Научная статья на тему 'Октябрьская революция как переломный этап в истории социальных наук: государственное регулирование в 1920-1930-е годы'

Октябрьская революция как переломный этап в истории социальных наук: государственное регулирование в 1920-1930-е годы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
576
58
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СОЦИАЛЬНЫЕ НАУКИ / SOCIAL SCIENCES / СОЦИОЛОГИЯ / SOCIOLOGY / НАУЧНОЕ ЗНАНИЕ / SCIENTIFIC KNOWLEDGE / ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ / STATE GOVERNANCE AND REGULATION OF SCIENCE / СОВЕТИЗАЦИЯ И БОЛЬШЕВИЗАЦИЯ НАУКИ / SOVIETIZATION AND BOLSHEVIZATION OF SCIENCE / СМЕНА ПАРАДИГМЫ / PARADIGM SHIFT

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Козлова Лариса Алексеевна

В статье рассматривается характер и последствия государственного регулирования социальных наук в России, осуществленного в послереволюционную эпоху (1920-1930-е гг.) в результате революции 1917 г. и установления советской власти. Внешнее влияние советской власти рассматривается как фактор, определивший перелом в их дальнейшем развитии, нарушивший ход естественного развития этих наук. Условно выделены два качественно различающихся периода государственного регулирования: до середины 1920-х гг. («формальный») советизация и большевизация управления наукой, ее организации; после середины 1920-х гг. («содержательный») изменение содержания и методологии знания (смена парадигмы), идеологизация науки на основе советского марксизма. Первый период подготовил условия для второго. Показано, какие меры принимались в каждый период, и каковы были их последствия. В итоге социальные науки были содержательно и организационно переориентированы в соответствии с задачами советской государственной системы. Это в первую очередь выразилось в утверждении марксизма-ленинизма в качестве идейно-теоретической основы наук, в формировании партийно-государственного управления социально-гуманитарными науками и научным знанием, в попытке присвоить им функцию «производительной силы общества» (проиллюстрировано на примере социологии). Делается вывод о том, что послереволюционные трансформации сформировали определяющие черты советских социальных наук в том их виде, в каком они существовали вплоть до распада СССР в начале 1990-х гг.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

October Revolution as a Turning Point in the History of Social Sciences: State Regulation in the 1920s-1930s

The nature and consequences of the state governance of Social Sciences in Russia, implemented in the post-revolutionary era (1920-1930s) as a result of the 1917 revolution and the establishment of Soviet power are examined in the article. The external influence of Soviet power is seen as a factor that determined a turning point in further development of Social Sciences. The state regulation of these sciences in 1920-1930s violated the course of their inherent mode of development. Two qualitatively different periods of government regulation are conventionally singled out: until the mid-1920s ("formal" period) Sovietization and Bolshevization of the organization and management of science; after the mid-1920s ("cognitive" period) the change in the content and methodology of knowledge (the paradigm shift), the ideologization of science on the basis of Soviet Marxism. The first period prepared the conditions for the second one. It is shown what measures were taken in each period and what their consequences were. As a result, the organization of social Sciences and social cognition were reoriented in accordance with the objectives of the Soviet state system. This was primarily reflected in the assertion of Marxism-Leninism as the only ideological and theoretical basis of the sciences, in the formation of party-state management of social sciences and humanities and of scientific knowledge, as well as in an attempt to assign to them the function of "productive force of society" (these transformations are illustrated by the example of sociology). The conclusion is that post-revolutionary transformations formed the defining features of the Soviet social sciences in the form in which they existed until the collapse of the USSR in the early 1990s.

Текст научной работы на тему «Октябрьская революция как переломный этап в истории социальных наук: государственное регулирование в 1920-1930-е годы»

УДК 001.3.316

ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ КАК ПЕРЕЛОМНЫЙ ЭТАП В ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК: ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ В 1920-1930-е ГОДЫ

В статье рассматривается характер и последствия государственного регулирования социальных наук в России, осуществленного в послереволюционную эпоху (1920-1930-е гг.) в результате революции 1917 г. и установления советской власти. Внешнее влияние советской власти рассматривается как фактор, определивший перелом в их дальнейшем развитии, нарушивший ход естественного развития этих наук. Условно выделены два качественно различающихся периода государственного регулирования: до середины 1920-х гг. («формальный») - советизация и большевизация управления наукой, ее организации; после середины 1920-х гг. («содержательный») - изменение содержания и методологии знания (смена парадигмы), идеологизация науки на основе советского марксизма. Первый период подготовил условия для второго. Показано, какие меры принимались в каждый период и каковы были их последствия. В итоге социальные науки были содержательно и организационно переориентированы в соответствии с задачами советской государственной системы. Это в первую очередь выразилось в утверждении марксизма-ленинизма в качестве идейно-теоретической основы наук, в формировании партийно-государственного управления социально-гуманитарными науками и научным знанием, в попытке присвоить им функцию «производительной силы общества» (проиллюстрировано на примере социологии). Делается вывод о том, что послереволюционные трансформации сформировали определяющие черты советских социальных наук в том их виде, в каком они существовали вплоть до распада СССР в начале 1990-х гг.

