CC BY
50ACTA HISTORICA: труды по истории, археологии, этнографии и обществознанию Т.2, № 2, 2019
*
ОХОТА У НАРОДОВ ДАГЕСТАНА В XIX- НАЧАЛЕ XX В.
Рамазанова Зоя Буттаевна д.и.н., в.н.с.,
Институт истории, археологии и этнографии
Дагестанского научного центра РАН,
Махачкала, РФ.
zoya.ram@mail.ru
Аннотация:
Статья посвящена исследованию охоты. в качестве компонента традиционного подсобного хозяйства у народов Дагестана XIX - в начале XX в. Она написана на полевом этнографическом материале с привлечением специальной литературы. Целью статьи является анализ полевого этнографического, исторического материалов об охоте народов Дагестана. Актуальность данной темы определяется наметившимся в последнее время интересом к истокам хозяйственно-культурных типов. А также определяется и расположением Дагестана в контактной зоне, которая позволяла народам различных географических зон осуществлять постоянный хозяйственный обмен, не ограничиваясь своим хозяйством. Ключевые слова:
охота, подсобная отрасль, традиционное хозяйство, Дагестан, скотоводство.
Zoya B. Ramazanova DSc (Ethnography), Leading Researcher, The Institute of History, Archeology and Ethnography of the Daghestan Federal Scientific Centre of RAS, Makhachkala, Russian Federation
zoya.ram@mail.ru Annotation:
The article is devotes to the study of hunting among the peoples of Dagestan XIX - at the beginning of XX century, as a component of a traditional farm. The article is writes on field ethnographic material with the involvement of special literature on the problem. The purpose of the article is to analyze the field ethnographic, historical materials about the hunting of the peoples of Dagestan. The relevance of this topic determines by the recent interest in the sources of economic and cultural types. The relevance is also determines by the location of Dagestan in the contact zone, which allowed the peoples of various geographical zones of Dagestan to carry out a constant economic exchange, not limited to their economy.
Keywords:
hunting, ancillary industry, traditional economy, Dagestan, cattle breeding
Охота1 - наиболее древнее занятие людей, которая наряду с собирательством являлись основными и единственными источниками существования населения. Спустя долгое время на основе этих отраслей появились земледелие и скотоводство^, ^366]. Она является одной из древнейших форм организованного труда. Еще в эпоху среднего палеолита начинается интенсивное развитие охоты и растет ее значение в истории человечества. Охота, как один из значительных источников пропитания и жизненных средств, усиливала активность членов коллектива, вырабатывала трудовые навыки и развивала сакральные инстинкты человека. С конца верхнего палеолита, после изобретения лука и стрел, охота становится «одной из обычных отраслей труда»[2, ^29]. В последующие эпохи, с развитием земледелия и появлением скотоводства, в свою очередь обязанного своим возникновением охоте, последняя еще долгое время сохраняет значение не только в хозяйственной, но и в идеологической жизни человеческого коллектива.
Выяснение подлинной роли, которую играла охота в хозяйстве населения древнего Дагестана, имеет большое и принципиальное значение для правильного понимания исторического процесса у дагестанцев. Тем не менее, по данному вопросу
DOI: https://doi.org/10.24411/2658-3836-2019-10018 *© Рамазанова Зоя Буттаевна
© РОО « Ассоциация педагогов Республики Дагестан
Creative Commons «Attribution» 4.0 International License
26
существуют разные мнения. Одни предполагают значительное преобладание охоты над скотоводством и земледелием, а, по мнению других, дагестанцы были исконными земледельцами. Как бы не были противоречивы эти взгляды на значение охоты дагестанцев, их объединяет одна особенность: они основаны не на изучении материальной культуры, а на положениях, заимствованных из области лингвистики, и на некоторых древних литературных данных. Однако сведения об охоте, имеющиеся в литературе, весьма скудны и фрагментарны[з-11].
В ранних культурах охота и скотоводство, несомненно, имели значение главных родов человеческой деятельности. Хорошо известно, что соотношение между собирательством и охотой, а также и формы последней служат для характеристики хозяйства древнего Дагестана. Соотношение между охотой, с одной стороны, и скотоводством и земледелием, - с другой, характеризует различные ступени развития хозяйства в первобытнообщинную и рабовладельческую эпохи.
От начала периода одомашнивания основных видов домашних животных нас отделяют многие тысячелетия. За это время, естественно, домашние животные под влиянием человека и природных условий изменились. И все же для более точного определения удельного веса того или иного вида животного в питании населения необходимо применять средние показатели выхода мясной продукции для отдельных видов. Сравнение количества мяса будет служить гораздо более точным критерием, чем сравнение количества особей.
Современная зоогеография, изучающая распространение животных и историческое развитие фаунистических комплексов, особенно в Дагестане, до последнего времени мало уделяет внимание роли человека. Хорошо известны, конечно, случаи полного исчезновения одних видов или сильного сокращения численности и ареала других. Необходимо отметить, что фауна к исследуемому периоду уже подвергалась существенному воздействию человека, значительно более глубокому и разностороннему, чем обычно предполагается. В особенности это относится к видам млекопитающих, имевших охотничье значение и привлекавших внимание человека уже с древнейших времен. В этом смысле нужно признать, что влиянию человека на фауну столько лет, сколько лет самому человечеству. А это влияние сильнее всего проявилось в районах существования древних культур, когда к прямому истребительному воздействию человека присоединилось воздействие, определявшееся разнообразной хозяйственной деятельностью, прежде всего земледелием и скотоводством. Поэтому с древнейших времен исконные ареалы некоторых видов животных оказались в большей или в меньшей степени измененными человеком.
Исторические письменные свидетельства, как и произведения народного эпоса, часто привлекаемые для изучения древнего распространения животных, во-первых, весьма скудны, а во-вторых, нередко содержат очень расплывчатые указания, дающие возможность крайне произвольного их толкования[12]. Вот почему большое значение для этого вопроса приобретает костный материал из раскопок, нередко дающий объективные указания на существования в некоторых районах Дагестана тех видов, которые и сейчас в них встречаются. Заметим, что костные останки диких животных из раскопок могут быть использованы и для изучения процесса видоизменения. Еще раз приходится сожалеть, что этой интереснейшей теме архео-
логами, зоологами и зоотехниками уделяется еще очень мало внимания.
Говоря об останках диких животных, К.Н. Золотов отмечает, что «степень сохранности числа костей от особи почти для всех видов животных оказались одинаковой, несколько ниже для мелких, несколько выше для крупных животных. Количество животных точнее определить по количеству особей, чем по количеству костей, особенно крупных жвачных. Что касается диких животных, то не все виды убитых на охоте животных сохранились, т.к. от некоторых из них использовался лишь мех, а туша убитого зверя в селение не приносилась, так что роль охоты всегда была выше. Но это не значит, что получаемые нами данные о роли охоты в хозяйственной жизни населения Дагестана лишены объективной действительности» [13, с.288]. Автор далее продолжает, что «Преобладающее употребление в пищу мелких животных наблюдалось в Дагестане уже в период позднего палеолита и мезолита. Судя по материалам Чохской стоянки, из 81 особей 60% составляли мелкие жвачные, 34,6% крупные жвачные, все животные дикие» [13, с.288].
Для достоверности данных об охоте древнего Дагестана привлечен археологический материал, который по данным видового определения костных останков свидетельствует о следующем:
I. На плоскостной зоне Дагестана у селения Великент Дербентского района в раскопках поселения конца энеолита (конец III тысячелетия до н. э. раскопки ДАЭ в 1953 г.) найдена 41 особь: 21,95% мелких жвачных. 43,90% крупных жвачных, 7,31% лошадей (видимо диких), 7,31% диких свиней. Всего диких животных 34,14%.
II. На плоскостной зоне Дагестана у сел. Великент (раскопки ДАЭ в 1954 г.) на поселении позднего энеолита (конец III тысячелетия до н.э.) обнаружено 40 особей: 30% мелких жвачных, 17,5% крупного рогатого скота, 2,5% лошадей, 2,5% собак, 12,5% свиней (диких), прочих 35%. Диких животных 50%.
