0DOI 10.31250/2618-8619-2023-3(21)-170-182 УДК 398.94(=554)
Людмила Николаевна Жукова
Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера
Сибирского отделения РАН Якутск, Российская Федерация ORCID: 0000-0003-1645-8043 E-mail: zjukova@mail.ru
Обряды промысловой магии и лучники в петроглифах рек Лены, Ангары и озера Байкал*
АННОТАЦИЯ. Рассматриваются наскальные композиции с лучниками и копытными животными с целью выявления конкретного смыслового наполнения древней промысловой обрядности: какие сведения можно получить при структурном анализе рисунков. В наскальных рисунках бассейна р. Лены в неолите — раннем металле наиболее распространенными были обряды магической «охоты» на копытного зверя, аналогичные промысловые обряды сохраняются у лесных юкагиров и южноякутских эвенков-орочонов. Автор предполагает, что в бронзовом веке с пришлыми племенами появляются промысловые обряды с иным внешним оформлением — магические «танцы перед зверем», в которых также используется лук. При этом смысловое содержание двух вариантов обрядности остается единым — это языческие прошения об охотничьей удаче. В Байкальско-Ангарском регионе композиций с пешими лучниками немного, рисунки также демонстрируют наличие двух выявленных на р. Лене вариантов. На основании предпринятого автором сравнительно-сопоставительного анализа обеих традиций в синхронном и диахронном аспектах выдвигается гипотеза о принадлежности сюжета с «погоней» к раннему аборигенному культурному пласту, сюжет с «танцем» перед головой лося рассматривается как привнесенный из степных южных районов. Аборигенный сюжет с «погоней» по абрису простого лука с меньшей или большей величиной кибити в виде дуги тяготеет к Забайкалью. Однако, в отличие от забайкальских рисунков, в ангарские композициях «танца» перед зверем абрис лука — скифского типа, что является одним из оснований считать их привнесенными.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Якутия, Байкальско-Ангарский регион, наскальные рисунки, промысловая магия, сюжеты и обряды, аборигенные и пришлые племена
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Жукова Л. Н. Обряды промысловой магии и лучники в петроглифах рек Лены, Ангары и озера Байкал. Кунсткамера. 2023. 3(21): 170-182. doi 10.31250/2618-8619-2023-3(21)-170-182
* Исследование выполнено по программе научного проекта Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН (г Якутск), проект № 0297-2021-00 «Стратегии адаптации и этнокультурное развитие населения Якутии в древности, Средневековье и Новое время».
Lyudmila Zhukova
Institute for Humanitarian Studies and North Indigenous Peoples Problems Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences Yakutsk, Russian Federation ORCID: 0000-0003-1645-8043 E-mail: zjukova@mail.ru
Rites of Fishing Magic and Archers in the Petroglyphs of the Lena, Angara Rivers and Lake Baikal*
AB STRACT. Rock compositions depicting archers and ungulates are considered in order to identify the specific semantic content of the ancient fishing rituals, which information can be obtained from the structural analysis of the drawings. In Eastern Siberia, in the rock drawings of the Lena River basin in the Neolithic — Early Iron Ages, the most common rituals were magical "hunting" for ungulates; in the ethnography of the peoples of Yakutia, similar hunting rites were preserved among the forest Yukaghirs and the South-Yakut Evenks — Orochons. It is assumed that in the Bronze Age on the Lena River, with newcomer tribes fishing rites appeared with a different external design — magical "dances in front of the beast" also using a bow. At the same time, the semantic content of the two variants of rituals remains the same, these are pagan petitions for hunting luck. There are few compositions with foot archers in the Baikal-Angara region, the drawings also demonstrate the presence of two variants identified on the Lena. A comparative analysis of both traditions in the synchronous and diachronic ranges is given. A hypothesis is put forward that the plot with the "chase" belongs to the early aboriginal cultural layer, the "dance" in front of the elk's head was brought from the steppe southern regions. An aboriginal plot with the "chase" along the outline of a simple bow with a smaller or larger kibiti in the form of an arc gravitates towards Transbaikalia. In contrast to it, the Angarsk compositions of the "dance before the beast" include the outline of a bow of the Scythian type, which served as one of the reasons for recognizing the tradition as alien.
KEYWORDS: Yakutia, Baikal-Angara region, rock drawings, fishing magic, plots and rituals, aboriginal and newcomer tribes
FOR CITATION: Zhukova L. Rites of Fishing Magic and Archers in the Petroglyphs of the Lena, Angara Rivers and Lake Baikal. Kunstkamera. 2023. 3(21): 170-182. (In Russian). doi 10.31250/2618-8619-2023-3(21)-170-182
* The study was carried out according to the program of the scientific project of the Institute for Humanitarian Research and Problems of Indigenous Peoples of the North of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences (Yakutsk), project number 0297-2021-00 "Adaptation strategies and ethno-cultural development of the population of Yakutia in antiquity, the Middle Ages and modern times".