Ключевые слова: социальные науки, социология, научное знание, государственное регулирование, советизация и большевизация науки, смена парадигмы.

Козлова Лариса Алексеевна

Кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник

Института социологии ФНИСЦ РАН, Москва, Россия;

e-mail: LarissaKozlova@Yandex.ru

Послереволюционный период (1920—1930-е гг.) в истории социальных и гуманитарных наук, в частности социологии, можно определить как переходный к качественно иному их существованию и функционированию внутри корпуса научного знания. Причиной радикальных изменений стало государственное регулирование, политика советского правительства в области науки и образования. Реформаторская деятельность новой власти была направлена на советизацию и большевизацию социальных наук с учетом их специфики — наибольшей идеологической нагруженно-сти (Александров 2002; Козлова 2016). Эти науки были объектом особого внимания властей. Я.Г. Рокитянский, исследовавший партийные документы, касавшиеся реформирования Академии наук в начале 1920-х гг., подчеркнул: «Стоявшие во главе страны и группировавшиеся вокруг Ленина более образованные политики старались не вмешиваться в научные дела, с уважением относились к ученой братии. Правда, считая себя специалистами в области общественных наук, они сделали все, чтобы в этой сфере знаний у них не было конкурентов» (Рокитянский 2001, 1046). Перевести эти науки на советские рельсы удалось к концу рассматриваемого периода с применением разных средств и с неодинаковым успехом, если рассматривать конкретные науки. Общие для них признаки, определившие переломный характер проводившихся реформ, обнаруживаются по двум направлениям, которые можно выделить с некоторой долей условности, — формальному и содержательному: первое — советизация организации и управления наукой; большевизация, фактическая замена кадрового состава научных и учебных заведений; реорганизация самих этих заведений (Козлова 1997; 2001; 2016); второе — изменение содержания и методологии, заключавшееся в переходе к парадигме и идеологическим основаниям советского марксизма (Дмитриев 2007). Важно отметить, что оба направления изменений явились следствием смены общественно-политического строя, то есть имели внешнюю природу по отношению к науке, а не стали результатом ее естественного развития. До революции в социальных и гуманитарных науках, включая социологию, уже сложились традиции (Голосенко, Козловский 1995; Бороноев 2014; Буланова 2011; Иванов 1991), но насильственное влияние ломало эти традиции, и противостоять этому процессу было сложно.

Рассматриваемый переломный период схематично можно датировать следующим образом: до середины 1920-х гг. — формальные, то есть организационные изменения в науке и образовании; после середины 1920-х гг. — содержательные изменения социально-гуманитарного знания и деятельности научных и учебных заведений. Первый этап подготовил условия для второго. Сразу после революции социальные науки (как и профильное образование) не испытывали заметного влияния новой власти на содержание своей деятельности, изменения касались лишь их организационной стороны, определения принципов управления ими. Позже реформам подверглось содержание социальных наук, то есть их теория, методология, тематический репертуар.

Для достижения поставленных целей в оба периода применялись как административные (в виде реформирования и принятия соответствующих документов), так и насильственные меры по отношению к представителям социально-гуманитарной интеллигенции. К концу 1920-х гг. насильственные меры усилились. Но уже в июне 1922 года вышло постановление Политбюро ЦК РКП(б) «Об антисоветских группировках среди интеллигенции», ставящее под полный контроль органов безопасности деятельность научных и образовательных организаций. В документе, в частности, поручалось Государственному политическому управлению при НКВД РСФСР (ГПУ) провести «перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации» (Постановление Политбюро ЦК РКП(б)... 1922). Здесь же предлагались меры по обеспечению порядка в высших учебных заведениях: в недельный срок «. образовать комиссию из представителей Главпрофобра и ГПУ. и представителей Оргбюро ЦК для разработки мероприятий по вопросам: а) о фильтрации студентов к началу будущего учебного года; б) об установлении строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения; в) об установлении свидетельств политической благонадежности для студентов, не командированных профессиональными и партийными организациями и не освобожденных от вноса платы за право учения». Этой же комиссии ГПУ предлагалось «выработать

правила для собраний и союзов студенчества и профессуры». В нее же передавался вопрос о проверке и закрытии печатных органов, «не соответствующих направлению советской политики». Этим постановлением также предписывалось «образовать комиссию в составе тт. Уншлихта, Курского и Каменева» «для окончательного рассмотрения списка подлежащих высылке верхушек враждебных интеллигентских группировок» (Постановление... 1922).

Надо отметить, что организационные вопросы, регулировавшие науку и образование, в рассматриваемое время бывали фактически неотделимы от политических, что проиллюстрировали приведенные выше цитаты из постановления «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». В этой статье мы не делаем специального акцента на политических гонениях, которым подвергались ученые в первые десятилетия советской власти (это большая и неплохо изученная тема), а основное внимание уделяем вопросам государственного реформирования социально-гуманитарных наук и его последствиям в их дальнейшей истории. Приведем лишь один пример политических гонений, который, как представляется,

оказался наиболее значимыми для будущего этих наук.