Ш-ГУ. В предгорье в зоне строительства Чирюртовской ГЭС, на горе Сгитма в скальном поселении, относящимся к эпохе ранней бронзы (начало II тысячелетия до н.э., раскопки ДАЭ 1956 г.).
В нижнем горизонте 61 особь: 32,78% мелких жвачных, 18,03% крупных жвачных, 9,82% лошадей (предположительно диких), 39,28% прочих животных. Диких животных 49,00%. В верхнем горизонте начала I тыс. до н.э обнаружена 41 особь: 43,9% мелких жвачных, 29,26% крупного рогатого скота, 4,87% собак и прочих видов 17%. Диких животных 26,82%.
У-УТ. В предгорье у р. Сулак (см. пункт VIII) (раскопки ДАЭ 1957 г.) в Сигит-минском скальном поселении найдено в верхнем горизонте шесть особей: 83,38% мелких жвачных, 16,67% крупного рогатого скота; в нижнем горизонте установлено 6 особей: 50% мелких жвачных, 33,38% крупных жвачных, прочих 16,66%. Диких животных 16,6%.
VII. В предгорной зоне Дагестана у р. Сулак во 2-ом Сигитминском поселении 1-ой четверти I тысячелетия до н.э. (раскопки ДАЭ 1957) обнаружено 84. особи, из них: 27,38% мелких жвачных, 36,90% крупных жвачных, 11,90% лошадей, 1,19% собак, 19,04 свиней (диких), прочих 3,57°/о. Диких животных 22,61%.
VIII. Там же, у реки Сулак во 2-ом Сигитминском поселении I тысячелетия до н.э. (раскопки ДАЭ 1956 г.) найдено 30 особей, из них: 20% мелких жвачных,
36,66% крупных жвачных, 13,33% лошадей, 3,33% собак, 6,66 свиней, прочих животных 20%. Диких животных от всего числа особей 30,0%.
IX. В горах Кахибского района у сел. Урада хутора Гоно в могильниках эпохи ранней бронзы начала второго тысячелетия до н.э. (раскопки ДАЭ, 1956 г.) найдено 17 особей, из них: 23,5% мелких жвачных, 29,4% крупных жвачных, 11,7% собак, диких животных 35,4%.
X. В горах Чародинского района около селения Кучраб в поселении эпохи бронзы (раскопки ДАЭ 1957 г.) найдено 2 особи крупного рогатого скота и оленя (?).
XI. В южном Дагестане, в горах, у сел. Мака Докузпаринского района в УП^У вв. до н.э. в могильнике эпохи раннего железа (раскопки ДАЭ 1953 г.) найдено 4 особи, из них: 25% мелких жвачных, 50% крупных жвачных, 25% лошадей.
XII. В горах Гунибского района близ сел. Ругужда, у хутора Хабада, в могильнике, относящемся к эпохе раннего железа (раскопки ДАЭ 1956 г.) найдено две особи: одна - крупного рогатого скота, другая - свиньи.
XIII. В горах Гунибского района близ с. Ругуджа у хутора Хабада в могильнике VI в. до н.э. III в. н. э. (раскопки ДАЭ 1957 г.) установлено 7 особей: 14,28% мелких жвачных, 14,28% крупного рогатого скота, 57,14% лошадей, 14,28% собак. Дикие животные отсутствуют.
XIV. В предгорье Кизилюртовского района у с. Бавтугай в поселении V-УШ веков установлено 19 особей (раскопки ДАЭ. 1956 г.) из них: 42,1% мелких жвачных, 21% крупных жвачных, 5,26% лошадей, 5,26% собак, 10,52% свиней, 15,78% прочих животных. Диких животных 26,31%.
XV. В предгорной зоне Дагестана, у с. Бавтугай при раскопках (раскопки ДАЭ, 1957 г.) селения V-VII вв. н.э. обнаружено 92 особи, из них: 43,47% мелких жвачных, 19,56% крупных жвачных, 5,43% лошадей, 1,08% собак, 9,78% свиней, прочих 20,65%. Диких животных 30,43%.
XVI. На плоскостной зоне Дагестана у сел. Чирюрт в поселении V-VII вв. н.э. (раскопки ДАЭ, 1957 г.) найдено 57 особей: 35% мелких жвачных, 29,82% крупного рогатого скота, 19,29% лошадей, 1,75% собак, 3,51% свиней, прочих видов животных 10,5%. Диких животных 14,0%.
XVII. В предгорье у р. Сулак в Сигитминской городище V в. н.э. (раскопки ДАЭ, 1956 г.) обнаружено 39 особей, из них: 43,59% мелких жвачных, 30,77% крупных жвачных, 15,38% лошадей, 2,56% собак, прочих 7,69%. Диких животных 7,69%.
XVIII. В горах Хунзахского района в могильнике V-X вв. в урочище Галла (раскопки ДАЭ, 1957 г.) найдено 5 особей: 40% мелких жвачных, 20% крупных жвачных, 20% лошадей, прочих (диких) 20%.
XIX. В горах Чародинского района у селения Ириб в могильниках средневековья (раскопки ДАЭ, 1957 г.) найдено 2 особи: лошадь и собака.
Наибольшее количество костей найдено при раскопках поселений, особенно Сигитминского скального поселения и городища у сел. Бавтугай.
В могильниках найдено значительно меньшее количество костей (до 8% от всего материала или 30 особей домашних и 6 особей диких животных). Обращает на себя внимание большое количество костей диких животных (до 45%) В Гонобском могильнике (начало II тысячелетия до н.э.), что в памятниках более позднего време-
ни наблюдается крайне редко. Это указывает на падающее значение охоты как источника существования с течением времени в хозяйственной жизни народов Дагестана^, c.288-290].
Характеризуя Чохскую культуру в пору мезолита, исследователи отмечают, что носители данной культуры «являлись высокоспециализированными охотниками на безоаровых козлов и муфлонообразных баранов и собирателями растительной пищи, в том числе злаков. В ходе длительной адаптации к экологическим условиям горного Дагестана у них, естественно, должен был накопиться определенный объем знаний об окружающей их в повседневной жизни растительном и животном мире, о способах его использования...»[14, c.120].
Как отмечает М.Г. Гаджиев, основная часть костяного инвентаря эпохи энеолита горного Дагестана является обычным орудийным комплексом раннеземледельческих культур. Например, «костяное изделие из Гинчи - нижняя челюсть оленя. От длительного употребления зубы сточены полностью. Вся поверхность отполирована почти до зеркального блеска. Трасологическим анализом установлено, что это скоблящее орудие для обработки шкур, т.е. струг» [14, c.63]..
Выясняя роль охоты и скотоводства в хозяйственной жизни народов Дагестана по данным раскопок поселений, видимо, необходимо учитывать при анализе костного материала и время, и рельеф местности. В результате чего выявляется большое значение охоты в жизни народов Дагестана в III-II тыс. до н.э. [13, c.290]. Изучение стоянок показывает, что в древности люди охотились на диких коз, кабанов, туров и т.д. Орудия охоты этого периода представлены дротиками, наконечниками копий. Охота была главным источником добывания средств для существования, чему способствовало изобилие диких животных в лесах.
Особый интерес представляет остеологический комплекс Чохской стоянки, характеризующий животный мир горного Дагестана конца плейстоцена - начала голоцена. Здесь встречается много костей мелкого муфланообразного барана [15, c.174], зайца-русака, дагестанского хомяка, из хищников - рыси. Аналогичную картину представляют остеологические материалы и других мезолитических стоянок. На стоянках Козома Нохо (Гунибский район) и Мекеги (Левашинский район) преобладают кости диких козлов и баранов.