В прошлом у народов Сибири самым распространенным охотничьим оружием был лук со стрелами. Именно в таком охотничьем контексте (а не в боевом) появились луки в наскальных рисунках периода неолита — раннего металла. На скалах рек Лены, Ангары и оз. Байкал фигуры промысловых животных встречаются одиночные, парные и в группах/стадах, а луки присутствуют в композициях обычно с антропоморфом и зверем. Тема отношений человека и животного всегда включала несколько аспектов, таких как охотничий промысел, тотемизм, языческое моделирование вселенной. В своей совокупности перечисленные аспекты взаимосвязаны и определяют глубину человеческой памяти. Темы зависимости охотничьих коллективов от геоландшафта Западной и Восточной Сибири и добычи основного «мясного» зверя лесотаежной полосы (лось/ олень) касались в своих работах практически все исследователи культур аборигенных народов. Н. Н. Кочмар считает, что для южноякутских, верхнеамурских, ангарских, среднеенисейских писаниц характерны преимущественно анималистические сюжеты с охотничьей подоплекой в содержательной части, и цитирует известного исследователя первобытного искусства народов Сибири А. П. Окладникова, который отмечал прежде всего отражение в них культа лося, связанного с магией охоты, космогонией и мифологией, наиболее полно сохранившейся, по его мнению, у тунгусов (Кочмар 1994: 23). Даже в середине XX в. эвенки Верхнего Приамурья и Южной Якутии, согласно мифопоэтическим представлениям, считали ритуальные меховые коврики наму функциональными заместителями и преемниками древней наскальной монументальной живописи, а пролонгированный от древности образ лося играл ключевую роль в шаманской атрибутике и магии (Варламова 2004: 89; Мазин 1984: 94).
Обратимся к серии наскальных рисунков со сценами охотничьей жизни с целью выявления конкретного смыслового наполнения древней промысловой обрядности. Какие сведения мы можем получить при структурном анализе рисунков? На скалах побережий Лены, Ангары и оз. Байкал таких сцен, исследованных А. П. Окладниковым и А. И. Мазиным, немного.
БАССЕЙН РЕКИ ЛЕНЫ
На средней Лене охрой разных оттенков выполнены рисунки, композицию которых составляют антропоморфы с луками и лоси (рис. 1-3) (Жукова 2022Ь).
На рисунке 1 представлено профильное изображение охотника на лося с эллипсовидным луком и стрелой в руках, это один из рисунков на Майской писанице. Над стрелой нанесены магические знаки — три пятна краски. Голова антропоморфной фигуры сколота. Это один из древних рисунков со сценой охоты на лося с луком, обнаруженных на территории Якутии, датировка — IV-III тыс. до н. э., средний неолит (Окладников, Мазин 1979: 46, табл. 54).
Рисунок 2 (писаница Ой-Муран) — фигура с тройной развилкой на голове, с выраженным фаллосом, держит в руках натянутый лук в виде эллипса, стрела нацелена в лося. Перед луком вертикально нанесены два широких пятна красной краски и вертикальная полоса. Датируется бронзовым веком (Окладников, Запорожская 1972: 39-40, табл. 61).
Рисунок 3 (композиция на р. Синей) — танцующая остроголовая антропоморфная фигура держит небольшой эллипсовидный лук перед лосем. Стрела не обозначена. Датируется бронзовым веком (Окладников, Запорожская 1972: 44, табл. 77).
На всех рисунках показаны безрогие лосихи. Так, фаллоформа на рисунке 3 свидетельствует о возбужденном состоянии зверя. Рисунки оставлены предположительно предками аборигенных юкагирских племен. В настоящее время лесные юкагиры верхней Колымы продолжают сохранять присваивающий охотничье-рыболовный тип хозяйства. В юкагирском языке определение «острое» применимо к мужским и женским гениталиям. В словаре пионера юкагироведения В. И. Иохельсона находим: коипэд ичи 'пенис' (досл. «молодого человека орган», возможно, ичи от ичэ 'острие'), паипэд ичи 'вульва' (досл. «женский орган», также, возможно, ичи от ичэ 'острие') (Иохельсон 2005Ь: 453, 472). «Танец» с трехпалой лосихой — образом предка Мать-зверь — предполагает
Л\
Рис. 1
Рис. 2
*
Рис. 3
Рис. 1, 2, 3. Антропоморфные фигуры с луками писаниц бассейна р. Лены. 1 — профильное изображение охотника на лося с эллипсовидным луком и стрелой в руках на Майской писанице в бассейне р. Алдан (Окладников, Мазин 1979); 2 — сцена охоты на лося на среднеленской писанице Ой-Муран (Окладников, Запорожская 1972); 3 — остроголовая антропоморфная фигура с луком перед лосихой
на р. Синей (Окладников, Запорожская 1972)
Fig. 1, 2, 3. Anthropomorphic figures with bows of the pisanits of the river basin. Lena. 1 — profile image of a moose hunter with an elliptical bow and arrow in his hands on the Maiskaia Pisanitsa in the river basin. Aldan (Okladnikov, Mazin 1979); 2 — scene of a moose hunt on the Srednelenskaya pisanitsa Oi-Muran (Okladnikov, Zaporozhskaia 1972); 3 — a pointed-headed anthropomorphic figure with a bow in front of a moose cow on the river Blue (Okladnikov, Zaporozhskaia 1972)
не только «уговаривание» или «заговаривание» зверя, чтоб он поддался под выстрел, но более экспрессивное и динамичное «виртуальное» шаманское общение.
