CC BY
24
Олег Ивик
ЧИН СВАДЕБНЫЙ*
На Руси семейное и брачное право впервые зафиксировано в 1051-1053 гг. Был издан специальный документ: «Указ князя Ярослава о церковных судах». К тому времени Русь была давно крещена, и разрешение семейных споров князь передал под юрисдикцию церкви. Церковное венчание еще не привилось: по свидетельству современника, венчались только князья и бояре, а простой люд заключал помолвки и играл свадьбы по старинке. Однако развестись по старинке уже не получалось: поругавшиеся супруги бежали искать княжеской правды, а найти ее можно было только в церковном суде. Церковь разрешала семейные споры даже в том случае, когда семья была невенчанной и супруги жили «во грехе». По мудрому решению князя, церковь получала большую компенсацию, чем потерпевшая сторона. Так, если жених после помолвки отказывался жениться, то невеста согласно «Указу» Ярослава получала за свой позор три гривны, а митрополит, хотя позора и не терпел, - шесть гривен. Еще одна гривна доставалась родителям невесты «за сыр» (обряд разрезания сыра был главной частью помолвки). Таким образом, оскорбленные чувства невесты оценивались в три головки сыра.
Предусмотрел Ярослав и санкции против умыкания невесты; каралось как «добровольное» умыкание, так и насильственное. Этот закон был направлен не на защиту самой невесты, а на защиту родительских прав. Согласно «Указу», родители имели право поженить детей без их согласия. Впрочем, «если девушка не захо-
* Ивик О. Чин свадебный // Ивик О. История свадеб: Краткий курс. - Режим доступа: Шр8://ук.сошМос-59221356_271583414?Ш=36е4604а9сеа08а368
чет замуж, а отец и мать выдадут силой, а она что-либо сделает над собой, отец и мать отвечают перед митрополитом». Закон ставил в трудное положение родителей, у которых дочери вообще не хотели замуж: выдашь насильно - будешь отвечать перед митрополитом, не выдашь - опять-таки будешь отвечать: «...если девушка из великих бояр не выйдет замуж, родители платят митрополиту пять гривен золота, а меньших бояр - гривна золота, а нарочитых людей - двенадцать гривен серебра, а простой чади -гривна серебра».
Но в основном, конечно, девушки замуж хотели и выходили. После свадьбы они поступали под почти полную власть мужа. Указ Ярослава предусматривал ответственность мужчины за побои, нанесенные чужой жене, но свою жену он бить мог. Если жена уходила к другому, она, как существо бесправное и неимущее, материальной ответственности перед законом не несла: штраф должен был уплатить соблазнитель. Преступную жену обратно мужу не возвращали, а передавали ее «в церковный дом», дабы она впредь не грешила.
Указ Ярослава не был направлен на умножение церковных браков. Скорее, наоборот: он гласил, что, если муж оставит венчанную жену, он должен уплатить двенадцать гривен (естественно, не жене, а митрополиту). За развод с невенчанной женой штраф причитался в два раза меньше. Но то ли русичи, вступая в брак, не задумывались о разводе, то ли считали, что двенадцать гривен за свободу - не деньги, и венчание приняло на Руси массовый характер. Но венчаться соглашались не все, и для них в 1774 г. Священный синод издал «высочайший указ», угрожающий уклонистам анафемой.
К XVI в. сложилась церемония свадьбы, соединяющая религиозные и народные традиции. Чтобы молодые и их родичи не запутались в многочисленных правилах, был записан «Чин свадебный» -руководство по проведению сватовства, свадьбы и последующих пиров. В «Чине» расписано все: и как приезжают сваты, и как «садятся по чинам за стол: какие приехали с женихом - на лавке, а здешние - на скамье», и как священник перед сговором вспоминает «праотцев Авраама и Сарру», и как пишут «записи договорные и рядную грамоту, условясь, и сколько за договор, и сколько приданого.» Указывается даже, кто, с кем и как должен целоваться при заключении брачного договора. Так, теща и ее боярыни после 208
подписания договора целуются через платок со всеми приезжими. Невесте же целоваться не должно. Простолюдинка, впрочем, могла наблюдать чужие поцелуи, стоя подле матери, а боярышне не дозволялось даже присутствовать при решении своей судьбы. И позднее, когда назначен день свадьбы и начинается всеобщая суета, автор «Чина» рекомендует: «...и с обеих сторон тут съезжаются, перебирают наряды, лошадей, а невесту положат за занавеской на постели».
