CC BY
141УДК 821.161.1
ГРНТИ 17.07
Т. В. Мальцева
Общественный контекст обрядовой поэтики в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина»
В статье рассматриваются изменения в традиции сватовства в романе «Анна Каренина» на фоне общественной дискуссии о «женском вопросе». Показывается роль личного объяснения во время сватовства как новый компонент ритуала.
Ключевые слова: Л.Н. Толстой, роман «Анна Каренина», обрядовая традиция, свадьба, «женский вопрос», поэтика.
T. Malceva
Social Context of Ritual Poetics in L.N. Tolstoy's Novel "Anna Karenina"
The article discusses changes in the tradition of courtship in the novel "Anna Karenina". At this time there were public debates about women's issues. The article shows the role of personal explanations in the matchmaking as a new component of the ritual.
Key words: L.N. Tolstoy, novel "Anna Karenina", ritual tradition, wedding, women's issues, poetry.
Обрядовая традиция - существенный элемент поэтики произведений русской «семейной» классики. Роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина», посвященный судьбам дворянских семей и отдельных их представителей, насыщен описанием бытовых культурных традиций, самой значительной и красочной из которых является свадьба и ее ритуалы: сватовство и венчание.
Свадебная традиция выступает в романе как цельный поэтический комплекс: это культурный и фабульный контекст событий, и центральный сюжетный мотив, и характерологический прием, и ядро конфликта, и художественный образ, и собственно ритуал, памятный всем героям романа. «Мы все через это прошли», - говорят все замужние героини романа.
Рассмотрим, как изменяется традиция сватовства в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» на фоне общественной дискуссии о положении женщины и «женском» вопросе.
В 1860-х - 1870-х годах русское общество всколыхнула дискуссия, в основе которой лежал так называемый «женский» вопрос. В это время появился ряд статей и книг на эту тему: Гиероглифов А. «Общественное призвание женщин» (1863) [4], Лепко О. «Женский вопрос» (1868) [5],
© Мальцева Т. В., 2017 © Malceva Т., 2017
Шашков С.С. «Главные эпохи в истории русской женщины (1869) [10], Щапов А.П. «Положение женщины в России по допетровскому воззрению» (1873)[11]и др.
Особую остроту общественной полемике придал заочный спор Николая Николаевича Страхова с Джоном Стюартом Миллем. Английский философ и экономист Д.С. Милль в 1869 году написал сочинение «О подчиненности женщин», в котором с философской точки зрения была обоснована идея женского равноправия. В России это сочинение было опубликовано в том же году в переводе Н.М. Михайловского [6]. Общественный резонанс этой книги вызвал необходимость ее переиздания, в том числе и в других переводах1.
Д. Милль уже был известен в России своими философскими и экономическими сочинениями («Основы политической экономии», «О свободе», «Система логики») и отзывами на них в критике . На сочинение Милля «О подчиненности женщин» отозвался публицист и общественный деятель Н.Н. Страхов [7], литературный помощник Л.Н. Толстого, состоявший с писателем в многолетней переписке.
Д. Милль писал об очевидной несправедливости положения женщины в Англии, которое «по английским законам хуже положения невольника» [6, с. 75]: женщина обделена относительно свободы, собственности и даже своих детей. Философ видел причину ограничения прав женщины в мужском властолюбии и призывал искоренить подобную несправедливость и рассматривать брачный союз как любое другое «товарищество» равноправных «разумных и нравственных существ».
Н.Н. Страхов посчитал, что «этот вопрос ... никак не составляет выражения потребностей русской жизни», что «это явление отчасти привозное, отчасти сочиненное», и что «в нашем законодательстве вовсе не существует того принципа полной бесправности женщины, который господствует в законодательстве английском» [7]. По мнению критика, «таинственные и многозначительные отношения» между полами, «источник величайшего счастья и величайших страданий, воплощение всякой прелести и всякой гнусности, настоящий узел жизни, от которого существенно зависит ее красота и ее безобразие» упущены английским философом из виду. Половая природа предусмотрела «существенный интерес для той и
1 См.: Милль Д. О подчинении женщины. Пер. с англ. под ред. и с предисл. Г.Е. Благосветлова. СПб.: В тип. Б.А. Благосветловой, 1869, второе изд. в 1882 г.; Милль Д.С. Подчиненность женщины. Пер. с англ. под ред. М. Вовчка; с предисл. М. Цебриковой и приложением писем О. Конта к Миллю по женскому вопросу и речи Я. Брайта, произнесенной в Эдинбурге, 16 февраля 1870 г., о даровании избирательных прав женщинам. СПб.: Изд-во книгопродавца С.В. Звонарева, 1870.
