CC BY
11
Л.Б.КОСОВА ОДИН НА ОДИН С ВЫБОРОМ
Пятнадцать лет назад в России произошло событие, не имеющее пока своего определения: «Демократическая Россия» одержала победу на выборах, не обладая практически никаким ресурсом, кроме низового массового энтузиазма. Два года назад — в 2003 г. ни одна из партий — наследниц Демроссии не сумела преодолеть 15%-ный барьер на выборах в Государственную думу. По данным опросов1 сегодня суммарная электоральная база «Яблока» и СПС составляет примерно 4—6%. С нашей точки зрения, ключ к пониманию такой динамики массовых установок надо искать в ситуации середины 90-х годов.
Голосование в идеально-типическом случае представляет собой истолкование рационально обоснованных и осознанных интересов, позволяющих согласовывать и регулировать разнонаправленные установки существующих в обществе групп. Отсутствие реальных (или наличие ложно понятых) интересов — идеальная ситуация для развития политтехнологий. «Простой избиратель» всегда предпочтет понятные лозунги программам, а «честных политиков» — формальным институтам. Только ясно понимаемый, «эгоистический», интерес является барьером на пути тех способов воздействия на массовое сознание, в результате которых человек сам опускает в урну заполненный требуемым образом бюллетень. В советское время способы воздействия на избирателя сводились к мало менявшимся на протяжении де-
1 См., например: http://levada.ru/press/2005020801.html или http://bd.fom.ru/ ге-рой/тар/рго|е^^отшап^от0512^отт0512 3АЬ051205
сятилетий заклинаниям, основное из которых — «поддержим нерушимый блок коммунистов и беспартийных». Политическая жизнь в советском обществе отсутствовала, «общенародные выборы» лишь окрашивали флером демократии процесс, не имевший с демократией ничего общего. Результаты выборов были известны задолго до их начала, процесс голосования ни на что не влиял и ничего не менял. Единственное, чем мог воспользоваться избиратель, это своим правом в выборах не участвовать, выколачивая угрозой «а я тогда голосовать не пойду» ремонт протечки, устройство ребенка в детский сад или замену спаренного телефона на отдельный. Агитация в этих условиях была мероприятием чисто формальным, адресованным не избирателям, а вышестоящему начальству в форме отчета.
Преобразования конца 80-х годов изменили ситуацию. Это было время, когда освобождение личной инициативы было максимальным и любое начатое дело — будь то предпринимательская активность или участие в народном фронте — приносило быстрые дивиденды. К политической активности пробудились, в первую очередь, те слои, которые можно назвать социальной элитой, — высокообразованные жители крупных городов. Обладая значимым социальным ресурсом, эти группы задавали тон происходящим процессам, результаты которых не заставили себя ждать: возникшие инициативные группы (клубы избирателей) сумели потеснить партийно -профсоюзных кандидатов, баллотировавшихся на Первый съезд народных депутатов.
Однако в ходе работы Съезда народных депутатов очень быстро стали заметны линии водораздела между демократическими депутатами, образовавшими межрегиональную группу, и теми, кого Ю.Афанасьев назвал «агрессивно-послушным большинством», задававшим тон на Съезде и в избранном Съездом Верховном Совете. Разочарование превратилось в фактор роста политической активности, достигшей максимума к выборам на Съезд народных депутатов РСФСР в 1990 г. Это были, пожалуй, единственные выборы, когда любой «человек с улицы» (научный сотрудник академического института, преподаватель вуза — примеры у всех в памяти), за которым не стояли ни деньги, ни административный ресурс, мог не только выдвинуть свою кандидатуру, но и выиграть выборы, стать народным депутатом. Политика оказалась не только возможным и важным видом повседневной активности, но и открытым каналом вертикальной мобильности, обеспечивавшим быстрое продвижение к высокоста-
тусным позициям. Основным условием победы являлась принадлежность к кругам, которые массовое сознание обозначало как демократические. Это была появившаяся снизу самоорганизующаяся деятельность, не требовавшая организованных сверху мер по мобилизации и агитации.
Базовое настроение того времени точно обозначено в фильме «Асса»: мы ждем перемен. На бытовой план эти ожидания проецировались, прежде всего, как желание выбраться из «равенства в нищете», получить возможность изменить свою жизненную ситуацию личным усилием. В 1989 г. 52% участников одного из опросов полагали, что надо «создать условия для того, чтобы каждый, кто хочет, мог разбогатеть», 19% считали, что следует «разделить все между всеми по справедливости», 29 % затруднились ответить на этот вопрос. И казалось, что такие возможности появились. Отвечая на вопрос «Как изменилась возможность зарабатывать деньги в 1989 г.?», 28% опрошенных отметили, что к лучшему, 12% — к худшему1.' В 1990 г. возможности хорошо зарабатывать оценивались еще более оптимистично: 35% считали, что таких возможностей стало больше, 11% — что меньше2.. Однако появились не столько новые, хорошо оплачиваемые рабочие места, сколько приработки. Возможность повысить свой доход отмечали, в первую очередь, либо неработающие (пенсионеры, студенты, домохозяйки), либо те, кто имел вторую работу.
