CC BY
108
Г. В. Чочиев
«ОБЩЕСТВО ЕДИНЕНИЯ ЧЕРКЕСОВ»
И ЕГО ПЕЧАТНЫЙ ОРГАН — ГАЗЕТА «ИТТИХАД»
(КАИР, 1899 г.)
Проблема изучения наследия общественных объединений, созданных проживающими в странах Ближнего Востока этническими северокавказцами, сравнительно недавно вошла в сферу регулярного интереса ученых. Между тем эта научная задача характеризуется растущей актуальностью ввиду необходимости объективной оценки и отчасти переосмысления влияния представителей северокавказской диаспоры на социально-политическую, идеологическую и культурную жизнь как государств их постоянного пребывания, так и — в определенной степени — исторической родины. В последние десятилетия зарубежными (главным образом турецкими) и отечественными исследователями был внесен заметный вклад в накопление фактологического материала и анализ различных аспектов функционирования черкесских1 организаций конца XIX — XX в. (см., напр.: [1; 2; 3; 4; 5]). Тем не менее очевидно, что в настоящее время существенная часть документальных источников, относящихся к данной проблематике, все еще ждет выявления либо ввода в научный оборот, а целый ряд принципиально важных вопросов не получил пока адекватного ответа. Цель настоящей работы состоит в выяснении общественных условий формирования и характеристике мировоззрения и основных фактов деятельности первого легального объединения северокавказской диаспоры «Общества единения черкесов»2 (ОЕЧ), заявившего о себе в самом конце XIX столетия в оккупированной Великобританией провинции Османской империи — Египте.
При рассмотрении предпосылок появления данного общества необходимо иметь в виду следующие обстоятельства.
В начальный период после массовой миграции северокавказцев в султанские владения по окончании Кавказской войны (т. н. мухаджирства) в роли выразителей чаяний и требований переселенцев в общеосманском масштабе обычно выступали их традиционные феодально-патриархальные лидеры, нередко делавшие акцент в апелляциях к Порте на свои узко-сословные интересы [6]. К концу XIX в., однако, стали проявляться признаки активности сложившейся в диаспоре новой элиты — черкесской гражданской и военной интеллигенции, глубоко интегрированной в соответствующие слои османско-мусульманского социума, но в то же время сохранявшей тесные связи с собственной этнической средой. Так, в 1880-1890-х гг. отмечались отдельные попытки черкесских интеллектуалов осуществить мероприятия, имевшие четко выраженную национально-культурную направленность. В частности, хорошо известны такие факты, как публикация видным османским литератором, педагогом
1 Термин «черкесы» употребляется в статье преимущественно в принятом на Ближнем Востоке расширительном значении, подразумевающем представителей всех северокавказских народов.
2 Название общества на османо-турецком языке — Джемийет-и иттихадийе-и черакисе.
© Г. В. Чочиев, 2011
и общественным деятелем Ахмедом Мидхат-эфенди3 ряда художественных произведений на темы из «кавказской жизни» и постановка их на подмостках стамбульского театра; учреждение им же совместно с крупными военачальниками маршалом Фуад-пашой4, Гази Мухаммед-пашой5 и др. специальной комиссии для написания истории Кавказа; разработка кадровым бюрократом Ахмедом Джавид-пашой6 вместе с группой единомышленников адыгского алфавита на арабской графической основе и его издание литографским способом и т. п. [7, с.183—184; 1, с. 68-69, 88; 2, с. 9-14].
Эти шаги ясно свидетельствовали о постепенной актуализации в среде образованной прослойки диаспоры задачи выработки концепции этнонационального развития (выживания) своих соотечественников в кардинально изменившихся после переселения условиях их существования. Мы, однако, не имеем возможности с достаточной степенью определенности судить о том, каков на данном этапе был реальный идейный и организационный потенциал нарождавшейся черкесской интеллигенции, поскольку годы ее становления в значительной мере совпали с эпохой максимального ужесточения режима абсолютистской диктатуры при султане Абдулхамиде II (18761909), не признававшем элементарных личных и политических свобод подданных и с крайней подозрительностью относившемся к любым проявлениям национального самосознания подвластных народов. Достаточно отметить, что все перечисленные усилия энтузиастов черкесского просветительства были пресечены властями, а некоторые их инициаторы подверглись преследованиям [1, с. 68; 4, с. 79].
Невозможность ведения легальной этнозащитной деятельности, естественно, не могла не способствовать в числе других факторов распространению среди патриотически настроенной части интеллектуальной элиты диаспоры (так же, как это имело место в среде других османских народов) идей оппозиционного младотурецкого движения, выступавшего за восстановление отмененной Абдулхамидом II конституции и введение парламентской системы правления.
