CC BY
49
УДК 93/94
«ОХОТА НА ВЕДЬМ» В КУРСКОМ НАМЕСТНИЧЕСТВЕ В XVIII ВЕКЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ГОРОДОВОГО МАГИСТРАТА И СОВЕСТНОГО СУДА)
© 2019 И. С. Ефремова
аспирант кафедры российской истории и документоведения e-mail: [email protected]
Белгородский государственный национальный исследовательский университет
В статье освещается порядок рассмотрения особой категории дел, имевших сакральный характер. Делается акцент на зависимости процедуры разбирательства «духовных» тяжб от уровня общественного сознания. Исследователь приходит к выводу, что институциализация мирового судопроизводства стала важнейшей вехой на пути к гуманизации судебной системы. Многие гражданские дела изымались из ведения магистратов и других сословных инстанций и передавались на «суд равных», целью которого было достижение «мирового согласия».
Ключевые слова: магистрат, совестный суд, городничий, ведовство, сословное судопроизводство, мировые посредники, словесный судья.
В судебной практике Российской империи совестные суды появились вследствие реформаторской политики Екатерины II. Основным законодательным актом, регламентировавшим их деятельность, были «Учреждения для управления губерний Всероссийской Империи» от 7 ноября 1775 г. (далее - Учреждения) [ПСЗРИ. Т. XX. Ст. 14392: 229-304]. В соответствии с упомянутым нормативным актом, эти юридические инстанции наделялись широким кругом полномочий в отношении особой категории дел [Там же: 278]. Среди таковых в ст. 399 указывались внутрисемейные конфликты; преступления, совершенные безумными или малолетними; дела об оскорблении личности, причинении телесных повреждений, краже движимого и недвижимого, в том числе церковного, имущества, а также разного рода «сакральные» проступки, именуемые «колдовством». В целях унификации судебной системы, в процессуальном аспекте к ним предъявлялись те же требования, что и к учреждениям общей юстиции, с одной существенной особенностью. Как «преграда личной безопасности», при вынесении приговора суд «по совести» одновременно руководствовался не только юридическими нормами, но и общечеловеческими законами морали, проявляя гуманность, милосердие и почтение к ближнему [Там же: 278].
Предтечей совестных судов был институт посредничества, известный со времен Киевской Руси [Давыденко 2003: 115]. В елизаветинское время эти юридические канторы получили своеобразную специализацию: гражданские споры рассматривали суды по совести [Барац 1893: 30], экономические - прикрепленные к ярмаркам словесные суды [Воропанов 2014: 10]. Последние в соответствии с сенатским указом от 5 мая 1754 г. [ПСЗРИ. Т. XX. СПб., 1830. Ст. 10222: 66-67] рассматривали тяжбы исключительно по коммерческим вопросам. Как следствие, судьи избирались из местного купечества и мещанства и несли ответственность перед городовыми магистратами [Там же: 66]. Введение в практику отечественного судопроизводства совестных судов было серьезным шагом на пути к оформлению института мировой юстиции. Согласно ст. 396 Учрежнений, они стали первым всесословным судебным органом [ПСЗРИ. Т. XX. Ст. 14392: 279]. Их штат состоял из одного судьи и шести заседателей, избираемых на три года по двое от каждого из сословий (дворян, горожан,
государственных крестьян). Кандидаты на должность судьи подлежали жесткому отбору. Помимо соответствующего социального статуса (штаб- или обер-офицер), от желавшего занять вакансию требовалось быть человеком «...к тому способным, совестным, рассудительным и беспорочным.». Должность заседателя могли занимать лишь «.люди добросовестные, законы. и учение знающие» [Там же: 279].
Совестные суды были наделены широкими полномочиями, рассматривая как гражданские, так и уголовные вопросы. Однако их постановления носили преимущественно рекомендательный характер. Кроме того, суд не обладал правом юридической инициативы, принимаясь за работу после соответствующих указов наместнического правления, сообщений из других учреждений или прошений частных лиц. Заседания совестного суда проводились не реже трех раз в год, а дополнительно -«когда дело есть» [Там же].