2 См. статьи о работах Д. Милля: Б в Е. Мысли Джона Стюарта Милля о позитивной философии. Позднейшие умозрения Огюста Конта // Отечественные записки. 1865. № 9; Гусев А. Ф. Джон Стюарт Милль // Православное обозрение. 1875. № 1, 3, 8, 9; 1876. № 6; Рождественский М. Н. О значении Милля. СПб., 1867; Автобиография Джона Стюарта Милля. Под ред. Е. Г. Благосветлова. СПб., 1874.
44
для другой стороны»: «Мужчина подчинялся требованиям, которые делала женщина, желавшая от него известных качеств, как от жениха, возлюбленного, мужа, отца своих детей. Женщина развивалась под влиянием идеала, который мужчина составлял себе о невесте, любовнице, жене, матери» [7].
Никакого неравноправия, вытекающего из разницы полов, Страхов не видел и не принял и упрекал современных мыслителей в том, что, желая, уничтожить затруднения, проистекающие из брака, они хотят уничтожить сам брак. Общий вывод критика таков: «прогрессисты» довели женский вопрос до «фантастических форм», далеких от действительности, а между тем супружеская верность, взаимная любовь и нежность - «вот наилучшие условия правильной жизни» [7].
Л.Н. Толстой поддержал критику и выводы Н.Н. Страхова и откликнулся на его «разбор сочинения» Д. Милля письмом от 19 марта 1870 г.: «Я с большим удовольствием прочел вашу статью о женщинах и обеими руками подписываюсь под ее выводы». В письме Толстой достаточно ясно высказался о единственном призвании женщины: «Призвание женщины все-таки главное - рождение, воспитание, кормление детей». И далее признал «естественное» неравноправие женщин, переживших пору своей «биологической» нужности: «Отрожавшая женщина и не нашедшая мужа женщина все-таки женщина, и если мы будем иметь в виду не то людское общество, кот[орое] обещают нам устроить Милли и пр., а то, которое существует и всегда существовало по вине непризнаваемого ими кого-то, мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожав-шихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. -Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины. Никто не сомневается в необходимости и недостатке пов[ивальных] бабок, и всякая несемейная женщина, не хотящая распутничать телом и душою, не будет искать кафедры, а пойдет насколько умеет помогать родильницам. Няньки - в самом обширном народном смысле. Тетки, бабки, сестры это няньки, находящие себе в семье в высшей степени ценимое призвание. Где семья, в кот[орой] бы не было такой няньки, кроме нанятой? И счастлива та семья и те дети, где она есть. И женщина, не хотящая распутничать душой и телом, вместо телеграфной конторы всегда выберет это призвание, - даже не выберет, а сама собой нечаянно впадет в эту колею и с сознанием пользы и любви пойдет по ней до смерти» (курсив Л.Н. Толстого. - М.Т.) [9].
Это искреннее, но прямолинейное мнение Толстого много повредило ему в глазах критики и женской читающей аудитории. Очевидно, что отголоски этой полемики отразились в романе «Анна Каренина», над которым Толстой работал как раз в разгар этих обсуждений в 1873-1877 годах. Мнение о положение женщины, высказанное в письме к Н. Страхову, в ходе работы над романом несколько смягчилось.
«Семейная» тема рассматривается Толстым многосторонне, многие аспекты ее, поднятые в романе, исследуются в современной литературе. В
данной статье мы рассмотрим, что нового заметил Толстой в обряде сватовства, что появилось в том числе и на фоне общественной дискуссии о «женском» вопросе.
Толстой глубоко проник в психологию семейных отношений. В романе «Анна Каренина» показаны происходящие в XIX веке изменения в оценке самого обряда создания семьи и значения его для современников писателя. Изменение отношения к самой устойчивой всесословной традиции - яркий показатель изменения общественных отношений. Проблемы эмансипации, положение женщины в современном обществе, ее права, а, вернее, бесправье в выборе спутника жизни и неравноправие в браке - это круг постоянно обсуждаемых в романе проблем.
