов, художников; как и все сделанное М.Горьким, который, как известно, уже с 1918 года возглавил созданное по его инициативе издательство «Всемирная литература», издавшее сотни научно выверенных и часто заново переведенных произведений классиков мировой литературы.
Высоких интеллектуалов-единомышленников в самой первой плеяде управленцев в этой сфере, разработавших систему пропаганды идеи образованности и культуры, все же были единицы. Тогда как миллионы вчера еще далеких от культуры крестьян и рабочих вошли в это пространство, и многим из них, далеким от понимания ее смысла, предстояло возглавить эту деликатную и сложную работу во многих учреждениях и институтах во всех городах и селах. Возможно, в этом с самого начала было заложено начало конца этой уникальной во всемирно-историческом масштабе культуры. Конечно, для того, чтобы состоялись гении масштаба Д.Д, Шостаковича, Г.В. Свиридова, Д.Б. Кабалевского, А.П. Петрова, И.Т. Твардовского, М.А. Булгакова, Н.А. Заболоцкого, А.П. Платонова, М.А. Шолохова, В.И. Мухиной, С.Т. Коненкова, К.С. Станиславского, Г.С. Улановой, Н.И. Сац и равные им фигуры, а позднее стали возможны произведения Д. Гранина, Ч.Т. Айтматова, Д. Данина, А.Н. Пахмутовой и сотни выдающихся деятелей и произведений научной и художественной культуры и ее крупных организаторов, чтобы появились великие советские режиссеры, культура книгоиздания, библиотечного дела и расцвет
современных народных культур, феномен советского театра и киноискусства, советская массовая песня и многое другое необходима, во-первых, новая, давшая импульс к свободному творчеству социально-культурная форма и система подготовки кадров.
Но для того, чтобы на ее основе выросло поколение образованных людей оказалась востребованной беспрецедентно широкая сеть учреждений культуры, которая была бы поддержана, освоена и получила развитие во всей стране для того, чтобы названные и многие другие имена не только узнал мир, но чтобы в своей стране они, их общий уровень и нравственно-эстетические идеалы «работали» в качестве образца для подражания. Но достаточно ли было педагогов, равных А.С. Макаренко? Эту же функцию и поставленную ей социально важную проблему формирования и воспитания вдохновенно-творческой личности с ее собственной профессиональной культурой и этикой, глубоко укорененной в родной и мировой культуре решала и новая научно-художественная, как и научная и художественная литература, ставшие транслятором ключевых идей, поднявших достоинство культуры.
Скажем далее о некоторых аспектах и реалиях становления этой просветительской деятельности, главным образом, для образования детей и юношества, начавшейся с самых первых лет советской власти. Практически сразу - пока не было своих оригинальных работ - началось переиздание классики, но уже с середины 1920-х годов стали издаваться и написанные советскими авторами детские книги и журналы. И сразу начались поиски направлений принципиально новой деятельности, связанной с художественной пропагандой науки и техники.
Напомним: ее истоки в значительной степени связаны с хорошо знакомым с детства именем С.Я. Маршака - и сегодня любимого поэта и переводчика. Менее известен, однако, С.Я. Маршак как редактор, главный консультант, а в действительности руководитель редакции детской литературы Ленинградского Госиздата, чем он занимался с 1924 по 1937 год. «Он начал работу в области книг о науке и технике сразу в трех направлениях - побуждал взяться за научные темы писателей, привлекал ученых, искал «бывалых» людей, которые могли бы интересно рассказать о своем труде, о своей профессии» [4, с. 57].
В этой новой социально ответственной творческой работе по созданию советской научно-художественной литературы, социальное и культурное значение которой сегодня трудно переоценить, с самого начала приняли участие талантливые писатели и ученые. С С.Я. Маршаком работали Б. Жидков, М. Ильин, Е. Сегал, В. Бианки, Е. Чарушин. «М. Ильин и Б. Жидков -инженеры по образованию, начали путь в литературе с книг о технике. Писатели - о технике, художественный рассказ - это было совершенно ново» [4, с 57]. Издаваемая массовым тиражом, научно-художественная литература стала формой уважения человека, возвышения и утверждения достоинства культуры, роста образованности и укоренении в глубинах знания юных читателей, всех граждан страны. Развитие этого направления культуры стало одной частью системы, на основе которой осуществлялась сразу после Октябрьской революции грандиозная культурная революция - феномен, которого не знала мировая история: вся страна училась.
