CC BY
90
С.А. Ланцов, И.С. Ланко
Общие закономерности модернизации и ее специфика в России и странах Восточной Азии
Политическая модернизация — сложный и длительный процесс, содержание которого составляют качественные изменения политической системы, связанные с соответствующими трансформациями в экономической, социальной и культурной сферах общества. В процессе такой модернизации происходит как становление новых, так и эволюция, приспособление к изменившимся обстоятельствам прежних политических институтов. Подвергается изменениям традиционная политическая культура. Происходит разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную ветви, относительно автономные по отношению друг к другу. Рационально разграничиваются функции центральной и местной власти, последняя в значительной степени начинает действовать на началах самоуправления (1).
Конечным итогом политической модернизации является формирование стабильной демократической политической системы. Разные направления теории политической модернизации по-разному оценивают условия достижения такого результата. Например, сторонники либеральных концепций, такие как Г. Алмонд, Р. Даль, Л. Пай, связывают успешное завершение политической модернизации с широким вовлечением основной части населения в институты представительной демократии и с созданием условий для свободной конкуренции политических элит. Если конкуренция элит имеет приоритет по отношению к политическому участию рядовых граждан, но уровень такого участия остается значительным, то складываются оптимальные условия для успешного проведения демократических реформ.
Однако могут быть и менее благоприятные сценарии политической модернизации. Если, например, при высокой конкуренции элит имеет место низкая активность основной части населения, то появляется возможность установления авторитарного режима. Если уровень политической активности населения превышает уровень активности элит, то возникает опасность охлократии, что в конечном итоге может привести к диктатуре. Опасность диктатуры имеет место и при таком развитии событий, когда наблюдается одновременное падение политической активности народа и снижение уровня соревновательности политических элит. В этом случае создается опасность возникновения хаоса и дезинтеграции политической системы, и, как следствие, сползание к авторитаризму.
© С.А. Ланцов, 2005 © И.С. Ланко, 2005
С точки зрения Р. Даля, реальной целью модернизации может быть создание полиархии, т.е. такой политической системы, в которой в наибольшей степени реализуются нормативные принципы демократии. Такая система одновременно обеспечивает как политическое участие народных масс, таки свободную конкуренцию политических элит и ее лидеров между собой.
Для достижения этого необходимо: а) обеспечить определенный уровень социально-экономического развития и субкультурного плюрализма; б) иметь сильную исполнительную власть, находящуюся под контролем сильных дебмократичесикх институтов; в) сформировать интегративную партийную систему, обеспечивающую конкуренцию различных политических групп (2).
Для сторонников либеральных концепций главное — не допустить установления авторитарной диктатуры. Представители консервативных направлений теории модернизации видят главную опасность в политической нестабильности, способной сорвать процессы экономического и социального развития. Одним из представителей этого направления является известный американский политолог С. Хантингтон. Он внес значительный вклад в теорию политической модернизации, предложив в своих работах теоретическую схему, которая наиболее удачно объясняет процессы, происходившие в странах Азии, Африки и Латинской Америки в последние десятилетия. Согласно Хантингтону, политическая модернизация представляет собой «демократизацию политических институтов общества и его политического сознания» (3). Однако демократизация не может быть достигнута немедленно, поэтому Хантингтон выступал за постепенные политические изменения, которые должны обеспечить стабильное функционирование основных общественных институтов, и соответствовать темпам модернизационных процессов в других сферах общественной жизни.
С точки зрения прочности и необратимости результатов С. Хантингтон выделил три модели перехода к демократии.
Во-первых, линейная или классическая модель, примером которой может быть развитие Великобритании и стран Северной Европы. Для этой модели характерно последовательное решение задач демократизации, обеспечивающее ее необратимость. Классическая модель перехода к демократии представляет собой процесс постепенной трансформации традиционной политической власти, расширение прав и свобод граждан, возрастание степени их политического участия.
Во-вторых, циклическая модель. Выделение этой модели первоначально было основано на обобщении опыта стран Латинской Америки. Во многих из этих государств были сделаны первые попытки перехода к демократии еще в XIX веке, сразу же после освобождения от испанского колониального господства. Однако в большинстве латиноамериканских стран стабиль-
119
ные демократические режимы так и не были сформированы. Часто демократическое правление прерывалось военными переворотами и установлением военных диктатур, но нередки были и случаи авторитарного перерождения гражданских режимов. Периоды авторитаризма сменялись периодами демократизации и наоборот. Такое циклическое развитие было следствием того, что переход к демократии в странах Латинской Америки не подкреплялся адекватными социально-экономическими и социокультурными изменениями. Начиная с 1960-х гг. печальный латиноамериканский опыт повторяли многие вновь возникающие государства Азии и Африки, в которых периоды демократического и авторитарного правления постоянно сменяли друг друга.
В-третьих, диалектическая модель, имевшая место в Германии, Италии, Испании, Португалии и Греции. Всем этим странам удалось в свое время довольно далеко продвинуться по пути политической модернизации. Однако демократические изменения не стали необратимыми. Победившие в этих странах тоталитарные и авторитарные политические режимы перечеркнули развитие демократических институтов. Происшедшее впоследствии возвращение к демократии можно рассматривать как «отрицание отрицания», поэтому подобный путь демократического развития и получил название «диалектического» (4).
