CC BY
127
ЛИТЕРАТУРА И ФИЛОСОФИЯ
А. С. ГРИШИН
ОБЩИЙ СМЫСЛ РУССКОГО ВАРИАНТА МИФА
ОБ АНТИХРИСТЕ
Миф об антихристе, сложившись на ранних стадиях развития христианства, пройдет затем через многие века европейской и русской истории, культуры, искусства, науки. Он будет постоянно наполняться новым содержанием, сближаться с реальными историческими личностями и событиями, обмирщаться и социализироваться, приобретет вид некоей универсалии, которой охотно пользуются не только религия, но и многие философские системы (особенно и своей философии истории), историческая наука, этика, искусство. Этот миф, как будет показано далее, действительно обладает огромным универсальным потенциалом, он и сегодня предстает как вечно творящийся.
Рожденный древними из некоей познавательной тоски («что впереди? какой смысл мира? есть ли конец истории? возможно ли на земле единое государство во главе с единым правителем и каковы сроки его существования? чем закончится вечная борьба добра и зла?»), миф об антихристе на долгие столетия станет предведением для человечества и, как'дамоклов меч, будет внушать ему постоянную мистическую тревогу.
В русской . истории и литературе резко выделяются три эпохи актуализации мифа об антихристе, эпохи смутные, нестабильные, переходные. Первая актуализация - эпоха раскола ХУП-ХУШ вв., вторая - эпоха конца XIX - начала XX вв., третью актуализацию мы переживаем сегодня, когда кажется, что наступили последние времена, и во всем мире царят насилие, войны и всеобщая мерзость запустения, хлебопашец покинул землю, а в человеке навсегда поселились злонравие и злоречие, нечестие и сребролюбие. Современная литература очень чутко уЛовила этот сдвиг, точнее, провал нашего бытия в эсхатологическое состояние («Пожар» В.- Распутина, «Печальный детектив» В. Астафьева, «Плаха» Ч. Айтматова). Очевидно, что и в ближайшем будущем наша литература будет считать эсхатологическую проблематику наиважнейшей и актуальнейшей.
Долгое время миф об антихристе в русской и европейской истории существовал только как христианско-богослоиское учение и не распространялся на светские области культуры и искусства. В Средние века даже- сложилась традиция, по которой отцы церкви, крупные богословы обязательно писали многочисленные «Слова» или «Толкования» о пришествии антихриста, кончине мира и втором пришествии Христа1, а светские писатели этим почти не занимались. Примечательно, что в истории русской светской литературы первое упоминание об антихристе содержится в «Повести временных лет» в записи за 1071 год, где есть рассказ о двух иолхиах, верующих и антихриста3
В России эта традиция была резко поколеблена в эпоху раскола, когда миф об антихристе стал не только христпанско-богословским, но был перенесен на современную жизнь, современных исторических и духовных деятелей, на само государство. Этим мифом раскольники стали критиковать современное государство и все его устои: оно для них - «царство антихриста», цари Апексей Михайлович и Петр I, Никон и епископы, преследующие раскольников,- тоже «антихристы». Впервые именно у раскольников сформировалось и утвердилось собственно эсхатологическое мировосприятие, согласно которому в мир уже пришел
и царит антихрист1. У расколоучителей (протопоп Аввакум, А. Денисов, дьякон Федор, С. Иванов, М. Вышатин и др.) во многом новая концепция антихриста, противопоставлена традиционному взгляду православной церкви.
Если традиционное богословие, опираясь на Библию, заявило, что о дне и часе прихода антихриста никто не ведает, кроме Бога Отаа («О дне том и часе никто не ведает,' ни ангелы небесные, только один Отец мой»,- Евангелие от Матфея, гл. 24, 36), то раскольники утверждали, что «духовный» или «мысленный» антихрист уже пришел и царит в мире. Они разработали свое учение о «чувственном» и «духовном» антихристе. Первый - конкретное историческое лицо, второй - собственно антихрист, точнее' его духовный облик и духовные проявления в мире4. Именно с эпохи раскола в русской истории и литературе начинают существовать две во многом разные концепции антихриста - традиционная библейско-богословская и новая раскольническая. И последняя будет затем опорой для многих философов, поэтов и писателей Х1Х-ХХ вв.
Существующий на сегодня огромный комплекс богословской и светской литературы об антихристе подсказывает, что в этом мифе четко выделялись три его стороны, точнее, линии: первая - персонификации антихриста в различных исторических личностях; вторая - линия лжехристов или лжемессий; третья -. линия собственно антихриста. Раскроем общий смысл этих линий. .
