CC BY
203
Ольга ПЛОТНИКОВА
ОБРЯДНОСТЬ И ТИТУЛАТУРА КНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ В СОЗНАНИИ ДРЕВНЕРУССКОГО ОБЩЕСТВА
Легитимность власти представляет собой постоянно действующий фактор жизни общества, обозначающий границы не только законных, но и признаваемых населением действий правителя, соответственно, для характеристики властных действий важны не только формы легитимизации, но и признаки легитимности самих носителей власти. Большая часть таких признаков можно обнаружить в самой летописи, где летописец дает характеристику князьям.
Так, Б. А. Рыбаков выделил ряд черт, необходимых князю для положительной оценки в глазах современников, или легитимизации его власти в общественном сознании. К их числу, по мнению исследователя, стоит отнести: 1) внешность; 2) черты полководца, 3) черты правителя (которые можно обозначить как легитимное поведение); 4) ученость;
5) отношение к церкви; 6) дворцовый быт; 7) черты характера1.
Признаки легитимности власти древнерусских князей складывались и на основе уже существующих традиций и действовавших титулов. Так, А. В. Назаренко, ссылаясь на Константина Багрянородного, указывает, что предводители варяжских дружин, получавшие контроль над той или иной территорией, именовались «хевдингами» — правителями, а высшим титулом был «конунг», соответствующий королевскому титулу немецких хроник и «архонту» в византийских дипломатических документах и исторических сочинениях2.
Несмотря на то, что инородная власть все более проникала в структуру славянского общества, варяжские имена Рюрик, Олег, Игорь, — по наблюдению А.А. Молчанова, так и не прижились на Руси. Они были «изжиты» уже в конце X века и возрождены только в XIII веке, причем период отсутствия скандинавского «антро-понимического элемента» приходится как раз на то время, когда задача «окняжения» славянских земель была не только осознана, но и успешно решена. Молчанов также отмечает, что процесс временного изживания скандинавских имен совпадает с привнесением новых — греческих. Так, сыновья Владимира «от грекини» получили «княжеские» имена Борис и Глеб, династически присвоенные затем потомками Владимира3.
С начала XI века титул князя, так же как и титул великого князя, становится династическим, что было связано, в первую очередь, с физическим устранением местных князей — «светлых князей», в связи с чем исчезает и сам титул «светлый князь». По той же причине пропадает необходимость как в летописном повествовании, так и в различного рода документах, в первую очередь договорах, указывать титул — великий русский князь, который заменяется титулом великий князь.
1 Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». — М., 1972, стр. 364.
2 Назаренко А. В. Немецкие латиноязычные источники 1Х—Х1 вв. — М., 1993, стр. 107, 142.
3 Молчанов А.А. Древнескандинавский антропонимический элемент в династической традиции рода Рюриковичей // Образование Древнерусского государства: спорные проблемы. — М., 1992, стр. 46.
ПЛОТНИКОВА
Ольга Анатольевна
— к.и.н, заведующая
кафедрой мировой
экономики и
'международных
экономических
отношений
Московского
гуманитарного
университета
При этом теперь в условиях борьбы между родственниками одной линии возникает необходимость смещения акцентов от слова русский князь к слову старший князь, где основная смысловая нагрузка — «во отца место», т.е. главный в роду — великий. При значительной эластичности понятия старшинства титул «великий князь» вплоть до последней трети XII в. прочно связан с обладанием Киевом.
Интересную схему, отразившую динамику самого понятия старшинства, на наш взгляд, предложил А. П. Толочко. По мнению ученого, в XI в. старейшинство дает право на обладание Киевом, но при этом уже в первой половине XII в. Киев перешел в обладание одной из ветвей Ярославичей, а в конце XII в. понятие старейшинства становится не династическим, а политическим: «теперь киевское княжение дает право на старейшинство, а не наоборот»1.
Однако стоит отметить, что в XI в. принцип генеалогического старейшинства выдерживался далеко не всегда. А. П. Толочко также обратил внимание на тесную связь «именования» великого князя царем с церковно-византийской традицией, на основании чего исследователь выдвинул гипотезу, согласно которой титул царя давался только тому великому князю, который активно участвовал в «пос-тавлении» нового митрополита и, более того, инициировал это «поставление»2.
На наш взгляд, данное суждение весьма гипотетично в связи с тем, что данный факт не подтверждается летописными сведениями; также стоит отметить, что упоминание титула «царь» встречается крайне редко и в других источниках. Например, данное упоминание встречается на граффито в Софийском соборе (Ярослав Мудрый); в частном письме Юрия Долгорукого к Изяславу Мстиславичу; в тексте летописи от 1151 и 1154 гг. (применительно к Изяславу Мстиславичу); в «Слове» игумена Выдубицкого монастыря (с похвалой Рюрику Ростиславичу); в «Слове»
1 См: Тол очко А. П. Князь в Древней Руси: Власть, собственность, идеология. — Киев, 1992. Он же. К вопросу о сакральном значении становления княжеской власти на Руси IX—X век // Археология, №1. - Киев, 1990.
