CC BY
41
УДК 008 (091)
Н. Н. Летина
Онтологические рефлексии А. Блока периода «Антитезы» и «Синтеза»
В статье, продолжающей материал предшествующего номера, раскрывается дальнейшая динамика онтологических рефлексий А. Блока. Проанализированы сущностные константы инфернального инобытия периода Антитезы, мыслимого А. Блоком в метафизической парадигме Тьмы, Бездны, Ночи. Обоснованы эсхатологические перспективы и теургические ожидания отнологии А. Блока периода «Синтеза».
Ключевые слова: русская культура рубежа XIX-XX вв., символизм, онтология, универсум, А. Блок, многомирие, путь, Антитеза, Бездна, Синтез, новый мир.
N. N. Letina
Ontological reflections of A. Blok in the periods of Antithesis and Synthesis
The article is the continuation of the one in the previous issue. It shows further dynamics of A. Blok's ontological reflections and analyses essential constants of infernal otherness in the period of Antithesis conceived by Blok in symbolic metaphysical paradigm of Darkness, Abyss and Night. The author substantiates eschatological prospects and theurgic expectations of A. Blok's ontology in the Synthesis period.
Key words: Russian culture at the turn of XIX-XX centuries, symbolism, ontology, universe, A. Blok, multiworlds, way, Antithesis, Abyss, Synthesis, new world.
Мировая Душа, Вечная Женственность, составлявшая онтологическую цель творчества
A. Блока начального периода «Тезы» в сознании поэта трансформируется, «Теза» завершается «изменением облика» Мировой Души [4, с. 143], начинается «мятеж лиловых миров» и период «Антитезы», ознаменованный общением с совсем иным инобытием.
Третий пространственный компонент картины мира - инфернальное инобытие. Понимание сущности таинственного инобытия «Антитезы» Блок вербализировал преимущественно в терминах Ф. Ницше, которого, как констатирует поэт,
B. С. Соловьев «не заметил» [4, с. 162], А. Шопенгауэра, Я. Бёме, наконец, в своих собственных терминах и символах. Обнаружив кажимость этого мира - «представления», «покрывала Майи» (А. Шопенгауэр), «аполлонической иллюзии», (Ф. Ницше), «балагана» (А. Блок), - символисты раскрыли существование подлинного бытия - это и^гыпё (Я. Бёме), Мировая воля (А. Шопенгауэр), первозданная дионисийская бездна, дух музыки (Ф. Ницше), «Ночь» (Н.А. Бердяев), «безначальный хаос» (А. Блок).
Итак, главные символические выражения инобытия «Антитезы» - стихия, бездна, тьма,
© Летина Н. Н., 2016
ночь. Но это символы не однопорядковые, они иерархически организуют онтологию инобытия.
Символ «Тьмы», «Ночи» указывает на особое онтологическое состояние мира и человека, предваряющее видение Бездны. Ночь для Блока - «безмолвие и мрак» - «условия предмирные» [4, 5, с. 133], необходимые для того, чтобы услышать «музыку мира»: «Опять беспокойство перед ночью. И часто. И будто все буду знать. Но спячка днем» [4, 5, с. 105]; «Ночь /.../ и мне начинает казаться, что за городским гулом я слышу еще какой-то гул» [4, 5, с. 226]. Ночь - это пространство преддверия и время предчувствия мистического опыта: в финале «Возмездия» Блок призывает: «...остановись на миг / Послушать тишину ночную: / Постигнешь слухом жизнь иную, / Которой днем ты не постиг».
