ЗАБЫТЫЕ ИМЕНА Н. Н. Габышев
Они несли людям свет христовой веры: забытые имена...
Всем, кто трудился на ниве Христа В этом суровом, далеком краю Пусть уж давно их замолкли уста Всем им я вечную славу пою!..
Пусть на холодных могильных плитах, Преданных нами забвению давно, Надписи нет об их добрых делах
Сердце людское все жь ими полно. В душах угрюмой природы детей В жалких юртах якутской глуши Искры небесной надежды светлей Ими зажглися любовью в тиши... Пусть, мы забыли давно имена, Тех, кто трудился в родном нам краю, Но не заглохли их слов семена! Всем им я вечную славу пою!!!
М. З. Винокуров
журнал «Голос якутской церкви». № 14.16 июля 1913.
В связи с демократизацией общества в 1992 г. в нашей стране открылись архивы, и граждане получили возможность узнать подлинную историю России без прикрас и идеологической направленности. В 1995 г. я попал в Национальный архив РС (Я) и впервые с трепетом и благоговением переступил порог этой сокровищницы. Меня интересовала история Якутии и ее жителей до революции 1917 г., и хотелось по метрическим записям церквей узнать свою подлинную родословную. Так выяснилось, что мои предки были казаками, крестьянами, купцами и священниками. Прибыли они в Якутию в середине XVII в. Все они были глубоко верующими людьми, великими тружениками, имели многодетные интернациональные семьи, и многие из них после революции 1917 г. были репрессированы или расстреляны.
Так, в метрических книгах я обнаружил запись, что в марте 1841 г. умер священник Вилюйской Николаевской церкви Иоанн Винокуров, погребен в ограде Вилюйской Николаевской церкви». Это мой прапрапрадедушка по
бабушкиной линии, основатель династии вилюйских священнослужителей. В семье о. Иоанна и матушки Анны Степановны (в девичестве Поповой) родилось шестеро детей, и все его сыновья, внуки и правнуки служили Вилюйской Николаевской церкви.
Наиболее известен его внук, священник Вилюйской Пантелеймоновской церкви для прокаженных Иван Евдокимович Винокуров. Английская сестра милосердия Кэт Марсден, посетившая в 1892 г. Вилюйскую колонию прокаженных, так пишет о нем в своей знаменитой книге «На санях и верхом, к отверженным сибирским прокаженным»: «...Отец Иоанн, истинный друг бедных прокаженных и истинный христианин. Он постоянно навещает больных, не опасаясь ужасной заразы, с одной целью - помочь им и объяснить им учение любви Христа Спасителя. Он единственный человек, который их посещает, другие боятся». Вернувшись в Лондон, эта мужественная женщина создала «Фонд помощи прокаженным» и в 1893 г. собрала 2400 ф. с. Большую часть этих средств она отправила в Вилюйск священнику о. Иоанну, которому доверила строительство колонии и церкви для больных проказой.
В 1894 г. в 11 километрах от Вилюйска в местности Хордогой была построена колония для больных, в которой было 10 домов, церковь, мастерская, имелся большой огород и скот. Свято-Пантелеймоновская церковь во имя мученика и целителя Пантелеймона была освящена протоиереем Иоанном Винокуровым.
В лечебницу были назначены врач и медсестры. Известно, что с Кэт Марсден в вилюйский лепрозорий из Московской Александровской обители сестер милосердия «Утоли моя печали» приехали на службу три сестры Соколовы, служившие здесь до 1895 г. В 1892 г. в колонию прибыла сестра милосердия А. Гладушкина, работавшая до 1897 г. и затем, ей на смену, из Санкт-Петербурга - А. Михайлова и А. Олейченко. В 1906 г. из обители сестер милосердия г. Пятигорска прибыла Ф. Н. Слепченко, которая через два года добровольно переехала в Среднеколымскую колонию для прокаженных, где самоотверженно трудилась до 1915 г.
Работа сестер милосердия - это повседневный подвиг во имя любви и добра к смертельно больным людям, достойный преклонения и восхищения, требующий колоссального напряжения сил. Им приходилось выполнять не только тяжелую работу по облегчению физических страданий неизлечимо больных, но и бороться с моральным разложением и ожесточением несчастных. Помня о их бескорыстном служении, благодарные вилюйчане в 2015 г. установили в местности Сосновка, где находился лепрозорий, памятник сестрам милосердия.
Попечителем построенного Вилюйского лепрозория был вилюйский купец 2-й гильдии Иван Николаевич Харитонов, устроивший на свои средства усыпальницу в честь святого праведного Лазаря Четверодневного, пожертвовал 500 пудов хлеба для больных. В 1910 г. купец скоропостижно
скончался, и его благотворительную деятельность продолжила его супруга Параскева Алексеевна (в девичестве Седалищева) с сыновьями. Кроме того, расходы по содержанию колонии приняли на себя вилюйские купцы Н. А. Расторгуев, Н. Л. Кондаков и М. Г. Неустроев.
А протоиерей Иоанн Винокуров служил в Свято-Пантелеймоновской церкви вплоть до своей кончины в 1912 г. Он родился в 1847 г. в Вилюйске, учился в казачьей школе, затем окончил Якутскую духовную семинарию и был назначен псаломщиком в Походную Благовещенскую церковь. В 1868 г. он - священник Усть-Янской Спасской церкви, в 1879 г. назначен священником в Вилюйский Николаевский Собор и 1893 г. награжден орденом Святого князя Владимира (4-й степени). В 1895 г., по собственному желанию, был переведен к Пантелеймоновскому храму. В 1899 г. назначен благочинным 13-го благочиния [1, Д. 28. Л. 28-35].
После кончины протоиерея Винокурова перед духовными властями епархии встал непростой вопрос: кого назначить священником в Вилюйскую Пантелеймоновскую церковь для прокаженных? Выбор пал на 38-летнего священника Леонида Синявина, миссионерская деятельность которого в Колымском крае была высоко оценена Православным миссионерским обществом и в Якутске, и в Санкт-Петербурге. О. Леонид служил в Пантелеймоновской церкви в 1913-1918 гг.
Якуты считали проказу не только заразным заболеванием, но и проклятием небесных сил. Заболевшие изгонялись из общества в лесную глушь, где влачили жалкое существование, ждали неминуемой смерти и в основном погибали от голода. Старожилы вспоминали: «отец Леонид нес мученикам лепрозория свет Христовой веры в вечную жизнь, где все равны и где нет телесной боли и душевных страданий и они всем своим сердцем любили своего батюшку». Сколько нужно было иметь душевных сил, терпения, любви к прокаженным, чтобы вынести всю эту боль, страдания, не дать несчастным людям ожесточиться.