Преобразования могут затрагивать экономические и социальные институты, но не касаться традиционной политической системы. Допускается принципиальная возможность осуществления социально-экономической модернизации «сверху», в рамках старых политических институтов под руководством традиционной элиты. Важными условиями являются соблюдение равновесия между изменениями в различных сферах и готовность правящей элиты проводить не только технико-экономическую, но и политическую модернизацию.
Хантингтон выделяет следующие три общих вида «транзита»: трансформация, замена, замещение. Трансформация происходит в том случае, когда правящая элита берет на себя инициативу установления демократии. При замене власть оказывается в руках оппозиционных группировок, а авторитарный режим разваливается или свергается. Замещение представляет собой случай, когда демократизация по большей части является результатом совместных действий правительственных и оппозиционных группировок (5).
Сравним процессы модернизации, в том числе и политической, в России и в государствах Восточной Азии. Российский вариант модернизации обладал существенной спецификой по отношению к аналогичным процессам в других странах. Российская модернизация не была столь органичной, как в странах Запада, но одновременно она отличалась и от вариантов догоняющей модернизации в государствах Востока. Это стало следствием ряда обстоятельств. Во-
первых, необходимо четко осознать уникальность геополитического положения России и свя-
120
занную с этим обстоятельством ее социокультурную, цивилизационную специфику. На наш взгляд, на многие столетия вперед особенности развития российского государства определило то, что его формирование началось в глубине восточноевропейского континентального пространства в удалении от основных европейских культурных центров и в отрыве от важнейших транспортных коммуникаций. Довольно рано Московское государство утратило тот главный источник, откуда оно черпало научные знания, опыт и образцы культурных ценностей. Этим источником была рухнувшая под напором завоевателей Византийская империя. Оказавшись единственным в мире независимым православным государством, к тому же включавшим в свои пределы огромное малонаселенное и труднодоступное евразийское пространство, Россия приобрела резко отличавшие ее от всех остальных стран черты. Она не была и не могла быть в чистом виде ни «Востоком», ни «Западом», ни «Европой», ни «Азией». Это обстоятельство и повлияло на все попытки реформирования российского социума, осуществлявшиеся на протяжении последних столетий.
Находясь в непосредственной близости от центра возникновения самого феномена «современного общества», Западной Европы, и обладая с Западной Европой пусть и не прямой, но все же довольно явной социокультурной общностью, Россия впервые опробовала модель догоняющей модернизации на самых первых стадиях развертывания этого процесса. Петровские реформы предстают, таким образом, отнюдь не первой попыткой вестернизации, но первым в мировой истории опытом догоняющей модернизации. Не случайно вокруг этих реформ почти два столетия не затихают политические и научные дискуссии, ведь преобразования, осуществленные Петром Великим, имели неоднозначные и противоречивые последствия.
С одной стороны, за время этих преобразований страна продвинулась далеко вперед в развитии самых различных общественных сфер. Были заложены основы передовой по тем временам промышленности, зародились отечественная наука и система образования, Россия стала сильным в военном и геополитическом отношении государством. С другой стороны, петровские реформы не стали ни комплексными, ни завершенными. Так и не был создан механизм саморазвития, не сформировалась преемственность реформ, многие петровские начинания постепенно были преданы забвению. Одним из следствий петровских реформ стала излишняя вовлеченность России в европейскую политику, не всегда соответствующую ее собственным национальным интересам. Следствием этого было не всегда оправданное перераспределение ресурсов с внутренних на внешние цели.
Но самым важным, на наш взгляд, следствием петровских реформ, оказавшим влияние на
дальнейшее развитие России, стал социокультурный раскол российского общества. Об этом
расколе говорили многие российские и зарубежные исследователи, главной его причиной яви-
121
лась частичная вестернизация российской элиты. К социальному разрыву между «верхами» и «низами» добавился культурный разрыв, который имел целый ряд последствий. Именно этот разрыв способствовал формированию особенностей политического сознания и политической деятельности российской интеллигенции. Западноевропейские идеи быстро проникали в Россию, но попадали на совершенно иную почву, чем та, на которой они первоначально появились. Россия шла на несколько шагов позади Западной Европы в технологическом и экономическом развитии, но переживала те же фазы идейно-политического развития. В этом кроются первопричины того, что в России получили наибольшее распространение радикальные концепции, которые, в отличие от ситуации на Западе, не оставались абстрактными философскими идеями, а перерастали в непосредственное руководство к действию.
Развивавшееся под сильным воздействием западноевропейской политической практики русское революционное движение скорее препятствовало, чем способствовало продвижению страны по пути модернизации. И декабристы, и социалисты-народники хотели видеть Россию благополучной и процветающей, своими действиями они стремились ускорить ход истории и осчастливить русский народ. На практике же радикальные движения достигали противоположного результата: и восстание декабристов, и революционный терроризм сыграли на руку консервативным и откровенно реакционным силам. Революционный радикализм провоцировал волны контрреформ. Особенно ярко это проявилось в конце XIX столетия, когда Россия получила наконец-то реальный шанс действительно успешно реализовать модель догоняющей модернизации. Убийство Александра I нарушило ритмичность изменений в различных сферах общественной жизни страны.