Свадьбу играют в доме невесты. В этот день, после того как в обоих домах отслужили службу, к жениху отправляется торжественный поезд. Но везут пока еще не молодую жену - везут постель. Столь важный предмет супружеской жизни должны доставить к дому жениха его дружка, пятеро-шестеро конников, одетых в шитые золотом одежды, и десять пеших сопровождающих.
А в санях две лошади сивые, а около саней боярские слуги в нарядном платье, на облучке же станет постельничий из старших в золоте, держит образа. А за постелью следом поедет сваха в наряде, а наряд - желтый летник, шубка красная, а еще в платке и в бобровом оплечье.
После многочисленных церемоний постель водружают в подклети, в сенцах. Ее укладывают на стоящие стоймя «тридевять» ржаных снопов.
В головах же поставят образ, а по четырем углам на прутьях по паре соболей, да по калачику крупитчатому, да поставец, а на нем 12 кружек с разным питьем, с медом и с квасом, да ковш один, да чарку одну же, чтобы была она гладкая и без выступов; или братину круглую без носка.
Не забыл автор «Чина» и блюдо, на котором невеста оставит свое монисто, и миски, в которые будут уложены жениховская шляпа и невестина кика. В углу, за занавеской, надлежало положить пуховик и поставить «большой кумган теплой воды, два таза, большую лохань да две обычные». Когда все устроено, дружки запечатывают двери сенцов своими печатями, но этой предосторожности мало: комнату остаются стеречь двое постельничих, «и быть им, постельничим, без еды».
И так, шаг за шагом, описывается в «Чине» весь ход брачной церемонии. И то, как накрывают стол, на котором должны быть «скатерть, и посуда, и хлеб, и калачи одни и те же для всех, до самого последнего гостя». И как должны быть одеты званые бояры-
ни: «на всех летники желтые и шубки красные, в платках с оплечьями бобровыми, а зимой в меховых шапках». И кто с какой стороны должен подходить к столу, и кто где сидеть: боярыни с одной стороны, а бояре - напротив. И в какой именно момент невесте полагается плакать. И как должна сваха расчесывать головы молодым, возложив после этого кику на расплетенные волосы невесты. И как после венчания новобрачные должны разбить чашу: «вниз ее не швырять, а просто выпустить из рук и осколки разбить ногою». И кто именно должен раздевать молодую пару в сенцах перед тем, как уложить в постель.
Этим рекомендациям нет числа. И лишь одно оставляет автор «Чина» на усмотрение самих новобрачных: «и когда свекровь, и дружка, и сваха из сенцев выйдут, жених с невестой что хотят, то и делают».
Следующее руководство, тоже созданное в XVI в., относится уже не к свадьбе, а к семейной жизни. Это - знаменитый «Домострой», записанный духовным наставником Ивана Грозного Сильвестром в виде наставления сыну Анфиму, служившему «в царской казне у таможенных дел». «Домострой» дает юному таможеннику детальнейшие советы на все случаи жизни. Достаточно почитать заголовки: здесь и «Как тайнам Божиим причащаться. и Страшного суда ожидать», и «Как порядок в избе навести хорошо и чисто», и «Как в погребе хранить всякие припасы соленые. икру, рыжики, грузди». Есть и глава «Как дочерей воспитать и с приданым замуж выдать». Впрочем, по поводу выдачи замуж рекомендации Сильвестра касаются в основном сбора приданого. Наставник рекомендует откладывать его со дня рождения дочери: «. добавлять всегда понемножку, а не все вдруг, себе не в убыток, и всего будет полно. Так дочери растут, страху Божью и знаниям учатся, а приданое их понемногу прибывает». Сильвестр настаивает также на том, что дочь надо отдавать замуж «беспорочной», ибо тогда «великое дело совершишь и в любом обществе похвалишься».
Сильвестр высоко ценит добродетельных, трудолюбивых и молчаливых жен, утверждая, что «получше то камня драгоценного». Хорошая жена «даст. пищу дому и дело служанкам», «руки свои протягивает к прялке, а персты ее берутся за веретено». Она «умеет и печь, и варить, и любое дело домашнее знает, и всякое женское рукоделье умеет». Она ни на час не остается без рукоделия, «разве что заболеет». Она не любит «хмельного питья» и 210
употребляет лишь «бесхмельную брагу и квас и дома, и на людях». Она «тайком от мужа не ест, и не пьет и захоронков еды и питья втайне от мужа своего не держит». Она ходит в гости и зовет гостей только с позволения мужа. С гостями она беседует «о рукоделье, и о домашнем хозяйстве, и о праведном христианском житии». Она не насмешничает, и не болтает, и не допускает «песен бесовских, и всякого сквернословия, и блудливых речей». Она не общается ни с волхвами, ни с колдунами и «всяких заговоров не знает».