Неоспоримым фактом является высокий уровень вовлеченности северокавказ-цев из числа офицеров, служащих, студентов, лиц «свободных профессий» и даже представителей феодальной бюрократии в ряды различных группировок младотурок, действовавших как внутри империи, так и в эмиграции. К примеру, один из четырех курсантов столичного военно-медицинского училища, основавших в 1889 г. первую тайную ячейку младотурецкого общества «Единение и прогресс», Мехмед Решид-бей7, был черкесом [8, с. 15]. В последующие годы заметный вклад в антиабсо-лютистское движение внесли также такие выходцы из северокавказской этнической среды, как Мехмед Мурад-бей8 (в 1896-1897 гг. руководитель женевского отделения общества «Единение и прогресс» и издатель одного из ведущих оппозиционных печатных органов — газеты «Мизан»), Ахмед Саиб-бей9 (в 1899-1907 гг. фактический глава каирского отделения общества «Единение и прогресс» и издатель влиятельной
3 Ахмед Мидхат-эфенди (1844-1913) — адыг, из рода Хагур (по материнской линии).
4 (Дели) Фуад-паша (1835-1931) — убых, из рода Тхуго.
5 Гази Мухаммед-паша (1832-1903) — средний сын имама Шамиля (в русских источниках — Кази-Магомет).
6 Ахмед Джавид-паша (1840-1916) — убых, из рода Тхерхет.
7 Мехмед Решид-бей (1873-1919) — адыг, из рода Ханахе.
8 (Мизанджи) Мехмед Мурад-бей (1854-1917) — даргинец, уроженец с. Урахи в Дагестане (по российским документам — Гаджи-Мурад Амиров).
9 Ахмед Саиб-бей (1859-1920) — кумык, из рода Каплан.
младотурецкой газеты «Санджак»), Хюсейин Тосун-бей10 (опытный конспиратор, один из организаторов антиправительственного восстания 1906-1907 гг. в Восточной Анатолии) и др. [9; 2].
Участие черкесов в младотурецком движении было, разумеется, обусловлено прежде всего мотивами общего политического и идеологического характера и, как правило, не сопровождалось выдвижением требований, направленных на удовлетворение специфических интересов диаспоры, хотя можно не без оснований предполагать наличие у значительной части северокавказцев — активистов конституционно-либеральных организаций рубежа XIX-XX вв. — весьма развитого этнического самосознания наряду с государственным османским (или, точнее, государственнообщинным османско-мусульманским) и, соответственно, известной «национальной» мотивации для включения в борьбу с диктатурой11. Очевидно, впрочем, что на данном этапе черкесские оппозиционеры в своем подавляющем большинстве считали ликвидацию феодально-абсолютистского правления главным условием решения в том числе и проблем этнонационального прогресса своих соотечественников на основе провозглашавшихся младотурками принципов равенства и братства всех народов империи — т. н. доктрины османизма, которая в целом была вполне приемлема для не имевшего на османской почве ни исторических корней, ни территориально-политических устремлений северокавказского диаспорного меньшинства.
Тем не менее ряд фактов указывает на то, что уже в этот период начало проявляться стремление части вовлеченных в младотурецкое движение северокавказцев к сплочению и сотрудничеству по этническому признаку, наиболее ярким выражением чего и служит создание ОЕЧ.
Наши сведения об обстоятельствах возникновения ОЕЧ, его целях и идеологии базируются главным образом на материалах первого номера его печатного органа — газеты «Иттихад» («Единение»), вышедшего в Каире 15 октября 1899 г.12 На титуле этого восьмиполосного издания под увенчанным цитатами из Корана изображением северокавказской атрибутики (папахи, горского оружия и снаряжения, штандарта с двумя скрещенными стрелами и тремя пятиконечными звездами и т. п.) на фоне пробивающихся сквозь черные тучи солнечных лучей, символизировавших, вероятно, борьбу с деспотизмом и невежеством, декларировалось, что его назначением является «„.служение возвышению ислама посредством работы по созданию условий для пробуждения и прогресса черкесских мухаджиров и всей османской нации». Обращала на себя внимание формальная принадлежность учредителей газеты ко вполне традиционному османскому имперскому истеблишменту. Так, в качестве ее генерального администратора (мюдир-и умуми) значился отставной майор жандармерии Бурак-бей-заде Мехмед Эмин-бей из знатного рода Лох (^), а главного ре-
10 Хюсейин Тосун-бей (ум. 1930) — убых, из рода Шхапли.
