CC BY
35
народных училищ; допускалась устная передача сочинений; в особых случаях с разрешения директора народных училищ допускалось чтение сочинений и рукописей, не вошедших в утвержденные каталоги. 10 августа 1901 г. были утверждены правила о чтениях по медицине, гигиене, ветеринарии и животноводству, а с 15 февраля 1903 г. - по сельскому хозяйству (чтения проводились с разрешения губернатора, одобрения врачебного инспектора, ветеринара или уполномоченного по сельскому хозяйству).
3 декабря 1902 года были утверждены правила о народных чтениях, устраиваемых при учебных заведениях министерства народного просвещения [3. С. 208]. При начальных училищах чтения разрешались уездным училищным советом или инспектором народных училищ, лекторами могли быть учителя или посторонние лица. В последнем случае кроме разрешения проводить чтения требовалось удостоверение губернатора о допуске этого лица к производству чтения. Вместе с отменой прежних ограничений расширяется каталог сочинений, допущенных к прочтению. Разрешаются книги, допущенные в ученические библиотеки низших учебных заведений и в бесплатные народные читальни.
Согласно правилам от 4 марта 1906 года желающие устроить народное чтение были обязаны письменно заявить об этом начальнику местной полиции (градоначальнику, обер-полицмейстеру, полицмейстеру или исправнику) не позднее чем за 7 дней до начала чтений. В заявлении должны были быть указаны день, час, место и тема предполагаемого чтения, а также имя, отчество, фамилия и место жительства лектора. Начальнику местной полиции, если он сочтет нужным, предоставлялось право назначать для присутствия на чтении должностное лицо. но 31 января 1907 года был установлен явочный порядок устройства народных чтений, применительно к правилам от 4 марта 1906 года. Согласно этому порядку после подачи заявления, если не последовало запрещения, организаторы могли приступить к чтению, не ожидая разрешения от полиции [3. С. 210].
несмотря на устранение прежних стеснительных условий устройства чтений, последние продолжали оставаться бессистемными. Программы цикла чтений заранее не вырабатывались, не было определенной последовательности в содержании чтений, бессистемность народных чтений была как в городах, так и в сель-
ских местностях. Учительство, получавшее различное вознаграждение, проявляло разное отношение к производству чтений. Вследствие этого посещаемость чтений сильно различалась по количеству слушателей. Так, за 1911 год в Пензенской губернии народные чтения велись в 14 селениях, в них было организовано 262 чтения при общем количестве слушателей около 30 тыс. человек. Среднее число слушателей по губернии на одно чтение было приблизительно 115 человек. Если же обратиться к показаниям о среднем количестве слушателей по отдельным пунктам губернии, то, например, в Старо-Кутлинском училище в среднем на каждое чтение приходилось по 71 человеку, в то время как в Чемодановском училище более 200 человек [1. С. 14-17].
Таким образом, с одной стороны, заметно количественное развитие народных чтений, интерес к ним населения. С другой - полная бессистемность, случайность, отсутствие определенного плана в их организации, ограниченность каталога, сложный порядок разрешения чтений, недостаток специальных помещений и материальных средств. Все эти факторы неблагоприятно отражались на развитии народных чтений. некоторые из этих недостатков смягчались, но многие на протяжении всего существования народных чтений не были устранены вообще. И все же народные чтения без сомнения являлись серьезным и положительным фактором в развитии начального народного образования. Значение народных чтений, как и всякой другой формы внешкольного образования, было не столько образовательным, сколько воспитывающим и развивающим. Они развивали интерес и любовь к самостоятельному чтению у простого народа, поднимали нравственный уровень, воспитывали чувства и развивали вкусы населения. Показателем успешности чтений служило главным образом то, что после посещения чтений обращение населения к библиотекам, курсам и другим учебным заведениям увеличивалось.
список литературы
1. Доклады Пензенской губернской земской управы по народному образованию. Пенза, 1912.
2. Вахтеров В. П. Народные чтения. СПб.: Изд. журнала «Русская школа». 1897.
3. Медынский Е. Н. Внешкольное образование, его значение, организация и техника. М.: Наука, 1918.