Первый рисунок датирован средним неолитом, два следующих — периодом бронзового века. Мы видим, что, во-первых, в бассейне Лены запечатлены два разных обряда испрашивания охотничьей удачи: сюжет с «погоней» и «танец» перед зверем. Во-вторых, в сюжетах с «погоней» статичные позы копытных зверей неслучайны, в заговорах-молитвах промысловиков основными были просьбы, чтобы животные давали себя добыть и чтобы не истощались их стада. В-третьих, на всех трех рисунках показаны небольшие эллипсовидные луки с основой кибити в виде дуги и натянутой тетивы перед пуском стрелы. По-видимому, древние луки праюкагиров были простыми, изготовленными из одной палки. Небольшое оружие дистанционного боя невозможно изобразить без тетивы, в противном случае однозначное прочтение предмета было бы затруднительно. Например, в фольклоре лесных юкагиров конца XIX — начала XX в. упоминаются сделанные из дерева «палка», «дубинка», «рожон», «талина» (Жукова 2022а), в древности этот семантический ряд был много шире. Наконец, в-четвертых, магические знаки испрашивания удачи в виде мазков краски обозначены в сценах «погони» на рисунках 1 и 2.
Изображения оружия следующего исторического периода бронзового — раннего железного века Южной Якутии имеют иной абрис. Луки в виде дуги без тетивы и без стрелы, более крупных размеров считываются однозначно как оружие (рис. 4, 5).
На рисунке 4 фрагмент сцены погони с луком из многофигурной композиции на р. Нюкжа (приток р. Олекмы). Человек находится в движении, ноги расставлены, руки разведены. Крупный лук без тетивы и стрелы (Окладников, Мазин 1976: 86, табл. 7). По стилю изображения животных (контурная прорисовка при большой схематизации и геометризации фигур) и отсутствию характерной для неолита «лосиной» темы рисунок датируется бронзовым или ранним железным веком.
На рисунке 5 — изображение человека с луком на многофигурной Арбинской писанице, без животного. Датировка: конец I тыс. до н. э. — начало I тыс. н. э., ранний железный век (Окладников, Мазин 1976: 74, табл. 60).
Дуговая прорисовка кибити крупных луков известна еще в неолите Забайкалья (рис. 6) (Окладников, Запорожская 1970: 50-51, табл. 59), откуда крупные луки и их наскальная иконография появились севернее в бронзовом — раннем железном веке на средней Лене. Соответственно наконечники стрел изготовлены из металла. Меняются и объекты охоты: в неолите это лось, в позднем рисунке — другие животные, в том числе пушной зверь (рис. 4). Якутские археологи пишут о происхождении неолитических культур Якутии (раннего, среднего и позднего этапов) из Забайкалья (Кашин 2013; Мочанов и др. 1991), здесь видим одно из подтверждений этой гипотезы, так очерчивается общая этнокультурная область.
Обобщим полученные результаты анализа рисунков охрой в бассейне Лены:
1. В регионе существовали два варианта изображений обрядов промысловой магии: «погоня» за зверем и шаманский «танец» перед животным. Композиция с «погоней» хронологически древнее, известна в Якутии со среднего неолита. Сюжет с «танцем» перед зверем появился позднее, в бронзовом веке. Интересно, что, по словам современных лесных юкагиров, при отсутствии охотничьей удачи промысловик мастерит плоскостное изображение лося из подручных материалов (шкура, фанера) и стреляет в него с короткого расстояния из импровизированного лука (Жукова 2022Ь). Подобным образом поступают эвенки-орочоны Южной Якутии. А. И. Мазиным описан обряд вызывания охотничьей удачи: мужчины перед промыслом из веток, палок, травы изготовляют «натуральный макет» лося/оленя, устанавливают его в лесу, имитируют охоту с «выслеживанием», «добыванием», благодарение адресуют Энекан-буга (букв. «бабушка-лось», где энекан — 'бабушка', буга — в одном значении 'лось во время гона', в другом, возможно позднем — 'божественный'). Энекан-буга постоянно обходит свои владения и наблюдает за охраной устоев вселенной. Особенно любит она посещать скалы с рисунками (Мазин 1984: 11, 12). Таким образом нить традиции протянулась от древности к современности, обусловлена она неизменными голоценовыми природно-
Рис. 4 Рис. 5
Рис. 4, 5. Антропоморфные фигуры с луками писаниц бассейна р. Лены. 4 — сцена загонной охоты с луком на многофигурной композиции на р. Нюкжа (Окладников, Мазин 1976); 5 — человек с луком на Арбинской писанице (Окладников, Мазин 1976)
Fig. 4, 5. Anthropomorphic figures with bows from the pictograms of the Lena River basin. 4 — scene of a driven hunt with a bow on a multi-figure composition on the Niukzha River (Okladnikov, Mazin 1976); 5 — man with a bow from the Arbinskaia pictogram (Okladnikov, Mazin 1976)
Рис. 6. Антропоморфная фигура с луком с писаницы в Забайкалье: охотник с луком и стрелой перед лосем (Окладников, Запорожская 1970)
Fig. 6. Anthropomorphic figure with a bow from a pictogram in Transbaikalia: a hunter with a bow and arrow
in front of an elk (Okladnikov, Zaporozhskaia 1970)
климатическими условиями, животным миром и функциональным сохранением охотниками-аборигенами натурфилософских языческих верований и промысловой магии.
2. Выборка из неолитических рисунков показывает бытование одного промыслового обряда («магическая погоня»); в период раннего металла сосуществовали два синхронных обрядовых действия («магическая погоня» и «шаманский танец» перед зверем).