11 В подтверждение этого можно сослаться на то обстоятельство, что после младотурецкой революции 1908 г. целый ряд этнических северокавказцев, бывших членов подпольных групп османских конституционалистов, достаточно активно включился в организованное черкесское движение. К примеру, Мехмед Мурад стал в 1908 г. одним из учредителей «Черкесского общества единения и взаимопомощи», Хюсейин Тосун возглавлял в 1918-1919 гг. «Общество Северного Кавказа», Мехмед Решид также сотрудничал с различными диаспорными организациями. Данный список может быть существенно расширен [5].
12 Точное название газеты по-турецки — Иттихад газетеси. Копия этого издания, давно ставшего библиографической редкостью и сохранившегося лишь в отдельных частных коллекциях, была любезно предоставлена нам г-ном Фахри Хуважем (г. Анкара).
дактора (сермухаррир) — Мехмед Фазыл-бей, сын бывшего второго секретаря султана Кудси-заде Кадри-бея13. Сообщалось, что газета будет выходить еженедельно и распространяться как на территории Османской империи, так и за ее пределами [11, с. 1]. Все материалы номера были написаны на османо-турецком языке, зачастую весьма красочном и витиеватом, свидетельствовавшем о достаточно высоком образовательном уровне авторов.
В обращении «К уважаемым читателям» (Кариин-и кирама), подписанном Мех-медом Эмином [11, с. 1], обосновывалась необходимость создания подобного общества и кратко излагались предшествовавшие этому события. Из повествования следовало, что Мехмед Эмин, ребенком вместе с близкими прибывший в османские владения и поселенный в районе Измита, в дальнейшем в качестве жандармского офицера объездил многие европейские и азиатские провинции империи14, всюду становясь свидетелем бедственного положения «черкесских племен, не столько поселенных, сколько рассеянных где и как попало». Тяготы и лишения соплеменников зародили в нем стремление предпринять какие-либо действия для оказания им помощи, однако обремененность служебными обязанностями и жесткость политического режима в течение длительного времени препятствовали осуществлению этих замыслов. Тем не менее его взгляды или какие-то высказывания, похоже, все-таки не остались незамеченными соответствующими службами, и в 1892 или 1893 г. он был переведен в Триполитанию (вилайет Траблусгарб), являвшуюся при Абдулха-миде II одним из главных мест ссылки неблагонадежных элементов из числа военных и гражданских чиновников. Следует, правда, отметить, что практика удаления в эту североафриканскую провинцию оппозиционеров и даже назначения некоторых из них на достаточно влиятельные посты в местной администрации имела результатом быстрый численный рост во второй половине 90-х гг. регионального отделения общества «Единение и прогресс», члены которого на деле были относительно мало стеснены в пропаганде своих идей. Примечательно также, что среди сосланных сюда в этот период известных офицеров-младотурок были и этнические черкесы, в частности упомянутые выше Мехмед Решид-бей, ставший фактическим руководителем провинциальной организации конституционалистов, и Хюсейин Тосун-бей, игравший ключевую роль в ее подпольных мероприятиях [14, с. 292-294]. Находясь в дан-
13 Вероятно, речь идет об Абдулкадире аль-Кудси, депутате первого османского парламента от Халеба, который после роспуска меджлиса в 1878 г. поступил на придворную службу и в течение некоторого времени был вторым секретарем султана. Поскольку аль-Кудси в литературе выступает как этнический араб (см.: [10, с. 29, 224]), участие его сына в создании ОЕЧ может объясняться либо родственными связями с выходцами с Кавказа (возможно, по материнской линии), либо некими соображениями идейного или тактического порядка.
14 Приведенные биографические сведения о Мехмеде Эмин-бее подтверждаются и уточняются данными неопубликованной семейной хроники, составленной правнучкой его младшего брата г-жой Дилек Бурак, проживающей в Стамбуле. Согласно этим сведениям, Мехмед Эмин, носивший неофициально также кавказское имя Шумаф, родился в 1855 г. и был одним из сыновей феодального предводителя абазин-цев-баракаевцев Бурака Хаккы-бея из рода Лох (представители этого рода в русскоязычной литературе фигурируют также как Ляховы, Лиховы, Лаховы, Лах и т. п.). После поселения на османской территории (предположительно в 1863 г. [12, с. 29-31]) Мехмед Эмин вопреки воле отца, желавшего передать ему наследственный титул и полномочия «главы племени», отправился в Стамбул, где самостоятельно поступил в Военно-морское училище (Мектеб-и бахрийе) и окончил его. Во время русско-турецкой войны 18771878 гг., будучи командиром подразделения черкесской иррегулярной кавалерии на балканском фронте, получил тяжелое ранение и был переведен на службу в жандармерию [13].
