CC BY
28Ольфакторный код в романе М. Шишкина «Записки Ларионова»
А.И. Станкевич
Данная статья посвящена проблемам художественного мира и художественной системы романа М. Шишкина «Записки Ларионова». Проанализирован ольфакторный код как один из путей построения трагической и бесперспективной картины мира. Писатель строит финитную концепцию истории.
Ключевые слова: М. Шишкин, ольфакторный код, картина мира, неомифологизм, концепция истории.
Olfactory code in М. Shishkin's novel "Larionov's Notes"
Anna I. Stankevich
This article is devoted to the problems of the artistic world and artistic system of M. Shishkin's novel "Larionov's Notes". The ol-factoiy code as one of the ways of creation of a tragic and unpromising picture of the world is analyzed. The writer builds the finite concept of history.
Key words: M. Shishkin's, olfactory code, world picture, neomythologism, concept of history
Роман M. Шишкина «Записки Ларионова» («Всех ожидает одна ночь») [1993] с момента выхода оценивается и рядовыми читателями, и критикой весьма неоднозначно. В нём видят и предельно искреннее повествование, и злобную политическую декларацию, едва ли не пародию; М. Шишкина хвалят за удивительное жизнеподобие и глубину погружения в детали провинциальной жизни XIX века и ругают за полное отсутствие оных [5, с.180-184; 1, с.71]. Роману даже отказывают в самостоятельной ценности, интерпретируют его только как «скет-чик к <...> вавилонской башне - "Взятию Измаила» [4, в сети]. Большинство исследователей трактует роман как талантливую постмодернистскую конструкцию: «Шишкин обозначил стилистические возможности отечественной прозы практически, создав искусную стилизацию классического русского романа
XIX века: это повествование симбирского помещика Александра Львовича Ларионова о своей жизни, вмещающее в себя все традиционные биографические моменты, в основном достаточно тривиальные: описание детства и отрочества, рассказ о родителях, обучение в гимназии, женитьба, переезд и служба в провинциальной Казани» [7, с.71].
Можно предположить, структурной основой романа, как и для большинства постмодернистских текстов, является «бесконечная игра и перекодировка знаков» [3, с.32] классических литературных текстов: «Капитанской дочки», «Героя нашего времени», «Жизни Арсеньева», «Лолиты» и т.д. Чтение романа «Записки Ларионова» превращается в непрерывный процесс осознания сходств и намёков: невеста протагониста Нина напоминает Фенечку из «Отцов и детей», побег юной Катерины Алексеевны с возлюбленным - аналогичную ситуацию в жизни Наташи Ростовой, наказание солдат шпицрутенами - сцену из «После бала», а дуэль Ситникова - квинтэссенция всех дуэлей русской классической литературы.
При желании в описании жизненных перипетий Ларионова можно увидеть своеобразный дайджест усадебного, провинциального, кавказского и других текстов русской реалистической литературы.
В постмодернистский дискурс «Записок Ларионова» включаются и перекодированные реальные исторические факты, уже осмысленные, в том числе и искусством, как, например, судьба декабриста Ивашова и его невесты Камиллы Ле Дантю, или случаи малоизвестные, но давшие толчок к построению важнейших событийных линий романа, например, история ареста Степана Ситникова, на которого донёс сослуживец по фамилии Ларионов [5, с. 184].
Важная составляющая художественного мира романа построена на противоположной тенденции - ухода от коллизий текущего времени к максимальному мифологизированию, когда каждый этап, на первый взгляд, эволюционного процесса вводится в контекст всеобщего, сущностного, не столько исторического, сколько надвременного, когда судьба одного человека оказывается воплощением общей, чаще всего трагической, матрицы. «Он был удивительно похож на меня, даже все родинки на теле были на тех же местах, что у меня. Было забавно, что это миниатюрное, вечно орущее существо - я
сам, Сашенька Ларионов, родившийся на Пасху»1 [12, с. 299], -так протагонист видит своего новорожденного сына. Однако в семье Ларионовых традиционное, повторявшееся из поколения в поколение непонимание между отцом и сыном на последнем этапе приводит к гибели сына и угасанию рода.