Еще в библейские времена сложилась устойчивая традиция персонифицировать антихриста в крупных исторических личностях прежде всего в императорах, царях, крупных полководцах и еретиках, в тех, кто преследовал христианство и христиан или изменял последнему. С апостольских времен и в эпоху раннего христианства сюда вошли -императоры Нерон, Максимилиан, Диоклетиан, Юлиан Отступник, а также еретики Арин, Несторий, Савелий, Македоний, Аполлинарий и многие другие. В свое время эти императоры боролись с христианством или, достигнув власти, требовали божественных почестей (Нерон), а еретики отступали от священного писания. Все они были объявлены церковью антихристами, и весь этот ряд персонификаций по библейско-богословской традиции стали называть предшественниками или предтечами антихриста. -
В России этот ряд персонификаций антихриста, как уже отмечалось, резко расширился в годы раскола. Тогда же сюда стали попадать и римские палы за то, что, образовав свое государство, соблазнились мечом кесаря и мечтают о мировом господстве (этот раскольнический акцент позже будет очень важен для Достоевского и русских богоискателей начала XX века). В XIX веке этот ряд персонификаций антихриста почти не пополнялся, исключение составляет Наполеон. В конце XIX - начале XX века сюда входят Л. Толстой, Г. Распутин, А. Керенский, В. Ленин5. Последней персонификацией этого ряда уже в конце XX века стал М. Горбачев, вписанный сюда Б. Олейником6. Как видим, линия персонификации антихриста принципиально незавершима, исторически открыта.
С библейских времен начинается и линия лжехристов. Одним из первых здесь оказался библейский персонаж и реальная личность -Симон-волхв или Симон-маг (см.: Деян. апостолов, гл. 8, 9-24). Архимандрит Никифор указывает, что с библейских времен по XII век не менее 24-х человек «богохульно» дерзали на звание Христа7. Христианская традиция рассматривает лжехристов и лжемессий тоже как предшественников, предтеч антихриста.
С книг Библии и писаний Отцов церкви пошла традиция предупреждать христиан о пришествии не только предтеч антихриста, но
и собственно антихриста. Он, по библейскому мифу, перед вторым пришествием Христа, будет ему противодействовать, истреблять христиан и их веру, их пророков, подымет войну против Бога, получит от дьявола сверхчеловеческий разум, пошлет в мир своих лжепророков, захватит власть над миром и будет царствовать 3,5 года, затем будет истреблен Духом Божиим (о собственно антихристе см.: Книг'а пророка Даниила, 7, 25, Исайя, 14; Первое послание Иоанна, 2, 18, 19, 22; Второе послание Павла к фессалон, 2, 8, Откровен. от Иоанна, гл. 13). Огромная масса богословской литературы была посвящена расшифровке «тайны имени антихриста, считающейся мистической: в Откровении Иоанна Богослова он назван «зверем»: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; вдело его 666» (гл. 13, 18). Пользуясь тем, что в различных языках буквы имели и цифровое значение, богословы называли такие имена собственные антихриста - Латейнос, Тейтан, Лампетис, Оникитис, Амнос Адикос, Венедйктос, Титан и мн. др.8. В процессе расшифровки имени антихриста в богословии родилась целая наука - гематрия.
Что произошло с мифом об антихристе в русской литературе конца XIX - начала XX вв.? Какие новые имена и проблемы оказались причастными к нему? Эта актуализация в основном происходила в русле светской, а не церковной литературы, которая оказалась очень разнообразной - легенды, повести, философские и исторические статьи, литературная критика и эссеистика. Поэзия и драматургия оказались менее затронуты этим мифом. Вторая актуализация происходила на достаточно многослойном контексте: библейский миф об антихристе и писания отцов церкви, раскольническая концепция антихриста. Не случайно, такие писатели, как Л. Толстой, Ф.Достоевский, К. Леонтьев, а позже символисты (Мережковский, Белый, Иванов и др.), критики религиозно-философского направления в своих работах и жизни испытывали обостреннейший интерес к расколу, к современному старообрядничеству, сектантству, старчеству. Когда Мережковский и Гиппиус пришли в 900-е гг. к выводу «самодержавие - от антихриста»9, То они только повторили раскольнические идеи о том, что церковным собором 1666-1667 гг. в России положено начало царства антихриста, что ■цари и вообще государство - от антихриста10. Когда тот же Соловьев, а за ним Мережковский стали разрабатывать концепцию русской и мировой истории как борьбы двух мировых стихий, двух мировых начал - Христа и антихриста, христианского и антихристианского,- то они повторяли раскольнические представления об истории. На содержании мифа об антихристе на рубеже Х1Х-ХХ веков сильно сказались и такие события, как начавшиеся войны и революции, всеобщая хаотизация жизни, настроения «конца века». В целом же новое содержание и новая проблематика его оказались связанными с именами 4-х выдающихся, но очень непохожих мыслителей и художников -Достоевского, Леонтьева, Розанова, Соловьева и, в частности, с такими их созданиями, как «Великий Инквизитор», «Восток, Россия и славянство», «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф. Достоевского», «Краткая повесть об.антихристе».
