CC BY
148
ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ, ДЕМОКРАТИЯ И АВТОРИТАРИЗМ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Саодат ОЛИМОВА
кандидат философских наук, директор Исследовательского центра «ШАРК», представитель журнала «Центральная Азия и Кавказ» в Таджикистане (Душанбе, Таджикистан)
Музаффар ОЛИМОВ
доктор исторических наук, сотрудник Исследовательского центра «ШАРК» (Душанбе, Таджикистан)
АННОТАЦИЯ
На примере Таджикистана рассматривается эволюция взглядов, ценностей и предпочтений населения, обеспечивающих устойчивость политических режимов в странах Центральной Азии (ЦА). На основе результатов-опросов общественного мнения, проведенных в РТ, сформулированы предпочитаемые характеристики политической системы, освещено отно-
шение населения к государственной власти и ее институтам, а также приведены оценки действующего режима и эффективности различных форм гражданской активности. Кроме того, анализируются механизмы политического участия граждан в государственном управлении и суждения о результативности реализации рейтинговых ценностей.
Показано, что, несмотря на различия традиционных социальных институтов государств ЦА и избранных ими путей, все они развиваются в рамках модели неопатримониализма.
Однако демократические ценности и предпочтения продолжают занимать важное место в массовом сознании, и вынужденная поддержка властями тех или иных элементов демократии обусловлена не только желанием создать декоративный фасад или уступками
внешним донорам и международному сообществу, но и давлением общества. В то же время политические взгляды и предпочтения населения противоречивы и фрагментарны. Они являются основой, с одной стороны, для массовой поддержки курса на демократию, а с другой — для общественного консенсуса относительно ограничения прав граждан и признания привилегий «первых лиц» и патримониального господства.
( \
КЛЮЧЕВЫЕ Центральная Азия, Таджикистан, общественное мнение, СЛОВА: элиты, политические режимы, политические
предпочтения, демократия, неопатримониализм, выборы, ценности, формы гражданской активности.
\ -У
Введение
Распад СССР породил у Запада надежды на быструю демократизацию образовавшихся на его обломках независимых государств, которые отказались от коммунистической идеологии. Однако за два десятилетия постсоветского транзита в странах ЦА, так же как и во многих других бывших союзных республиках СССР, демократизация так и не состоялась. Авторитаризм превратился в константу, основанную на сосредоточении политической, экономической и военной власти в руках правящих элит. При этом установившиеся в странах ЦА режимы продемонстрировали определенную прочность, достигнутую не столько благодаря применению силовых мер, сколько за счет достижения определенного консенсуса между обществом и государством.
Что же явилось фундаментом этого консенсуса? Какие воззрения, ценности и ориентации населения сделали возможным существование современных государств ЦА?
Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо, во-первых, провести краткий обзор транзита в странах ЦА, а во-вторых, охарактеризовать политические взгляды и предпочтения их населения.
Поскольку страны ЦА, сохранив общность основных тенденций развития, к настоящему времени обнаружили и заметные различия, то анализ общественного мнения будет произведен на примере одной из них. В основе данной статьи лежат эмпирические материалы опросов общественного мнения в Таджикистане, проведенные Центром «Шарк» в период с 1996-го по 2013 год.
Формирование автократий как предмет изучения
После распада СССР западный мир ожидал, что освободившийся от тоталитаризма народ построит демократические государства европейского типа. Это предположение имело под со-
бой ряд оснований. В постсоветских странах (в том числе и центральноазиатских), отказавшихся от плановой экономики, начались демократические и рыночные реформы, стали формироваться новые политические институты (президентство, парламентаризм, независимая судебная власть, многопартийность и др.) и велась приватизация; они подписали Хельсинкские соглашения и вошли в ОБСЕ. Главными задачами для стран ЦА стали построение демократических правовых и социальных государств, осуществление рыночных реформ и национальная консолидация.
Последняя задача была не менее трудной, чем демократизация и переход к рынку; ее сложность состояла в том, что сама государственность стран ЦА была порождением СССР.
До российской экспансии в ЦА существовали три феодальные монархии: Кокандское ханство, Хивинское ханство и Бухарский эмират. Этими исламскими государствами с муль-тиэтническим населением управляли тюркские династии, опиравшиеся на таджикскую бюрократию.
В 1924 году Россия провела в ЦА «национальное размежевание», которое было призвано окончательно уничтожить местные формы государственности, сломать традиционные социальные структуры и создать предпосылки для формирования новых «социалистических наций». Советская модернизация привела к глубоким социальным трансформациям; была создана новая государственность и, соответственно, сформировались новые идентичности (в досоветский период этническая и гражданская идентичности были очень слабо выражены и заметно уступали региональной, социокультурной и конфессиональной идентичностям). Однако, несмотря на все усилия советской власти, национальная идентичность так и не стала доминирующей (по крайней мере, в Таджикистане и Узбекистане), хотя определенных успехов в этом направлении достичь все-таки удалось; так, начали постепенно формироваться ранее не существовавшие этнические территории1.
В период строительства национальных государств очень важной проблемой стала национальная консолидация, поэтому и местные, и зарубежные исследователи активно изучали широкий круг вопросов, связанных с ее разрешением2. Актуальность этой задачи во многом сохраняется и в наши дни, о чем наглядно свидетельствуют тупиковое состояние центрально-азиатской интеграции, межнациональные конфликты, государственные этнические идеологии и трансформация идентичностей народов каждой из стран ЦА, отраженная в переписях.
Наряду с многочисленными публикациями западных ученых об идентичностях в ЦА и работами их центральноазиатских коллег, пытавшихся ревизовать историю и создать идеологические базы для консолидации нации, в первое десятилетие независимости появились исследования постсоветского транзита3. При этом для анализа постсоветских трансформаций чаще всего использовалась транзитологическая теория4.
1 Трудно согласиться с утверждением М. Ларюэль, что к распаду СССР национальная идентичность каждой из республик была уже четко очерчена и осознана ее населением (см.: ЛарюэльМ. Внешняя политика и идентичность в Центральной Азии // Pro et Contra, январь — апрель 2013, № 1—2. С. 14). Только к началу 1980-х годов в Средней Азии начали формироваться этнические территории. Их несформированность в Ферганской долине до сих пор является причиной этнонациональных и пограничных конфликтов.
2 См.: AtkinM. Tajik National Identity // Iranian Studies, 1993, Vol. 26, No. 1; Bashiri I. Tajik Ethnicity in Historical Perspective, 1998 [http://www.angelfire.com/rnb/bashiri/Ethnicity/Ethnic.html]; Levi S.C. Turks and Tajiks in Central Asian History. В кн.: Everyday Life in Central Asia: Past and Present / Ed. by J. Sahadeo, R. Zanca. Bloomington: Indiana University Press, 2007; Абашин С. Национализмы в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб: Алетейя, 2007.
3 Статья ограничивается кратким обзором западных исследований, так как сопоставление концепций транзита западных аналитиков и ученых из стран ЦА требует отдельного рассмотрения.