В «Ночи» теряется ясность очертаний и твердость границ. Теряется сущность любых антитез. Ночь - это мрак исканий и блужданий - без четких ориентиров, без прочной веры, без ясного представления о Боге и общения с Ним, подчиненного религиозной традиции. Этот мотив ухода в ночь (или прихода ночи) вносит в русскую культуру петербургского периода Ф. И. Тютчев («Но меркнет день - настала ночь, / Пришла - и с мира рокового / Тень благодатного покрова / Со-
рвав, отбрасывает прочь... / И бездна нам обнажена / С своими страхами и мглами / И нет преград меж ней и нами - / Вот отчего нам ночь страшна»). В переходе изо дня в ночь виделось что-то неизбежное, необходимое, и - богатое возможностями. «Ночь, - писал Н. А. Бердяев, -не менее хороша, чем день, не менее божественна, в ней ярко светят звезды, в ночи бывают откровения, каких не знает день. Ночь первоздан-нее, стихийнее, чем день. Бездна (и^гипё Я. Бе-ме) раскрывается лишь в ночи» [3, с. 6]. Бердяев имеет в виду мистический опыт Бога - Тьмы (во многом апофатический), который на Западе был распространен еще со времен Эриугены и альтернативен опыту Бога-Света. Вероятно, это имел в виду и Блок, рассуждая об утрате пронизанных «золотым светом» миров и вторжении сине-лилового мирового сумрака [4, с. 144].
Символ «Бездны» охватывает собой остальные образы и категории как частные проявления Бездны. Она означает, называет инобытие в самом общем виде, указывает на саму природу первичной реальности Блока, ее бесконечность и бездонность, приоткрывающую глубинные корни бытия. С ней непосредственно связана идея «первозданного хаоса» (Блок), дающая некоторое представление о хаотичной - внелогичной, стихийной внутренней организации онтологии Бездны.
Космогоническая картина, по А. Блоку, могла выглядеть вполне «по-эллински»: «Из хаоса рождается космос, мир, учили древние. Космос -родной хаосу, как упругие волны моря - родные грудам океанских валов. Сын может быть непохож на отца ни в чем, кроме одной тайной черты; но она-то и делает похожими отца и сына. Хаос есть первобытное, стихийное безначалие; космос -устроенная гармония, культура; из хаоса рождается космос; стихия таит в себе семена культуры; из безначалия создается гармония» [4, с. 414]. Этот хаос, по Блоку, отчетливо заявил о себе в период «Антитезы», легко разорвав непрочное «сновидческое» покрывало космоса-культуры. «Дионисийское подполье» мира [7, 1, с. 156] обнажилось, мир и человек в ужасе и восторге -«Вокруг сияет бездна! ты сам хотел того!» [7, 1, с. 503], - застыли «у бездны на краю».
Предметом специфически организующей деятельности хаоса в символистском мышлении является стихия. Символ-категория «стихия» для Блока - указание на основное субстанциональное начало мира-Бездны. Стихия для него есть «начало внерассудочное, постигаемое интуитивно, повышенно эмоциональное, связанное с предельным
напряжением «страстей бытия», с красотой и неотрывным от нее динамизмом, энергией» [1, с. 127]. Д. Е. Максимов и З. Г. Минц считали символ-категорию «стихии» организующим началом второго тома лирики Блока. Но они рассматривают ее изолированно, как самодостаточный феномен, тогда как таковым она, на наш взгляд, не является.
Для А. Блока характерно понимание стихии преимущественно как энергии, чья активность обычно проявляется в разрушении, и именно разрушительная сила стихии приветствуется поэтом. Сфера разрушительных проявлений стихии многообразна (мир, Россия, человек, история, культура), но сфокусирована на онтологической площадке «этого мира». Действует стихия, по Блоку, обычно через своих воплощенных посредников-носителей - природные стихии («ветер», «снег», «вьюгу», «огонь», землетрясения); народную стихию (социальные катаклизмы); стихийных существ («болотные чертенята», двойники-демоны); стихийных, «демонических» людей (исполненные страстей, в том числе, жертвенных и любовных) революционеров, гениев-художников. Ее конечная цель - разжечь «мировой пожар» (Блок), в жертвенном огне которого должен не только сгореть «старый мир» и человек, но и - «из пепла» - возродиться новый.
Если понимать стихию энергийно, то, следовательно, должна существовать «основа всякого движения» (Блок) - сущность, испускающая эту энергию, задающая координаты и цель. И в представлениях Блока она есть. Это своеобразный Демон Бездны, душа Бездны, «духовное тело мира» (А. Блок), «дух Музыки» (Ф. Ницше, А. Блок), Мировая Воля (А. Шопенгауэр), «мировой оркестр Души народной» (А. Блок). Иными словами, это придающая Бездне цельность и трагический смысл, отбивающая такт, ритм существования Музыка. Это - последняя, оказавшаяся доступной мистическому восприятию и осмыслению символистов, глубина Бездны.