Реформы, начатые в 1992 г., их конкретная реализация с акцентом на развитие эффективного крупного бизнеса, который должен был стать локомотивом дальнейших преобразований, не могли быстро улучшить общую ситуацию на рынке труда. Поманившие в начале перестройки возможности «хороших заработков» сменились противоположными тенденциями. На рис.1 представлена динамика ответов на вопрос, как, по мнению респондентов, изменился их статус по сравнению с тем, каким он был пять лет назад3.
1 Опрос проведен в конце декабря 1989 - январе 1990 г. во всех республиках Советского Союза. В России опрошено 1495 человек по репрезентативной выборке. Приведены ответы только жителей России. - Прим. автора.
2 Опрос проведен в декабре 1990 г., опрошено 2074 жителя России по репрезентативной выборке.
3 По данным «Мониторинга социальных и экономических перемен». Исследование проводится каждые два месяца по репрезентативным российским выборкам, число опрошенных в каждой волне не менее 2100 человек.
I_I
Рисунок 1
До конца 1995 г. доля респондентов, полагающих, что их статус такой же, что и раньше, оставалась неизменной и составляла более половины всех опрошенных, примерно треть полагала, что их статус по сравнению с прошлым упал. К началу 1996 г. энтузиазм «ожидания перемен» себя исчерпал. Запас ресурсов, накопленных в советское время, иссяк (закончилась и инерция оценки), дали себя знать обстоятельства новой, постсоветской, жизни. Восходящая мобильность оказалась возможной только в тех зонах социокультурного пространства, где раз-блокированность индивидуальной инициативы была максимальной — в крупных городах и тех сферах деятельности, адресатом (а, значит, и инвестором) которых выступали негосударственные структуры. Для большей части населения, по-прежнему полностью зависящей от государственного бюджета, началось медленное «проседание». В 1996 г. доля тех, кто считал свой статус не изменившимся, уменьшилась практически на треть, а число тех, кто отметил снижение позиций на социальной лестнице, увеличилось в полтора раза.
В 1995 г., впервые за все время замеров, доля противников продолжения реформ превзошла долю их сторонников (см. рис.21). Изменились и социальные характеристики этих групп. В конце 80-х го-
1 До августа 2003 г. использованы данные ВЦИОМ, далее данные «Левада-центра». Все опросы проведены по выборкам, репрезентирующим население России, в каждом опросе участвовало не менее 2100 респондентов.
дов, до начала реальных экономических реформ, материальная обеспеченность тех, кто считал реформы необходимыми, была несколько ниже, чем тех, кто реформы не приветствовал, а образовательный уровень в группе сторонников реформ был существенно выше. Иными словами, либерализацию режима поддерживали высокообразованные и не слишком высокооплачиваемые социальные группы, обладавшие значимым с их точки зрения и не оцененным ресурсом. Для них либерализация режима означала возможность реализации установок на успех. Конкретные реформы с акцентом на развитие эффективного крупного бизнеса больно ударили именно по этим группам, заставив их пересмотреть значимость собственных ресурсов. Рынок рабочих мест, позволявших достойно работать и зарабатывать, возник лишь в крупных городах, где интенсивность реформ и либерализация социальной жизни были максимальными. Для большей же части населения «реформа» стала ассоциироваться с утерянным статусом, инфляцией, невыплатами зарплат, полной бесконтрольностью «близкой» — местной и региональной — власти. При этом никаких новых возможностей, компенсирующих потери, у данных социальных групп не возникало. Они продолжали жить как бы в советском времени, из которого вынули определяющий это время стержень — патерналистские функции государства.
Анализ данных опросов показывает, что, начиная с середины 90-х годов, доходы сторонников либеральных мер и уровень их запросов стали выше, чем сторонников государственного регулирования, «либералы» чаще отмечают позитивную динамику доходов за последний год, они приписывают себе более высокий статус. Уровень образования в этой группе по-прежнему более высокий. Иными словами, поддержка надежд и ожиданий, которой реформы пользовались до начала экономических преобразований, сменилась поддержкой удовлетворенности результатом: сторонниками либеральных преобразований стали те, кто в большей степени выиграл от их хода. Проблема в том, что доля выигравших низка. Не будем также забывать, что все претензии, связанные с ухудшением материального положения, предъявлялись уже новой власти.