Состав дагестанской фауны этого времени показывает, что представленные в ней виды копытных животных являлись обитателями различных ландшафтных поясов. Наряду с представителями труднодоступных высокогорных пастбищ - баранами и отдельными видами козлов, здесь встречались такие обитатели леса, как благородный олень, степи - зубр и лошадь. Приведенные данные свидетельствуют, что известный нам видовой состав верхнеплейстоценовой фауны Дагестана, за исключением муфлонообразного барана, дикой лошади и бизона, сохранился до нашего времени. Подобного рода преемственность служит весьма убедительным доказательством эволюции животного мира данной области, происходившего без резких катастрофических разрывов.
Интересный материал предоставило изучение древнейших образцов искусства кавказских, в частности дагестанских, народов характерно обилие мотивов охоты, их основной темой являются изображения животных. Искусство это характеризуется
особыми чертами и своеобразием художественного стиля. Здесь необходимо отметить встречающиеся внутри сравнительно небольшой, замкнутой территории горного Дагестана местонахождения древнейших писаниц Чинна-Хатта, Чувал-Хвараб-нохо и Харитани-1, представляющие собой особую ценность. Они дают редкую возможность проследить на четко ограниченной территории конкретный исторический процесс сложения и развития мировоззренческих представлений создателей изображений, живших здесь в X-V тысячелетиях до н.э. [16, c.98]. В.М. Котович далее отмечает, что «Известные в настоящее время в горных районах Дагестана местонахождения древних писаниц образуют крупнейший на Кавказе очаг древних рисованных наскальных изображений, хронологические рамки которого определяются от эпохи мезолита и вплоть до эпохи раннего железа» [16, с.98].
Особый интерес для нашей проблемы представляет наличие среди рисованных наскальных изображений в высокогорных урочищах Чинна-Хитта, Чувал-Хвараб-нохо (Гунибский район) и Харитани-1 (Гумбетовский район), изображений лука со стрелой. Сам факт нахождения изображения лука со стрелой среди древних рисунков, датируемых эпохой мезолита, подтверждает предложенную дату, ибо именно в мезолите появляется лук со стрелами, и в наскальных изображениях этого времени известно много сцен охоты с луком» [13, с.38]. Нетрудно заметить, что ареал распространения таких животных, как олень, серна, тур и другие дикие козы, в III тысячелетии до н.э. был довольно широк и захватывал высокогорные и предгорные районы, а олени спускались и на приморскую равнину. Дикая лошадь (тарпан) в то время обитала как в предгорьях, так и на равнине.
Богатейшие остеологические материалы высокогорного Верхнегунибского поселения (IV-III—II тысячелетия до н.э.), включающие такие виды животных, как крупный и мелкий рогатый скот, свиньи, собаки, лошади, олени, зубры, дикие бараны, муфлонообразные овцы, безоаровые козлы, джейраны, серны, туры, медведи, рыси, мелкие хищники, грызуны, зайцы, птицы, убедительно доказывают, что охота на оленей, зубров, различные виды диких баранов и козлов играла немаловажную роль в обеспечении населения мясной пищей. В этой связи небезынтересно отметить, что материалы Верхнегунибского поселения беспристрастно документируют нам полное истребление некоторых видов копытных на таком сравнительно небольшом и изолированном в геоморфологическом отношении участке территории, каким является Верхнегунибское плато, на протяжении 6-7 столетий существования древнего поселения. Уже к концу II тысячелетия до н.э. здесь оказались совершенно истребленными такие животные, как олень, зубр, серна и муфлонообразные овцы.
В конце II и I тысячелетии до н.э. охота продолжала занимать видное место в хозяйстве горцев. В остеологических материалах из археологических памятников этого времени довольно значительна доля костей диких животных, среди которых преобладают кости кабана, безоарового козла, оленя, дикой лошади, кулана.
В наскальных изображениях II-I тысячелетий до н. э. заметное место занимают сцены охоты на различных животных — оленей, серн, туров, кабанов, безоаровых козлов, хищников (рысь, гепард).
Охоту, как значительное подспорье в хозяйственной деятельности населения Дагестана, можно констатировать для всех периодов его истории, вплоть до средне-
вековья. Массовое сужение и изменение ареалов распространения диких животных в средневековый период определяется многими причинами. Но несомненно, что распашка больших земельных площадей, вырубка лесов, интенсивная охота тоже сделали свое дело. Количество диких животных, в первую очередь крупных копытных, катастрофически сокращалось. Многие животные, такие, например, как тур, серна, безоаровый козел, мигрировали в горные и высокогорные районы. Таким образом, археологические материалы с достаточной убедительностью показывают непрерывность и эволюцию древнейших занятий населения Дагестана - охоты и собирательства, как предшественников скотоводства и земледелия.
Археологически земледелие фиксируется в горном и предгорном Дагестане в позднем неолите. В это время микролитоидный инвентарь, свойственный хозяйству охотников и собирателей предшествующих эпох, сменялся макролитоидным [17, ^19-23], а такое резкое изменение инвентаря могло быть вызвано, как и в других областях Азии и Кавказа, только коренными изменениями в хозяйственной деятельности населения, а именно переходом к земледелию в сочетании со скотоводством[17, ^23; 18, с. 283].
Переходя к описанию охоты в исследуемый период отметим, что достаточно дремучие леса Внутреннего и Западного Дагестана, совершенно дикие неприступные скалы, издавна создавали благоприятные условия для сохранения одного из древнейших занятий у населения Дагестана - охоты. В этих краях было очень много разнообразной дичи. Наиболее распространены: медведь, волк, лис, барсук, заяц, тур, косуля, кабан, куропатка, перепелка, фазан и т.д. Однако, как отмечает М.-З.О. османов, в горной части Даргинии лесов «почти нет. Здесь обитают такие древние представители кавказской фауны, как дагестанский тур, безоаровый козел и др. Встречаются также серна, горная индейка, куропатка и др. Однако охотничий промысел здесь развит слабо» [4, аю].
Но, на основной территории Дагестана охотничий промысел имел большое значение и распространение среди наших предков и составлял в их хозяйстве значительную долю. Если в настоящее время охота является для дагестанцев скорее развлечением, чем средством пропитания, то раньше она без сомнения имела существенное значение в жизни населения. Правда, в исследуемое время экономическое значение охоты не для всех дагестанцев было одинаково, потому что, не каждый мог стать охотником. Труднодоступные горы и непроходимые скалы, являвшиеся место обитания различных диких животных и особенно туров, признавали только людей физически сильных, ловких и выносливых.
Охота приносила значительные доходы. Мясо туров, косуль, коз, баранов, зайцы, куропатки, перепелки, тетерева, диких уток и гусей употребляли в пищу, мясо лисы шло в пишу только правая часть ее. А шкуры шли: медвежья шкура, снятая с головой шла вместо ковра на пол, также и волчьи шкуры или продавали. Только турьи шкуры подвергались выделке и применялись в качестве ковриков для намаза, они также шли на пошив шуб и т.д. Шкуры лисы и зайца шли на куртки или выделанные клали в люльку под ноги детей (обрабатывали по той же технологии, что и овечьи шкуры). Турьи рога продавались или ими украшали интерьер жилища. Многих зверей ловили капканами, особенно с ценным мехом. Например, черную лису
(чернобурку), медведя, кабана. А так основным охотничьим оружием у дагестанцев считалось кремневое ружье, которое делали во многих населенных пунктах Дагестана. Оружие дагестанцы держали очень чистым и всегда готовым к употреблению, не занашивая его. Постоянно чистили, смазывали лошадиным костным мозгом и высушивали во время хорошей погоды - все это предохраняло оружие от ржавчины. После каждого выстрела они прочищали ружье шомполом из твердого дерева с железным наконечником, вокруг которого наматывали тряпку.
Временем появления в Дагестане огнестрельного оружия можно считать XVI-XVII в., когда зарождались торговые связи с Крымом, Турцией, Закавказьем, откуда был приток разнообразных товаров, в частности, ювелирных изделий, дорогого оружия[19, с.103]. По-видимому, одними из первых проникли в Дагестан крымские и турецкие ружья, особенно славившиеся здесь. Видимо, доказательством появления огнестрельного оружия в Дагестане именно в этот период могут служить и боевые башни, отличающиеся большим количеством бойниц, начало сооружения которых относится к периоду не позже XVI-XVII в. Правда, в исследуемое время в Дагестане имелись свои мастера, появившиеся, задолго до этого изготовлявшие помимо холодного оружия и огнестрельное оружие тоже.