4 См.: Linz J.J., StepanA.C. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-Communist Europe. Washington D.C.: Johns Hopkins University Press, 1996; O'Donnell G., Schmitter P., Whitehead, L. Transitions from Authoritarian Rule: Tentative Conclusions about Uncertain Democracies. Washington D.C.: Johns Hopkins University Press, 1986.
Следуя идее рационального выбора, транзитологи сосредотачивали основное внимание на агентах, политиках (в первую очередь на представителях политических элит) и их приоритетах, а также на развитии гражданского общества. Однако они не учитывали роли различных факторов (структурных, экономических и международных) и считали, что можно создать программы экспорта демократии для транзитных стран5. Для этого на базе опыта предыдущих переходов были разработаны проекты институциональных реформ и программ приватизации.
В 2000-х годах Запад разочаровался в постсоветском транзите; вдобавок неожиданно обнаружилось, что сформировавшиеся авторитарные режимы не похожи один на другой. В поисках причин загадочного разнообразия авторитарных моделей западные исследователи обратились к изучению «архаического» пласта социокультурной парадигмы развития постсоветских обществ. Особый интерес у них вызывали жузы, кланы6, традиционные социальные институты, сословия, традиционное лидерство и т.д. Следует признать, что исследователи, как правило, переоценивают значение традиционных социальных структур в развитии стран ЦА.
Медленные темпы перехода к демократии, который сопровождался такими «неожиданностями», как установление режимов «личной диктатуры», «суперпрезидентства», «султаниз-ма», «неопатримониализма» и т.п., заставили ученых и политических аналитиков сосредоточиться на изучении факторов, препятствующих демократизации и проведению рыночных реформ.
Следует особо отметить проект по изучению политической трансформации и формированию автократических режимов в ЦА, осуществленный в 2010—2011 годах группой экспертов из Казахстана, Кыргызстана, России, Таджикистана, Узбекистана и Германии7, а также работы М. Ларюэль о гибридной природе неопатримониальных режимов в центральноазиат-ских странах8.
В этот же период наряду с дискуссиями о гибридной природе переходных режимов появились работы, рассматривающие место и значение геополитических реалий в процессах транзита. Анализируя ход демократизации в ЦА, М. Олкотт в довольно обстоятельной книге «Второй шанс Центральной Азии» приходит к выводу, что провал демократизации является результатом не только действий правящих элит, но и пассивности внешней политики США9.
5 См.: Nodia G. The Democratic Path // Journal of Democracy, 2002, Vol. 13/3.
6 См., например: Collins K. Clan Politics and Regime Transition in Central Asia. Cambridge University Press, 2006. Типичным для западного дискурса является следующий пассаж: «Сильн[ые] традиц[ии] родственных или «клановых» связей и общинн[ых] структур (...) в переходный период обрели еще большую важность (...) они также способствовали негласному захвату политической и экономической власти различными кланами. Назначение на политически и экономически ответственные должности часто производится на базе доверия и покровительства, а не конкурсного отбора (...). Структуры власти основываются на неустойчивом балансировании распределения привилегий и власти между клановыми структурами для обеспечения политической и социальной стабильности и отсутствия разногласий между соперничающими кланами. Помимо содействия политическому отторжению данное балансирование может обуславливать неспособность экономик выгодно использовать эффективность рыночных систем. Оно также способствует формированию моделей экономического роста, обеспечивающих рентой (нетрудовой доход) и контролем над распределением ренты людей, находящихся в привилегированном положении» (Региональное бюро ПРООН по странам Европы и СНГ. От трансформации — к обществу для всех. Региональный доклад о человеческом развитии, Братислава, 2011. С. 58 [http://www.undp.tj/files/Regional_Human_Development_Report__Beyond_transition__towards_
inclusive_societies_RUS.pdf ] 6 августа 2013).
7 См.: Политический процесс в Центральной Азии: результаты, проблемы, перспективы. М.: ИВ РАН — Центр стратегических и политических исследований, 2011; Seifert A. Der politische Prozess in Zentralasien und die Systemfrage. В кн.: OSZE-Yearbook 2011, Vol. 17-2011, Baden-Baden: Nomos Verlagsgesellschaft, 2013. S. 205—206.
8 См.: Laruelle M. Discussing Neopatrimonialism and Patronal Presidentialism in the Central Asian Context // De-mokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization, Vol. 20, No. 4, 2012. P. 301—324; Ларюэлъ M. Указ. соч.
9 См.: OlcottM.B. Central Asia's Second Chance. Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace,
2005.
С этого времени все большее число исследователей начинают рассматривать развитие стран ЦА в контексте так называемой Новой Большой игры. Они стали обращаться к различным подходам в продвижении демократии за рубежом, а также к методам и инструментам внешних акторов (включая международные организации). При этом анализировались преимущества и недостатки различных методов демократизации, начиная с принудительных и заканчивая обучающими и убеждающими.
В последние годы появились работы, рассматривающие процессы «автократизации». К ним можно отнести, например, исследование Фридмана и Шафера10, которое связывает процесс становления разнообразных авторитарных режимов в странах ЦА с развитием СМИ.
Интересны также работы М. Омеличевой11; в них красной нитью проходит мысль о про-вальности результатов усилий США и ЕС по созданию в странах ЦА демократических правительств.
В контексте нашей темы следует обратить особое внимание на ту роль, которую в становлении политических режимов в странах ЦА играет взаимодействие общества, государственных институтов и элит. Если трансформация государственных институтов изучена достаточно хорошо, то вопрос о формировании элитами «правил игры» для авторитарных режимов и политических ориентаций и взглядов населения (которое, собственно, и обеспечило развитие последних) до сих пор во многом не прояснен.
Элиты и авторитаризм
Исследователи признают, что в странах ЦА сформировался «кланово-бюрократический капитализм», ключевым элементом которого стало быстрое превращение политической власти в собственность. Пришедшие к власти в период распада СССР группы использовали бюрократическую и политическую власть для того, чтобы в процессе приватизации государственной и коллективной собственности взять под контроль ключевые экономические ресурсы. Связь политических структур с экономическими группами интересов и военными структурами не только определила специфику новых политических элит, но и создала новую буржуазию в рамках «кланово-бюрократического» капитализма12. В ходе социальной стратификации возникли небольшие слои крупных собственников и среднего класса, а также многочисленная прослойка бедного населения.
Формирование в ЦА стратификации, неравенства и социального отчуждения происходило в условиях государственного строительства, появления новых гражданских идентичностей и этнических трансформаций. Это привело к необходимости пересмотреть историю народов и создать новые мифологии, выдержанные в духе этнонационализма.
Своеобразным ответом на происходящее стал бурный процесс возрождения религии, в первую очередь ислама.
Вышеописанные процессы развиваются в странах ЦА с разной скоростью; региональные практики демонстрируют самые разнообразные способы формирования (взрывные и эволюционные, разрушительные и мирные) новых политических и экономических систем.