В одном из интервью М. Шишкин отметил важность для понимания его художественной картины мира, на первый взгляд, не очень значительных, но повторяющихся деталей, например, снежной бабы - в «Письмовнике» [13]. Детали - кодовые элементы прошивают мозаичное повествование романа, а сама картина мира - многократно кодируется; безусловно, значимы флористический, гастрономический, колористический, нумерологический, инсектный, аква [9, 426-434], код слёз и крови и т.д.
Один из важных кодов - ольфакторный. Шишкин играет разными значениями ароматов, имея в виду синхронию и диахронию, как и разные культурные ключи (от традиционной славянской, классической русской, до современной, тяготеющей к глобализации, культур). Писатель играет ольфакторны-ми стереотипами и их ролью в коммуникативной системе.
Первая значительная функция мира запахов в романе -маркирование системы персонажей. Все персоналии первого ряда (да и многие периферийные) отмечены чаще неприятными ароматами: «госпожа Кострицкая, полная дама не первой молодости, явно злоупотреблявшая духами с запахом фиалки» (136); Михайло - «заспанный, вонючий, очумелый» (162); слуга Ситникова, пахнущий «смесью ваксы и помады» (259), друг детства Коленька, превратившийся «в развязного болтливого господина, от которого вся комната моментально наполнялась запахами табака, пота и кельнской воды»(97). «Тетка Елизавета Петровна была все такая же непоседливая, шумная, все так же, с храпом, нюхала табак да стучала костылем» (96). Эти своеобразные ольфакторные эмблемы повторяются не раз, становясь едва ли не главными личностными определяющими, не случайно, Ларионов, вернувшийся домой через несколько месяцев после смерти отца, с удивлением отмечает: «Меня поразило только, что еще не выветрился его запах» (55).
1 Далее текст романа цитируется по данному изданию. Страница указывается в круглых скобках непосредственно после цитаты.
Особый разговор об ароматах, которыми, как маркерами, отмечены самые близкие Ларионову люди. Его мать связывается с рядом природных образов, запахом ягод или цветов, часто обозначенных имплицитно: «Когда я открыл глаза, на какое-то мгновение мне почудилось, что я дома, что если распахнуть окно, там будет сирень и что в приоткрытую дверь только что заглядывала матушка проверить, не проснулся ли я» (189). Кстати, сирень наиболее частотный цветочный образ в романе, так, когда Ларионов осознаёт, что полюбил Катерину Алексеевну, он вдруг увидел, что «... в каждом дворе цвела сирень. Улицы были выстланы опавшим черемуховым цветом» (160). Цветочные реплики, и в частности упоминание сирени в классической русской литературе были характерными знаками дворянских гнёзд [2, 319; 9, 261]. В мире шишкинского романа усадьбы пустеют и умирают, подросший сын Ларионова отказывается общаться с бабушкой: «Не хочу, не хочу туда, от нее пахнет\» (302) - экспрессивно объясняет он отцу своё поведение. В традиционных славянских культурах старость и смерть чаще всего маркировались негативной ольфакторикой [6, 362-369].
Особое место в мире Ларионова занимает Катерина Алексеевна, роковая женщина, вскружившая головы многим мужчинам, но сама глубоко несчастная в любви, её эмблема - запах апельсинов, «тубероз и нарциссов — ее любимых духов» (205). Тубероза - цветок с особой семантикой, на востоке он с древности считался афродизиаком, в Европе вплоть до конца XIX века тубероза могла быть в букете или в комнате взрослой женщины, для юных девушек аромат этого цветка был запретным. Золотое время туберозы - эпоха модерна, когда наряду с лилией, ирисом и подсолнухом (благодаря цвету и линиям, воплощённым в них), тубероза была объявлена верхом совершенства благодаря своему аромату (ярко эта идея воплощена в творчестве О. Бёрдсли и И. Аннеского). Таким образом, ольфакторная эмблема является дополнительным средством прочтения и интерпретации этого персонажа, если иметь в виду многочисленные неомифологические ходы Шишкина, Катерина Алексеевна - это и роковая женщина русской классической литературы XIX века, и женщина-вамп серебряного века.