УДК: 947. 084
октябрь, совдепы и кооперация: тенденции и противоречия взаимотношений
Р. г. СОЛАРЕВ
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра новейшей истории России и краеведения
Неоконченные споры о жизнеспособности советской кооперации и степени ее зависимости от государственной власти в историографии вновь и вновь заставляют нас обращаться к этим проблемам. Попытка реализации ленинских идей о превращении страны в «единый всенародный кооператив» с потребительско-рас-пределительными функциями, с одной стороны, и стремление большевиков ликвидировать в короткие сроки социально-экономический кризис - с другой, привели к массовой бюрократизации кооперативного управлен-
ческого аппарата и тотальному контролю за его низовой сетью. «Борьба за кооперацию» и кампания по «очищению» ее от «буржуазных элементов» на местах зачастую принимали специфичные формы, не имевшие ничего общего с ними.
Известный историк В. В. Кабанов довольно метко сформулировал главную проблему: вопрос не в том, насколько далеко совдеповская рука вторгалась в кооперацию, а в том, какой была эта рука - поощрительной или загребающей [14. С. 225]. В самом деле, несмотря на многочисленные заявления кооперативных лидеров о своей самостоятельности, реалии кооперативной жизни как раз демонстрировали обратное. Государство с самого начала установило жесткие финансово-правовые рамки ее существования. Почти всю первую четверть XX в. царская власть, опасаясь появления крупных общественно-политических движений, отказывалась от любых экономических выгод кооперирования крестьянства и строила разветвленный бюрократический аппарат по управлению и контролю кооперации. В ход шли и финансовые рычаги воздействия: не случайно значительная часть кооперативного капитала состояла из заемных средств, взятых кооператорами в местных отделениях государственного банка или губернских земских кассах мелкого кредита.
идеи социального кооперирования и этатистские устремления большевиков привели к фактическому огосударствлению всей кооперативной системы. Безвластие после упразднения в феврале 1918 г. Управления по делам мелкого кредита и министерских кооперативных ведомств [13. С. 198] сохранялось недолго. Буквально за несколько лет советская власть центрального и местного уровней издала множество декретов, резолюций, распоряжений, приказов и просто инструкций, опередив в объеме кооперативного законотворчества власть имперскую [16] и установив качественно иные отношения между государством и кооперацией. Причем следует признать, что на эти процессы влияли не только идеологемы, названные впоследствии советскими историками «ленинским кооперативным планом», но и повседневные социально-экономические проблемы, доставшиеся большевикам в наследство от старого режима и обострившиеся в условиях военно-революционной чрезвычайщины. Признавая обозначенную проблему достойной отдельного исследования, отметим лишь основные тенденции и противоречия взаимоотношений советской власти и кооперации в период военного коммунизма и первые годы нэпа:
1. Массовая бюрократизация и ведомственный параллелизм кооперативного управленческого аппарата. Число кооперативных отделов (коопотделов), созданных при различных органах советской власти, с трудом поддается учету. Только на центральном уровне подобные подразделения действовали при государственном (Народном) банке РСФСР (с февраля 1918 г.), ВСНХ (с апреля 1918 г.), Наркомземе и Наркомпроде РСФСР [13. С. 182, 197-198]. Часть своих функций по первичному учету, перерегистрации, финансированию, инструктированию кооперативных учреждений и заключению с ними договоров о сотрудничестве в
целях решения продовольственного вопроса они делегировали местным органам управления. Аналогичные кооперативные отделы стали действовать при местных советах народного хозяйства (ГСНХ) и губернских продовольственных комитетах (губпродкомах) [7. Л. 32-37, 44; 9. Л. 171]. Позднее кооперативные комитеты были образованы при губернских земельных отделах, и советские служащие заговорили о необходимости разграничения полномочий между ними всеми [9. Л. 11]. «Кураторством» кооперативной сети занимались также губернские исполнительные комитеты (губисполкомы) Советов рабоче-крестьянских и солдатских депутатов, губернские отделы Рабоче-крестьянской инспекции [10. Л. 2об., 3об.], другие совдепы. Штат работников всех учреждений постоянно расширялся. К примеру, в 1919 г. в коопотделе пензенского ГСНХ числились заведующий, помощник заведующего, ревизор-инструктор, два статистика, два делопроизводителя, машинистка, журналистка-регистраторша и курьер - всего десять человек. При этом управленцы часто жаловались на нехватку сотрудников и постоянно ходатайствовали об увеличении финансирования своих отделов [11]. В докладе рай-продкомиссара Нижнеломовского уезда от 21 января 1921 г. отмечалось: «Дело контроля [за кооперацией -Р. С.] находится в неудовлетворительном состоянии, так как не имеется достаточного числа контролеров... Надо отдать справедливость этим работникам: работают они не за страх, а за совесть. Конечно, при наличности двух контролеров трудно видеть дело контроля в отличном виде, так или иначе придется подыскать еще для этой цели человека 2-3» [8. Л. 81-82].