«Поэма» или «легенда» «Великий Инквизитор» Достоевского «сочинена» героем романа Иваном Карамазовым. С 90-х гг. она привлекает внимание многих философов, критиков, писателей, ее проблематика осовременивается и универсализируется; в ней начинают видеть не только художественное произведение, но и гениальное философское, религиозное, историософское, онтологическое произведение пророческого характера. Начало такому взгляду положил Розанов книгой «Легенда о Великом Инквизиторе» Достоевского». По следам Достоевского как художник и философ пойдет затем Соловьев в своей «Краткой повести
об антихристе». Но в отличие от Достоевского, привязавшего легенду к средневековой Испании XVI века, Соловьев гениально моделирует антихриста будущего, не разрушая при этом библейский образ, а лишь дополняя и модернизируя его. Поэтому повесть Соловьева заняла в истории русской литературы уникальное место - на нее стали ссылаться многие богословы. ' ,
В 900-е годы легенду Достоевского стали расценивать как «вершину» всего его творчества. Бердяев в ст. «Великий Инквизитор» (1907) писал, что тема этой легенды «универсальна, в ней дана целая философия истории и сокрыты глубочайшие пророчества о судьбе человечества..., в ней мы черпаем вечные, поучения»11. И он же в книге «Миросозерцание Достоевского» (1923) напишет, что эта легенда - «вершина творчества Достоевского, увенчание его идейной диалектики».
В легенде Достоевского собственно антихриста нет: ведь Великий Инквизитор - это только человек, отрекшийся от Христа и христианства,-точнее, подменивший последнее якобы во имя блага страдающих и слабосильных людей. В ночном монологе, обращенном к Христу, он пытается убедить его в своей правоте: заповеди Христа слишком трудны для слабых людей, и он, Инквизитор, дал этим людям счастье взамен свободы. Для него счастье и свобода людей несовместимы. Инквизитор обвиняет Христа в том, что он когда-то не принял трех искушений дьявола, и провозглашает типично антихристов лозунг: «Накорми, тогда и спрашивай с них (людей - А. Г.) добродетели... >. «Великий Инквизитор» Достоевского - художественно-философское произведение о путях свободы человека и человечества в этом дольнем мире. По Достоевскому, человечество отвергло горнюю христову свободу во имя свободы дольней, земной. Здесь в образе Великого Инквизитора явлен дух антихриста, он прямо говорит Христу: «Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже 8 веков». Этим Достоевский направил свою легенду и против католичества, которое с VIII века «с ним», т. е. дьяволом и его учеником антихристом, т. к. именно в середине VIII века было образовано папское государство со столицей в Риме и неограниченной церковной и светской властью папы. С этого времени, по Достоевскому, католичество приняло дьявольское искушение властью, пропиталось духом антихриста.
Но эта легенда Достоевского направлена и против социализма, который он тоже считает духом антихриста, похищающим свободу людей.
«Бывают писатели с невыразимо печальной судьбой, неузнанные, непонятные, никому не пригодившиеся, умирающие в духовном одиночестве, хотя по дарованиям, уму, по оригинальности они стоят многими головами иыше признанных величин»13,- так начал свою статью Бердяев, озаглавленную тоже знаменательно «К. Леонтьев - философ реакционной романтики» (1904). Действительно, строем своих мыслей и теорий, духовном самостоятельностью, постоянным стремлением идти против века и его «модных» идей К. Леонтьев как будто сознательно обрекал себя на одиночество и непризнание почти всеми лагерями общественной и философской мысли XIX века, на вечную печать «консерватора» с ее ужасающим и уничтожающим русским смыслом XIX-XX вв. Поздние славянофилы сторонились его, а И. Аксаков находил у Леонтьева «сладострастный культ палки» и в чем-то был прав: Леонтьев любил силу и эстетизировал ее в жизни, в государстве, в природе, религии, в искусстве. Многие современники даже видели в нем русского предшественника Ницше из-за поклонения силе, аристократизму духа, бесстрашию мысли. Западники отшатывались от него с отвращением, ибо он питал эстетическую и мистическую ненависть ко всем теориям буржуазно-эгалитарного прогресса, который ведет Европу к торжеству мещанства, середины, пошлости, гибели европейской культуры и
искусства. По Леонтьеву, этот прогресс и буржуазная демократия, либерализм ускоряют приход антихриста. Поэтому в противовес клятвам Достоевского и его героев, клятвам десятков славянофилов и ¡западников в любви к Европе он напишет: «О! Как мы ненавидим тебя, современная Европа, за то, что погубила у себя самой все великое, изящное и святое, и уничтожаешь и у нас, несчастных, столько драгоценного своим заразительным дыханием»13.
