Образы будущего российского общества в законодательных актах. Ретроспективный анализ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Modus vivendi

Образы будущего российского

в законодательных актах. Ретроспективный анализ

© Упоров И. В.

© Uporov I.

Образы будущего российского общества в законодательных актах. Ретроспективный анализ Images of the future Russian society in legislative acts. A retrospective analysis

Аннотация. Рассмотрены особенности целеполагания как функции российского государства с точки зрения отражения в законах основных черт будущего социально-экономического развития. Отмечено, что пока в России не удается на стратегическом уровне адекватно определять образы будущего общества и государства. Одна из причин этого — отсутствие консолидации, диалога общественных и государственных структур. И здесь государство, обладая необходимыми ресурсами, должно проявить инициативу.

Annotation. In the historical aspect, the features of goal-setting as a function of the Russian state are considered in terms of reflecting in laws the main features of future socio-economic development. It is noted that so far in Russia it has not been possible to adequately determine the images of the future society and state at the strategic level. One of the reasons for this is the lack of consolidation, dialogue between public and state structures. And here the state, having the necessary resources, should take the initiative.

Ключевые слова. Общество, государство, будущее, конституция, закон, консолидация, диалог. Key words. Society, state, future, constitution, law, consolidation, dialogue.

Любое сообщество людей так или иначе строит планы на будущее, что является одним из существенных различий между животным и человеческим мирами. Не являются исключением и человеческие сообщества, сорганизовавшиеся в государства. При этом образы их будущего развиваются в разных формах, прежде всего — в идеях людей, способных генерировать и доносить до сограждан мысли о том, что должно быть и что будет завтра в окружающем нас мире. Они пророчествовали сначала устно, затем письменно. В ХХ в. к письменным источникам присоединились радио, телевидение, а в последние десятилетия — компьютерные технологии.

Нынешние оракулы — политологи, чиновники, ученые, писатели, журналисты, религиозные деятели и прочие медийные люди (не забудем упомянуть, что к ним относятся и миллионы пользователей социальных сетей) — озвучивают множество вариантов будущего. Они чрезвычайно разнообразны, а их изложение особенно интенсивно в социально

УПОРОВ Иван Владимирович — профессор кафедры конституционного и административного права Краснодарского университета МВД России, доктор исторических наук, кандидат юридических наук.

общества

переломные периоды, когда перед обществом встает вопрос «что дальше?» В итоге разноголосица оракулов сужается до одного-единственного варианта, который определяет политическая сила, взявшая государственное управление, а значит и управление обществом, в свои руки. Эта политическая сила формирует нужные ей государственно-управленческие структуры и издает соответствующие законодательные акты, обязательные для исполнения. Вот в этих-то законах и определяется реальное ближайшее будущее конкретного государства и, соответственно, общества. «Одна из функций политической власти — предвидение будущего. Эта функция многообразна — власть должна предвидеть угрозы и одновременно появление, часто неожиданное, новых возможностей... развития... Но едва ли не самой сложной задачей является создание образа будущего. Эта задача решается в политической борьбе с конкурентами, и легитимность. власти во многом определяется убедительностью и привлекательностью того образа, который власть предъявляет народу» [4].

А то, что предъявляется, формулируется в законах, и прежде всего в конституциях государств. Разумеется, законы как социальные регуляторы, имеющие по сравнению со всеми другими социальными норами наиболее жесткий характер регулирования (только они предусматривают применение мер принуждения), не могут определять все стороны развития общественных отношений, учитывая огромное многообразие человеческой жизни, и фиксируют лишь наиболее важные стороны. Нужно также иметь в виду, что динамика социальных отношений предполагает и соответствующее изменение законов.

К числу наиболее важных признаков развития государства и общества следует относить:

— особенности организации публичной власти, ее полномочия и ограничения;

— характер стратификации общества и взаимоотношения различных социальных групп (сословий, классов и др.);

— статус собственности и основные способы развития экономики;

— объем прав и свобод членов общества.

По этим направлениям действующая власть, осуществляя целеполага-ние, определяет образ будущего страны

Указанное целеполагание является необходимым компонентом политической власти, включая в себя «определение не только цели, но и средств ее достижения, поэтому оно выполняет функцию идеального планирования. В своей деятельности человек непосредственно руководствуется не просто потребностью, а осознанной потребностью, то есть интересом. Функцию соотнесения деятельности человека с его интересом как раз и выполняет целеполагание». При этом «человек реализует себя в составе некоторой социальной системы, поэтому целеполагание выполняет функцию соотношения деятельности человека с его положением в этой системе» [3. С. 14]. Соответственно, из совокупности потребностей отдельных индивидов, макросоциальных групп, классов (сословий), иных стратификационных

общностей вырабатывается равнодействующая в виде образа будущего данного государства и общества.

