Очеловечение пространства в поэзии У. Уитмена и В. Маяковского Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

Т.Г. Артамонова

Курганский государственный университет

ОЧЕЛОВЕЧЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА В ПОЭЗИИ У. УИТМЕНА И В. МАЯКОВСКОГО

Аннотация

Статья посвящена проблеме творческого использования В. Маяковским художественных приёмов, характерных для поэзии У. Уитмена. Автор показывает влияние американского художника слова на осмысление В. Маяковским категории пространства, создание русским поэтом-философом образов очеловеченной вселенной и героя-пространства, раскрывающих трагическое мироощущение человека ХХ века.

Ключевые слова: стиль, метафора, гипербола, реминисценция, пространство, очеловечение.

T. G. Artamonova, Kurgan State University

PERSONIFICATION OF SPACE IN THE POETRY OF W. WHITMAN AND V. MAYAKOVSKIY

Annotation

The article is devoted to the problem of V. Mayakovskii's creative usage of stylistic devices, which are characteristic of W. Whitman's poetry. The author shows the influence of the American word-painter on V. Mayakovskii's understanding of the space category, creation of personified characters of Universe and space, which reveal tragic perception of the world by a person of the 20th century.

Key words: style, metaphor, hyperbole, reminiscence, space, personification.

Развитие В. Маяковским творческих традиций У Уитмена - проблема, по сих пор сохраняющая свою актуальность. С. Есенин, современник и великий оппонент В. Маяковского, считал, что мыслящий вселенскими масштабами новатор стиха «весь идёт от Уитмена» (1, 383). О близости стилевых манер русского и американского художников слова писали Н. Абиева, В. Альфонсов, А. Дымшиц, М. Нексе, К. Причард, А. Старцев, К. Чуковский. К. Чуков-

ский констатирует, что «Владимир Маяковский в начале своей литературной работы творчески воспринял и пережил поэзию «Листьев травы». Его главным образом интересовала роль Уитмена как разрушителя старозаветных литературных традиций, проклинаемого «многоголовой вошью мещанства» (2, 253). Но В. Маяковского, видевшего в американском поэте « старшего собрата и соратника» (2, 254), привлекал не только мировоззренческий и эстетический нигилизм У Уитмена, начинающий футурист с интересом учился в творческой лаборатории американского художника: «... нет сомнения, что в те годы, когда он (В. Маяковский. - Т.А.) создавал свой поэтический стиль, полный реализованных метафор, эксцентризмов, гипербол, в этот многосплавный стиль одним из компонентов вошёл и стиль другого бунтаря - Уолта Уитмена» (2, 254). Н. Абиева, расширяя сферу влияния автора « Листьев травы», отмечает, что в 1906 - 1913 годах - в «период пробуждения интереса к творчеству американского поэта» (3, 185), русские художники слова, в частности футуристы, обращались к стихам У. Уитмена «в поисках созвучных своим исканиям мыслей, ощущений, форм» (3, 193). Исследователь приходит к выводу, что в годы большого интереса к поэтической технике американского художника слова, его стилю, языку «достижения Уитмена, творчески переосмысленные, входят составной частью в индивидуальные стили новых русских поэтов рубежа столетий» (3, 195).

Уитменовские реминисценции исследователи находят, прежде всего, в дооктябрьских произведениях В. Маяковского, в частности в трагедии «Владимир Маяковский», в поэмах «Облако в штанах», «Человек». Анализируя раннее творчество русского поэта, рассматривая, кроме вышеназванных произведений, поэмы « Флейта-позвоночник», «Война и мир», а также более позднее произведение - поэму «150 000 000», мы проследим влияние У. Уитмена на художественное осмысление В. Маяковским категории пространства и изображение мироздания русским поэтом-философом.