Эту работу теоретически обосновывали, планировали, организовывали во всей стране. Об этом, начиная с художественно одаренного американского журналиста Джона Рида, написавшего правдивую и восторженную книгу «Десять дней, которые потрясли мир» [5], немало писали и позднее приезжавшие в советскую Россию, а потом в СССР зарубежные гости - писатели, поэты, журналисты, политики, которые видели искреннее стремление народа к культуре, полные залы библиотек, переполненные театральные и концертные залы, где звучала классическая музыка, шли оперы, балеты и театральные спектакли, видели интерес к спорту, полные стадионы, систему авиа-и всех других клубов, кружков.
Тяготение к знаниям в первые годы советской власти было беспрецедентным. Как никогда, поэтому, росла и востребованность доступной литературы о науке, технике. «Героями» издаваемых тогда книг и фильмов становились и выдающиеся ученые, и достижения культуры, и сам человек как творец цивилизации. Так, Борис Жидков в книге «Пароход» рассказывал юным читателям о кораблестроении, механизмах, работе капитана, штурмана, портовой службе так, чтобы всем была ясна ответственность всех членов команды. Другая его работа - «Про эту книгу» не менее интересно и детально рассказывала о том, что представляет собой типография. А книга В.Панова «И все-таки она хорошая» была посвящена рассказам о русской орфографии.
Симптоматичен в этот ранний послереволюционный период подъем интереса к культуре, обусловивший формы своеобразной самодеятельности в создании научно-художественных произведений. С 1920-ых годов юные исследователи по своей инициативе начинают составлять образовательные программы, необходимые в советской России для общего интеллектуального уровня каждого человека, который будет заниматься наукой, где важное место занимает искусство. Один из убедительных примеров такой деятельности - «Академия поэзии», написанная юным двадцатилетним А.Л.Чижевским - уже тогда исследователем, поэтом, художником, а позднее выдающимся ученым и мыслителем-космистом. В его «Академия поэзии» изложена Программа подготовки, включавшая знания, которые по мнению автора, востребованы в новом обществе. И это не только математика, астрономия, статистика, многие дисциплины естественнонаучного цикла, но и всеобщая история, всемирная литература, поэзия, несколько иностранных языков, история, искусства и архитектуры и многое-многое другое. Юный А.Л. Чижевский утверждал, что главное, почему без искусства и гуманитарных знаний человек науки не завершен - это то, что оно - условие формирования личности: «Сделать человека человеком - вот всепоглощающая цель искусства». [6, с. 223]. Подобно Леонардо да Винчи, который в «Книге о живописи» рассматривал поэзию в качестве высшего вида научного познания, более высокого, даже чем математика, ограниченная анализом количества, тогда как живопись открывает более высокое - качество жизни, так и А.Л.Чижевский видит в поэзии и гуманитарной культуре не просто форму эстетического воспитания, а путь к истине, к постижению глубин бытия. [7]. Поэтому «Надо стараться, чтобы подрастающее поколение не чуждалось искусства, а потом уже следует культивировать искусство в душе ребенка. Когда же народ очистится влиянием культуры, к нему не пристанут никакие разрушающие идеи темных своекорыстных сил. Действительно, отрешенность народа от истинного искусства ведет к закрепощению его в темных рамках пошлой, будничной жизни, и только плоды высших достижений в состоянии возвысить народ над уровнем абсолютного невежества» [8, с. 222].
Гуманитарно образованные, знающие традиции культуры, организаторы этой работы понимали, что прямая, морализирующе-«лобовая» дидактика - не продуктивный для решения стоящих задач метод, хотя в некоторых случаях - в плакате или басне - она необходима, но ее место было второстепенно-подчиненным. В этом они следовали большой культурной традиции, которую позднее сформулировал С.С. Аверинцев, размышляя об этом в изданной уже в 1970-ые годы «Поэтике ранневизантийской литературы» - книге, уровень которой сразу был высоко оценен в гуманитарно-культурном советском пространстве, а ее прочтение и цитирование стало основой своеобразной элитарной выделенности в своей среде.