3. Абрис антропоморфов бассейна Лены передан в активном движении (см. рис. 1-5).
4. Во всех изобразительных вариантах фигурируют обращения к безрогой лосихе Матери-зверю.
5. Кибить древних луков с натянутой тетивой имеет вид малого эллипса, позднее основа лука приобретает форму большой дуги без тетивы.
6. Ранние и поздние формы кибити луков в петроглифах общие, дуговые, в отличие от киби-ти иных известных форм луков сибирских народов (прямая, «скифская»).
ОЗЕРО БАЙКАЛ И РЕКА АНГАРА
Обратимся к сценам пешей охоты племен, живших южнее Якутии около озера Байкал и р. Ангары, предварительно они датированы бронзовым — ранним железным веком (рис. 7-9). Рисунки выбиты на скальной поверхности узкими желобками или точечной ретушью по контуру либо по всей плоскости фигуры.
На байкальской скале Сахюртэ по мрамору выбита антропоморфная фигура с длинным туловищем, показанным в развороте анфас, с двумя короткими, слегка согнутыми ногами и головой «столбиком» (рис. 7). В руках человек держит «миндалевидной» формы лук с натянутой тетивой и стрелу с острым жалом, направленную в табун оленей. А. П. Окладников считает, что лучник и змея, по-видимому, являются поздними подрисовками к фигурам копытных животных. Датировка: конец II — начало I тыс. до н. э. (Окладников 1974: 51-53, табл. 28, рис. 1).
Композиции иного стиля запечатлены на скалах р. Ангары. На ангарский писанице Сухая Баля профильный рисунок лучника выполнен контурным узким желобком, желобком же выбит впереди находящийся «тяжелый и кургузый» лось. Голова человека овальная, туловище длинное и узкое, нога одна, круто согнутая в колене, создается впечатление «танцующей» фигуры (рис. 8). По поводу этого рисунка А. П. Окладников пишет: «Лук в руках человека имеет изгиб в виде латинской буквы S, это явно короткий лук скифского типа, непохожий на обычные простые луки лесных племен. Стрела направлена прямо в морду лося» (Окладников 1966: 87, 287, табл. 144, рис. 1).
В той же позе видим антропоморфную фигуру на Ангаре среди изображений Третьего Каменного острова (рис. 9). Профильная фигура лучника выбита контурной мелкой точечной ретушью. Голова круглая, туловище широкое, за ним видна большая голова лося. Две изогнутые ноги показаны так, будто человек присел. Руки протянуты прямо вперед, пересечены дугообразной полоской, означающей лук со стрелой (Окладников 1966: 72, 256, 288, табл. 112, рис. 3).
Интересующих нас сюжетов в Байкальско-Ангарском регионе немного, но все они позволяют сделать некоторые обобщения:
1. Как и в бассейне Лены, композиции делятся на два варианта — сцены «погони» за зверем и «танец» перед зверем. В сцене «погони» лучник целится вслед убегающим животным. В сценах «танца» среднеленская и ангарские фигуры находятся перед лосем.
2. Антропоморфы двух сюжетов имеют выраженную экспрессию движений — охотничьих и танцевальных; изображения животных вариативны: байкальские — в движении и статике (что объясняется разновременностью нанесения), ангарские — только в статике.
В сцене «погони» отметим общие элементы с ленскими сюжетами:
а) указанные рисунки с ленскими лучниками бронзового — железного века (рис. 2-5) объединяет разворот торса в анфас на зрителя, абрис длинного туловища с головой «столбиком» (кроме рис. 2), пребывающие в движении ноги, дуговая основа лука; отличия — у байкальского охотника правая рука обозначена в виде острого плеча;
Рис. 8
Рис. 7, 8, 9. Наскальные рисунки байкальско-ангарского региона. 7 — человек с луком направляет стрелу в табун оленей (Окладников 1974); 8 — «танцующая» фигура лучника перед лосем на ангарский писанице Сухая Баля (Окладников 1966); 9 — антропоморфная фигура с луком и выбитой позади нее головой лося
на р. Ангаре (Окладников 1966)
Fig. 7, 8, 9. Rock paintings of the Baikal-Angara region. 7 — a man with a bow directs an arrow into a herd of deer (Okladnikov 1974); 8 — "dancing" figure of an archer in front of an elk on the Angarsk pictogram of Sukhaia Balia (Okladnikov 1966); 9 — an anthropomorphic figure with a bow and an elk's head carved
behind it on the Angar River (Okladnikov 1966)
б) байкальский «миндалевидный» лук по абрису приближается к ранним «эллипсовидным» из Центральной Якутии (рис. 1, 2), также выписаны натянутая тетива и стрела с острым жалом;
в) байкальский лук, как и ленские луки, имеет параллели в неолите Забайкалья (рис. 6), однако фигура забайкальского охотника синтетична — он с луком, стрелой и знаками магии в виде вертикальных линий (их несколько), но лук без тетивы, в ракурсе «со спины» человек находится перед зверем-самцом; в рисунке сочетаются два разных изобразительных приема промысловой магии, поэтому датировка (неолит) едва ли верна.