ной среде, Мехмед Эмин, занявший позднее должность начальника местной тюрь-мы15, несомненно, обрел таким образом возможность более активного включения в младотурецкое движение16. Сам он подчеркивал в указанном обращении, что на протяжении семи лет своего пребывания в Триполитании «„приложил множество усилий к тому, чтобы положить начало деятельности по обеспечению благополучия и подъема османской нации и злополучных черкесов». Можно предположить, что не без его сознательного попустительства имели место такие факты, как тайное издание двух антиправительственных газет заключенными-младотурками и побеги многих из них из тюрьмы, что в 1899 г. вынудило власти начать специальное расследование [14, с. 293-294]17. В этот же период Мехмед Эмин пытался сформировать и более узкую этническую (черкесскую) группировку национально-либерального толка. Однако, поскольку в 1899 г. перед лицом возросшей угрозы репрессий Мехмед Эмин в числе целого ряда других триполитанских оппозиционеров был вынужден бежать в находившийся под британским управлением Египет, эту деятельность пришлось продолжить уже на новом месте. Первоначально вступив в укрепившееся благодаря притоку новых членов каирское отделение общества «Единение и прогресс», Мехмед Эмин и его единомышленники, из которых нам известен лишь Мехмед Фазыл, вскоре вышли из него по не вполне ясным, хотя скорее всего связанным с расхождениями по этнонациональным вопросам причинам и в том же году учредили самостоятельную организацию — ОЕЧ [14, с. 333, 633], приступив к изданию газеты «Иттихад». Такова в общих чертах предыстория возникновения общества по версии одного из его основателей и свидетельствам некоторых других источников.
Из остальных материалов номера, опубликованных без подписи, наибольший интерес представляет пространная и по существу программная статья под названием «Пара слов» (Келиметейн) [11, с. 2-4], в которой предпринималась попытка осмысления положения черкесов после их поражения в Кавказской войне и переселения на османскую территорию. Судя по ее содержанию, лидеры ОЕЧ видели коренную причину военно-политической и демографической катастрофы, постигшей жителей Северо-западного Кавказа в XIX в., в их цивилизационном отставании от передовых стран. Подчеркивалось, что горцы, которые благодаря труднодоступности их родины и собственной храбрости на протяжении столетий отражали посягательства более многочисленных врагов, в Новое время не смогли избежать участи прочих оказавшихся на периферии мирового прогресса обществ и были подчинены далеко опередившей их по уровню социально-политического, экономического и научнотехнического развития державой — Россией. Согласно представлениям ОЕЧ, современная эра характеризовалась жестким и бескомпромиссным соперничеством между народами и государствами, сходным с конкурентной борьбой в коммерческой сфере, а условием и первоосновой сохранения любой нации выступали просвещение и обеспечиваемые им материальные ресурсы и знания об окружающем мире, отсутствием
15 На эту должность он был назначен по протекции командующего триполитанским гарнизоном албанца Реджеб-паши [13], поддерживавшего тайные связи с конституционалистами из числа своих соотечественников [15, с. 59].
16 Имеется также свидетельство о том, что Мехмед Эмин поддерживал контакты с Мехмедом Мурад-беем [13].
17 О Мехмеде Эмин-бее в этот период с похвалой отзывалась одна из ведущих младотурецких газет «Османлы», публиковавшаяся в Женеве [14, с. 334].
коих у черкесов и объяснялся не только крах их сопротивления, но в определенной мере и сам выбор в пользу переселения в султанские владения.
