CC BY
40
^^^ [взаимосвязь литературы и языка] С. М. Пронченко
ОНОМАСТИЧЕСКИЕ СТРУКТУРЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ О. Э. МАНДЕЛЬШТАМА
Сергей Михайлович Пронченко
Старший преподаватель кафедры русского языка и литературы Новозыбковского филиала Брянского государственного университета
В статье рассматриваются вопросы типологии, семантической и функциональной специфики интертекстовых ономастических структур на материале поэзии и прозы О. Э. Мандельштама [9]. Ономастикон произведений писателя не изучался, не исследовались собственные имена и в их взаимосвязи и соотнесенности.
Изучение интертекстовых ономастических структур осложнилось особой природой их элементов — собственных имен, которые обладают рядом особенностей. Во-первых, семантика онимов противоречива: они, по мнению ученых, являются словами-этикетками (А. А. Уфимцева, Н. Д. Арутюнова, Е. М. Галкина-Федорук и др.); у них есть значение, но отсутствует понятие (А. А. Реформатский, О. С. Ахманова, А. В. Суперанская и др.); они обладают и значением, и понятием (А. А. Потебня, Ф. И. Буслаев, Л. В. Щерба, О. Есперсен, Е. Курилович и др.). Во-вторых, текстовые онимы изучаются в литературной ономастике и являются специфической трансформацией имени собственного — поэтонимами, то есть «именами в литературном произведении (в художественной речи, а не в языке), которые выполняют, кроме номинативной, характеризующую, идеологическую и стилистическую функции, вторичные по отношению к реальной онимии...» [7: 63]. В-третьих, компонентный состав nomina propria подвижен: именами собственными признаются и слова, и словосочетания, и предложения: «...роль могут играть не одни в тесном смысле означаемые... названием слова, а также нарицательные — как существительные, так и прилагательные» [6: 360]. Однако слова, словосочетания, предложения, выступающие в качестве названий, «могут рассматриваться как звуковой материал, смысловое неономастическое содержание которого... может быть... утрачено безо всякого ущерба для его функционирования» [11: 9]. В-четвертых, разные классы собственных имен обладают принципиально разным типом лексического значения в синтагматике и парадигматике: «Синтагматика ИС (имени собственного. — С. П.) в художественном тексте определяется его „дистрибуцией", то есть суммой окружений и типом употребления в ближайшем контексте, а парадигматика складывается из суммы отношений каждой единицы к остальным единицам ономастического пространства и текста в целом...» [18: 38].
Исследователи топонимики пришли к важному, на наш взгляд, выводу, что топонимы представляют собой свернутый компрессирован-
ный текст, который «в разной форме и в разном объеме развертывается... в устной и письменной речи и представляет собой основной корпус как... экстралингвистических (фоновых) знаний... об объекте... так и имеющейся лингвистической информации о топониме» [4: 24]. Представляется оправданным приложение этой точки зрения ко всем классам имен собственных и рассмотрение их в качестве свернутого текста с потенциалом культурно-исторических знаний. Критерием бытия свернутого текста, стоящего за именем собственным, становится его существование в качестве «некой свернутой до предела программы» (см.: [8: 72-81]), программы дальнейшего возможного развертывания собственного имени в тексте.
Возникает вопрос: где хранится свернутый компрессированный текст? Представляется, что он хранится в сознании языковой личности в качестве ономастического концепта, который имеет иерархическую структуру, является культурно-специфичным: за ним стоят знания разной степени абстракции — от отдельного смысла до целой концептуальной структуры (Р. М. Фрумкина) (ср., с одной стороны, Адмиралтейство, Невский проспект, Сенная и, с другой стороны, Щербаков переулок, Конюшенная, Большой проспект). Отсюда исследование имен собственных в произведениях Мандельштама целесообразно назвать исследованием его ономастического дискурса. Дискурс как мир, за которым встает особая лексика, особая грамматика, особые правила словоупотребления, особый синтаксис, особый мир (Ю. С. Степанов) смыкается, по мнению Н. Е. Сулименко, «с понятием картины мира (в текстовом ее выражении), ментальности в ее результативном, речепорожда-ющем смысле, и все эти понятия связаны... с концептом...» [16: 15].