Если первичная реальность опыта Блока периода «Антитезы» может быть определена как Бездна, то в чем заключается цель опыта Бездны?
В случае с онтологией «Тезы» цель мыслилась в слиянии с ней человека и мира, бытийном преображении и спасении. А стоит ли искать спасения в неопределенности, Бездне, стремиться преобразиться в нее, слиться с ней? Это грозит отказом от себя, растворением и распылением личности. Жажда Блока отдаться «всем ветрам» привела к духовной катастрофе.
Впрочем, не спасения искали в Бездне художники рубежа веков. Она была личным открытием, и личным проклятием, судьбой гениев, обреченных на трагическое видение корней бытия. Их явно не декларируемой целью была игра с Бездной, поскольку творчество на нее ориентированное -именно таково. Это не диалог с Богом, не молитва к Мировой Душе (как это было в эпоху «Тезы»). Любое общение с Бездной - падение в нее. Символисты мысленно и действенно «заглядывали в бездну» (Майстер Экхарт), неведомую обывателям. А она - заглядывала в них. Онтология Бездны, стихии не предполагает равноправного диалога с ней человека - она с роковой неизбежностью подчиняет его себе, довлеет ему: «стихийных сил не превозмочь» (А. Блок). И человек - подчиняется ей, с восторгом и упоением: «Тайно сердце просит гибели»; «Нет исхода из вьюг, / И погибнуть мне весело / Завела в очарованный круг, / Серебром своих вьюг занавесила»; «Я сам иду на твой костер! / Сжигай меня!» (А. Блок).
Можно рассматривать Ночь и раскрывающуюся в Ночи Бездну и как апокалипсис, онтологический переход к чему-то совершенно Иному, к Новому миру, что и было характерно для многих мыслителей и художников. И тогда она оказывается ценна именно как нечто преходящее, этапное. Однако представления рубежа веков о новом мире еще менее определенны и отчетливы.
У общения художника с Бездной есть еще одни аспект - гносеологический. Помимо личного свидетельства самого наличия Бездны, это - разгадывание загадки, постижение тайны. Мистический опыт тайны, тьмы есть опыт мучительного поиска ответов на последние вопросы, опыт человеческой свободы и одиночества. Цена его, впрочем, онтологична - эсхатологическое переживание спасения или гибели человека и мира. Возможно, задача художника «рубежа» и состоит в том, чтобы за хаосом и тьмой узреть гармонию и свет, распознать качество нового подлинного бытия?
Четвертый пласт пространственной картины мира в сознании Блока как репрезентативного представителя творцов рубежа XIX-XX вв. - новый теургический мир. Идея будущего «нового мира» выводит к следующему этапу творческого пути - этапу «Синтеза» (А. Блок), «всеединства» (В. С. Соловьев), «органической эпохи» (Вяч. И. Иванов). Его наступление мыслится лишь в грядущем, в эсхатологической перспективе. Но конец «Антитезы» - это его преддверие и ожидание. Онтология «Синтеза», согласно
символистским представлениям, возникнет в результате «тайного действия» (Блок) - теургии.
Художникам рубежа XIX-XX вв., особенно символистам, оказалась близка идея творения мира. Но воспринята она была неортодоксально, поскольку роль Бога-Творца приписывалась художнику-теургу. Пожалуй, это был самый большой и самый трагичный по своим последствиям «мистический соблазн символизма» [6, с. 310]. Он воплотился в представлении об онтологической состоятельности символизма, способного создавать не «мир искусства», не художественный мир, но просто - мир.
Эту возможность обосновывали, во-первых, особым качеством теургической «глины», символа - его «реальностью». Концепцию «реального символа» подробно разрабатывает Вяч. И. Иванов, к ней апеллируют П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков. Исток утверждения бытий-ственности символа усматривают в учении В. С. Соловьева о Софии в ее соотношении с земной, материальной реальностью: «София -эта та сторона глубин действительности, которая, оставаясь идеальным бытием, максимально стремится к реальному и материальному /.../ Это картина всей бесконечной действительности, которая сама еще не стала чувственной и исторической действительностью, но уже является ее прообразом, или /.../ ее заданностью, замыслом, законом и методом ее бесконечных осуществлений /... / Вся его эстетика есть не что иное, как учение о жизнесозидательных формах красоты. Для Вл. Соловьева не существует никакой чистой красоты как противоположной всякой материи. Наоборот, красота только и имеет смысл - создавать действительность» [5, с. 186-187]. А. Белый с императивной категоричностью провозглашает право символа на теургическое действо: «Слово должно стать плотью. Слово, ставшее плотью, - и символ творчества, и подлинная природа вещей» [2, с. 338].
