CC BY
79
Таким образом, проведенный анализ духовных росписей жителей Пудемского завода конца
XVIII - начала XIX в. позволил прийти к следующим выводам. Демографическая ситуация в рабочем поселке, несмотря на отсутствие данных о числе младенцев, характеризовалась превалированием молодежи (детей, подростков, юношей и девушек) и малой долей населения пожилого и старческого возрастов. Этот факт свидетельствует о наличии в изучаемый период традиционного типа воспроизводства, отличавшегося высокими уровнями рождаемости и смертности, особенно смертности в детском и трудоспособном возрастах (и соответственно небольшой продолжительностью жизни). Наблюдались колебания доли женской части населения по отношению к мужской, но в целом повышенная смертность мужчин (вследствие их занятости на производстве, основанном на физически тяжелом труде) приводила к увеличению процента неполных семей и перевесу женщин в структуре заводского общества. Изменение типологии домохозяйств происходило в рамках жизненного цикла семьи - разрастания малых семей до расширенных и сложных и нового их сокращения вследствие выдачи повзрослевших дочерей замуж и отделения сыновей. В итоге к концу изучаемого периода (1820 г.) в промышленном поселке было отмечено сокращение количества малых одно- и двухпоколенных семейств за счет роста числа сложных трех- и четырехпоколенных, то есть зафиксирована стадия усложнения поколенной и родственной структуры и увеличения размеров (людности, числа супружеских пар) домохозяйств путем появления новых родственников (принятия в семью снох - жен сыновей, рождения детей, внуков и правнуков).
Примечания
1. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф. 176. Оп. 8. Д. 88. Л. 57-70; Д. 118. Л. 75-95, 101-106.
2. Православные храмы Удмуртии: справочник-указатель. Ижевск, 2000. С. 217.
3. Там же. С. 29.
4. Мотревич В. П. Историческая демография России: учеб. пособие. Екатеринбург, 2000. С. 123.
5. Васина Т. А. Демографические процессы в горнозаводских округах Камско-Вятского региона (конец XVIII-XIX в.): монография. Ижевск, 2014. С. 246-248.
6. Голикова С. В. Семья горнозаводского населения Урала XVIII-XIX веков: демографические процессы и традиции. Екатеринбург, 2001. С. 115.
Notes
1. State archive of the Kirov region. F. 176. Sh. 8. File 88. Sh. 57-70; File 118. Sh. 75-95, 101-106.
2. Pravoslavnye hramy Udmurtii: Spravochnik-ukazatel' [Orthodox churches of Udmurtia: directory]. Izhevsk. 2000. P. 217.
3. Ibid. P. 29.
4. Motrevich V. P. Istoricheskaja demografija Rossii: Uchebnoe posobie [Historical demography Russia: Textbook]. Yekaterinburg. 2000. P. 123.
5. Vasina T. A. Demograficheskie processy v gornozavodskih okrugah Kamsko-Vjatskogo regiona (konec XVIII-
XIX v.): monografija [Demographic processes in the mining and metallurgical districts of the Kama-Vyatka region (the end of XVIII-XIX c.): Monograph]. Izhevsk. 2014. Pp. 246-248.
6. Golikova S. V. Sem ja gornozavodskogo naselenija Urala XVIII-XIX vekov: demograficheskie processy i tradicii [Family of mining and metallurgical population Urals XVIII-XIX centuries: the demographic processes and traditions]. Yekaterinburg. 2001. P. 115.
УДК 94(47).084.9
В. В. Рашевский, А. С. Иванов
Образы нефтяных городов Ханты-Мансийского округа начала 1960-х гг. в геологических нарративах*
Объектом внимания авторов являются предметно-пространственные образы сибирских нефтяных городов начала 1960-х гг., рожденные сознанием геологов. Основу источниковой базы данной работы составили полевые материалы, собранные в ходе интервьюирования информантов (2010-2015 гг.) в городах Тюмень, Сургут и Нефтеюганск. На материалах двух молодых нефтяных городов 1960-х гг. (Сургута, Нефтеюганска) в работе раскрыт процесс создания, функционирования и интерпретации в сознании первооткрывателей западносибирской нефти образов «чужих» пространств и культур. В контексте дихотомии
© Рашевский В. В., Иванов А. С., 2015
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (грант № 15-11-86001, тип проекта: «а(р)»).
«центра - периферии» раскрывается территориальная-культурная зональность Сургута и Нефтеюганска начала 1960-х гг. На основе изучения устных источников, впервые вводимых в научный оборот, авторы приходят к выводу о вытеснении в нарративах позитивных событийных коннотаций негативными образами городского пространства начала 1960-х гг.
The focus of the authors are subject-spatial images of Siberian oil cities of the beginning of the 1960s, born of the minds of geologists. The basis of the source base of this work has consisted of field materials, collected during interviews with informants (2010-2015) in the cities of Tyumen, Surgut and Nefteyugansk. On the materials of two young oil cities in the 1960s (Surgut, Nefteyugansk) in the work revealed the process of creation, functioning and interpretation in the mind of the discoverers of west-siberian oil of the images of other spaces and cultures. In the context of the dichotomy "center-periphery" is revealed territorial-cultural zoning of Surgut and Nefteyugansk beginning of the 1960s. Based on the study of oral sources, for the first time introduced into scientific circulation, the authors come to the conclusion that the displacement in the positive event narratives connotations negative images of urban space the early 1960s.
Ключевые слова: нефтяные города, геологи, Ф. К. Салманов, образ города, урбанизация.
Keywords: oil city, geologists, F. K. Salmanov, the image of the city, urbanization.