* * *

В 1922 г. представители социальной и гуманитарной интеллигенции, включая профессуру, подверглись высылке за пределы России. Речь идет о так называемом «философском пароходе» (см., например: Христофоров 2002). Инициатором был В.И. Ленин. Сама идея о высылке интеллигенции возникла у большевистских лидеров еще зимой того же года, когда стали давать о себе знать протестные движения внутри профессорско-преподавательского сообщества и в среде интеллигенции в целом. Причиной высылки стали недоверие к интеллигенции и неуверенность новых руководителей в том, что они смогут удержать власть после окончания Гражданской войны.

Это метафорическое название — «философский пароход» — введено в оборот скорее журналистами или публицистами, нежели исследователями. Необходимо отметить, что этот исторический эпизод до сих пор не получил скрупулезного исследования, данные разнятся, свидетельств очевидцев оставлено мало. Известно, что пароходов было несколько. Два рейса (в сентябре и ноябре 1922 г.)

совершили немецкие пароходы «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия». Опираясь на архивные данные, историк А.Н. Артизов пишет: «На первом пароходе из страны выехали более 30 человек (с семьями — около 70) московских и казанских интеллигентов. В их числе: Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, С.Е. Трубецкой, И.А. Ильин, Б.П. Вышеславцев, А.А. Кизеветтер, М.А. Ильин (Осоргин), М.М. Новиков, А.И. Угримов, В.В. Зворыкин, Н.А. Цветков, И.Ю. Баккал и др. На втором — 17 человек (с семьями — 44) петроградских профессоров и деятелей науки и культуры, в том числе Л.П. Карсавин и Н.О. Лосский» (Артизов 2001—2003). Как видим, подавляющее большинство перечисленных имен принадлежит крупным социальным ученым и философам. Пароходами из Одессы и Севастополя высылали украинскую интеллигенцию. Кроме того, были и поезда — из Москвы в Латвию и Германию. Так, на поезде в Ригу был отправлен социолог П.А. Сорокин, который впоследствии завоевал мировое признание и внес большой вклад в развитие американской социологии. Также поездом, но в Берлин, выслали известного философа Ф.А. Степуна. Высылка продолжилась и в 1923 году, но уже не была столь массовой. В литературе имеются разные данные о количестве высланных за границу представителей российской интеллигенции. Так, историк А.Н. Артизов отмечает: «...по неполным данным (детальное исследование вопроса не проведено, и точное число высланных не известно), высылке за рубеж и в отдаленные местности России подверглось около двухсот видных представителей отечественной интеллигенции» (Артизов 2001—2003); по данным В.Г. Макарова и В.С. Христофорова, их было более 220 (Макаров, Христофоров 2003).

Л.Д. Троцкий в предисловии к книге американской журналистки А.-Л. Стронг, опубликованном в газете «Известия» в августе 1922 года, боясь осуждения мирового сообщества, таким образом объяснял и оправдывал кампанию по высылке российской интеллигенции, при этом пытаясь выдать репрессию за гуманизм: «...Те элементы, которые мы высылаем или будем высылать, сами по себе политически ничтожны. Но они — потенциальные орудия в руках наших возможных врагов. В случае новых военных осложнений... все эти непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врага. И мы будем вынуждены

расстреливать их по законам войны. Вот почему мы предпочитаем сейчас, в спокойный период, выслать их заблаговременно. И я выражаю надежду, что вы не откажетесь признать нашу предусмотрительную гуманность и возьмете на себя ее защиту перед общественным мнением...» (Тов. Троцкий об отношении. 1922). Научное значение высылаемой интеллигенции Троцкий вовсе не учитывает. Однако кампания по высылке видных ученых, цвета российской общественной мысли, нанесла большой урон дальнейшему развитию социально-гуманитарного пространства России.

Следует отметить, что научная интеллигенция в этот период массово страдала от голода, болезней, неустроенности быта. Многие умирали именно от этих причин, а не в связи с репрессиями, но некоторые крупные социальные ученые и философы — Л.П. Карсавин, П.А. Флоренский, Г.Г. Шпет — погибли в лагерях. Все эти бедствия привели к тому, что численность дореволюционной социально-гуманитарной профессуры в рассматриваемый период значительно сократилась, и тем самым создалась платформа для усиленной, срочной подготовки новых научно-образовательных кадров. О том, как это происходило и какие имело последствия, речь пойдет ниже.

* * *

Рассмотрим основные направления государственных преобразований социально-гуманитарных наук до середины 1920-х гг. Как отмечалось выше, в этот период доминировали формальные меры, направленные на реорганизацию науки и высшей школы, создание советской системы государственного управления ими. Это был гигантский комплекс мер, нацеленных на радикальную перестройку науки и образования. Коротко остановимся на главных, имевших отношение к социальным и гуманитарным наукам.

Министерство народного просвещения Российской империи было ликвидировано сразу после Октябрьской революции. Руководство всей культурно-гуманитарной сферой, в том числе образованием и наукой, передавалось Народному комиссариату просвещения РСФСР (Наркомпрос, 1918—1933). Руководителем был назначен А.В. Луначарский, его заместителем — историк-марксист М.Н. Покровский. Наркомпрос включал большое количество подразделений, был весьма громоздким учреждением;

из-за своей структуры, неопределенности планов и недостатка подготовленных кадров не мог эффективно руководить огромной сферой, включавшей, кроме науки и образования, музеи, театры, книгоиздание, памятники архитектуры и т. п.