Ранние произведения В. Маяковского воплощают уитменовскую идею бесконечности пространства. По мнению К. Чуковского, «писательская сила» У. Уитмена заключалась «в необыкновенно живом, устойчивом, никогда не покидавшем его чувстве беспредельной широты мироздания. Мы не знаем другого поэта, который до такой степени был бы проникнут ощущением бесконечности времён и пространств. Любого человека, любую самую малую вещь, какие встречались ему на пути, он (У. Уитмен. - ТА.) видел, так сказать, на фоне космических просторов. На этом же фоне он воспринимал и себя самого» (2, 10). Автор книги «Мой Уитмен» отмечает любовь американского поэта к астрономическим цифрам: к миллионам, квинтильонам, миллиардам. Герой У Уитмена часто пребывает в межпланетном пространстве: «Под ногами божественная земля, над головой солнце. Смотри -вертится земной шар.» (4, 39) («Рождённый на Помано-ке»); «.оркестр кружит меня в бешеном вихре, он мчит меня кругами Сатурна» (4,73), «Я посещаю сады планет и смотрю, хороши ли плоды. Я смотрю на квинтильоны созревших и квинтильоны незрелых» (4, 81 ), «Вихри миров, кружась, носили мою колыбель. Сами звёзды уступали мне место, вращаясь в своих кругах» (4, 95) («Песня о себе»); «Я вижу чудесный шар (планету Земля. - Т. А.), несущийся в пространстве» (4, 124) («Salut au Monde!»). Но в произведениях американского поэта вселенная порой принимает облик человека, человек сам становится

бесконечным пространством. Чаще всего герой-вселенная автобиографичен: «Я вместил в себе целый мир, предметы зримые и незримые, таинственный океан, в который впадают реки, пророческий дух материи, сверкающий вкруг меня, живые существа и тождества, о которых мы не ведаем, им несть числа, они рядом» (4, 43) («Рождённый на Поманоке»); «... эта вселенная - Я» (4, 66), «Уолт Уитмен, космос, сын Манхаттена» (4, 69), «Во мне и гнейс, и уголь, и длинные нити мха, и плоды, и зёрна, и коренья, годные в пищу четвероногими весь я доверху набит, птицами весь я начинён» (4, 76), «... локтями я упираюсь в морские пучины, я обнимаю сиерры, я ладонями покрываю всю сушу» (4, 77) («Песня о себе»); «Какие просторы в тебе, Уолт Уитмен? Какие волны и земли возникли? Какие пояса, страны и люди? Какие дети, одни играют, другие спят? Кто эти девушки? Эти замужние женщины?» (4,123) («Salut au Monde!»). Содержание подобных гипербол точно раскрыто в словах английского историка и критика Д. Саймондса: «Уитмен - это воздух, в котором струятся и зыблются неясные видения, миражи, какие-то башни, какие-то пальмы. Уитмен - это земля, это весь земной шар: все страны, моря, леса, всё, что озаряется солнцем, всё, что орошается дождями. Уитмен - это все народы, города, языки, все религии, искусства, все мысли, эмоции, верования» (2, 36, 37). В некоторых строках У Уитмена мир предстаёт в образе Бога-творца: «В каждой вещи я вижу бога. В сутках такого нет часа, в каждом часе такой нет секунды, когда бы не видел я бога, на лицах мужчин и женщин я вижу бога и в зеркале у меня на лице, я нахожу письма от бога на улице, и в каждом есть его подпись» (4, 100) («Песня о себе»); «Пространство и Время ... будьте моими Богами» (4, 197) («Боги»). Иногда, следуя тождеству между автобиографическим героем и остальными людьми, населяющими землю, обожествляя простых смертных, автор «Листьев травы» открывает «бескрайние сферы пространства» в «человеке вообще»: «Мужчина тоже душа ... изобилие познанной вселенной в нём» (4, 108) («О теле электрическом я пою»). «Чувством всеравенства, всетождества» У. Уитмен «мечтает заразить ... нас. Охваченный этим чувством, он начинает твердить, что всюду его двойники, что мир - продолжение его самого» (2, 22). По К. Чуковскому, У. Уитмен вызывает в себе «экстаз широты» (2, 22). Возможно, олицетворение вселенной, представление её в образе человека - конечное звено логической цепи, составными звеньями которой являются представление о людях как о главном содержании космической жизни и понимание человека как вместилища мириад людей. Интересно мнение М. Мендельсона, полагавшего, что даже тогда, когда образ уитменовс-кого героя принимает гигантские, сверхчеловеческие масштабы, поэт утверждает прежде всего не силу противостоящей народу личности, а всемогущество самого народа. Именно народ ладонями покрывает сушу всё дальше и дальше проникает в глубины мироздания (5, 25). Перефразируя Е.И. Ветрову, можно сказать, что пространство у У. Уитмена «выражает философскую позицию автора, неизменно гуманистическую» (6, 74). Американский поэт утверждает одухотворённость материи, смысл развития которой - совершенствование человека. Американский поэт воплощает в своём творчестве идеи глубины и неисчерпаемости человеческой личности, равенства и братства людей.