Среди дагестанцев охота носила как индивидуальный, так и коллективный (групповой по 7-10 человек) характер, особенно когда шли на волков. Но часто объединялись только родственники по крови. У охотников был всегда один подручный, который оставался в стороне от места охоты, и когда охотник подавал знак. Охотник также большое значение придавал охотничьей одежде. Робакидзе А.И. по этому поводу замечает, что «...одежда должна быть легкой, чтобы не мешать охотнику при ходьбе (часто беге) и стрельбе. Вместе с тем она должна быть теплой, т.е. должна обеспечивать максимальное использование природного человеческого тепла, поскольку охотнику часто приходится бывать в таких местах, где невозможно развести огонь. Не меньшее значение имеет цвет одежды» [20, с.31].
Охотники одевали в основном темную одежду. Особое значение они придавали цвету, сливающемуся с естественным, т.е. зеленому и серому. Изменение этих цветов зависело от того, куда направлялся охотник - в скалы или в лес. Обувью для охотника служила обувь из сыромятной кожи («т!анал хьайал» - авар.; «бурчул ус-ту» - лакск.) с чуть вздернутыми носами. В низ клали особую сухую траву («талма» -авар.; «къюллу» - лакск.), предохранявшую ноги от холода и сырости. Охотник имел также кошки - которые предохраняли его от скольжения. Он одевал на ноги домотканые шерстяные ноговицы до колен, которые укреплялись обмотками. Голову покрывал овечьей шапкой, на тело - поверх нательной рубашки архалук, покрывающий колени, а поверх последнего - короткую овчинную шубу без рукавов или брал с собой бурку. Опоясывался кожаным ремнем, на котором были укреплены различные необходимые при охоте элементы (шашка, кинжал, нож, сумка для патронов или пороховницы и др.), за спиной бурка и мешок из телячьей шкуры, в котором была еда. Основным провиантов, взятым охотников в дорогу было толокно. Добыча при групповой охоте у дагестанцев делилась поровну, однако тому, кто подстрелил кроме мяса доставались шкура и голова (рога).
К охоте допускали лишь тех охотников, которые себя ничем не запятнали.
Традиции охоты требовали от охотника быть честным, справедливым и дисциплинированным. Любое указание старшего охотника исполнялось безотлагательно. Лучшее место в ночлеге отводилось старшему охотнику. И в пище лучшая доля предлагалась ему. Впереди всех охотников шел опытный человек, который хорошо знал охотничьи угодья. Его слово было законом для всей гпуппы.
Хорошим охотником называли того, кто ходит на тура. Охота на это животное была сопряжена с большим риском для жизни. К местам обитания туров охотники взбирались по узким тропинкам, которые были расположены над бездонными пропастями. Если они убивали тура, то нести его приходилось на себе. Возвращаться назад приходилось с ношей, пуда в два-три весом по труднодоступным местам. Охота продолжалась иногда сроком до недели и охотники, покрытые грязью, ободранные, исцарапанные, озябшие и измокшие, возвращались с убитым туром[21, ^169].
Охота как подсобное занятие сопрягалось с большим риском. Она была своеобразным единоборством с суровой природой гор, и поэтому наиболее искусные охотники становились как бы народными героями, так как неудачники нередко погибали под лавинами, отыскать их частенько было невозможно.
Для подростков и юношей охота была суровой школой трудового воспитания. Чтобы стать авторитетным охотником надо было проявить мужество и трудолюбие, твердость и мудрость, смелость и упорство, храбрость и великодушие. Эти ценные человеческие качества упорно внушали и прививали детям сызмальства. И.Ф. Бла-рамберг, например, отмечал у карачаевцев: «Воспитание детей поставлено очень строго и достойно всяческого поощрения» [22, ^427], что можно отнести и к дагестанским народам. Достаточно высоко оценивала горское воспитание подростков проф. С.Ш. Гаджиева, она писала, что «Большое значение придавали горцы таким качествам подростков и молодежи, как мужество и умение владеть оружием. Они водили сыновей на охоту, учили стрелять птиц, волков, зайцев и т.д.» [23, ^115].
Народы Кавказа, в частности и Дагестана, придавали большое значение физической закалке детей, что отмечал служивший на Кавказе в 30-40-х годах XIX в. М. Венедиктов: «Гимнастические упражнения с самого детства много способствуют развитию и укреплению физического их организма. Оттого они редко подвергаются болезням и при самом суровом образе жизни, сильны, чрезвычайно гибки и способны к перенесению тяжелых трудов... Дети, пока не в состоянии владеть огнестрельным оружием, стреляют в цель из лука. Приучаясь таким образом определять расстояние и приобретя навык и твердость в руках, впоследствии они стреляют очень метко из ружей и пистолетов» [24, ^46]. «На всех перекрестках, - сообщал также А.Л. Зиссерман о дагестанском горном ауле Кутиша, - кучи. мальчишек стреляют из луков камешками или играют в мяч» [25]..
Чуть ли не с семилетнего возраста отцы и деды начинали учить мальчиков владеть оружием, метко стрелять из лука, а также верховой езде. Особое значение родители придавали выработке воли к победе. Когда дети ссорились и дрались, собравшиеся их не разнимали, если дело не принимало излишне серьезного оборо-та[23, ^115]. «Пусть учатся побеждать», - говорили они. Более того, родители добровольно отпускали детей и подростков на межквартальные состязания. О таком состязании двух кварталов одного селения - пишет А. Омаров: «Накануне уже решали,
- рассказывал он, - драться с мальчиками другого квартала, повыше деревни и для этого приготовляли значки, т.е. навязывали носовые платки на палки; назначали также главу для мальчиков нашего околотка, знаменщика и его помощников. Обыкновенно мать запрещала мне ходить на драку, но я выпрашивал на это ее согласие... Пусть идет; если покажется ему это горьким, так другой раз сам не пойдет», - говорил отец[2б, с.27]. Такие же состязания происходили и между селениями.
В 1823 г. И.И. Нордестам, путешествуя по Аварии, отмечал, что занятие мужчины Антль-Ратля в молодости состоит в упражнениях в искусстве владеть оружи-ем[27, с.325]. В связи с физической закалкой большое значение имели организации для желающих борьбы. Например, «в сел. Урари (нынешний Дахадаевский район) почти каждый еженедельный базарный день для желающих организовывали борьбу. В это день утром с крыши самого высокого дома глашатай объявлял о предстоящей встрече борцов - «мушул башес» и приглашал собраться всех, кто хочет участвовать в этом состязании. Состязались не только молодые люди, но иногда и мужчины, имевшие опыт борьбы и побед. Боролись до тех пор, пока один из борцов не коснется коленом или рукой земли, что считалось проигрышем. Широко известны и популярны в народе были соревнования в метании плоских камней («кхаркъа ив гьес» - дарг.), по бегу («дуц бухъес» - дарг.), скачкам («урчи дуцДдареч» - дарг.). Соревнования происходили при большом стечении народа и сопровождались вручением победителям призов» [23, с.115].
В вопросе о состязаниях и физической подготовке определенный интерес представляли сохранившиеся еще в исследуемое время у некоторых дагестанских народов так называемые общие дома («гъоркьо рукъ» - авар.), или мужские дома, «дома неженатых» («гулалахъали» - дарг.). По свидетельству старшего поколения их важнейшей функцией были физическая закалка, спортивные игры молодых мужчин. Но помимо спортивных игр у этих домов были более широкие цели[23, с.11б].