Жизнь священника Л. Синявина непроста и трагична, и его имя до недавнего времени было вычеркнуто из памяти.
Впервые о священнике Синявине я узнал в 1979 г., работая в Якутии, в совхозе «Нижнеколымский», бригадиром-зоотехником трех оленеводческих комсомольско-молодежных бригад. На нашем попечении находилось более 9000 домашних оленей чукотской породы «харгин». В оленеводческих стадах дружно жили и работали чукчи, юкагиры и ламуты (эвены), все они хорошо говорили по-русски. Себя они называли «чавчыват», что по-чукотски переводится как «оленные чукчи».
Весной, после отела важенок, мы перегнали оленей на побережье Северного Ледовитого океана, в местность реки Большая Чукочья, где было прохладно и находились богатые травяные пастбища, на которых олени в сочетании с морской соленой водой быстро нагуливали жир и прибавляли в весе. Мы поставили несколько летних яранг, так как
на летние каникулы к семейным оленеводам приехали их дети из интернатов.
В устье реки на крутом берегу я заметил старое развалившееся деревянное здание - поварню, у которой не было крыши. Внутри пахнуло сыростью и запахом гниющей древесины. Приглядевшись, я увидел на грубо сколоченном столе, черном от времени и дыма, разные предметы: старый медный дырявый чайник, пустые консервные банки, истлевшие оленьи плеки (зимняя обувь) и среди этого скопления когда-то нужных предметов я заметил небольшой потемневший от времени, медный православный крестик, сиротливо лежащий у самого края.
Свою находку я показал нашему уважаемому оленеводу-наставнику Иннокентию Яковлевичу Горулину, юкагиру преклонных лет. Он внимательно осмотрел крестик и с волнением произнес: «Это крест от священника отца Леонида Синявина, который крестил нас и наших детей, кочевал и жил вместе с нами, лечил нас и молился за нас. Это был хороший, добрый человек». И добавил по-чукотски - лыгьоравэтльан (настоящий человек). Затем он бережно положил крестик себе в полевую офицерскую сумку, подаренную ему пограничниками, и ушел в тундру.
Я тогда уже несколько лет жил с чукчами в с. Колымском и знал, что они делят людей на две категории: обыкновенные и настоящие. К настоящим относят людей уважаемых в кочевом обществе, работящих, профессионалов своего дела, скромных, любящих людей, соблюдающих законы природы и обычаи предков.
Мои попытки узнать о жизни священника Синявина окончились безрезультатно. Один мой приятель подсказал мне, что что-то можно было бы узнать в архиве г. Якутска и осторожно добавил, что сейчас не время для поиска этого «попа». В наше атеистическое советское время обществом не поощрялись разговоры на религиозные темы и сведения о якутских священниках были под строгим запретом, так как они и члены их семей подверглись гонениям и репрессиям.
И только через много лет я нашел в Санкт-Петербурге документы об этом незаурядном человеке, священнике-миссионере, жившем по заповедям Еванглия, любившем ближнего, как себя самого, независимо, кто он: «красный», «белый» или «зеленый», богатый или бедный. Он старался помочь всем.
Леонид Григорьевич Синявин родился в 1875 г. в г. Красноярске. Известно, что его отец был священником Киренского Спасского собора и в 1887 г. преподавал закон Божий в церковно-приходском училище г. Киренска. В 1889 г. о. Григорий (Синявин) скончался от чахотки. Его сын Леонид, закончив Киренское церковно-приходское училище, был принят в Иркутскую духовную семинарию, после окончания которой в 1899 г. получил право преподавания в церковно-приходских школах.
В это время в Иркутск к своим родственникам на время школьных
каникул приехала из Якутска Вера Николаевна Пельгорская, окончившая в 1894 г. Якутское Епархиальное женское училище (с получением звания домашней учительницы 1-й ступени) и работавшая учителем арифметики и библиотекарем в этом же училище (пожелтевший от времени аттестат за № 49 об окончании якутского училища, где в основном выведены пятерки, бережно хранятся ее внуками, живущими в Якутске). Так, в купеческом сибирском городке произошла встреча Леонида Синявина и Веры Пельгорской, и состоялось их венчание.
Отцом Веры был известный в Якутске коллежский советник Николай Иванович Пельгорский (по Табелю о рангах - полковник), мать была учительницей.
В сентябре 1899 г. молодая чета Синявиных получает назначение в Охотск, где они работали учителями в церковно-приходской школе. В 1900 г. у них родился сын Григорий, в 1905 г., уже в Якутске, - дочь Антонина и затем сын Леонид. В 1907 г. Синявины возвращаются в Якутск, и Леонида Григорьевича назначают инспектором церковно-приходских школ Якутской области. Посещая улусные школы, он изучил якутский язык. В 1909 г. он был рукоположен в сан священника и направлен миссионером Сень-Кельского стана Чукотской миссии. Семья осталась в Якутске.
В 2015 г. в архивах Санкт-Петербурга, в журнале «Православный Благовестник», издававшемся Православным Миссионерским Обществом, за 1910-1913 гг. я обнаружил «Записки Якутского миссионера священника Леонида Синявина», и это был голос из прошлого, времени высоких помыслов, гуманности, сострадания и любви к ближнему. Перед моими глазами предстал образованный, деятельный, человек высокой культуры, любви и большой ответственности. Будучи глубоко верующим человеком, преданным служителем Русской православной церкви, о. Леонид всеми силами стремился донести Слово Божие до сознания прихожан на их родном якутском языке, который он знал блестяще, кроме того, он постепенно выучил чукотский и обиходный ламутский языки. Глубокое изучение материальной и духовной культуры коренного народа, уклада его жизни и деятельности, умение лечить больных способствовали искреннему, свободному и доверительному общению отца Леонида с северными народностями и содействовали успеху его миссионерской деятельности.
За три года миссионерской деятельности о. Леонид привел ко Христу кочующее население западной тундры от реки Колымы до реки Алазея и к 1913 г. завершил крещение чукчей, ламутов, тунгусов, юкагиров, якутов, проживающих в этом краю, продолжив миссионерское дело священника А. И. Аргентова, который нес инородцам слово Божие в середине XIX в., составив первый чукотский словарь, и иеромонахов Вологодской епархии Дионисия, Анатолия и Агафангела, прибывших в этот край в 1883 г. по просьбе Якутской епархии. Миссионеры внесли значительный вклад в
развитие здравоохранения и просвещения коренных народов Якутии. Они были первыми исследователями их языка, материальной и духовной культуры, обычаев и традиций. Через деятельность православных миссий началось приобщение северян к ценностям и достижениям европейской цивилизации.
Много трудностей выпало на долю священника Синявина, за эти годы он проехал на собаках, оленях и прошел пешком почти 4000 верст.