Второй, а по значимости, возможно и первый аргумент в пользу теургии - «божественная» природа теурга: «Теза: «ты свободен в этом волшебном и полном соответствий мире». Твори, что хочешь, ибо этот мир принадлежит тебе. «Пойми, пойми, все тайны в нас, в нас сумрак и рассвет» (Брюсов). «Я - бог таинственного мира, весь мир - в одних моих мечтах» (Сологуб)» [4, с. 142].
Таким образом, в творческих практиках рубежа XIX-XX вв. «мысль уравнивается с действием; писатель хочет преображать жизнь, как
скульптор формирует пластилин» [8, с. 7]. Такое отношение к действительности А. М. Эткинд называет «инцестуозным»: «если революционеры, считавшие себя литераторами, видели жизнь как литературу, в которой неудачный текст можно и нужно переписать, то литераторы, считающие себя революционерами, настаивали, что их профессия больше, чем литература, а их символы больше, чем слова; их письмо творит жизнь; их дело - литература как жизнь» [8, с. 8].
Какой именно мир должен возникнуть в результате теургии? Сами творцы надеялись, что новый: идеальный, подлинный, прекрасный, чудесный. «Итак, - пишет А. Блок, - свершилось: мой собственный волшебный мир стал ареной моих личных действий, моим «анатомическим театром», или балаганом, где я сам играю роль наряду с моими изумительными куклами... Золотой меч погас, лиловые миры хлынули мне в сердце. Океан - мое сердце, все в нем равно волшебно: я не различаю жизни, сна и смерти, этого мира и иных миров (мгновенье, остановись!). Иначе говоря, я уже сделал собственную жизнь искусством... Жизнь стала искусством, я произвел заклинания, и передо мною возникло наконец то, что я (лично) называю «Незнакомкой»: красавица кукла, синий призрак, земное чудо. /.../ И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием.» [4, с. 145]. Но символисты согрешили, «преждевременно потребовав чуда» (Блок) теургического воплощения-преображения - за что, по мысли Блока, оказались наказаны: Галатея-Незнакомка не ожила. Она оказалась только «земным» чудом, только призраком, дьявольским сплавом «из многих миров» [4, с. 145], оформленной, но не ожившей глиной. «Это - создание искусства. Для меня это -совершившийся факт. Я стою перед созданием своего искусства и не знаю, что делать. Иначе говоря, что мне делать с этими мирами, что мне делать и с собственной жизнью, которая отныне стала искусством, ибо со мной рядом живет мое создание - не живое, не мертвое, синий призрак. Я вижу ясно «зарницу меж бровями туч» Вакха («Эрос» Вяч. Иванова), ясно различаю перламутры крыльев (Врубель - «Демон», «Царевна-Лебедь»), или слышу шелест шелков («Незнакомка»). Но все - призрак» [4, с. 146].
Миры, рождаемые «вдохновением» безграничной самореализации, казались - и были, -подлинными (художественно, культурно, жизненно), но - трагически лишенными и боже-
ственного участия, и Божией благодати. Они существовали - «без Божества»...
Итак, как уже было обозначено в предыдущей статье, в опыте А. Блока, репрезентативного носителя культурного опыта рубежа XIX-XX вв. пространственный универсум структурируется посредством взаимодействия символов «много-мирия» и «пути», которое исторически организует бытийный универсум художников как этапное движение по структурным бытийным пластам -от «Тезы», пространства Абсолюта (Мировой Души, Лучезарной Подруги, Прекрасной Дамы для Блока), через «Антитезу» («лиловый сумрак», «лиловые миры»), к грядущему ограниче-скому всеединому «Синтезу», преображенному «новому миру». Подобные устремления являлись типичными для культурной элиты рубежа XIX-XX вв., нацеленной не только на преодоление любых, в том числе, пространственных и творческих рубежей, но и на пребывание в пространстве рубежного универсума.