По нашему мнению, языковым воплощением ономастического концепта служит имя собственное. Онимы, являющиеся элементами ономастических структур, целесообразно рассматривать в качестве слов, словосочетаний, предложений, служащих для выделения именуемого ими объекта среди других в том же классе, обладающих потенциалом культурно-историчес-
ких знаний, являющихся языковым воплощением ономастического концепта. Имена собственные, потенциал которых связан с другими текстами (аллюзивные, реминисцентные, прецедентные онимы), соотносятся с понятием интертексте-мы, введенным К. П. Сидоренко и понимаемым как «межуровневый реляционный (соотносительный) сегмент содержательной структуры текста — грамматической (морфемно-словообразо-вательной, морфологической, синтаксической), лексической, просодической (ритмико-интонаци-онной), строфической, композиционной, — вовлеченный в межтекстовые связи» [15: 11].
Соотнесенные ономастические единицы образуют в тексте ономастические структуры, которые имеют полевое строение (В. Г. Адмони, А. В. Бондарко): их ядро занимают имена собственные, а периферию — концептуальные признаки (слова, словосочетания, предложения), носящие факультативный (возможный) характер: «Концепт состоит из компонентов (концептуальных признаков), т. е. отдельных признаков объективного или субъективного мира, дифференцированно отраженных... и различающихся по степени абстракции» [10: 53]. Основанием для выделения критериев анализа структур служит синтагматика и парадигматика онимов в тексте. Принцип структурности предопределяет такие критерии анализа структур, как 1) признак эксплициро-ванности; 2) тип ономастических единиц, входящих в структуру; 3) количество единиц в структуре. Парадигматика онимов в тексте дает выход на подтекст, на идею стратификации семантики, а значит, и на принцип реконструкции, понимаемый, вслед А. В. Бондарко, как «восстановление глубинных семантических структур посредством операций над структурами поверхностными» [2: 56]. Целесообразным представляется разделение имен собственных на две группы — эксплицитные (внешние знаки) и имплицитные (реконструированные, нелинейные внутренние знаки).
Итак, ономастическая структура — это совокупность ономастических концептов (либо один концепт), ядро структуры эксплицировано ономастическими единицами (и / или актуализа-торами онимов), связанными между собой раз-
нообразными отношениями в рамках текстового фрагмента, а периферия — концептуальными признаками, выраженными словами, словосочетаниями, предложениями и носящими факультативный характер; это совокупность ономастических концептов, содержание которой представлено как в одном, так и в двух уровнях — эксплицитном и имплицитном.
По признаку эксплицированности выделяются структуры, выраженные 1) интертекстовыми ономастическими единицами; 2) актуализато-рами ономастических единиц; 3) совокупностью онимов и актуализаторов. Приведем в качестве примера следующий текстовый фрагмент.
1. «Во время расцвета мишурного русского символизма и даже до его начала Иннокентий Анненский уже являл пример того, чем должен быть органический поэт: весь корабль сколочен из чужих досок, но у него своя стать» («Письмо о русской поэзии»).
«...Поэтоним отображает индивидуально-авторское понимание событий и фактов, описанных в созданном воображаемом мире, передает читателю скрытую информацию, извлекаемую благодаря способности имени порождать ассоциативные и коннотативные значения» [1: 11]. Ядро структуры представлено антропонимом Иннокентий Анненский (русский поэт, литературный критик, переводчик), а периферия — предложением Весь корабль сколочен из чужих досок, но у него своя стать, которое отражает оценку Мандельштамом писательских качеств молодого Анненского-символиста.
В экспликации структур, по нашему мнению, участвуют также специальные лингвистические средства — актуализаторы, в круг которых включены ономастические перифразы и субституты, местоимения, отонимные имена прилагательные, онимы-заглавия, посвящения, цитаты, интертекстовые дериваты. Все актуализаторы обеспечивают двухуровневость структур, так как указывают на рематические онимы. Так, ономастические перифразы шестипалая неправда, рябой черт, кремлевский горец отсылают к имплицитному антропониму *И. В. Сталин (* означает реконструкцию). Ср.:
2. «Я с дымящей лучиной вхожу / К шестипалой неправде в избу: / — Дай-ка я на тебя погляжу — / Ведь лежать мне в сосновом гробу» («Неправда» (1931)) (у Сталина, по легенде, было шесть пальцев на одной из рук).
3. «В Териоках песок, можжевельник... домашний иностранец, холодный финн... небритый и зеленоглазый, как его называл Блок» («Шум времени», гл. «Финляндия»).
Эксплицитный уровень представлен ой-конимом Териоки, интертекстовым дериватом финн... небритый и зеленоглазый, и антропонимом Блок. На имплицитном уровне находится идеоним *«В дюнах» (стихотворение А. Блока 1907 года), который продуцируется интертекстовым дериватом. Ср.: «Так думал я, блуждая по границе / Финляндии, вникая в темный говор / Небритых и зеленоглазых финнов».