Подразделением Наркомпроса РСФСР, которое заведовало осуществлением политики государства в научно-образовательной сфере, был Государственный ученый совет (ГУС, 1919—1933). Его сотрудникам, «коммунистам-руководителям», определялась практическая задача — собрать «спецов-педагогов» и полностью контролировать их деятельность, вплоть до «исправления программ педагогов-практиков» и составления учебников: «Коммунист-руководитель, исправивший программы преподавания педагогов-практиков, составивший удачный учебник, добившийся хотя бы ничтожного, но практически-осуществляющегося (в цитате — курсивы оригинала. — Л.К.) улучшения в содержании работы, в условиях работы десяти, сотни, тысячи педагогов-спецов, — вот это настоящий руководитель. А коммунист, рассуждающий о "руководстве" и не умеющий приспособить к практическому делу спецов, не умеющий добиться их успеха на практике, не умеющий использовать практического опыта сотен и сотен учителей, такой коммунист никуда не годится» (Ленин 1967, 325—326). Таким образом, вскоре после установления советской власти было сделано все, чтобы взять науку и образование под управление и контроль «коммунистов-руководителей» — независимо от их профессиональной подготовки.

Процесс обновления кадрового состава вузов шел по двум направлениям: вытеснение дореволюционной профессуры и ускоренная подготовка молодежи, часто малообразованной, — для преподавания в высшей школе по новым, идеологически выдержанным программам.

Еще в октябре 1918 года СНК принял декрет «О некоторых изменениях в составе и устройстве государственных ученых и высших учебных заведений Российской Республики», направленный на вытеснение из вузов «буржуазной профессуры». Этим декретом отменялись ученые степени доктора, магистра, звание адъюнкта; также отменялось принятое до революции деление профессорско-преподавательского состава на заслуженных профессоров, ординарных, экстраординарных, адъюнкт-профессоров, доцентов, приват-доцентов. Взамен устанавливалось единое звание

профессора, причем только для тех, кто проработал преподавателем в вузах не менее трех лет. Старейшая же часть профессорско-преподавательского состава, то есть те, кто на 1 октября 1918 г. имели 10-летний непрерывный стаж в данном вузе или общий педагогический вузовский стаж не менее 15 лет, с нового 1919 года считались выбывшими из профессорско-преподавательского состава и могли восстановиться в должности, лишь пройдя отборочный конкурс.

Профессура отстранялась не только от преподавания, но и от руководства вузами: от профессорского совета оно передавалось назначавшемуся Накромпросом и подчинявшемуся ему президиуму факультета (назначался Главпрофобром), куда наряду с профессурой входило и студенчество. Такое смешение функций породило много проблем, связанных с противостоянием студенчества, не подготовленного для руководящих дел, и «старой» профессуры.

31 декабря 1920 г. — 4 января 1921 г. состоялось партийное совещание, которое приняло важные решения, касающиеся переустройства высшей школы; в числе прочего речь шла о подготовке преподавателей общественных наук, а главная линия деятельности в этой сфере определялась как «политическое завоевание высшей школы» (см.: Директивы ВКП(б)... 1929; Директивы ЦК РКП коммунистам. 1921). В резолюции совещания «О реформе высшей школы» (Директивы. 1929, 96) закреплялся принцип планомерного комплектования научно-преподавательского состава вузов из числа партийной молодежи. При этом, как следовало из доклада М.Н. Покровского, иметь «законченное университетское образовании» было необязательно. Совещание приняло и резолюцию, уделившую особое внимание общественным наукам — «О подготовке преподавательского состава высших школ по обществоведению». В ней предлагалось: отстранить буржуазную профессуру от преподавания общественных дисциплин — истории, политической экономии, права и т. д., — формирующих идеологию студентов; немедленно приступить к организации ускоренных курсов «красной профессуры» для подготовки партийной молодежи; для преподавания общественных наук мобилизовать всех партийных теоретиков (Директивы. 1929, 99).

Дорога в науку и высшее образование рабоче-крестьянской молодежи, которая имела за плечами всего несколько классов обу-

чения, открывалась полностью и по преимуществу. Осенью 1919 г. было принято положение «Об организации рабочих факультетов при университетах», а в 1920 году оно закрепилось декретом СНК. Отмечая роль рабфаков, А.В. Луначарский писал: «Мы должны завоевать для пролетариев университет как таковой, и для этого рабфак является соответственным коридором, выпускающим из своего конца студентов, так сказать, в нормальную аудиторию высшего учебного заведения» (Луначарский 1921, 4).

Следующим организационным шагом, перекинувшим «мостик» к содержательной реорганизации социальных наук на началах советского марксизма, стало закрытие историко-филологических и юридических факультетов и замена их так называемыми Факультетами общественных наук (ФОН). Кампания по созданию ФОНов проходила в 1919—1921 гг. Согласно положению, принятому Нар-компросом в марте 1919 г., эти факультеты состояли из трех отделений: экономического, политико-юридического, исторического. Перед ними ставилась цель сформировать и распространить основы нового мировоззрения, то есть предписывалось «распространение и разработка идей научного социализма и материалистического мировоззрения во всех областях обществоведения». Студенты ФОНов в течение первых двух лет получали знания общеобразовательного плана, «преподавание коих стремится дать им общее социологическое образование, являющееся необходимой предпосылкой образования специального», как формулировалось в документе (Сборник декретов и постановлений. 1919, 16).