Основная ответственность за перенесенные черкесами в период иммиграций бедствия и невзгоды возлагалась, однако, на османские власти. Предъявлявшиеся им претензии сводились в сущности к трем пунктам. Официальным инстанциям вменялось в вину, во-первых, крайне бесчеловечное отношение к северокавказцам во время их расселения на территории империи: предоставление заведомо не пригодных для проживания и хозяйственной деятельности земель, необеспечение достаточными средствами к существованию и т. п., — в результате чего переселенцы фактически обрекались на гибель от голода и болезней. Второе не менее тяжкое обвинение касалось одиозной практики продажи в рабство черкесских детей и женщин (в том числе из свободных и даже знатных сословий), широкое распространение которой после мухаджирства связывалось с поощрением данного промысла государственными служащими в корыстных целях. Наконец, в-третьих, утверждалось, что и после своего окончательного поселения черкесы продолжают подвергаться особенно жестокой эксплуатации (при взимании налогов, выполнении государственных повинностей и др.) со стороны властей, пользующихся незнанием ими местных реалий, языка и т. п. В качестве главных виновников страданий переселенцев выступали алчные и безжалостные провинциальные чиновники, но немалая доля критики была адресована также Порте и султанскому окружению, хотя личность самого падишаха прямо не затрагивалась. Примечательно, что, подобно большинству младотурецких групп, представители ОЕЧ старались активно подкреплять свои претензии к властям ссылками на авторитет ислама. Так, особое возмущение выражалось по поводу того обстоятельства, что османское руководство не оценило должным образом религиозного рвения черкесов, якобы покинувших Кавказ в первую очередь из стремления найти приют «под сенью священного халифата», и тем самым нарушило предписание пророка Мухаммеда об оказании всемерной помощи единоверным беженцам и переселенцам.
Несмотря на исключительно (а порой преувеличенно) негативную оценку опыта проживания северокавказцев в султанских владениях, определявшихся — по крайней мере применительно к первым послеиммиграционным десятилетиям — термином «чужбина» (гурбет), очевидно, что именно османское государство рассматривалось в статье как пусть вторичная и новоприобретенная, но, тем не менее, единственная реальная родина черкесов диаспоры, с которой связывались надежды на их будущее развитие. Являясь, бесспорно, носителями надэтнического османско-мусульманского патриотизма (наряду с этническим черкесским), руководители ОЕЧ с явным сожалением отмечали недостаточную, на их взгляд, активность своих соотечественников как в отстаивании собственных прав и интересов, так и в борьбе за прогрессивные преобразования в масштабах страны, усматривая причины такой пассивности в тяжелом морально-психологическом состоянии черкесов вследствие пережитой ими трагедии мухаджирства, в передавшихся им от местного населения «настроениях апатии и смирения», в невежестве и темноте основной массы иммигрантов и проистекающей отсюда их безоговорочной, слепой преданности институту султаната-халифата. Исходя из этого провозглашалась необходимость скорейшего просвещения северокавказцев и пробуждения в них традиционно присущих им качеств — смелости, благородства, готовности к самопожертвованию и т. п. — для их более заметного
привлечения к действиям по ликвидации препятствующего прогрессу народов империи деспотического режима. Разумеется, ОЕЧ считало своим «естественным долгом» осуществление соответствующей агитации и пропаганды среди черкесского населения.
В то же время четко формулировалось намерение совмещать задачи идейно-политического и национально-культурного просвещения диаспоры. В частности, предполагалось в самое ближайшее время предпринять меры «по возрождению черкесского языка». В этой связи вызывают интерес утверждения о наличии разработанных для адыгского, абхазо-абазинского, убыхского и осетинского языков версий «национального» алфавита, на основе которого были подготовлены к печати учебные пособия по грамматике, арифметике и богословию, сборник черкесских пословиц и поговорок и «черкесский словарь». Скорее всего, имелась в виду деятельность вышеупомянутой группы Ахмеда Джавид-паши, с которой, возможно, члены общества поддерживали связь. Если приведенные сведения отражают реальное, а не планируемое положение вещей, то они, несомненно, существенно уточняют наши представления об уровне, достигнутом к концу XIX в. в сфере черкесского просветительства в Османской империи. В любом случае характер намеченных ОЕЧ, но, насколько нам известно, так и не увидевших свет в указанный период18 публикаций свидетельствует о практическом начале близкими к обществу представителями интеллигенции подготовительной работы по созданию в стране основ национального образования, а в перспективе — достижению северокавказцами культурной автономии.
Вместе с тем — вероятно, для предупреждения негативной реакции на заявленную этническую специфику со стороны ведущих групп османских конституционалистов — настойчиво акцентировалось отсутствие у ОЕЧ желания «подрывать словом или делом исламское и национальное братство». Напротив, подчеркивалось, что его цель состоит в обеспечении всеобщей справедливости и свободы посредством формирования «прочного союза», в котором в качестве едва ли не равных партнеров должны были выступать, с одной стороны, «благородные османцы», а с другой — «их братья черкесы».