По типу ономастических единиц, входящих в состав структур, выделяются структуры: 1) гомогенные и 2) гетерогенные. Приведем в качестве примеров следующие текстовые фрагменты.
1. «Хорошо умирает пехота, / И поет хорошо хор ночной / Над улыбкой приплюснутой Швейка, / И над птичьим копьем ДонКихота, / И над рыцарской птичьей плюсной. / И дружит с человеком калека — / Им обоим найдется работа, / И стучит по околицам века / Костылей деревянных семейка — / Эй, товарищество, — шар земной!» («Стихи о неизвестном солдате» (1937-1938) (4)).
Эксплицитный уровень структуры выражен фиктонимами Швейк и Дон-Кихот. Концептуальные признаки улыбкой приплюснутой, птичье копье актуализируют ономастические концепты, стоящие за каждым фиктонимом. Швейк — главное действующее лицо романа *Я. Гашека *«Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» [5: 426], Дон-Кихот — персонаж романа *М. Сервантеса *«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».
2. Тема синтеза мировой и русской культуры реализована в ономастической структуре следующего текстового фрагмента:
«Не диво ль дивное, что вертоград нам снится, / Где реют голуби в горячей синеве, / Что
православные крюки поет черница: / Успенье нежное — Флоренция в Москве» («В разноголосице девического хора...» (1916)).
Тема взаимопроникновения культур реализуется в экспликации экклезионима Успенье и ой-конимов Флоренция и Москва. Несогласованное определение в Москве является качественной характеристикой ойконима Флоренция.
По количеству ономастических единиц выделяются структуры: 1) моноцентрические (точечные) и 2) полицентрические (гомо- и гетерогенные).
1. «Сядь, Державин, развалися, / Ты у нас хитрее лиса, / И татарского кумыса / Твой початок не прокис» («Стихи о русской поэзии» (I) (1932)).
Ядро структуры представлено антропонимом Державин. Периферийный компонент хитрее лиса отражает черты личности писателя, который умел «истину царям с улыбкой говорить» и тем самым сохранять к себе расположение. Антропоним Державин и лексема лис (лиса в переносном значении — «хитрый, льстивый человек (разг.)» [13: 328]) связаны простой сравнительной степенью прилагательного хитрее.
2. «Опыт последних лет доказал, что единственная женщина, вступившая в круг поэзии на правах новой музы, это русская наука о поэзии, вызванная к жизни Потебней и Андреем Белым и окрепшая в формальной школе Эйхенбаума, Жирмунского и Шкловского» («Литературная Москва» (I)).
Структура эксплицирована антропонимами Потебня, А. Белый, Эйхенбаум, Жирмунский, Шкловский. Последние три антропонима объединены словосочетанием формальная школа. Отличительной особенностью экспликации полицентрических ономастических структур является наличие концептуального признака — обобщающей единицы, под которой понимаются «слова, словосочетания и синтаксические объединения, которые представляют собой обобщенное название явлений действительности, обозначенных конкретно рядом однородных членов» [3: 228]. В роли однородных членов выступают антропонимы. Обобщающая единица является:
а) словом:
«Какой должна быть поэзия? Да, может, она совсем ничего не должна. Никому она не должна, кредиторы у нее фальшивые! Нет ничего легче, как говорить о том, что нужно, необходимо в искусстве... это избавляет от очень неприятной вещи... — благодарности к тому, что есть, самой обыкновенной благодарности к тому, что в данное время является поэзией.
0, чудовищная неблагодарность: Маяковскому, Хлебникову, Асееву, Вячеславу Иванову, Сологубу, Ахматовой, Пастернаку, Гумилеву, Ходасевичу, уж на что они не похожи друг на друга, из разной глины. Ведь они все русские поэты не на вчера, не на сегодня, а навсегда» («О поэзии», гл. «Выпад»);
б) словосочетанием:
«Эти бедные девушки были проникнуты культом великих людей: Гюго, Ламартина, Наполеона и Мольера» («Шум времени», гл. «Бунты и француженки»).
Периферия эксплицирована обобщающим словосочетанием великие люди;
в) цитатой:
«„Премного разных трав и вер" у Пильняка, Никитина, Федина, Козырева и других... Лиди-на, и у Замятина, и у Пришвина» («Литературная Москва» (II) («Рождение фабулы», 3)).