О них говорят с философской точки зрения (Сергей Иванович Коз-нышев), с религиозной точки зрения (княгиня Лидия Ивановна и А.А. Ка-ренин), с юридической точки зрения, с точки зрения мнения света, традиции и т.д. Серьезные размышления Толстого об институте брака уже отмечены в литературной критике и литературоведении в работах Э.Г. Бабаева [1], Б.И. Бурсова [3], Б.М. Эйхенбаума [12] и других исследователей.
Дневники и переписка Л.Н. Толстого свидетельствуют о том, что автора интересует «семейная история», то есть то, что происходит после свадьбы. Семейная жизнь полна борьбы, движения, драматической напряженности, трудных компромиссов, разочарований и новых удовольствий. Толстой впервые описал все возможные перипетии семейной жизни, которая представляет «труднейшее дело на свете» [12, с. 425].
Нов и глубок в романе Толстого не только взгляд на семью и брак, но и взгляд на первый шаг молодых людей к браку - традицию знакомства, ритуал сватовства и объяснения, в которых писатель видит очевидные изменения.
Обратимся к анализу восприятия этой традиции героями романа. Речь пойдет о светской стороне обряда, о светской дворянской традиции сватовства. Толстой уловил феномен этой традиции: одновременную устойчивость и размывание. Старшее поколение выходило замуж и женилось «по старинке», то есть по традиции - как старшие скажут. Молодые герои более глубоко соотносят традицию с личной судьбой, то есть готовы сами активно участвовать в устройстве личной жизни.
Вообще, «как нынче выдают замуж», никто в романе не знает. «Французский обычай - родителям решать судьбу детей - был не принят, осуждался. Английский обычай - совершенная свобода девушки - был тоже не принят и невозможен в русском обществе. Русский обычай сватовства считался чем-то безобразным, над ним смеялись все...» [8, VIII, с. 51]. Все сходились во мнении, что «уж пора оставить эту старину» и доверить право устройства и своей судьбы и самого обряда молодым людям, «как они знают» [8, VIII, с. 55].
Сама княгиня выходила замуж лет тридцать назад по русскому дворянскому обычаю сватовства. Ее личное участие в самом важном жизнен-
46
ном событии было минимальным. Обряд проходил «как принято», а принято было «легко и просто».
Толстой отмечает такие моменты традиционного дворянского ритуала сватовства. Выбор жениха/невесты происходил по инициативе членов семьи или других родственников - княгиня Щербацкая, например, и Анна Облонская (в замужестве Каренина) вышли замуж по сватовству теток.
Будущие супруги не встречаются наедине, но могут видеть друг друга. Впечатления от осмотра передаются через сватью - «сваха тетка узнала и передала взаимно произведенное впечатление» [8, VIII, с. 51]. Если впечатление благоприятно, то жених делал родителям невесты предложение, и родители уже обсуждали материальную сторону обряда.
Так, видимо, происходило с Долли. В разговоре с приехавшей помирить ее с мужем Анной она отметила: «Ты знаешь, как я вышла замуж» (видимо, «легко и просто», «как принято». - Т.М.). Я с воспитанием maman не только была невинна, но я была глупа. Я ничего не знала» [8, VIII, с. 80]. Ничего не знала - значит, практически все произошло по воле родителей и, прежде всего, матери, и обошлось без личного объяснения с женихом - по крайней мере, словесного: все, как и у матери, «решилось глазами и улыбками».
Так же произошло и с Анной. Предложение Алексея Александровича Каренина, бывшего старше Анны, было передано через ее тетку княжну Облонскую. Будущие супруги не имели особенных чувств друг к другу. Все произошло, «как надо», легко и просто, без личного объяснения.
«Нынче уж не так выдают замуж, как прежде», «многое изменилось в приемах общества», - подводит итог размышлениям о том, как выдавать дочерей замуж, княгиня Щербацкая. Сама княгиня не может сказать, что же изменилось, но Толстой эти изменения увидел.
Между матерью и младшей дочерью происходит знаменательный разговор. Вышедшая замуж Кити теперь, как равная, может говорить с матерью о том, как «папа сделал ей предложение». «Ничего необыкновенного не было, очень просто», - вспоминает княгиня.