Политическая модернизации стала невозможной в условиях наступившей реакции, но технологическое, экономическое и социокультурное развитие продолжалось. Возникновение «ножниц» между этими процессами создало предпосылки для срыва данной попытки догоняющей модернизации в целом. Россия не сумела пройти наиболее опасный участок пути к стабильному обществу современного типа, причиной чему были не только объективные обстоятельства, но и субъективные факторы. Помимо уже обозначенного утопизма сознания и радикализации действий части интеллигенции ситуацию в России определяла и неспособность правящей элиты принимать разумные политические решения, адекватно выражать и реализо-вывать объективные интересы развития страны.
Интересно сравнить не вполне удачный опыт модернизации дореволюционной России с более удачным опытом модернизации Японии, которая осуществлялась параллельно с российской. Анализ процессов модернизации в этих двух странах уже получил отражение в научной
литературе. Известный российский исследователь В.Г. Хорос, обращая внимание на некоторую
122
схожесть российского и японского вариантов модернизации, указывал и на присущие им различия. Отмечая прежде всего то обстоятельство, что этнически Япония была несравнимо более однородным обществом, чем Россия, где национальные противоречия осложняли процесс развития, В.Г. Хорос продолжает: «Япония исторически была гораздо более подготовлена к модернизации в различных отношениях, экономическом, социальном, политическом. Она была тем, что сейчас обозначается термином "передовое традиционное общество". Японский феодализм в ряде аспектов был типологически близок к европейскому, в недрах которого, как известно, впервые в истории зародился капитализм» (6). Частная собственность возникает в Японии уже в средневековый период. Значительное развитие получают мануфактура и торговля. Сельское хозяйство Японии, главным образом, рисоводство, еще с XVII - XVIII вв. постепенно становится интенсивным и дает весьма высокие урожаи. В Японии не было крупного землевладения, преобладала форма крестьянской аренды, поэтому отсутствовала острота аграрного вопроса, который стал для России в процессе модернизации весьма болезненным.
В.Г. Хорос отмечает также некоторые особенности традиционной системы управления в Японии: «Уже с XVII в. японское государство предвосхищает многие черты современной бюрократии ... профессиональное военное сословие (самураи) частично превращается в бюрократическое — "правящий салариат, отделенный от земли". Эта прослойка обладала некоторыми чертами веберовской "рациональной бюрократии". Во всяком случае именно самураи-бюрократы сыграли значительную роль в модернизации государственных структур в Японии» (7).
Следует также учитывать достаточно высокий уровень грамотности населения Японии накануне вступления ее в период модернизации. Уже на рубеже XVIII - XIX вв. этот уровень достигал 40-60%, т.е. был большим, чем в России столетие спустя. Во многом это было следствием того, что культурно-цивилизационная история Японии была древнее и богаче, чем у России. Отставание Японии от Запада в середине XIX в. относилось, в первую очередь, к технологической и научно-технической сферам. В Японии не было современной западной науки и системы образования, но были аналогичные им по функциям и назначению институты традиционного общества. «Цивилизационно-культурная зрелость, развитость (пусть на докапиталистическом уровне) "принимающей" нации, - констатирует В.Г. Хорос, - обеспечивает ту систему коммуникаций, по которой могут "транслироваться" из развитых стран новая информация, новые ценности, новые знания, усваиваемые прежде всего образованным меньшинством, элитарным слоем. Новые знания и ценности как бы преломляются сквозь прежние, подаются в традиционной культурной "упаковке", что не только облегчает восприятие их массовым сознанием, но и предупреждает опасность крутой ломки привычных стереотипов мышления.
Именно так и получилось в Японии. западная цивилизация усваивалась японцами через
123
призму традиционных ценностей и институтов: капиталистическое производство - через отношения патриархальной опеки и структуру фирмы как "большой семьи"; буржуазная демократия - в духе традиционной лояльности и компромисса; современная система образования -через традиции конфуцианских экзаменов. При этом традиционная японская цивилизация не играла роль лишь проводника иных, чужих культурных ценностей, но составила полноценный компонент социокультурного синтеза, который привнес традиционную национальную "об-щинность" в капиталистическую структуру. В значительной мере это обстоятельство привело к "экономическому чуду", позволившему Японии не только догнать Европу и Америку, но в ряде отношений даже превзойти их» (8).
Японское «экономическое чудо» многие исследователи связывали с особенностями организации производственного процесса, принципиально отличающегося от западных образцов. Эта модель впоследствии утвердилась и в других государствах Восточной Азии. В Японии, Южной Корее, Сингапуре, на Тайване и в других азиатских «драконах» и «тиграх» созданы аналогичные с западными структуры и институты, но функционируют они часто на иных принципах. Если в западных странах преобладает целерациональный тип социального действия, то в Восточной Азии доминирует ценностно-рациональный. В свое время М. Вебер видел в конфуцианстве источник отсталости Китая. Как показал опыт, в данном случае великий социолог ошибался. Именно конфуцианская этика предопределила экономические успехи восточноазиатских стран.