В таких богатых углеводородами государствах, как Казахстан и Туркменистан, природная рента дала элитам возможность извлечь выгоду из приватизации и упрочить свое
10 After the Czars and Commissars: Journalism in Authoritarian Post-Soviet Central Asia / Ed. by E. Freedman, R. Sha-fer. East Lansing: Michigan State University Press, 2011.
11 См.: Omelicheva M. Democracy and Dictatorship in Central Asia in Political Science. Published online February 2013 [http://dx.doi.org/10.1093/obo/9780199756223-0060], 26 November 2013.
12 См.: Seifert A. Op. cit.
господство с помощью неформальных институтов и унаследованной от СССР сильной бюрократии.
Укрепив свою власть, элиты Казахстана остановили свой выбор на «регулируемой демократии»: сначала была либерализирована экономика, а затем стали проводиться определенные политические реформы.
Что касается Туркменистана, то он напоминает типичные нефтяные монархии. Стратегия его развития базируется как на получении доходов от продажи нефти и газа, так и на обожествлении лидера государства. Несмотря на то что Конституция РТ включает пункт о многопартийности, на практике существует однопартийная система: власти заранее утверждают кандидатов, которым разрешено участвовать в выборах. СМИ находятся под контролем государства, а суды используются в качестве инструмента политического преследования диссидентов; в стране отсутствуют свободы вероисповедания, ассоциаций и передвижения.
Очень интересен опыт Узбекистана13, где местная советская элита (номенклатура) была значительно сильнее, чем в других странах Средней Азии. На территории Узбекистана находятся бывшие столицы всех трех дороссийских государств — Бухара, Коканд и Хива; в свое время старые элиты частично влились в состав партийно-советской номенклатуры и обеспечили ее устойчивость. Во времена СССР узбекская номенклатура (хлопковая и газовая) была достаточно богатой и влиятельной14.
После обретения независимости Узбекистан избрал собственный путь развития, который включал создание светского национального государства, строительство регулируемой рыночной экономики, осуществление контроля над финансовыми, товарными и людскими потоками, направление инвестиций в сборочную промышленность и надзор за деятельностью религиозных организаций. Кроме того, предполагалось организовать жесткое управление обществом через сращивание традиционных социальных институтов (махалля) с государством. Узбекские элиты, без труда справившись с небольшими группами оппозиционеров, укрепили и легитимизировали свою власть.
Современный Узбекистан — это авторитарное государство, основанное на консенсусе социальных и политических групп.
Таджикистан и Кыргызстан, являющиеся периферийными странами, которые не имеют богатых углеводородных ресурсов, избрали различные пути развития.
По оценкам организации «Фридом хаус» (2007 г.), Кыргызстан является единственной в регионе частично свободной страной, тогда как остальные признаны несвободными (т.е. такими, в которых политические права и свободы граждан ограничены властью). Демократизация Кыргызстана во многом была связана со слабостью элит и недостатком ресурсов. В советское время кыргызстанская номенклатура была слабой и небогатой, так как в республике не было ни крупной промышленности, ни высокодоходных отраслей сельского хозяйства. По этой причине советские руководители Кыргызстана сразу же уступили власть только что «родившимся» демократам.
Новая элита страны, не имевшая достаточных средств для консолидации своей власти, обратилась за международной помощью. Получив западные вливания, Кыргызстан осуществил наиболее глубокие в регионе демократические реформы. В силу того, что демократия в стране насаждалась под давлением доноров, иностранных партнеров и советников, она была и остается неустойчивой, о чем ярко свидетельствуют две революции (2005 и 2010 гг.) и столкновения между кыргызами и узбеками 10—13 июня 2010 года в Оше.
13 См.: Ilkhamov A. Neopatrimonialism, Patronage and Factionalism in Post-Soviet Uzbekistan. В кн.: Bach D., Gazibo M. Neopatrimonialism in Africa and Beyond. Routledge, 2012. P. 189.
14 См.: Трифонов Е. Узбекистан: портрет в среднеазиатском интерьере [http://www.index.org.ru/others/trifonov. html], 12 декабря 2013.
В РТ начало строительства нового государства сопровождалось вооруженной схваткой региональных элит за власть и за раздел советской собственности, что было вызвано многими причинами. Важнейшими из них являлись идеологическое противостояние, в котором одной из сторон выступало исламское политическое движение, и существование ряда соперничавших друг с другом локальных элит, управлявшихся ранее из Москвы.
После гражданской войны к власти пришли наиболее милитаризованные региональные элиты, которые признали Россию в качестве сюзерена. С некоторым опозданием по сравнению с соседними странами начали осуществляться рыночные реформы и формирование открытой экономики. В Республике существовала реальная многопартийность и действовала конструктивная и неконструктивная оппозиция, некоторые представители которой выпускали собственные газеты. Одновременно восстанавливалось влияние традиционных институтов. Они помогли стране выжить и стали ключевым элементом полноценного функционирования ее экономической, социальной и политической систем. С другой стороны, традиционные социальные институты в определенной степени способствовали формированию еще более жесткого авторитарного неопатримониального режима (но отнюдь не всех аспектов эволюции политического режима страны).
Опыт Таджикистана показывает, что жесткий режим не обязательно подразумевает наличие сильного государства. Власть традиционных патримониальных институтов, страх перед войной, выезд значительного числа мужчин — глав домохозяйств на заработки за рубеж и ограниченность доступа к информации (уже по одному тому, что шесть месяцев в году населению не подается электроэнергия) дали правящей элите Таджикистана возможность консолидировать страну без больших затрат и углубления демократизации.
Особенно сильное воздействие на социальную и политическую жизнь страны оказала и продолжает оказывать трудовая миграция. Она колеблет уверенность в ответственности государства, элиты и лидеров за своих граждан и в легитимности существующей власти.
Государственная политика и миграция серьезно влияют друг на друга. При этом меняются сферы традиционной ответственности государства и сокращаются его социальные услуги. Домохозяйства используют денежные переводы трудовых мигрантов для компенсации отсутствия государственных услуг, вместо того чтобы оказывать давление на власти и требовать от них более эффективной работы. Это позволяет сокращать государственные расходы на здравоохранение, образование и социальную защиту и одновременно стабилизировать политическую ситуацию, сохраняя плохое управление и откровенно слабые государственные институты.
При этом существующий режим не исключает определенного уровня перераспределения и увеличения мощности государства, а также сохранения элементов демократии.
Неустойчивость демократии в Кыргызстане и ее элементов в Таджикистане во многом связана с тем, что эти страны в определенной степени зависят от внешних доноров, которые требуют коррекции политики на основе неолиберального управления и соблюдения прав человека.
Зарубежное давление, с одной стороны, сохраняет определенный уровень демократизации, с другой — ведет к приватизации государственных услуг. Тем самым разрушаются системы государственных услуг, в том числе в сферах образования и здравоохранения. При этом независимые структуры, зарубежные фонды и НПО, берущие на себя оказание услуг в области образования, здравоохранения и социальной защиты, не могут заменить государство.
