Образы и символы Персидского средневекового эпоса в поэзии Н. С. Гумилева Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЯЗЫКОЗНАНИЕ

LINGUISTICS

УДК 81

ОБРАЗЫ И СИМВОЛЫ ПЕРСИДСКОГО СРЕДНЕВЕКОВОГО ЭПОСА В ПОЭЗИИ Н.С. ГУМИЛЕВА

Е.Ю. Раскина

Аннотация. В послереволюционные годы великий русский поэт Серебряного века Н.С. Гумилев часто обращался к образу-символу «старой Персии», страны поэтов, дервишей и удивительных красавиц, чьи щеки подобны розам. В то же время в творчестве поэта этого периода присутствуют образы идеальных влюбленных Востока и роковой влюбленной пары, нуждающиеся в дополнительной интерпретации.

Ключевые слова: Персия, образность, символика, дервиш, идеальные влюбленные.

IMAGES AND SYMBOLS OF A PERSIAN MEDIEVAL EPIC IN THE POETRY BY N.S. GUMILEV

E.Yu. Raskina

Abstract. In the post-revolutionary years, the great Russian poet of the Silver Age, N. Gumilev, often addressed the image-symbol of «old Persia», a country of poets, dervishes and amazing beauties whose cheeks are like roses. At the same time, the works of the poet during this period feature images of the ideal lovers of the Orient and a fatal couple in love. These images call for additional interpretation.

Keywords: Persia, image, symbols, dervish, perfect lovers.

В стихотворениях из рукописного сборника «Персия» (1918 г.) великий русский поэт Серебряного века Н.С. Гумилев использовал многочисленные образы, восходящие к поэзии персидских суфиев. Так, упоминание о ширазских розах в «Подражании персидскому» («Ради щек твоих, ширазских роз...») связано с той ролью, которую играл Шираз в мировосприятии персидских поэтов-суфиев, в персидской поэтической культуре в целом. Шираз был родиной Гафиза (Хафиза) и Саади, городом, олицетворявшим мир поэзии, красоту и истину, мистический путь истинного поэта. «Тюльпаном Шираза» называли Гафиза, тогда как ширазские розы символизировали в персидской культуре бессмертную красоту. «Князем Шираза» назван Гафиз в пьесе Гумилева «Дитя Аллаха». Гробница Хафиза и поныне расположена в живописного предместье Шираза, в прекрасном саду, названном в честь поэта Хафизийа.

Сад Хафизийа суфии считали лишь отражением чудесного «сада истины». Образ обнесенного стеной или скрытого за таинственной дверью «сада истины» часто встречается в суфийской средневековой поэзии Переднего Востока. В частности, великий суфийский

МОСКОВСКИМ ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИМ УНИВЕРСИТЕТ -МОСКОВСКИЙ АРХИТЕКТУРНО-СТРОИТЕЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

поэт из Хорасана Санайи был автором поэмы «Окруженный стеной сад Истины» (в русском переводе - «Сад истин»).

Эту поэму Санайи традиционно называют «персидским Кораном». «Сад истин» состоит из рассуждений и притч и является прообразом суфийских поэм Аттара, Руми и других знаменитых средневековых иранских поэтов-мистиков. Санайи ввел в персидскую литературу впоследствии повторенный Аттаром мотив «собрания птиц», каждая из которых по-своему восхваляет весну и Всевышнего. Влияние сюжетики и образности знаменитой поэмы суфийского поэта Аттара «Беседа птиц» (в некоторых переводах - «Язык птиц») прослеживается в сцене беседы Гафиза с птицами в пьесе «Дитя Аллаха» («Сюда, Коралловая сеть, / Цветок граната, Блеск Зарницы, / Дух Мускуса, Я буду петь, / А вы мне отвечайте, птицы») [3, с. 85].

В пьесе «Дитя Аллаха» «князю Шираза» Гафизу принадлежит таинственный сад, подобный райскому. Так, Пери сравнивает сад Гафиза с раем для чистых душ: «Не это ль рай для чистых душ, / Заветные Господни кущи? / Кто этот величавый муж, / Так изумительно поющий? / Как кудри черные сплелись / С гирляндой роз багрово-красных» [3, с. 88]. Образ «сада истины» очень важен и для поэзии суфийского поэта Руми. «Сидящий среди друзей пребывает среди цветущего сада, даже если он в огне» [4, с. 23], - писал Руми. Образ «друзей истины» характерен для суфийской поэзии, где подлинный Друг суфиев - Всевышний, Творец всего сущего.