26 января 1945 г. на хранение в Государственный архив Курской области (ныне - ОКУ «Госархив Курской области») [Путеводитель 2005: 6-12] в составе 82 единиц поступил ф. 123 «Курский совестный суд». Среди 272 дел, образованных вследствие переработки фонда, два представляют особый интерес по причине своей «необычности». Как отмечалось ранее, совестные суды занимались решением вопросов, требовавших особого рассмотрения. В частности, к подобным случаям относились так называемые «ведовские» дела, имевшие смежное положение между гражданским и духовным ведомствами.
В судебной практике царской России такие преступления не были редкостью, в особенности после церковного раскола сер. XVII в. [Зеньковский 1995: 456]. Еще с 1626 г. существовал Патриарший приказ, в 1660-е гг. переименованный в разряд [ПСЗРИ. Т. I. СПб., 1830. Ст. 412: 699-715]. Вплоть до своего упразднения в 1700 г. он судил лиц, замеченных «.в расколе и в каких противностях церкви Божией и в ересях.» [ПСЗРИ. Т. I. Ст. 1818: 87-88]. В дальнейшем дела ведунов и сельских знахарей одновременно подлежали рассмотрению и в церковных инстанциях, и в Тайной канцелярии, и в Святейшем Синоде, и в Юстиц-коллегии [Лавров 2000: 22-37]. Все зависело от того, какую окраску намеревались придать следствию: бытовой тяжбы, государственного преступления или вероотступничества [Лавров 2000: 22-37]. С учреждением совестного судопроизводства они в первую очередь передавались в ведение гражданской юстиции. Особенно это казалось провинции, где немалую роль в следствии играли магистраты, уездные суды и расправы. Рассмотрим несколько частных случаем из практики Курского совестного суда.
12 марта 1780 г. из нижней расправы поступило дело, присланное при описи из бывшей воеводской канцелярии. Поводом к возбуждению следствия послужил рапорт частного смотрителя секунд-майора Калашникова от 23 сентября 1779 г., к которому прилагались показания курского помещика капитана А.С. Аммосова. По словам последнего, однодворец А. Агибалов вызвал к себе проживавшего у него в имении поляка С. Михайлова «...для вынашивания ястреба в лес и в удушении его за горло... и о найденных после побегу его Агибалова в его сундуке сумнительных к волшебству клонящихся тетрадишках в ящике с костьми и кореньями...» [Ф. 123. Оп. 1. Д. 40: 1 об.]. Последние были осмотрены представителями от воеводской канцелярии, прибывшими для освидетельствования места преступления (при побеге Агибаловым была украдена серебряная посуда и денежные средства), и «.более производства никакого не было» [Там же: 1 об.]. В силу бинарного характера, дело одновременно было передано и в Курский нижний земской суд - в части, касаемой кражи, - и в совестный с приложением вещественных доказательств. В акте освидетельствования значилось следующее: «Ящик малиновый, в нем мелкие кости белые, признавательно лягушачьи, небольшой кусочек, незнаемо в чем сваренной, наподобие незнаемо какого
кореня,..тетрадка на четырех малых листах о лечении разных болезней» [Там же: 4]. Указанный документ был заверен подписями канцеляриста Н. Полонского и секретаря А. Суржикова в присутствии вызванного из Севского пехотного полка лекаря Г. Чагринцова. Последним 16 марта 1780 г. был осуществлен дополнительный осмотр найденных предметов. В нем указывалось, что в ящике «... кости и мясо летучей мыши, или натапыря, а не коренья, и оно вреда никакого сделать не может» [Там же: 9], а записи в тетрадях к лечению болезней никакого отношения не имеют. 22 марта 1780 г. при указе совестного суда дело было отправлено в Курское духовное правление [Там же: 11-11 об.], которое 26 марта в доношении представило свой вердикт. К производству допроса В. Агибалова высылался священник курской градской Покровской церкви Илья Алексеев, который должен был осуществить причастие [Там же: 12]. После допроса всех свидетелей, осмотра вещественных доказательств и проведения очных ставок совестный суд в июле 1780 г. составил предложение, в котором значилось: «...те тетрадишки и ящик отослать к курскому городничему майору А.С. Балобанову и велеть сжечь, а его, Агибалова, хоть он и чинит запирательство .употребить в земельную работу...» [Там же: 29]. Таким образом, дело с ведовским подтекстом полностью приобрело гражданский характер. Стоит отметить, что Святейший синод и связанные с ним инстанции имели права вмешиваться в судопроизводство только после осуществления соответствующих общеюридических процедур [Там же: 9].