Прочие статьи газеты не имели непосредственного отношения к проблемам севе-рокавказцев, но они позволяют составить более полное представление о мировоззрении и политических принципах ее издателей. Так, в соответствии с общей традицией младотурецкого движения большое внимание уделялось обоснованию совместимости требований осуществления либеральных реформ с мусульманскими нормами и ценностями. В обширной статье «Исламское единство» (Иттихад-и ислам) [11, с. 68] и других материалах отмечалось, что вопреки распространенному мнению ислам отнюдь не является препятствием для общественного, культурного и научного прогресса. Подчеркивая духовное превосходство исламской цивилизации над христианской, орган ОЕЧ вместе с тем призывал к максимальному усвоению технических достижений Запада, являющихся результатом упорного труда и современных знаний. Во взглядах общества были заметны также панисламистские тенденции, имевшие, впрочем, очевидную антиимпериалистическую направленность. Сплочение всех му-
18 Согласно данным, которыми мы располагаем в настоящее время, первые достоверно известные факты издания в Османской империи учебно-образовательной и иной литературы на адыгском и некоторых других кавказских языках относятся к периоду после революции 1908 г. и связаны с деятельностью «Черкесского общества единения и взаимопомощи» [1; 2; 4].
сульманских стран и народов рассматривалось как предпосылка их успешного противодействия экспансии европейцев, а в качестве объединительного центра мусульманского мира мыслился — при условии восстановления в османском государстве конституционного парламентского строя — Стамбул как резиденция халифа.
В ряде сообщений и комментариев их авторы проявляли себя как твердые приверженцы укрепления османского государства и сохранения его территориальной целостности. Таковы, к примеру, материалы о съезде албанцев Македонии [11, с. 4], планах раздела Йеменского вилайета [11, с. 6], политике России на Балканах [11, с. 8] и др.
В заключение необходимо коснуться опубликованного в этом издании программного документа ОЕЧ — устава его «внешних членов» (аза-и харидже), т. е. лиц, привлекаемых на добровольной основе политическим руководством организации к работе по укреплению ее позиций в пределах империи. Статья 1 устава гласила, что общество видит свою основную цель в том, чтобы «через приобщение к плодам просвещения и истины черкесов — и тем самым всего населения <...> османских территорий — служить их прогрессу и процветанию и способствовать <...> обеспечению их прав и предотвращению угнетения». Двуединая сущность идейно-политических ориентиров общества подтверждалась в статье 2, декларировавшей его намерение наряду с защитой «самобытности черкесов» действовать во благо «всей османской и мусульманской нации» и получать помощь от всех ее представителей. Соответственно статья 3 допускала возможность приема в ОЕЧ лиц всех национальностей, но она же предусматривала их организационное разведение по этническим — «черкесскому» и «нечеркесскому» — отделениям, что можно объяснить объективным несовпадением ставившихся обществом национально-культурных и общеполитических задач. Остальные статьи устава регламентировали права и обязанности различных категорий «внешних членов», которым надлежало заниматься главным образом подпольной пропагандой и разъяснением взглядов общества среди населения османских провинций [11, с. 6]19.
Описанные выше идеологические и практико-политические установки ОЕЧ довольно ясно свидетельствуют о том, что его стратегическая цель состояла в мобилизации и организационном сплочении молодой диаспорной «разночинной» интеллигенции для последующего артикулирования и отстаивания в общегосударственном, пусть первоначально и оппозиционном, формате специфических интересов ближневосточных черкесов. При этом общество, скорее всего, рассчитывало закрепить за собой особую этническую «нишу» в рамках османского конституционного движения или даже выступить партнером младотурок в борьбе против абдулхамидовского правления с тем, чтобы обеспечить максимально благоприятные условия для национально-ориентированной (прежде всего социокультурной) активности черкесской элиты после либерализации политического режима в стране. В связи с этим нельзя не обратить внимание на тот факт, что оформление ОЕЧ произошло непосредственно после выдвижения в сентябре 1899 г. каирским отделением общества «Единение и прогресс» предложения о созыве объединительного конгресса всех противостоя-
19 Отсутствие в функциональном арсенале ОЕЧ более радикальных методов борьбы не вызывает удивления. В рассматриваемый период практическая деятельность младотурецких организаций, как правило, не выходила за рамки движения политического протеста против существующего режима, а основной формой этой борьбы являлась печатная пропаганда [9, с. 215].
щих абсолютистскому правлению организаций и групп, что может указывать на стремление черкесских оппозиционеров быть во что бы то ни стало представленными в качестве самостоятельной и консолидированной силы на этом форуме, который, впрочем, не состоялся на данном этапе [9, с. 198-199; 16, с. 520].