Обратной стороной подобного саморазгосударствления является фрагментация общественной сферы, которая делается все менее целостной и связной, так как реформы проводятся на основе различных рыночных моделей15.
15 См.: Closson S. State Weakness in Perspective: Strong Politico-Economic Networks in Georgia's Energy Sector // Europe-Asia Studies, 2009, Vol. 61/5. P. 759—778; ChristopheB. From Hybrid Regime to Hybrid Capitalism? The Political Economy of Georgia under Eduard Shevardnadze. В ra.: Potentials of Disorder / Ed. by J. Koehler, C. Zürcher. Manchester: Manchester University Press, 2003.
Развитие гражданского общества продвигает развитие лоббирования, но отнюдь не политической конкуренции. Результатом этого могут стать делегитимация власти и ослабление участия граждан в деятельности деполитизированных государственных институтов.
Усиление гражданского общества идет параллельно ослаблению политических партий. Таким образом, оппозиция часто перемещается за пределы политики в сферу гражданского общества или религии16.
Краткий обзор развития стран ЦА в трансформационный период показывает, что, несмотря на различия их традиционных социальных институтов и избранных ими путей, оно происходит в рамках общей модели: эволюция режимов демонстрирует укрепление авторитарных тенденций при сохранении формальных признаков демократии17.
Почему же это происходит?
Ответ на этот вопрос кроется во множестве разнообразных объективных и субъективных причин, проанализированных во многих исследованиях постсоветского транзита18. Однако наиболее важными внутренними проблемами стран ЦА можно считать трудности в формировании правящих элит и институциональных инноваций, а также неопределенность и противоречивость позиций относительно будущего развития.
Трудности формирования правящих элит
Центральноазиатские элиты, являющиеся выходцами из партийно-советских номенклатур, до сих пор находятся в стадии трансформации и с трудом справляются с управлением процессом транзита.
Институциональные трудности перехода
В процессе «перехода» старые государственные и социальные институты были дискредитированы и упразднены. В то же время социальная стратификация привела к фрагментации и политизации обществ ЦА; появились «новые» богатые и бедные, смешались статусы и обесценился социальный капитал, накопленный различными группами населения. Не увенчавшиеся успехом попытки импортировать западные механизмы регулирования общественных процессов привели к усилению влияния старых социальных институтов (особенно неформальных). Постепенно сформировались системы, объединяющие формальные и неформальные институты и практики; в качестве барьера вертикальной мобильности они выработали строго определенные «правила игры».
В настоящее время все общества ЦА в той или иной степени зависят от патерналистских структур с присущими им способами управления; это социальные «пирамиды», во главе которых стоят сильные личности. В каждой из стран «пирамиды» состоят не из отдельных игроков
16 См.: Ohayon I., Serrano S. The Post-Soviet Caucasus and Central Asia: Another South? В кн.: Back to the South? Sovereignty and Development in Central Asia and the Caucasus. Paris, 2014. P. 16.
17 См.: OttawayM. Democracy Challenged: The Rise of Semi-Authoritarianism. Washington D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2003.
18 См.: Фисун А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации. Харьков: Константа, 2006; Ларюэлъ М. Указ. соч.
(политические партии, бизнесмены, профсоюзы и т.д.), а из ряда субнациональных подси-стем19, которые могут иметь различный характер (локальный, отраслевой или этнический) и включать в себя как новые демократические институты, так и криминалитет.
В свою очередь, субнациональные подсистемы находятся в сложных и часто конфликтных взаимоотношениях. Управление всей структурой осуществляется с использованием иерархических связей, основанных на традиционных институтах, лояльности и материальных интересах. Подобная система связей легитимизирует существующую политическую власть, но препятствует развитию свободного рынка и созданию в обществе независимых гражданских и политических учреждений.
Дальнейшая демократизация подразумевает демонтаж сложившихся переходных структур, что может привести к дестабилизации; вот здесь-то и коренится противоречие между существующими концепциями их демократизации. Если в основе действий центральноазиат-ских элит лежит убеждение о необходимости «идти к демократии через стабилизацию», то западные демократы исходят из обратного — считают, что стабилизация достигается через демократизацию. Иначе говоря, в то время как правящие элиты ЦА ради сохранения своей власти готовы принести в жертву демократию, западные политики призывают реализовать демократические идеалы, принеся в жертву стабильность20.
Гибридность и фрагментированность взглядов на отношения государства и общества
Существует широкий спектр взглядов на роль государства. Однако в странах ЦА доминирует мнение, что демократизация и реформирование в целом возможны лишь тогда, когда государство играет в этих процессах ключевую роль. Широкий общественный консенсус по этому вопросу облегчает развитие патримониализма и дает возможность год от года усиливать давление государства на общество и частную жизнь граждан.
Политические взгляды и предпочтения общества
Чтобы понять природу центральноазиатских режимов, следует рассмотреть политические взгляды и ориентации общества в динамике.
Мониторинг общественного мнения, проводившийся в Таджикистане в период с 1996 по 2013 год, показывает, что общество в основном освободилось от влияния крайне левых идеологий (в том числе и коммунистической). В то же время существенно сократилось число либералов21; не получили распространения и крайне правые идеологии. В целом ориентации общества широко варьируются в рамках центристского нелиберального диапазона, причем интерес к политике и уровень участия в ней снизились.
19 См.: Трансформация в Центральной Азии: столкновение противоположных концепций? [http://www. postsoviet.ru/print.php?pid=88], 19 декабря 2013.
20 См.: Там же.
21 16% в 1996 году (см.: Wagner S. Public Opinion in Tajikistan. В кн.: Voices of the Electorate Series. Washington, 1997. P. 4).
В 2013 году в той или иной мере интересовались политикой лишь 39,3% опрошенных; 59% сообщили, что политикой не интересуются. В 1996 году постоянно следили за политической ситуацией 42% опрошенных, время от времени — 33% и совсем не интересовались — 22%.
Что касается политических взглядов, то в Таджикистане, как и в других странах ЦА, среди респондентов можно выделить две крупнейшие группы. Одна из них поддерживает демократию, подразумевающую существование парламента и проведение свободных и справедливых выборов. Другая считает, что наиболее подходящей формой правления является авторитарное государство во главе с сильным лидером/«султаном», а парламент и выборы должны играть в лучшем случае инструментальную или декоративную роль.
Существует и третья, все более увеличивающаяся группа, это «разочарованные» социально-политические маргиналы, которые безразлично относятся к политическому устройству страны и не верят, что от них что-то зависит.
Данные опросов свидетельствуют, что за годы независимости населению Таджикистана так и не удалось преодолеть фрагментацию и непоследовательность своих политических взглядов. Кроме того, заметно сократилось количество сторонников демократии, хотя они по-прежнему составляют самую большую группу.