В 1912 г. он открыл приходскую школу в Походске. Миссионер-учитель обучил грамоте 20 человек; миссионер-лекарь он безотказно и бескорыстно лечил приезжавших к нему больных, заслужив уважение и любовь. Он привил от оспы все население западной тундры и тем самым спас их от вымирания, и из поколения в поколение колымчане передают рассказы о добром священнике и лекаре Леониде Синявине.
Читая дневник священника Синявина, поражаешься его неутомимой деятельности, оптимизму, точности изложения своих мыслей, любви к людям. У него писательский дар, он тонко чувствовал природу и людей; прекрасно и образно описывал красоты тундры или нрав «свирепого Ледовитого океана».
Весной 1913 г. о. Леонид, выполнив свой миссионерский пасторский долг на Колыме, возвратился к семье в Якутск и уже в июле он был назначен священником в Вилюйскую Свято-Пантелеймоновскую церковь для прокаженных. Несчастные страдальцы лепрозория любили слушать душевные проповеди отца Леонида, которые он вел на якутском языке и искренне любили своего батюшку.
В 1914 г. началась Первая мировая война и в области развернулась кампания по организации помощи больным и раненым войнам, их семьям. Больные Вилюйского лепрозория внесли в фонд помощи 54 рубля 80 копеек. Эти несчастные и обделенные судьбой люди были потрясены бедственным положением их сограждан, о которых на проповеди поведал им отец Леонид, и выделили им деньги из своих крохотных сбережений, или путем добровольного отказа от полагающегося им праздничного ужина и их пример стал достоянием общественности всей России. Больных лепрозория телеграммой поблагодарили император Николай II и великая княжна Татьяна Николаевна.
События 1917 г. изменили размеренный уклад северной жизни. В 1918 г. в Колымском крае в связи с неприбытием парохода с мукой сложилось чрезвычайное положение. Председатель областного земства В. В. Никифоров, зная о высоком авторитете отца Леонида среди коренного населения Колымского края и его незаурядных организаторских способностях, обратился к священнику с просьбой о помощи колымчанам и предложил ему стать уполномоченным земства в Среднеколымске, чтобы он принял все меры по предотвращению голода у малочисленных народностей севера Якутии. Человеколюбивый отец Леонид, исходивший
колымскую тундру вдоль и поперек, с разрешения Якутской епархии дал согласие и срочно выехал в Среднеколымск, а его уже многочисленная семья в очередной раз переехала в Якутск, где Веру Николаевну назначили начальницей Якутского Епархиального женского училища и учительницей арифметики.
Приехав в Среднеколымск, отец Леонид энергично взялся за работу: провел ревизию имеющегося продовольствия, установил нормы отпуска муки для населения, принял меры по вывозу муки из Булуна. О его трудах свидетельствует рапорт помощника управляющего Якутской областью подпоручика Н. Шерлаимова управляющему В. Н. Соловьеву от 23 марта 1919 г.: «В Средне-Колымском уезде уполномоченным областного земства священником Леонидом Синявиным сделано очень многое. Только благодаря необычайному труду, знанию народного быта, административному опыту и инициативе о. Синявина С-Колымский уезд относительно в хорошем положении. Так, например, благодаря влиянию уполномоченного Синявина, в чем я непосредственно убедился, когда был с ним в Западной тундре Нижне-Колымска... Синявиным взято для русского и инородческого населения 5000 оленей, из которых значительная часть скормлена собакам. Дело в том, что в 1918 г. все побережье Ледовитого океана было забито льдом, и не в одну реку рыба с моря не зашла, чем создалась голодовка населения и собак, так как рыба - главная пища и людей и собак . Если бы не было уполномоченным Синявиным закуплено 5000 оленей, то на севере был бы такой же голод, какой наблюдается в Верхне-Колымске, где юкагиры, за неприходом рыбы, умирают от истощения и даже от голодной смерти, - так сообщает священник, приехавший из Верхне-Колымска... По инициативе Уполномоченного Синявина, при радиостанции будет поставлена паровая машина, которая даст С-Колымску электрическое освещение в 1920 г.. , организована ремесленная мастерская, в которой днем производят частные и земские заказы, а вечером учатся подростки столярному и плотничному ремеслу. Оканчивается постройка хорошего дома для доктора, больница также хорошая, но нет лекарств и ... доктора, строится хорошее здание для школы в Нижне-Колымске. Предполагается организация кирпичного завода, так как колымчане, за неимением кирпича, пользуются камельками. Школьное дело в С-Колымске поставлено хорошо. Есть 2-классное училище и одно первоначальное. Уполномоченным Синявиным выдвинут и проведен уже в жизнь вопрос о кооперативе и кредитном товариществе. Священником Синявиным выдвинут вопрос об открытии тракта «Гижигинская Губа - р. Омоллон...» [2, Д. 55. Л. 1-11].
Несмотря на сложную политическую обстановку в Якутии, отец Леонид как уполномоченный областного земства направлял свою деятельность на улучшение жизни колымчан и обеспечение их продовольствием и,
во-многом, благодаря ему население Колымского края не голодало. Он понимал, что помимо хлеба, народ нуждается и в духовной пище, и продолжал служение Церкви: проводил богослужения, исповедовал, крестил детей, исполнял требы.
В Якутской области в период с 1919-1922 гг. происходили многочисленные перевороты: к власти в Якутске приходили то красные комиссары, то повстанцы из числа местных жителей во главе с белогвардейскими офицерами, недовольные действиями власти большевиков в период военного коммунизма, когда у крестьян в результате продразверстки изымалось последнее зерно и уводили единственную корову-кормилицу, обрекая людей на голодную смерть. Для местного населения приход и белых, и красных был большой бедой, и те и других забирали лошадей, одежду и продукты.
Но далеко на севере, в Среднеколымске и Верхоянске, в это время протекала мирная жизнь, северяне занимались сельским хозяйством, охотой и рыбной ловлей, чтобы прокормить свои семьи. О переворотах в Якутске колымчане узнавали по телеграфу (если на почте был керосин, которого завозили в очень ограниченном количестве) или после прибытия посланника из центра. Так, 23 января 1921 г. в Среднеколымск прибыл нарочный по поручению Верхоянского Совета якутских и казачьих депутатов, который сообщил о свержении 19 декабря 1920 г. адмирала Колчака. В этот же день народным собранием Среднеколымска был избран Временный революционный комитет под председательством Г. А. Антипина, бывшего студента юридического факультета Томского университета. В состав комитета вошли уважаемые люди, в числе которых и уполномоченный земства Л. Синявин.