* * *

Целенаправленно определять в законах характер общественных отношений российское государство стало сравнительно поздно. Началом, вероятно, можно считать Соборное уложение 1649 г. Так, уже во введении определяется статус царя: «государь царь и великии князь Алексеи Михайлович, всея Русии самодержец». Там же говорится, что Уложение написано по «его государеву указу», что именно «государь царь и великий князь указал» собрать все прежние акты. И, хотя текст одобрили участники Земского собора, совершенно очевидно, что не одобрить они его не могли. Тем более, что некоторые историки ставят под сомнение вообще факт проведения предварительного собора, где были определены все основные вопросы будущего Уложения, и оценивают преамбулу как «памятник скорее публицистической ловкости, нежели исторической достоверности»), предполагая, что собор 1649 г. был лишь формальностью, поскольку огромный объем Уложения невозможно было оценивать на слух.

Уложением, выражаясь в терминах современной классификации политических режимов, был определен вектор самодержавия. Тем не менее, оно имело целеполагание: «чтобы Московского государьства всяких чинов лю-дем от болшаго и до меншаго чину суд и росправа была во всяких делех всем ровна» [13. С. 17].

Такая внешне демократическая норма предусматривала требование всеобщего подчинения государственному суду и закону, который декларировался обязательным для всех, однако для каждого сословия были свои законы [13. С. 140]. При этом равенство жителей Московии (разумеется, с учетом норм той эпохи) не декларировалось — в Уложении неравенство считалось нормативным. В частности, юридически оформлялись сословная структура общества, закрепощение крестьян, прикрепление жителей городов к «тяглу» и месту жительства, закреплялась значительная роль церкви и т. д. Самодержавная власть охранялась жесточайшим наказанием за посягательство на «государськую честь» и на «государьское здоровье». Вместе с тем имелись нормы относительно свободного экономического развития.

Такой образ будущего Московского государства законодатель (а это прежде всего сам царь, одобривший текст Уложения) определял, вероятно, по меньшей мере до конца жизни царя Алексея Михайловича. И если такой прогноз действительно был, то в целом он оправдался. Тренд, заданный Соборным уложением (абсолютная власть монарха, крепостничество, жестко-неравные сословные отношения и др.), в России сохранялся, развиваясь с определенными видоизменениями еще довольно длительное время.

Заметные изменения произошли лишь в 1860-е гг. в рамках известных реформ либерального характера, а затем в начале ХХ в., когда в Манифесте об усовершенствовании государственного порядка от 17 октября

1905 г. российский император предписал правительству «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов» [9].

В развитие этого Манифеста в новой (1906 г.) редакции Основных государственных законов (далее — ОГЗ) появилась глава 2 «О правах и обязанностях российских подданных», содержавшая, в частности, следующие положения: «Никто не может быть задержан под стражею иначе, как в случаях, законом определенных... Жилище каждого неприкосновенно... Каждый российский подданный имеет право свободно избирать место жительства и занятие. Каждый может в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их» [12. С. 9].

Казалось, император смоделировал новый образ демократического будущего России с учетом мировых тенденций, навеянных европейскими буржуазными революциями. Однако другие нормы ОГЗ сохраняли образ будущего в виде самодержавия. Так, согласно статье 4 ОГЗ «Императору всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть. Повиноваться власти его, не только за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает» [12. С. 4].

Данная формулировка — несколько переиначенная норма еще Петра I, в которой тот четко закрепил принцип абсолютизма в России. С этим принципом Николай II никак не хотел расставаться, поскольку в статье 10 ОГЗ читаем: «власть управления во всем ее объеме принадлежит государю императору в пределах всего государства Российского» [12. С. 4]. В итоге эти два вектора (ново-демократический и консервативно-самодержавный), будучи несовместимыми, в своем столкновении «взбурлили» страну и привели к крушению империи. Соответственно, предложенный образ будущего России оказался нереальным.

❖ ❖ ❖

Первая же советская Конституция РСФСР 1918 г. [6] была пронизана государственной идеологией, что вполне объяснимо, поскольку советское государство создавалось на достаточно глубоко проработанной коммунистической идее, и в этом смысле советскому законодателю было сравнительно несложно закрепить образ будущего советского государства и общества в целом.

Так, согласно статьям 1 и 2 Конституции РСФСР «Россия объявляется Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам. Российская Советская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация Советских национальных республик» [7]. В Конституции ставились основные задачи, в числе которых — уничтожение эксплуатации человека человеком, огосударствление экономики, устранение деления общества на классы, победа социализма во всех странах и др.

В дальнейшем большинство норм, раскрывающих государственную идеологию в Конституции РСФСР 1918 г., включались в последующие конституции СССР и РСФСР, причем в последней Конституции СССР 1977 г. образ будущего Советского Союза определялся наиболее полно — с описанием ожидаемого строительства коммунистического общества, указанием его признаков. В связи с этим Л. Г. Берлявский справедливо отмечает, что «программная функция» советских конституций была превалирующей [2. С. 95].