- Нет, но как? Вы все-таки его любили, прежде чем вам позволили говорить? (курсив здесь и далее наш. - Т.М.).
- Разумеется, любила; он ездил к нам в деревню.
- Но как решилось? Мама?
- Ты думаешь, верно, что вы что-нибудь новое выдумали? Все одно: решилось глазами, улыбками...
- Но какие слова он говорил?» [8, IX, с. 136].
Настойчивость Кити не случайна. «Новое» в старом ритуале у молодых героев все-таки есть: у них это происходит нелегко и непросто. Толстой видит важное отличие в современном ритуале сватовства. Он отмечает, как надличностная традиция перерастает в личную.
Один из самых драматических моментов - это личное объяснение, которого не предполагала светская традиция. Этот момент был опосредован
47
через сваху - она передавала согласие или несогласие на брак. Сказать о своих чувствах - это самое трудное для всех героев романа, которые хотели бы вступить в брак.
Необязательность личного объяснения в традиционном ритуале сватовства заставляет, например, несколько раз ошибиться княгиню Щербац-кую. В первый раз относительно намерений Левина, который был явно влюблен в Кити и «часто посещал дом». Отец Кити ничего лучшего для дочери не желал, но внезапный отъезд Левина успокоил княгиню, которая желала для дочери лучшей партии: по ее словам, «Левин ничем не показывает, что имеет серьезные намерения» [8, VIII, с. 53]. Во второй раз княгиня ошиблась относительно Вронского. Вронский на балах явно ухаживал за Кити, танцевал с нею и ездил в дом, «стало быть, нельзя сомневаться в серьезности его намерений», - думала она [8, VIII, с. 54]. Выходит, что в случае с Левиным можно сомневаться в серьезности намерений, а в случае с Вронским - нельзя, хотя оба претендента делают одно и то же - «часто ездят в дом».
Личное объяснение мучительно для героев, особенно отказ, через который проходят Кити и Константин Левин. Оба переживают смятение, страх, ужас, робость.
Левин, убедившийся, что чувство к Кити «не было одним из тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это не давало ему ни минуты покоя; что он не мог жить, не решив вопроса: будет или не будет она его женой <... > приехал теперь в Москву с твердым решением сделать предложение и жениться, если его примут. Или ... он не мог думать о том, что с ним будет, если ему откажут» [8, VIII, с. 31-32].
Левину несколько раз представлялась возможность сделать предложение наедине, лично своей избраннице - именно это важно для него, -перед тем, как они вместе объявят об этом родителям. Такая возможность была на катке: «Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, хоть надеждой. А тогда?.. Но надо же! надо, надо! ... Прочь слабость!» [8, VIII, с. 39]. Кити, понимая намерение Левина, не хочет этого объяснения. На вопрос Кити, как надолго он приехал в Москву, Левин отвечает, что это только от нее зависит. «Не слыхала ли она его слов или не хотела слышать, но она как бы спотыкнулась, два раза стукнула ножкой, и поспешно покатилась прочь от него» [8, VIII, с. 40]. Объяснение не состоялось. В следующий раз Левин оказался решительнее, он приехал к Щербацким рано вечером, чтобы застать Кити одну и продолжить разговор: «Я сказал вам, что не знаю, надолго ли я приехал ... что это от вас зависит. Что это от вас зависит, - повторил он. - Я хотел сказаться хотел сказать.Я за этим приехал ... что. быть моей женой!» [8, VIII, с. 57]. Константин Левин, конечно, очень робеет в момент личного объяснения, несмотря на твердую решимость.
После этого предложения Кити переживает ни с чем не сравнимое ощущение - независимо от того, каким будет результат объяснения. Эффект этого ощущения зависит не только от молодости и неопытности Кити (это происходит в ее жизни впервые) - это вообще психологическое свойство личного предложения: «Она тяжело дышала, не глядя на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет на нее такое сильное впечатление» [8, VIII, с. 58]. Кити не может ответить на любовь Левина, она должна отказать: «Боже мой, неужели я должна сама сказать ему? Но что я скажу ему? ... Нет, это невозможно.» [8, VIII, с. 57]. Отказ жестоко обижает Левина.