2 Толочко А. П. К вопросу о сакральном значении
становления княжеской власти на Руси век // Археология, №1. - Киев, 1990.
Даниила Заточника (применительно к Владимиру Мономаху); в «Сказании...» об установлении нового праздника Андреем Боголюбским (применительно к самому Андрею и Владимиру Мономаху); в «Повести о великом князе Ростиславе Мстиславиче Смоленском и о церкви».
Стоит подчеркнуть, что данный перечень не содержит ни одного официального документа, и к тому же указанные сочинения были составлены на основе церковно-византийской литературной традиции, для которой вообще характерно наименование правителя царем, что вовсе не указывает на идентичную традицию в древнерусском обществе.
Древнерусскому обществу была хорошо известна такая форма легитимности, как наследование власти, причем наследование могло быть различным: сын наследует отцу, но как младший соправитель своего родственника (Игорь); сын наследует отцу, но при соправительстве, например, матери (Святослав); сын наследует отцу при обязательной поддержке двух братьев — триумвират Ярославичей. Здесь необходимо отметить, что такая форма легитимации власти, как соправительс-тво, возникла, вероятно, в X в. из древнего обычая варягов — авункулата. Суть его в том, что дядя по материнской линии был не только воспитателем, но и соправителем князя. Как видно из дальнейшей истории, обычай этот на Руси не привился.
До XI в. соправительство, видимо, вообще никак не фиксировалось, а формальные признаки приобрело вообще только в XII в.3. Брат наследует брату — «лествиничное восхождение» (Святослав и Всеволод Ярославичи); старший сын наследует отцу (Мстислав Владимирович); племянник наследует дяде (Святополк Изяславич).
Не чужда была древнерусскому обществу и такая форма легитимизации власти, как приглашение на «стол»; например, известны случаи, когда «земля» по каким-то причинам приглашает князя вопреки всем законам и сложившимся традициям — так приглашение получили Всеслав Полоцкий, Владимир Мономах.
Еще одной формой легитимизации власти на Руси стало завоевание власти. Так, Киевский стол был неоднократ-
3 Александров Д. Н. Очерки по истории княжеской власти и соправительства на Руси в IX—XV вв.
- М., 1998, стр. 28-31.
но завоеван князьями, по закону не имевшими право на княжение в Киеве. Например, Святослав Ярославич завоевал «стол», изгнав из Киева брата Изяслава, а Изяслав, в свою очередь, тоже получил «стол» путем завоевания, изгнав Всеслава и Святослава; также завоевать «стол» однажды попытался, правда неудачно, Олег Святославич.
Особый интерес для выявления основ легитимизации, на наш взгляд, представляет обряд «вокняженя». Обряд «вокня-жения», т.е. возведения во власть, можно прокомментировать через характерное для Руси «посажение на стол».
А. П. Толочко выделяет в данном обряде несколько характерных элементов, с чем вполне можно согласиться1.
1. Вход князя в город. Этим подчеркивается особый статус «внешней силы» князя. Возвращаясь к летописной легенде о призвании варягов, стоит отметить, что согласие общины принять князя выражено термином «прияше», что является прямым отражением обряда встречи князя за городскими стенами. По мнению исследователя, был и еще один термин, отражающий «вход князя в город»
— «прославили». Так, при объявлении князя Всеслава Полоцкого киевским князем в 1068 г. в летописи был использован именно этот термин - «прославили», вероятно, это также было связано с тем, что на момент объявления князь уже находился в городе.
Судя по формулировке, примененной при въезде в Киев Святополка Изяславича («И изидоша противу ему кияне с поклоном, и прияше его с радостью...»), обряд встречи мог включать три элемента: выход населения города за стены навстречу князю; общий поклон, вероятно символизирующий признание городской общиной прав князя на власть; общее выражение радости. Все вместе это можно расценивать как знак добровольного согласия общины подчиниться власти князя - признание власти народом, что является, как уже отмечалось, основным элементом легитимизации власти.
2. Встреча князя высшим духовенством. Как свидетельствует «Хроника» Титмара Мерзебургского, эта часть цере-
1 Толочко А. П. К вопросу о сакральном значении становления княжеской власти на Руси 1Х—Х век // Археология, №1. — Киев, 1990.
монии утвердилась уже при сыновьях Владимира Святого. Встреча проходила в главном соборе города с использованием в церемонии основных святынь, о чем пойдет речь ниже.
3. «Посажение на стол» (трон) или интронизация. Данный обряд, по утверждению А. П. Толочко, мог происходить в храме или в княжеской резиденции. Судя по тому, что в летописях постоянно подчеркивается принадлежность стола
— «отца и деда», можно предположить, что обряд «посажения» символизировал подтверждение полномочий князя как легитимного преемника своих предшественников.
4. «Прославление» князя народом (по Толочко — «встреча» с народом на выходе из храма). Если встреча за стенами города
— это согласие всех, переданное общим поклоном, то «прославление» — это согласие каждого, выраженное ликованием («радостью»).
5. Заключение «ряда» между городом и князем, закрепляемое церемонией «крес-тоцелования».