Цитата «премного разных трав и вер», помимо обобщающей функции, актуализирует имплицитный идеоним *«Кузнечик» (1908-1909) и антропоним *В. Хлебников (автор стихотворения).
По количеству уровней в структуре выделяются структуры: 1) одноуровневые; 2) двухуровневые (структуры, в которых эксплицитные онимы служат релевантной предпосылкой для реконструкции имплицитных онимов). Приведем примеры.
1. «Она (поэтическая речь. — С. П.) прочнейший ковер, сотканный из влаги, — ковер, в котором струи Ганга, взятые как текстильная тема, не смешиваются с пробами Нила или Евфрата, но пребывают разноцветны — в жгутах, фигурах, орнаментах, но только не в узорах, ибо узор есть тот же пересказ» («Разговор о Данте» (I)).
Гидронимы Ганг, Нил, Евфрат связаны с центральной темой отрывка — темой поэтической речи, которая есть «ковер, сотканный из влаги». Эти единицы не продуцируют рематических онимов.
2. «Русский лжесимволизм — действительно лжесимволизм. Журден открыл на старости лет, что он говорил всю жизнь прозой. Русские символисты открыли такую же прозу: изначальную, образную природу слова» («О поэзии», гл. «О природе слова»).
В текстовом фрагменте о »русском лжесимволизме» употребляется фиктоним Журден, отсылающий к социально-бытовой комедии *Мольера * «Мещанин во дворянстве». Но сам фиктоним в семантическом отношении оттенен периферией, актуализирующей в сознании читателя нужные автору смыслы — «незначительность, искусственность открытий символистов» (отсюда лжесимволисты).
В состав ономастических структур могут входить экс- и имплицитные собственные имена, отсылающие к несловесным видам искусства, что обеспечивает структуры свойством интермеди-альности — «„каналами" художественной коммуникации между различными видами искусства» [12: 55].
Изобразительное искусство привлекало Мандельштама своей способностью акцентировать внимание на вещном мире, на изображении пространства и среды (см.: «Французы», «Путешествие в Армению», пятая глава «Египетской марки»). «Описание картины переносит в литературный текст образный смысл цвета, колорита, формы, композиции и т. д. В то же время „транспонирование" „визуальных" элементов в вербальный ряд порождает особый художественный эффект: утрачивается свобода зрительных ассоциаций... возникает цепь ассоциаций смысловых. Поэтому картина „вербальная" никогда не тождественна картине „живописной"» [17: 153].
Музыкальные источники в текстах Мандельштама вступают в отношения семантического взаимообмена, уменьшая объем словесного текста и увеличивая его смысловой потенциал. Интермедиальные отношения вербального и му-
зыкального текстов могут быть раскрыты и как система отсылок между словесным произведением, словесным текстом музыкального произведения и музыкальным текстом (И. Е. Борисова).
Кинематограф оказал влияние на произведения писателя: во многих стихах ощущается динамика движения кадра, резкая смена планов и точек зрения. При подаче пространства используются зрительные образы, что увеличивает эффект наглядности [14: 216].
Интермедиальная специфика подхода к ономастическим структурам позволила выделить и изучить структуры, соотносимые с произведениями 1) живописи, 2) музыки, 3) кино. Приведем в качестве примеров следующие текстовые фрагменты.
1. «Озенфан сработал нечто удивительное — красным мелом и грифельными белками на черном аспидном фоне, — модулируя формы стеклянного дутья и хрупкой лабораторной посуды» («Путешествие в Армению», гл. «Французы»).
Первый уровень структуры эксплицирован антропонимом Озенфан (Амеде Озанфан — французский живописец, теоретик искусства, представитель пуризма), периферия представлена концептуальными признаками (красный мел, грифельные белки, черный аспидный фон, стеклянное дутье, хрупкая лабораторная посуда), отсылающими к имплицитному идеониму *«Графика на черном фоне», картине А. Озанфана 1928 года. Ее богатство сводится к красному, белому и черному цветам. Предметы символизируют условный контур, носят отвлеченный характер, что говорит о неком идеальном, высшем порядке, запечатленном в картине.
Приведем пример гомогенной полицентрической структуры.
«А еще вам кланяется синий еврей Пикассо — и серо-малиновые бульвары Пис-сарро, текущие, как колеса огромной лотереи с коробочками кэбов, вскинувших удочки бичей, и лоскутьями разбрызганного мозга на киосках и каштанах» («Путешествие в Армению», гл. «Французы»).