Более подробно о мужских домах даргинцев-кубачинцев пишет Е.М. Шиллинг, который отмечал наличие у кубачинцев вплоть до 1920-х годов так называемых «домов для неженатых» («гулала-хъали») [28, с.148-162]. Такие же «дома неженатых» или «общие дома» («гьорхьо рукъ») имелись у багулалов. «Каждый день в течение сезона члены мужского союза выходили в одно и то же время, причем в любую погоду, на площадку, за аулом и упражнялись в разных видах спорта» [23, с.117]. Весьма важное место в общественной жизни андийца занимали спортивные и развлекательные игры, проводимые больше детьми и подростками при наблюдении и иногда с участием взрослых. Основное назначение игр - это развлечение, одновременная социализация и стремление к достижению некоторых свойств характера и высоких результатов, таких как бесстрашие, скорость, реакция, умение мгновенно оценить обстановку и оптимизировать свою роль, достичь победы и т.д. [29, с.190].
Молодые люди в этих обществах получали не только физическую закалку, но и нравственное воспитание: усваивали основные каноны горской этики поведения в обществе, учились выдержанности и такту в словах и поступках. Разумеется, используя для отдыха и времяпровождения весь арсенал традиционных развлекательных средств, под руководством опытных представителей среднего и старшего поколения
молодежь приобщалась к этническим традициям своего народа, впитывала в себя и хранила в своей памяти порядок проведения тех или иных ритуалов, т.е. мужские объединения помимо спортивных состязаний выполняла также и культурные функции.
Охотничьи группы тоже являлись своего рода мужскими объединениями: здесь тоже все обязаны были доверять друг другу во всем и ничего не таить. Она тоже была как единая семья и отсюда - успех, удача охоты. Дорожная пища должна была быть общей для всей охотничьей группы. Кому-либо отделиться от общей группы и есть отдельно считалось и считается позором.
У дагестанцев были распространены коллективные формы охоты, при которых использовалась собака. Охотничья собака бывала особой породы: с острой и продолговатой (вытянутой) мордой, длинными тонкими ножками и легким туловищем и опущенными ушами, а примерно с 1950-х годов охотились с кавказскими овчарками («г[иял гьве» - авар.; «ятти ккаччив» - лакск. - досл. «овечья собака»). О значимости роли охоты, например, у хваршин говорит то, что разводили специальных охотничьих собак «бах1риба» которые довольно высоко ценились[8, с.22]. Охотник относился к своей собаке как к другу: учил ее понимать человеческий язык, доставать убитую дичь из горного озера, реки, пропасти, глубокого ущелья, оврага.
Учить щенков для охоты начинали с шестимесячного возраста: их брали с собой на охоту вместе со взрослыми охотничьими собаками. Обучение начинали с обнюхивания шкур разных зверей, чтобы щенок запоминал запах шкур. Охотник во время обучения щенят относился к нему с особой теплотой и лаской. Хозяин свою охотничью собаку учил подниматься на самую высокую вершину гор и скал, чтобы помочь своему хозяину в случае опасности или достать убитую дичь, прыгать через пропасть, лазить на дерево, пройти по ледяной площадке. Охотничьих собак также обучали ползать, кувыркаться, переворачиваться, вставать на задние лапки.
Собаки, как и дикие звери, боятся огня. Охотник свою охотничью собаку заставлял прыгать через костер, чтобы со временем она перестала бояться огня. Охотничью собаку обучали спасать больного или раненного хозяина; она могла показать больного его друга, а также закрыть от нападения хищных зверей. Охотничья собака гораздо быстрее находила дичь, чем сам охотник без собаки. Хорошо обученная собака создавала все возможности для успешной охоты для хозяина. Хорошая собака ценилась довольно высоко, и поэтому самым дорогим подарком для любого охотника считался и считается щенок хорошей охотничьей собаки. Охотничьим собакам, как обычно, давались клички (имена).
Как уже отмечалось выше, из охотничьей добычи собакам выделялась определенная доля - в виде внутренностей (требухи). Из сказанного следует, что собака для охотника оставалась надежной опорой; она охраняла своего хозяина, когда он спал ночью в шалаше. Охотничьих собак приучали не брать приманки посторонних, они всегда лаем предупреждали хозяина об опасности.
Охотились, как уже отмечалось выше, на медведей («ци» - авар.; «цуша» -лакск.), на волков («бвц1» - авар.; «барц1» - лакск.), на лич («ц1ер» - авар.; «ц[улч1а» - лакск.), на барсуков («пагру-бакьуч» - авар.; «хьхьувайсса» - лакск.), на зайца («анк1» - авар.; «бюрх» - лакск.), на куропаток («мокьокь» - авар.; «къахъну»
- лакск), на перепелок («ч1ороли» - авар.; «ххюнч1а» - лакск), туров (бис» - авар.; «ав» - лакск.), на косуль («багь-нац» - авар.; «бархху» - лакск.), на кабанов («болгъон» - авар.; «вац1лул дунгъуз» - лакск.), на куниц («цакьу» - авар.).
Когда охотники шли на охоту, выходили очень рано, а вечером возвращались. А у кого были охотничьи собаки - выходили на охоту вечером. Охотники знали, что туры рано утром поднимались в горы, а вечером спускались вниз и тогда собаки их задерживали внизу ночью. Охотничьи собаки загоняли туров, лазили на скалы и держали их до прихода охотников. Охотники отдыхали в жилищах-стоянках для чабанов, на ночлег там не оставались. Когда убивали дичь, жарили на месте печень и почки. Лучшими кусками считалось мясо у позвоночника, ляжки (окорок). Делили между охотниками мясо следующим образом: мясо делили на равные куски по числу охотников, затем один отворачивался, и у него спрашивали кому тот или иной кусок, он называл по именам всех охотников по очереди. Или между двумя кусками мяса клали нож и спрашивали у отвернувшегося охотника: кому лезвие - кому рукоятка -«гьан бакьал» (раздача мяса). Если охотников было пять человек, то дичь делили на шесть кусков: 1 кусок рассчитывался на общую трапезу на природе. Видимо, пережитком древнего охотничьего хозяйства является обычай, по которому мясом и мясной пищей ведал исключительно один из мужчин. В семье это был глава семьи, а в охотничьей группе старший охотник. То же самое наблюдалось, и продолжает наблюдаться по сей день: на общественных пирах, пикниках, свадьбах, поминках мясо распределял и распределяет мужчина.
Опытные охотники хорошо знали привычки дичи, например, туров. При пастьбе у туров обязательно один тур стоял на высоте и смотрел по сторонам. При опасности он предупреждал криком остальных и все убегали в противоположную сторону; тут охотники закрывали им дорогу с обеих сторон и убивали. В основном охотились на те виды животных, которые были массовыми, крупными и наиболее доступными. Сколько бы человек не было в охотничьей группе, больше 3-4 животных нельзя было убивать.
Со временем охотники вырабатывали некоторую специализацию в своем ремесле, в том числе и бережливое отношение к диким животным свод определенных непреложных правил. Не допускалась бесконтрольная охота на зверей. Был запрет на охоту на животных во время выкармливания потомства. Регулировалась добыча, исходя из различных потребностей, объективно необходимых и достаточных для поддержания нормальной жизни. Так, например, на туров, косуль допускалась охота в месяц «когда трубит олень», т.е. в октябре. Не разрешалось трогать и стельное животное. Поскольку охотники нередко шли на опасного зверя, они прекрасно знали их повадки, готовили оригинальные капканы. В горной, высокогорной зонах животных с ценным мехом, таких как черная лиса или куница, ловили капканами («гудур, къор» - авар.; «къар» - хварш.; «къат1а» - лакск.). Других отсреливали кресневыми ружьями («туби» - хварш.), которые у хваршин, например, изготавливали в Хоно-ке[8, с.22]. Для примера рассмотрим охоту у некоторых народов Дагестана.
Дагестанские терекеменцы. Охота в равнинном Дагестан несколько отличалась по своему направлению: здесь чаще охотились на водоплавающих птиц, которые водились в камышовых зарослях, где устанавливались сетевые ловушки.
Приманкой при этом служило зерно. Некоторые предприимчивые терекеменцы для ловли уток устраивали искусственные озера - нига и держали их постоянно на правах собственности[зо, с.194].