Престиж открыто-дидактической литературы в советской культуре, как и в современном мире, был не самым высоким. Открытое морализаторство и назидание порицалось всегда. «Царь Панэд из греческой легенды, своим приговором поставивший Гесиода как полезного поэта сельских трудов выше Гомера, нашел себе не много единомышленников...Еще важнее вторая оговорка: античность знала более «возвышенные» и более «низменные» типы дидактической поэзии, и отношение к ним было тогда - и остается в наше время - отнюдь не одинаковым. Ведь вдохновенные поэмы Парменида, Эмпедокла и Лукреция - тоже дидактический, «учительный» эпос; но это не житейски-моралистическая, а философская дидактика, не постылая обыденная мудрость, а восторг ума, дерзновенно проникающего в тайну бытия» [9, с.150].
Мысль о дидактике, как выражении восторга ума, хотя и не формулируемая открыто, успешно работала в советской научно-художественной литературе. Пример этого - написанная в 1940-е годы поэтическо-научная «Наша древняя столица» Н.П. Кончаловской [10]. Эта легко читаемая и запоминающаяся детская книжка, как и другие книги для детей и юношества, были по-настоящему любимыми, по ним с интересом знакомились с событиями истории, они были лучшим подарком. Подобно М.В. Ломоносову, который в поэтической форме написал свое «Письмо о пользе стекла», где рассказал о пользе стекла и важности научной организации связанного с ним промышленного производства [11], советские писатели исходили из необходимости быть понятыми: язык науки всегда был не самым доступным. Кстати, М.В. Ломоносов тоже, как исключительно образованный человек своей эпохи, художественно излагая проблемы науки, следовал своему предшественнику - Лукрецию Кару, в поэтической форме в «Природе вещей» изложившему концепции Демокрита и Эпикура.
Между тем, целевые стратегии научно-художественных текстов не исчерпываются только ориентирами на увлекательность и эстетику формы. Задачи страны в первые годы советской власти были связаны не просто с привлечением молодежи к науке, но с пробуждением их интереса к главным направлениям научной и научно-практической работы.
Одна из таких проблем была связана с развитием научного мировоззрения и обоснованием взгляда на мир как на последовательно-закономерный процесс. Сегодня можно спорить с точкой зрения, из которой следовало, что новое социалистическое общество - высшая по сравнению с предшествующими социальная форма, но сама эта мысль становилась основой укоренения достоинства человека, его общества и культуры. Заслугой научно-художественной литературы той поры стал развиваемый в этом контексте и сознательно продвигаемый взгляд на непрерывность истории человеческого интеллекта и последовательность развития науки. Читатель, в том числе и самый юный, без труда понимал написанную в 1930-е годы, хорошо известную тогда книгу «Как человек стал великаном» М. Ильина и Е. Сегал. Написанная художественно убедительным языком, она излагает Всемирную историю с самых истоков, от становления жизни «истории человека и человеческой мысли, от древности до начала современной науки, до изобретения микроскопа и телескопа» [12, с. 3]. Авторы завершают свой труд своим историческим временем и стремятся «заглянуть в будущее - в то время, когда человечество станет властелином природы, разумным хозяином планеты, когда на всей земле исчезнут эксплуатация и порабощение» [12, с.3]». Впечатляют тиражи издававшейся тогда для детей и юношества литературы. Так, издание этой солидной книги 1948 года - 30 тысяч экземпляров.
Более того, чтобы читателю захотелось продолжить творческий труд человечества, Борис Жидков, например, обращался к писателям: «и если вы пишите по поводу изобретения пусть самого узкого, прикладного, очень сегодняшнего, - покажите его место в истории техники а технику - как вехи истории человечества» [13, с.61].
Сегодня, когда в значительной мере эта традиция утрачена, не многие крупные ученые и профессионалы в различных областях знания способны красиво, а, тем более, в поэтической форме, доступно и вдохновляюще написать о самых передовых научных открытиях последних лет для детей и подростков. В ситуации стремительного развития науки и растущем потоке специализированных исследований и переводных работ образовалось пространство, не заполненное тем, что жизненно необходимо для молодежи, для всей культуры для формирования новых приоритетных форм трансляции таких знаний. Для того, чтобы учиться так писать, есть смысл обратиться к советскому опыту, когда не только писатели, но научная интеллигенция, ученые, обладающие художественными способностями и эстетическим восприятием мира, писали о сложных научных проблемах. Именно как подлинные художники, они включались в процессы такой работы, что хорошо известно по множеству советских книг и фильмов.