Анализируя материалы опросов общественного мнения 1996 года, С. Вагнер отмечал, что широта поддержки демократии в Таджикистане не имеет аналогов в ЦА. Он предположил, что популярность демократических идей, не связанная с поддержкой продемократического правительства, носила более спонтанный, не зависевший от существовавшей власти характер22.
Однако за прошедшие с тех пор 17 лет число сторонников демократической идеи заметно поубавилось. Если в 1996 году демократических и продемократических взглядов придерживались 79% респондентов23, то в 2010 году их число уменьшилось до 63%, а в 2013 — до 57,7%.
Практически неизменной осталась доля убежденных антидемократов: и в 1996, и в 2013 годах она составила 14%.
За прошедшие годы уменьшилось количество «растерянных», то есть плохо информированных людей, которые не могли определиться со своими политическими взглядами. Следует отметить, что в 1996 году эта группа, представленная в основном женщинами, была самой большой: в ней состояли 33% опрошенных24. В 2013 году «растерянных», среди которых по-прежнему доминировали женщины, осталось чуть более 7%. Зато, как бы взамен этой группы, появились «разочарованные» — социально-политические маргиналы, считавшие, что «для таких людей, как они форма правления не имеет значения», поскольку в любом случае их мнение не важно. В опросе 2013 года они составили около 25% от числа респондентов.
Предпочитаемая политическая система
Для того чтобы выяснить представления населения Таджикистана о предпочитаемом политическом устройстве, мы задали серию вопросов о том, насколько подходят для Таджикистана парламентская форма правления, диктатура, теократия и правление военных. Заданные нами вопросы не предполагали выбор одной системы правления из четырех. Нам было важно
22 См.: Ibid. P. 10.
23 См.: Ibid. P. 6.
24 См.: Ibid. P. 3. Следует иметь в виду, что в эту группу вошла часть продемократически настроенных респондентов с высокой частотой ответов «не знаю» на вопросы о политических ориентациях и предпочитаемой политической системе.
оценить потенциал принятия, одобрения или отказа от той или иной политической системы. Ответы подтвердили вывод о фрагментированности и непоследовательности политического сознания населения РТ и о превалировании личностного фактора над институциональным. Многие респонденты сочли, что для Таджикистана подходит и парламентская система, и правление сильного вождя.
Тем не менее, несмотря на укрепление авторитарных тенденций, для населения Таджикистана наиболее приемлемой политической системой по-прежнему остается парламентская форма правления с всеобщими, честными и транспарентными выборами. 41,9% респондентов считают эту систему очень хорошей, 35,7% — скорее хорошей, и только 16,6% — неподходящей или малоподходящей для страны.
31,4% респондентов относятся к сторонникам авторитарной системы или диктатуры. Они отмечают, что правление сильного лидера при отсутствии парламента и выборов является очень хорошей формой правления для Таджикистана; 24,3% считают ее скорее хорошей. При этом почти половина опрошенных считает, что эта система неприемлема или мало приемлема для Таджикистана.
Достаточно много людей считают хорошей формой правления власть группы религиозных лидеров, которые следили бы за всеми политическими и законодательными вопросами: 11,8% находят ее очень хорошей для Таджикистана, а 31,5% — скорее хорошей.
Меньше всего симпатий вызывает форма правления, при которой государством управляют непосредственно военные: очень хорошей ее считают 6,1% респондентов, и 21,8% — скорее хорошей (см. табл. 1).
Таблица 1
Предпочитаемые политические системы, % случаев(2013, N = 2000)
Г№1 ^тш Очень хорошее Скорее хорошее Скорее плохое Очень плохое Не знаю/ отказ Я
1 Правление сильного лидера без парламента и выборов 31,4 24,3 27,4 14,7 2,2 100,0
2 Правление военных 6,1 21,8 30,8 35,4 5,9 100,0
3 Правление парламента, который принимает решения относительно государственной политики и избирается на основе регулярных выборов 41,9 35,7 12,9 3,7 5,8 100,0
4 Правление группы религиозных лидеров, которые руководят всеми политическими и законодательными вопросами 11,8 31,5 34,4 16,8 5,4 100,0 _^
В ответах респондентов отразились как настрой на демократизацию, так и признание ими возможности ограничения политических и иных прав граждан в целях поддержания общественного порядка. Так, с необходимостью указанных ограничений согласны 87,9% опрошенных, чуть более 9% высказались против, а остальные 2,6 % не имеют никакого мнения.
Что такое демократия по-таджикски?
Противоречивость политических взглядов и ориентаций населения РТ, прослеживающаяся в результатах опросов общественного мнения, заставляет задуматься о том, что же жители страны подразумевают под демократией. Опросы 1996, 2004 и 2010 годов, проведенные при поддержке Международного фонда избирательных систем (IFES), показывают: за полтора десятка лет представления о демократии мало изменились, что, по-видимому, свидетельствует об их устойчивом характере.
У 61% опрошенных демократия более всего ассоциируется с правами человека, у 55% — со свободой религии, у 53% — со свободой слова; о ее институциональном обеспечении упомянули лишь незначительное число респондентов. Никто не указал на обязанности граждан и права меньшинств; только 38% респондентов отметили свободу выбора, 26% — свободу объединений и 13% — разделение властей и систему сдержек и противовесов (см. табл. 2).
Что такое демократия? (2010, N = 1500)
Таблица 2
( Содержание определения демократии % случаевЩ
Права человека 61
Свобода религии 55
Свобода слова 53
Свобода выбора 38
Всеобщая обеспеченность работой 37
Государственная поддержка пенсионеров 32
Некоррумпированность чиновников 29
Государственная поддержка уязвимых групп населения 28
Свобода объединения 26
Удовлетворительное и последовательное соблюдение законов 24
Равный доступ к образованию 17
Система сдержек и противовесов в системе власти _^_)
Рейтинг ценностей в массовом сознании и суждения об их реализации
Чтобы лучше понять политическую ориентацию населения Таджикистана, мы сопоставили представления респондентов о том, «как должно быть» (ценностные суждения), с тем как это «должное» воплощается в реальной жизни.
Самыми важными в списке ценностных суждений оказались следующие:
1) экономическое процветание (97,8% респондентов);
2) свобода религиозных убеждений (96,6%);
3) законность и независимый суд: «судебная система, которая судит всех одинаково» (96%);
4) перспективы для молодежи: «возможность для молодых людей найти работу» (91,4 %).
При этом свобода слова, честные выборы и гражданский контроль над военными оказались на заднем плане (см. табл. 3).