В марте 1921 г. на основании ленинского декрета «О плане организации факультетов общественных наук» ФОНы были реорганизованы. Теперь их главной задачей становилась подготовка практических кадров — «создание кадров научно-подготовленных работников социалистического строительства» (Декрет Совета Народных Комиссаров. 1921, ст. 117).

Итак, организационные преобразования первых послереволюционных лет привели к фактической смене кадрового состава обществоведов, работавших в вузах и научных организациях: дореволюционную профессуру заменили новые кадры — так называемые «красные профессора». Для их подготовки была создана сеть новых учебно-научных организаций: Коммунистическая академия (открытая как Социалистическая академия общественных

наук, затем переименованная в Социалистическую академию, а позже — в Коммунистическую академию; 1918—1936); Университет им. Я.М. Свердлова (1918—1937; с 1926 года подчинялся не Наркомпросу, а ЦИК СССР); Институт красной профессуры (1921—1938); Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН, в разных формах существовала в 1924—1930 гг.) и др. Во всех этих учреждениях по советским программам велась подготовка научно-образовательных кадров для обществоведческой сферы. Следует отметить, что университеты отказались от совмещения образовательной и научной функций, как это было до революции; акцент был сделан на подготовке практических работников — участников «социалистического строительства» (преподавателей-обществоведов, идеологических работников, журналистов и т. п.), а не ученых. Такая ситуация обозначила в социальных науках крен от фундаментальных разработок в сторону решения народнохозяйственных задач. Возможно, это обстоятельство, наряду с засильем советского марксизма как единственно верного учения, теории и метода, не требовавшего развития, внесло свой вклад в отставание российской теоретической социологии от западной, которое не преодолено и до настоящего время.

* * *

Оценивая деятельность ГУСа, М.Н. Покровский выделял в ней три периода: 1919 — законодательный; 1920—1923 гг. — реорганизация высшей школы и, наконец, с 1924 он становится «верховным регулятором научной и научно-учебной жизни» (Покровский 1925, 1—3). Главной задачей третьего периода, по нашему мнению, было внедрение в науку и образование идеологии советского марксизма. Мы назвали этап, начавшийся примерно в середине 1920-х, «содержательным» — когда изменялись стиль, методология, тематический репертуар социальных исследований; к его рассмотрению сейчас и перейдем.

ГУСу, помимо руководящей функции, вменялась другая, особая — внедрение марксистской идеологии во все подконтрольные организации. Главным идеологом, наряду с А.В. Луначарским, назначался М.Н. Покровский. В.И. Ленин писал в 1921 году: «В комиссариате просвещения есть два — и только два — товарища

с заданиями исключительного свойства. Это — нарком, т. Луначарский, осуществляющий общее руководство, и заместитель, т. Покровский, осуществляющий руководство, во-первых, как заместитель наркома, во-вторых, как обязательный советник (и руководитель) по вопросам научным, по вопросам марксизма вообще» (Ленин 1967, 324).

Выше было показано, как заменялся кадровый состав вузов. Соответственно, менялись программы преподавания, содержание и характер учебно-образовательной деятельность. Этим и другими оргмероприятиями (в том числе открытием ФОНов) были подготовлены условия для решения «вопросов марксизма вообще», то есть содержательного и методологического преобразования социальных наук, внедрения советской идеологии в научную и все другие сферы жизнедеятельности советского общества. Предполагалось с нуля построить «пролетарскую науку», ликвидировав «буржуазную». Н.И. Бухарин еще в 1919 году писал, что обновляющие профессорский состав люди «быть может, не удовлетворяют цензу "докторов буржуазного общества", но с успехом могут провести полную революцию в преподавании... и лишить буржуазную науку своего последнего убежища» (Бухарин, Преображенский 1919, 88), что и стало главной задачей новой власти примерно к середине 1920-х гг.

С этого времени и до конца 1930-х гг. происходило реформирование содержания социально-гуманитарных наук и профильного образования: поиски теории и метода социальных наук как марксистского знания, усиление их идеологической функции (Социология в России 1998; Александров 2002; Дмитриев 2007); перерождение академического марксизма в идеологию; вытеснение социологии историческим материализмом (см., например: Дискуссия о марксистском. 1929; Козлова 2016); акцент на прикладных дисциплинах в ущерб фундаментальным.

Начало процессу советизации науки, в целом, и содержания социальных наук, в частности, положил «Декрет Совета Народных Комиссаров. Об установлении общего научного минимума, обязательного для преподавания во всех высших школах Р.С.Ф.С.Р.», принятый в апреле 1921 г. Вводилось требование во всех вузах РСФСР преподавать набор идеологически выверенных дисциплин. В перечне упор делался на общественные науки, значи-

тельно меньшее значение придавалось изучению химии, физики и биологии. В список обязательных общественных дисциплин входили:

«1) Развитие общественных форм (1 триместр по 4 часа).