Взгляды У. Уитмена в начале ХХ века оказались близки В. Маяковскому. Поэт-революционер, одержимый идеями мирового переустройства, гуманизации жизни, подобно американскому художнику слова, переносит действие своих произведений в просторы вселенной, рассматривает человека и как вершину творения, и как само творчес-

кое начало мироздания. Как справедливо замечает В. Альфонсов, «Маяковский строил своё миропонимание на ... подстановке человека на место бога, принципе всеобъемлющего антропоцентризма» (7, 63). По верному наблюдению исследователя, в ранних произведениях В. Маяковского, в частности в поэме «Человек», «бог, измеренный земным аршином, комически снижен до уровня человеческого быта, а человек ... заполняет собою весь мир» (7, 46). К. Петросов показывает воплощение в этом произведении уитменовской идеи «всеединства» - родства человека и с окружающей материей, и с миллионами себе подобных: герой «Человека», с одной стороны, неотделим от «первородных стихий, воспринимается во всеобщих связях, восходящих к основам бытия», причастен «образам солнца (света) и ночи (тьмы)» (8, 122, 123), а с другой стороны, образ романтического героя произведения является «высшим олицетворением горя, надежд и свободолюбивых стремлений миллионов простых людей» (8, 145).

В трагедии «Владимир Маяковский» уже в «Прологе» метафорически акцентируется причастность человека окружающему пространству: герой «с небритой щеки площадей» стекает «ненужной слезою» (9, 8). Подобно уитменовскому, герой В. Маяковского способен покидать пределы Земли, он хочет уйти к своему «трону, с дырами звёзд по истёртым сводам» (9, 9). В поэтической трагедии находим обилие олицетворений, создающих образ страдающей вселенной: «... у мчащихся рек на взмыленных шеях мосты заломили железные руки. Небо плачет, безудержно, звонко; а у облачка гримаска на морщинке ротика» (9, 8), «. ползу дальше на север, туда, где в тисках бесконечной тоски пальцами волн вечно грудь рвёт океан-изувер» (9, с. 22). В этом раннем произведении В. Маяковский-футурист впервые наделяет составляющие безмолвного пространства частями человеческого тела: «Нет! Век, дорогие дороги, не забуду ваши ноги худые и седые волосы северных рек!» (9, 22) От уитменовской гармонии бытия в поэме В. Маяковского не остаётся и следа, в прологе и первом действии «всё ... потрясено, всё стоит на грани катастрофы, в предчувствии мятежа» (7, 79). Мир изображается в состоянии трагедии, и эмоции, жесты, действия, детали внешности человека, переносимые на неодушевлённые объекты и явления, позволяют глубже раскрыть и ярче показать это состояние. В противопоставлении настоящего и будущего возникает образ новой, «очеловеченной» вселенной: «Мы солнца приколем любимым на платье, из звёзд накуём серебрящихся брошек» (9, 11).

В «Облаке в штанах» (1914 - 1915) происходит реализация метафоры человек - это целый мир: душа героя то предстаёт домом, «который выгорел» (9, 27), то расцветает незабудками, рот становится «горящим публичным домом» (9, 28), сердце превращается то в «церковку», то в болото («тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения» (9, 29), череп становится «горящим зданием» (9, 29). Герой поэмы всюду, он «где боль, везде» (9,33). Сверхъестественное «разрастание» героя, объемлющего пространство, показывает масштаб личной трагедии - потери возлюбленной, безмерность страданий человека. Образы вселенной, уподобляемые людям, призваны передать боль и отчаяние героя, видящего нелепость и несправедливость мира: «. в стёклах дождинки серые свылись, гримасу громадили» (9, 25), «Город дорогу мраком запер» (9, 30), «Вдруг и тучи, и облачное прочее подняло на небе невероятную качку ... Гром из-за тучи, зверея, вылез, громадные ноздри задорно высморкал, и небье лицо секунду кривилось суровой гримасой железного Бисмарка. Вы думаете - это солнце нежненько треп-