Таблица 3
Рейтинг социально-политических ценностей, % случаев(2013, N = 2000)
* о Насколько важно для Вас жить в стране, где: Очень важно Скорее важно Не совсем важно Вообще не важно Не знаю/ отказ Всего|
1 достигнуто экономическое процветание 71,3 26,5 1,9 0,2 0,1 100,0
2 можно свободно исповедовать свою веру 68,9 27,7 3,0 0,1 0,2 100,0
3 молодые люди имеют хорошие шансы найти работу 74,1 24,0 1,4 0,5 0 100,0
4 судебная система судит всех одинаково 71,0 25,0 3,1 0,7 0,2 100,0
5 можно открыто высказывать свои мысли и обсуждать положение дел в государстве 54,5 36,9 8,1 0,4 0,1 100,0
6 нет ограничений деятельности СМИ 56,0 36,2 6,7 0,3 0,7 100,0
7 регулярно проводятся честные выборы, в которых участвуют по крайней мере две политические партии 50,0 40,5 8,3 0,6 0,6 100,0
8 военные находятся под контролем гражданских лидеров 39,1 46,2 9,0 2,2 0,2 100,0 -}
Оценка эффективности претворения ценностей в жизнь в современном Таджикистане показывает, что общественным чаяниям наиболее отвечает только уровень соблюдения религиозных свобод (93,8% респондентов оценили ситуацию со свободой вероисповедания как хорошую и очень хорошую). Заметно меньшее число опрошенных оценили как хорошую ситуацию с выборами и свободой слова (50,3% и 49,6% соответственно). Наибольшая неудовлетворенность была высказана в отношении состояния судебной системы (хорошей ее считают только 27,4%) и экономики (33,9%).
Респонденты абсолютно неудовлетворены перспективами молодежи: лишь 11,8% опрошенных считают, что у нее есть хорошие шансы найти работу в Таджикистане (см. табл. 4).
Таблица 4
Оценка реализации ценностей в современном Таджикистане, % случаев(2013, N = 2000)
Г о Ценностные суждения Очень хорошо Скорее хорошо Не очень хорошо Совсем не хорошо Не знаю/ отказ Все го
1 Можно открыто высказывать свои мысли и обсуждать положение дел в государстве 10,2 39,4 42,2 6,1 1,7 100,0
2 Регулярно проводятся честные выборы, в которых участвуют, по крайней мере, две политические партии 9,7 40,6 34,7 10,5 4,3 100,0
3 Судебная система, которая судит всех одинаково 6,1 21,3 48,3 21,8 2,5 100,0
4 Военные находятся под контролем гражданских лидеров 14,6 48,1 25 7,1 5 100,0
5 Нет ограничений деятельности СМИ 9,6 40 39,5 9,6 1 100,0
6 Можно свободно исповедовать свою веру 54,5 39,3 4,9 1,1 0,2 100,0
7 Достигнуто экономическое процветание 12,7 21,2 45,4 19,8 0,9 100,0
8 Молодые люди имеют хорошие шансы найти работу 4,1 7,9 46,3 41,5 0,2 100,0 -J
Таблицы 3 и 4 демонстрируют нестыковку между восприятием ценностей, в том числе демократических, и их реализацией в реальной политической и социальной практике. С одной стороны, ценности демократии остаются достаточно популярными, а с другой — на фоне отсутствия перспектив для молодежи, несправедливости суда и тяжелого экономического положения населения их «чисто номинальная» реализация не представляется таким уж большим злом.
Тем не менее население Таджикистана позитивно оценивает политическую ситуацию в стране и с оптимизмом смотрит в будущее. Так, 73,1% респондентов отметили, что политическая ситуация за прошедший год улучшилась, 21,8% считают, что она не изменилась, 3,3% уверены, что она стала хуже, а 1,8% не имеют своего мнения. Эти данные коррелируют с представлениями о направлении развития Таджикистана в целом: 82,7% опрошенных считают, что «страна движется в правильном направлении», 11,2% заявили, что в неправильном, и 6% затруднились ответить.
Представляется, что положительные оценки политической ситуации и развития страны во многом связаны с высоким экономическим ростом, наблюдавшимся в последние 15 лет25, и улучшением благосостояния домохозяйств в 2012 году. Отвечая на вопрос о финансовом состоянии их домохозяйств, 56,5% респондентов сообщили, что за прошедший год (2012) оно улучшилось, 33,5% отметили, что оно осталось таким же, как и раньше, и 10% указали, что оно ухудшилось.
Отношение к выборам26
За прошедшие десятилетия укрепилось положительное отношение населения Таджикистана к выборам. 73% считают, что голосование на выборах дает возможность рядовым гражданам влиять на решения, принимаемые в стране (в 1996 г. этого мнения придерживались 64% респондентов); 24% (26% в 1996 г.) с этим утверждением не согласны, и 3% (10% в 1996 г.) не имеют своего мнения.
Рассуждая о приемлемости выборов для построения в Таджикистане идеальной модели политической системы, 62,9% респондентов отметили, что их проведение в той или иной степени согласуется с местными традициями и политической культурой и потому может быть успешно осуществлено.
25,6% опрошенных считают, что применение выборной системы не совсем соответствует местным традициям и культуре, в силу чего эта система может легко превратиться в своего рода декорацию демократии.
В свою очередь, 6,4% настроены категорически против выборов, считая их несовместимыми с местными традициями и реально неосуществимыми в Таджикистане.
Несмотря на положительное в целом отношение таджикистанцев к выборам, уровень ожиданий, касающихся честности и справедливости реального избирательного процесса, не слишком высок. Только 25% опрошенных ожидают, что выборы будут честными, и 40% — в какой-то мере честными; однако, несмотря на существующие сомнения, большинство респондентов считают участие в них своей гражданской обязанностью.
На Западе важным фактором, влияющим на выбор избирателей и поддерживающим политическую конкуренцию, являются Интернет и СМИ. В Таджикистане же крайне ограничен доступ к источникам информации; это обстоятельство зачастую оказывается сильнее запре-тигельных мер государства. Достаточно сказать, что спутниковые антенны имеются только в 29% домохозяйств и лишь в 5% — работающий Интернет.
За полгода до проведения опроса периодически пользовались Интернетом (дома, на работе или с мобильного телефона) только 15% респондентов. Следует отметить, что развитие таких новых технологий, как Интернет и мобильная связь (83% респондентов имеют мобильные телефоны) расширяет доступ к информации, особенно для молодежи.
Отношение к власти и политическим институтам
Подавляющее большинство респондентов относятся к власти как институту в целом и к личностям, которые персонифицируют ее структуры, вполне доброжелательно. Особенно вы-
25 В период 2000—2008 годов экономика Таджикистана ежегодно росла приблизительно на 8%. После кризиса темпы роста снизились до 3,4% в 2009 году, но затем восстановились до почти докризисных значений. В 2012 и 2013 годах экономический рост составлял 7,5% (см.: [http://www.worldbank.org/ru/country/tajikistan], 31 января 2014).
26 Вопросы об отношении к политическим партиям, оппозиции и о политических предпочтениях населения Таджикистана были исключены из анализа, так как требуют отдельного рассмотрения.
соко население Таджикистана оценивает личность президента страны Э. Рахмона: 94% респондентов относятся к нему позитивно и лишь 4,9% — негативно, а 1,1% отказались отвечать на этот пункт опроса.