Важность и необходимость этого нового компонента ритуала сватовства Толстой подчеркивает композиционно несколькими способами.
Во-первых, сближая эпизоды объяснения Кити и Левина и отсутствия объяснений в отношениях Кити и Вронского.
«То и прелестно, - думал он (Вронский. - Т.М.), возвращаясь от Щер-бацких и вынося от них, как всегда, приятное чувство чистоты и свежести, происходившее отчасти и оттого, что он не курил целый вечер, и вместе с тем новое чувство умиления перед ее к себе любовью, - то и прелестно, что ничего не сказано ни мной, ни ею, но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций, что нынче яснее, чем когда-нибудь, она сказала мне, что любит» [8, VIII, с. 68]. Окажется, что Вронский и Кити понимали очень разное под невысказанной любовью: Кити надеялась на предложение, в ожидании которого отказала Левину, а Вронский «не мог придумать, что можно и что должно было предпринять», когда он понял, как сильно утвердилась «духовная тайная связь» между ним и Кити.
Но именно Вронский тонко уловил, почему именно так трудно личное объяснение - в случае неудачи страдает достоинство: «От этого-то большинство и предпочитает знаться с Кларами. Там неудача доказывает только, что у тебя недостало денег, а здесь - твое достоинство на весах» [8, VIII, с. 71]. Это действительно трудно. Переживший «позор отказа» Левин по возвращении из Москвы несколько месяцев «вздрагивал и краснел», вспоминая об этом, - «эти раны никогда не затягивались» [8, VIII, с. 169].
«Ах, это так странно, как и когда мужчина делает предложение . Есть какая-то преграда, и вдруг она прорвется», - вспоминает Долли об объяснении Степана Аркадьевича [8, IX, с. 130]. Чаще такая преграда не прорывается.
Во-вторых, Толстой дублирует эпизоды личного объяснения.
У каждого персонажа есть мнение о непредсказуемости, неожиданности, трудности или невозможности объяснения. Эпизод объяснения в разных вариантах многократно дублируется в романе. Особенно показательны несостоявшиеся объяснения, как, например, Вронского с Ки-ти, Кознышева с Варенькой.
Объяснение Вронского по всем приметам должно было неизбежно произойти на ожидавшемся бале. Кити танцевала с Вронским первую кадриль. «Во время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор, ... но Кити и не ожидала большего от кадрили. Она ждала с замиранием сердца мазурки. Ей казалось, что в мазурке все должно решиться» [8, VIII, с. 93]. Но разговор Вронского с Анной «решил их и ее судьбу». Вронский даже не пригласил Кити на мазурку - она «чувствовала себя убитой», потому что ей открылась ее ошибка: «никто не понимал ее положения, никто не знал того, что вчера она отказала человеку, которого она, может быть, любила, и отказала потому, что верила в другого» [8,
VIII, с. 95].
Трагедия Кити - это следствие «невидимых разговоров взглядов и интонаций», результат отсутствия личного разговора о своей судьбе. В этом эпизоде Толстой указал на вторую, женскую, причину трудности личного разговора. Писатель уже думал об этом в «Войне и мире», дав Наташе Ростовой возможность сказать об особом положении девушки, которая может только ждать, когда мужчина ездит в дом, смотрит и оценивает. Готовящийся побег с Курагиным был ее протестом против этой несправедливости, когда девушка традицией и воспитанием лишена возможности и выбора, и самостоятельного ответа.
Не состоялось и объяснение Сергея Ивановича и Вареньки. Кажется, что объяснение Кознышева и его предложение Вареньке неизбежно. Это чувствуют все, и все ждут положительного результата. Для обоих это хорошая партия. «Быть женой такого человека, как Кознышев, после своего положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом счастья. ... И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то, что он скажет, и то, что он не скажет», - это ожидания Вареньки [8,
IX, с. 146].
«Даже до мелочей Сергей Иванович находил в ней (в Вареньке. -Т.М.) все то, чего он желал от жены» - это ожидания Кознышева. «Теперь или никогда надо было объясниться . Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение», но вместо предложения Сергей Иванович «вдруг» спросил о грибах. «И как только эти слова были сказаны, и он и она поняли, что дело кончено, что то, что должно быть сказано, не будет сказано» [8, IX, с. 146].