110

ВЕСТНИК КГУ, 2010. № 3

лет по щёчке кафе? Это опять расстрелять мятежников грядёт генерал Галифе!» (9, 35), «На небе красный, как марсельеза, вздрагивал, околевая, закат» (9, 36), «Небо опять иудит» (9, 36), «Дождь обрыдал тротуары» (9, 38). В. Альфонсов отмечает «гиперболический объём» любовного чувства героя В. Маяковского, которое соединяет личное, социальное и мировое (7, 112).

В поэме «Флейта-позвоночник» (1915) - произведении сугубо камерной, интимной лирики - расширение пространства происходит в связи со стремлением автора показать безмерность «последней в мире любви» (9, 48) и страданий автобиографического героя. Можно согласиться с В. Альфонсовым в том, что «образы космоса здесь -средство гиперболизации чувств» (7, 45), «чувство в "Флейте" имеет масштабы абсолютные, разворачивается в пространстве всемирном» (7, 125). В осанне великому чувству герой становится пространством любви: «Будешь за море отдана, спрячешься у ночи в норе - я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона огненные губы фонарей. В зное пустыни вытянешь караваны, где львы начеку, - тебе пылью, ветром рваной, положу Сахарой горящую щёку» (9, 46, 47). Вселенная в поэме «насквозь телесна, а человек космичен в силу их взаимопроникновения, тех самых «превращений», когда предметы, явления внешнего мира поэтически уподобляются «содроганиям живого, человеческого организма» (7, 126). В мире любви происходит творческое преображение обычного, серого, убогого: «И небо, в дымах забывшее, что голубо, и тучи, ободранные беженцы точно, вызарю в мою последнюю любовь» (9, 45). Реализация метафоры человек-пространство происходит в сцене объяснения, где глаза любимой уподобляются «ямам двух могил» (9, 49), а душа героя натягивается «над пропастью ... канатом» (9, 49). Необычная образность призвана передать тяжесть и напряжённость чувств любящих.

Пространство поэмы «Человек» (1916 - 1917), продолжающей тему любовного треугольника, развиваемую в поэмах «Облако в штанах» и «Флейта-позвоночник», вмещает в себя небо, землю и город Санкт-Петербург с неотъемлемыми от него Летним садом, набережной Невы и улицей Жуковского. Привязанность Человека к Земле снимается литотами, снижающими образ планеты. Земля предстаёт то шаром, прикованным к ногам, то «глобусом пуза» Повелителя Всего, то «точкой», то «полушарий горстями». Акцентируется родственность героя небесной стихии, происходит отождествление его с Млечным Путём, радугой, кометой. В «лоне небесной шири» герой обретает на какое-то время утраченные на земле покой и свободу. В ходе развёртывания сюжета произведения «бездомный» дух героя свободно перемещается с небес на землю и обратно. Эта духовная вездесущность «путешественника неб» обусловила сравнение его с Богом. По В. Аль-фонсову, герой поэмы «на месте бога ... сам чудо и творец чудес» (7, 49). И несмотря на то, что в произведении происходит разрастание до необъятных размеров олицетворяющего культ вещного, материального Повелителя Всего - оппонента и соперника Человека, изображение бессмертия души, всепроникновения человеческого духа служит утверждению неизбежности победы вечных и высоких начал над грубостью и пошлостью жизни.