Не любая жена является таким кладезем добродетелей, поэтому «следует мужьям поучать жен своих с любовью и примерным наставлением. Но если жена науке такой и наставлению не следует, и того всего не исполняет. должен муж жену свою наставлять-вразумлять один на один и в трепете, а поучив - простить, и попенять, и пожурить любовно да вразумить, но при том ни мужу на жену не сердиться, ни жене на мужа - всегда жить в любви и в согласии».
Для того чтобы рекомендуемые любовь и согласие были полными, мужу при поучении жены предлагается «за любую вину ни по уху, ни по глазам не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, ничем железным или деревянным не бить». Бить жену предлагается исключительно плетью, «по вине смотря». Но даже и здесь Сильвестр рекомендует гуманность и осмотрительность: «Плетью же в наказании осторожно бить: и разумно и больно, и страшно и здорово, но лишь за большую вину, под сердитую руку, за великое и за страшное ослушание и нерадение». После чего поумневшую жену рекомендуется «успокоить, пожалеть и приласкать». И тогда «года свои проживут они в добром мире; за хорошую жену похвала мужу и честь!»
Как проходили царские свадьбы ХУ1-ХУ11 вв., мы знаем из подлинных документов, хранящихся ныне в Российском государственном архиве древних актов. Начинались торжества в воскресенье или в четверг (обязательно в мясоед) и продолжались от двух до четырех дней. Свадьбу играли в парадном зале Грановитой палаты. Здесь застилали полы дорогими коврами и сукнами. Место, на котором должны были восседать молодые, приподнимали над полом, украшали бархатом, соболями и шитыми золотом подушками. Для новобрачных ставили отдельный стол; стол для гостей располагали вокруг, «покоем». В день свадьбы жених и не-
веста не могли видеть друг друга. Жених, одетый как для коронования, сидел у себя, а невеста ждала в Золотой Царицыной палате.
Торжества начинались приходом царя со всем его «поездом» в палату к невесте. Общаться молодые еще не могли, и царь через своего дружку повелевал невесте отправляться в Грановитую палату. Невеста шла первой, ее сопровождали свахи, боярыни и постельницы. Специальный «окольничий» вместе с дьяком «берегли путь», а протопоп кропил этот путь святой водой. Царь отправлялся следом, его сопровождали «тысяцкий» - главный свадебный распорядитель со стороны жениха - и дружки. Тут же шли свечники, каравайники, фонарщики.
Свадебный стол встречал новобрачных символическими хлебом, солью и сыром. Но доставалось это скромное угощение не им. Пока дружки жениха кормили гостей, сваха - обычно жена тысяцкого - чесала молодым волосы, смачивая гребень в вине и в меду. Так что похвастаться пышной свадебной прической будущая царица, в отличие от современных невест, не могла. Потом на ее слипшиеся волосы накидывали фату, молодых обсыпали хмелем (символом достатка и плодородия) и обмахивали соболями (знаком царственного богатства). Подаркам невеста тоже порадоваться не могла: согласно ритуалу именно она должна была сделать через своего дружку подарок царственному жениху. А потом, строго по списку, стольники от имени молодых подносили подарки их родителям и близким.
Венчание проходило в Благовещенском соборе Кремля. А в 1671 г. царь Алексей Михайлович перенес его для пущей торжественности в кафедральный Успенский собор, где было принято отмечать особо значимые для страны события. С этого момента свадьба царя из его семейного дела превратилась в дело первостепенной государственной важности.
Зимой жених ехал к венчанию верхом, а невеста в санях. Если же свадьбу играли летом, то молодые шли пешком, взявшись за руки. Им под ноги кидали ковровые дорожки, а над ними по всей Москве звонили колокола.
Потом в Грановитой палате начинался свадебный пир. Но жениху и невесте ни есть, ни пить было нельзя. По традиции дружка царя забирал для них со свадебного стола хлеб, соль и курицу, заворачивал в скатерть и относил в спальню. Так что свою супружескую жизнь изголодавшиеся молодые, по-видимому, начинали не с 212
любовных утех, а с поедания курицы. Для любовных утех тоже все было подготовлено. Перед входом в спальню сваха еще раз осыпала молодых хмелем. На свахе теперь была надета овчинная шуба навыворот - символ плотского начала. Роскошная постель, увенчанная балдахином, была уложена на ритуальные ржаные снопы, застланные ковром, многочисленными перинами и шелковой простыней. Сверху лежали одеяла на выбор: холодные и теплые, на собольем или куньем меху. В ноги клали ковер или шубу. Все эти «утепляющие» мероприятия были данью не только традиции, но и элементарной необходимости: царева спальня не отапливалась.