Как и полагалось. славянофилу, Леонтьев .долго верил в высокую историческую миссию России, призванной спасти мир от европейского прогрессизма и разложения. Но в конце своей жизни он отказывается от этой веры, и поэтому в последней статье «Над могилой Пазухина» (1891) выскажет страшное пророчество: может быть, единственное историческое предназначение России в том, что она родит антихриста. В этой статье, размышляя о судьбах России и Европы, Леонтьев предложил целый комплекс не только религиозных, но и социальных мер по задержанию прихода антихриста. Это сильное государство с сильным царем и сильным социальным расслоением, укрепление веры и церкви, понимание христианства как силы суровой, а Бога - карающим, перед которым человек должен испытывать страх и трепет. Если же этого не сделать, тогда «русское общество... помчится по смертному пути всесмешения и - кто знает? - подобно евреям, не ожидавшим, что из недр их выйдет Учитель Новой Веры,- и мы неожиданно, лет через 100 каких-нибудь, из наших государственных недр, сперва бессловных, а потом бесцерковных или уже слабоцерковных,- родим того самого антихриста, о котором говорит еп. Феофан вместе с другими духовными писателями»14. Всякий же переход к демократическому или республиканскому образу правления, по Леонтьеву, открывает и ускоряет приход антихриста.
«Краткая повесть об антихристе» Соловьева, включенная как самостоятельная часть в его статью «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1900), тоже оказалась его последним художественно-философским и историософским произведением. Прельщающая, искушающая, обманная и обольщающая, подменная и лживая стороны .пика антихриста раскрыты здесь необычайно убедительно и глубоко. Эта повесть сыграла огромную роль в развитии русского варианта мифа об антихристе в литературе и философии XX века, она воплотила соловьевские представления о будущем, о развитии мировой истории. Действие повести перенесено в XXI век, идут войны между Востоком и Западом, в Японии родилась идея панмонголизма, Европа оказалась завоеванной Востоком. После полувекового господства азиатского богдыхана Европа, соединив свои силы, освобождается. В это время и появляется «сверхчеловек», который, «благодаря своей высокой гениальности к 33 годам широко прославился как великий мыслитель, писатель и общественный деятель ... он был убежденным «спиритуалистом», «верил в добро, Бога, Мессию». В это он верил, но любил «только одного себя»15. Он считает себя будущим настоящим Христом, а пришедшего раньше его - предтечей Христа. Свое призвание этот юноша видит в том, чтобы «стать благодетелем этого отчасти исправленного, отчасти Неисправимого человечества»16. Но антихристом он станет только тогда, когда встретится с дьяволом, давшим ему сверхчеловеческий разум и силу. А после этого, написав знаменитое сочинение' «Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию» и став всемирным правителем, он долгое время остается филантропом, аскетом, «филозоем», «благодетелем человечества». Лишь только тогда, когда на вселенском соборе он будет разгадан как антихрист, будет начата им ожесточенная борьба с христианами и их пастырями.
2 Зак. 2967.
9
Новым в этой повести Соловьева было его стремление восполнить те пробелы в биографии антихриста, которые существовали в Библии. Поэтому он достаточно полно раскрыл юность, учебу, мировоззрение антихриста, ввел сцену с дьяволом, признавшим в юноше своего сына и давшим ему сверхчеловеческий разум и силу, показал мировоззренческий путь юноши к роли антихриста. Соловьевский антихрист отличается от многочисленных его трактовок отцами церкви как чистого, беспримесного зла, ибо у Соловьева антихрист действительно хочет людям добра, но это добро оказывается поддельным. Знаменательно, что Г. Федотов свою статью, посвященную анализу этой повести Соловьева назовет «Об антихристовом добре»17.
Необходимо отметить еще одну новую сторону соловьевского образа антихриста. В повести он несколько раз называется «сверхчеловеком». Если учесть оценки Соловьевым учения Ницше и его идеи сверхчеловека, то ясно, что этой стороной образа антихриста он не только отсылает читателя к этой идее немецкого философа, но и полемизирует с ней.18
Написанные в эти же 900-е года легенда Л. Толстого «Разрушение ада и восстановление его» (1902) и пьеса Л. Андреева «Анатэма» (1909) посвящены борьбе дьявола с богом и людьми, но образа антихриста не касаются. Очень много об антихристе было написано в эти же годы Мережковским в его статьях и исторической трилогии «Христос и антихрист».
Первое его обращение к мифу об антихристе произошло в конце 90-х гг. во время работы над романом «Юлиан Отступник», ставшим первым романом его исторической трилогии. Именно здесь им была найдена схема всемирной истории и схема изображения исторической личности. Обе они основывались на выявлении двух полюсов, двух бездн, которые когда-то должны будут слиться, синтезироваться. В приложении к истории схема утверждала, что всемирная история есть вечная борьба двух начал - начала Христа и начала Антихриста14. В -приложении к человеку, особенно крупной исторической .личности, схема утверждала, что борьба этих же двух начал идет в мировоззрении, сознании, действиях и стремлениях этой личности. Мережковский уже в этом первом романе связал главного героя с двойником, точнее, демоном-покровителем или демоном-искусителем. У Юлиана Отступника таким демоном оказался жрец Максим, дающий ему самые разные, порою противоречащие советы, двоящийся в своей вере («царство Дьявола равно царству Бога»). В конце романа Максим будет воспринимать себя как антихриста, пришедшего на землю не вовремя.