Вареньке уготована судьба биологически не востребованной женщины, «не нашедшей себе мужа», предсказанная в письме Л.Н. Толстого Н. Страхову: «.. на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. - Повивальные бабки, няньки, экономки» и проч.
Таким образом, Толстой обратил внимание на важную особенность в современном ему светском ритуале сватовства - личное объяснение молодых людей. Трудность вхождения этого эпизода в ритуал ухаживания и
50
сватовства очевидна, как очевидна и его необходимость для совместного ответственного принятия правильного решения.
Список литературы
1. Бабаев Э.Г. Роман и время. Тула, 1975.
2. Бабаев Э. «Анна Каренина». Комментарий // Л.Н. Толстой. Собрание сочинений: в 20 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. IX. С. 417-461.
3. Бурсов Б.И. Лев Толстой и русский роман. М.; Л., 1963.
4. Гиероглифов А. Общественное призвание женщин // Отечественные записки. 1863. № 8. С. 516-540.
5. Лепко О. Женский вопрос // Отечественные записки. 1868. № 7/8. С. 26-29.
6. Милль Д. С. Подчиненность женщины. Пер. с англ. Н. Михайловского. СПб.: Издание книгопродавца С. В. Звонарева, 1869. 255 с.
7. Страхов Н. Женский вопрос. Разбор сочинения Джона Стюарта Милля «О подчинении женщины» // Заря. 1870. Кн. 2. С. 107-144. Отдельное издание: Н. Страхов. Разбор сочинения Джона Стюарта Милля «О подчинении женщины». СПб., 1870. Эл. ресурс: http://az.lib.ru/s/strahow_n_n/text_1870_zhensky_vopros.shtml
8. Толстой Л.Н. Анна Каренина // Л.Н. Толстой. Собрание сочинений: в 20 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. VIII-IX.
9. Толстой Л.Н. - Страхову Н.Н., 19 марта 1870 г. Эл. ресурс: http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/pisma/1863-1872/letter-228.htm
10. Шашков С.С. Главные эпохи в истории русской женщины // Дело. 1869. № 1,
2, 3.
11. Щапов А.П. Положение женщины в России по допетровскому воззрению // Дело. 1873. № 4, 6.
12. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. М., 1960.
References
1. Babaev E.G. Roman i vremja. Tula, 1975.
2. Babaev E.G. «Anna Karenina». Kommentarii // L.N. Tolstoj. Sobr. soch.: v 20 t. М.: Hudozhestvennaja literatura, 1981. T. IX. S. 417-461.
3. Bursov B.I. Lev Tolstoj i russrij roman. М.; Л., 1963.
4. Gieroglifov A. Obshchestvennoje prizvanije zhenshchin // Otechestvennyje zapiski. 1863. № 8. S. 516-540.
5. Lepko О. Zhenskij vopros // Otechestvennyje zapiski. 1868. № 7/8. S. 26-29.
6. Mill D.S. Podchinennost zhenshchiny. Per. s angl. N. Mihajlovskogo. SPb.: Izdanije knigoprodavza S.V. Zvonareva, 1869. 255 s.
7. Strahov N. Zhenskij vopros. Razbor sochinenija Johna Stuarta Milla «O podchineniji zhenshchiny» // Zarja. 1870. Kniga 2. S. 107-144; N. Strakhov. Razbor sochinenija Johna Stuarta Milla «O podchineniji zhenshchiny». SPb., 1870. URL: http://az.lib.ru/s/ strahow_n_n/text_1870_zhensky_vopros.shtml
8. Tolstoj L.N. Anna Karenina // Tolstoj L.N. Sobranije sochinenij: v 20 t. М.: Khudozhestvennaja literatura, 1981. T. VIII-IX.
9. Tolstoj L.N. - Strakhovu N.N., 19 marta 1870 g. URL: http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/pisma/1863-1872/letter-228.htm
10. Schaschkov S.S. Glavnyje epohi v istorii russkoj zhenshchiny // Delo. 1869. № 1,
2, 3.
11. Schapov A.P. Polozhenije zhenshchiny v Rossiji po dopetrovskomu vossreniju // Delo. 1873. № 4, 6.
12. Ejhenbaum B.M. Lev Tolstoj. Semidesyatyje gody. M., 1960.