Удивительно сохранявший - несмотря на трагические события в собственной судьбе и судьбе своих исследований - детский восторг и искреннее удивление академик А.Е. Ферсман в 1928 году написал самую популярную из своих книг - «Занимательную минералогию» [14]. Как и другие его популярные «Рассказы о самоцветах», «Занимательная геохимия», Воспоминания о камне», эта книга обращена к подросткам; она и сегодня переиздается едва ли не ежегодно, приглашая читателей то в минералогический музей, то в экспедицию. Образным языком и увлеченно автор рассказывает, задавая читателям установку, что можно увидеть в природе, как живет камень, как изменяется, растет. Совсем молодой в 1920-ые годы А.Е. Ферсман понимал, насколько масштабной должна стать работа, связанная с разведкой полезных минералов, и как много нужно для этой работы знающих профессионалов. Советским специалистам предстояло решать многие еще не решенные, а иногда и не поставленные проблемы, анализировать факты, а потому, - мыслил Ферсман, - необходима новая, творческая минералогия. Сам ученый с детства любил собирать и изучать камни, но в университете эту науку преподавали скучно, и он ее разлюбил. Позднее же, когда же он перешел в другой университет и стал учеником великого русского естествоиспытателя и мыслителя-космиста В.И. Вернадского, увлечение не только было восстановлено, но укрепилось. Не была утрачена и эмоциональность восприятия.
Важным в его подходе к созданию научно-художественного текста о минералах стал показ того, чем интересен сам труд ученого с его задачами и трудностями, как и разговор о том, какие препятствия предстоит преодолеть ученому: путь к победе не может быть легким. Эта позиция
уже тогда противостояла недопустимым упрощениям, которые были в работах, связанных с подготовкой увлекательной научно-художественной литературы. Полярник, скажем, мог рассказывать, как пригодился ему в романтической экспедиции на северный полюс навык слесаря.
А.Е. Ферсман же в своих книгах исходил из позиции достоинства не только собственной личности, своей науки, свободы ее правдивого изложения, но из достоинства читателя, культуры и ее «высокой пропаганды». А потому говорить, что успех дается легко считал он, - вредно и не правда. Интересно и то, что крупнейший ученый-натуралист, А.Е. Ферсман всегда мыслил как художник. Так, в Предисловии к «Занимательной минералогии» он пишет: «Я буду рисовать отдельными отрывочными картинками - так, как художник вырывает отдельные моменты из природы и, раньше, чем написать большую картину готовит десятки и сотни эскизов и рисунков» [14]. Целостное представление о картине природы он предлагает построить читателю самостоятельно и своим воображением связать все вместе. При этом он не скрывает того, что, по-видимому, не все смогут это сделать, так как слова автора будут недостаточно убедительными. Тогда «будет нужен более сильный художник, который заставит их ум и мысль работать в определенном направлении. Этот художник - сама природа» [14]. Тогда А.Е. Ферсман советует самому читателю отправиться в путешествие и самому наблюдать и размышлять о загадках камня.
Сегодня, по прошествии десятилетий, оказывается не легко понять, как в принципе в годы гражданской войны и первые годы после нее, как в годы Великой Отечественной войны и послевоенные годы оказались возможными настолько глубокие, в научном и художественном отношениях часто и сегодня непревзойденные, написанные блестящим художественным языком популярные книги, статьи, научные исследования. Нет сомнений в личных талантах и одаренности авторов и уровне их образования, которое многие получили до революции. Но едва ли можно объяснить масштаб, количество написанного и изданного всего созданного только их личными качествами и профессиональным достоинством.
Ясно, что сегодня - как бы ни был талантлив ученый - у него не может быть условий и возможности сосредоточенно и непрерывно много лет подряд разрабатывать какую-то одну научную тему, или переводить Данте, как это сделал гениальный переводчик, поэт, создатель научной школы художественного перевода Михаил Леонидович Лозинский. Чудом кажется и уровень культуры людей, с которыми такие гениальные творцы имели возможность общаться. Интересная подробность: в ноябре 1942 года, окончив перевод «Рая», М.Л. Лозинский послал телеграмму-дистих своему другу - выдающемуся гуманитарию-искусствоведу А.К. Дживелегову: «Миг вожделенный настал, окончен мой труд многолетний. Верному другу его шлю эту скромную весть». На что А. К. Дживелегов тут же отвечает ему телеграммой: «Дантова тень из мистической розы Вам шлёт поздравленья. Вторит восторженно ей скромный ваш друг на земле» [15].