Конфуцианство на уровне массового сознания и поведения предстает в виде простых и четких норм поведения. Оно предписывает уважение к авторитету старших, одновременно требуя от последних проявлять заботу о младших. Конфуцианство культивирует дух коллективизма. Конфуцианские нормы ориентируют людей на усвоение знаний, добросовестное выполнение своих обязанностей, соблюдение строгой дисциплины. Все это пришлось весьма кстати, когда в азиатских странах началась индустриализация. Традиция совпала с технологическими требованиями, предъявляемыми производственным процессом на заводах и фабриках.
Итак, социальное развитие азиатских стран отличалось от западного целым рядом существенных черт, прежде всего преобладанием ценностно-рационального социального действия над целерациональным, коллективизма над индивидуализмом, сохранением традиций вместо их ломки и забвения. Рассматривая развитие Японии с точки зрения модернизационных процессов В.Г. Хорос отмечает: «Можно сказать, что японцам впервые среди так называемых стран запоздалого развития удалось решить проблему, может быть, самую трудную с точки зрения модернизации, с которой затем сталкивались и о которую нередко спотыкались многие из обществ второго и третьего эшелонов буржуазного развития (в том числе и Россия). А именно,
проблему синтеза коллективизма и индивидуализма, соединения традиционной корпоративно-
124
сти и группизма с достижительно-личностными стереотипами поведения. Другие попытки решения, имевшие место в ряде стран "третьего мира", либо разрушение традиционных коллективистских структур за счет выдвижения индивидуального начала, либо, напротив, стремление проводить модернизацию на основе одного лишь коллективизма (так называемый "некапиталистический путь развития"), не давали эффекта. И до сих пор посетителей японских фирм поражает соединение в их атмосфере духа патриархально-корпоративного единства с ориентацией на личные достижения и соревнование» (9).
Наряду со всем вышеперечисленным, необходимо обратить внимание на то, что встреча с западной культурой в Японии не вызвала такого социокультурного раскола, как в России. Успех модернизации в Японии был предопределен «культурной гомогенностью японского общества, не знавшего глубокого разрыва между "мастерами культуры", образованным слоем и остальным населением» (10). В России же, как уже было сказано, петровские реформы привели к расколу общества в социокультурном отношении. Последствия этого раскола сказались, прежде всего, на политическом развитии страны и проявились в революционных событиях, потрясших российское общество в начале XX столетия.
Однако и опыт стран Восточной Азии далеко не всегда свидетельствует о плавном и бесконфликтном ходе процессов модернизации, особенно в политической сфере. В той же Японии, вплоть до середины ХХ века, политическая модернизация явно отставала от процессов технологических и социально-экономических изменений. Окончательное завершение политической модернизации произошло в результате внешнего воздействия. Демократизация политической системы Японии произошла в основном после Второй мировой войны, в период американской оккупации. Но это стало возможным, поскольку объективные предпосылки перехода к демократии были созданы в предшествующие десятилетия на основе самостоятельного и самобытного развития японского общества. Само по себе иностранное вмешательство не способно, как показывает опыт того же Восточно-азиатского региона, обеспечить успешное продвижение политической модернизации, если отсутствуют для этого соответствующие внутренние условия. Возьмем для примера такую страну Восточной Азии, добившуюся в последние десятилетия серьезных экономических успехов, как Южная Корея.
Еще в конце Х!Х столетия Корея представляла собой типичное традиционное общество. Первые шаги на пути модернизации (прежде всего экономической) были сделаны в период японского колониального управления. Колонизация Кореи промышленно развитой Японией объективно приводила к расширению промышленного производства, развитию инфраструктуры в самой Корее. Необходимо отметить тот факт, что именно в годы японской аннексии начинается ломка традиционных социальных отношений, разрушение прежней, четко структуриро-
125
ванной системы общества. Происходит смена бюрократической элиты, и, несмотря на то, что основную ее часть составляли японские чиновники, корейцы все же занимали некоторые низшие, иногда средние должности. Возникает класс предпринимателей, и если в традиционном корейском конфуцианском обществе занятие коммерцией считалось недостойным и постыдным делом, то в период аннексии происходит постепенная переоценка этого вида деятельности. Появление и развитие промышленного производства привело к возникновению совершенно новой для Кореи категории населения - рабочего класса. Всего в Корее к концу войны насчитывалось около 2 млн. рабочих при общей численности населения в 25 млн. человек. Но к моменту освобождения Корея оставалась аграрной страной, 86% населения проживало в деревне.
Нельзя не отметить важные изменения, которые произошли в религиозной сфере. На протяжении столетий, даже несмотря на утрату покровительства государственной власти в период правления династии Ли, основным верованием оставался буддизм. В период японского колониального господства буддизм был заменен государственной религией Японии - синтоизмом. Синтоизм не прижился на корейской почве, однако такая политика стала одним из факторов, повлиявших на изменение религиозной ситуации в дальнейшем. Стоит отметить и тот факт, что в годы японской аннексии большой популярностью пользовалось христианство, поддерживаемое посредством активной деятельности и финансированием протестантских и католических миссионеров.