Эффективность функционирования такого громоздкого аппарата можно оценить на конкретных примерах. Кооператоры всегда ждали от власти предержащих правовой защиты и административно-финансовой поддержки. Кооперативная среда оказалась одной из тех сфер социально-экономической жизни советского общества, в которой административные и даже уголовные правонарушения встречались достаточно часто -менялась власть, утверждалась новая идеология, но люди оставались прежними, со своими повседневными проблемами, уставшие от нужды, лишений или, напротив, с жаждой наживы и беспринципным карьеризмом. Яркой иллюстрацией этой мысли может служить пример Белогорского общества потребителей Мокшанского уезда Пензенской губернии. При проведении губ-продкомом плановой ревизии выяснилось, что дела в нем шли неважно. «Послужной список» председателя правления кооператива М. Ф. Власова насчитывал не один десяток нарушений: «выдача. [товаров - Р.С.] производилась спешно и без всякого учета», не было даже списков, по которым можно было бы проверить ее правильность. Ботинки давались тому, кто в них совершенно не нуждался. Так их довольно легко заполучила местная спекулянтка М. И. Епишкина, продав через месяц за пятнадцать тысяч рублей. «Захаживали»
в кооператив и «блатные» лица с записками от райпро-дкома, в которых требовалось выдать им дефицитный товар сверх нормы. На экстренно созванном общем собрании Власов объяснить свои действия вразумительно не мог, а лишь сбивчиво отвечал на вопросы членов кооператива. В итоге коопотдел губпродкома предписал собранию правление переизбрать, и до начала его работы приставил к кооперативу контрольный совет [7. Л. 201-202об., 217]. Массовая невыплата процентов по взятым ранее ссудам [1], незаконное получение товаров сверх установленной нормы и на подставных лиц, растрата товаров и кооперативных капиталов [7. Л. 248-250об., 251-252об.], откровенное рвачество, спекуляция, злоупотребление должностными полномочиями [7. Л. 141-144], дезорганизация в управлении и беспорядочное ведение делопроизводства [10. Л. 2об.] стали постоянными спутниками рядовой кооперативной жизни, защитить от которых, по мнению самих же кооператоров, должна была именно власть. Однако не всегда совдепы стремились оказать помощь кооперативным учреждениям. Многочисленные ходатайства о предоставлении опытным кооперативным служащим отсрочки от мобилизации в Красную армию или на службу в те же совдепы часто оставались не услышанными [7. Л. 13об, 28, 167-168]. Характерен пример одного из обществ потребителей Чембарского уезда Пензенской губернии. В сентябре 1919 г. его правление обратилось в губпродком за разрешением получать товары с Башмаковского склада Пензенского потребсоюза сверх плановой нормы для снабжения ими вновь прибывающих в уезд граждан и красноармейцев. Ответ управленцев был резок и лаконичен: «Кооператотдел сообщает, что ему только остается удивляться подобному запросу... впредь обращаться... по делам кооперативного характера, а не делать из него справочную контору» [7. Л. 9-10]. Впрочем, разрешению повседневных проблем кооперации зачастую препятствовали тяжелые условия сначала гражданской войны, а потом и будни послевоенного восстановления. несмотря на многочисленные предписания пензенского губернского исполкома Совета рабоче-крестьянских и солдатских депутатов всем уездным исполкомам «срочно принять самые решительные меры в деле взыскания просроченных ссуд учреждениям мелкого кредита» [3. Л. 26], они так и не могли их исполнить. При проверке имущественного положения должников оказывалось, что большинство из них были бедняками, бравшими ссуды от нестерпимой нужды и заведомо знавшие, что возвратить ее не смогут. Единственным выходом из складывавшейся ситуации оставалась распродажа имущества нерадивого заемщика, но при этом такая мера вела его еще к большему обеднению [3. Л. 251-251об.]. Спасение кооперативов от банкротства и дальнейшее разорение крестьян или, напротив, сохранение кризиса кооперативных неплатежей из опасения усугубления бедственного положения крестьянских масс - вот та дилемма, которая существовала перед советскими служащими, занятыми на кооперативной работе.