Город является постоянно меняющимся территориально-пространственным образованием. Формы и практики городских трансформаций и урбанизации сегодня находятся в поле зрения социально-гуманитарной науки - антропологии города, которая осуществляет свои исследования в междисциплинарном синтезе с молодыми историографическими направлениями - урбан-историей, исторической имагологией и историей повседневности.
Такой междисциплинарный подход актуален при изучении геологического и нефтегазового освоения Ханты-Мансийского автономного округа начала 1960-х гг., которое осуществлялось главным образом в урбанистической форме расселения, поскольку города региона (Сургут, Нефтеюганск) в то время представляли собой противоречивые объекты для интерпретаций. С одного ракурса они выступали как уникальные социокультурные пространства, а с другого - как будущие социалистические индустриальные центры - новые полисы коммунистической Сибири. В сибирской историографии сегодня принято считать, что именно высадка геологов в населенных пунктах Севера Западной Сибири детерминировала процесс официального получения ими статусов городов (Сургут, Нефтеюганск, Мегион) [1].
В этом контексте объектом исследования статьи выступают предметно-пространственные образы сибирских нефтяных городов начала 1960-х гг., которые рождались в сознании геологов-первооткрывателей западносибирской нефти, и поэтому позволяют раскрыть истоки и условия формирования городской среды, идентичности и образа жизни в процессе противоречивой советской урбанизации. Исследование образного пространства приобретает особое значение по той причине, что его элементы оказывают определяющее влияние на внутреннее состояние индивидов, их поведение и самочувствие. Облик города и его восприятие формируют социокультурную среду населенных пунктов.
Основу источниковой базы данной работы составили полевые материалы, собранные в городах Тюмень, Сургут и Нефтеюганск в 2010-2015 гг. посредством интервьюирования информантов - участников геологических экспедиций 1960-х гг. Интервьюирование проводилось на базе опросника, составленного на основе «руководства по биографическому интервью», обоснованного в исследовании П. Томпсона [2]. При работе с устными источниками был применен реконструктивный перекрестный анализ, что позволило сравнить сведения из нарративных источников с данными, полученными из источников других видов.
Анализ репрезентации в сознании геологов облика молодых нефтегазовых городов позволил сгруппировать получаемые образы в социально-проблемные группы, что, в свою очередь, дало возможность составить структурированный образ нефтяного городского центра Ханты-Мансийского округа начала 1960-х гг.
Первая социально-проблемная группа связана с чувством оторванности сибирского региона от Большой земли, что порождало комплекс ассоциаций с дикой, неосвоенной, даже заброшенной территорией. Отдаленность имела вполне реальное измерение. Знаменитый геолог Ф. К. Салманов (в 1957-1962 гг. - начальник Юганской и Сургутской нефтеразведочных экспедиций) в своих воспоминаниях отмечал, что «сургутяне не случайно называли Тюмень "материком", а себя считали "островными" жителями. В начале сентября уходил последний теплоход, и до самого июня над закованной в ледяной панцирь Обью стояла тишина» [3]. Прибывший вместе с женой в августе 1963 г. в Нефтеюганск (до октября 1961 г. поселок Усть-Балык) бурильщик
В. Н. Лемещенко добирался из Тюмени до места назначения неделю [4]. Проблема отдаленности дополнялась ощущением встречи с чужим («другим») краем, которое усиливалось наличием бескрайних болот и лесов в регионе. Воспоминания водителя Усть-Балыкской нефтеразведочной экспедиции (У-БНРЭ) В. И. Карплюка рисуют картинку встречи с «диким» Севером: «После срочной службы я пожелал испытать себя, поехал на Север, как тогда говорили, за романтикой и длинным рублём. И вот ранней осенью катер "Верный" причалил к берегу Усть-Балыкской земли. Я с жутью посмотрел на дикий берег - ничего не было видно, кроме болота и леса» [5].
«Природная суровость» Севера в представлении информантов сливалась с неустроенностью северных городских пространств, что предопределило первоначальное негативное восприятие городских поселений в целом. Инспектор отдела кадров Сургутской нефтеразведочной экспедиции (СНРЭ) М. Г. Рыжова вспоминает: «Как прилетела в Сургут, ужасно не понравилось... ни машин нет, ни дорог нет» [6]. Ей вторит химик-аналитик лаборатории СНРЭ Л. И. Халилова: «Первое впечатление от города мрачное - дорог нет, холод. Морозы страшные, конечно, мешали зимой, а летом - болота, в которых тонул транспорт и с трудом приходилось его доставать» [7].
В то же время образы неосвоенных природных ландшафтов, покорявшихся отважными «первопроходцами», логично вписывались в официальную прогрессистскую марксистско-ленинскую идеологию и «освоенческую» парадигму, которые видели закономерный итог исторического развития в превращении природы в элемент «планомерного, рационально организованного процесса жизнедеятельности общества» [8]. Так, согласно историку О. Н. Стафееву, люди, приехавшие на Север Западной Сибири, были объединены идеей индустриального похода на неосвоенный и суровый край, которая давала импульс к движению вперед [9]. Первооткрыватель нефти Ф. К. Салманов восторгался тем, что А. С. Барсуков (руководитель Главтюменнефтегазстроя с 1965 г.) во время пребывания в Нефтеюганске «заставил ощутить холодное прикосновение расчета к мечте, дал почувствовать, что панорама нефтеградов из отдаления стремительно надвигается в сегодня, и не когда-нибудь, а немедленно должны подниматься над Обью кварталы современных зданий, соединенные бетонными автострадами» [10]. Закономерным результатом подобного похода должно было стать создание новых индустриальных социалистических городских центров.