129
КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ СЕЙЧАС НУЖНО ПРОДОЛЖАТЬ ИЛИ ИХ СЛЕДУЕТ ПРЕКРАТИТЬ?
Рисунок 2
Одним из показателей изменения отношения к реформам явилась электоральная активность. В марте 1990 г. в выборах на Съезд народных депутатов РСФСР участвовали примерно 77% избирателей, на выборы президента России в июне 1991 г. пришли около 75% имеющих право голоса. Сравнительный обзор участия избирателей в федеральных выборах, проведенный в 24 странах с развитой демократической системой, показывает, что это примерно средний показатель для начала 90-х годов1. К середине 90-х электоральная активность россиян снизилась: явка на избирательные участки была на 12% ниже средних показателей, приведенных в уже упоминавшемся обзоре. Только две страны — Швейцария и Соединенные Штаты — демонстрировали еще более низкую электоральную активность2. В первую очередь разочарование коснулось именно тех высокообразованных жителей крупных российских городов, которые в 1988 г. самым активным образом включились в политическую деятельность. От выборов к выборам характеристики не пришедших к избирательным урнам смещаются в сторону групп с более высоким уровнем социальных ресурсов. На смену высокообразованному жителю крупных городов, задававшему тон политической активности в конце 80-х, пришел «средний человек», который и стал определять характер поддержки режима.
Подробнее проанализировать причины изменения электоральной активности позволяют исследования, проводившиеся в ходе избирательного цикла 1995—1996 гг3. В частности, респондентам задавался вопрос: «Почему Вы не хотите голосовать или сомневаетесь относительно своего участия в выборах?»:
1) устал от политики, от борьбы в верхах;
2) не вижу ни одной партии, отражающей мои интересы;
3) не верю никому из нынешних политиков;
4) от моего участия и голосования ничего не будет зависеть;
5) выборы будут нечестными, результаты все равно подтасуют;
6) парламент ничего не решает, выборы в него бесполезны;
7) не разбираюсь в политике / не интересуюсь политикой;
8) это не касается моего народа;
1 Цит. по: Timothy J. Colton. Transitional citizens. - Harvard univ. press, 2000. - P. 276.
2 Ibid - P. 36
3 Опросы проводились по репрезентативным российским выборкам, число опрошенных не менее 1600 в каждом опросе.
9) другое;
10) затрудняюсь ответить.
Прежде всего отметим, что те, кто отказывался принимать участие в голосовании, значительно моложе тех, кто был готов прийти на избирательные участки. Если мы рассмотрим участие в голосовании по возрастным группам, то накануне выборов в Государственную думу среди молодежи до 20 лет лишь 21% заявили о своей готовности принять участие в выборах, тогда как среди избирателей старше 60 таких оказалось более половины (см. табл.1)1.
Таблица 1
Участие в голосовании по возрастным группам_
Возраст до 20 лет 21- 30 31-40 41-50 51-60 Старше 60
Доля намеревающихся принять участие в выборах 21% 27% 33% 43% 49% 53%
Среди причин неучастия наиболее часто упоминаются две — «никому не верю» и «от меня ничего не зависит». Они покрывают почти половину вариации всех ответов (см. рис.3). Обратим также внимание на то, что по мере приближения выборов доля затруднившихся объяснить свой отказ участвовать в голосовании не уменьшается, а растет.
Предложенные причины неучастия в выборах можно сгруппировать (и факторный анализ подтверждает такую группировку) по шести факторам, за каждым из которых стоит группа респондентов, носителей данных установок:_
Почему Вы не хотите голосовать...?
1 группа - «устал» устал от политики, от борьбы в верхах
2 группа - «не верю» не вижу ни одной партии, отражающей мои интересы не верю никому из нынешних политиков
3 группа - «не мое» от моего участия и голосования ничего не будет зависеть это не касается моего народа
4 группа - «бесполезно» выборы будут нечестными, результаты все равно подтасуют парламент ничего не решает, выборы в него бесполезны
5 группа - «не интересно» не разбираюсь в политике / не интересуюсь политикой
6 группа - «не знаю» затрудняюсь ответить
1 Опрос проведен ВЦИОМ 10- 16 ноября 1995 г., опрошены 1601 человек.
Почему Вы не хотите голосовать или сомневаетесь относительно своего участия в выборах в Государственную думу?
J
Рисунок 3
(Респонденты могли выбрать несколько вариантов ответа, поэтому сумма ответов превосходит 100%.)