Такой подход во многом был обусловлен решениями монопольно правящей КПСС, и прежде всего речь идет о XXII съезде КПСС (1961 г.), принявшем новую редакцию Программы КПСС, где очень смело (и, как оказалось, опрометчиво) было объявлено, что к 1980 г. «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» [1. С. 74]. К этому нужно добавить, что начиная с 1930-х гг. образ будущего СССР находил отражение также в пятилетних планах социально-экономического развития страны, которые принимались на высших партийном и законодательном уровнях и предусматривали постепенное повышение благосостояния советского народа.

Однако в действительности социально-экономическая ситуация в Советском Союзе начиная с 1970-х гг. ухудшалась, и образ будущего советского государства, определенный в Конституции СССР 1977 г., стал меркнуть буквально на глазах. Спустя 14 лет, уже после отчаянной и безуспешной попытки горбачевской «перестройки» изменить положение к лучшему, СССР распался.

В целом советский опыт законодательного (конституционного) моделирования будущего страны показывает, что наиболее адекватно образ будущего СССР был определен в «сталинской» Конституции 1936 г., которая (с изменениями) функционировала 41 год (пока это своеобразный рекорд для отечественного конституционализма).

По всей видимости, разработчики Конституции СССР 1977 г. и депутаты Верховного Совета страны, за нее проголосовавшие, не смогли адекватно оценить происходившие изменения в окружающем мире, и особенно в сфере экономики. Вероятно также, что правящая советская элита, будучи не в состоянии совладать с кризисной ситуацией, не хотела признавать имевшиеся экономические провалы и понижать репутацию социалистической общественно-экономической формации в соревновании с капитализмом, предпочтя политико-идеологическую риторику, которой прикрывались недостатки. А это порождало, в свою очередь, приписки и другие негативные явления.

Таким образом, по сути, советская элита пошла по пути обмана и советского народа, и мировой общественности. Но такой подход с неизбежностью вел к государственно-политической катастрофе, которая и случилась.

* * *

В постсоветской России правящая элита, первоначально сформированная на основе вполне корректных выборов, кардинально изменила свои подходы к определению образа будущего России. Ставка была сделана

на европейскую модель, что наглядно показывает начальная редакция Конституции России 1993 г., впервые одобренная всеобщим голосованием.

Однако такого рода стратегические решения были приняты на высокой политико-эмоциональной волне, поднятой крушением СССР и КПСС, т. е. без должного рационального обсуждения последствий. В результате был проявлен определенный идеализм, но теперь уже не в отношении будущего коммунистического общества, а в отношении будущей «европей-скости» России с желанием достичь такого же, как в Европе, уровня жизни населения.

И снова не были учтены ни реальные условия, в которых находилась Россия, ни исторические особенности развития российского государства. Дело в том, что в каждом государстве имеются свои особенности, традиции. В частности, России как государству с самой большой в мире территорией присуще централизованное управление с сильной властью президента, — и такие нормы в Конституции России имеются.

В последние годы образ будущего России корректируется, что нашло отражение в конституционных поправках 2020 г. [11]. Это касается усиления социальных гарантий граждан, укрепления суверенитета России, совершенствования публично-властных отношений. Так, первоначальная концепция местного самоуправления как властной структуры, отграниченной от органов государственной власти, изменена, и теперь органы местного самоуправления и органы государственной власти составляют единую систему публичной власти.

Однако с целеполаганием, имея в виду будущее России, пока еще не все в порядке. К примеру, А. Кочнев задается риторическими вопросами: «Что известно о долгосрочных целях государства? Где стратегические и тактические планы нашего правительства? .Время от времени возникают судорожные инициативы вроде того, что нужно "удвоить ВВП", разработать стратегию дальнейшего развития, но все это несистемно, непоследовательно, не имеет продолжения и завершенности». И далее автор полагает, что «нужно подумать о национальной идее. В чем предназначение России? Что она должна дать миру? Какая высшая цель может объединить всех граждан России? .Ее нельзя придумать или заказать РИ-агентству. Она должна вырасти из широкого общественного диалога» [7].

В. Е. Лепский считает, что следует ориентироваться на решение следующих основных проблем обеспечения стратегического целеполагания: «консолидация властных структур и общества на основе проектной идентификации стратегического целеполагания; стимулирование и поддержка механизмов становления гражданского общества. В настоящее время назвать гражданское общество нашей страны развитым не совсем корректно, не хватает идеологического обеспечения и хорошо организованного социально-ориентированного локомотива, который возьмется за развитие гражданского общества в стране, и его в этом поддержит государство» [8. С. 80].

