CC BY
76
ОФОРМЛЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ В ФИЛОСОФСКО-КУЛЬТУРНОМ И ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ (К^К ВВ.)
© Иванова С.И.*
Военный учебно-научный центр военно-воздушных сил «Военно-воздушная академия имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина», г. Воронеж
В работе рассматривается формирование национальной идеи как социокультурного проекта развития нации. Специфика русского имперского проекта национальной идентичности определена сочетанием религиозного аспекта и национального компонента. Идеологическое обоснование русская национальная идея получила в философии славянофилов.
Ключевые слова национальная идея, Российская империя, славянофильство, идентичность.
Обращаясь к «национальной идеи», следует, прежде всего, уточнить это понятие. Несмотря на большое количество работ посвященных национальной идеи, к нему обращались русские философы, историки, публицисты, политики, не исключая и современных ученых. Однако четкой, единой формулировки этого понятия не существует. Само понятие «русская идея» принадлежит Ф.М. Достоевскому. В объявлении о подписке на журнал «Время» на 1861 год он писал: «русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях» [1, с. 79]. Соловьев В.С. говорил о том, что «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то что Бог думает о ней в вечности» [2, с. 187]. Современные исследователи так же избегают давать четкого определения «национальной идеи». Исследователь С.Р. Аминов рассматривал «русскую идею» как выражение «своеобразия исторической судьбы России, ее миссии и призвания в мире, ... ее религиозных идеалов и нравственных ценностей... Прежде всего, она отвечает на вопрос об идентичности русского этноса, особенно во времена кризисов и перемен, когда идентичность подвергается угрозе» [3, с. 3]. Пушкарь А.И., рассматривала «русскую идею» с точки зрения ее актуальности в «выявлении идентичности россиян для формирования гуманистической государственной российской идеологии» [4, с. 4]. Исходя из специфики нашего исследования и представленных определений, можно говорить о тесной связи «национальной идеи» и «национальной идентичности». Следуя конструктивистскому подходу, по которому «социальная реальность неотделима от ее
* Преподаватель, кандидат философских наук.
понятийных определений, т.е. от тех категорий, которыми пользуются агенты социального действия» [5, с. 131]. Можно рассматривать «национальную идею» как некую идеальную модель, проект существования нации в конкретной социокультурной реальности, в данном случае, в условиях Российской империи. По мнению исследователей, следует различать две составляющие национальной идентичности: идею нации (когнитивный компонент) и национальную идею (аксиологический компонент) [6, с. 22]. Идея нации представляет собой комплекс характеристик о том, что такое нация, чем определяется идентичность данной нации, критерии принадлежности к ней, ее отличия от других национальных общностей. Под национальной идеей мы понимаем, прежде всего, обоснование целей и смысла существования, бытия нации. Обе эти идеи существуют и формулируются параллельно друг другу, постоянно взаимодействуя, корректируют, трансформируют и дополняют друг друга, создавая исчерпывающий проект национальной идентичности. Таким образом, мы можем определить «национальную идею» как своеобразный социокультурный проект, направленный на построение идеального образа того, что должна представлять собой нация в прошлом, настоящем, будущем и модель ее поведения, то есть «стратегию» выживания, развития и процветания нации. Реализация «национальной идеи» и «идеи нации» связана с «национализмом», под которым мы понимаем комплекс идеологических представлений и политической практики, ставящие во главе интересы нации. Различное осмысление «нации» формирует разное содержание национализма. Так, например, этнический подход к пониманию «нации» проявляется в этническом национализме, как политической программе, где этнические признаки обеспечивают доступ к власти, а этническая государственность достигается узурпацией власти представителями одной группы путем подавления меньшинств. Гражданский национализм, основанный на понимании нации как многокультурной политической общности, открытой для всех желающих, является нормой государственного строительства в современном мире, однако в крайних своих проявлениях он то же может обретать формы государственной агрессивности и изоляционизма [7, с. 31].
Национальная идея имеет своих «производителей», поэтому существует огромное количество ее интерпретаций. Ведущую роль в конструировании национальной идеи играет интеллектуальная элита, создавая своего рода «проект», вариант или «модель» конкретной социокультурной реальности, в которой предполагается развитие нации. Гринфельд Л., изучая историю русской национальной идеи, замечала, что «этот дух парадоксально обнаруживался скорее в среде образованной элиты, которая как бы имела способность прорицать его» [9, с. 8].