Что же значил для поэзии Серебряного века и, в частности, для Н.С. Гумилева, персидский средневековый эпос, связанный с образами идеальных влюбленных (или роковой влюбленной пары), в частности, Юсуфа и Зулейхи? Само имя «Зулейха» обозначает «соблазнительница». История Юсуфа и Зулейхи - один из вечных сюжетов литератур Востока. В основе мифа о Юсуфе и Зулейхе лежит библейско-кораническая легенда об Иосифе Прекрасном (в Коране - Юсуф). В исламской поэзии (в частности, в поэме Фирдоуси «Юсуф и Зулейха», в одноименной матнави Хатаи Тебризи) прекрасная Зулейха может фигурировать под именем «Зефира» (вспомним пушкинскую Земфиру в «Цыганах»).

«Юсуф и Зулейха», будучи древнейшей и не устаревающей историей любви, имеет фольклорную основу. Увековеченное в тексте Торы, являясь совершенным образцом этических повествований, это произведение через тысячу с лишним лет перешло в Коран. Содержание сказания о «Юсуфе и Зулейхе» занимает 37-50 главы Торы и 12-ю суру Корана. Согласно сведениям источников, более 80-ти поэтов и писателей создали по мотивам «Юсуфа и Зулейхи» различные поэтические и прозаические произведения. Первым образцом такого сочинения считается поэма «Юсуф и Зулейха», приписываемая перу Фирдоуси (Х в.), а последним - поэма Арифа Чохаби (XIX в., 1871-1943 гг.).

«История Юсуфа, называемая в Коране "прекраснейшей из историй", давным-давно полюбилась поэтам, видимо, даже до того, как Кисаи подробно написал о ней в рассказах о пророках (кисас ал-анбийа). Они упоминали его красоту, которая вместила две трети красоты всего тварного мира, Зулейху с ее любовной тоской по нему, исцеляющий аромат его рубашки, а также его страдания в яме и в египетской темнице» [7, с. 7], - пишет Аннемари Шимель.

В суфийской символике и образности Юсуф - это Возлюбленный, символ небывалой, небесной красоты, но он также может быть «символом страждущей и несвободной души, которая пала в темную яму материального мира и ожидает, что Бог вернет ей былую славу» [7, с. 7]. Темную яму материального мира символизирует, естественно, египетская темница, в которую попал Юсуф.

Образ этой ямы, бездны присутствует в стихотворении Н.С. Гумилева «Канцона» («И совсем не в мире мы, а где-то») из последнего прижизненного сборника «Огненный столп». В этом стихотворении противопоставлены «здесь» и «там», сияющий духовный мир и без-

МОСКОВСКИМ ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИМ УНИВЕРСИТЕТ -МОСКОВСКИЙ АРХИТЕКТУРНО-СТРОИТЕЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

дна бездуховной материальности: «Там, где все сверканье, все движенье, - / Пенье все, мы там с тобой живем, / Здесь же только наше отраженье / Полонил гниющий водоем» [2, с. 94].

Душа, находящаяся в плену безнадежности или материальности, должна ухватиться за веревку, спускающуюся с небес. В суфийской литературе в роли этой веревки выступает локон Возлюбленной, подобный спирали или ночному небу.

Образ тоскующего Иосифа Прекрасного, проданного в Египет, присутствует в поэзии акмеиста О.Э. Мандельштама: «Отравлен хлеб, и воздух выпит: / Как трудно раны врачевать! / Иосиф, проданный в Египет, / Не мог сильнее тосковать!» [5, с. 67]. Тоска Иосифа, избранника Божьего, видевшего пророческие сны, в стихотворении О.Э. Мандельштама, - это не только тоска по родине, но и тяготение к высшему, к Богу.

Лирическая героиня поэзии М.И. Цветаевой, напротив, часто отождествляет себя с женой Потифара, как в цикле стихотворений «Иосиф»: «Спор Иосифа! Перед тобой - / Что - Иакова единоборство! / И глотает - с улыбкою вой - молодая жена царедворца» [6, с. 127]. В поэтическом цикле М.И. Цветаевой, посвященном жене Потифара, ее любовь-спор с Иосифом сравнивается с единоборством Иакова с Господом. Иакову во время ночного бдения явился некий ангел, с которым он боролся до рассвета. В схватке Иаков повредил бедро, но получил благословение Господа и новое имя «Израиль» («Борющийся с Богом»). Ангел напутствовал Иакова: «Ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь» (Быт. 32:27, 28).

Иаков любил Иосифа сильнее, чем других своих сыновей, чего не могли простить коварные братья. Образ пророка Божьего, страдающего от зависти и ненависти человеческой, занимает центральное место в маснави еще одного поэта-суфия, Мауланы Руми «Рубашка Йусуфа». В этом маснави поэт то отождествляет себя с Иаковом, любившим Йусуфа сильнее, чем других своих сыновей, то с Зулейхой и другими египетскими женщинами, плененными небывалой красотой Йусуфа. И в том, и в другом случае Йусуф - символ небесной красоты, а поэт отождествляет себя с влюбленными в эту красоту, с потрясенными и плененными ею - Иаковом, Зулейхой, египетскими женщинами. Поэт соотносит себя с земной, человеческой душой, влюбленной в беспредельность, в саму Вечность. При этом аромат вечности, ее дыхание сравниваются с ароматом рубащки Йусуфа.