Не меньший интерес вызывает и второе дело, значащееся в журнале совестного суда под № 32. 19 июня 1784 г. в Курское городническое правление поступило объявление от купца В. Мыльникова, в котором сообщалось: «Сего 1784 года марта в первых числах нанят мною в работники курской же мещанин Степан Максимов... которому я приказал продавать квас на базаре., кой сего июня 18 числа, напившись пьян.в курени лег спать, куда я, пришедши, стал его осматривать и нашел завязанные в платку незнаемо какие два корешка, а сего числа начав тот квас черпать, который он продавал, и увидел, что плавает какое-то негодное плеутино, которую я и вынул, а находящийся у меня в работниках однодворческий крестьянин Иван Антонов нашел в том курени, где он спал, написанный наговор .прошу в прописанных резонах Максимова допросить и по допросе куда надлежит для исследования и поступления по законам отослать.» [Ф. 123. Оп. 1. Д. 161: 4-4 об.]. 20 июня в городническом правлении был осуществлен предварительный допрос подследственного. Из пояснений Максимова следовало, что 14 июня пришел к нему «незнаемо какой-то мужик в курень обедать.и между прочих разговоров» сказал, что «может женского полу девку или женку превратить к блудодеянию» [Там же: 7], о чем и дал наставление и «велел добыть чернильницу с бумагою». Снабдив мещанина необходимым заклинанием и корешками, незнакомец велел: «.если какая женка или девка полюбится, то с имеющимися кореньями написанные на бумажках слова, обходя три раза, читать. ». Напившись на следующий день, подсудимый, по его заверениям, воспользоваться заговором не успел и к порче кваса никакого отношения не имеет, о чем «...показал самую сущую правду и ничего не утаил.» [Там же]. Поскольку обвиняемый принадлежал к мещанскому сословию, курский городничий майор Кусаков в сопровождении конвоя 21 июня отправил его в городовой магистрат [Там же: 5-5 об.]. Последний, произведя слушание по делу, декларировал: «Присланный от Вашего Высокоблагородия курский мещанин Иван Максимов.для содержания под стражею вплоть до решения дела.к Вашему Высокоблагородию посылается.» [Там же: 4]. Признав себя некомпетентным в рассмотрении указанного вопроса, 2 июля магистрат отослал уведомление в совестный суд: «. для исследования и поступления по законам.определено, как Высочайшего Учреждения XXVI главою
399 статьею повелено, дела колдунов или колдовства, поелику во оных заключается глупость, обман и невежество, надлежит отсылась в совестный суд, который един право имеет учинить о вышеписанном решение. Для того он, мещанин Максимов, со всем вышеписанным делом и корешками, запечатанными магистратской печатью... отсылаются...» [Там же: 1]. Уведомление скреплялось подписями бургомистров М. Золотарева и И. Полевого, ратмана И. Гладкова и канцеляриста Б. Драчова. После дополнительного следствия магистрат составил рекомендательное письмо со следующим вердиктом: «. мещанина Максимова за волшебство наказать плетьми и употребить в работу на месяц...» [Там же: 8]. Указом совестного суда от 4 июля 1784 г. приговор приводился к исполнению [Там же: 9-10]. В итоге, как и в первом случае, подсудимый был оправдан по причине отсутствия за ним злого умысла и склонения к колдовству обманом.