2) Исторический материализм (1 триместр по 2 часа).

3) Пролетарская революция (исторические предпосылки переворота, включая империализм; его формы и история в связи с историей 19—20 века вообще и рабочего движения в частности (3 триместра по 2 часа).

4) Политический строй Р.С.Ф.С.Р. (1 триместр по 2 часа).

5) Организация производства и распределения в Р.С.Ф.С.Р. (1 триместр по 2 часа).

6) План электрификации Р.С.Ф.С.Р., его экономические основы, экономическая география России, значение и условия осуществления плана (2 триместра по 2 часа)».

В примечании указывалось: «Настоящий минимум по общественным наукам читается во всех отделениях всех высших школ, кроме факультетов Общественных Наук, на которых входящие в минимум предметы читаются в расширенном объеме» (Собрание узаконений и распоряжений. 1944, 177—178).

Обязательный научный минимум стал своего рода всеобщим ликбезом и базисом для советизации высшего образования и становления системы советской науки.

* * *

Суммируем основные итоги государственного регулирования социальных и гуманитарных наук в рассматриваемый период. Затем проиллюстрируем переломное значение революции 1917 года и последовавших за ней реформ на примере социологии.

Итак, к концу 1930-х гг. произошла содержательная и организационная переориентация социально-гуманитарных наук в соответствии с задачами советского государственного строительства. Выделим следующие наиболее значимые трансформации:

• утверждение советской версии марксизма-ленинизма в качестве идейно-теоретической основы;

• формирование советской системы партийно-государственного управления наукой и образованием;

• реорганизация или закрытие профильных институций;

• замена дореволюционной профессуры новым кадровым составом — в срочном порядке подготовленными «красными профессорами» — со всеми вытекающими отсюда последствиями для образовательного процесса и научных исследований;

• упразднение ряда социально-гуманитарных дисциплин и тематических направлений (педология, психотехника, рефлексология и др.);

• приближение науки к практическим нуждам социалистического строительства, стремление превратить ее в «производительную силу общества».

Всё это наложило отпечаток на характер и направления развития социальных наук вплоть до 1990-х гг., когда вместе с СССР распалась научно-образовательная государственная система.

Чтобы проиллюстрировать сказанное выше, более детально остановимся на вопросе о том, как революция 1917 года и преобразования 1920—1930-х годов повлияли на развитие российской социологии. До революции эта наука, как и многие другие, достигла определенного расцвета (см., например: Голосенко, Козловский 1995; Социология в России 1998). Но в постреволюционный период произошли перемены, заставившие социологию коренным образом изменить путь своего поступательного развития, а к концу 1930-х и вовсе временно (до начала 1960-х гг.) прекратить существование в качестве дисциплины и научно-образовательного института. Социология к концу 1930-х была вытеснена из корпуса общественных наук, а не запрещена, как это отмечается в большинстве источников (см., например: Батыгин 1991; Козлова 2016). Ее функции были частью упразднены, частью перераспределены между другими социально-гуманитарными науками (подробнее об этом см.: Козлова 2016). Российская социология смогла возобновиться лишь в период «хрущевской оттепели», но на существенно других основаниях и условиях, нежели те, что были порождены революцией. В поворотный период с 1917-го по 1930-е гг. она во многих отношениях (содержание и методология исследований, содержание и формы преподавания, кадровый состав, способы управления и т. п.) сочетала в себе как черты дореволюционной социологии, так и новые, создававшиеся советской властью. Но постепенно новое вытесняло традиционное, пока не «победило» и традиции, и саму социологию, заставив ее

«замолчать» на три десятилетия. Перечислим способствовавшие этому переходные процессы:

1. Идейная советизация и большевизация, которые в первую очередь выражаются в тотальном внедрении марксистско-ленинской доктрины и идеологии большевизма (см., например: Дмитриев 2007), в установке превратить социологию в «производительную силу общества». При этом дореволюционные идейные традиции временно сохраняются. К концу 1930-х гг. закрепляются марксистско-ленинская теория и методология как единственно верные. Социологию начинают отождествлять с историческим материализмом, то есть с социальной теорией и социальной философией марксизма. Соответственно, активно развивавшиеся до революции эмпирические исследования передаются экономике, социальному планированию и управлению, а также специальным службам и государственным органам. В результате к концу 1930-х гг. эмпирические социологические исследования, представляющие опасность для правящего режима, фактически прекращаются (Шереги 1978; Беляева 2004; Буланова 2011, 15-150, 203-320; Зборовский 2014, 141-161; Социология в России 1998).

2. Противоречия между академическим и университетским сообществами, с одной стороны, и властью, с другой, по поводу академической автономии науки. Поначалу представители социальных наук не ощущали на себе значимых ограничений, затрагивавших ведение научной и образовательной деятельности, и не придавали решающего значения изменившемуся режиму. Действовала некая инерция, которая в начале - середине 1920-х гг. заменилась протестными настроениями прежнего сообщества ученых, а также ответными мерами в виде «философского парохода» и арестов. Противостояние завершилось тем, что оставшиеся в России обществоведы фактически вынуждены были встать на путь лояльности и подчинения, хотя идейные споры в послереволюционное десятилетие не умолкали (см., например: Дискуссия. 1929; Батыгин 1991; Иванов 1991).