Главной задачей народного Комитета Среднеколымска было обеспечение безопасности населения и снабжения его продовольствием во время многочисленных переворотов в Якутии.
В 1922 г. патриархальная жизнь колымчан круто изменилась, к ним пришла гражданская война, принесшая кровь и смуту. Из Охотска на Север через Оймякон и Мому в Абый двинулась белогвардейская часть под командованием полковника Бочкарева, прославившегося своими расстрелами без суда красных и местного населения, оказывающего какую-либо помощь красноармейцам или работникам Советов, независимо от того добровольно или по принуждению. По пути белые проводили принудительную вербовку местных жителей, в результате которой в отряд влились молодые якуты и тунгусы. Сначала местное население поддержало белое движение, но когда узнало об их зверствах и беззаконии, то перестало оказывать помощь.
В Среднеколымске с декабря 1921 г. находился уполномоченный Губревкома В. Д. Котенко, который объявил об очередном перевороте в г. Якутске и установлении власти Советов во главе с коммунистами.
Узнав о подходе Бочкарева, Котенко возглавил борьбу с белыми и принял решение пробираться в Аллаиху и уже оттуда двигаться на Булун. Он прекрасно понимал, что ему угрожает опасность и что для осуществления плана ему нужен проводник, хорошо знающий тундру, местных жителей и их язык. Выбор пал на уполномоченного якутского земства священника Леонида Синявина, которого он попросил о помощи.
Сердобольный отец Леонид, видя бедственное положение Котенко, согласился помочь ему, ведь осуществляя пастырское служение, он знал всех обитателей тундры и пользовался у них уважением и любовью. Кроме того, имеются сведения, что одной из причин его путешествия с Котенко было желание соединиться с семьей в Якутске, так как он более четырех лет безвыездно находился на Колыме в самое трудное и трагическое для ее жителей время и был оторван от жены и детей.
В начале марта о. Леонид с Котенко на оленях выехали в тундру в направлении Аллаихи. По дороге они были схвачены, привезены в Аллаиху и без суда и следствия расстреляны поручиком Деревяновым. Священнику Синявину инкриминировалось оказание помощи «красному» командиру большевику Котенко.
Так трагически в 47 лет в расцвете сил оборвалась жизнь священника-миссионера Леонида Синявина.
После завершения гражданской войны новой власти нужны были свои «герои», в том числе и из духовенства, которые приняли их атеистические идеи и оправдывали кровавые действия. Но представители якутского духовенства отказывались сотрудничать с новой властью. И тогда партийные органы вспомнили о трагической гибели коммуниста Котенко и его проводника и переводчика священника Синявина. Была придумана легенда о якобы отречении отца Леонида от сана священника, и эту ложь «о красном попе» опубликовали на страницах газет.
Мною было просмотрено значительное количество документов того времени, но не было обнаружено ни одного свидетельства об отречении отца Леонида.
В настоящее время, когда наше российское общество стремится к демократическим преобразованиям и свободе, нужно рассказать правду и возродить забытые имена достойных. Священник Леонид Синявин своей короткой, но яркой жизнью показывает пример бескорыстного служения Отечеству и Церкви. Имя священника Леонида Григорьевича Синявина должно выйти из забвения и поругания и занять достойное место в рядах лучших сынов и дочерей нашей многонациональной Якутии.
После смерти о. Леонида его многодетная семья жила бедно и трудно, подвергалась гонениям и репрессиям. Летом 1924 г. они были вынуждены уехать на Колыму, затем в 1926 г. в Новосибирскую область на железнодорожную станцию Чулым. В 1929 г. семья вновь вернулась в родной Якутск. Дочь Антонина стала супругой председателя СНК ЯАССР
Х. П. Шараборина, репрессированного в 1937 г. Она также была арестована и приговорена к 10 годам в исправительно-трудовом лагере, отбывала срок в Акмолинском ЛО (Средняя Азия).
Муж другой дочери Синявиных - Людмилы, М. Г. Воронков был Героем Советского Союза. Два сына Серафим и Владимир Синявины не вернулись с фронтов Великой Отечественной войны. Первенец четы Синявины - Григорий вернулся в родные Качикатцы, где организовал первый колхоз.
Вера Николаевна Синявина прожила долгую и трудную жизнь и скончалась в 1959 г. на 81 году жизни.
Уважаемые земляки!
Пришло время собирать камни!
Нашему современному обществу, где забыта проповедь о любви к ближнему и царит повсеместное безразличие, в том числе к вопросам религиозным, нужны миссионеры-просветители, лекари человеческих душ, такие как священники Леонид Синявин и Иоанн Винокуров, которые и сегодня, находясь в райских садах, смиренно молятся за нас перед Господом, вселяя в наши грешные души Веру, Надежду и Любовь. Мы с Вами обязаны помнить и чтить их, этих святых небесных тружеников, наших ангелов-хранителей! Храни вас Бог и Пресвятая Богородица!
Приложение 1.
Выписки из дневника якутского священника-миссионера Л. Синявина 1910-1913 гг. (стиль изложения и орфография сохранены)
«27 марта 1910 года я выехал из Средне-Колымска в местность «Менектях» к тунгузскому голове г. Курилову. Он довез меня до местности «Дулба», где проживает Дмитрий Жирков. Кроме Жиркова в м. «Дулба» проживают в 20-25 верстах три юрты якутов, далее на запад в 50-70-верстах - две юрты. На север и на юг постоянных жителей ближе 120-150 верст нет... Весной и летом якуты заняты охотой на птицу, диких оленей, рыбной ловлей и сенокосом.
Чукчи и тунгусы с апреля месяца откочевывают одни к Алазее, другие - к Чукочьей (по-чукотски, Феум-реу), Коньковой, Нерпичьей и др. речкам.
Знающих чукотский язык и могущих быть переводчиками, кроме хозяина (Жиркова) и еще одного якута (Михаила Третьякова) в этой местности нет. Ламуты, имеющие постоянное сообщение с чукчами, знают по-чукотски, но не говорят по-якутски.
Во время своего пребывания на «Дулбе» (8 дней) я совершил утреннюю и вечернюю молитвы по-якутски, молясь со всеми находящимся в юрте. Вечером обыкновенно читал Еванглие на якутском языке, рассказывал
Священную Историю Ветхого и Нового Завета, по имеющимся у меня картинам. Останавливался особенно на толковании св. Еванглия от Матфея гл. 5 и последующих днях жизни Иисуса Христа со дня Лазарева Воскресения...
Накануне Вербного Воскресения исповедовал, а в само Воскресение после часов изобразительны, приобщил к Тайне 10 человек якутов и тунгусов и раздал освященные вербы причастникам и всем собравшимся помолиться.