Охота на лесную дичь - овчулуг - носила коллективный характер, - отмечает С.Ш. Гаджиева, - «Объектами охоты у терекеменцев были лисы, волки, шакалы, кабаны, барсуки, зайцы. Охотились с собакой, ястребом. Терекеменская земля, ее лучшие охотничьи угодья, была местом охоты и членов уцмийского феодального дома. Последние приезжали сюда с большой свитой, с борзыми собаками. Известные охотничьи угодья в конце XIX в. принадлежали генералу П. Лазареву» [6, с.59].
Лезгины. Отмечая охоту в Южном Дагестане С.С. Агаширинова отмечает, что «охота составляла одно из любимых занятий мужчин. Территория лезгин богата зверем и дичью. Здесь водятся волки, шакалы, лисицы, куницы, зайцы и др. В горах обитают олени, кабаны и т.д. Из боровой дичи - тетерева, горные индейки, фазаны и курочки, дикие утки и гуси, куропатки и т.д.
Охотились в основном с ружьем. На крупных зверей расставляли также капканы, ловушки, устраивали ловчие ямы. Для охоты на куропаток пользовались прямоугольным (2,2 м) нитями из холста или ситца, натянутых на деревянные рамы. На холст нашивали цветные тряпочки. Прячась за щит, охотник приближался к стае и стрелял сквозь отверстие в нем. Такой способ охоты на куропаток был распространен и у других народов Дагестана, а также азербайджанцев, армян и других народов Кавказа[5, с.44]. Далее автор отмечает, что «охота среди лезгин никогда не составляла сколько-нибудь существенного источника семейного дохода, но повсеместно была любимым занятием мужчин, своеобразным спортом для них».
Годоберинцы. Охота - одно из древнейших занятий годоберинцев, имевшее некогда гораздо большее значение, чем в интересующее нас время (XIX - начало XX в. - авт.). Народные предания во множестве вариантов повествуют об отважных и метких охотниках, умевших со значительного расстояния и с большой точностью поразить животное стрелой («ирхъва» - годобер.; лук - «к1анчи» - годобер.), пулей («гула» - годобер.). В XIX в. охота для годоберинцев промыслового значения не имела и носила лишь эпизодический характер. Охотились главным образом на оленей («рич!а» - годоб.), туров («бильо» - годоб.), серн («чанйи» - годоб.), реже - на зайцы, птицу (соотв. - «к^нкьала», «зибирх», «кьан^ала» - годоб.; щиним» - годоб). Медведь, лиса, волк (соотв. - «сингьи», «сари», «бацЫ») специальными объектами охоты не были: их отстреливали постольку, поскольку они наносили урон хозяйствам джамаата. Обычным снаряжением охотника было кремневое ружье («ту-маги», кремень - «т!аму» - годоб.), заряжавшееся свинцовыми («т!уми» - годоб.) пулями (или деревянными в свинцовой оболочке), и охотничий нож («бесун» - годоб.) либо кинжал («хханжар» - годоб.). Привозному пороху («гьунча» - годоб.) охотники отдавали предпочтение: местный, кустарного исготовления, считался некачественным. Использовались охотниками и самые разнообразные силки, западни, ловушки («къуртина» - годоб.). По сложившейся традиции, охотник приносил добычу, дичь до края селения, в селение ее несли его односельчане. Они же выделяли охотнику его часть, долю («т!уби» - годоб.) - шкуру, голову и правую заднюю ляжку животного, остальное распределялось между соседями и односельчанами охотника.
Путник, повстречавший охотника с добычей, имел право своего пая от нее. Это право распространялось и на любого гостя («ццейи» - годоб.), находящегося на данный момент у кого-либо из членов джамаата. Все эти и другие подобные обычаи, являющиеся отголосками стародавних представлений, подчеркивают древность охотничьего промысла и его былое значение для местного населения[7, с.43].
Гунзубцы. Одной из важнейших занятий гунзибцев была охота на диких животных - медведя («сы»), тура («алтье»), оленя («лод»), зайца («хъи»), волка («бац1а»), лисицу («са») и др. Самой распространенной была охота на туров и оленей. Мясо их применяли в пишу, шкуры выделывали и использовали для шиться мужской обуви и головных уборов, а также являлись предметом продажи и обмена. Из птиц объектом охоты были куропатки («гъагъбар»). Волков, медведей, кабанов убивали из-за вреда, наносимого ими домашнему скоту и посевам. Преследуя дичь, охотник взбирался на самые неприступные кручи гор. Для облегчения таких подъемов у гунзибцев существовали особые приспособления типа подков с щипами -«гьальцо», которые привязывались к обуви. Широкое распространение огнестрельного оружия с одной стороны и повышение спроса на кожу и шкуру - с другой, привели к концу XIX - нач. XX в. к массовому уничтожению животных [9, с.30].
Гинухцы. Определенным подспорьем в хозяйстве служили продукты, добываемые охотой на диких животных - медведя - «зе», волка - «боци», зайца - «хьи», оленя - «бальи», дикого кабана - «бальльи», лисицу - «зеру». Самой популярной была охота на оленя и дикого кабана. Мясо оленя применяли в пищу, шкуры выделывали для шитья головных уборов и обуви. Кабанов, волков, медведей, лисиц убивали из-за вреда, наносимого ими посевам и домашнему скоту. Из птиц объектом охоты были куропатки[ю, с.26]. Охота, тем не менее, обеспечивала дагестанцев хорошей, но умеренной пищей. Мясо дичи употреблялось дагестанцами, как и многими народами в диетотерапии; куда входило мясо куропаток, голубей и т.д. [31, с.107]. Считалось, что медвежье мясо и сало помогает при туберкулезе. Поэтому мясо убитого медведя хранили в вяленом виде. Медвежью желчь в смеси с околопочечным (нутряным) жиром доводили до однородной массы, ставили в прохладное светонепроницаемое место и использовали для растирания суставов. У охотников особо ценилась волчья желчь: несколько ее капель они добавляли в воду или чай для аппетита.
При туберкулезе ели барсучье мясо, барсучья желчь смешивалась с нутряным жиром и тоже применялась для растираний. Волчье сердце - «бац1ил рак1» давали мальчикам, чтобы они выросли смелыми и крепкими. По замечанию Г.А. Гаджиева «ребенку давали испеченную печень и сердце волка, чтобы он был таким же храбрым. Аналогичным образом поступали и в отношении щенков, давая им волчье мясо. Чтобы дети переносили оспу безболезненно, их заставляли перешагивать через живого волка» [32, с.105]. Волчью шкуру вешали на ульи от сглаза; считалось, что клык волка оберегает детей, и многие вешали его в виде амулета на детей. Различные части тела волка довольно часто применяли в любовной магии, особенно народы Нагорного Дагестана [32, с.105]. Пережитки подобных воззрений рудиментарно сохранились в Дагестане в форме почитания черепов различного вида животных, наделение магической силой отдельных частей их скелетов (лопатка, «альчик»,
клыки, хвост и др.), в обрядах жертвоприношений и др. [32].
Почитание диких зверей, на которых охотились и которые обитали в местах проживания народов Нагорного Дагестана видно так же по праздничным персонажам - «бацЫ», «боц!и» (волк) языческих праздников горцев, в частности, на празднике «игби», приурочиваемый дидойцами сел. Шаитли к середине зимы. Где-то до 6о-х годов XIX века сел. Шаитли являлось центром «вольного» общества Дидо-Шаитли (Илан-Хёви), объединявшего всего 13 селений. За неделю до дня «игби» в центре селения появлялись 3-4 ряженых в виде волков, в сопровождении мальчиков, которые от имени «боцЫ» возвещали жителей селения о необходимости готовиться к празднику - делать хлебцы - игби или же, кто не приготовит их, будут наказаны боц!и [33]. Здесь «боц!и» как бы являются «организаторами» праздника, что говорит об их авторитете среди сельчан.