3. Идейные противоречия были и внутри профессионального сообщества - между поколениями дореволюционной профессуры и новым поколением так называемых «красных профессоров». В результате преимущество получили носители тех направлений знания и форм организации науки, деятельность которых

соответствовала целям советской власти, то есть когорта новых обществоведов. Кадровый состав исследователей и преподавателей был фактически заменен молодыми кадрами, не получившими достаточной подготовки (см., например: Козлова 1997; Козлова 2001; Буланова 2001; Бороноев 2014, 7—115).

4. Прекращение существования социологии как учебной дисциплины, поскольку дореволюционное содержание образовательных курсов было признано буржуазным, а новые не были разработаны; подготовленных кадров также не было, как отмечалось выше. Преподавание социологии заменяется курсами истмата, политпросветом, а факультеты социологии (как и истории и юриспруденции) заменяются так называемыми факультетами общественных наук (ФОН).

5. Реорганизация институций, носившая спорадический характер. Закрывались дореволюционные институты и факультеты, осуществлялись неудачные попытки открыть новые. Так, до середины 1920-х гг. были реорганизованы или закрыты фактически все институции, связанные с изучением или преподаванием социологии: Психоневрологический институт реорганизован в 1919 г.; Московский городской народный университет имени А.Л. Шанявского — в 1920 г.; Социологическое общество им. М.М. Ковалевского закрывают в 1922 г.; Социобиблиологиче-ский институт закрывают в 1921 г. при попытке реорганизовать его в Социологический институт; прекращает существование московский Институт социальной психологии (1923), который в 1921—1923 гг. назывался Социологическим институтом; в 1925 г. реорганизуются ФОНы, и т. д.

6. Итак, примерно к концу 1930-х гг. социология была частично ассимилирована другими науками и направлениями — историческим и диалектическим материализмом, историей партии и общества и др. Она превратилась в социальную философию — исторический материализм, или «марксистскую социологию». В ней не осталось места для легитимных эмпирических исследований, поскольку преобразование социологии в технократический проект по переустройству общества, в социальную инженерию не удался. Таким образом, социология в рассматриваемый период утратила самостоятельный статус и как академическая наука, и как образовательная дисциплина.

Главные причины произошедшего, конечно, находились вне самой социологии — в революционных катаклизмах, политике, идеологии, экономике, культурных изменениях. Перед советским государством встали задачи, связанные с коллективизацией и индустриализацией общества, кроме того, набрала обороты идея «усиления классовой борьбы». Властям требовалось установить связь социологии «с практикой социалистического строительства и мировой революции»; первоочередным требованием стала «теоретическая разработка проблем социалистического строительства и классовой борьбы пролетариата».

Требования государства получили силу закона, в частности, в партийных постановлениях — «О журнале "Под знаменем марксизма". (Утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 25.1.1931 г.» и «Постановлении ЦК ВКП(б) по докладу президиума Коммунистической академии. (Предложение Оргбюро, утвержденное Политбюро 15.III.1931 г.)». Первый документ показательно подвергал критике деятельность директора Института философии АН СССР академика А.М. Деборина и его группы — за отрыв теории от практики и «меньшевиствующий идеализм». Второй документ жестко регулировал задачи науки на этапе «завершения фундамента социалистической экономики», требовавшие «перестройки всей научно-исследовательской работы, подчинения ее строгой плановости, создания многочисленных кадров научных работников-коммунистов, и в особенности, преодоления отмеченного т. Сталиным отставания научной работы от практики социалистического строительства». Планировать и проверять работу всех марксистско-ленинских научных учреждений и организаций теперь должна была Коммунистическая академия.

Для завершения картины того, каким стало управление наукой — не только ее организацией, но и идейным содержанием, — напомним о «Кратком курсе истории ВКП(б)» (1938) и постановлении ЦК ВКП(б) «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском "Краткого курса истории ВКП(б)"». В разделе «Краткого курса» «О диалектическом и историческом материализме» И. Сталин выстроил систему единого философского знания, на которую должна была опираться вся советская наука — «марксистский философский материализм», включавший его диалектическое и историческое направления (Сталин 1945, 535—563). А в постанов-

лении и сам «Краткий курс», и его названный раздел фиксировались в сознании научной общественности как «энциклопедия философских знаний в области марксизма-ленинизма», где дано «официальное, проверенное ЦК ВКП (б) толкование основных вопросов истории ВКП (б) и марксизма-ленинизма, не допускающее никаких произвольных толкований» (Огурцов 1989). Этот акт, по-видимому, закрепил окончательное отождествление социологии с методологической базой марксизма-ленинизма, на десятилетия лишив эту науку статуса самостоятельной.

Список литературы

Александров Д.А. Советизация высшего образования и становление советской научно-исследовательской системы // За «железным занавесом»: мифы и реалии советской науки / Под ред. Э. И. Колчинского, М. Хайнеманна. - СПб.: Наука, 2002. С. 152-165.