Любовь-борьбу Иосифа и жены Потифара М.И. Цветаева считала более мучительной и исполненной противоречий, чем спор Иакова с Ангелом. В арабо-персидской средневековой традиции Юсуф и Зулейха - это пара, вступающая в напряженно-страстные отношения, которые можно определить как любовь-поединок.

В данном контексте вспоминаются строки Н.С. Гумилева, за которыми встает противоречивый и страстный образ А. Ахматовой: «Это было не раз, / Это будет не раз / В нашей битве глухой и упорной. / Как всегда, от меня ты теперь отреклась. / Завтра, знаю, вернешься покорной. / Но зато не дивись, мой враждующий друг, / Враг мой, схваченный темной любовью, / Если стоны любви будут стонами мук, / Поцелуи - окрашены кровью» [1, с. 174].

В суфийской литературе Юсуф - это толкователь снов, носитель высшего знания. Братья Юсуфа символизируют зависть и невежество, а Зулейха - земную красоту, томящуюся по красоте небесной. Аннемари Шиммель пишет: «Йусуф используется как олицетворение души и у Руми, и в стихах других поэтов. Ему приходится пройти многие испытания, но и во мраке ямы он утешается обещанием Бога возвысить его» [7, с. 14].

Руми сравнивал Йусуфа и с пророком Ионой во чреве кита, и с пророком Моисеем, потерявшим родину, и с пророком Мухаммадом, который, покинув родной город, стал правителем Медины. Из «ямы разлуки» Йусуфа может вытащить упоминание имени Друга (Бога). Аннемари Шиммель так трактует образ-символ ямы: «Яма - место, где душа готовится к высшей славе» [7, с. 14].

МОСКОВСКИЙ ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ -МОСКОВСКИЙ АРХИТЕКТУРНО-СТРОИТЕЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

Что касается Зулейхи, то ее страсть, доведшая Йусуфа до тюрьмы, и у Джами, и у Руми в конце концов трансформируется в Божественную любовь. Юсуф в итоге прощает Зулейху, проникается ее страданиями, ее любовным томлением. Красота Юсуфа, его пророческий дар, становятся пищей для души Зулейхи, зеркалом, в котором она созерцает Вечность.

Руми в маснави «Рубашка Йусуфа» писал: «И когда она произносила / Все имена, имена, имена - / Ее единственным намерением / Было лишь имя Йусуфа» [7, с. 14]. Скрытое имя Йусуфа - это имя самой вечности.

В поэзии Н.С. Гумилева присутствует образ волшебного сада, «розового сада», в котором царит прекрасная Возлюбленная. Одним из сюжетов персидских миниатюр, в которых фигурируют образы Юсуфа и Зулейхи, был «Чудесный сад Зулейхи». В этот сад попадает Юсуф, и ему предстает совсем иная Зулейха - не просто женщина, ослепленная страстью, а волшебница.

Такой сюжет, как правило, имеет следующую художественную интерпретацию: Юсуф с книгой, под персиковыми деревьями, на фоне холмов. Рядом с ним женщины, любующиеся красотой юноши и беседующие между собой. Женщины - в ярких халатах, украшенных блестящими пуговицами и золочеными ожерельями. К халатам подвешены узорные коробочки - ароматницы.

Сад Зулейхи благоухает, как сама весна. Таким представил чудесный сад Зулейхи на миниатюрах гератской или бухарской школы середины XVI в. Это «розовый рай», описанный

H.С. Гумилевым в стихотворении «Баллада». Образ «розового рая» синонимичен образу-символу «сада Истины», особенно любимому персидскими средневековыми поэтами-мистиками.

Библиографический список

I. Гумилев Н.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. М., 1998. Т. 1.

2. Гумилев Н.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. М., 2001. Т. 4.

3. Гумилев Н.С. Собрание сочинений. М., 2003. Т. 5.

4. Джалал-ад-Дин Руми. Сокровища воспоминания. Суфийская поэзия / пер. Л. Тираспольского. М., 1997.

5. Мандельштам О. Полное собрание поэзии и прозы в одном томе. М., 2011.

6. Цветаева М. Полное собрание поэзии, прозы, драматургии в одном томе. М., 2014.

7. Шиммель А. Йусуф в поэзии Мауланы Руми // Суфий. Выпуск 12. Весна-Лето 2011.

Раскина ЕЮ.

доктор филологических наук, доцент научный сотрудник

Московский информационно-технологический университет - Московский архитектурно-строительный институт