Реальная политическая ситуация, однако, не способствовала воплощению в жизнь планов основателей общества. Немалые препоны его функционированию, безусловно, создавались административными мерами властей. Так, уже 19 октября
1899 г., спустя четыре дня после выхода в Каире первого номера «Иттихад», одним из приближенных к Абдулхамиду II высших полицейских чинов империи черкесом Хасан-пашой было отдано распоряжение отслеживать и пресекать попытки провоза газеты через границу [17]. В то же время следует помнить о том, что ведущие группировки младотурок, провозгласившие в соответствии с доктриной османизма лозунги единения, равенства и братства всех народов империи, считали приемлемой лишь их совместную борьбу против диктатуры и резко осуждали любые шаги, предпринимавшиеся в этом направлении от имени отдельных национальностей [9, с. 171]. Ввиду этого данная «сепаратная» инициатива, несмотря на многочисленные и, несомненно, вполне искренние декларации в «Иттихад» о приверженности «общей османской родине», не встретила понимания у других участников конституционного движения, некоторые из которых даже заклеймили образование ОЕЧ как «скандальный акт» (резалет) [14, с. 334, 633]. Наконец, не менее серьезная проблема заключалась в том, что ОЕЧ не удалось объединить вокруг своей программы представителей той общественной прослойки, к которой оно прежде всего апеллировало, — новой образованной (преимущественно военно-чиновничьей) элиты северокавказской диаспоры. Очевидно, что подавляющее большинство оппозиционно настроенных к существующей власти выходцев из этой среды предпочло, как и прежде, действовать в рядах различных фракций общества «Единение и прогресс» и других османских эмигрантских организаций, считая, по-видимому, несвоевременным выдвижение на передний план вопросов этнонационального развития своих соотечественников.
Не сумев, таким образом, создать в Каире эффективно функционирующий центр организации, ее лидеры, естественно, не могли рассчитывать и на успешное привлечение сторонников и активистов внутри османских границ, не говоря уже о реализации национально-культурных проектов. В результате ОЕЧ не смогло осуществить ни одной из своих двух тесно связанных друг с другом задач: ни занять сколько-нибудь заметного места в конституционно-либеральном (младотурецком) движении, ни положить в стране начало этническому черкесскому движению. Со значительной долей уверенности можно утверждать, что вскоре после своего учреждения ОЕЧ на деле прекратило существование. На это указывает в том числе и отсутствие каких-либо реальных подтверждений продолжения выхода в свет газеты «Иттихад»20.
Вероятно, свою роль в этом сыграл и субъективный фактор. По имеющимся данным, стамбульские власти, встревоженные появлением на общественно-поли-
20 Для сравнения укажем, что аналогичные усилия представителей интеллигенции некоторых других мусульманских народов империи (не говоря уже о немусульманах), которыми, возможно, отчасти вдохновлялись основатели ОЕЧ, были более продуктивны. В частности, до 1908 г. в эмиграции издавалось несколько газет на арабском, албанском и курдском языках, которые, наряду с критикой абдулхамидовского режима, отстаивали интересы соответствующих этнических групп, а некоторые даже выдвигали требования национальной автономии [16, с. 513].
тической арене оппозиционного объединения этнических кавказцев, несколько раз негласно предлагали его членам свернуть свою деятельность в обмен на амнистию и назначение на подходящие должности в пределах империи. После того как соответствующие гарантии были подтверждены лично прибывшим в Египет главой султанской канцелярии [13]21, Мехмед Эмин-бей согласился на эту сделку и уже в феврале
1900 г. был назначен инспектором по расселению иммигрантов в провинции Эски-шехир — должность, на которой он, несомненно, мог принести некоторую практическую пользу своим соплеменникам22 (о дальнейшей судьбе Мехмеда Фазыл-бея у нас сведения отсутствуют).
Так завершился первый на Ближнем Востоке опыт публичного формулирования концепции черкесского светского «протонационализма» [21, с. 144, 166], в целом не выходившего за рамки доктрины османизма, хотя и явно расширительно их толковавшего.
Не оставив по существу никакого практически значимого следа в истории османских политико-идеологических течений рассматриваемого периода, ОЕЧ и его печатный орган, тем не менее, представляют собой важное документальное свидетельство определенного уровня зрелости черкесской интеллигенции, отразившее процесс становления этнонационального самосознания северокавказских групп в условиях диаспорного проживания. При этом важно отметить, что, несмотря на всю эпизодичность своего присутствия на политической сцене, общество и газета успели довольно четко обозначить те ориентиры (в первую очередь в сфере просветительства), которые стали приоритетными в деятельности более массовых северокавказских организаций, возникших в Османской империи после младотурецкой революции и установления конституционного строя в 1908 г.