Однако одной «веры в светлое будущее» было явно недостаточно, и первые годы жизни на Севере явственно запечатлели в памяти геологов образы заброшенности, захолустности и неустроенности, которые вызывались к жизни многочисленными инфраструктурными (прежде всего транспортной и жилищной) проблемами.
Негативное восприятие пространства находило выражение в словах и фразах-маркерах. В данном случае такими маркерами служили слова «грязь» и «бездорожье», которыми в различных вариациях оперировали информанты: «Сошёл на берег и чуть ни по колено оказался в грязи» (В. Карплюк) [11]; «С вертолёта до вездехода "амфибия" нас с дочкой на руках несли из-за непролазной грязи» (Т. П. Борисова) [12]; «ГТТшки (гусеничный транспортер - тягач. - Примеч. авт.] пройдут, перемесят все и колея такая, иду, что меня не видно» (М. Г. Рыжова) [13]. Если принять во внимание, что в культурной традиции европейских народов (в том числе русского) образ чужого связан с грязью, заразой и нечистотами, то многочисленные указания на этот признак могут быть прочитаны как символы чужеродности данной территории (земли чужаков) [14].
Ощущение чужеродности городской территории дополнялось, пусть и немногочисленными, контактами с символами (знаками) иной культуры - культуры коренного населения Севера (ханты и манси). В причудливой форме эти образы и символы переплетались с образами неустроенности, связанными с многочисленными недостатками городского снабжения. При сравнении с другими населенными пунктами разница была особенно ощутима. Так, М. Г. Рыжова вспоминает: «Муж сказал идти в сторону сельмага. Шла в колее. На повороте, где сейчас Универмаг ("Сургут". - Примеч. авт.), там "Мырлавка" (Магазин рыболовецкой потребительской кооперации, снабжавшей население округа. - Примеч. авт.). Я думаю: "Где же этот сельмаг?" Смотрю, идут люди, спросила: "Где же этот сельмаг?" Отвечают: "Да вот же он перед вами". Я в ответ: "Так это же Мырлавка?" А это же по-хантыйски называется. Зашла, конечно, но там нечего было брать. Я сравниваю с магазинами, которые у меня перед глазами были. Тут мясо по записи и по очереди, когда время подойдет, тебе выделят кусок мяса. Говорю мужу: "Зачем мы сюда залезли, давай куда-нибудь уедем." Он отвечает: "Да ладно, привыкнешь!" Вот когда мы были в Ермаково (поселок Ермаково Красноярского края. - Примеч. авт.), там было снабжение все из запасников страны... мясо - туши, консервы, все, что идет в государственный запас, все там хранилось. И периодически все обновлялось. И то, что убиралось, шло к нам в продажу. Все отборное» [15].
Первоначально суровый северный край многими рассматривался лишь как временное место пребывания. Особенно актуальным вопрос перебазирования был в первые годы пребывания
75
геологов на Севере, когда к смене места пребывания подталкивали также местные жители и отдельные представители партийно-советских органов. В воспоминаниях Ф. К. Салманова содержится эпизод выбора площадки для расквартирования геологов, в который неожиданно вмешался «недружелюбно настроенный секретарь райисполкома», неоднократно повторявший: «Геологи здесь будут недолго...» [16] Ветеран-геолог Л. И. Халилова отмечала: «Не все конечно приживались... особенно, вот москвичи, которые приезжали, - молодые специалисты, они очень быстро уезжали. но основная масса, конечно, оставалась» [17]. В то же время в нарративах размышления о временности пребывания на Севере часто сочетаются с героизацией образов тех, кто остался, несмотря на все трудности. В середине 1990-х гг. подобные образы были закреплены в песне «Югорская звезда», в припеве которой содержится фраза, раскрывающая образ мысли многих первооткрывателей западносибирской нефти: «Приехали на год - остались навсегда».
Исследование проблем городского пространства с точки зрения зонального подхода (позволяющего раскрыть проблемы центра и городской периферии [18]) дает интересный результат в отношении Сургута. До революции Сургут являлся уездным городом Тобольской губернии и, соответственно, имел исторический городской центр, который частично сохранился к моменту прибытия в 1957 г. первых геологоразведчиков во главе с Ф. К. Салмановым. С другой стороны, в 1950 г. бывший спецпоселок Черный Мыс, основное население которого составляли ссыльные крестьяне и репрессированные других категорий, слился с городом. Несмотря на то что даже в «секретной» переписке между УМВД и Тюменским облисполкомом при обсуждении вопросов вхождения поселка в городскую черту ни руководство Министерства внутренних дел, ни функционеры исполкома не упоминали о режимном статусе Черного Мыса [19], прибывшим геологам было очевидно не только его «ссыльное» прошлое, но и периферийное положение бывшего поселка в настоящем. Ф. К. Салманов вспоминал о возражениях местных властей, которые не позволили геологам расквартироваться в центре Сургута. После непродолжительных споров геологи выбрали площадку «в восточном краю Черного Мыса» [20]. По мнению сургутского историка А. И. Прищепы, именно это событие - отвод геологам земельного участка площадью 5 га в черте поселка Черный Мыс постановлением райсовета от 25 апреля 1957 г. - является точкой отсчета рождения нового города, возрождения Сургута [21].