В отношении правительства в целом общественное мнение настроено несколько более критично: 82,4% воспринимают его позитивно, 14,6% — негативно, а 3% отказались отвечать.
Еще более отрицательное отношение вызывают вооруженные силы и правоохранительные органы: 67% опрошенных относятся к ним позитивно, а 30,9% (почти треть) — негативно.
Что же касается религиозных лидеров и СМИ (таких как телевидение, радио, газеты и журналы), то к ним положительно относятся соответственно 83,5% и 64,3% опрошенных.
Оценка
деятельности правительства
Деятельность правительства РТ в целом и в частности в деле повышения экономического благосостояния и обеспечения стабильности в стране положительно оценивают 76,8% респондентов; 66,2% граждан поддерживают утверждение о том, что «руководство РТ создает условия для развития страны», а 53,1% разделяют мнение, согласно которому правительство борется с коррупцией (см. табл. 5).
Таблица 5
Оценка деятельности правительства, % случаев(2010, N = 1000)
Полностью согласен По большей части согласен По большей части не согласен Полностью не согласен ю а X м е X п
Правительство РТ защищает экономическое благосостояние своих граждан и поддерживает стабильность в стране 24,1 52,7 15,2 5,4 2,0 0,6
Руководство РТ создает все условия для развития нашего государства 22,4 43,8 26,0 5,7 2,1 0,9
Правительство РТ борется ^с коррупцией в нашей стране 15,3 37,8 31,8 8,0 7,0 0,3
Оценка политического режима в Таджикистане и механизмы политического участия
Характеризуя существующую политическую систему, 26,8% респондентов указали, что Таджикистан является полностью демократическим государством, а 47,8% — скорее демократическим. В то же время 44% (14,1% в 1996 г.) считают Таджикистан недемократическим государством.
Обращает на себя внимание большая доля отказавшихся или затруднившихся ответить на этот вопрос: она составила 11,1% (в 1996 г. таких было 19%).
Сравнение материалов опросов 1996 и 2013 годов показывает, что число людей, считающих Таджикистан в той или иной мере демократическим государством, возросло с 37% до 74,6%.
Это заставляет задуматься не только о направлениях эволюции существующего режима и содержании представлений людей о демократии в Таджикистане, но и о существовании механизмов участия граждан в политической жизни страны. С целью выявления этих механизмов респондентам были заданы вопросы, касающиеся возможности рядовых граждан влиять на власть, а также форм и эффективности их активности (см. табл. 6).
Таблица 6
Мнения рядовых граждан о возможности влиять на власть и управление в Таджикистане, в % к числу опрошенных (2010, N = 1500)
С Варианты ответа
Имеют достаточно возможностей 29,0
Скорее имеют возможности 51,0
Скорее не имеют возможностей 10,5
Не имеют возможностей 4,3
Затруднились ответить 5,0
Отказ 0,2
Всего 100,0 ^
Как видно из таблицы 6, 80% респондентов считают, что граждане РТ имеют те или иные возможности влиять на власть и управление страной; по мнению 20% опрошенных, таких возможностей почти нет.
В ходе опроса 2013 года респондентам задавался вопрос о том, какие действия по разрешению волнующих общество политических проблем они предпринимали в последние 12 месяцев. Опрошенные сообщили следующее: 43% обсуждали политические вопросы с друзьями и соседями, 41% — в семье, 18% — на собраниях (официальных, партийных, НПО, общинных и т.д.), 33% обращались к главе авлода/махалли, 14% — к представителям властей различного уровня, а 8% участвовали в избирательной кампании депутата или партии, которых они решили поддержать.
Как известно, политическое участие граждан обеспечивается формальными демократическими институтами (участие в избирательной кампании, прямое обращение к властям, открытые дискуссии на собраниях и т.п.). Однако наряду с ними широко используются значительно более популярные среди населения неформальные и традиционные институты — кровно-родственные группы (авлод), соседские общины (махалля), а также сети землячества и родства.
Так, 33% населения РТ в течение 12 месяцев до проведения опроса обращались к лидеру соседской или родовой общины, причем почти половина из них предварительно обсуждала политические вопросы в кругу друзей, родственников и соседей.
Следует отметить, что в сельской местности, где проживают более 73% населения РТ, неформальные и традиционные институты, представляющие собой субстрат местной власти, наиболее влиятельны. Они считаются второй по влиянию структурой государственной власти после президента РТ и активно участвуют в управлении обществом и страной.
Согласно данным опроса «Общество и ислам», проводившегося в 2010 году, среди акторов, которые оказывают наибольшее влияние на жизнь граждан, ведущее место занимает президент РТ — так считают 43,7% респондентов. Второе место с 11% голосов занимают местные власти; остальные государственные структуры значительного влияния на жизнь обычных граждан не оказывают.
На тесное взаимодействие формальных политических институтов и традиционных неформальных структур как на особенность политической организации общества в Таджикистане указывают многие исследователи27. Так, Х. Бобоеров, анализируя деятельность органов местной власти Южного Таджикистана, отмечает, что она представляет собой политическую организацию социального порядка, действующую в местном контексте и отражающую когерентное взаимодействие различных субъектов через исторически и культурно связанные структуры/сети власти и управления28.
Все решения принимаются посредством переговоров между государственными учреждениями и ключевыми акторами, к которым относятся главы родов, авторитетные религиозные лидеры, влиятельные бизнесмены, представители НПО и др. Очень важную роль в политической жизни страны играет неформальное посредничество и строгое следование сложившимся «правилам игры». Согласно данным опроса, 44,2% респондентов наиболее влиятельными людьми таджикского общества считают глав/старейшин родов/кланов/авлодов.
Взаимодействие формальных политических институтов и традиционных неформальных структур лежит в основе патрон-клиентелистских сетей, которые, охватывая сельские сообщества, доходят до самых высоких уровней государственного управления и формируют базу для неопатримониализма.
Наличие в РТ весьма влиятельных неформальных институтов объясняет низкий уровень протестной активности населения страны. В ходе опроса, проводившегося в 2013 году, 30,2% респондентов указали, что эффективным инструментом в достижении политических целей являются мирные демонстрации/протестные акции, но участвовать в них выразили готовность лишь 6,6%; такую возможность допустили 15,2%, а 20,7% сочли это маловероятным. 52% опрошенных заявили, что ни в коем случае не примут участия в протестных акциях, 1,8% отвечать отказались, а 3,8% затруднились ответить.
Что касается других форм гражданской активности, то обращает на себя внимание недооценка возможностей Интернета: его эффективность по достоинству оценили лишь 33,2% опрошенных29.
Наиболее распространенными формами гражданской активности остаются участие в выборах (78,4% респондентов), обращения к власти с письмами и петициями (70,3%), а также выступления в СМИ (61,1 %) (см. табл. 7).