Наутро новобрачные шли в баню - «мыленку». Воду сюда привозили водовозы, а в 1633 г. появился водопровод, с помощью специальной машины подававший воду из Москвы-реки через Во-довзводную башню Кремля. Впрочем, молодых в этот день мыли не столько водой, сколько вином и медом. Неизвестно, становились ли они от этого чище физически, но ритуальное очищение таким образом обеспечивалось.
А потом снова начинались праздничные пиры, в которых новобрачные наконец могли принимать участие. Происходила и раздача подарков: они причитались всем, кто так или иначе имел отношение к царской свадьбе.
Так женились цари. Но и свадьбы простого люда проходили примерно так же.
Свадьбы на Руси играли весело, хотя невесте и полагалось в течение нескольких дней перед свадьбой и во время свадьбы поплакать и попричитать, причем не как-нибудь, а по специально заученным текстам. В помощь невесте нередко приглашали специальную женщину - «вытницу». По традиции вытница часто бывала «старой девой» и о горестях замужней жизни знала лишь понаслышке. Но это не мешало ей вместе с невестой оплакивать девичество.
«Выть» полагалось не только дома. В некоторых местностях вытница с невестой и ее подругами разъезжали по гостям, и всюду их встречал накрытый стол, а иногда и подарки. Так что «вытье» превращалось в веселый праздник. Но сами песни были, конечно, печальными:
Вы подруги мои милые,
Отгуляла, видно, с вами я.
Увезут меня в неизвестный край,
Поселят меня во чужу семью.
Не певати мне с вами звонких песенок...
На предсвадебных вечеринках, на которые приезжал жених со своими родственниками и друзьями, девушки нередко сменяли «вытье» на «посрамление» жениха:
Твой жених не хорош, не пригож —
На горбу роща выросла;
В этой рощице грибы ростут,
Грибы ростут березовые;
В голове же мышь гнездо завила;
В бороде деток вывела.
Однако за 10-20 копеек, подаренных женихом (в ценах 1877 г.), девушки добрели и меняли текст:
Твой жених и хорош и пригож;
Его кудри наложеные;
Черные брови наведеныя,
Ясны очи, как у сокола...
Еще одно развлечение девушек - приготовление забавного свадебного пирога. В селах под Нижним Новгородом подруги невесты утром в день свадьбы лепили из пресного теста пирог с начинкой. В этот пирог втыкали лучинки, покрытые тестом, на одну из них насаживали фигурку поросенка, сделанного из того же теста. Верхом на поросенка водружали пастуха, в руки ему вручали кнутик из ниток. После того как пирог испечен, его украшали веточками, увитыми лентами и разноцветной бумагой, так, что самого пирога не было и видно, только пастух с поросенком высовывались наружу. Этот пирог подавали на стол днем, после венчания.
В свадебных обычаях переплелись традиции христианские и языческие. Все они прекрасно уживаются друг с другом. И даже священнослужитель Ж.М. Поспелов, опубликовавший в конце XIX в. прекрасную статью о свадебных обычаях Нижегородской губернии, без всякого осуждения пишет, что, когда молодые собираются в церковь, «обыкновенно жениху и невесте кладут в карманы по луковице и втыкают в одежду иголки - для того, чтобы их 214
не испортили. Те же предосторожности принимают и все поезжане». Но и обвешанный иголками жених не так-то легко довозит невесту до церкви: по дороге ему мешают девушки, пытаются отбить подругу. Потом, при выезде из деревни, мужики загораживают дорогу и не пропускают поезд, пока их не угостят водкой. А тем временем невестин брат направит лошадей в другую сторону или вывалит невесту в снег.
После венчания чаще всего свадебный поезд возвращается в дом невесты. Здесь все садятся за обеденный стол, но это еще не пир: спиртного не подают, да и молодых за столом нет, они обедают отдельно. Зато в центре внимания - тот самый забавный пирог, который все утро пекли подруги невесты. Тысяцкий выкупает его у девушек, а дружка должен так его разрезать, чтобы не уронить ни одного бантика. Потом лучинки с бантиками девушки унесут к себе домой - на счастье.
Не успел закончиться обед, как начинается свадебный пир. Теперь уже и молодые за столом, и вино льется рекой. А впереди третий пир, на соседней улице или в соседней деревне - в доме у жениха.
Так или примерно так проходили, а иногда и сейчас проходят свадьбы под Нижним. Впрочем, по всей России традиции схожи. А если и отличаются - это не главное. Главное - всеобщее напутствие: «Совет да любовь».
С.Г.