У Мережковского главный герой всех его исторических романов часто получает от других героев имя «Антихрист». Юлиан Отступник, направленный в Галлию для подавления восставших варваров, победил их и вскоре воины провозгласили его императором. И его первый шаг в этой роли был глубоко символическим: он сорвал со священного знамени Лабарума золотой крест и монограмму Христа, заменив их изображением бога Гелиоса. На это деяние кто-то из воинов произнес: «Антихрист». Позже в Константинополе Юлиан начнет восстанавливать языческие храмы и праздники, поэтому христиане назовут его «волком-антихристом». В романе «Юлиан-Отступник» история Византии второй половины IV века развернута как борьба христианства и язычества (антихристианства). В предисловии к своему собранию сочинений Мережковский достаточно верно раскрыл свою эволюцию: «Когда я начинал трилогшо «Христос и Антихрист», мне казалось, что существуют две правды: христианство - правда о небе, и язычество - правда о земле, и в будущем соединении этих двух правд - полнота религиозной истины. Но, кончая, я уже знал, что соединение Христа с Антихристом -
• кощунственная ложь. Я знал, что обе правды - о небе и о земле - уже соединены во Христе Иисусе»20.
На основе некоторых идей этого романа и своего изучения «исторического христианства» (точнее, критики традиционного богословия и церкви) Мережковский начал в 900-е гг. разрабатывать концепцию «нового религиозного сознания», в которой сохранены те же схемы противопоставлений в истории, человеке, религии. Но под давлением сильной критики этой концепции церковными кругами и другими «богоискателями» (особенно Бердяевым), он немного модернизирует эти схемы.
Достоинства и недостатки философско-художественного воплощения мифа об • антихристе у Мережковского достаточно хорошо показал Бердяев, посвятивший ему несколько статей21. Причем каждая последующая его статья содержала все более ожесточенную и убедительную критику как идей Мережковского, так и слабостей его таланта. В первой статье Бердяев во многом разделяет взгляд Мережковского на «историческое христианство», но упрекает в некоем «двоении», неясности, двойственности его взглядов на церковь, на историческую личность, на антихриста, в том, что у него «судьба мира решится борьбой Агнца со Зверем, выходящим из бездны, Христа с Антихристом, а сам человек, творческая свобода его тут будут не причем»22. В статье «Новое христианство (Мережковский)» Бердяев уже не разделяет и тех его мыслей, которые раньше поддерживал, в частности, мысль Мережковского, что язычество - обожествление плоти, а христианство - духа. Именно схематизм, ставший в романах и статьях Мережковского шаблоном и художественным принципом, подвергает, . Бердяев жесткой, но справедливой критике. Он пишет: «Весв мир и всю мировую историю Мережковский воспринимает лишь на полюсах, лишь в аспекте Христа и антихриста... Он остается в вечном двоении, и это двоение - наиболее характерное, наиболее оригинальное в нем. Ему нравится это двоение, это смешение образа Христа и антихриста, эта неясность в различении подлинного и обманного, Лика и личины, бытия и небытия... Он пытался синтезировать Христа и антихриста, Богочеловека и человекобога. Но потом почувствовал, что в христианстве, даже в новом христианстве, такой синтез невозможен, и стал убегать от антихристова духа в себе самом»25. И далее еще более жестко: «В антихриста он верит более, чем в Христа, и без антихриста не может шагу ступить. Всюду открывает он антихристов дух и антихристов лик. Злоупотребление антихристом - один из основных грехов Мережковского. От этого антихрист перестает быть страшен. Слишком много говорит Мережковский об' ужасах антихриста, и поэтому никому не страшно»2''. Если в статье «О новом религиозном сознании» Мережковский -был назван «художником-мыслителем», то в статье «Новое христианство...» он уже назван «художником-схематиком», у которого «нет энергии творческой мысли» и его главный недостаток в «гностической слабости»25.
В романе «Леонардо да Винчи» главный герой за веру в науку и разум церковниками не раз называется дьяволом, антихристом. Один из них, отец Тимотео, говорит: «Флорентиец Леонардо - слуга и предтеча .антихриста». Таким же злым антихристом изображен и Петр I в романе «Петр и "Алексей». Именование каждого из главных героев трилогии «Христос и антихрист» антихристом - штамп Мережковского. Но здесь возникает один вопрос: не исходил ли Мережковский из той мысли, что в любой выдающейся исторической личности неизбежно присутствует лик антихриста, ибо такая личность обладает сверхчеловеческими способностями. Поэтому в ней всегда сильно демоническое начало: и современники, и последующие поколения видят в ней именно
2*
и
сверхчеловеческую, демоническую личность. Может быть, с этим связано то обстоятельство, что в ряду персонификаций антихриста у 'всех христианских народов оказывались именно такие исторические личности.