2. Тотальный контроль социально-экономической, политической и культурно-просветительской деятель-
ности кооперативных учреждений. За годы революций и войн кооперация не осталась в стороне от кипевших в стране политических страстей, и приняла в этих событиях самое активное участие. Участившиеся кооперативные съезды на центральном и местном уровнях все чаще превращались в политические форумы [12. С. 33], не всегда лояльные к действовавшей власти. Стремительная политизация кооперативного движения вызывала у большевиков обоснованную тревогу, а участие в нем представителей «контрреволюционных» партий давало повод к установлению всеобъемлющего контроля.
Общий надзор за кооператорами стала осуществлять ВЧК. 19 апреля 1921 г. ее руководство в соответствии с циркулярами ВЦИК и ЦК РКП(б) распорядилось об организации на местах аппаратов государственных информационных троек (госинфтро-ек), а 12 мая 1921 г. заместитель председателя ВЧК И. С. Уншлихт подписал приказ № 132 «О порядке составления госинфсводки», в которой всем губчека предписывалось сообщать сведения о социально-экономической и политической ситуациях в губерниях [15. С. 37]. Позднее данная инструкция расширялась и дополнялась, но одно оставалось неизменным: помимо сведений общего характера, чекисты обязывались более подробно сообщать о «настроении массы кооператоров, отношении их к Советской власти, РКП, новой экономической политике», «работе контрреволюционных партий и организаций среди кооператоров», «политических группировках, пользующихся наибольшим успехом среди кооператоров», «работе буржуазных объединений под видом кооперативов, артелей», «ходе, политфизиономии и результатах кооперативных съездов, конференций и совещаний», «роли и влиянии на них РКП», «ходе и результатах выборных кампаний» членов кооперативных правлений, «отношении к кооперации различных групп населения», «общем ходе развития кооперации (производственной, потребительской, сельскохозяйственной)», «движении числа кооперативов. размеров оборотов», «продуктах первой необходимости, имеющихся в кооперативах в изобилии или недостатке», «процентном соотношении между рыночными и кооперативными ценами», «работе губсоюзов и ЕПО [единых потребительских обществ - Р. С.]», «производственной. распределительной. культурно-просветительской деятельности» и «договорах с другими губсоюзами и частными предприятиями» [15. С. 46-47]. Столь масштабная выдержка из характеристики информационных материалов ВЧК-ОГПУ за 1918-1922 гг. как исторических источников вызвана необходимостью показать, насколько пристально «чекисты» следили за кооперацией, регулярно поставляя секретные сведения о ней на стол высшему партийному и советскому руководству страны.
3. «Осовдепование» кооперативных учреждений. Как представляется, данное полуироничное выражение можно использовать для характеристики взаимоотношений, сложившихся между руководством региональной кооперации и совдепами, особенно в
первые годы существования советской власти. Во время продовольственного кризиса местные власти шли на любые ухищрения для того, чтобы подчинить себе близлежащий кооператив, завладеть его аппаратом, капиталом и воспользоваться налаженной им посреднической сетью не только для решения насущных проблем снабжения-распределения, но, зачастую, и для личной выгоды. Формальным поводом для подобных акций была серия декретов, распоряжений и инструкций, изданных центральной властью для реорганизации кооперации в условиях чрезвычайного времени. В «Инструкции комитетам деревенской бедноты» (комбедам) Чембарского уезда Пензенской губернии, составленной на основе Декрета ВЦИК и СНК РСФСР «Об организации и снабжении деревенской бедноты» от 11 июня 1918 г., среди их обязанностей значились распределение предметов первой необходимости по спискам и нормам губпродкома вместе с кооперативами и недопущение спекуляции товарами со стороны потребительских обществ [5. Л. 93об.]. Подобные нормы толковались на местах произвольно и приводили к активному вмешательству местных властей во внутренние дела кооперации. Так, с изданием 12 апреля 1918 г. Декрета ВЦИК и СНК РСФСР «о потребительских кооперативных организациях» по всей стане участились случаи национализации или даже настоящего захвата и разгрома кооперативных учреждений совдепами. Особое рвение здесь проявили комбеды, самовольно выносившие постановления о «принятии на учет» или установлении «строгого надзора» над ними [4; 5. Л. 29об., 39, 50об.]. На совместном заседании пензенских кооператоров с председателями Губземотдела, коопотдела ГСНХ, состоявшемся в августе 1919 г., было констатировано: «Мелкорайонные с.-х. [сельскохозяйственные - Р. С.] общества держались главным образом крестьянином-середняком и деревенской интеллигенцией. Эти элементы были взяты на подозрение у вновь организовавшейся местной власти, и с появлением комитетов бедноты почти вся сельскохозяйственная кооперация в Пензенской губернии была разрушена. Помещения конфискованы, сельскохозяйственные машины прокатных пунктов и племенной скот расхищены, правления разогнаны» [9. Л. 4]. Случаи вмешательства комбедов в жизнь кооперативов довольно полно перечислил В. В. Кабанов. Наиболее часто встречающимися из них были: разгон правлений, захват лавок, обложение правлений штрафом от 300 до 2000 руб., реквизиция кассы и товаров, требования избрания в правление и в число служащих исключительно коммунистов, запрещение созыва общих собраний, обложение налогом продаваемого товара, ревизия и учет лавок, захват продуктов первой необходимости [13. Л. 164].