Пешие ангарские лучники свидетельствуют об иной конструкции луков и иных магических практиках (рис. 8, 9). Охотничий лук на рис. 8 А. П. Окладников охарактеризовал как «короткий лук скифского типа, непохожий на обычные простые луки лесных племен». Под «обычными простыми», очевидно, подразумеваются простые луки с кибитью в виде дуги. Оружие в руках пешей фигуры на рис. 9 имеет аморфный вид «дугообразной полоски», рисунок словно неудачно копирует по абрису и размерам «скифский тип» и саму фигуру охотника.
Зооморфная тема на Ангаре отличается условностью и неуклюжестью форм: на рис. 8 охотник в магическом «танце» находится перед самым носом лося, а на рис. 9 он вообще помещен спиной к зверю.
Наблюдается сходство в иконографии антропоморфов, подобие проявляется в отсутствии экспрессии погони за животным, в профильном ракурсе, схематичности округлой головы, под-прямоугольном абрисе туловища, согнутых в коленях, будто в танце, ногах (их одна или две). Руки выставлены вперед, изображение их завершается луками с одинаково обрисованными наконечниками стрел, тетива отсутствует. Обнаруживается удивительная равнозначность фигур, при этом рис. 8 выполнен раньше по времени тонким контурным желобком, а рис. 9 — позднее, широкой точечной выбивкой.
Ангарские лучники демонстрируют иную структуру обряда «испрашивания» охотничьей удачи, отличную от аборигенных сюжетов «погони» за зверем. Полагаем, пришлые степные племена с луками скифского типа на Ангаре окунулись в местные культы лесных племен, в их наскальном творчестве видим «па» ритуального танца и близкий контакт с воображаемой хозяйкой/ хозяином лося. О ритуальных промысловых «танцах» первоначально вокруг туши добытого зверя, а затем вокруг «натурального макета» животного писал А. Д. Столяр в статье о происхождении первобытного искусства (Столяр 1972). Ангарские рисунки как раз подтверждают гипотезу автора и допускают существование аналогичной обрядности с использованием «натурального макета» у племен Ангары (Жукова 2012а).
Макет как форма ранней изобразительной деятельности появился, вероятно, на границе среднего и верхнего палеолита и первоначально исследован на находках из французских пещер. По этому поводу А. Д. Столяр писал:
Живучесть подобных явлений далеко за хронологическими рамками палеолита может быть показана на том примере, что впервые открытые архантропами и неандертальцами натуральные изобразительные приемы используются, пройдя через всю последующую историю, вплоть до современности, и не только остатками первобытных племен, но и в так называемом цивилизованном мире (голова зверя как декоративный элемент и т. п.). <...> Наблюдающаяся здесь связь изображения, по существу выполнявшего роль символической мишени в обряде, с разыгрывавшимся театрализованным действом, также уходящим глубокими корнями к стихийной пантомиме неандертальцев, убедительно свидетельствуют о первоначально закономерном и обязательно слитном сосуществовании зачатков изобразительного и выразительного творчества. <...> Эта же форма бытовала в течение последующих эпох (археологические комплексы и эпос, в частности описание макета лося Хиси в «Калевале»), вплоть до этнографической современности. Таким образом, пережиточное существование натурального макета продолжается до наших дней, охватывая период, самое малое, в 35 тысяч лет (Столяр 1972: 47, 49-50).
Сочетание в петроглифах фигуры танцующего человека с зооморфной темой едва ли свидетельствует о запечатлении реального охотничьего сюжета. Скорее всего, это моменты «испраши-вания» охотничьей удачи в обрядах древней магии, когда почитанием пользовались священные скалы — вместилища духов-хозяев промысловых животных. К духам-хозяевам обращались через наскальные рисунки, озвученные устные или мысленные заклинания, обрядовые движения и подношения, зрительные и звуковые сигналы, амулеты. В языческих культах дарующая охотничью удачу Мать-зверь имела ассоциации с самим животным в его зооморфном облике либо через инверсию с антропоморфом или бесплотным духом.
Носители традиции магических охотничьих танцев в бронзовом веке пришли и на среднюю Лену. Среднеленский «танец» человека с трехпалой лосихой — образом Матери-зверя — экспрессивное и динамичное «виртуальное» шаманское общение. Подобный шаманский сюжет, пока единственный в регионе, все же дает возможность видеть в нем третий вариант мотива «испра-шивания» промысловой удачи, стадиально развившийся из «натурального макета» и ангарских рисунков. В этих действах лук предшествовал бубну. Свидетельства о схожих метаморфозах шаманских атрибутов известны в этнографии алтайцев, якутов, ненцев, опубликованных А. П. Окладниковым и В. Д. Запорожской (1972: 86-87). Луки скифского типа, связанные с пришлыми группами, на писаницах не зафиксированы, но среди археологических находок имеются отдельные знаковые предметы, например, приведенный в книге А. П. Окладникова (1955: 176) бронзовый котел «скифского типа», найденный на западе Якутии (р. Вилюй).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Представления населения Сибири об охотничьей удаче в своем многообразии описаны и проанализированы в работах разных исследователей. Эта сакральная область рациональных и иррациональных знаний опирается на языческое многобожие, культ предков и выработанные предшествующими поколениями практические рекомендации и магические практики, передававшиеся поколениями промысловиков. Верхнеколымские охотники нарушением традиций объясняли отсутствие добычи и, как следствие, наступление голода (Иохельсон 2005Ь: 182-187). Считалось, что через магические обряды языческие силы природы, а также первопредки в зоо-, орнито-, вегето-, антропоморфных обличиях, остро-, кругло-, рогатоголовые, трехпалые и фаллические оказывали помощь и защиту. Жизнь охотничьего коллектива зависела от решения и советов шамана, наиболее часто к его помощи прибегали в отсутствие охотничьей удачи. Шаман находил причину неудачи, указывал способ исправления ситуации, чаще всего он выступал как хранитель традиций с карающими функциями (Иохельсон 2005а: 128-130). В юкагирских семьях не только добыча, но и все, что было связано с лосем, сопровождалось многими обрядами, запретами и оберегами. Например, изготовление лыж, обшитых камусом, разделка туши и ее транспортировка, захоронение останков зверя, особенно запретной была добыча сверх необходимого (Гурвич 1975: 50-54). Промысловую магию обслуживали амулеты природного и искусственного происхождения.