Рассказ главного геолога СНРЭ Е. А. Теплякова фиксирует специфику сургутской зональности: «Сургут, он же складывался (исторически. - Примеч. авт.], да и сейчас местные жители говорят: Сургут - это Сургут, а Черный Мыс - это Черный Мыс. Разделен был тогда Саймой, мостишко такой был деревянный по Сайме. И жизнь разная была в Сургуте и в Черном Мысу. В Сургуте это считалось испокон веков, жили свои люди, из поколения в поколение. А Черный Мыс. приезжие были, большинство из ссыльных. советская власть, я имею в виду и райком партии, и райисполком, были в самом Сургуте» [22].
Таким образом, существовала не только территориальная-культурная зональность, но и зональность территориально-политическая, которая связывалась с неполноправным социальным статусом (относительно недавно изменившимся) части горожан и территориальным расположением органов власти.
Дихотомия «центр - периферия» в сфере социокультурного пространства отразилась в противопоставлении «культурной» старожильческой части города и «бескультурной» периферии (в смысле отсутствия учреждений культуры) - Черного Мыса. Нормировщик механического цеха СНРЭ Э. М. Гильманова вспоминает: «Сам Сургут был тогда интеллигентным, потому что очень богатый здесь был книжный магазин. Разную подписку можно было сделать. А был еще Дом культуры, где была большая, отличная библиотека.» [23] Согласно М. Г. Рыжовой, в Старом Сургуте «был и клуб здесь, и кинотеатр. Люди жили культурно» [24].
С появлением нефтеразведчиков в Сургуте фактически формируется третья территориально-культурная зона (помимо Старого Сургута и Черного Мыса) - ведомственный микрорайон-поселок геологов. Это был первый такой поселок в череде ведомственных микрорайонов города (нефтяников, строителей, энергетиков, железнодорожников), которые, по мнению И. Н. Стася, стали выступать основными культурными и ментальными факторами становления городской идентичности и пунктами ориентации в городах Ханты-Мансийского округа [25].
Несколько иной исторический путь прошел Нефтеюганск. Первый поселок геологов Усть-Балыкской нефтеразведочной экспедиции на месте будущего Нефтеюганска стал возникать летом 1961 г. Первую улицу назвали в честь Ю. Гагарина, который в 1961 г. стал первым человеком, покорившим космос [26]. В 2 км от поселка располагалась деревня Усть-Балык, территория которой окончательно вошла в городскую зону только в 1980-х гг. [27] В конце 1961 г. поселку геологов дали название Нефтеюганск.
Культурная периферийность была очевидна и здесь, хотя здесь она (согласно геологическим нарративам) была свойственна для всего населенного пункта: «На месте первого микрорайона было большое болото, там собирали морошку, клюкву. В посёлке кроме балков, стояли только контора экспедиции, больница и столовая. Потом был построен клуб «Геолог», который стал центром культуры, хотя его площадь не на много превышала площадь балка» [28].
Мысль о том, что только с приходом советских учреждений культуры (клубов, «Домов культуры», библиотек и др.) на Севере стали появляться «малые очаги» просвещения, является вполне идеологичной и вписывается в марксистскую установку о формировании культурной «надстройки» под воздействием развития «передовых» индустриальных сил и порожденных ими социальных отношений нового типа [29].
В воспоминаниях также можно видеть наступательный мотив необходимости преобразования «дикого» края (культурной и технологической периферии) в цивилизованный (культурный и индустриальный), который, согласно историку О. Н. Стафееву, играл большую роль в формировании образа региона [30]. Подобная просветительская идеологема объясняет возникновение образа «захолустья», который формировался не только снизу (среди рядовых геологов), но и сверху (у партийно-советской элиты и производственных руководителей). Вероятно, поэтому один из «хозяев» молодых нефтяных городов В. В. Бахилов (в 1960-1970 гг. - первый секретарь Сургутского районного (с 1965 г. - городского) комитета КПСС; в 1970-1973 гг. - первый секретарь Нижневартовского ГК КПСС) полагал, что в начале 1960-х гг. в рабочем поселке Сургут «ничего не было», кроме веры в большую нефть [31]. Ф. К. Салманов считал, что «с приходом геологов жизнь сургутян заметно оживилась. Захолустный рыбацкий поселок заметно преображался» [32].
По словам Л. И. Халиловой, Ф. К. Салманов всегда говорил: «Конечно, будет трудно, очень трудно, но все равно верьте, что нефть здесь будет, верьте, что все здесь будет, и дорога железная, только верьте!..» [33] Ф. К. Салманов был убежден в том, что вслед за геологами вырастут «крупные комбинаты», а уж затем «населенные пункты» [34]. Согласно историку И. Н. Стасю, в сургутском краеведении Ф. К. Салманов получил образ «человека, возродившего наш город» [35]. Историк М. В. Комгорт также отмечает, что образ знаменитого геолога в значительной степени мифологизирован [36].
Здесь налицо четкая установка, транслируемая хозяйственными и партийно-советскими руководителями, которые убеждали подчиненных верить в прогресс и рывок в индустриальное общество, способное благодаря нефти (новому сверхресурсу) преодолеть хозяйственную «отсталость» северных территорий. Призывы «верить» в атеистическом обществе также объяснимы, если воспринимать коммунизм не как идеологию, а как светскую религию.
Тема культурного «центра - периферии» в нарративах перекликается с образами городского архитектурного пространства. Согласно М. Г. Рыжовой: «Дома были, особенно в Старом Сургуте, красивые были домики. Во-первых, они были сделаны добротно, из кедрача рубленные. Наличники такие красивые. У каждого дома тротуар, палисадник весь в цвету. Зелени было очень много. Деревянные тротуарчики всякие разные» [37]. Эта явная отсылка к комфорту и «одомашненности» пространства старого города находит осмысление в социально-философской категории и феномене бездомности, на которых уже много лет фокусируются исследования в области философии культуры [38].