Под «неуклонным проведением четкой классовой линии» в отношении кооперации часто скрывался откровенный бандитизм, жажда наживы и шкурничество. Наиболее ярким примером здесь может быть случай, произошедший в 1920 г. в с. Казенный Майдан Наровчатского уезда Пензенской губернии. В местном Шадымско-Майданском обществе потребителей
прошли перевыборы правления, и когда его члены В. В. Маркин и М. М. Лаптев приступили к своим обязанностям, обнаружилось, что прежние хозяева напоследок учинили в торговой лавке настоящий грабеж, прихватив с собой мануфактуру. Примечательно, что среди них оказался и председатель местного волостного совета (волсовета) Кузнецов, который, использовав свое служебное положение, развернул кампанию по дискредитации нового правления. В ход шли угрозы об аресте за отказ сдать лавку прежним управленцам, клевета в укрывательстве и спекуляции хлебом, агитации за отказ в выполнении норм продразверстки, за что Маркин был дважды посажен в тюрьму, но впоследствии выпущен за отсутствием в его действиях состава преступления. В конце концов, Кузнецов добился смещения законно избранного правления кооператива и назначил на его место свое, заручившись поддержкой волсовета. Однако прежнее правление не сдавалось до тех пор, пока не было созвано общее собрание членов кооператива и не принято решение под давлением все того же Кузнецова о его отставке [7. Л. 253-255]. Отчаявшись, Маркин и Лаптев обратились с жалобой на действия местного совета в коопот-дел пензенского губпродкома, из которого последовала строгая резолюция: «... сельсовет не имеет никакого права назначить перевыборы правления без ведома кооператотдела. Виновные в нарушении вышеуказанных правил будут привлечены к строгой судебной ответственности» [7. Л. 263]. Бессилие власти в подобных случаях было совершенно очевидно. Факты, схожие с вышеописанным, фиксировались повсеместно [2; 13. С. 162, 187-188], несмотря на неоднократные циркуляры, распоряжения Наркомпрода и местных органов управления о запрете совдепам вмешиваться в жизнь кооперативов, издававшиеся регулярно с марта 1918 г. [13. С. 147; 3. С. 560]. Попытки приобрести влияние на кооперативы предпринимали и коммунисты. В Пензенской губернии такой случай отмечен в конце 1920 г. Один из местных комитетов РКП(б) предъявил Николо-Пестровскому сельскохозяйственному обществу Нижнеломовского уезда требование допустить своего представителя в его правление с правом решающего голоса на общих собраниях [9. С. 28]. И это был далеко не единственный случай.
Не сумев оградить кооператоров от подобного произвола, органы советской власти превратились в простых статистов, вынужденных только фиксировать массовые нарушения в кооперативной среде [8. Л. 144об.]. * * *
Отношения, сложившиеся между советской властью и кооперацией, имели давние истоки и были связаны не только с большевистскими взглядами на последнюю, но и традиционным стремлением к патернализму самих кооператоров. Массовая политизация кооперативных рядов в совокупности с углублением социально-экономического кризиса в стране привели к тому, что методы управления кооперацией и в первые годы нэпа сохраняли «военнокоммунистический оттиск».
Ведомственный параллелизм, бюрократизация и тотальный контроль со стороны многочисленных совдепов стали постоянными спутниками кооперативной жизни после 1917 г. При этом чистое и беспристрастное администрирование на местах нередко переходило грань дозволенного, превращаясь в самый настоящий произвол и самоуправство.
список литературы
1. Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф.Р. 2. Оп. 1. Д. 220. Л. 720.
2. См., напр., ГАПО. Ф.Р. 2. Оп. 1. Д. 526. Л. 5-8.
3. ГАПО. Ф.Р. 2. Оп. 4. Д. 120.
4. ГАПО. Ф.Р. 9. Оп. 1. Д. 70. Л. 27.