Катерине Алексеевне противопоставлена жена Ларионова Нина, один из ольфакторных маркеров которой - запах дыма (так пахнут её волосы после пикника в лесу, когда молодожё-
ны проводят у костра один из самых счастливых дней в их жизни). Дым - знак домашнего очага; даже оставленная мужем, Нина в течение многих лет будет сохранять семейный дом. Другая эмблема Нины - фрукты, Ларионов вспоминает, что она была постоянно занята приготовлением наливок, цукатов, варенья, и не случайно, первые слова, сказанные Ниной неожиданно вернувшемуся после нескольких лет разлуки мужу, - предложение абрикосового варенья к чаю. В средиземноморской культуре абрикос имеет эротические коннотации, можно предположить, что М. Шишкин имел в виду и эту семантику - после воссоединения в семье устанавливаются другие отношения, рождается ребёнок.
Художественный мир романа двусферичен, условно эти сферы можно обозначить, как традиционно оппозиционные природа и социум, которые тоже маркированы ольфакторно.
Природа лишена однозначности. Иногда (очень редко) она предстаёт в первозданно-гармоническом виде, благоухающей, цветущей или увядающей, но прекрасной в своей естественности. Ларионов вспоминает дедовский «одноэтажный дом в девять окон в зарослях сирени над запущенным парком» (112), «чудный сад с цветниками и беседками, который устроили себе трудолюбивые казанские немцы в двух верстах от города» (157), «как из открытой двери летели с крыльца брызги и запахи мокрого сада» (30), как в лесу «пахло листвой прошлого года, слежавшейся, перепревшей» (247). «Пасхальная ночь была свежая, ветреная» (234).
Гораздо чаще Ларионов описывает неприветливую и даже враждебную природу: бесконечный дождь, слякоть, болотные миазмы. Гнилая, нечистая, застойная, дурно пахнущая вода -один из магистральных мотивов. Возникает ассоциация с блоковскими «Пузырями земли», в свою очередь восходящими к «Макбету» Шекспира. Собственно вся жизнь Ларионова проходит под знаком этой болотной воды. В младенчестве Сашеньку спасли от смерти болотной водой, присоветованной юродивым: «Омерзительный вкус вонючей зеленой жидкости, которую вливали мне в рот, разжимая зубы ложкой, и сейчас живет у меня где-то под языком» (10), - пишет уже в старости Ларионов.
Семантическое поле неприятных и даже отвратительных запахов - самое широкое в художественном мире романа, и в этом контексте природные запахи становятся маркерами социума. На всех этапах жизненного пути Ларионова окружают
дурно пахнущие люди: «В тот вечер Николенъка сообщил мне по секрету, что стащил у буфетчика полграфина водки. От него уже пахло» (32). «Иван Иванович <...> стал шептать свои вирши почти на ухо, обдавая мое лицо горячим несвежим дыханием» (21). «На меня поглядывали какие-то угрюмые люди, мои новые товарищи, давно привыкшие к этому грязному помещению и не замечавшие ни затхлого запаха, ни пыльных окон с сонмами мертвых мух между рамами, ни протертых локтей, ни темных пятен у себя под мышками» (133). И сам повествователь оказывается одним из многих в этом смрадном мире: «Пробуждение мое было ужасным. Я очнулся на своей походной койке весь в собственной рвоте» (60).
Для писателя сфера физиологии очень важна, и, как правило, она полифункциональна. В романе «Записки Ларионова» М. Шишкин, описывая, как с людьми случаются эпилептические припадки, приступы рвоты, диареи, как они потеют, плюются, теряют кровь и как они при этом пахнут, - создаёт ощущения всеобщей болезни, патологии, дегуманизации. Несколько примеров:
После того как Николеньку вырвало «В комнате от удушливого, тошнотворного запаха спать было невозможно» (33).
«Она затащила меня в сени и, шумно сопя, стала вдруг целовать в губы. Потом крепко схватила мою голову руками и окунула лицом в свои распаренные скользкие груди»(239).
«Хозяева, муж и жена, валяются на полу, все кругом в блевотине и испражнениях» (171).