Для геологов этот феномен особо актуален, поскольку принято считать, что они «в силу особенностей своей профессии - наиболее яркие представители безместного утопического сознания» [39]. Именно ощущение бездомности и безместности на фоне общих проблем неразвитости социальной инфраструктуры молодых городов, несомненно, составляло основу для негативного восприятия городского пространства в целом. Из-за чрезвычайно острой жилищной проблемы в городах в период начального нефтегазового освоения чувство бездомности было присуще большинству первых геологов. Так, Г. П. Титова рассказывает: «Мы приехали в Нефтеюганск в 1962 г., жить нам было негде. Вместе с другими семьями мы стали строить засыпные дома. Старшие дети помогали нам - ходили на болото, драли мох, которым потом утепляли стены. А болото было рядом, теперь там первый [городской] микрорайон» [40]. Но вместе с тем, как отмечает О. Н. Стафеев, у геологов на уровне производственных коллективов и поселенческих «микрообщностей» воспроизводилась романтика неустроенности, где на первом месте было создание промышленной базы, достижение результата, а потом уже «обживание» места [41].
Первоначальная отчужденность и невосприимчивость геологов к особенностям архитектурного пространства Севера имела и цветовое наполнение - для новоселов нефтяные города Западной Сибири представлялись «серыми», однотипными и менее жизненными, чем поселения на родине. Например, Э. М. Гильманова вспоминает: «В Сургуте какие-то однотипные дома, по
77
сравнению со Средней Азией, какая-то серость была. Сосна же она быстро чернеет. В Средней Азии дома подбеливали. А сюда приехали - все дома бревенчатые, все однотипные. Здесь, на Черном Мысу, рыбокомбината дома, речпорта. А в Сургуте дома были интереснее, большой двор. На Черном Мысу были какие-то неказистые. А там дома такие с наличниками, и побольше, и выше» [42]. Опять же это воспоминание четко подтверждает зональность Сургута начала 1960-х гг. на центральную культурно-историческую часть - Старый Сургут, и периферийную - Черный Мыс.
Подобное восприятие в определенной степени корреспондируется с рассказами старожи-лов-сургутян о жилье самих геологов. Так, очевидец прибытия геологов А. А. Федулов вспоминает, что «дома геологов отличались от типичных сургутских. они были не из массивных бревен, не из лиственницы. Строили из того, что привозили» [43]. Указание на легковесность/непрочность материала свидетельствует о восприятии жилья геологов как временного элемента городского ландшафта. В геологических нарративах слова сургутянина подтверждаются наличием упоминаний о так называемых «балках», «балочном строительстве», обустройстве землянок и другого временного жилья. Т. П. Борисова кратко характеризует свое новое жилье в Нефтеюганске: «Поселились мы в половине железного вагончика - "балке"». Другой житель Нефтеюганска, водитель У-БНРЭ А. В. Рябов вспоминает картину, открывшуюся перед ним в середине 1960-х гг.: «С жильём было трудно, был только 4-й микрорайон, начинал отстраиваться 5-й. Люди жили в балках - маленьких рубленых и металлических, был ещё "копай городок", где люди жили в землянках. А рядом была тайга. Теперь на этом месте 10-й микрорайон. Топили буржуйки, дров требовалось много. Приходилось каждый день носить с пилорамы. Она находилась как раз, где сейчас ДК "Юность". Город строили очень быстро, но жилья не хватало. Люди ехали и ехали сюда» [44].
На начальном этапе геологического освоения Севера основными видами жилой инфраструктуры, организующими личное пространство геологоразведчиков, выступали: палатка, землянка, балок и в лучшем варианте - арендованная жилая комната у местных жителей. Палатки и землянки были самым примитивным видом жилой площади. Проживание в палатках было возможным в основном в теплое время года. Землянки могли строиться и на довольно продолжительное время. Их обустраивали с помощью подручного материала, а в период заморозков обязательно ставили печь.
При этом наиболее массовым видом строений являлись балки, которые стали главным элементом жизненной среды «первопроходцев» [45]. В первые годы нефтегазового освоения жилые балки геологов возводились на месте поселения и зачастую были двух видов - деревянные и металлические. В последующее время балки стали доставляться в районы нефтяного освоения в период навигации в блочном исполнении. На основании нарративов можно выделить три вида таких балочных помещений: 1) деревянные; 2) деревянные, обшитые металлом; 3) металлические. Их планировка во многом была однотипной, но были прецеденты, когда они перепланировывались по желанию самого хозяина. Однако это явление было распространено не повсеместно, ввиду временности балочного строительства и частой смены мест расположения геологических партий.
Но с 1964 г. ситуация резко меняется - начинается массовый наплыв населения в район Среднего Приобья - нефтяников, строителей и других специалистов, прибывших вслед за геологами. Начинается строительство «нахаловок» - самовольно возведенных балков, которые стали своеобразной приметой времени, получив особое распространение в Нефтеюганске. Самодельные балки не имели какой-то стандартной формы, все зависело от фантазии строителей. Они могли состоять из одной комнаты, а если речь шла о деревянных балках, то имелась возможность строительства многокомнатных помещений [46].
Поскольку «централизованный» балок геологов уже к середине 1960-х гг. был вытеснен более массовыми балками-«нахаловками», в научной литературе и нарративах сформировался образ молодого нефтяного города-табора, в котором функционировали полевые кухни, вечерние костры, люди проживали в различного рода временном жилье (в балках, палатках и вагончиках) [47]. По вечерам после работы покорители Севера из подручного материла возводили маленькие невысокие кривые домики с небольшими огороженными участками [48]. Именно этот образ массового хаотичного строительства мы находим в нарративах геологов, записанных десятилетия спустя.