В отличие от открытого пафоса творческо-культурной революции 1920-х годов, 30-40-ые годы - время исключительно драматичное, часто трагическое для всех работающих в сфере интеллектуальной культуры и не только в отношении психологическом. Личные судьбы всех занимавшихся наукой и писавших о ней писателей и ученых складываются предельно сложно, и потому для однозначных оценок в аспекте мировоззренческом здесь места нет. Это пространство парадоксально.
В связи едва ли не с каждым фактом сталкиваемся с необъяснимыми, кажется, ситуациями, не умещающимися ни в какую в схему. Так, М.Л. Лозинский не только публикует в 1940 году выдающееся известное издание «Божественной комедии» с гравюрами Гюстава Доре, но и получает за свой титанический труд в 1946 году Сталинскую премию первой степени [16]. Хотя премии эти по Положению должны были присуждаться только оригинальным художественным произведениям, на вопрос Сталина, что было самым выдающимся достижением года, Тихонов ответил - несомненно, выход в свет «Божественно комедии» Данте в переводе Лозинского. На вопрос Сталина: тогда почему же его нет в списке претендентов на премию, сказал, - это не авторский текст, Положение о премиях этого не предусматривает. Поражает ответ Сталина: «Значит, надо изменить Положение», и гениальный переводчик получил премию.
Таким образом, об этом великом времени и роли в его культуре научно-художественной литературы, о развитии на основе этой литературы особого - сегодня особенно востребованного -научно-художественного мышления, начиная с первых послереволюционных дней, как о времени
не только сложном, но и в известной мере парадоксальном еще предстоит написать как о высокой, т.е. идеал которой жив, но, кажется, неизбежной трагедии [17].
Это время - эпоха титанических сдвигов в мышлении в слишком неграмотной в своей массе стране. В советское время была точно выбрана и поставлена высокая и самая достойная человека цель - введение всей страны за достаточно короткий срок в мир большой культуры. И непрерывно продолжавшаяся в течение семи десятилетий, системно обоснованная просветительская деятельности, частью которой было создание и художественно-научных работ, дала никогда в мире прежде не встречавшиеся результаты. Выходцы далеко не только из аристократических семей или семей, имевших до революции возможность получить высокое образование, которое было передано детям, становились крупными учеными, организаторами производства, художниками, космонавтами, - людьми, усилиями и талантом которых во всех сферах деятельности был осуществлен уникальный прорыв в светлое будущее. Выросшие на этой системе освоения высоких идеалов культуры, в основе которой лежали уважающие их личность образы и идеи, защитили мир в годы Великой Отечественной войны.
Без этих поисков и обретений просветительской работы 1920-1930-годов, вероятно, не было бы позднее гениев, талантов, многих выдающихся деятелей культуры, ставших крупными вехами в отечественной и мировой культуре 1960-1980-годов. Без них могло бы быть ученых масштаба Н.Н. Моисеева или ставшего совестью науки нашего времени Ж.И. Алферова. Сегодня трудно представить, что могло бы не появиться десяткой выдающихся писателей, поставивших нравственные проблемы современной науки художественных произведений об ученых, таких, как «Иду на грозу», «Зубр», «Эта странная жизнь» Д. Гранина; «Неизбежность странного мира», «Резерфорд», Перекресток», «Нильс Бор» Д. Данина, пьес об ученых и наук, произведений Стругацких; многих научно-фантастических произведений, сочинений, о которых спорили, формируя собственные убеждения и мироотношение, произведений, оказавших влияние на все общество. На их произведениях выросло и наше поколение.
Знания, необходимые не ради информации самой по себе, но для формирования убеждений и понимания смысла самой жизни, формировала и система просветительской работы, которая охватывала самые разные каналы, включая просветительские театры одного актера, каким был, например, Ираклий Андронников с его программами, посвященными, прежде всего, жизни и творчества М.Ю. Лермонтова; программы выдающегося музыковеда-искусствоведа Светланы Виноградовой. И, бесспорно, особую роль в этом культурном движении сыграла творческая деятельность выдающегося композитора Д.Б. Кабалевского, который много лет вел серьезные, но доступные любой детской аудитории программы о музыке. Он побуждал задумываться «над тем, как глубоко связаны друг с другом литература и все искусства и как они вырастают на одной и той же неистощимо богатой и плодородной почве, имя которой - жизнь... самое главное в искусстве, самое в нем важное и дорогое - это человек, его чувства и мысли, его поступки и его мечты, его радости и его печали, его жизнь». [18, с.222]. Во всех своих беседах, встречах, письмах Д.Б. Кабалевский стремился последовательно показать «что музыка существует не только для того, чтобы развлекать. но и для того, чтобы помочь ему познать мир понять жизнь и прежде всего -самого себя.. что музыка и все другие искусства существуют для того, чтобы добрым был наш ум, сердце было умным» [18, с. 222].