Ядро эксплицитного уровня структуры представлено антропонимами Пикассо и Писсар-
ро. Периферия эксплицирована ключевыми лексемами, указывающими на ономастические концепты антропонимов: синий еврей — особенности творчества (?) и национальность Пикассо, серо-малиновые бульвары, текущие, как колеса огромной лотереи... — особенности серии пейзажей, написанных Писсарро в 1897 году и связанных с бульваром Монмартр в Париже — *«Бульвар Монмартр. После полудня, дождь», *«Бульвар Монмартр. После полудня, солнце», *«Бульвар Монмартр. Утро, пасмурно».
2. «Сжатой и образцовой повести Мериме повезло: легкая и воинственная музыка Бизе, как боевой рожок, разнесла по всем захолустьям весть о вечной молодости и жажде жизни романской расы» («О поэзии», гл. «Барсучья нора»).
В ономастической структуре данного фрагмента у каждого антропонима эксплицирована периферия: у антропонима Мериме — сжатая и образцовая повесть, у антропонима Бизе — легкая и воинственная музыка, весть о вечной молодости и жажде жизни романской расы (указание на перцептивные качества музыки Бизе, ее тематику). Перифраза сжатая образцовая повесть Мериме замещает имплицитный идеоним *«Кармен» (новелла Мериме), периферия антропонима Бизе указывает на имплицитный идеоним *«Кармен» (опера Бизе, либретто которой написано по новелле Мериме).
3. «А теперь в Париже, в Шартре, в Арле / Государит добрый Чаплин Чарли — / В океанском котелке с растерянною точностью / На шарнирах он куражится с цветочницей...» («Ямолю, как жалости и милости...» (1937)).
Концептуальный признак антропонима Ч. Чаплин на шарнирах он куражится с цветочницей указывает на имплицитный идеоним — фильм Чаплина *«Огни большого города» (1931).
Итак, разностороннее изучение ономастических структур открывает широкие возможности для лингвистически полноценной их интерпретации. Привлечение к исследованию понятий когнитологии позволило выйти за рамки традиционно-описательной лингвистики, наметить ориентиры бытия ономастической подсистемы в ее антропоцентрическом осмыслении.
ЛИТЕРАТУРА
1. Багирова Е. П. Эволюция антропонимикона в текстах разных редакций романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: Автореф. дис... канд. филол. наук. Тюмень, 2004.
2. Бондарко А. В. О стратификации семантики // Общее языкознание и теория грамматики: Мат. чтений, посвященных 90-летию со дня рождения С. Д. Кацнельсона / Отв. ред. А. В. Бондарко. СПб., 1998. С. 51-63.
3. Ватина Н. С. Синтаксис современного русского языка: Учебник для вузов. М., 1973.
4. Горбаневский М. В. Русская городская топонимия: проблемы историко-культурного изучения и современного лексикографического описания: Автореф. дис... д-ра филол. наук. М., 1994.
5. Григорьев В. П., КолодяжнаяЛ. И., Шестакова Л. Л. Собственное имя в русской поэзии ХХ века: Словарь личных имен. М., 2005.
6. Грот Я. К. Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне: Филол. разыск. 2-е изд., значит. пополн. с подробным указанием всех сомнительных случаев. СПб., 1876.
7. Калинкин В. М. Поэтика онима / Отв. ред. Е. С. Отин. Донецк, 1999.
8. Кубрякова Е. С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика: В 2 т. Т. 1. М., 2001. С. 72-80.
9. Мандельштам О. Э. Стихотворения. Проза / Предисл. и коммент. М. Л. Гаспарова. М., 2001.
10. Маслова В. А. Введение в когнитивную лингвистику: Учебн. пособ. М., 2004.
11. Матвеев А. К. Апология имени // Вопросы ономастики. 2004. № 1. С. 7-13.
12. Мышьякова Н. М. Опыт интермедиального анализа (музыкальность лирики А. А. Фета) // Вестник Омского гос. ун-та. 2002. № 6. С. 55-58.
13. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. М., 1998.
14. Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии О. Мандельштама. М., 2003.
15. Сидоренко К. П. Интертекстовые связи пушкинского слова: Монография. СПб., 1999.
16. Сулименко Н. Е. Слово в контексте гуманитарного знания: Учебн. пособ. СПб., 2002.
17. Тишунина Н. В. Методология интермедиального анализа в свете междисциплинарных исследований // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию М. С. Кагана: Мат. международн. научн. конф. Сер. «Symposium». СПб., 2001. Вып. № 12. С. 149-154.
18. Фонякова О. И. Имя собственное в художественном тексте: Учебн. пособ. Л., 1990.