Трактовка национальной идеи всегда субъективна и тесно связана с мировоззренческими приоритетами интерпретаторов национальной идеи. Час-
то обоснование национальной идеи определяется политико идеологической точкой зрения, являясь частью определенного социально-политического или культурного проекта. В качестве примера можно привести различные интерпретации идеи нации у либералов и консерваторов. Первые связывали с нацией изменение принципа легитимации государственной власти, то есть переход династического принципа, где факт подданства определялся «божественным правом королей», к идеи «народного суверенитета», при котором территориальные границы государств определялись желанием народа. Консерваторы же рассматривали нацию как способ сохранения старого прядка государственной власти в условиях модернизации, как дополнение к традиционному способу легитимации власти [9]. Нередко национальная идея становилась инструментом определенного политического замысла, направленного на объединение, сплочение социокультурной общности или на ее разрушение, дезорганизацию. Примером первого может являться реализация проекта национальной идеи в виде политики «русификации» правительством многонациональной Российской империи в конце XIX начала XX века в отношении «инородцев», направленную, как ему казалось, на стабилизацию империи, примером второго - реализация проектов национальной идеи нерусскими народами в виде движения за национальную автономию, связанную с завершением процесса становления нации и потребностями в национальном самоопределении (например, поляки в восстаниях 1830-31 гг. и 1863-1864 гг.).
Национальная идея формулируется первоначально как мифология или идеология властной элиты, затем транслируется в массы для простоты и адекватности восприятия в виде определенной «формы мудрости», а именно, лозунга, поговорки, песни, гимна и т.д. Примером этого может являться известная триада графа С. Уварова «православие, самодержавие, народность» и ее упрощенный вариант «За Веру, Царя и Отечество!» Содержание национальной идеи всегда исторично и конкретно, то есть соответствует определенной социокультурной реальности. Когда же перед нацией открываются новые перспективы и возможности, возникают новые проблемы, становится необходимым и закономерным последующее изменение, корректировка национальной идеи. Когда же национальная идея прекращает отвечать требованиям нации в результате ее трансформации, тогда появляется необходимость формирования новой национальной идеи, новых целей и нового смысла ее бытия.
Важнейшую роль в формировании русской национальной идеи играл религиозный аспект. Православное вероисповедание выступало мощнейшим фактором сплочения русской нации. Об этом свидетельствует тот факт, что долгое время понятия «христианин» и «русский» в России являлись синонимами. Религиозный аспект в русской национальной идеи определял метафизические начала, лежащие в основе нации, обосновывая идею ее из-
бранности и божественного предназначения. В частности, в основе идеи о «Москве - третьем Риме», преемственности власти московского великого князя и византийского императора, сформулированной старцем Филофеем, лежит утверждение превосходства и истинности православия над другими вероисповеданиями.
Значимой характеристикой русской национально-государственной идентичности является ее полиэтнический, поликультурный и поликонфессиональный характер. Россия никогда не являлась национальным государством. На протяжении своего существования она расширяла свою территорию, превращаясь в многонациональную Российскую империю. Поэтому русская национальная идея была реализована в рамках проекта имперской идентичности [6, с. 31]. Важнейшей чертой империи является система взаимодействия между двумя политическими единицами, основанная на неравенстве, одна из которых - метрополия, осуществляющая контроль над другой единицей - подчиненной периферией [10, с. 38]. Поэтому основным условием существования имперского проекта идентичности всегда являлась авторитарная, самодержавная власть, на подчинении которой держалось государственное единство, территориальная целостность, лояльность подданных. Но развитие дискурса «нации» подрывало отношения неравенства между метрополией и колонией и подчинения центральной власти, ставя под угрозу существование империи [10, с. 44]. Подобной уравнительной политикой в Российской империи стал курс на русификацию нерусских народностей с середины XIX века. Политика гомогенизации и рационализации империи разрушила дистанцию между властью и подданными, сместив основу легитимации с «божественного» происхождения власти монарха на «богоизбранность» народа, став фактором разрушения империи.