Высокое образование, сочетавшее в себе знания социально-гуманитарных, естественных и технических наук, дало возможность во всех республиках страны развивать современные формы народных культур, приобщая всю страну к их образам, как это сделал Чингиз Айтматов, открывший миру образ манкурта из древнего киргизского эпоса «Манас».
Экофилософско-культурологическое осмысление, направленное на сохранение и творческое развитие богатства мира человека во всей его целостности - условие сохранения не просто информации о прошлом, но задающее направленность и путь восхождения как к новым достижениям отечественной культуры, так и к освоению никем непревзойденных достижений в области советского просветительства.
Но почему же столь драматическим оказался этот путь к концу 1980-х? Думаю, - и вновь, как ни парадоксально, - не хватило именно общей интеллектуальной Культуры, ее укорененности в мировоззрении, основанном на философско-научной картине мира, на понимании происходящего, определенности сформированных убеждений. Поэтому сегодня, проектируя
востребованные в XXI веке новые формы развития культуры и культурной политики, следует центрировать их ключевыми словами - высокая культура, достоинство, идеалы, уважение, долг, отчетливо дистанцируя их содержание от стандартов кичево-массовой культуры и размывающего критерии убеждений философского, этического и эстетического релятивизма.
По-видимому, в жизни формам всего живого нового приходиться осуществлять множество попыток прорасти, преодолевая трудности: не каждой травинке, реке или новой социокультурной форме сразу удается осуществить свой путь. Но надежда и форма нового открывается всегда неожиданно, подобно улыбке Джульетты Мазины в финале «Ночей Кабирии», и тогда, когда кажется, потеряно все. Жизнь богаче проектов и схем, именно поэтому подлинная культура, ее наука, искусство - мир, не схватываемый в схемах рассудка.
Сегодня, в интервью пианист Денис Мацуев говорит, что концертные залы Филармонии и консерватории в российских городах опять заполнили молодые слушатели. «На фоне ... творческого штиля в других искусствах, классическая музыка - после стольких лет «нерейтингового», «не-прайм-таймового», «остаточного» существования - берет, наконец, реванш. Залы полные, залы строятся, в залах - молодежь. Все возвращается на круги своя.. .И вот о какой уникальной российской тенденции по сравнению с Западом хочу доложить: поражает возраст зрительской аудитории. В Берлине, Вене, Лондоне и Нью-Йорке - это от шестидесяти и выше. . Но то, что творится у нас — это настоящий феномен: более половины зала — молодежь. Не только на моих концертах, но и у всех моих коллег. Именно в регионах! Посещение филармоний превращается в добрую традицию. Это наша гордость» [19].
С такими проявлениями бытия и связаны надежды на возрождение нового типа художественно-научного мышления, которое вдохновит и поведет к существенно обновленным направлениям деятельности по популяризации высоких достижений науки, техники и всех форм человековедения, а потому - к открытию перспектив человека и культуры России, достойной не только далекого будущего, но и высоких традиций науки и культуры советского прошлого.
Литература и источники
1. Баркова Э.В. Детерминизм в развитии экофилософской картины мира // Право и практика. 2020. №1. С. 168-174.
2. Кондрашов A. Кто нас просвещает? // Литературная газета. 2Q2Q. № 43.
3. Гуревич Г.И. Лоция будущих открытий. М.: Наука. 199Q. 2Q8 с.
4. Ивич A. Поэзия науки. О литературе научно-популярной и научно-художественной. М.: Книга. 1967. 176 с.
5. Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Aзбука- Классика. 2Q18. 352 с.
6. Чижевский A^. Aкадемия поэзии // В науке я прослыл поэтом. Калуга: Золотая аллея, 1996. С. 217-255.
7. Баркова Э.В. Идея солнцецентризма A^. Чижевского в развитии альтернативной модели философии науки // Гуманитарное знание и духовная безопасность. Сборник мат-лов VI Международной научно-практ. конференции. М., 2Q19. С. 48-55.