В поэмах «Война и мир» (1915 - 1916) и «150 000 000» (1919 - 1920) вселенная предстаёт ареной борьбы мировоззрений, интересов, стремлений, страстей. В первом произведении - антивоенной поэме «о состоянии мира, его реальной гибели и чаемом возрождении» (7,142) - одушевлённые страны, столицы, сёла, дома, солнце, звёзды, горы, океаны, моря, реки в совокупности образуют гигантское человекоподобное существо, состоящее

из плоти («мира мясо»), с головой-Землёй. Очеловечение пространства становится необходимо, чтобы показать войну как жуткую мировую агонию, совершающуюся по вине человека. Герой поэмы, вырастая до невиданных, свиф-товских размеров («Большими глазами землю обводит человек. Растёт, главою гор достиг» (9, 75)), становится «равнозначен целому человечеству, земле людей, которая ... должна же когда-то опомниться и очиститься от скверны кровопролития» (7, 143). Глаза героя, пространственно расширяясь, превращаются в «дверь собора». Так, посредством ярких, запоминающихся гипербол автор «Войны и мира» утверждает идею величия свободного и гордого человека, говорит, что путь к свободе лежит через покаяние и очищение.

В поэме «150 000 000» создан образ мира, переживающего муки социального переустройства. В «чемпионат всемирной классовой борьбы» вовлекается всё сущее. Россия, отстаивающая идеи социализма, предстаёт в образе фантастического Ивана, героя гигантских размеров: «Россия вся единый Иван, и рука у него - Нева, а пятки -каспийские степи» (9, 115), голова же «в Казбек» (9, 128). При этом «частицей мозга» Ивана является Совнарком, а сердце «так ... громоздко, что Ленин еле мог его раскачивать» (9, 116). В произведении воплощается идея У. Уитмена о соприсутствии в одном человеке миллионов людей и всех многообразных состявляющих вселенной: «... из раны (Ивана. - Т.А.) вдруг человек полез. И пошло ж идти! Люди, дома, броненосцы, лошади в прорез пролезают узкий. С пением лезут. В музыке. О горе! Прислали из Северной Трои начинённого бунтом человека-коня!» (9, 135, 136) Примечательно, что в этом произведении В. Маяковского Уитмен появляется в качестве персонажа «смеющихся глав». Капиталистическая Америка олицетворяется в образе Вильсона. Сцена рукопашной мировых гигантов наглядно показывала современникам В. Маяковского сущность очередного исторического этапа.

Таким образом, на основании вышесказанного можно заключить, что приём очеловечения пространства является одним из ключевых в творчестве У. Уитмена и В. Маяковского. И американский, и русский поэты показывают взаимопроникновение человека и вселенной: они сообщающиеся сосуды, вселенная из своего материала созидает человека, и человек воплощает её. Однако если в творчестве У. Уитмена такая трактовка взаимоотношений человека с миром призвана утвердить гармонию бытия, то в произведениях В. Маяковского космические масштабы героев и очеловечение вселенной должны показать величину трагедии - личной, социальной, её размах. В отличие от американского художника слова, русский поэт использует приём очеловечения пространства в разработке таких тем, как отношения между мужчиной и женщиной, социально-историческое обновление жизни. Изображая мир с лицом и душой человека, В. Маяковский выражает надежду на торжество справедливости, добра и любви.

Список литературы

1. Михайлов А.А. Маяковский. - М.: Мол. гвардия, 1988. - 558 (2) с.

2. Чуковский К. Мой Уитмен. - М.: Прогресс, 1966. - 272 с.

3. Абиева Н.А. Начало знакомства с Уолтом Уитменом в России //

Русская литература. - 1986. - №4. - С. 185 - 195.

4.Уитмен У. Избранные произведения. - М.: Худож. лит., 1970. - 416 с.

5. Мендельсон М. Я с вами, люди других поколений // Уитмен У.

Избранные произведения. - М.: Худож. лит., 1970. - С. 3 - 27.

6. Ветрова Е.И. Категория времени в творчестве Уолта Уитмена (У

истоков американского верлибра) // Филологические науки. - 1982. - №5. - С. 74 - 77.

7. Альфонсов В. Нам слово нужно для жизни. В поэтическом мире

Маяковского. - Л.: Сов. писатель, 1983. - 248 с.

8. Петросов К. Земля и небо в поэме Маяковского «Человек» // Вопросы

литературы. - 1987. - №8. - С. 121 - 145.

9. Маяковский В.В. Избранные сочинения: В 2 т. - Т.2. - М.: Худож. лит.,

1982. - 558 с.