Персонажами праздника являются волки (баци - ед.ч.), лесные люди («цикесжек!у» - ед. ч.), шайтан, скелет, врач, спекулянты, туристы, милиционер, военный им квидили («хъвидили») - центральная финура праздника. Маски волков изготавливаются конусообразными из телячьих, коровьих, овечьих, козьих шкур мехом наружу, с прорезами для глаз, носа и рта. К острому концу маски могут подвязываться разноцветные короткие ленточки. Костюм волка, кроме маски состоит из вывернутой мехом наружу, подпоясанной ремнями шубы, традиционной вязаной обуви («гедоби») и перчаток фабричного производства^, с.115].
Здесь, хотя праздник «игби» превратился в простое развлечение, устраиваемое дидойцами в честь календарного весеннего праздника. Здесь хозяйственная направленность достаточно очевидна. Только идея маскирования имеет более глубокий смысл. В древности это был мотив перевоплощения, что составляет содержание тотемических верований, т.е. предмет, оставаясь сам собой, оказывается одновременно чем-то другим. А.Д. Авдеев считает подлинной сущностью маски то, что она надевается «целью преображения в данное существо» [34]. Но здесь «перевоплощения» уже нет, но цель - скрывать свою личность под маской, а значит, в какой-то мере изменить свою личность, остается.
Достаточно также поверий у горцев Дагестана связанных с медведем - «ци» (авар.), «синка» (дарг.), «цуша» (лак.). Считали, что медведь находится в родстве с человеком. Считалось, что он рожден женщиной от незаконной связи [32, с.105]. Однако, Г.А. Гаджиев считает, что «верования, связанные с медведем у горцев Дагестана, по сравнению с верованиями народов Сибири, Поволжья, Дальнего Востока, у которых есть медвежьи праздники, где он считается тотемным животным, и сложился его культ, олицетворяющий культ мужского начала, в обществе лесных охотников, весьма скудны и неразвиты» [32, с.105]. По поверью, допускалась близкая связь человека с медведем. Медвежьи лапы, когти считались действенным амулетом от «сглаза», их вешали на пасеку, медвежьим салом кормили собак и щенков, чтобы они походили по силе на медведей. Полагали, что медвежий жир способствует быстрому залечиванию ран.
Помимо волка и медведя, были поверья, связанные и с другими дикими животными, на которых непосредственно охотились. Например, заяц - «гьанкЪ> (авар.), «гьяри», «гурда» (дарг.), «бюрх» (лакск.) тоже играл какую-то роль в по-
верьях в исследуемое время. Мясо зайца употреблялось в пищу всеми, кроме беременных женщин - ей было запрещено есть зайчатину, чтобы у новорожденного не появились внешние признаки зайца («заячья губа») [35, с.238; 36, с.133]. и т.д. Представление народов Дагестана о том, что различные добродетели и пороки можно приобрести посредством употребления мясной пищи, как известно, является частью разветвленной системы симпатической магии, и было широко распространено в прошлом[37, с.549;]. Право делить мясо членам семьи во время домашней трапезы тоже являлось мужской обязанностью, как уже отмечалось выше. А. Омаров достаточно подробно описывает вечернюю трапезу в своей семье: «когда бывал суп, она (мать - авт.) наливала его из котла в глиняную чашку: чашку эту она ставила на круглый медный невылуженный поднос, клала на него еще целый горячий хлеб и ляжку баранины, сваренную в супе, потом клала несколько деревянных ложек и все это ставила перед отцом, который сидел в это время на своем месте. Я садился около отца, а мать напротив него. Отец брал сначала хлеб и, произносил «во имя Бога», ломал его на куски, которые клали кругом подноса; потом вынув из-под кинжала нож, разделял баранью ляжку всем. Первый кусок давал мне, а именно - предплечевую кость, а потом матери доставалась плечевая кость, а себе оставлял лопатку. Если бы он предложил ее мне или матери, само собою, мы бы, не позволили себе отнять у отца почетный кусок. Это было бы против обычая. Точно также, если бы кто-нибудь из них взял себе мою часть, то этим бы меня обидел. Я бы мог, пожалуй, оскорбиться за такое нарушение моих прав, и, чего доброго, оставил бы себя без ужина, в отмщение родителям» [38, с.21]. У дагестанцев существовали еще другие охотничьи приметы и обычаи. Например, мясо на охоту не брали (в качестве еды), считалось, что охота будет неудачной, если брать мясо из дома, т.е. запрещалось брать с собой в дорогу что-либо мясное или жирное [39, с.30]. Считалось, что якобы охотник должен брать с собой сухую пищу, а «приправу» (с чем есть хлеб) охотнику даст божество (авар.). Точно также воздержаться от мясной и жирной пищи должна была жена охотника. Ей также запрещалось говорить, кому бы то ни было о причине отсутствия мужа.
Согласно некоторым зафиксированным у аварцев материалам, владыка, или ангел зверей, их пастух - зооморфен по своей природе. Считалось, что его от других зверей его породы отличают лишь некоторые признаки: белый цвет, белое пятно во лбу, необычный размер, перевитые или вывернутые рога, или пятнистая «пестрая» шкура. Это животное сторожило стадо. Если по ошибке или недомыслию охотник не сумеет отличить его от других животных и попытается убить, охотника могла настигнуть беда. Аварцы называли покровителя всех трудов - «хъех1раб бис». Зооморфный пастух или сторож обычно ведал лишь стадами зверей своей породы. Как уже отмечалось, что касается магических запретов, разных видов охотничьей табуа-ции, то это устойчивое проявление промысловой магии[40, с.23]. Многие магические средства и поверья дагестанцев ничем не отличались от тех, которые были известны другим народам Кавказа и мира. Так, например, повсеместно считалось, что оружие - мужской атрибут. Соответственно, чистить, хранить его имели право только мужчины. Женщинам не разрешалось даже прикасаться к нему. Охотничьи запреты, видимо, возникли из элементарных и вполне целесообразных мер предосторожности на охоте: не спугнуть зверя шумом, разговорами, запахом и т.п.; отсюда
требование соблюдать всякую скрытость, тишину, чистоплотность на промысле. На этой же почве сложились суеверные запреты для женщин - касаться промыслового инвентаря и пр. [40, с.23]. К этой же категории относятся широко распространенные у охотников запреты и ограничения: не разрешалось убивать слишком много дичи -больше, чем необходимо охотнику; запрещалось причинять животному лишние страдания, поэтому капканы - «гудур», «кьор» обязательно проверялись два раза в сутки, чтобы дичь не мучилась.
Помимо всяких запретов во время охоты дагестанцы, как и многие народы Кавказа и мира, верили в мифическое лицо, которое заботилось о благосостоянии диких зверей. Согласно нашим полевым материалам, народности аваро-андо-цезской этноязыковой группы верили в божество диких животных и охоты - Буду-лаал (Будалаал) якобы охотник убивает то животное, мясо которого, не повредив костей уже отведали, а затем оживил Будалаал. Убив тура и разделывая его, охотник не должен был ломать костей. Их нужно было оставлять целыми, чтобы горные духи могли впоследствии оживить животное. Охотников, убивающих дичь сверх меры, Будалаал наказывает, - пишет в своей статье о божестве охоты Р.И. Сефербеков [41, с.73]. Автор статьи отмечает почти у всех народов Дагестана запрет на ломку костей животных, якобы Будулаал (Будалаал) собирают эти кости, бросают их в шкуру и оживляет этих животных. Недостающие кости заменяют ветками. Данный момент (то, что животное оживляет Будалаал) ставит животное в разряд умирающих и воскресающих божеств растительности, культ которых имел распространенность в древности у народов Передней Азии, Восточного Средиземноморья и Египта и также проявлялся в той или иной форме у многих народов мира и в более позднее время [37]. Вера в богов диких животных и охоты сохранялась и в религиозных представлениях других народов Дагестана: у даргинцев - Мамахъус, у лакцев - Авдал, у лезгин не сохранилось верований о божествах диких животных и охоты, у цахуров покровителем зверей был Абдал [42, с.7]. Он, по свидетельству А. Дирра: «заботится о диких зверях, пасет и доит их; иногда он показывается охотникам в виде белого зверя или белого человека; однако, это всегда предсказывает неудачу для охотника» [12, сю 27; 42, с.7]. Здесь у них всякого богоугодного человека, всякого, отвернувшего земные блага ради Бога, и это позволяет нам думать, что Абдал не что иное, как искаженное абд-уллхи «раб Божий». Абдул - покровитель дичи дает, однако, охотникам только то, что он предназначил на «заккет», т.е. на долю бедных. С данным раскладом А. Дирра мы не согласны, т.н. речь должна идти, и идет об определенном языческом персонаже - покровителе диких животных и охоты.