С начала существования русского государства в имперском проекте идентичности преобладала наднациональная идентификация. Принятие православия в X веке стало определяющим в самоидентификации русского народа и формировании проекта национальной идентичности. В период с X-XVII вв. понятие «русскости» тесно переплетается с православием. Обоснованием русской имперской идентичности стала религиозная концепция «Москва - Третий Рим», сформулированная старцем псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофеем в «Послании о неблагоприятных днях и часах», адресованное великому князю Василию III. Суть этой концепции заключается в признании богоизбранности Московского царя как единственного хранителя истинной православной веры и наследника Византийских императоров [11, с. 453] По словам С. Лурье, «парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом православия, а последнее в данном случае выражалось посредством державного могущества - происходила сакрализация государства» [12, с. 56]. В рамках династического и религиозного принципа осущест-
влялась социальная идентификация. По замечанию историка Ричарда Хелли, «жители Московии определяли себя как «православных» и чаще как «русских», коими многие из них, конечно не являлись» [10, с. 52]. Этот принцип широко использовался в политике колонизации Московского государства. «Инородцы», обращенные в православие, быстро ассимилировались с русским населением и были приняты в общество на правах русских при условии подчинения существующим правилам, обычаям, однако, при желании, они могли не принимать православия, продолжать свое прежнее существование, оставаясь «инородцами». Таким образом, имперская власть в этот период требовала подчинения от народов с отличным от русского религиозным и бытовым укладом, но в тоже время сама ставила себя вне народов империи [10, с. 54].
В XVIII веке, в правление Петра Великого, изменяется содержание национальной идеи, а именно, на смену христианской империи приходит династический имперский проект национальной идентичности. Образ христианского императора уступает место «отцу отечества», власть которого держалась не на божественной традиции наследования престола, а на достижениях царя, его подвигах на поле боя, его обязательности службе государству [10 с. 55]. По словам исследователя Л.А. Андреевой, в эпоху петровских реформ произошло «возникновение элементов секулярной системы легитимации власти, которая исключает апелляцию к сверхъестественной сфере» [13, с. 192]. Новый проект национальной идентичности получил теоретические обоснование в трудах Феофана Прокоповича. Он сформулировал мысль о тождестве народной воли и воли Бога, фактически признавая не божественное проведение, а народ источником легитимации власти.
Что касается процесса строительства империи, то присоединение новых территорий посредством завоевания или освоения, как правило, сопровождалась кооптированием местной элиты в ряды наследственного российского дворянства, в результате национальная элита растворялась в дворянском сословии, перенимала его образ жизни и культуру, формируя общее «российское сообщество». Крестьянское население в то же время сохраняло традиционную племенную, этническую и религиозную идентичность [14, с. 47]. Что касается православия, то потеряв статус обоснования государственной власти, оно сохранило свое значение в качестве главного критерия отличия русских и нерусских народов [10, с. 57]. Причем, тип вероисповедания, главным образом, указывал на качественные характеристики народа и на тип его поведения в отношении лояльности к государственной власти: предполагалось, что православные христиане более преданы отечеству, чем двуличные мусульмане. Православие так же ассоциировалось со степенью развитости, «просвещенности» народа, по сравнению с отсталыми мусульманскими народами окраин. Поэтому «обрусение» инородцев отождествлялось с их просвещением и христианизацией [14, с. 47]. Таким образом, к концу XVIII - началу XIX вв. Россия представляла собой «наиболее имперскую из существовавших
наций, охватывая больше народов, чем любая другая нация» [10, с. 58]. Однако уже в начале XIX века имперскому варианту проекта национальной идеи суждено было измениться в сторону национального.
Начало XIX века в России так же характеризуется ростом интереса к национальной проблеме. Особенно значимым в интеллектуальной разработке национальной проблемы был вклад Н.И. Карамзина и его труда «Записки о старой и новой России» (1811 г.), в котором он утверждал развитие России как национального государства, основанного на самодержавии -истинно русском типе власти и православии - «совести» самодержавия. По его мнению, лучшим способом государственного устройства для России является именно самодержавие, «единственно умная политическая система» для России, так как «Россия основывалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спасалась мудрым самодержавием» [15]. Самодержавная власть монарха была необходима, по Карамзину, не только для «величия России», но и для «благоденствия народа», подчеркивая историческую связь царя и народа. Главной опорой самодержавной власти, по его мнению, являлась православная церковь. «Духовенство, - писал Карамзин, - никогда не противоборствовало мирской власти, ни княжеской, ни царской: служило ей полезным оружием в делах государственных и совестью в ее случайных уклонениях от добродетели» [15]. В том же ключе мыслил М.П. Погодин, изложив свои взгляды в работе «Исторические афоризмы» (1827 г), в которой он доказывал самобытность русской истории и ее отличие от западноевропейской. В частности, автор подчеркивал особую судьбу России, видя ее своеобразие уже в способе образования государства. В отличии от западных государств, которые «начинаются одинаково от бракосочетания победителей с побежденными», в Россию иноземцы пришли не как завоеватели, а как приглашенные [16, с. 117-118]. В этом Погодин видел причину «преобладания» России, ее возвышения над другими народами: «своей славою ... над всеми Западными и Азиятскими». Значительные отличия Запада от России были предопределены различными условиями принятия христианства. «Первая получила Христианскую Веру из Рима, вторая из Константинополя... По разделении церкви, первая осталась за Папою, вторая - за Патриархом». Это, по мнению Погодина, и определило характер государственной власти: «В Государствах Западных история начинается преимуществом духовной власти над светскою, в Славянских искони духовная власть подчинялась Государям, как и в Константинополе» [16, с. 29-30]. Исторические труды Карамзина и Погодина стали своего рода теоретическими обоснованиями «теории официальной народности».