В итоге геологи как особая социальная группа, активно включенная в городское пространство, имели собственное восприятие города и определенное отношение к нему в период нефтегазового освоения Западной Сибири. Специфическими чертами является то, что геологоразведчики воспринимали город в первую очередь как место реализации карьерных практик, что объясняет представление о северных городах как о местах, где происходит быстрый рост (и соответственно 78
быстрая смена места жительства на более комфортное/престижное место), преобразование «дикого, сурового Севера» в современные индустриальные центры, пригодные для комфортной жизни и труда, что также связано с советскими прогрессистскими идеологемами.
Предполагаемая «временность» пребывания на Севере в значительной мере конституировала образы как коллективное воображаемое и надолго закрепляла в сознании первоначально негативное восприятие городских ландшафтов, свойственное психологии временных городских жителей. Новые города рисовались геологам как царство балков, вагончиков, палаток и землянок, «разбавленное» наличием производственной инфраструктуры. Новые городские ландшафты рисовались как серое пространство, отчужденность которого от обывателей подчёркивалась отсутствием дорог и обилием грязи.
Первоначально города Ханты-Мансийского округа (Сургут, Нефтеюганск) не были любимы геологами, поскольку они не являлись для них «повседневными городами». Этому мешали авральные темпы нефтегазового освоения региона, отразившееся в образе «города-табора» и хаотической балочной застройке городского пространства, которые препятствовали появлению у новых горожан «своих» любимых мест, уголков, маршрутов (тропинок и дорог жизни). Несмотря на наличие запечатлевшихся в памяти информантов отдельных интимных переживаний и воспоминаний (первая любовь, встречи с близкими и т. д.), в нарративах о начале 1960-х гг. эти позитивные событийные коннотации вытеснялись на периферию памяти, уступая место общему в основном негативному фону и образам городского пространства начала 1960-х гг.
Примечания
1. Стась И. Н. Индустриализация Ханты-Мансийского округа как основной фактор развития городов нефтяников во второй половине XX в. // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2013. № 2. С. 96.
2. Томпсон П. Голос прошлого. Устная история. М.: Изд-во Весь Мир, 2003. С. 304-318, 269.
3. Салманов Ф. К. Сибирь - судьба моя. М.: Мол. гвардия, 1988. С. 50.
4. Воспоминания Лемещенко В. Н. // Полевые материалы В. В. Рашевского (далее - ПМ.), г. Нефтеюганск, 2010 г.
5. Воспоминания Карплюка В. И. // ПМ., г. Нефтеюганск, 2011 г.
6. Воспоминания Рыжовой М. Г. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
7. Воспоминания Халиловой Л. И. // ПМ., г. Сургут, 2015 г.
8. Келле В. Ж., Ковальзон М. Я. Теория и история: (Проблемы теории исторического процесса). М.: Политиздат, 1981. С. 220.
9. Стафеев О. Н. Воспоминания Ф. К. Салманова как исторический источник развития нефтегазового комплекса Западной Сибири в 1960-80-е гг. // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 294. С. 166.
10. Салманов Ф. К. Указ. соч. С. 233.
11. Воспоминания Карплюка В. И. // ПМ., г. Нефтеюганск, 2011 г.
12. Воспоминания Борисовой Т. П. // ПМ., г. Нефтеюганск, 2010 г.
13. Воспоминания Рыжовой М. Г. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
14. Романова А. П., Хлыщева Е. В., Якушенков С. Н., Топичев М. С. Чужой и культурная безопасность. М.: РОССПЭН, 2013. С. 42.
15. Воспоминания Рыжовой М. Г. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
16. Салманов Ф. К. Указ. соч. С. 55-56.
17. Воспоминания Халиловой Л. И. // ПМ., г. Сургут, 2015 г.
18. Демичева А. В. Днепропетровск как объект социологической интерпретации // Историческая урбанистика: прошлое и настоящее города: сб. науч. статей Всерос. конф. с междунар. участием (г. Сургут, СурГУ, 14 ноября 2014 г.). Курган: ООО Курганский дом печати, 2015. С. 783.
19. Государственный архив Тюменской области (ГАТО). Ф. 814. Оп. 1. Д. 2452. Л. 104-107.
20. Салманов Ф. К. Указ. соч. С. 55-56, 69.
21. Прищепа А. И. Возрождение Сургута. Вторая половина XX века. Сургут: Дефис, 2015. С. 18.
22. Воспоминания Теплякова Е. А. // ПМ., г. Тюмень, 2012 г.
23. Воспоминания Гильмановой Э. М. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
24. Воспоминания Рыжовой М. Г. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
25. Стась И. Н. Урбанизация как хозяйство: ведомственные города нефтедобывающих районов Западной Сибири (1960-1980-е гг.) // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2014. № 1. С. 68.
26. Нефтеюганск: Усть-Балыкская нефтеразведочная экспедиция (1958-1972 гг.) / авт.-сост. Н. К. Эскина. Нефтеюганск, 2004. С. 24.
27. Там же. С. 26.
28. Воспоминания Борисовой Т. П. // ПМ., г. Нефтеюганск, 2010 г.
29. Келле В. Ж., Ковальзон М. Я. Указ. соч. С. 221.
30. Стафеев О. Н. Образ региона. Индустриальное освоение Севера Западной Сибири в общественном сознании // Проблемы истории, филологии, культуры. 2008. № 20. С. 361.