Артизов А.Н. 1922 г.: Высылка интеллигенции // Альманах XX век. 2001-2003 - [Электронный ресурс] - URL: <http://www.alexanderyakovlev. org/almanah/inside/almanah-intro/10 (дата обращения 15.10.2017).

Батыгин Г.С. Советская социология на закате сталинской эры (несколько эпизодов) // Вестник академии наук. 1991. Том 60. № 10. С. 90-107.

Беляева Л.А. Эмпирическая социология в России и Восточной Европе: Учебное пособие. - М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. 405 с.

Бороноев А.О. Социология и социологическое образование в Санкт-Петербургском государственном университете: к 25-летию факультета социологии. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2014. 264 с.

Буланова М.Б. Социологическое образование в России: история и современность. - М.: РГГУ, 2011. 307 с.

Бухарин Н., Преображенский Е. Азбука коммунизма. Популярное объяснение программы Российской коммунистической партии большевиков. - Петроград, 1919. 322 с.

Голосенко И.А., Козловский В.В. История русской социологии XIX-XX вв. - М.: Онега, 1995. 288 с.

Декрет Совета Народных Комиссаров о плане организации факультетов общественных наук Российских университетов // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. № 19. 20 марта 1921 г. Ст. 117.

Директивы ВКП(б) по вопросам просвещения. - М.-Л.: Госиздат, 1929. 111 с.

Директивы ЦК РКП коммунистам - работникам Наркомпроса / / Правда. 1921. 5 февраля.

Дискуссия о марксистском понимании социологии // Историк-марксист. 1929. Т.12. С.189-213.

Дмитриев А.Н. «Академический марксизм» 1920-1930-х годов: западный контекст и советские обстоятельства // НЛО. 2007. № 88 -[Электронный ресурс] - URL: <http://www.nlobooks.ru/sites/default/ files/old/nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/722/724/index.html> (дата обращения: 10.05.2016).

Зборовский Г.Е. Отечественная социология в условиях послереволюционного развития: первый период // Отечественная социология: на пути к гражданскому обществу: Монография. Екатеринбург: УрФУ, 2014. С. 141-161.

Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX - начале XX века. -М.: АН СССР, Институт истории СССР, 1991. 392 с.

Козлова Л.А. «Без защиты диссертации...»: статусная организация общественных наук в СССР, 1933-1935 годы / / Социологический журнал. 2001.№ 2. С. 145-158.

Козлова Л.А. Комплектование Института красной профессуры, 1920-е годы // Социологический журнал. 1997. № 4. С. 209-220.

Козлова Л.А. Послереволюционная российская социология: неудавшаяся попытка советизации // Социологические исследования. 2016. № 12. С. 105-113.

Ленин В.И. О работе Наркомпроса // Полн. собр. соч. 5-е изд. - М.: Политическая литература, 1967. Т. 42. С. 322-332.

Луначарский А.В. Роль рабочих факультетов // Вестник рабочих факультетов. 1921. № 1. C. 3-7.

Макаров В.Г., Христофоров B.C. Пассажиры «философского парохода» (судьбы интеллигенции, репрессированной летом-осенью 1922 г.) // Вопросы философии. 2003. № 7. С. 113-137.

Огурцов А.П. Подавление философии // Суровая драма народа: Учёные и публицисты о природе сталинизма / Сост. Ю.П. Сенокосов. - М.: Политиздат, 1989. С. 353-374.

Покровский Н.М. Речь о работе ГУС с 1919 по 1925 г. на 100-м торжественном заседании Научно-технической секции Государственного ученого совета 9 янв. 1925 // Бюллетень научно-технической секции Государственного ученого совета. 1925. № 7. С. 1-3.

Постановление Политбюро ЦК РКП(б) по докладной записке ГПУ «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». 08.06.1922 // Альманах XX век - [Электронный ресурс] - URL: http://www.alexanderyakovlev. org/almanah/inside/almanah-doc/56017 (дата обращения 15.10.2017).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Рокитянский Я.Г. Рецензия на книгу: Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС. 1922-1952 / Сост. В.Д. Есаков. -М.: Российская политическая энциклопедия, 2000 // Вестник РАН. 2001. № 11. С. 1046-1048.

Сборник декретов и постановлений рабоче-крестьянского правительства по народному образованию. - М.: Б.и., 1919. Вып. 2.

Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1921 г. Управление делами Совнаркома СССР. — М., 1944. С. 177—178.

Социология в России / Под ред. В. А. Ядова. 2-е изд. — М.: Ин-т социологии РАН, 1998. 696 с.

Сталин И.В. О диалектическом и историческом материализме (сентябрь 1938 г.) // Вопросы ленинизма / И.В. Сталин. 11-е изд. — М.: Госполитиздат, 1945.С 535—563.

Тов. Троцкий об отношении Европы и Америки // Известия. 1922. 30 августа.

Христофоров В.С. «Философский пароход». Высылка ученых и деятелей культуры из России в 1922 г. // Новая и новейшая история. 2002. № 5. С. 166—170.

Шереги Ф.Э. Методический аппарат прикладной социологии 20-х годов (проблемы репрезентативности исследований) // Социологические исследования. 1978. № 1. С. 192—201.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.