Период конца XVIII - начала XIX века был связан с территориальным расширение Российской империи. Включение в состав империи значительных по территории польских земель (Царства Польского), завоевание Финляндии, присоединение Грузии, обратило внимание правительства на на-
циональный вопрос. Изменился этнический состав населения Российской империи. Появились значительные группы новых народов: поляков, евреев, литовцев, резко увеличилась численность белорусов, украинцев, латышей, немцев, финнов, шведов и т.д. Так в 1815 году, после присоединения к России Царства Польского, поляки стали третьим по численности этносом, а евреи - четвертым. Изменилось пропорциональное отношение русского народа к нерусским национальностям: если в 1719 году русские составляли 70,7 % населения, то в 1897 году уже всего 43,4 % [17, с. 181-182]. То есть русский народ в составе империи перестал быть преобладающим. Кроме того, присоединенные в состав Российской империи народы, например поляки, обладали длительными традициями собственного государственного существования, устоявшейся системой самоуправления, развитой национальной культурой, не уступавшей по уровню развития культуре русского народа. Поэтому старые принципы колониальной политики «собирания русских земель» и просвещения «отсталых» народов переставали работать, в новых условиях требовалась выработка новой государственной идеологии, которая бы скрепила сильно отличающиеся между собой части империи в единое целое.
Другим важнейшим фактором, обусловившим обращение к национальному вопросу, стала активизация национальных движений народов Российской империи. Сильнее всего потрясло Российскую империю в начале XIX века польское национально-освободительное движение, вылившееся в восстание 1830-1831 гг. Восстание было попыткой реализации польской национальной идеи: восстановления польского государства и республиканского устройства в границах до первого раздела Польши (1772 года). Выступление поляков в 1831 году было подавлено русскими войсками, однако польское национальное движение продолжало развиваться в эмиграции. Значительная часть польского дворянства эмигрировала в Европу, где продолжала борьбу «за нашу и вашу свободу» [18, с. 326-329]. Поляки, по словам А. Каппелера, сыграли роль «застрельщика», спровоцировав развитие русского национализма и предопределив дальнейшее развитие русской национальной политики [14, с. 158].
Реакцией власти царского правительства на национальный вызов нерусских народов стала разработка нового проекта национальной идеи. Им стала так называемая «теория официальной народности», сформулированная в 1834 году министром просвещения графом С.С. Уваровым. Идеологическая триада теории сводилась к трем принципам: «православию, самодержавию и народности». Самым неопределенным компонентом теории была «народность». По мнению А.И. Миллера, понятие «народность» в формуле Уварова являлось многоплановым понятием [19, с. 155]. Как считает Р.Г. Суни, «народность» был связана прежде всего с «идеей подчинения, покорности и лояльности» народа к самодержавию и сопротивлении революции [10, с. 64].