31. Бахилов В. В. Дорога к нефти. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1975. С. 32.
32. Салманов Ф. К. Жизнь как открытие. М.: РТК Регион, 2003. С. 170.
33. Воспоминания Халиловой Л. И. // ПМ., г. Сургут, 2015 г.
34. Салманов Ф. К. Сибирь - судьба моя. С. 11.
35. Стась И. Н. Сургут: образы и пространства «нефтяного города» // Культурная и гуманитарная география. 2013. Т. 2, № 1. С. 20. URL: http://gumgeo.ru/index.php/gumgeo/article/view/62.
36. Комгорт М. В. Западно-Сибирская нефтегазоносная провинция: история открытия. Тюмень: «Вектор Бук», 2008. С. 108.
37. Воспоминания Рыжовой М. Г. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
38. Матлахова М. С. Феномен бездомности в пространстве современной культуры: автореф. дис. ... канд. культурологии: 24.00.01. СПб., 2011. 18 c.
39. Ганопольский М. Г. Региональный этос: истоки, становление, развитие. Тюмень: ТюмГНГУ, 1998. С.
112.
40. Воспоминания Титовой Г. П. // Нефтеюганск: Усть-Балыкская нефтеразведочная экспедиция (1958-1972 гг.). С. 33.
41. Стафеев О. Н. Указ. соч. С. 363.
42. Воспоминания Гильмановой Э. М. // ПМ., г. Сургут, 2013 г.
43. Воспоминания Федулова А. А. // ПМ., г. Сургут, 2014 г.
44. Воспоминания Рябова А. В. // ПМ., г. Нефтеюганск, 2011 г.
45. Стась И. Н. Эволюция жилищных условия горожан Ханты-Мансийского округа в 1960-х гг. // Иркутский историко-экономический ежегодник: 2015. Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2015. С. 297.
46. Там же. С. 297.
47. Тюменская стройка. М.: Недра, 1981. С. 32.
48. Стась И. Н. Эволюция жилищных условия горожан Ханты-Мансийского округа в 1960-х гг. С. 297.
Notes
1. Stas I. N. Industrializaciya Hanty-Mansijskogo okruga kak osnovnoj faktor razvitiya gorodov neftyanikov vo vtoroj polovine XX v. [Industrialization of the Khanty-Mansiysk region as a major factor of urban development of the oil industry in the second half of the XX century] // Ojkumena. Regionovedcheskie issledovaniya - Oykumena. Regional studies. 2013, No. 2, p. 96.
2. Thompson P. Golos proshlogo. Ustnaya istoriya [Voice of the past. The oral history]. M. Publishing house Ves' Mir. 2003. Pp. 304-318, 269.
3. Salmanov F. K. Sibir' - sud'ba moya [Siberia - my destiny]. M. Mol. gvardiya. 1988. P. 50.
4. Vospominaniya Lemeshchenko V. N. - Memories of Lemeshenko V. N. // Polevye materialy V. V. Rashevskogo (dalee - PM.) - Field materials of V. V. Rashevsky (hereinafter - FM.). Nefteyugansk. 2010
5. Vospominaniya Karplyuka V. I. - Memories of V. I. Karpluk // PM - FM. Nefteyugansk. 2011
6. Vospominaniya Ryzhovoj M. G. - Memories of Ryzhova M. G. // PM - FM. Surgut. 2013
7. Vospominaniya Halilovoj L. I. - Memories of L. I. Khalilova // PM - FM. Surgut. 2015
8. Kelle V. J., M. J. Kovalzon Teoriya i istoriya: (Problemy teorii istoricheskogo processa) [Theory and history: (problems of the theory of the historical process)]. M. Politizdat. 1981. P. 220.
9. Stafeev O. N. Vospominaniya F. K. Salmanova kak istoricheskij istochnik razvitiya neftegazovogo kompleksa Zapadnoj Sibiri v 1960-80-e gg. [Memoirs of F. K. Salmanov as a historical source for the development of oil and gas complex of Western Siberia in the 1960-80s] / / Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Herald of the Tomsk State University. 2007, No. 294, p. 166.
10. Salmanov F. K. Op.cit. P. 233.
11. Vospominaniya Karplyuka V. I. - Memories of Karplyuk V. I. // PM - FM. Nefteyugansk. 2011
12. Vospominaniya Borisovoj T. P. - Memories of Borisova T. P. // PM - FM. Nefteyugansk. 2010
13. Vospominaniya Ryzhovoj M. G. - Memories of Ryzhova M. G. // PM - FM. Surgut. 2013
14. Romanova A. P., Khlysheva E. V., Yakushenkov S. N., Topichev M. S. CHuzhoj i kul'turnaya bezopasnost' [Alien and cultural security]. M. ROSSPEN. 2013. P. 42.
15. Vospominaniya Ryzhovoj M. G. - Memories of Ryzhova M. G.// PM - FM. Surgut. 2013
16. Salmanov F. K. Op. cit. Pp. 55-56.
17. Vospominaniya Halilovoj L. I. - Memories of L. I. Khalilova // PM - FM. Surgut. 2015
18. Demicheva V. A. Dnepropetrovsk kak ob"ektsociologicheskoj interpretacii [Dnepropetrovsk as an object of sociological interpretation] // Istoricheskaya urbanistika: proshloe i nastoyashchee goroda: sb. nauch. statej Vseros. konf. s mezhdunar. uchastiem (g. Surgut, SurGU, 14 noyabrya 2014g.) - Historical urbanistics: past and present of the city: collected articles of All-Russian Conf. with the Intern. participation (city of Surgut, Surgut State University, November 14, 2014). Kurgan. Kurgan Publishing House LLC. 2015. P. 783.