При определенных экономических сдвигах в политической сфере изменения носили формальный характер, т.к. на смену авторитарному правлению династии Ли пришло не менее авторитарное правление японского генерал-губернатора. К моменту освобождения Корея никогда не знала никаких форм демократии и народного представительства. Американский политолог Д. Мак-Дональд подчеркивал: «До 1945 года влияние западной политической культуры и философии на корейцев было поверхностным... Западная мысль была привлекательной в той мере, в которой она поддерживала стремление корейцев к свободе, однако лидеры националистов, не говоря уже обо всем населении, вряд ли хорошо понимали полностью чуждые западные представления о политике» (11). На протяжении столетий все аспекты жизни корейского общества были детерминированы конфуцианской традицией, в том числе власть и государственное управление. Взаимодействие «верхов» и «низов» базировалось на системе норм, правил, стереотипов деятельности и поведения, основанной на конфуцианском представлении о гармоничности и соразмерности в отношениях главы и членов семьи, то есть происходило отождествление главы семейства с верховным правителем. Сознание, проникнутое конфуцианскими представлениями, принимало лидера авторитарного типа, поддерживало сосредоточение
в его руках огромных властных полномочий (12).
126
К 1945 г. в Корее сложились следующие условия: произошла определенная модернизация экономической сферы, некоторые сдвиги наметились в социокультурной области, однако в политическом плане Корея оставалась традиционным конфуцианским обществом.
Согласно договоренностям, достигнутым на Ялтинской и Потсдамской конференциях, американские войска заняли территорию Корейского полуострова к югу от 38 параллели. Прежняя японская колониальная администрация была вскоре упразднена, для обеспечения порядка при отсутствии местных органов власти была создана Американская Военная Администрация (АВА). Корейский полуостров представлял важную сферу геополитических интересов США, необходимо было создать режим, лояльный Соединенным Штатам, для противостояния «коммунистической угрозе с Севера». Логика послевоенной истории и начало холодной войны привели к тому, что уже в 1946 г. были сделаны первые шаги к созданию сепаратного государства на юге. Несомненно, что наиболее привлекательным для американской администрации представлялось создание в Корее политической системы западного типа.
Привнесенные извне демократические институты в благоприятных условиях, возможно, смогли бы укрепиться и способствовать развитию демократии в Республике Корея, однако этому не суждено было случиться. В июне 1950 г. началась Корейская война, одна из наиболее разрушительных и кровопролитных войн ХХ века. В стране почти все производственные объекты были разрушены. К моменту окончания войны в 1953 г. РК столкнулась со множеством проблем социального и экономического характера, что в свою очередь детерминировало политическую нестабильность. В сложившейся обстановке тогдашний президент Южной Кореи Ли Сынман направил все усилия не на восстановление экономики, а на укрепление собственной власти. Американская администрация допустила ошибку, сделав в свое время ставку на Ли Сынмана, поскольку основу его политической философии составляли отнюдь не западные идеалы демократии, а конфуцианский идеал государства как расширенной семьи. Собственную роль в политической жизни страны он воспринимал в качестве конфуцианского «мудрого правителя», знающего истинный путь и обладающего всей полнотой государственной власти.
Конец 1950-х гг. прошел в Южной Корее под знаком нараставшего социально-экономического и социально-политического кризиса. Кульминацией кризиса стали события апреля 1960 г., когда в результате массовых волнений (получивших в южнокорейской историографии наименование Апрельской революции) режим Ли Сынмана пал. Произошла быстрая и радикальная демократизация политической системы Республики Корея. Однако эта демократизация не принесла ожидаемой стабильности и прогресса. Острая фракционная борьба внутри правящей партии фактически сделала невозможной эффективную деятельность правительства. Такое положение дел было связано
с ситуацией, когда в условиях политической пассивности большинства населения политическая
127
борьба превращается в противостояние индивидуальных политиков. Политические лидеры способны объединиться для достижения общих целей, но не на основе идейного единства.
Ситуация усугублялась и тем обстоятельством, что корейские студенты (основная движущая сила Апрельской революции) восприняли демократические свободы как вседозволенность, в итоге любое недовольство властью выливалось в массовые выступления и митинги, что еще больше дестабилизировало обстановку. По-видимому, такое восприятие было детерминировано особенностями национального менталитета. «В присутствии власти они [корейцы] стремятся быть официальными и послушными. Однако одной из наиболее удивительных черт корейской политической культуры является то, что в опасной ситуации они готовы идти на риск» (13).
Разгул «уличной демократии», неэффективность правительства в политической и экономической сферах привели к дискредитации самой идеи демократии и во многом детерминировали приход к власти военных в 1961 г. Нельзя забывать и том факте, что к началу 1960-х гг. Южная Корея оставалась одной из наиболее бедных и экономически отсталых стран мира. Социально-экономический фундамент демократизации в тот период явно отсутствовал.