Но главное значение «народности», по А.И. Миллеру, сводилось к понятию «нация», то есть к стремлению сформировать собственную русскую нацию, способную встать вровень с прочими европейскими нациями [19, с. 154]. Таким образом, теория «официальной народности» стала своеобразной попыткой совместить несовместимое: связать национальный принцип с государством и религией и сохранить империю. Однако в реальности произошло совершенно обратное. Возникновение наций относят к периоду Французской революции и связывают прежде всего с демократией, суверенитетом народа. Нация сама становится источником легитимности власти, создавая серьезную опасность для самодержавия, так как лояльность императору и его династии заменялась лояльностью к нации. Поэтому включение национального компонента в имперской проект национальной идеи заложило основу будущей гибели империи. Эту точку зрения разделяют многие ученые. В частности, А. Каппелер говорил о том, что национальная идея оказалась несовместима с традиционными основаниями Российской империи и вела в итоге к распаду самой империи [20, с. 108]. Исследователь Р.Г. Суни, также видел в национализме «бомбу замедленного действия, заложенную в основание империи» [10, с. 49] Причем развитие национализма в Российской империи определялось моделью этнически единого национального государства. О возможности примирения этой модели к реальности полиэтнической империи продемонстрировала к этому времени политика «германизации» после объединения немецких земель и «мадьяризации» - австро-венгерских [14, с. 182].
Появление «теории официальной народности» явилось поворотным пунктом в национальной политике Российской империи: становится важным идентифицировать нерусские народности не только с имперским государством, но и русским народом. Новая тенденция нашла свое применение в политике «русификации». Исследователи обращают внимание на сложность и неоднозначность этого явления, обозначающего целую палитру разнообразных процессов. Миллер А.И. указывает на то, что само понятие «русификации» использовалось для обозначения самых различных процессов и механизмов формирования идентификации в империи Романовых, таких как, «христианизация, ассимиляция, сближение, слияние, цивилизация, обрусение» [21, с. 344]. Исследователь Р.Г. Суни выделяет три вида русификации, характерные для национальной политики Российской империи. Первое значение русификации сводится к так называемому «обрусеванию» или «обрусению», то есть к государственной политики, направленной на административную унификацию империи. Это направление было характерно для национальной политики Екатерины II и Николая I. Следующая разновидность русификации - «незапланированное «обрусение»», то есть естественная адаптация народов к нормам жизни и языку империи. Она была характерна для периода середины XIX века, когда империя оставалась в основном открытой,
толерантной (кроме поляков) к нерусским народам. Третья форма русификации предусматривает «культурную русификацию», которая проявлялась в стремлении сделать нерусские народы русскими в культурном смысле. Подобные меры в решении национального вопроса были характерны для эпохи Александра III и Николая II в ответ на активизацию национальных движений нерусских народов империи в конце XIX - начале XX века [10, с. 70-71].
В этот период в проекте национальной идеи все же продолжает сохраняться приоритет власти монарха над принципом национальности, и в отношении других нерусских народов проводится традиционная имперская политика, основанная на толерантности и лояльности к нерусским народам.
Во второй половине XIX века обозначился кризис русской национальной идеи. Существующая триада теории официальной народности: «православие, самодержавие, народность» уже не отвечала запросам существующей реальности и не находила поддержки в обществе, где преобладали либерально-буржуазные ценности, а нередко и радикальные настроения. Возвышенная идеологией официальной народности идея крепостничества сменилась убеждением, что рабство большей части населения вредно для развития страны, что способствовало его отмене в 1861 году. На рубеже 70-80-ых годов XIX века стал явно проявляться кризис самодержавной идеи в Российской Империи, ярким выражением которого стали многочисленные покушения на Александра II и его убийство в марте 1881 года. Именно в самодержавии современники видели главную причину всех бедствий, мучивших Россию: тяжелого положения крестьян, коррупции, отсталости страны. Но критической точкой, способствующей трансформации национальной идеи и изменению национальной политики правительства, стал «польский вопрос». Либеральный умеренный курс политики правительства Александра II в отношении Польши привел к росту национально-освободительного движения. Подъем польского национального движения был воспринят правительством как реальная угроза целостности империи и потребовал корректировки национальной идеи. Самодержавие, теряющее опору в обществе, находит новую основу для интеграции империи в национальной идеологии. Проект национальной идеи трансформируется в сторону преобладания «народности». Исследователь национализма Б. Андерсон увидел в Российской империи второй половины XIX века реализацию модели так называемого «официального национализма», когда, утратив свое божественное оправдание, династия начинает «натурализоваться», то есть определять себя в национальных терминах, осуществляя, таким образом, «насильственное, сознательное сваривание двух противоположных политических порядков»: династического и национального. Причем формирование этой модели национализма, автор связывал с активизацией массовых национальных движений, как «ответ на них». В случае с Российской империей это, несомненно, было польское национально-освободительное движение [22, с. 108].