Литература
1. Aydemir 1. Muhaceretteki Qerkes Aydinlari. Ankara, 1991.
2. Berzeg S. E. Kafkas Diasporasinda Yazarlar ve Edebiyatfilar Sozlugu. Samsun, 1995.
3. Berzeg S. E. Kafkasya ve Qerkesler Bibliyografyasi, Samsun, 1996.
4. Yyldyz C. Adige Dili ve Edebiyati // Kafkasya Ozerine Bes Konferans. Istanbul, 1977.
5. Чочиев Г. В. Северокавказские (черкесские) организации в Турции (1908-1923 гг.). Владикавказ, 2009.
21 Нам представляется более вероятным, что указанную миссию выполнил глава султанской тайной полиции (серхафийе) черкес Ахмед Джеляледдин-паша, который в конце 1890-х — начале 1900-х гг. неоднократно по поручению Абдулхамида II проводил переговоры с представителями младотурецкой эмиграции о прекращении ими борьбы против режима. Самой крупной его удачей стала «нейтрализация» таким образом Мехмеда Мурад-бея в 1897 г. Любопытно, что в 1904 г. сам Ахмед Джеляледдин бежал в Египет и примкнул к либеральному движению [18, с. 390-391, 436, 446].
22 В 1905 г. Мехмед Эмин-бей был переведен на аналогичную должность в Анкарский вилайет [13]. Вскоре после восстановления конституционного строя, в декабре 1908 г., он обратился в стамбульское управление внутренних дел с прошением о предоставлении разрешения на издание газеты «от имени угнетенных Кавказа» [19], которая, правда, не увидела свет по не вполне ясным нам причинам. Любопытно, что Мехмед Эмин не фигурирует среди членов черкесских организаций, активно действовавших в Османской империи в последнее десятилетие ее существования. В январе 1918 г., однако, он в качестве «бывшего предводителя абазинских племен» направил через великого везира Талат-пашу (!) главам делегаций государств Четверного союза в Брест-Литовске письмо с ходатайством о включении в готовящийся мирный договор с Россией пункта о репатриации черкесов диаспоры на Кавказ [20]. По данным Дилек Бурак, Мехмед Эмин умер в начале 1920-х гг. [13].
6. Chochiev G. Osmanli Imparatorlugu’nda Kuzey KaThas Gofmenlerinin Toplumsal Uyarlanmasina Dair Bazi Gorusler // Kebikef. Ankara. 2007. No 23.
7. Aydemir 1. Gof: Kuzey KaThasyalilarin Gof Tarihi. Ankara, 1988.
8. Ramsaur E. E. The Young Turks: Prelude to the Revolution of 1908. Princeton, 1957.
9. Петросян Ю. А. Младотурецкое движение (вторая половина XIX — начало XX в.). М.,
1971.
10. Kayali H. Arabs and Young Turks: Ottomanism, Arabism and Islamism in the Ottoman Empire (1908-1918). Berkeley, 1997.
11. Ittihad Gazetesi. Kahire. 1899. No 1.
12. Лавров Л. И. Абазины (историко-этнографический очерк) // Кавказский этнографический сборник. Вып. 1. М., 1955.
13. Loh-Burak Ailesi (yayinlanmamis aile tarihi). Haz.: Dilek Burak. Istanbul.
14. Hanioglu M. S. Bir Siyasal Orgut Olarak Osmanli Ittihad ve Terakki Cemiyeti ve Jon Turkluk (1889-1902). Istanbul, 1985.
15. Qelik B. Jon Turk Hareketi Ifinde Arnavut Aydinlarinin Rolu ve Arnavutlarin Mesrutiyet’e Katkisi // Toplumsal Tarih. Istanbul, 2003. № 115.
16. Karal E. Z. Osmanli Tarihi. VIII. Ankara, 1995.
17. Basbakanlik Osmanli Arsivi. Dahiliye Nezareti. Mektubi Kalemi. No 2258/65.
18. Georgeon F. Sultan Abdulhamid. Istanbul, 2003.
19. Basbakanlik Osmanli Arsivi. Dahiliye Nezareti. Idare. No 124-1/61.
20. Basbakanlik Osmanli Arsivi. Hariciye Nezareti. Siyasi Kisim. No 2876/3-3.
21. Hanioglu M. S. A Brief History of the Late Ottoman Empire. Princeton, 2008.
Статья поступила в редакцию 14 марта 2011 г.