Не могу обойти молчанием того, что с середины марта якуты и тунгусы стали захварывать воспалением легких и болезнь приняла эпидемиологический характер; не было дома, где бы не хворали. А тут еще пришла обычная гостья Колымского округа, голодовка. Запасы сена, рыбы истощились и некоторые якуты-бедняки, как говорят они, падали от голодухи и не могли выйти на промысел, не было сил долбить лед.
Вследствие сильных морозов, стоящих эту зиму, многие озера промерзли, лед на больших озерах был в сажень толщиной, рыбы (налима) совсем не было, или еды едва хватало на дневное пропитание тому, кто мог добывать, кое-кому это было на руку - можно было почти даром взять работника на лето, а именно за стегно павшей лошади!
На третий день Св. Пасхи выехали в Походск, за 60 верст с псаломщиком Александром Протопоповым, захватив с собой все необходимое для совершения литургии в Походской часовне. Днем 21 марта мы приготовили и убрали часовню; через старика, прислуживающего при часовне созвали жителей, так как при часовне нет ни колокола, ни била и отпели при скудном освещении пасхальную вечерню, утреню и первый час. На следующий день служил литургию и сказал слово о страданиях Господа нашего Иисуса Христа, крестной смерти и воскресении Его. За литургией приобщил до 20 младенцев и одну больную старуху.
Походск расположен по обеим сторонам Походской виски... 18 домов. Дома русской постройки... Жители Походска состоят из мещан и казаков Нижне-Колымска. Все они занимаются рыболовством, некоторые ставят пасти на песца, ловлей линных уток и гусей и нерпичьим промыслом. Рогатого скота, кроме старосты Шкулева, никто не держит. Кочт-собаки - наша краса и сила, как говорят походчане, и любят они своих «собацек», об них только и разговор.
... Желание иметь школу и видеть у себя священника, походчане высказывали мне неоднократно и этим вопросом интересуются.
Сожаления достойны жители и место, и школа здесь необходима.
Нанял нарту с подводчиком за 40 рублей для езды по чукчам. Вечером 22 апреля выехал на Пантелеиху. Поднялась страшная пурга, собаки с
трудом шли. Утром 23 были в Пантелеихе. Отдохнув, в присутствии всего населения Пантелеихи в доме Вас. Инн. отпели пасхальные часы, крестил ламутского ребенка. Дмитрий Бережнов (переводчик) после отказа, согласился ехать со мной по чукчам во вторник на своих собаках, взяв с меня 30 рублей.
24 апреля вернулись в Нижне-Колымск. Здесь отслужил литургию и молебен с акафистом святителю Иннокентию, просветителю монголов, прося его ходатайства перед Господом за меня грешного и помощи в деле благовестия св. Еванглия чукчам.
. Всего мною сделано по тундре из Походска и обратно 500 верст, а с Сень-Келя с разъездами в Походск, Пантелеиху и Н-Колымск-1260 верст.
Записано мною в число оглашаемых 22 человека взрослых и детей до 7-и летнего возраста.
1 июля 1910 г. Выехал на лодке с псаломщиком А. Протопоповым из Нижнеколымска ночью. Берега р. Колымы глинистые, размыты со множеством наностного лесу; пришлось, поэтому идти почти все время на веслах. Ночь здесь страшно холодна и туманна, и мы пожалели, что не захватили с собой зимней одежды. Делали не более пяти верст в час. Днем одолевал комар. Я никогда не представлял такой массы комара; это действительно бич, палач убивающий животных. Нам пришлось по дороге видеть несколько диких оленей, пропавших от укусов этого насекомого. На человека он нападает такой массой, что не видно одежды; пить, есть приходиться в сетке, спать на открытом воздухе нельзя; никакие дымокуры не помогают. Единственное облегчение приносит сильный ветер, холод и дождь. До Колымской считается водою 140 верст от Нижнеколымска и мы благодаря комару, выспались только один раз (в начале пути) в течение 3-х суток. На станцию Колымское прибыли 4-го июля в 6 часов вечера. Переночевали и выехали 5-го июля далее, взяв других ямщиков (каюров). Переплавились в селению Холмам. Здесь пять домов. Живут юкагиры и якуты. Отсюда пошли бечевой. Лодку тянула пара собак, направляемая погонщиком, который идет сзади. Умные животные тянут дружно. Где нужно, обходят наносный лес, а где и плывут. Комар ужасный.
С большими трудностями достигли Колымской. Вечером служили всенощное бдение с благословением хлебов. За каизмою сказал слово о необходимости покаяния и исправления жизни по заповеди Христа. После первого часа исповедовал 12 человек. Утром 8-го июля отслужил литургию. Приобщил говеющих и младенцев. Сказал слово о таинствах Св. Евхаристии. Во время молебна Пресвятой Богородице сказал слово о непрестанном заступничестве Божей Матери за грешный род человеческий пред Сыном и Богом своим. Молящихся было до 30 человек. Колымская церковь очень стара; лет 25 назад была перенесена с реки Омолона.
Поездка к Ледовитому океану с 7-го по 17 августа 1910 г.
Поездка была совершенна удачно и я собрал довольно много материала относительно чукоч восточной тундры, мест их кочевок и условий пути к ним.
... Стало уже темно, когда мы выехали из Амбросимова. По дороге нам попалось несколько лагерей, перекочевавших вверх по течению, местных обывателей.
На заимках строят только поварни. Это домики на четыре угла. Без окон, сажени две длины и ширины. Наверх стелется на два ската потолок с отверстием посередине для выхода дыма, посредине поварни устраивается четырехугольный очаг. За очагом к передней стене настилается пол. Здесь спят, обедают и принимают гостей.
Под утро достигли значительного поселка «Край лесов». Жители его уже выехали. Здесь шесть поварен. Зашли в одну из них. Сварили чай. Замков здесь не имеют. Наши гребцы улеглись спать в поварне, а мы в лодке под палаткой.
С нами ехал в числе гребцов один чукча. Много дивились мы его спартанской простоте и выносливости. Он выехал из Нижнеколымска без шапки, платка, постели, рукавиц и чашки - все это он считал лишним. Сносно говорит по-русски.
До Амбарчика шли пешком по тундре. На берегу океана увидели маленький домик и недалеко от него новый высокий крест. Здесь в лето 1900 года проживал со своими рабочими капитан Георгий Яковлевич Седов, производивший промеры устья Колымы.