Идеологическим обоснованием национальной идеи, начиная с 60-х годов, становится философия славянофилов, определяющая русификацию как единственный способ решения «польского вопроса» и «перерождения» Польши. Поддержку в обществе находили представления о Польше И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина, определяющие ее как конкурирующую, а, следовательно, враждебную православной России католическую славянскую культурную модель, претендующую на ведущую роль в славянском мире. Крайне популярными так же были высказывания М.Н. Каткова, редактора «Московских ведомостей» и «Русского вестника», видевшего в России и Польше непримиримых врагов, которые никогда не смогут сосуществовать друг с другом. Настроение общественного мнения непосредственно влияло на решения правительства. По словам историка Л.Е. Горизонтова, в правительственных кругах Российской империи за поляками закрепилась репутация «непримиримо враждебных государственному порядку элементов». Это убеждение крепло от одного польского восстания к другому, достигнув своего апогея в 60-ых гг. XIX века [23, с. 101].
Начиная с 60-х годов XIX века национальная политика правительства в отношении польского вопроса сводится к культурному подавлению Польши, ее унификации в состав Российской империи. Произошло окончательное административное слияние Польши с Российской империей: она утратила свое название, став Привислинским краем, на ее территории были проведены реформы, характерные для остальной территории империи, ее государственные учреждения были полностью уравнены с общероссийскими [24, с. 162]. В этот период имперское правительство отказалось от традиционного сотрудничества с элитами и обращается к крестьянству как основной силе в борьбе против национально настроенного польского дворянства. Славянофильские идеи, отождествляющие понятия «народ» и «крестьянство», связывающие возрождение народной основы, польского крестьянства, с возвратом Польши к славянской стихии, повлияли на проведение аграрной реформы в Царстве Польском. Реформа 1864 г. передавала земли польским крестьянам на гораздо более выгодных условиях, чем на остальной территории Российской империи [23, с. 135].
Но, несомненно, главным направлением русификации стало ее культурное проявление. Правительство Александра II полностью отказывается от традиционной направленности национальной политики в религиозном вопросе, а именно от веротерпимости и сотрудничества с неправославными церковными организациями. Исходя из славянофильского понимания русификации как, прежде всего, воздействия русских духовных начал посредством православной религии, а так же утверждения о несомненном превосходстве православия перед другими вероисповеданиями, православная церковь в Польше обретала абсолютные преимущества. В вопросе заключения смешанных браков законодательство принуждало к воспитанию детей в гос-
подствующей православной религии [23, с. 57-80]. Повсеместным стало распространение православного элемента (в основном из числа выпускников православных духовных семинарий) в должностях учителей и чиновников и вытеснение польского элемента из бюрократического аппарата [23, с. 191-194]. Проводились репрессии в отношении католического духовенства как главной идеологической опоры национального сопротивления. Русский язык окончательно получает статус обязательного в начальных, средних, высших школах и Варшавском университете [25, с. 133].
С целью обоснования консервативного курса и националистического нарратива власти, официальная политика начинает искать идеологическую поддержку в национальных концепциях консервативных философов. Национальные идеи поздних славянофилов несомненно оказали влияние на общественные настроения и правительственную политику этого периода [26, с. 267; 14, с. 179]. Примером может стать настоящая популярность книги Н.Я. Данилевского «Россия и Европа», которую она приобретает в 80-ые XIX века, в период контрреформ Александра III. Труд Данилевского был оценен на государственном уровне и рекомендован преподавателям гимназий в качестве настольного пособия [26, с. 196]. В особой политике русского правительства по отношению к евреям, которые становятся главным объектом наступления со стороны правительственной политики дискриминации и крайне правых русских национальных движений, нельзя не заметить идеи Ф.М. Достоевского, описывающего на страницах «Дневника писателя» все ужасы близкого наступления еврейского «царства».
Таким образом, начиная со второй половины XIX века, безусловно спровоцированное польским национальным движением, происходит усиление этнического характера национализма в идеологии царского правительства. Проявлением этнического национализма в политике стала культурная унификация «нерусских» народов империи. Наиболее ярким примером ее реализации были меры в отношении польского населения Российской империи. Подобная национальная политика не способствовала формированию единой российской национальной идентичности. Подкрепленная этнической национальной идеологией славянофильства, ориентация правительства на этнический национализм в решении национального вопроса препятствовала консолидации населения в единую общероссийскую многоэтническую нацию. По словам исследователя Р.Г. Суни, в Российской империи не существовало последовательной государственной программы сплочения людей вокруг идеи нации, которая была успешно проведена в других империях этого периода, таких как Французская и Британская [10, с. 73-74]. Реакцией на национальную политику стал новый подъем национальных движений нерусских народов: это, прежде всего, национальные выступления армян, латышей, эстонцев, финнов, национальное движение евреев в форме сионизма, проявившиеся в конце XIX века.