Важно отметить, что в двух группах — первой («устал») и шестой («затрудняюсь ответить») — повышен процент тех, кто голосовал в 1993 г. за «Выбор России». Так, среди респондентов, затруднившихся ответить, доля проголосовавших за ДВР в 1993 г. составляет 20% (при среднем показателе 13%), среди «уставших от политики» — тех, кто отдал свой голос ДВР в 1993 г. — 17%. Объединяет эти группы то, что они — «потерянные голоса ДВР», в остальном же они различны. «Уставшие от политики» скорее продолжают поддерживать процесс реформирования: они полагают, что общество может сплотиться под лозунгами «продолжения реформ» и «вхождения в мировое сообщество». Их раздражает медленная реализация реформ, с их точки зрения нужны более решительные действия (так думают 46% респондентов этой группы при 32% в среднем). В этой группе самый низкий уровень тех, кто отмечает улучшение материального положения своей семьи за последние 5 лет по сравнению с окружающими — всего 6%. Иными словами, «уставшие от политики» — это те сторонники реформ, которые с энтузиазмом встретили их начало, но так и не смогли реализовать свои установки на успех.
Материальное положение группы «не знаю, почему не буду голосовать» лучше, чем у других: 20% респондентов этой группы, т.е. каждый пятый, полагает, что материальное положение его семьи улучшилось за последние пять лет. «Незнающие» не так критично оценивают происходящие в обществе события, менее других считают, что они ведут нас в тупик. В этой группе самый высокий уровень образования из всех групп, отказывающихся от участия в выборах. Для тех, кто много работает с данными опросов, это выглядит нарушением привычного порядка. Анализ результатов опросов обычно показывает, что затруднившиеся ответить имеют более низкие показатели социальных ресурсов — чаще других затрудняются ответить женщины, люди старших возрастов, проживающие в сельской местности, имеющие низкие доходы. В рассматриваемом случае ситуация прямо противоположная. Именно респонденты, обладающие более высокими социальными ресурсами, не могут сформулировать причины своего неучастия в выборах. Но кое-что про их электоральные установки сказать можно. Группа «затруднившихся с ответом» предпочитает, чтобы их потенциальный кандидат в президенты был демократом. Но они не думают, что лозунг «продолжения реформ» может сплотить общество, и, если они соберутся голосовать, то свои голоса
на парламентских выборах они скорее отдадут блоку «Наш дом — Россия» или КПРФ.
Группа «никому не верю» критичнее всех оценивает происходящее, более других полагая, что события ведут нас в тупик. «Неверящие» считают, что материальное положение их семьи хуже, чем у окружающих. С их точки зрения лозунг «продолжения реформ» общество сплотить не может, а вот лозунг «стабильность» — другое дело. Кандидатом в президенты, с точки зрения этой группы, должен быть новый человек.
Группа «политикой не интересуюсь» состоит из двух частей — молодежи и людей старших возрастов, поэтому многие ответы этой группы — «двугорбые». Представители данной группы более оптимистичны, не так критично оценивают происходящее. Материальное положение в этой группе лучше, как в абсолютных цифрах дохода, так и в относительной оценке, сравнивающей их ситуацию с окружающими семьями. Каждый пятый в этой группе считает, что положение его семьи улучшилось за последние пять лет. Предпочтений в возможном голосования они никаких не высказали, но не думают, что общество может сплотиться под лозунгом «продолжения реформ».
Две оставшиеся группы — те, кто считают, что от их голосов ничего не зависит, и те, кто полагают, что выборы по разным причинам бесполезны, сходны в своих установках: они думают, что с реформированием нужно быть осторожнее, реформы проводить осмотрительно и медленно. Если бы они приняли участие в голосовании, то могли бы проголосовать за коммунистов. Иными словами, это те группы потенциальных сторонников КПРФ, электоральная активность которых купирована энергичной антикоммунистической кампанией.
Середина 90-х оказалось «моментом истины», высветившим ключевые изменения массовых настроений и установок. На смену готовности «некоторое время потерпеть» ради маячащих вдали перспектив пришли резоны, для обозначения которых в политических науках используется слово pocket-book: в условиях выбора поддержку режиму оказывают те, кто в большей степени выигрывает от проводимой режимом политики. Большая часть российского населения очутилась в обстоятельствах, когда собственный ресурс для улучшения жизненной ситуации оказывается недостаточным. Причем, вина за низкий (можно сказать потерянный) уровень ресурсов возлагается на «реформаторов». Вряд ли партии либерального направления могут в этих обстоятельствах рассчитывать на массовую поддержку.