8. Чижевский A^. «Кто отрицает влияние звезд, тот отрицает мудрость» // http://www.kmgikratkq.ra/articles/2Q-citat-professora-chizhevskogo-o-vliyanii-solnca-na-psihiku-cheloveka
9. Aверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М: Наука, 1977. 32Q с. 1Q. Кончаловская Н.П. Наша древняя столица. М.: Стрекоза, 2Q17. 256 с.
11. Ломоносов М.В. Письмо о пользе стекла // Aбрамзон Т.Е. Письмо о пользе стекла М.В. Ломоносова. М.: Объединённое гуманитарное издательство (ОГИ), 2Q1Q. 192 с.
12. Ильин М., Сегал Е. Как человек стал великаном. М.: Профиздат, 1948. 536 с.
13. Ивич A. Поэзия науки. О литературе научно-популярной и научно-художественной М.: Книга, 1967. 176 с.
14. Ферсман A.E. Занимательная минералогия. М.: Рипол-Классик, 2Q19. 255с.// https://www.labirint.ru/books/706408
15. Лозинский С.М. История одного перевода // https://wikilivres.ru/%D0%98
16. Данте A. Божественная комедия. М.: Художественная литература, 194Q. 48Q с.
17. Баркова Э.В. Экофилософское измерение историко-философской мысли // Право и практика. 2017. № 3. С. 152-161.
18. Кабалевский Д.Б. Про трех китов и про многое другое. М.: Дет лит-ра, 1972. 224с.
19. Денис Мацуев поздравил читателей «МК» и предсказал возрождение классической музыки // [Электронный ресурс] URL: https://matsuev.ru/press-tsentr/news/1070
References and Sources
1. Barkova E.V. Determinizm v razvitii ekofilosofskoj kartiny mira // Pravo i praktika. 2Q2Q. №1. S. 168-174.
2. Kondrashov A. Kto nas prosveshchaet? // Literaturnaya gazeta. 2Q2Q. № 43.
3. Gurevich G.I. Lociya budushchih otkrytij. M.: Nauka. 1990. 208 s.
4. Ivich A. Poeziya nauki. O literature nauchno-populyarnoj i nauchno-hudozhestvennoj. M.: Kniga. 1967. 176 s.
5. Rid Dzh. Desyat' dnej, kotorye potryasli mir. M.: Azbuka- Klassika. 2018. 352 s.
6. Chizhevskij A.L. Akademiya poezii // V nauke ya proslyl poetom. Kaluga: Zolotaya alleya, 1996. S. 217-255.
7. Barkova E.V. Ideya solncecentrizma A.L. Chizhevskogo v razvitii al'ternativnoj modeli filosofii nauki // Gumanitarnoe znanie i duhovnaya bezopasnost'. Sbornik mat-lov VI Mezhdunarodnoj nauchno-prakt. konferencii. M., 2019. S. 48-55.
8. CHizhevskij A.L. «Kto otricaet vliyanie zvezd, tot otricaet mudrost'» // http://www.knigikratko.ru/articles/20-citat-professora-chizhevskogo-o-vliyanii-solnca-na-psihiku-cheloveka
9. Averincev S.S. Poetika rannevizantijskoj literatury. M.: Nauka, 1977. 320 s.
10. Konchalovskaya N.P. Nasha drevnyaya stolica. M.: Strekoza, 2017. 256 s.
11. Lomonosov M.V. Pis'mo o pol'ze stekla // Abramzon T.E. Pis'mo o pol'ze stekla M.V. Lomonosova. M.: Ob"edinyonnoe gumanitarnoe izdatel'stvo (OGI), 2010. 192 s.
12. Il'in M., Segal E. Kak chelovek stal velikanom. M.: Profizdat, 1948. 536 s.
13. Ivich A. Poeziya nauki. O literature nauchno-populyarnoj i nauchno-hudozhestvennoj M.: Kniga, 1967. 176 s.
14. Fersman A.E. Zanimatel'naya mineralogiya. M.: Ripol-Klassik, 2019. 255s.// https://www.labirint.ru/books/706408
15. Lozinskij S.M. Istoriya odnogo perevoda // https://wikilivres.ru/%D0%98
16. Dante A. Bozhestvennaya komediya. M.: Hudozhestvennaya literatura, 1940. 480 s.
17. Barkova E.V. Ekofilosofskoe izmerenie istoriko-filosofskoj mysli // Pravo i praktika. 2017. № 3. S. 152-161.
18. Kabalevskij D.B. Pro trekh kitov i pro mnogoe drugoe. M.: Det lit-ra, 1972. 224s.
19. Denis Macuev pozdravil chitatelej «MK» i predskazal vozrozhdenie klassicheskoj muzyki // [Elektronnyj resurs] URL: https://matsuev.ru/press-tsentr/news/1070
БАРКОВА ЭЛЕОНОРА ВЛАДИЛЕНОВНА - доктор философских наук, профессор кафедры истории и философии Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова (barkova@mail.ru)/
BARKOVA ELEONORA V. - Doctor of Philosophy, Department of history and philosophy, Plekhanov Russian University.