«На полу в медном тазике я увидел кровавый комочек мяса. Улька выкинула мертвого ребенка. (285).
Среди ночи меня вытошнило. Я разбудил Михаилу, велел ему все убрать, а сам растворил настежь окно, лег на подоконник и долго не мог отдышаться. У меня были спазмы в горле, мне не хватало воздуха, я задыхался (287).
Часто даже нейтральный запах в контексте конкретной ситуации становится невыносимым: во время тяжелейшего приступа болезни у Ситникова приезжает доктор Малинин, от которого «пахло жареной уткой и чесноком»(253). На поминках погибшего на фронте сослуживца, испытывая неловкость перед убитой горем плачущей матерью покойного, Ларионов «поспешил, перейти в соседнюю комнату, где какой-то прилизанный фиксатуаром господин предлагал всем помянуть погибшего» (230). На поминках фиксатуар как остро пахнущий модный атрибут мужской косметики, (памятный по произве-
дениям Куприна) - знак пошлости, духовной скудости, как и запах жирной сытной еды у постели умирающего.
Смрад, дурной запах становится эмблемой не только жизни частного человека, им отмечены последовательно все топосы, в которых протекает жизнь Ларионова: библиотека в родном доме вспоминается «плесневелым запахом слежавшихся книг» (22), годы учёбы в Дворянском полке - сидением в нетоплен-ных классах «при вонючих желтых свечах» (45), воскресные дни - питейным заведением, в котором был «заплеванный, пахнувший пивом пол и залитые клеенки» (50). В день выпуска молодые люди объелись кислых неспелых яблок, и встретили «долгожданный день на скользких досках, перекинутых над смердящей выгребной ямой» (49). Отметим, что «невыносимая вонь»(57) выгребных ям и кружащие над ними сонмы зелёных мухи будут упомянуты в разных ситуациях ещё с десяток раз. А ещё смрад крестьянских курных изб, зловоние гниющих болот, на которых возводят военные поселения, удушающая гарь лесных пожаров в Казани, «тошнотворный запах ладана и хлорной извести» (166) во время эпидемии, «сильный мускусный запах» (187) публичного дома, «коптящий фонарь, чадящая печка, кашель, сырость, грязная одежда» (249) этапируемых в Сибирь польских повстанцев.
Общее впечатление безысходности не снимают даже редкие приятные ароматы, скрашивающие жизнь человека, как, например, «пышная, чудесно пахнувшая кровать» (50), в доме женщины, продававшей свою любовь, но и по-настоящему жалевшей юного Ларионова; или редкий запах праздника: «В пятницу во всем доме запахло ванилью и миндалем, пекли куличи, готовили пасху, варили луковую кожицу для крашения яиц» (234).
Если попытаться найти в романе некое доминантное состояние человека, то окажется, что это чувство нехватки воздуха, человека постоянно душит смрад. Задыхается Катерина Алексеевна, Нина, Ситников. «Вам надо лечиться воздухом, -сказал он, - и домом. Это единственное, что я могу прописать» (95), - так доктор определяет недуг ещё молодого Ларионова. В старости ощущение несвободы усиливается: «...всё время душно. Дышать - пытка; хочешь глотнуть побольше воздуха, а глотаешь дух сырых дров, лекарств и несвежей постели» (165). Освобождение приходит только в момент смерти: «Велел открыть окно. Сердце отпустило, и задышалось
свободно. Из сада воздух идет свежий, теплый, парной. Уже не оттепель, а весна. Смотрю на деревья, мокрые до черноты. Туман. Капель. Так лежал, слушал и дышал, дышал» (317). Таким образом, от смрада и «безвоздушья» спасает только смерть.
Е. Скарлыгина в докладе «Документ и документальность в книге М. Шишкина «Русская Швейцария», прочитанном в Ягеллонском университете2, высказала мысль о том, что в контексте творчества писателя строится семантическое поле, в котором воздух и свобода почти всегда являются синонимами. Говорящим является и заглавие процитированного выше интервью М. Шишкина «Только когда вам заткнут рот, вы поймете, что такое воздух» [13]. Художественный мир романа «Записки Ларионова» построен как универсум, в котором человек обречён на жизнь в среде, почти лишённой свежего воздуха. Если учесть, что второе заглавие романа звучит как «Всех ожидает одна ночь», то можно прийти к выводу об исторической концепции писателя, доминанта которой - трагизм и безысходность3.