5. ГАПО. Ф.Р. 9. Оп. 1. Д. 73.
6. ГАПО. Ф.Р. 9. Оп. 1. Д. 134.
7. ГАПО. Ф.Р. 9. Оп. 1. Д. 147.
8. ГАПО. Ф.Р. 9. Оп. 1. Д. 273.
9. ГАПО. Ф.Р. 122. Оп. 1. Д. 2.
10. ГАПО. Ф.Р. 294. Оп. 1. Д. 7.
11. ГАПО. Ф.Р. 442. Оп. 1. Д. 202. Л. 123об.-124об.
12. Гуляев Р. А. Политическая позиция региональной кооперации в начале второй русской революции // Актуальные проблемы теории и практики кооперативного движения: Мат-лы Межд. науч. конф. / Под общ. ред. Р.А. Москвитиной. Энгельс: Регион. инф.-изд. центр ПКИ, 2005. С. 32-34.
13. Кабанов В. В. Октябрьская революция и кооперация (1917 г.-март 1919 г.). М.: Наука, 1973. 296 с.
14. Кабанов В. В. Судьбы кооперации в Советской России: проблемы, историография // Судьбы российского крестьянства / Под общ. ред. акад. Ю.Н. Афанасьева. М.: РГГУ, 1995. С. 212-248.
15. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 1. 1918-1922 гг. / Под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 1998. 864 с.
16. См. об этом: Файн Л. Е. Российская кооперация: исто-рико-теоретический очерк. 1861-1930. Иваново: Ивановский государственный университет, 2002. 600 с.
УДК 370 (09)
народное образование пензенской губернии в начале хх века (1900-1905 гг.). по материалам «пензенских губернских ведомостей»
н. н. ЧЕТВЕРТКОВА Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского
кафедра истории и права
Статья посвящена народному образованию в Пензенской губернии в 1900-1905 годы. В ней освещаются следующие проблемы: чем вызван рост образовательных учреждений в указанные годы; кто и как оказывал материальную поддержку учебным заведениям и учащимся; как решался вопрос с учительскими кадрами. Отмечается деятельность созданного в Пензе городского попечительного совета начальных училищ и некоторых спонсоров.
Выпускники начальных училищ могли продолжить свое обучение в специализированных учебных заведениях: в реальном, железнодорожном, землемерном, садоводческом училищах, в учительской или духовной семинарии, художественном училище имени Н. Д. Селиверстова или фельдшерской школе [3].
Тяга молодежи к учебе объяснялась объективными причинами. В начале ХХ века на территории Пензенской губернии, как и по всей России, бурно развивался железнодорожный транспорт: строилась железнодорожная магистраль Пенза - Сердобск; круглосуточно курсировали пассажирские и товарные поезда на линии Моршанск - Кузнецк, Пенза - Рузаевка, Сызрань -Рузаевка - Рязань. Не менее активно работали машиностроительные предприятия. На заводах Катина, Кракка полным ходом шло производство сельскохозяйственной техники [4]. Именно поэтому везде были нужны грамотные, квалифицированные рабочие для обслуживания машин и ремонта оборудования.
Осознавая дальнейший прогресс техники и потребность в специалистах, строительству учебных заведений придавалась общественная значимость. 4 июня 1900 года губернская газета сообщала о закладке нового здания реального училища в Пензе. На торжествах по этому поводу присутствовали губернатор граф А. В. Адлерберг, вице-губернатор К. П. Перцев, город-
Анализ содержания газеты «Пензенские губернские ведомости» дает основание утверждать, что в начале ХХ века государственные чиновники, земства, местные органы самоуправления и общественность серьезно занимались проблемами народного образования.
Сама образовательная система была довольно сложная. В Пензенской губернии, например, часть начальных училищ и гимназии были подведомственны непосредственно Министерству народного просвещения. В городах и селах дети учились в церковно-при-ходских школах и школах грамотности, открытых при церковных богадельнях. Больше половины учебных заведений - 455 из 858 - составляли народные училища, подведомственные губернской дирекции училищ и четырем училищным советам. В них занимались в основном дети несостоятельных родителей, не имевших средств к оплате за обучение в гимназиях [1].
Губернская газета писала, что дети в начальных училищах осваивали «не только технику чтения, письма и счета, но и сознательно знакомились с основными истинами христианской веры, с главнейшими событиями и лицами отечественной истории, с характерными особенностями природы и населения различных местностей России, с некоторыми животными, растениями и минералами, имеющими важное значение в жизни людей» [2].