Государственный переворот 1961 г., осуществленный группой высших военных чинов во главе с Пак Чонхи, положил конец краткому демократическому правлению. Именно с периодом правления Пак Чонхи связано начало форсированной экономической, а затем и социальной модернизации страны. В результате ряда реформ 1964-1965 гг. удалось преодолеть финансовый кризис. Среднегодовые темпы роста ВНП, составлявшие в период 1953-1961 гг. около 3%, выросли в 1962-1967 гг. до 8,7%, а в последующее пятилетие - до 11%. Доля промышленных отраслей в составе ВНП превысила 40%. Можно выделить следующие факторы, обеспечившие основу «корейского экономического чуда»:
1. Усиление роли государства в экономике. В Корее государство традиционно осуществляло верховный контроль над всей хозяйственной деятельностью, представление о верности верховному правителю и государству являлось одним из базовых в традиционной культуре, оно сохранилось до сегодняшних дней. Система государственного регулирования экономики, включавшая элементы планирования народного хозяйства, введенная Пак Чонхи, позволила быстро и эффективно провести экономические реформы и способствовала адаптации экономической политики к изменениям внутренних и внешних условий.
2. Изменение общей экономической модели развития. Производство, ориентированное на внутренне потребление, было переориентировано на экспорт. Выгодное геостратегическое положение страны, близость к тихоокеанским морским путям, невысокая стоимость морских перевозок и низкая себестоимость корейских товаров способствовали успеху данной политики.
3. Изменение характера привлекаемых из-за рубежа денежных средств. Если в 1950-е гг. большую часть составляла безвозмездная помощь, чаще всего поставляемая в виде сырья или готовой продукции, то с 1960-х гг. в связи с введением льгот, предоставляемых инвесторам, в корейскую экономику стали поступать иностранные инвестиции.
4. Конфуцианская трудовая этика и сформированная по конфуцианским канонам технократическая элита. Особое отношение к государству как к большой семье помогало в известной степени компенсировать низкую заработную плату и поднять эффективность трудовой деятельности независимо от материального вознаграждения (14).
В период индустриализации государству требовались инженерно-технические работники, специалисты различного профиля, высококвалифицированные рабочие, служащие государственных учреждений, управленческий персонал, поэтому особое внимание было уделено политике в сфере народного образования. Значительное число корейцев, прежде всего принадлежащих к бюрократическо-технократической элите, получали образование в США. Изменилось отношение к частным предпринимателям, традиционно презираемых в конфуцианской идеологии. Уже к концу 1970-х гг. значительная часть сеульских студентов предпочитала карьеру в сфере бизнеса. Таким образом, модернизация в сфере экономики неизбежно влекла за собой модернизацию в социальной сфере. Средний класс не просто появился в РК, он успешно расширялся и укреплялся.
Однако время политической модернизации еще не пришло. Экономический рост был тесно увязан с жестким контролем над всеми элементами политической организации общества. За прогресс в экономике необходимо было расплачиваться серьезными издержками в области гражданских прав и свобод. «Вместо абстрактной демократии народу был предложен конкретный план экономической стабилизации, который не обещая свободы, открывал реальную возможность вырваться из нищеты. В голодную пору о демократии никто на уровне массового сознания не тосковал» (15). Можно предположить, что в первое десятилетие правления Пак Чжонхи власть его опиралась на поддержку населения, что подтверждают результаты выборов. В 1967 г. действующий президент получил 51,4% голосов, в то время как его основной конкурент Юн Босон - 41%. По имеющимся данным, результаты выборов не были сфальсифицированы (16). Согласно Конституции 1962 г., один человек мог занимать пост президента не более двух раз, таким образом, на следующих президентских выборах Пак Чонхи уже не мог выставить свою кандидатуру. Для продления собственной единоличной власти, необходимость чего он аргументировал отсутствием достойного приемника, Пак Чонхи предпринял следующие шаги: в конституцию были внесены изменения, позволяющие избираться на пост президента
трижды. Несмотря на то, что по всей стране развернулось движение в поддержку старой редакции конституции, на всенародном референдуме внесенные изменения были одобрены 65,1% пришедших голосовать.
На выборах в 1971 г. Пак Чонхи получил поддержку 53,2% избирателей, в то время как лидер демократической оппозиции Ким Тэчжун - 45,3%. Есть сведения, что результаты выборов подверглись определенной фальсификации. Следует отметить, что наибольшую поддержку демократический лидер Ким Тэчжун получил в Сеуле и крупных городах, где уже существо -вала значительная прослойка среднего класса. Парламентские выборы показали неустойчивость власти Пак Чонхи, правящая республиканская партия получила 113 мест, тогда как представители оппозиции - 91 место (17).
Можно предположить, что эти события были связаны с кризисом легитимности режима Пак Чонхи. Если в 1960-х гг. решение экономических проблем страны и повышение уровня жизни населения могли легитимировать в определенных рамках действующий режим, то к началу 1970-х гг. поставленные экономические задачи были во многом решены. Социально-экономическая модернизация привела к появлению среднего класса, значительное число корейцев получали образование в США, где подвергались влиянию западных демократических идеалов. Совокупность этих факторов привела к кризису легитимности режима, и для сохранения status quo требовались жесткие репрессивные меры, что и было сделано.