6. Пир на княжьем дворе. Первоначально именно эта часть церемонии носила сакральный характер обращения к языческим богам о благословении князя и народа. Но с принятием христианства пир стал данью традиции, и на первый план вышла его другая символическая сторона: угощение города князем как знак его доброй воли.
Здесь необходимо прокомментировать и некоторые княжеские регалии, которые придавали власти сакральный статус и являлись обязательным элементом, сопутствующими процессу передачи власти. Так, А. Л. Хорошкевич относит к числу «княжеских регалий» меч, посох и шапку, схожую с той, что известна под названием «шапка Мономаха»2. Эти регалии, связанные с церемониальным княжеским бытом, могут быть дополнены еще одной чертой, подчеркивающей особое положение князя, — «золотым церемониалом».
Общепринятым во всех источниках является подчеркивание того, что вещи и детали одежды и княжеского снаряжения были сделаны из золота.
2 Хорошкевич А. Л. Поставление князей и символы государственности Х—Х111 вв. // Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы.
— М., 1992, стр. 71.
Золотые (или позолоченные) вещи символизировали связанный с ними обряд «настолования» — «золотой отний стол». Это выражение часто встречающееся как в летописи, так и в «Слове».
Стоит отметить, что процедура перехода княжеской власти в Древней Руси для современной науки остается в целом terra incognita (неизвестной землей). При этом нельзя сказать, что из исследователей совсем никто не обращал внимания на эту проблему1. Такая ситуация, в первую очередь, объяснима ограниченностью информации, что совсем не означает отсутствие данной процедуры в практике.
Как уже указывалось, первым способом перехода княжеской власти у восточных славян было избрание, которое постепенно эволюционировало в наследование княжеского титула2. Отсутствие прямых указаний в источниках о символах и процедуре перехода княжеской власти заставляют обратиться к использованию различных методов исследования и выводам, сделанным другими науками. Так, лингвистические исследования известного французского языковеда
Э. Бенвениста по поводу индоевропейского термина «царь» привели его к выводу о том, что первоначальными символами власти князя были корона и скипетр: «... атрибуты царской власти — это не украшения; скипетр и корона сами обладают царской властью. Не царь царит, но корона, потому что именно она делает человека царем, — утверждает Э. Бенвенист и продолжает: — Царь получает власть от короны, которой он располагает лишь временно». Та же сакральная значимость связана с гомеровским скипетром: царствуют, судят и обращаются с увещеваниями лишь со скипетром в руках»3.
Термин «скипетр» греческого происхождения и первоначально это слово означало палку, дорожный посох. Близким по значению к термину «скипетр» является славянский термин «кий», означавший, по мне-
1 См.: Минникес И. В. Выборы князя в Русском государстве (X—XIV вв.) // История государства и права. — М., 2003, № 6, стр. 41—44; Грушевский М. С. Очерк истории украинского народа. — СПб., 1904, стр. 317-318.
2 Грибанов Д. А. Некоторые проблемы механизма перехода княжеской власти у восточных славян в VI-IX вв. // Право и политика, 2005, № 6(66), стр. 133-137.
3 Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Пер. с фр. ; Общ. ред. и вступ. ст. Ю. С. Степанова. - М., 1995, стр. 262.
нию Б. А. Рыбакова, палку, палицу, молот4. Предположение Б. А. Рыбакова находит свое подтверждение и в украинском предании о том, что Кий был божьим ковалем5.
М. Б. Свердлов понимает существительное «кий» в значениях «прямая палка», «посох», «жезл»6, что более соответствует греческому скипетру. В таком случае название «Киев» могло означать место, где находился носитель племенной власти. Процедура перехода власти представляла собой получение новым князем символа власти — кия.
Процесс перехода общества к государству нашел свое отражение в закреплении места княжеской резиденции и одновременно столицы государства. Таким центром стал Киев.
Огромное влияние на сакральную традицию передачи власти оказало крещение Руси при Владимире. Само «постав-ление» заменил обряд «приглашения на стол» с дальнейшим богослужением. При этом сама «встреча» князя могла произойти на значительном расстоянии от города. Так, в 1142 г. новгородские послы встретили приглашенного Изяслава Мстиславича за три дня пути, а на расстоянии одного дня пути его встретил весь город. Далее процессия двигалась к одному из княжеских дворцов, где и происходило «прославление-поставле-ние-посажение» князя на престол уже не городской общиной, как это было раньше, а высшим духовным лицом — митрополитом, в провинциальных городах
— епископом или архиепископом. После «посажения» князь, высшее духовенство и ближайшее окружение князя направлялись в главный собор города для торжественного богослужения и облачения князя в специальные одежды. Именно в этот период большое значение приобретают царские регалии.
Таким образом, можно прийти к выводу о том, что русские князья действительно заимствовали часть императорских символов власти, в первую очередь из Византии, и такое заимствование можно отметить еще с периода правления Владимира I.
4 Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. — М., 1963, стр. 25.
5 Мифологический словарь / Гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М., 1990, стр. 284.
6 Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: князь и княжеская власть на Руси VI—XШ в. — СПб., 2003, стр. 79.