После Октябрьской революции миф об антихристе в русской литературе, истории, философии наполняется новым актуальным содержанием и новыми героями. Сама революция многим видится как свершившийся апокалипсис, большевики, коммунисты - антихристами, новая власть и новое государство - царством антихриста, социализм -антихристов прельщающий дух. Все эти идеи были сконцентрированы в книге «Из глубины. Сборник статей о русской революции» (1918). С. Аскольдов, как уже говорилось ранее, в ряд персонификаций антихриста вюпочил Г. Распутина, А. Керенского, В. Ленина26. Бердяев в статье «Духи русской революции» отметил, что Достоевский «один из первых почувствовал в социализме дух антихриста. Он понял, что в социализме антихристов дух прельщает человека обличьем добра и человеколюбия»27.
Интересным представляется истолкование образа Христа в поэме Блока «Двенадцать» одним из героев статьи С. Булгакова «На' пиру богов. Pro и contra. Современные диалоги». Герой этого диалога, беженец, утверждает, что Блок - поэт «вещий», «ясновидящий» и в поэме «Двенадцать» он «видел, только, конечно, не Того, Кого он назвал, но обезьяну (по богословской традиции антихрист - обезьяна Христа - А. Г.), самозванца, который во всем старается походить на оригинал и отличается какой-нибудь одной буквой в имени...»28. Но трактовка блоковского Христа как антихриста не соответствует авторскому пониманию этого образа, зафиксированному в дневниковых записях поэта за 18, 20 февраля и 10 марта 1918 года. В этих записях Блок дважды говорит о том, что впереди двенадцати красногвардейцев идет Христос, а надо, чтобы шел кто-то другой»29. Кого поэт предполагал в другом -реальную историческую личность или антихриста? Интересно, что в 30-е годы А. Луначарский упрекал Блока в том, что он не увидел Другого в Ленине30.
Из художественной литературы 1918-1920-х гг. приведем три небольших текста, связанных с мифом об антихристе.
. М. Цветаева в своих дневниковых записях за 1919 г. описывает посещение с сестрой Асей храма Христа Спасителя: «Мы только что от храма Спасителя, где слушали контрреволюционный шепот странников и в маленьких шапочках - в шубах с «буфами» - худых и добрых -женщин - не женщин - дам - не дам, с которыми так хорошо на кладбище».
«- Погубили Россию...» «В писании все сказано...» «Антихрист...»31.
И. Бабель в своей петроградской миниатюре «Мозаика» описал, как в залах Зимнего дворца «некий товарищ Шмицберг говорил антирелигиозную речь, а в отдаленном углу сидел старый служитель, который рассказывал о прошлом. Но вот его рассказ прерывает старушка:
«- Где, батюшка, здесь речь говорят?
- Антихрист в Николаевской зале,- равнодушно ответил служитель.
Солдат, стоявший неподалеку, рассмеялся.
- В зале антихрист, а ты здесь растабарываешь...
- Я не боюсь, - так же равнодушно, как в первый раз, ответил служитель, - я с ним день и ночь живу.
- Весело живешь, значит...
- Нет,- сказал служитель... невесело живу. Скучно с ним»32.
Тема антихриста упомянута и в интересном рассказе Романова «Бессознательное стадо». Рассказ этот чисто бытовой, написан в 1920 году, но в нем фиксируется одна из доминант советского быта - очереди. У кассы железнодорожной станции толпится народ, и после мйогих
попыток упорядочить очередь, решают номер каждого писать химическим карандашом на ладони. Почти все согласились, лишь «какой-то высокий старик с длинной седой бородой и староверским видом вдруг воспротивился:
- Не хочу, антихристову печать ставить!»33.
В «Поднятой целине» М. Шолохова тоже присутствует миф об антихристе в современной интерпретации . (в гл. 35, изображающей «бабий бунт» и "последующее за ним собрание). На собрании Давыдов рассказал, как во время бунта мать^Михаила Игнатенка кричала, когда вели Разметнова: «Антихриста ведут! Сатану преисподнюю...»,- и хотела при помощи женщин надеть на его шею нательный крест на шнурке...»34, и как от этого отбивался Разметнов, а потом перекусил зубами шнурок. Мать же Мишки Игнатенка за это арестовали, и мы можем только гайать, что с ней стало.
/ Как видим, миф об антихристе не исчез из советской литературы 20-3р-х годов, он как бы «рассыпался» на отдельные мотивы, детали, стал бытовым явлением.
Последним по времени обращения к теме и образу антихриста оказался «Псалом. Роман-размышление о четырех казнях господних» Ф. Горенштейна. Он был закончен в 1975 году, но опубликован у нас только в 1991-1992 гг. (См. «Октябрь», 1991. № 10-12; 1992, № 1-2). Писатель сделал главным героем романа антихриста. Но этот образ резко отличается от новозаветной и христианско-богословской традиции изображения и толкования антихриста. Во-первых, само написание имени героя с прописной буквы - кощунственное противоречие этой традиции. Во-вторых, Горенштейн, отрицая почти все новозаветные тексты и историческое христианство за их якобы отступничество от матери -иудейской религии,^ создал свой обрдз антихриста, опираясь лишь на некоторые книги Ветхого завета. И прежде всего из Книги пророка Даниила взяты несколько имен антихриста: он из колена Данова, поэтому одно его имя - Дан. Отсюда же взяты и его имена - Аспид, Змей. Этим, пожалуй, и ограничивается связь горенштейновского антихриста с библейским. Все остальное в этом романе (происхождение антихриста, его мифологические роАи в судьбах народов, стран и людей, его земные странствия) является попыткой создать некий свой апокрифический образ. В земной жизни, для людей его имя Дан Яковлевич. Он считает себя «посланцем господним», «Братом Иисуса Христа». По библейской же традиции он - посланец Сатаны и противник Христа.