В своей небольшой статье А. Дирр описывая сванские, мегрельские, тушинские, осетинские, черкесские, кистинские обычаи, связанные с охотой, пришел к выводу, что при изучении мифологических представлений и верований кавказцев нельзя отрешаться от мысли, что существовала на Кавказе одна религия, которая впоследствии была затемнена и отчасти вытеснена историческими религиями. Но она сохранилась еще у многих кавказских народностей, в виде пережитков, суеверий и в фольклоре» [42, с.13].
Покровители охоты и диких животных имелись у ингушей и чеченцев, каким являлся одноглазый Елта, «покровитель охотников, царящий над лесами и дикими
зверями». Он царь лесов и всех его обитателей, как лесных людей, так и зверей. Удача на охоте всецело зависела от Елта. Поэтому всякий охотник перед охотой непременно обращался к нему с мольбою о помощи, просил его, чтобы он не отгонял от него зверей, после охоты приносил ему в жертву рога убитого зверя[43, с.159]. Ингуши почитали Елта как могущественного бога. По древнейшим поверьям, он имел зооморфные черты. Его часто представляли в облике белого кавказского тура. Дикие промысловые животные считались его собственностью, поэтому охотники и вымалывали их у него с помощью различных заклинаний и ритуалов [44, с.63].
Итак, в данной статье при изучении охоты народов Дагестана в XIX - начале XX в., были рассмотрены специальные и очень редкие приемы охоты, сопровождавшиеся существовавшими в исследуемый период суевериями - приметами, запретами, обычаями дагестанцев. Охота у дагестанцев велась: с ловчими птицами (в основном представителями господствующего дома), самостоятельно или с собаками; велась охота группой, с применением капканов, ловушек, ям, петлей (для птиц - куропаток, диких индеек и т.д.), а также ружейная охота. Что касается охотничьего снаряжения дагестанцев, то оно мало чем отличалось от северокавказских соседей.
Примечания:
I Охота («чанах» - авар.; «ав» - лакск.); охотник («чанахъан» - авар.; «авчи» - лакск.). Список литературы:
1. Мунчаев Р.М. На заре бронзового века. Неолит, энеолит, ранняя бронза. М., 1975.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2. Т. 21. М., 1961.
3. Гаджиева С.Ш. Кумыки. М., 1961.
4. Гаджиева С.Ш., Османов М.О., Пашаева А.Г. Материальная культура даргинцев. Махачкала, 1967.
5. Агаширинова С.С. Материальная культура лезгин. XIX - начало XX в. М., 1978.
6. Гаджиева С.Ш. Дагестанские терекеменцы. XIX - начало XX в. Историко-этнографическое исследование. М., 1990.
7. Алимова Б.М., Лугуев С.А. Годоберинцы: Историко-этнографическое исследование. XIX -начало XX века. Махачкала, 1997.
8. Мусаева М.К. Хваршины. XIX - начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 1995.
9. Ризаханова М.Ш. Гунзибцы. XIX - начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2001.
10. Ризаханова М.Ш. Гинухцы. XIX - начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2006.
II Лугуев С.А., Магомедов Д.М. Каралал (каратинцы): Историко-этнографическое исследование. XIX - начало XX в. Махачкала, 2009.
12.Халидова М.Р. Образ покровителя охоты, зверей в преданиях и легендах народов Дагестана / / Дагестанская народная проза. Махачкала, 1982.
13. Золотов К.Н. Роль охоты и животноводства в хозяйственной жизни населения Дагестана в древности / / Материалы по археологии Дагестана. Ч. II. Махачкала, 1961.
14. Гаджиев М.Г. Ранне-земледельческая культура Северо-Восточного Кавказа. М., 1991.
15. Амирханов Х.А. Чохское поселение. Человек и его культура в мезолите и неолите горного Дагестана. М., 1987.
16. Котович В.М. Древнейшие писаницы горного Дагестана. М.: Наука, 1976.
17. Котович В.Г. Археологические работы в горном Дагестан // Материалы по археологии Дагестана II. Махачкала, 1961.
18. Котович В.Г. К вопросу о древнем земледелии и скотоводстве в горном Дагестане // УЗ ИИЯЛ. Т. IX. Махачкала, 1961.
19. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа их связи с Россией: (вторая половина XVI - 30-е годы XVII в.). М., 1963.
20. Робакидзе А.И. Формы организации труда в народном хозяйстве древней Грузии. I. Тбилиси, 1941.
21. Владыкин М.В. Путеводитель и собеседник в путешествии по Кавказу. М., 1985.
22. Адыги. Балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов 18-19 в. Нальчик, 1974.
23. Гаджиева С.Ш. Семья и брак у народов Дагестана в XIX- начале XX в. М., 1985.
24. Венедиктов М. Взгляд на кавказских горцев / / Сын отечества. Ч. 88. СПб., 1837.
25. Зиссерман А.Л. Десять лет на Кавказе / / Современник. Ч. 47.1857. № 9.
26. Омаров А. Как живут лаки. Вып. III. Тифлис, 1870.
27. Норденстам И.И. Описание Антль-Ратля // История, география и этнография Дагестана. XVII-XIX в. Архивные материалы. М., 1958. С. 325.
28. Шиллинг Е.М. Кубачинцы и их культура М.-Л., 1949.
29. Агларов М.А. Андийцы. Махачкала, 2002. С. 190.
30. Записка о сословно-поземельном строе в Кайтаге (1901 г.) // Феодальные отношения в Дагестане. XIX - начало XX в. Архивные документы. М., 1969.
31. Дибиров М.А. Пищевые продукты домашней птицы и дичи в народной диетотерапии аварцев^К - начало XX в. // Система питания народов Дагестана (XIX-XX вв.). Махачкала, 1990.
32. Гаджиев Г.А. Доисламские верования и обряды народов Нагорного Дагестана. М., 1999.
33. Карпов Ю.Ю. Общинный зимний праздник у цезов // Советская этнография. 1983. № 3.
34. Авдеев А.Д. Маска (Опыт типологической классификации по этнографическим материалам). МАЭ. М.; Л., 1957.
35. Рамазанова З.Б. Традиционная пища народов Нагорного Дагестана в XIX - начале XX вв. Махачкала, 2011.
36. Рамазанова З.Б. Пища народов Южного Дагестана (народности лезгинской группы) в XIX - начале XX вв. Махачкала, 2009.
37. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1980.
38. Омаров А. Как живут лаки / / Сведения о Северокавказских горцах. Вып. 3. Тифлис, 1870.
39. Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. М., 1976.
40. Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1990.
41. Сефербеков Р.И. К характеристике некоторых мифологических персонажей аварцев-гидатлицев / / Вестник Дагестанского научного центра. Махачкала, 2004. № 17. С. 72-73.
42. Дирр А. Божество охоты и охотничий язык у кавказцев // Сборник материалов для описания местностей и племён Кавказа. Тифлис, 1915. Вып. 44. Отд. IV.
43. Далгат Б.К. Первобытная религия чеченцев им ингушей. М., 2004.
44. Дзарахова З.М.-Т. Охота как древняя отрасль хозяйственной деятельности ингушей // Ингуши в трудах Башира Далгата. Назрань, 2011.
Статья поступила: 25.08.2019