Таким образом, данные опросов, с одной стороны, подтверждают положительное отношение населения РТ к таким формам гражданской активности, как выборы, право направлять властям индивидуальные и коллективные письменные обращения и использование СМИ, а с
27 См.: HiermanB. What Use was the Election to Us? Clientelism and Political Trust amongst Ethnic Uzbeks in Kyr-gyzstan and Tajikistan // Nationalities Papers, 2010, Vol. 38 (2); Tunger-Kilavuzi. Political and Social Networks in Tajikistan and Uzbekistan: «Clan», Region and Beyond // Central Asian Survey, 2009, Vol. 28, No. 3; SeifertA. Op. cit.
28 См.: Boboyorov H. The Role of Collective Identities in Shaping Local Governance Institutions in Southern Khatlon of Tajikistan. В кн.: ESCAS XI Conference 2009 on «Studying Central Asia: In Quest for New Paths and Concepts?» Budapest, Hungary, 2009.
29 По причине отсутствия электричества и доступа к Интернету.
Таблица 7
Эффективность форм гражданской активности в Таджикистане, % случаев(2013, N = 2000)
Высокоэффективны Достаточно эффективны В определенной степени неэффективны Абсолютно неэффективны з а к т /о 2 а н з е X ■в
Участие в выборах 43,6 34,8 11,0 8,8 1,7
Письма, петиции и заявления в адрес органов власти 28,8 41,5 18,9 9,0 1,8
Выступления в СМИ 22,5 38,6 23,6 12,6 2,7
Размещение мнений и оценок в Интернете 10,2 23,0 28,2 26,3 12,2
Участие в мирных демонстрациях/акциях ^протеста 10,2 20,0 26,2 36,5 7,2 -/
другой — свидетельствуют о неприемлемости для значительного числа людей мирных демонстраций и акций протеста.
Можно предположить, что эти данные отнюдь не говорят о социальной апатии и, тем более, о неприятии коллективных форм борьбы, а отражают сформировавшиеся стратегии политического участия.
К стихийным протестам могут привести лишь серьезные ущемления прав граждан и экономические трудности; все остальные политические проблемы население Таджикистана предпочитает решать мирным путем с использованием формальных демократических институтов и процедур (с ведущей ролью неформальных институтов и практик) (см. табл. 8).
Таблица 8
Причины, побуждающие к акциям протеста (2013, N = 2000)
Что из перечисленного могло бы побудить Вас принять участие в демонстрациях/акциях протеста? н % случаев И
Нарушение прав человека 51,5
Экономические проблемы 45,9
Коррупция и кумовство 38,1
Нехватка электроэнергии 37,0
Ограничения свободы религии 32,8
Нечестные выборы 22,6
Недостаточное количество политических свобод 17,0
Ограничение доступа к Интернету 12,0 ]
Заключение
Инверсионное развитие постсоветских политических систем в ЦА привело к утверждению патримониального господства, основанного не на традиционных и/или идеологических мотивах поведения акторов, а на материальных стимулах рентоориентированного типа30. При этом персоналистские режимы ЦА имеют гибридный характер: они объединяют логику патри-мониализма и легитимность легально-рациональной бюрократической власти, что прекрасно подмечено в работах М. Ларюэль31.
Политические режимы ЦА достаточно устойчивы. В основе их стабильности лежит консенсус между обществом и государством, обеспечиваемый как экономическими факторами, силой клиент-патерналистских сетей и отсутствием циркулярных мигрантов (являющихся наиболее активной в политическом отношении частью общества), так и политическими убеждениями, ценностями и предпочтениями граждан.
На примере Таджикистана можно вполне отчетливо проследить, что, несмотря на формирование неопатримониализма, демократические ценности и ориентации граждан в значительной степени сохраняются. Причины поддержки властью тех или иных элементов демократии обусловлены не столько вынужденными уступками внешним донорам или международному сообществу, сколько давлением общества.
С другой стороны, политические взгляды и предпочтения общества фрагментированы, непоследовательны и насыщены противоречиями. Материалы опросов показывают, что наряду с массовой поддержкой населением РТ курса на демократию существует общественный консенсус относительно признания права «первых лиц» на патримониальное господство.
Таким образом, значительная часть населения поддерживает «султанскую» систему, которую она считает гарантом мира и стабильности. Группы населения, не приемлющие эту форму правления, находятся в явной или скрытой оппозиции к режиму. В то же время «стерилизация» оппозиционных сил вытесняет их представителей в религиозную сферу, НПО, журналистику или сферу культуры.
Изучение общественного мнения также показывает, что, несмотря на завершение транзитного периода, политические режимы продолжают развиваться. В связи с этим приобретает особую актуальность вопрос о дальнейшем векторе политического развития ЦА.
Анализируя ход реформ в Восточной Европе и Латинской Америке, А. Пшеворский указывал на возможность отказа от демократизации или развития процесса циклического реформирования. Он отмечал, что сторона, победившая в трансформационном конфликте, во избежание издержек силового решения и с целью сохранения контроля над политикой без использования соответствующих институтов предпочитает ввести элементы демократии, но никак не диктатуры.
«Наиболее вероятным является такой ход, при котором радикальные программы будут со временем замедлены или частично обращены назад, вновь начаты в более постепенной форме при меньшем доверии общества и опять замедлены и повернуты назад, пока не придет новое правительство и пообещает полный разрыв с прошлым, и цикл начнется вновь»32.
Рассматривая динамику эволюции политических режимов в ЦА с этой точки зрения, можно предположить, что нынешнее ужесточение авторитаризма представляет собой переходное явление. Материалы опросов общественного мнения, проведенных в РТ, показывают, что степень вмешательства государства в сферу экономики и частную жизнь граждан непре-
30 См.: SeifertA. Op. cit. P. 206.
31 См.: LaruelleM. Discussing Neopatrimonialism and Patronal Presidentialism in the Central Asian Context.
32 Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке / Пер. с англ. / Под ред. проф. В.А. Бажанова. М., 2000. С. 271—272.
рывно возрастает. Так, если в 1996 году почти 50% опрошенных сообщили, что никакие государственные структуры не оказывают влияния на их жизнь, то в 2010 году число таковых составило 29,4%, а в 2013 году — 25%.
Эта тенденция будет продолжаться до тех пор, пока подпитываемые «мигрантской экономикой» традиционные институты, взаимодействующие с патрон-клиентелистскими сетями и местными властями, не перестанут поддерживать консенсус между обществом и властью и таким образом обеспечивать устойчивость политического режима в Таджикистане.
В случае «внешних шоков», обусловленных неблагоприятной внешнеполитической и/ или экономической конъюнктурой, неопатримониальный режим может столкнуться с серьезными трудностями, связанными с невозможностью выполнения им своих обязательств по отношению к обществу, что грозит возможным обострением трансформационного конфликта.
Стерилизация светских оппозиционных сил, которая произошла в ходе функционирования установившейся в РТ клиентелло-патронажной неопатримониальной системы, привела к тому, что единственной реальной оппозиционной силой в стране стало исламское политическое движение. В связи с этим с большой долей вероятности можно предположить, что дальнейшая демократизация в Таджикистане будет связана с исламом.