.... Море шумело. Рвалось на берег, поднимая облака брызг. Сердитые седые волны, подгоняя одна другую, стремились разом поднять наносный лес, лежащий у берега. Интересная картина; захватывающая! Вот море подняло всю массу леса, бросило его ввысь, коверкая и ломая более слабые породы, и обессиленное снова ушло. Сердится, опять бежит к берегу, лижет его, снова поднимает и бросает лес, а он упорно ложится тут же. Стонет, ревет, собирается с силами, косматит гриву и еще более ожесточенное летит к берегу. Тяжелый туман клубами, всей массой, наваливается на океан, силится придавить его, а тот трясет сединой, с силой сбрасывает его, изгибается высоко и летит еще грознее к ним. Затихнет как-будто, но родятся в глубине его новые волны, новая сила... Ревет и мечет он в бессильной злобе. Дрожит, стонет, храпит старая грудь старика, плачет он, но не сломить ему положенного предела, не разлиться ему по широкой тундре, отступает он с ропотом, плачем, из года в год далее. Несет он иной раз на могучих плечах горы льда, бросает он их с сердцем на берег, но тепло и ветер разрушают его баррикады. Напрасно. Не одолеть ему земли, не взойти в прежние владения! Жутко и хорошо у моря!
На утро отправились в Сухарное. Не доезжая до Сухарного, в глубине
горной тундры, мы отчетливо увидели лагерь чукоч, состоящий из 7-и яранг. В Сухарном встретили чукчу Валергина, которому и принадлежал лагерь. Чукчи стояли в 20 верстах. Было уже под вечер, мы зашагали по тундре к востоку.
Нам пришлось идти пять часов. Стало уже совсем темно, когда достигли желанной цели. Встретило нас все население лагеря.
Наутро с переводчиком тунгусом, прекрасно говорившего по-якутски, я пошел по ярангам и переписал всех обитателей их. Оказалось, что детей не крещенных до 12 лет было 6 человек, и взрослых - 3. Устроили под открытым небом из саней и ящиков стол для требы, собрались все обитатели яранг. Более 40 человек и я предложил им учение о Боге Триедином, о жизни Христа, о заповедях, крестном знамении. Большинство чукоч не умели креститься. После того, как все стали правильно полагать крестное знамение, я предложил помолиться Господу Богу о том, чтоб Господь просветил их своим светом своего учения, сохранил их стада и их простил грехи и т. д.
Вдали громады гор, впереди белые как снег яранги, толпа дикарей усердно молящихся, невдалеке громадное стадо оленей - все подошли к кресту и были окроплены св. водой.
Потом пошли по ярангам, окропили их. У каждой яранги ждала семья с хозяином во главе.
После обхода я опять собрал чукоч, сказал слово о таинстве крещения и крестил детей тут же на открытом воздухе. Восприемниками были чукчи и тунгусы. Последним заповедывал, чтобы они приучали детей к ежедневной молитве и положению крестного знамения. Взрослых, изъявивших желание креститься, я поучал истинам Христианской веры и сказал им, что окрещу их осенью или зимою, во вторичный проезд по тундре, когда будет больше времени на научение их вере.
Чукчи не хотели отпускать нас пешком, а непременно желали увезти на оленях. Пришлось согласиться.
Прибыли в Сухарное темной ночью. 14 августа выехали обратно.
Утром 15 на Амбросьевой служил молебен у Безносова.
Днем при сравнительном стечении народа с соседних заимок служил молебен на Черноусовой. Сказал слово о житии Пресвятой Богородицы и о ее успении. Было с детьми человек до 30.
Утром 16-го были в Нижнеколымске. В этом отдаленном, как отдельная планета, краю живут люди такого же строения, что и мы, но исключительно ихтиофаги, не употребляющие хлеба или употребляющие его очень мало, не знающие овощей, не любящие соли.
Хворают они часто, хворают упорно, долго, глядя в глаза приближающей смерти не мигая, гипнотизируясь этой мыслью. Медицинской помощи здесь в Нижнеколымске нет. Редко раз в два года наскоро приедет доктор или фельдшер. Знания по медицине,
приобретенные нами в семинарии, я старательно пополнил изучением медицинских наук по учебникам фельдшерских школ, а жизнь в медвежьих уголках дали порядочную практику, до практики в области акушерства включительно. Все это пригодилось здесь.
Благодаря человеколюбивому ассигнованию Миссионерским Комитетом 35 рублей в 1909 году я смог составить в Якутске порядочную аптеку, добавив еще из своих средств столько же. . Больных оказалось много. С мая по 20 сентября перебывало у меня 67 человек, не считая одиночных посещений. Всего посещений было более 700. Были сифилитики, ревматики, с глазными и женскими болезнями и пр. и пр. В иной день было до 17 посещений. Благодарение Богу, лечения все были удачны.
Весть, что я принимаю больных - разнеслась очень скоро и мне появляться где-нибудь без аптеки было невозможно. В Нижнеколымск приезжали за 80-100 верст и более. У псаломщика в доме, усердно помогавшего мне, образовался приют для неимущих больных.
... В Походске заболели дети какой-то сыпью и была одна больная, лежавшая уже давно, хворала она воспалением коленного сустава. Походские обыватели отправили за мной в Нижнеколымск лодку, приглашая к ним оказать помощь. 22 августа 1910 г. я поехал в Походск.
Общество отвело мне квартиру в теплом чистом доме. По прибытии прежде осмотрел больную. Страшно было смотреть на нее. Это был скелет с распухшей как бревно ногой. Грязь, вонь была ужасная. Вычистил, обмыл, переложил на клеенку больную, сделал прорезь, выпустил гной и она вздохнула, а потом заснула после многих бессонных ночей и дней. Дал ей пищи из своих запасов и через неделю она немножко походила на человека. Теперь уже ходит, двигается.
Осмотрел постепенно и других больных до 20 человек.
Кроме того совершил молебны в часовне с проповедью, согласно случая, о болезни греховной. Молились весьма усердно и пели общим хором и недурно.
По вечерам вел беседы на разные темы с собравшимися у меня в квартире обывателями. При богослужении бывали проживающие в работниках чукчи (5 чел.)
Одна чукчанка, брошенная своими родовичами на снегу у Походска и подобранная походчанами, изъявила желание креститься. Пока перепоручил ее хозяину, у которого она живет и который ее приютил, обучить молитвам, а зимою обещал крестить.
Голод у Шалагских чукоч. Тяжелый 1910-1911 гг. выпал на долю шалагских собачных чукоч. С осени 1910 года промысел нерпы был очень плох, а зимой совершенно прекратился. Наступил голод со всеми ужасами у арктического океана, в стране ночи и холода. Начали пропадать собаки, жиру не хватало не только для того, чтобы согреть
полог, но не хватало на еду; на промысел выходить без собак и пищи нельзя, передвигаться тоже, стали варить кожу, подбирать отбросы. Люди обессилели. Пришла голодная смерть.