Литература
1. Асриян А. Опять книжка... И опять двойка. "Записки Ларионова" Михаила Шишкина. URL: http://tisk.org.ua/?p=4467. [04.05.2016]
2. Белоусов А.Ф. Акклиматизация сирени в русской поэзии. // Сборник статей к 70-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту. 1992. С. 311-322.
3. Беневоленская Н.П. Историко-культурные предпосылки и философские основы русского литературного постмодернизма. СПб.: СПбГУ, 2007. 175 с.
4. Данилкин Л. Всех ожидает одна ночь. Рецензия. URL: http://www.afisha.ru/book/298/review/145850/ [03.05.2016].
5. Ингеманссон А. Р. Автор и герой в романе Михаила Шишкина «Записки Ларионова» // Известия ВолгГТУ Выпуск № 2 (105). Т. 12. 2013. С. 180-184.
6. Кабакова Г.И. Запах // Славянские древности. М.: «Международные отношения». 1999. Т. 2. С. 362-369.
7. Оробий С.П. Вавилонская башня Михаила Шишкин: опыт модернизации русской прозы. Благовещенск: Изд-во БГПУ. 2011. 161 с.
2 Международная научная конференция «Знаковые имена современной русской литературы», посвященная творчеству М. Шишкина, проходила в Ягеллонском университете 19-21.05.2016.
3 В одном из своих последних интервью [13] писатель с горечью прямо говорит о том, что будущего и исторических перспектив он не видит.
8. Скрлыгина Е. Документ и документальность в книге М. Шишкина «Русская Швейцария». URL: http://www.ifw.filg.uj.edu.pl/znakovyie-imiena-201 б/programma [20.05.2016]
9. Станкевич А.И. Стихия воды в романе М. Шишкина «Записки Ларионова». Водные пути: пути жизни, пути культуры. Материалы международной научной конференции. Тверь, 15-19 сентября 2015 года. Тверь, 2015. С. 426-434.
Ю.Шишкин М. Все писатели должны получить по Нобелевской премии. URL: http://ras.postimees.ee/3719763/mihail-shishkin-vse-pisateli-dolzhny-poluchit-po-nobelevskoj-premii [06.06.2016] 11 .Шарафадина К.И. «Алфавит Флоры> в образном языке пушкинской эпохи (источники, семантика, формы). Санкт-Петербург: Петербургский институт печати. 2003. 320 с.
12.Шишкин М. Всех ожидает одна ночь. Записки Ларионова. Москва: Вагриус, 2007. 317 с.
1 З.Шишкин М. «Только когда вам заткнут рот, вы поймете, что такое воздух». Как живется русскому писателю в тонущей Европе. URL: http://www.colta.ru/articles/swiss_made/1544 16.12.2013 [29.04.2016].
«Самое важное» в оптике критической полемики (о театральной версии романа М. Шишкина «Венерин волос»)
Н.Х. Орлова, Д.О. Ральникова
Тема театральных и кинематографических экспериментов с литературными произведениями, изначально предназначенными читателю, но никак не зрителю, всегда плодотворна для дискуссий. Литературные манифесты, предисловия, полемические статьи, рецензии на книги и спектакли не только освещают вопросы общей теории драмы, но по-новому расшифровывают природу драматических жанров, экспериментов, возможностей современного театра. Фигура театрального критика играет существенную роль в том, как будет складываться судьба спектакля. Актуализируется интерес к произведению и его автору, задается тональность оценочных суждений, формируется своего рода канон критической полемики. Мы проиллюстрируем это на примере театрального события, которым, вне всякого сомнения, можно считать спектакль «Самое сложное», поставленный по мотивам романа Михаила Шишкина «Венерин волос».
Ключевые слова: литература, современный театр, театральная критика, кинематограф, спектакль «Самое сложное»,