УДК 130.3 DOI: 10.24412/2411-2275-2021-1-181-185
ПОПОВ С.И.
КОД МИРА: О ЗНАЧЕНИИ ЧЕТВЕРКИ СТИХИЙ В ГЕНЕЗИСЕ РАЦИОНАЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ У ДРЕВНИХ ГРЕКОВ
Ключевые слова: мир, первоначало, стихия, число, четверка, семерка, принцип упорядочения мира, рациональное мышление.
Рассматривается тема генезиса рационального мышления в ранней Античности на примере осмысления оснований ранней античной науки - четырех первоначал мира (земля, вода, огонь, воздух). Общепринятая - содержательная - их трактовка в качестве природных стихий видится непродуктивной: контрастирует с явным уже в античности многообразием вещей и явлений, стерильна в плане перспектив дальнейших исследований. Напротив, изменение «прочтения» оснований раннеантичной «физики» с содержательного на формальное позволяет выявить их небанальный смысл - числового «кода», увязать его с общей логикой генезиса рационального мышления и объяснить кажущийся параллелизм интеллектуальных процессов на востоке и западе греческого мира VI - V вв. до н.э. Числа четыре и семь (производное от четырех) в данной перспективе выступают способом рационального упорядочения мира - без системы научных категорий и представления о природных закономерностях.
POPOV, S.I.
WORLD CODE: ON THE PART OF THE FOUR OF ELEMENTS IN GENESIS OF THE ANCIENT GREEKS'RATIONAL
THINKING
Key words: world, origin, element, number, four, seven, the principle of ordering the world, rational thinking.
The topic of the genesis of rational thinking in early Antiquity is considered on the example of understanding the foundations of early ancient science - the four elements of the world (earth, water, fire, air). The generally accepted - meaningful - interpretation of them as natural elements is seen as unproductive: it contrasts with the diversity of things and phenomena that was already evident in antiquity, and is sterile in terms of the prospects for further research. On the contrary, the change in the "reading" of the foundations of early antique "physics" from meaningful to formal allows us to reveal their non-trivial meaning, a numerical "code," link it with the general logic of the genesis of rational thinking and explain the apparent parallelism of intellectual processes in the east and west of the Greek world of the 6th-5th centuries BC. The numbers four and seven (derived from four) in this perspective act as a way of rational ordering the world without a system of scientific categories and ideas about natural laws.
Тема исторического генезиса научного знания и вообще рационального мышления является одной из интереснейших в истории философии и истории науки. Дискурс на эту тему обычно следует известному шаблону: был такой древнегреческий мудрец Фалес из Милета, который считается первым ученым, - от него пошло все. Подобный мыслительный ход, представляющий собой, по сути, миф о культурном герое, присутствует в любой области знания и, пожалуй, является стандартом формирования в общественном сознании представления о том, чем и как занимается наука.
Миф о культурном герое-одиночке и о науке, эпохальные достижения в которой оказываются плодом озарений череды гениев, несмотря на его органичность общественному сознанию, тем не менее, непродуктивен. Особенно ясным это становится, если применить его к генезису науки, как таковой: до Фалеса, получается, не было ничего (господствовало мифосознание), а с его приходом сразу появились геометрия, астрономия, натурфилософия. Это выглядит неправдоподобно: такого «инноватора» было бы некому слушать. Поэтому, рассуждая о генезисе даже древнегреческой науки, следует говорить о труде поколений безвестных ученых, то есть - о древнем научном или преднаучном сообществе [1, с.82].
Самая ранняя античная интеллектуальная культура изрядно отличается от более привычной нам новоевропейской с ее дихотомией звездного неба и нравственного закона, прежде всего, своим содержанием, в котором, как может показаться, нераздельно слились спекулятивная мысль и наука, миф и моральные поучения и многое другое. Попытки в ходе преподавания упорядочить любомудрие древних, однако, разочаровывают: чуть ли не единственным содержанием греческой