Из желания воздействовать на зверя, чтобы тот «дал себя добыть», в древности возникли магические способы «притягивания» охотничьей удачи. Этнографические материалы XX в. по орочонам показывают, что выработанные в прошлом способы «притягивания» промысловой удачи сохранились практически неизменными. В своей практической части они включали изготовление реалистического изображения животного из бересты, кожи или чучела из веток с последующей стрельбой из лука (Мазин 1984). Использование лука в качестве орудия охоты однозначно указывает на глубокую древность обряда и современное воспроизведение традиции. Можно предположить, что часть рисунков лосей на скалах Сибири преследовала ту же цель — это были мишени, предназначенные для метания копий и стрельбы из лука. Лишь некоторую часть промысловой обрядности раскрывают нам древние петроглифы.
На средней Лене и в Байкальско-Ангарском регионе промысловые обряды с «погоней» и «танцем» сосуществовали хронологически и территориально, они характеризуют, с одной стороны, возможные родственные связи населения, с другой — смешанный племенной состав в результате прихода южных групп. В наскальных рисунках бассейна Лены наиболее распространены обряды магической «охоты» на копытного зверя, в этнографии народов Якутии подобные «культурные окаменелости» сохранялись у лесных юкагиров и южноякутских эвенков. Образ прародительницы Лосиха-мать просвечивает в фольклоре лесных юкагиров. В предметах мобильного искусства это скорее лось-самец (Жукова 2012б: 45-51; 2021; Иохельсон 2005а: 85-90).
Приседающие, «танцующие» антропоморфы без луков и вне промысловых сцен нередки на скалах Сибирского региона, на Байкале, Ангаре, в Южной и Центральной Якутии. Не исключено, что их семантика читается из трансформированной пролонгации сюжета «танца» перед зверем. Для дальнейших исследований в этом направлении будет интересно, что в XX в. у лесных юкагиров сохранялись пантомимические танцы, а «сидячие» танцы существовали у палеоазиатов. Как было выяснено выше, древние обряды со сценами магической охоты получили отражение в наскальном искусстве и вполне убедительно реконструируются на материале этнографии народов Сибири. Применим ли сходный сравнительный анализ к рассмотренным наскальным танцевальными сюжетам? Ведь танцевальное и игровое искусство современных аборигенных народов корнями уходит в древность, где, надо полагать, являлось элементом культуры жизненно важного направления — промыслового. Сугубо мужскими были игры-пантомимы, изображавшие охоту на животных у юкагиров (Иохельсон 2005b: 190-192). Эвенки Восточной и Западной Сибири ежегодно проводили обрядовый праздник добывания шаманом охотничьей удачи. Во всех случаях центральным моментом обрядов являлись танцы, имитирующие погоню за лосем или оленем и его убиение (Мазин 1984: 98). В настоящее время, пишут составители тематического сборника, в области палеоинформатики существует огромное поле «нетрадиционных» направлений, в том числе палеохореография (Алексеев, Кочмар, Пеньков 2003: 126). Некоторые шаги в этом направлении уже предпринимались. Танцевальному и игровому искусству коренных народов Северо-Восточной Азии посвящен ряд работ (Жорницкая 1975; Нилов 2001; 2005), определенная информация о различных видах танца (индивидуального, коллективного, ритуального) получена в результате анализа фольклорных текстов верхнеколымских юкагиров (Жукова 2013). Продолжение изучения накопленного наукой мощного блока памятников монументального искусства может открыть новые аспекты в «бытописании повседневности» предков современных народов Сибири.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алексеев А. Н., Кочмар Н. Н., Пеньков А. В. Мнемозина — мать Клио, Урании, Полигимнии... // Древние культуры Северо-Восточной Азии. Астроархеология. Палеоинформатика. Новосибирск: Наука, 2003. С. 126-134.
Варламова Г. И. (Кэптукэ). Мировоззрение эвенков: отражение в фольклоре. Новосибирск: Наука, 2004.
Гурвич И. С. Юкагирская проблема в свете этнографических данных // Юкагиры. Историко-этнографический очерк. Новосибирск: Наука, 1975. С. 12-83.
Жорницкая М. Я. Народные танцы юкагиров // Юкагиры. Историко-этнографический очерк. Новосибирск: Наука, 1975. С. 125-135.
Жукова Л. Н. «Натуральный макет» промыслового животного в магической практике таежных охотников Якутии // Homo Evrasicus в прошлом и настоящем: материалы науч.-практ. конф. с междунар. участием (Санкт-Петербург, 2011). СПб.: СПбГИЭУ, 2012а. С. 32-35.