Чукчи выходили на океан подкараулить нерпу и там умирали, умирали от холода и голода в своих пологах. Удастся какому-нибудь счастливцу убить нерпу, прослышат о том голодные, обессиленные соседи, идут к счастливцу поесть, утолить голод. Одни не доходят и умирают по дороге, другие, наевшись идут домой, несут в свой полог кусок жиру. Тощий желудок не выдерживает - бедняк умирает в дороге, судорожно сжимая в своей руке кусок нерпы., а те, которые ждали его, тоже умерли...
Русские, проезжая на Шалагский мыс по торговым делам, находили таких несчастных по пути, переезжая их трупы. (сообщения В. И. Соловьева, Еврани, Д. Бережнова, Чурилло и др.)
Голод гнал из родных насиженных мест чукоч. Некоторые уходили на р. Чауну к оленным чукчам, другие - к р. Колыме.
Рассказ Шалагских чукоч Ноумурзина и его жены Чайгутку, пришедших зимой в Нижнеколымск прост, короток и страшен: «Море замерзло рано - говорит чукча - гладко, щелей не было, нерпы было мало, а потом совсем ничего не могли убить. Собаки стали пропадать. Мы, бедняки, не могли достать жиру для еды. Решили с женой идти на Колыму. Давно я там не был. Помню жили там люди сытно. Взяли нарточку, положили маленький полог, да переменку обуток. Пошли. Тащили нарту. Трудно было идти, сил нет. Пурги сильно мучили. Лежали в одном месте подолгу. Пищи не было. Ели кожу, сосали ее. Находили дохлых собак, кое-как рубили их; у себя на теле грели, были тогда сыты. Дошли до Большой реки. Здесь нашли, оставленный русскими, собачий корм. Отдохнули здесь немного. Приехали русские, нас накормили. Мы пошли дальше. Сил не было тащить полог, бросили его, потом бросили нарту, спали в снегу. Кое-как добрались до Сухарной. Здесь никого не было. Из амбара взяли рыбу, оставили здесь последнюю одежду. Потом дошли до русских».
В Нижнеколымске взял этих чукоч и приютил обрусевший якут Ребров. Вымыли их, одели. Потом привели ко мне.
12 апреля 1911 г. Крещение чукоч в Нижнеколымской церкви. Расспросил их. Оказалось, что они язычники. Изъявили желание креститься: «Нас спас Бог - говорят они - и мы желаем креститься». Поучил их. На второй день Пасхи, при многочисленном стечении народа, я их крестил в Нижнеколымской церкви. 12 апреля они были удостоены принятия Тела и Крови Христовых. После литургии они были повенчаны. Имя чукчи - Ноумурзин, а чукчанки - Чайгутку; он назван - Георгием, она - Александрой.
Была ли оказана помощь какая-либо голодающим чукчам местной администрацией, да и знала ли она о голоде, не могу сказать.
14-15 апреля. В назначенный день выехал из Нижнеколымска с псаломщиком Александром Протопоповым на реку Омолон. Приехали к утру 15-го. Жителей здесь было три дома, преимущественно обрусевших юкагирей. Жалкие остатки когда-то многочисленного народа, населяющего всю тундру и горы по ту и другую стороны р. Колымы.
В Нижнеколымском участке юкагирей осталось очень немного, не более 30 человек. И эти вымирают. Собрал юкагирей, рассказал краткую Священную Историю, подробно остановился на событии Воскресения Христова. Потом отслужил пасхальный молебен. К вечеру прибыли ламуты - два семейства. Один из них, старик Дьячков, хорошо говорит по-русски, некоторые говорят только по-ламутски. При помощи Дьячкова поучал ламутов истинам Христовой веры. Вечером отслужил пасхальную утреню, крестил двух ламутских детей и исповедовал 10 человек. Наутро за обедницей приобщил исповедовавшихся Св. Дарами. После напутственного молебна опять поучал ламутов истинам веры и выехал с Омолона.
Еще осенью 1910 года до Колымы дошли слухи о том, что в Якутской области появилась оспа. Местный врачебный участок просил меня привить оспу, как можно большому числу лиц Нижнеколымского участка. В минувшие годы оспа в нашем месте сделала ужасные опустошения.
Оспа 1884 г. в Колымском округе. По сведениям, находящимся в церковных архивах, видно, что от оспы умерло 960 человек русского населения. Сколько умерло чукоч, тунгусов, ламутов, чуванцев, юкагирей - одному Богу известно. Но умирало их множество. Следы погибших лагерей, остовы яранг, стойбищ я сам видел при своих кочевках по тундре. Вымерли все жители по протоке Стадухинской, двум Анюям, Омолону и Колыме. В Походске все выкопанные погреба были заполнены мертвецами, некому было копать могилы. Так и стоят эти погреба-могилы до сего дня. Походчане боятся их трогать.
Поехав к чукчам я захватил с собой детрит, сколько было возможно. Прививку я начал делать с Холмов и продолжал ее делать все время моего долгого пути.
По краю лесов на тундру.
17 числа выехали из Дулбы. После четырех часов езды выезжаем в лес, где снег разрыт оленями. Спустились в лощину, у леса завидели 4 тунгусские урасы. Это лагерь тунгусского старосты Ильи Лаптева. Из урасы вышли мужчины, женщины, дети, все подошли под благословение.
После чая и закуски, состоящей из вареного оленьего мяса, я привил оспу 27 человек и поехал дальше. Через 15 верст поздно вечером приехали в лагерь тунгусского старшины Степана. Решили переночевать. Приехал тунгусский голова Курилов. Он рассказал о трагическом случае;
один из сородичей Петр Курилов, старик, лет 60, в припадке острого помешательства, ударил ножом свою жену. Она осталась жива. После этого случая преступника его взрослые дети отделили от семьи, держат его связанным под караулом. А на ночь сажают в ножные и ручные колодки. Голова попросил осмотреть старика, помолиться над ним и посоветовать как держать его на будущее время. Привели узника. Этого небольшого роста старик с непомерно большим животом, со слабыми дрожащими ногами и иссиня бледным лицом. Увидев меня, он упал в ноги и говорит: «прости, батюшка!»
Я знал этого старика, всегда тихого, скромного; до слез стало жалко его. Я велел его развязать, посадил с собой и насколько возможно, успокоил его и расспросил. Он мне сказал, что с января месяца ему плохо, мало спал, стал бояться людей, которые его преследуют и думают убить. Поэтому он уходил из дома и прятался в лесу. О том, что случилось не помнил. «К жене ни зла, ни сердца не имею. Помолись за меня, батюшка. Попроси бога, исповедуй меня». Перед сном отслужил молебен над болящим, исповедовал его и посоветовал от уз его освободить, обходиться с ним как с больным, чтобы он не видел над собой надзора, дозволить ему видеться с родными.