Несколько дел, касаемых «бесовства и вероотступничества», передавались на рассмотрение совестного суда из курского магистрата. В составе ф. 123 этих документов не сохранилось. Однако соответствующие записи имеются в журналах заседаний названного присутствия, хранящихся в составе ф. 108 «Курский городовой магистрат» [Ф. 108. Оп. 8. Д. 1579: 78].
14 марта 1796 г. поступила жалоба от вдовы рыльского купца Е. Иевлевой на фатежского коммерсанта Ф.С. Басова, который в период замещения должности соляного сидельца снимал у нее комнату. Вскоре купчиха стала примечать, что по вечерам торговец угощает ее дочь Марфу «неким напитком, после которого та ходит, как во хмелю» [Ф. 108. Оп. 8. Д. 90: 66]. Через полгода Басов был переведен в Тим, а младшая Иевлева «...под Покров неожиданно родила». Поверив увещеваниям дочери, что «телесного сношения» она с купцом не имела, Екатерина обвинила его в колдовстве. Однако совместными усилиями совестного и магистратского судов удалось выяснить, что употребляла Марфа обычную водку, а на блуд пошла в надежде «... вступить в законное супружество» [Там же: 66 об.]. В связи с этим Басова было велено «... сыскать и заставить жениться» [Там же: 67].
Еще один иск в ноябре 1780 г. поступил от духовенства Сергиевской церкви, обвинявшего курского купца П. Яковлева в «... бесовских изречениях и избиении охраны храма» [Ф. 108. Оп. 8. Д. 1585: 183]. Явившийся на место преступления отряд полиции задержал обвиняемого, отправив к городничему Балобанову. На допросе выяснилось, что ответчик «...не более чем пьян» [Там же: 185] и никакого отношения к ведовству не имеет. После этого он был сопровожден в магистрат, где приговорен к «. заключению под стражу в тюремной избе под караулом 3 дня с дачей ему на пропитание одной воды и хлеба...» [Там же: 186 об.].
Таким образом, введение совестного судопроизводства имело важное значение для развития института мировой юстиции в России. Впервые по отношению к особой категории дел вменялось следовать законам чести, совести и гуманности. Имперская система права обратилась к человеку, защите его чести и личного достоинства.
Библиографический список
Государственный архив Курской области (далее - ГАКО). Ф. 123 (Курский совестный суд). Оп. 1. Д. 40, 161.
ГАКО. Ф. 108 (Курский городовой магистрат). Оп. 8. Д. 90, 1579, 1585.
Полное собрание законов Российской Империи (далее - ПСЗРИ). Собрание первое: в 45-ти т. СПб., 1830. Т. I. Ст. 412.
ПСЗРИ. Собрание первое: в 45 т. СПб., 1830. Т. I. Ст. 1818; Ст. 3708.
ПСЗРИ. Собрание первое: в 45 т. СПб., 1830. Т. ХХ. Ст. 10222; Ст. 14392.
Государственный архив Курской области. Путеводитель / ред. кол.: В.Л. Богданов (председатель), М.М. Литвинова, Л.С. Ласочко (отв. сост.); Главное архивное управление Курской области, Государственный архив Курской области. Курск, 2005. 872 с.
Барац Г.М. Очерк происхождения и постепенного затем упразднения в России совестных судов и суда по совести: Историко-юридический этюд. СПб.: Сенатская тип., 1893. 45 с.
Воропанов В. А. Правовое регулирование создания и развития системы выборных словесных судов в законодательстве Российской империи в XVIII - первой половине XIX в. // Науковий вюник Мiжнародного гумаштарного ушверситету. Сер.: Юриспруденция. 2014. № 7. С. 9-13.
Давыденко Д.Л. Традиции примирительных процедур в России // Третейский суд. 2003. №. 1. С. 115-128.
Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: духовные движения XVII века. М.: Церковь, 1995. 688 с.
Лавров А.С. Колдовство и религия в России. 1700-1740 гг. М.: Древлехранилище, 2000.