Библиографический список
1. Александр Блок. Новые материалы и исследования // Литературное наследство. - Т. 92. -Кн. 1. - М. : Наука, 1980. - 554 с. ; Кн. 2. - М. : Наука, 1981. - 416 с. ; Кн. 3. - М. : Наука, 1982. -860 с. ; Кн. 4. - М. : Наука, 1987. - 776 с. ; Кн. 5. - М. : Наука, 1993. - 905 с.
2. Белый, А. Символизм как миропонимание [Текст] / А. Белый. - М. : Республика, 1994. - 528 с.
3. Бердяев, Н. А. Новое средневековье: размышления о судьбе России и Европы [Текст] / Н. А. Бердяев. - М. : Феникс ; ХДС-пресс, 1991. -81 с.
4. Блок, А. А. Собрание соч.: в 6 т. [Текст] // А. А, Блок. - Л., 1980-1983. Т. 1. Л., 1980. - 512 с.; Т. 2. Л., 1980. - 472 с.; Т. 3. Л., 1981. - 440 с.; Т. 4. Л., 1982. - 464 с.; Т. 5. Л., 1982. - 408 с.; Т. 6. Л., 1983 - 424 с.
5. Лосев, А. Ф. В. С. Соловьев [Текст] / А. Ф. Лосев. - М. : Мысль, 1983. - 206 с.
6. Меламед, И. С. Совершенство и самовыражение [Текст] / И. С. Маламед // Континент. -1998. - № 95 (№ 1). - С. 294-336.
7. Ницше, Ф. Сочинения: в 2 т. [Текст] / Ф. Ницше. - М. : Мысль, 1990. - Т. 1. - 829 с. ; Т. 2. - 829 с.
8. Эткинд, А. М. Содом и Психея. Очерки интеллектуальной истории Серебряного века [Текст] / А. М. Эткинд. - М. : ИЦ-Гарант, 1996. -413 с.
Bibliograficheskij spisok (in Russ)
1. Aleksandr Blok. Novye materialy i issledovanija // Literaturnoe nasledstvo. - T. 92. -Kn. 1. - M. : Nauka, 1980. - 554 s. ; Kn. 2. - M. : Nauka, 1981. - 416 s. ; Kn. 3. - M. : Nauka, 1982. -860 s. ; Kn. 4. - M. : Nauka, 1987. - 776 s. ; Kn. 5. -M. : Nauka, 1993. - 905 s.
2. Belyj, A. Simvolizm kak miroponimanie [Tekst] / A. Belyj. - M. : Respublika, 1994. - 528 s.
3. Berdjaev, N. A. Novoe srednevekov'e: raz-myshlenija o sud'be Rossii i Evropy [Tekst] / N. A. Berdjaev. - M. : Feniks ; HDS-press, 1991. -81 s.
4. Blok, A. A. Sobranie soch.: v 6 t. [Tekst] // A. A, Blok. - L., 1980-1983. T.1. L., 1980. - 512 s.; T. 2. L., 1980. - 472 s.; T. 3. L., 1981. - 440 s.; T.4.
L., 1982. - 464 s.; T. 5. L., 1982. - 408 s.; T. 6. L., 1983 - 424 s.
5. Losev, A. F. V. S. Solov'ev [Tekst] / A. F. Losev. - M. : Mysl', 1983. - 206 s.
6. Melamed, I. S. Sovershenstvo i samovy-razhenie [Tekst] / I. S. Malamed // Kontinent. -1998. - № 95 (№ 1). - S. 294-336.
7. Nicshe, F. Sochinenija: v 2 t. [Tekst] / F. Nicshe. - M. : Mysl', 1990. - T. 1. - 829 s. ; T. 2. -829 s.
8. Jetkind, A. M. Sodom i Psiheja. Ocherki intellektual'noj istorii Serebijanogo veka [Tekst] / A. M. Jetkind. - M. : IC-Garant, 1996. - 413 s.
Дата поступления статьи в редакцию: 11.01.2016 Дата принятия статьи к печати: 29.02.2016