19. State archive of the Tyumen region (GATO). F. 814. Sh. 1. File 2452. Sh. 104-107.
20. Salmanov F. K. Op. cit. Pp. 55-56, 69.
21. Prishchepa A. I. Vozrozhdenie Surguta. Vtoraya polovina XX veka [The Rebirth of Surgut. The second half of the twentieth century]. Surgut. Dephis. 2015. P. 18.
22. Vospominaniya Teplyakova E. A. - Memories of Teplyakov E. A. // PM - FM. Tyumen. 2012
23. Vospominaniya Gil'manovoj EH. M. - Memories of Gilmanova E. M. // PM - FM. Surgut. 2013
24. Vospominaniya Ryzhovoj M. G. - Memories of Ryzhova M. G. // PM - FM. Surgut. 2013
25. Stas I. N. Urbanizaciya kak hozyajstvo: vedomstvennyegoroda neftedobyvayushchih rajonovZapadnoj Sibiri (1960-1980-e gg.) [Urbanization as agriculture: departmental cities of oil-producing regions in Western Siberia (the 1960-1980th)] // Labirint ZHurnal social'no-gumanitarnyh issledovanij - Labirint. Journal of social and Humanities research. 2014, No. 1, p. 68.
26. Nefteyugansk: Ust'-Balykskaya nefterazvedochnaya ehkspediciya (1958-1972 gg.) - Nefteyugansk: Ust-Balyk oil-prospecting expedition (1958-1972.) / author-comp. N. K. Eskina. Nefteyugansk. 2004. P. 24.
27. Ibid. P. 26.
28. Vospominaniya Borisovoj T. P. - Memories of Borisova T. P. // PM - FM. Nefteyugansk. 2010
29. Kelle V. J., M. J. Kovalzon Op. cit. P. 221.
30. Stafeev O. N. Obraz regiona. Industrial'noe osvoenie Severa Zapadnoj Sibiri v obshchestvennom soznanii [The image of the region. Industrial development of the North of Western Siberia in public consciousness] / / Prob-lemy istorii, filologii, kul'tury - Problems of History, Philology and culture. 2008, No. 20, p. 361.
31. Bakhilov V. V. Doroga k nefti [Road to oil]. Sverdlovsk. Middle-Ural book publishment. 1975. P. 32.
32. Salmanov F. K. ZHizn' kak otkrytie [Life as discovery]. M. RTK Region. 2003. P. 170.
33. Vospominaniya Halilovoj L. I. - Memories of L. I. Khalilova // PM - FM. Surgut. 2015
34. Salmanov F. K. Sibir' - sud'ba moya [Siberia - my destiny]. P.11.
35. Stas I. N. Surgut: obrazy i prostranstva «neftyanogo goroda» [Surgut: images and space, "oil city"] // Kul'turnaya igumanitarnaya geografiya - Cultural and humanitarian geography. 2013, Vol. 2, No. 1, p. 20. Available at: http://gumgeo.ru/index.php/gumgeo/article/view/62.
36. Komgort M. V. Zapadno-Sibirskaya neftegazonosnaya provinciya: istoriya otkrytiya [West Siberian oil and gas province: the history of discovery]. Tyumen. "Vector Buk". 2008. P. 108.
37. Vospominaniya Ryzhovoj M. G. - Memories of Ryzhova M. G. // PM - FM. Surgut. 2013
38. Matlahova M. S. Fenomen bezdomnosti v prostranstve sovremennoj kul'tury: avtoref. dis. ... kand. kul'tur-ologii: 24.00.01 [Phenomenon of homelessness in modern culture: abstract. dis. ... Cand. cultural science: 24.00.01]. St. Petersburg. 2011. 18 p.
39. Ganopolskiy M. G. Regional'nyj ehtos: istoki, stanovlenie, razvitie [Regional ethos: the origins, formation, development]. Tyumen. TSOGU. 1998. P. 112.
40. Vospominaniya Titovoj G. P.- Memories of Titova G. P. // Nefteyugansk: Ust'-Balykskaya nefterazvedochnaya ehkspediciya (1958-1972gg.) - Nefteyugansk: Ust-Balyk oil-prospecting expedition (1958-1972.). P. 33.
41. Stafeev O. N. Op. cit. P. 363.
42. Vospominaniya Gil'manovoj EH. M. - Memories of Gilmanova E. M. // PM - FM. Surgut. 2013
43. Vospominaniya Fedulova A. A. - Memories of Fedulov A. A. // PM - FM. Surgut. 2014.
44. Vospominaniya Ryabova A. V. - Memories of A.V. Ryabov // PM - FM. Nefteyugansk. 2011
45. Stas I. N. EHvolyuciya zhilishchnyh usloviya gorozhan Hanty-Mansijskogo okruga v 1960-h gg. [The evolution of the living conditions of the citizens of the Khanty-Mansi district in the 1960s] // Irkutskij istoriko-ehkonomicheskij ezhegodnik: 2015 - Irkutsk historical and economic yearbook: 2015. Irkutsk. Publishing house of BSUEP. 2015. P. 297.
46. Ibid. P. 297.
47. Tyumenskaya strojka - Tyumen construction. M. Nedra. 1981. P. 32.
48. Stas I. N. EHvolyuciya zhilishchnyh usloviya gorozhan Hanty-Mansijskogo okruga v 1960-h gg. [The evolution of the living conditions of the citizens of the Khanty-Mansi area in the 1960s] P. 297.