Первая мифологическая роль Антихриста в этом романе - творить «суд и проклятие» На земле, нести с собой на нее четыре казни господни: «Первая казнь - меч, вторая - голод, третья - зверь, толкуемый, как похоть, четвертая - болезнь, моровая язва»3-\ Земная власть библейского антихриста - 3,5 года, у Горенштейна он странствует по Украине и России 20 лет, с 1933 по 1953 годы. Автор дал своему Антихристу еще одну миссию, которой не знает библейский антихрист. Она в том, что он преследует и карает антисемитов на Украине, в России. Это же делается по отношению к «выкрестам». Поэтому в романе навязчиво повторяется мысль, что три народа - украинцы, русские, немцы - и эти три страны прокляты за антисемитизм. Прокляты и все «выкресты».
Еще об одном отличии этого героя романа от библейского правильно сказал Иванов: он «скорее воплощает архетип Дон-Жуана, рождающего детей (иногда его достойных, как Андрей, иногда недостойных и предающих религию отца, как Вася) от нескольких русских женщин»36. Эта новая роль Антихриста в романе определяется тем, что, будучи, не подвластен мечу, голоду и болезни, он оказался подвластен третьей
казни господней - земному прелюбодеянию. В своих земных странствиях Антихрист сожительствует с Марией (она рождает сына Васю Коробкова), с Верой Колосовой (она рождает сына Андрея) и, наконец, со своей приемной дочерью. Руфиной-Пелагеей (она рождает уже после земной жизни Антихриста сына'Дана). В конце романа Антихрист губит Васю Коробкова^ как дурное семя, за отступничество и антисемитизм.
Роман Горенштейна, конечно, тенденциозен: по своей этике, межличностным отношениям и отношениям между народами, по своей филос-офии это скорее иудейский роман (в плане вероисповедования и мироощущения самого автора и его героя - А. Г.). Но автор выходит за пределы этого мироощущения, т. к. само наименование антихриста братом Христа противоречит иудейству.
Новым в романе Горенштейна является вовлечение в миф об антихристе истории Украины, России, Германии. История этих стран понята как растянувшийся на два десятилетия (1933-1953 гг.) апокалипсис, а рождение Руфиной-Пелагеей от Дана-Антихриста сына потенциально говорит о некоем «вечном проклятии», на которое обречена Россия.
Рассмотренный в статье разнородный материал дает основание для вывода: у русского мифа об антихристе есть свой исторический ритм -в спокойные эпохи этот миф уходит на периферию сознания и литературы, «распадается» на отдельные детали, мотивы, обытовляется, «охладевает»; в эпохи «смутные»,- нестабильные он «собирается», входит в центр литературы и сознания, «разогревается» и начинает философствовать о судьбах человека и человечества, стран и целого мира, о смысле национальной и мировой истории, о надвигающемся конце мира. Эсхатологизм восприятия современности - знак активного вхождения в нее мифа об антихристе. Кроме того, все три линии мифа об антихристе оказываются исторически открытыми, незавершенными, потому что, во-первых, не завершена история, во-вторых, в Библии миф об антихристе дан сжато, пунктиром (нет его биографии, воспитания, пути к богоборчеству и мн. др.), что дает возможность художнику, философу, историку, богослову и рядовому человеку уточнять, детализировать, дополнять, модернизировать этот миф применительно к современности, т. е. вступить на путь сотворения своего современного мифа об антихристе.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Краткий обзор литературы (богословской и светской) об антихристе см.: Яворский Ст. Знамения пришествия антихристова и кончины века,- М., 1794; Прот. Борис Молчанов. Антихрист. Джорнви.чь,- Иыо-Йорк, 1966; Федотов Г. П. Об антихристовом добре// Федотов Г. П. Собр. соч.: В б т. - Т. 1. - ИМКА-ПРЕСС, Париж,- 1988.- С. 35-38.
2. Повесть временных лет// Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). Серия БВЛ.- М., 1969.- С, 79-82.
3. См. Гурьянова II, С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988.- С. 17-199.
4. Гурьянова Н. С. Указ. соч.- С. 17-38.
5. Этих исторических лиц включил в ряд персонификаций антихриста С. Аскольдов в. статье «Религиозный смысл русской революции// Из глубины. Сборник статей о русской революции.- М.; Пг., 1918 - М., 1990 - С. 42-45, 51.
6. Олейник Б. Князь тьмы. Два года в Кремле.- М., 1992.