18 апреля. После треб и прививок, повенчал два брака: женились отец и его младший сын; Егор и Иван Куриловы.
Выехали затем на бесконечно снежную тундру и направили свой путь к реке Чукочьей, в лагерь чукчи Оумвровьи и с этого дня в течение 7 месяцев я не сходил с тундры, объездив и исходив ее вдоль и поперек.
19 апреля. Тундра, берег реки Большой Чукочьей (Рэумъвоэмъ)
Началась пурга. В лагере 4 яранги, 4 семейства. Днем побывал в
каждой урасе.
Наутро 20 апреля послали человека к ближайшим чукчам, стоящим недалеко, к старику Тынальгину и за чукчей Андреем Ранятуть, хорошо говорящему по-русски.
Через переводчиков тунгусов и тунгусского голову, прибывшему сюда снова, стал поучать чукчей. Потом записывал чукотские слова, приучаясь к их выговору. Вечером служил молебен Пресвятой Богородице и крестил чукотскую девочку, родившуюся 11 августа 1910 года.
1-4 мая. Лагерь чукчи Эттан, 7 яранг, 42 человека. Снежная буря, ничего кругом не видно. С трудом разыскали лагерь, наткнувшись на громадные стада оленей. Иван Эттан - это один из богатых чукчей западной тундры, стада его оленей достигают до 8-10 тысяч голов. Встретил нас сам хозяин, высокий, еще не старый человек.
... Вскоре в пологе Эттана стали собираться обитатели других яранг. Набралось человек 20, были и приезжие тунгусы, некагиры с Индигирки. Стали пить чай, после первого стакана стало жарко. Мужчины сняли свои парки, женщины - верхнюю часть одежды,
откинувши ее назад, сняв часть через рукава и все сидели голые по пояс. Вначале для меня это было дико, но потом глаз привык, так, что впоследствии я не замечал наготы.
После вечерней молитвы все подошли под благословение и разошлись по ярангам, чтобы не стеснять меня, в большом пологу легло только 4 человека.
4-6 мая. Лагерь чукотского головы Уаргина, 10 яранг.
Я слышал, что он плохо держит своих работников, хотя имеет много оленей, виновата в том, его излишняя скупость. В этом я убедился сам; рабочие головы были плохо одеты; их кукашки, брюки (коняуты) были потрепаны, изношены, в котлах варилось мясо павших телят. Кроме того увидел трех работников, заболевших, вследствие плохого питания - слишком они были изнурены, рахитичны.
Окончив обход яранг, я поставил походную палатку-церковь с печкой, пол устлали мне шкурами оленей. Сюда созвал всех обитателей лагеря и через 2-х переводчиков - одного тунгуса, другого чукчу, стал поучать собравшихся. Рассказал Св. Историю до Крещения Господня, затем предложил крестить взрослых и детей. При помощи Оумвровья и головы установил (походный) иконостас и крестил 12 человек взрослых и детей.
Вечером в пологу Уаргина повел беседу об открытии школы среди них. На что Уаргин ответил: «Я сказал архирею, что детей своих сородичей учиться я не отдам, то же говорю и тебе. Нам надо учить ребят пасти оленей, а не грамоте.». Сколько я его ни уговаривал, он остался на своем. Этот отказ изменил мой план летовать на Алазее. Буду искать других удобных мест и условий для школы.
13-15 мая. Лагерь чукчи Пауля.
Пауль - по своему красивый молодой чукча. Высокий, стройный, с правильными чертами лица, с правильным носом, с длинными черными волосами, зачесанными назад, в пинжаке, черных изящных сарах. Знает по-якутски.
Пауль попросил меня повенчать его и отслужить молебен, что было исполнено; другие требы были совершены в его семействе мною в прошлый приезд. Вскоре приехал тунгус Василий Курилов, который просил меня съездить с ним недалеко на могилу его матери и отпеть литию. Запрягли три турки и мы поехали на оленях по таящему снегу. И вот в безграничной тундре над могилою дикарки, может быть впервые вообще-то на этой тундре, была пропета панихида.
Отсюда заехал в только, что прикочевавший лагерь тунгусов - 3 урасы. Здесь по просьбе тунгуса Афанасия, отслужил водосвятный молебен.
Осенняя поездка по Западной тундре (1912 г.)
В последних числах октября приехала ко мне в Походск особая
депутация от чукоч - 5 человек во главе с старостой Оумвровья и спрашивали - выеду ли я на тундру в эту осень. Сказал им, что выехать могу не ранее 10 ноября. Чукчи этим были очевидно обрадованы и мы с ними составили маршрут до реки Большой Чукочьей. Время стояло холодное.
7 ноября я распустил учеников школы до 10 декабря взамен Рождественских каникул, задал домашнюю работу.
10 ноября выехал в тундру в стойбище язычника Голявьи за 15 верст, с лучшим переводчиком Г. Ф. Сергеевым, старшиною юкагирским, состоявшем в родстве с чукчами.
Лагерь Голявья, 2 чума.
Поучения и рассказы из св. Истории вел обычно вечером в небольшом пологу. Сначала я решил крещение. Голявья упрашивал крестить его и всю его семью, что исполнено 11 числа. Дал им икону, свечи и ладан.
Голявья не раз бывал у меня и в часовне за богослужением. Крестному знамени были обучены ранее. Голявью назвал Гаврилом. Окрещено 5 человек.
Лагерь Калдьто. Нерпичье озеро. 1 яранга.
Крещено 7 человек. Всех чукоч в эту поездку окрещено 45 человек.
И этим закончено крещение западной тундры, остались только единицы, 304лагеря, трудно досягаемых, но Господь поможет побывать и там.
В эту поездку посещено 20 лагерей, т. е. половину всех чукоч, а в отчетном году посещено: 30 лагерей, окрещено 81 человек обеего пола, детей -10, а всего 91 человек.
Сделано весной 630 верст. Летом на Колыме по устройству школы и со школою - 240 в., осенью - 800 в., а всего за 1912 г -1670 верст.
Обучено грамоте - 20 человек обеего пола, в т. ч. 2 тунгуса, 3 -юкагира и 1 - якут.
В заключение настоящего отчета могу сказать, что проповедь св. Еванглия принимаются чукчами охотно, принимают они св. крещение радостно. Не забывают сказанного. Теперь только остается продолжить начатое дело. На предложение завести походную церковь и собираться в ней в определенное время, чукчи вполне согласны.
1 января 1913 года. с. Походск Колымского округа. св. Леонид Синявин.
Источники
1. Национальный архив Республики Саха (Якутия). Ф. 226-и. Оп. 9.
2. Государственный архив Иркутской области. Ф. 609. Оп. 1.