В октябре 1972 г. Пак Чонхи, мотивируя свои действия изменениями в международной политике (сближение США и Китая) и началом переговоров между Севером и Югом, объявил о необходимости создания новой Конституции, а до ее принятия в стране было введено чрезвычайное положение. Национально собрание было распущено, функционирование политических партий и иная политическая деятельность были приостановлены. Согласно новой Конституции, президент избирался не всенародным голосованием, а новым центральным органом -Гражданским собранием по самостоятельному объединению. Политические партии не могли участвовать в выборах в Гражданское собрание, 1/3 депутатов Национального собрания выдвигались через Гражданское собрание. Срок президентских полномочий продлевался с 4 до 6 лет, ограничения на количество сроков пребывания на посту снимались. Новая Конституция делала власть президента практически абсолютной, неограниченной во времени и несменяемой. Этот период вошел в историографию под названием «Диктатура Юсин» (18).
По всей стране прокатились массовые народные выступления за выработку новой конституции, проведение свободных выборов президента и парламента. Однако противостояние внутри оппозиции мешало становлению и укреплению новых приоритетов развития. В стране с
полным отсутствием демократических традиций в критический период становления новых государственных структур оппозиция оказалась не в состоянии выработать жизнеспособные компромиссы и возглавить демократические преобразования. Это обстоятельство облегчило приход к власти нового генерала Чон Духвана, который с помощью армии, прекрасно осознающей слабость гражданского правительства и опасность утраты власти, восстановил в стране жесткие авторитарные структуры прежнего периода, которые обществом уже не могли быть восприняты как норма.
Политический курс Чон Духвана не отличался новациями, и после стабилизации внутриполитической ситуации был продолжен курс Пак Чонхи, направленный на развитие экономики. В результате к середине 1980-х гг. темпы экономического роста достигли 8%. Главным приоритетом стала стабилизация экономики, а так же выравнивание доходов населения и сокращение разрыва между богатыми и бедными.
Однако политическое развитие общества вновь было отброшено на десятилетие назад. Как и прежде, возобладали силовые методы правления, что вносило дисгармонию в общественную систему, поскольку происходящие социально-экономические изменения уже никак не вписывались в рамки авторитарной государственности. Знаковыми стали выборы в Национальное собрание 1985 г., на которых правящая Демократическая партия справедливости не сумела набрать большинство голосов (32,2% от общего число голосов), а оппозиционная Новая корейская демократическая партия (НКДП) получила поддержку 29,4% избирателей. Перегруппировка сил в Национальном собрании привела к увеличению НДПК до 100 членов, что создало качественно новую политическую ситуацию. Теперь НДПК имела возможность блокировать любые попытки президента по пересмотру Конституции. Изменение соотношения политических сил привело к постепенному смягчению режима: был отменен комендантский час, ослаблены ограничения на заграничные поездки, ликвидирован черный список лиц, которым запрещалось заниматься политической деятельностью, большую свободу получила пресса. Уже в начале мая 1985 г. Чон Духван заявил, что он «не останется в офисе президента ни на один день больше, чем оговорено в Конституции» (19).
Важным фактором постепенного ослабления режима было приближение Сеульской Олимпиады, которая должна была состояться в 1988 г. Власти вынуждены были пойти на уступки. Была разработана очередная, девятая редакция Конституции. Основной закон РК вводил прямые президентские выборы и лимитировал срок президентских полномочий пятью годами, власть президента ограничивалась: из его ведения изымалось право введения чрезвычайного положения и право роспуска Национального собрания. Значительно расширялись права граждан, впервые в истории РК был введен институт Конституционного суда.
131
Результат выборов президента оказался неожиданным. Из-за раскола в лагере оппозиции и эффективной предвыборной кампании большинство голосов получил лидер прежней правящей элиты Ро Дэу. Ро Дэу набрал лишь немногим более трети голосов населения (36,6%), остальные голоса поделили представители оппозиции: Ким Ёнсам получил 28% голосов, Ким Тэчжун - 27% голосов. В совокупности оппозиция набрала 55% голосов избирателей, однако в соревновании политических лидеров победу одержал Ро Дэу. Ро вступил в должность 25 февраля 1988 г., так началась эпоха Шестой республики, которая продолжается до сих пор. На парламентских выборах убедительную победу одержали оппозиционные силы. Правящая партия Демократии и справедливости получила 125 мест, тогда как три оппозиционные партии в совокупности получили 174 мест (20).
Хотя формально Ро Дэу являлся преемником «диктатора» Чон Духвана и был выходцем их тех же военных, которые в конце 1970-х - начале 1980-х гг. захватили власть силой, характер его власти был совершенно иным. Ро был избран на пост президента демократическим путем посредством прямого тайного всенародного голосования, он руководил страной в условиях функционирования новой, самой демократической Конституции РК, поэтому его президентство объективно способствовало дальнейшему развитию демократии в Южной Корее.
При Ро Дэу произошли следующие качественные изменения:
1. снятие ограничений со СМИ (они были выведены из-под опеки государства, запретных тем практически больше не было, это привело к увеличению числа изданий и к появлению новых телевизионных и радиоканалов, что в свою очередь способствовало быстрому росту политической информированности корейского общества);
2. значительное расширение автономии ВУЗов;
3. развитие местного самоуправления, что стало одним из важнейших аспектов развития в РК гражданского общества;
4. введение «трех основных прав рабочих»: на организацию, коллективные переговоры и забастовку (21).