7. Библейская энциклопедия,- М.,' 1991.- С. 773.
8. Яворский Ст. Указ. соч.- С. 71-77.
9. Мережковский Д. С. 14 декабря. Гиппиус 3. Н. Дмитрий Мережковский.- М., 1990.-С. 392.
10. Гурьянова Н. С. Указ. соч.- С. 13-37.
11. Бердяев Н. Новое религиозное сознание и общественность.- СПб., 1907.- С. 1.
12. Бердяев Н. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906).- СПб., 1907.-С. 305.
13. Леонтьев К. О всемирной любви: по поводу речи Достоевского на Пушкинском празднике // О Достоевском. Творчество Достоевского, в русской мысли 1831-1931 годов -М., 1990.- С. 30-31.
14. Леонтьев К. Собр. соч.: - VII.- СПб, 1913,- С. .425-426.
15. Соловьев В. Соч.: В 2 т. Второе изд.- М., 1990.- С. 740.
16. Соловьев В. Указ. соч.- С. 741.
17. Федотов Г. П. Об антихристовом добре // Федотов Г. П. Собр. соч.: В 6 т. - Т. 1,-ИМКА-ПРЕСС, Париж, 1988.- С. 31-47.
18. Соловьев В. Идея сверхчеловека // Соловьев В. Соч.: В 2 г. Т. 2.- М., 1990,- С. 626634.
19. Мережковский очень часто в своих романах и статьях пишет слово Антихрист с прописной буквы, что было кощунственным нарушением библейско-богословской традиции.
20. Мережковский Д. С. Поли. собр. соч.: В 24 т. Т. 1,- М., 1914.- С. VI.
21. Бердяев Н. много писал о творчестве Мережковского. Отдельно ему посвящены статьи «О новом религиозном сознании» (1903), «Мережковский и революция» (1908), «О двух тайнах» Мережковского» (1915), «Новое христианство (Мережковский)» (1916). В этих статьях отношение Бердяева к Мережковскому и его оценки менялись: от согласия с некоторыми мыслями Мережковского в 1 статье к ужесточающейся их критике в последующих.
22. См. Бердяев Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906).- СПб., 1907,- С. 338-373.
23. Бердяев Н. О русской философии. - Т. 2 (2).- Свердловск, 1991.- С. 129-135.
24. Там же. - С. 144.
25. Там же. - С. 130, 132.
26. Из глубины. Сборник статей о русской революции,- М., 1990,- С. 50.
27. Бердяев Н. Духи русской революции // Из глубины... С. 70.
28. Булгаков С. IIa пиру богов. Pro и contra. Современные диалоги // Из глубины... С.119.
29. Блок А. Соч.: В 2 т. - Т. 2 - М., 1955.- С. 496. 497. 500.'
30. Луначарский А. Александр Блок// БлокА. Собр. соч.: В 12 т. - Т. 1.- Л., 1932.- С. 50.
31. Цветаева М. Соч.: В 2-х т. - Т. 2.- М., 1988.- С. 288.
32. Бабель И. Избранное.- Фрунзе, 1990.- С. 345.
33. Романов Пант. Светлые сны.- М., 1990.- С. 110.
34. Шолохов М. Собр. соч.: В 9 т. - Т. 6.- М., 1966.- С. 301.
35. Горенштейн Ф. Псалом. Роман-размышление о четырех казнях Господних // Октябрь. - 1991. - № 10.- С. 8.
36. Иванов Вяч. Вс. Роман-размышление о четырех казнях Господних // Окгябрь.-1991.- № 10.- С. 6.
к. г. истов
У ИСТОКОВ ЕВРОПЕЙСКОЙ ЭСТЕТИКИ ИСТОРИИ
Об историзме как методологическом принципе научного познания написано немало. В последние годы усилился интерес к исследованию ценностных содержаний истории и к возможности отнестись к ней как к эстетическому артефакту («эстетика истории»)1. Только теперь появляются теоретические разработки понятия «художественный историзм», причем приоритет здесь оказался не у этики, эстетики или искусствознания, а у литературоведов2.
Вопрос о генезисе и о ценностных аспектах литературного историзма, о связях его с историей эстетического и нравственного идеалов, методом, жанром и стилем даже не поставлен, хотя ни для кого не секрет, что категориальный состав этих понятий определен презумпцией ценностного отношения к истории. Художественный историзм в этом смысле полезно определить как стратегию этико-эстетических ориентации и выбора, образно воплощенного в художественной концептуализации прошлого с точки зрения настоящего или будущего. Историзм - не факультативный атрибут искусства (его отсутствие или отрицание не менее значимо), а универсальный принцип, осуществляющий на мировоззренческом уровне функцию памяти культуры, на этическом -.ее совесть, на эстетическом -ее смысловую выразительность, а на жанрово-стилистическом - поэтику разнородно-единой изобразительности. Художественный историзм есть художественная «философия истории» с необязательной очевидностью образных репрезентаций; как эстетический и нравственный принцип он