Жукова Л. Н. Очерки по юкагирской культуре. Ч. 2: Мифологическая модель мира. Новосибирск: Наука, 2012b.
Жукова Л. Н. Одульский (юкагирский) танец // Очерки по юкагирской культуре. Ч. 3. Якутск: Бичик, 2013. С. 56--63.
Жукова Л. Н. Лосиная тема и культ личинок в монументальном и мобильном искусстве аборигенов Якутии (к постановке вопроса) // Северо-Восточный гуманитарный вестник. 2021. № 4. С. 34-46.
Жукова Л. Н. Фольклорные тексты лесных юкагиров о предметах вооружения и быта (конец XIX — начало XX вв.) // Интеграция археологических и этнографических исследований: сборник научных трудов. Омск; Тюмень: Полиграфист, 2022а. С. 127-130.
Жукова Л. Н. Этнография одного предмета: юкагирский лук // Северо-Восточный гуманитарный вестник. 2022б. № 3. С. 8-21.
Иохельсон В. И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Якутск: Бичик, 2005а.
Иохельсон В. И. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы / пер. с англ. В. Х. Иванова, З. И. Ивановой-Унаровой. Новосибирск: Наука, 2005b.
Кашин В. А. Неолит Средней Колымы: сборник трудов. Новосибирск: Наука, 2013. Кочмар Н. Н. Писаницы Якутии. Новосибирск: Изд-во ИАиЭ СО РАН, 1994.
Мазин А. И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов (конец XIX — начало XX в.). Новосибирск: Наука, 1984.
Мочанов Ю. А., Федосеева С. А., Константинов И. В., Антипина Н. В., Аргунов В. Г. Археологические памятники Якутии. Бассейны Вилюя, Анабара и Оленека. М.: Наука, 1991.
Нилов В. Н. Северный танец: традиции и современность. М.: Северные просторы. 2001. Нилов В. Н. Традиционная хореография коренных народов Севера и Дальнего Востока России // Фольклор палеоазиатских народов (Материалы и сообщения Международной научной конференции. 26-30 ноября 2003 г.). Якутск: Изд-во ИПМНС СО РАН, 2005. С. 161-171.
Окладников А. П. История Якутской АССР. Т. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. Окладников А. П. Петроглифы Ангары. М.; Л.: Наука, 1966.
Окладников А. П. Петроглифы Байкала — памятник древней культуры народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1974.
Окладников А. П., Запорожская В. Д. Петроглифы Забайкалья. Ч. 2. Л.: Наука, 1970.
Окладников А. П., Запорожская В. Д. Петроглифы Средней Лены. Л.: Наука, 1972.
Окладников А. П., Мазин А. И. Писаницы реки Олекмы и Верхнего Приамурья. Новосибирск: Наука,
1976.
Окладников А. П., Мазин А. И. Петроглифы бассейна реки Алдан. Новосибирск: Наука, 1979. Столяр А. Д. О генезисе изобразительной деятельности и ее роли в становлении сознания // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. С. 31-75.
REFERENCES
Alekseeev A. N., Kochmar N. N., Pen'kov A. V. Mnemozina—mat' Klio, Uranii, Poligimnii... [Mnemosyne — the Mother of Clio, Urania, Polyhymnia...]. Drevnie kul'tury Severo-Vostochnoi Azii. Astroarkheologiia. Paleo-informatika [Ancient cultures of Northeast Asia. Astroarchaeology. Paleoinformatics]. Novosibirsk: Nauka Publ., 2003, pp. 126-134. (In Russian)
Gurvich I. S. Iukagirskaia problema v svete etnograficheskikh dannykh [The Yukagir Problem in the Light of Ethnographic Data]. Iukagiry. Istoriko-etnograficheskii ocherk [Yukagirs. Historical and ethnographic essay]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1975, pp. 12-83. (In Russian)
Iohel'son V. I. Materialy po izucheniiu iukagirskogo iazyka i fol'klora, sobrannye v Kolymskom okruge [Materials on the Study of the Yukagir Language and Folklore Collected in the Kolyma District]. Yakutsk: Bichik Publ., 2005a. (In Russian)
Iohel'son V. I. Iukagiry i iukagirizirovannye tungusy [Yukagirs and Yukagirized Tunguses]. Transl. from English by V. H. Ivanova i Z. I. Ivanovoi-Unarovoi. Novosibirsk: Nauka Publ., 2005b. (In Russian)
Kashin V. A. NeolitSredneiKolymy: sbornik trudov [Neolithic of the Middle Kolyma: A Collection of Works]. Novosibirsk: Nauka Publ., 2013. (In Russian)
Kochmar N. N. Pisanitsy Yakutii [Writings of Yakutia]. Novosibirsk: Izdatel'stvo IAE SO RAN, 1994. (In Russian)
Mazin A. I. Traditsionnyie verovaniia i obriady evenkov-orochonov (konets XIX — nachalo XXv.) [Traditional Beliefs and Rituals of the Evenks-Orochons (Late 19th — Early 20th Centuries)]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1984. (In Russian)