Политика Ро Дэу, несомненно, способствовала укреплению и развитию демократических институтов. В свою очередь это привело к тому, что следующим южнокорейским президентом впервые за несколько десятилетий стал не военный, а гражданский человек.
На президентских выборах 1992 г. было выдвинуто семь кандидатов, однако реальные шансы на победу были только у двух из них: Ким Ёнсама и Ким Тэчжуна. На выборах подавляющее большинство голосов (42%) получил Ким Ёнсам, в 1970-1980-е гг. видный деятель оппозиции. Однако в конце 1980-х - начале 1990-х гг. в условиях уже достигнутой демократии Ким
Ёнсам после слияния собственной Партии объединения и демократии с правящей Партией демократии и справедливости превратился из лидера оппозиции в лидера правящей Демократической либеральной партии. Впервые за всю историю Республики Корея у власти оказался президент, избранный справедливым, демократическим путем, не имеющий отношения к диктатуре или военным, это стало крупнейшим достижением страны на пути демократизации. Можно сказать, что выборы 1992 г. наглядно продемонстрировали успехи страны в достижении политической модернизации.
Процессы политической модернизации в Южной Корее были непростыми и длительными. Попытки форсировать политические изменения без экономического развития, привнести на корейскую почву иностранный опыт без учета национальной специфики не привели к успеху. Наряду с возрастанием конкуренции элит сохранялась низкая активность основной части населения. В результате в стране был установлен авторитарный режим. Хотя процесс политической модернизации был приостановлен и даже отброшен назад, экономическое развитие Южной Кореи ускорилось, что повлекло за собой неизбежные социальные сдвиги. В результате этих сдвигов сложились предпосылки для либерализации, а затем и демократизации политического режима. Постепенно политическая система РК стала изменяться, приобретая черты, присущие политическим системам демократического типа.
Современная Россия по-прежнему вынуждена решать задачи, доставшиеся в наследство от предшествующих этапов модернизации нашего общества. Как показывает опыт самой России и других стран, общие закономерности общественного развития проявляются в специфических национальных условиях. Поэтому не может быть единых, универсальных и обязательных для всех рецептов решения социально-экономических, социально-политических и социально-культурных проблем, возникающих в процессе модернизации. Для России важно учитывать опыт как Запада, так и Востока, не забывая при этом, что полностью копировать ни тот, ни другой в наших условиях невозможно.
Литература
1. Авторитаризм и демократия в развивающихся странах / В.Г. Хорос, Г.И. Мирский, К.Л. Майданский и др. М.: Наука, 1996. С. 13-14; Ланцов С.А. Российский исторический опыт в свете концепций политической модернизации // Полис. М., 2001. №3. С.93-95.
2. Ланцов С. А. Российский исторический опыт в свете концепций политической модернизации // Полис. М., 2001. №3. С. 96-98; Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: Теория и методология измерения демократии. СПб, 1999. С. 65-68.
3. Huntington Samuel P. The Ungovernability of Democracy? // The American Enterprise, November / December 1993. P. 13.
4. Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века / Пер. с англ. М., 2003.
5. Там же. С. 134-179.
6. Хорос В. Модернизация в России и Японии (цивилизационные аспекты) // Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 9. С. 75.
7. Там же. С. 76.
8. Там же. С. 77.
9. Там же. С. 76.
10. Там же. С. 77.
11. Mc Donald D.S. Korea and the Ballot: The International Dimension in Korean Political Development as seen in Elections. The George Washington University, 1978. P. 224.
12. Мазуров В.М. От авторитаризма к демократии (практика Южной Кореи и Филиппин). М., 1996. С. 24-25.
13. Henderson G. Korea. The Politics of the Vortex. Harvard University press, 1968. P. 217.
14. Авторитаризм и демократия в развивающихся странах / В.Г. Хорос, Г.И. Мирский, К. Л. Майданский и др. М.: Наука, 1996. С. 108-112; Эндрейн Чарльз Ф. Сравнительный анализ политических систем. М., 2000. С. 67-69; Сэгукса сачжон (Энциклопедия корейской истории). Сеул, 2002. С. 854.
15. Мазуров В.М. От авторитаризма к демократии (практика Южной Кореи и Филиппин). М., 1996. С.67.
16. Ким Хёну. Хангук чондан тхонхап ундонса (История процесса слияния корейских политических партий). Сеул, 2000. С. 342-344.
17. Там же. С. 352-367.
18. Хан Тхэсу. Хангук чонданса (Политическая история Южной Кореи). Сеул, 1996. С. 154.
19. Oberdofer Don. The two Koreas: a contemporary history. Basic Books, 2001. P. 372-381.
20. Ким Хёну. Хангук чондан тхонхап ундонса (История процесса слияния корейских политических партий). Сеул, 2000. С. 436-441.
21. Юн Хёнсоп. Хангук чончхи квачжон (Политический процесс в Южной Корее). Сеул, 1992. С. 284-297.