Список литературы:
1. Страхов Н.Н. Воспоминания о Федоре Михайловиче Достоевском // Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского. -СПб., 1883. - 375 с.
2. Соловьев В.С. Русская идея // Русская идея. - М.: Издательство «Республика», 1992. - С. 185-204.
3. Аминов С.Р. Русская идея в отечественной культуре XIX века: авто-реф. дисс. ... канд. культур. наук. - Нижневартовск, 2005. - 24 с.
4. Пушкарь А.И. Российская идея в социокультурном континуме: генезис и актуальное состояние: автореф. дисс. ... канд. филос. наук. - Казань, 2004. - 17 с.
5. Малахов В.С. Новое в междисциплинарных исследованиях // Общественные науки и современность. - 2002. - № 5. - С. 131-140.
6. Спицына Т.В. Национальная идентичность в контексте социо-куль-турного кризиса России (конец XIX - начало XX века): дисс. ... канд. филос. наук. - Белгород., 2005. - 146 с.
7. Тишков В.А. О нации и национализме // Свободная мысль. - 1996. -№ 3. - С. 30-38.
8. Тишков В.А. Что есть Россия? (перспективы нацие-строительства) // Вопросы философии. - 1995. - № 2. - С. 3-17.
9. Малинова О.Ю. Идея нации в интерпретации либералов и консерваторов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: conservatism.narod.m>maИш-va7conslib.doc (дата обращения: 11.03.2015).
10. Суни Р.Г. Империя как она есть: имперский период в истории России, «национальная» идентичность и теория империи // Национализм в мировой истории. - М.: Наука, 2007. - С. 36-82.
11. Филофей Послание о неблагоприятных днях и часах // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV - первая половина XVI в. - М.: Художественная литература, 1984. - С.443-455.
12. Лурье С.В. Российская империя как этнокультурный феномен // Общественные науки и современность. - 1994. - № 1. - С. 56-64.
13. Андреева Л.А. Модернизация в России в начале XVIII в. в контексте оппозиции традиционных религиозных и новых секулярных ценностей // Цивилизации. Вып. 7. Диалог культур и цивилизаций. - М.: Наука, 2006. -С. 192-207.
14. Каппелер А. Россия - многонациональная империя. - М.: Традиция -Прогресс-Традиция, 2000. - 344 с.
15. Карамзин Н.И. Записки о старой и новой России [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/ Karamz_ZapRuss.php (дата обращения: 10.03.2015).
16. Погодин М.П. Исторические афоризмы. - М.: В университетской типографии, 1836. - 128 с.
17. Котов В.И. Межэтническое взаимодействие // Российская многонациональная цивилизация: Единство и противоречия. - М.: Наука, 2003. -С. 181-213.
18. Тымовский М., Кеневич Я., Хольцер Е. История Польши. - М.: Издательство «Весь мир», 2004. - 544 с.
19. Фалькович С.М. Влияние культурного и политического факторов на формирование в русском обществе представлений о Польше и поляках // Культурные связи России и Польши Х1-ХХ вв. - М.: УРСС, 1998. - С. 190-203.
20. Каппелер А. Национальные движения и национальная политика в Российской империи: опыт систематизации (XIX век - 1917 год) // Россия в XX веке: Проблемы национальных отношений. - М.: Наука, 1999. -С. 100-110.
21. Миллер А.И. Русский национализм в империи Романовых // Национализм в мировой истории. - М.: Наука, 2007. - С. 332-351.
22. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. - М.: Канон-Пресс-Ц Куч-ково поле, 2001. - 288 с.
23. Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: Поляки в России и русские в Польше (XIX - начало XX века). - М.: Индрик, 1999. - 272 с.
24. Федосова Э.П. Управление Царством Польским в составе Российской империи // Россия в XX веке: Проблемы национальных отношений. -М.: Наука. 1999. - С. 155-168.
25. Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.) // Вопросы истории. - 1995. - № 9. - С. 130-142.
26. Янов А.Л. Патриотизм и национализм в России. 1825-1921. - М.: ИКЦ «Академкнига», 2002. - 398 с.