Mochanov Iu. A., Fedoseieva S. A., Konstantinov I. V., Antipina N. V., Argunov V. G. Arkheologicheskiie pamiatniki Iakutii. Basseiny Viliuiia, Anabara i Oleneka [Archaeological Monuments of Yakutia. Pools of Viliuy, Anabar and Olenek]. Moscow: Nauka Publ., 1991. (In Russian)
Nilov V. N. Severnyi tanets: traditsii i sovremennost' [Northern Dance: Traditions and Modernity]. Moscow: Sevemye prostory Publ., 2001. (In Russian)
Nilov V. N. Traditsionnaia khoreografiia korennykh narodov Severa i Dal'nego Vostoka Rossii [Traditional Choreography of the Indigenous Peoples of the North and the Far East of Russia]. Fol'klorpaleoaziatskikh narodov [Folklore of the Paleo-Asiatic Peoples]. Yakutsk: Izdatel'stvo IPMNS SO RAN, 2005, pp. 161-171. (In Russian)
Okladnikov A. P. IstoriiaIakutskoi ASSR [History of the Yakut ASSR]. Moscow; Leningrad: Akademiia Nauk SSSR Publ., 1955. (In Russian)
Okladnikov A. P. Petroglify Angary [Petroglyphs of Angara]. Moscow; Leningrad: Nauka Publ., 1966. (In Russian)
Okladnikov A. P. Petroglify Baikala — pamiatnik drevnei kul 'tury narodov Sibiri [Petroglyphs of Baikal are a Monument of the Ancient Culture of the Peoples of Siberia]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1974. (In Russian)
Okladnikov A. P., Mazin A. I. Pisanitsy reki Olekmy i Verhnego Priamur 'ia [Petroglyphs of the Olekma River and the Upper Amur Region]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1976. (In Russian)
Okladnikov A. P., Mazin A. I. Petroglify basseina reki Aldan [Petroglyphs of the Aldan River Basin]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1979. (In Russian)
Okladnikov A. P., Zaporozhskaia V. D. Petroglify Zabaikal'ia [Petroglyphs of Transbaikalia]. Pt. 2. Leningrad: Nauka Publ., 1970. (In Russian)
Okladnikov A. P., Zaporozhskaia V. D. Petroglify Srednei Leny [Petroglyphs of the Middle Lena]. Leningrad: Nauka Publ., 1972. (In Russian)
Stoliar A. D. O genezise izobrazitel'noi deiatel'nosti i ee roli v stanovlenii soznaniia [On the Genesis of Visual Activity and Its Role in the Formation of Consciousness]. Ranniie formy iskusstva [Early Forms of Art]. Moscow: Iskusstvo Publ., 1972, pp. 31-75. (In Russian)
Varlamova G. I. (Keptuke). Mirovozzreniie evenkov: otrazheniie v fol'klore [Worldview of the Evenkis: Reflection in Folklore]. Novosibirsk: Nauka Publ., 2004. (In Russian)
Zhornitskaia M. Ia. Narodnye tantsy iukagirov [Folk Dances of the Yukagirs]. Iukagiry. Istoriko-etnograficheskii ocherk [Yukagirs. Historical and Ethnographic Essay]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1975, pp. 125-135. (In Russian)
Zhukova L. N. "Natural'nyi maket" promyslovogo zhivotnogo v magicheskoi praktike taezhnykh okhotnikov Iakutii ["Natural model" of a Game Animal in the Magical Practice of Taiga Hunters of Yakutia]. Homo Evrasicus v proshlom i nastoiashchem [Homo Evrasicus in the Past and Present]. St. Petersburg: SPbGIEU Publ., 2012a, pp. 32-35. (In Russian)
Zhukova L. N. Ocherki po iukagirskoi kul'ture. Ch. 2. Mifologicheskaia model' mira [Essays on Yukagir Culture. Pt. 2. Mythological Model of the World]. Novosibirsk: Nauka Publ., 2012b. (In Russian)
Zhukova L. N. Odul'skii (iukagirskii) tanets [Odul (Yukagir) Dance]. Ocherki po iukagirskoi kul'ture. Ch. 3 [Essays on the Yukagir Culture. Pt. 3]. Yakutsk: Bichik Publ., 2013, pp. 56-63. (In Russian)
Zhukova L. N. Losinaia tema i kul't lichinok v monumentalnom i mobil'nom iskusstve aboriginov Iakutii (k postanovke voprosa) [Elk Theme and the Larvae Cult in the Monumental and Mobile Art of the Aborigines of Yakutia (to the Question)]. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik, 2021, no. 4, pp. 34-46. (In Russian)
Zhukova L. N. Fol'klornye teksty lesnykh iukagirov o predmetakh vooruzheniia i byta (konets XIX — nachalo XX vv.) [Folklore Texts of the Forest Yukaghirs about Weapons and Household Items (Late 19th — early 20th Centuries)]. Integratsiia arkheologicheskikh i etnograficheskikh issledovanii: sborniknauchnykh trudov [Integration of Archaeological and Ethnographic Studies: a Collection of Scientific Papers]. Omsk; Tyumen': Poligrafist Publ., 2022a, pp. 127-130. (In Russian)
Zhukova L. N. Etnografia odnogo predmeta: iukagirskii luk [Ethnography of One Object: Yukagir Bow]. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik, 2022b, no. 3, pp. 8-21. (In Russian)
Submitted: 11.07.2023 Accepted: 11.09.2023 Published: 10.10.2023