В целом в научных публикациях по данной проблематике больше пессимизма, чем оптимизма. Это вызвано судьбой разного рода «концепций», «доктрин» и «стратегий» по различным направлениям социально-экономического развития, которые оформляются в виде правовых актов, издаваемых на федеральном уровне президентом и правительством России, а по некоторым аспектам — и отдельными ведомствами (соответствующие правовые акты издаются также на региональном и муниципальном уровнях).

В определенной мере их можно считать разновидностью принимаемых в советское время планов социально-экономического развития СССР. Однако если тогда такие планы разрабатывались и утверждались в рамках четкой и строгой управленческой системы, то сейчас какая-либо реальная система в отношении «концепций», «доктрин» и «стратегий» отсутствует. И не потому ли эти солидные на первый взгляд акты, на разработку которых тратится огромный управленческий ресурс, по истечении срока просто забываются без анализа результатов и последствий для исполнителей?

Не помогает в этом смысле и принятый в 2014 г. закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации» — прежде всего ввиду отсутствия методик такого планирования по разным направлениям [5. С. 35]. Так, в 2008 г. правительством РФ была принята «Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года», где, например, был запланирован переход российской экономики от экспортно-сырьевого к инновационному типу развития. В частности, указывалось, что в 2013—2020 гг. должен был быть сделан «рывок в повышении глобальной конкурентоспособности экономики на основе ее перехода на новую технологическую базу (информационные, био- и на-нотехнологии), улучшения качества человеческого потенциала и социальной среды, структурной диверсификации экономики» [10].

Сейчас идет уже год 2022. Но степень исполнения этой Концепции — равно как и других документов стратегического характера, определяющих будущее России, — обществу неизвестна (и причина скорее всего в том, что позитивных результатов очень мало, а желания избежать ответственности — очень много).

При таком подходе, когда с обществом не ведется активный диалог по важнейшим вопросам, вряд ли можно ожидать адекватного отражения будущего России в законах. А между тем в российском обществе запрос на образ будущего страны после краха советского социалистического государства и растворения иллюзий о чудодейственной еврокапиталистиче-ской модели велик как никогда — и особенно сейчас, когда в силу известных обстоятельств Россия находится в сложном положении, и эффективно отвечать на новые вызовы можно только путем консолидации общественно-государственных структур.

В этом контексте государство, обладая необходимыми ресурсами, должно проявить необходимую позитивную инициативу, отражающую интересы большинства граждан России. В противном случае, как показывает наш же опыт, Россию ждут новые жесточайшие потрясения.

Литература

1. XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. 17—31 октября 1961 г. : стенографический отчет : в 3 т. М. : Госполитиздат, 1962. Т. 1.

2. Берлявский Л. Г. Конституционно-программный характер советского государственного права // Труды Института государства и права Российской академии наук. 2020. Т. 15. № 6.

3. Гавеля В. Л. Целеполагание в структуре социальной деятельности человека : автореф. дисс. д-ра фи-лос. наук. М., 1998.

4. Кара-Мурза С. Целеполагание в политике: «образ будущего» // Центр изучения кризисного общества (ассоциация независимых экспертов). 2015. 02.04. — http://old.centero.ru/chair/zelepolaganie-v-politike-оЬгаг-Ь^^едо (дата обращения: 31.08.2021).

5. Константинович Д. А. Федеральный закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации» как организационно-правовая основа национальной системы стратегического управления // Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева. 2016. Т. 2. № 1. .

6. Конституция (Основной Закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики : Принята V Всероссийским съездом Советов в заседании от 10 июля 1918 года // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1918. № 51. Отдел первый. № 582.

7. Кочнев А. Целеполагание как национальная проблема // iteam.ru : сайт системного управления. 2018 27.12. — https://blog.iteam.ru /tselepolaganie-kak-natsionalnaya-problema/ (дата обращения: 29.08.2022).

8. Лепский В. Е. Стратегическое целеполагание в России: состояние и перспективы развития // Научные труды Вольного экономического общества России. 2019. Т. 215.

9. Манифест об усовершенствовании государственного порядка от 17 октября 1905 г. // Российское законодательство Х—ХХ вв. : в 9 т. / отв. ред. О. И. Чистяков. М. : Юридическая литература, 1994. Т. 9.

10. О Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года : Распоряжение Правительства РФ от 17.11.2008 № 1662-р (ред. от 28.09.2018) // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс». — https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_82134/ (дата обращения: 30.08.2022г.).

11. О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти : Закон Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 № 1-ФКЗ // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс». — https://www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_346019/ (дата обращения: 30.08.2022).

12. Свод Основных государственных законов // Свод законов Российской Империи. М. : Типография А. А. Левенсона, 1910. Т. 1. Ч. I.

13. Соборное уложение 1649 года : текст, комментарии / комм. Г. В. Абрамовича и др. ; рук. авт. кол-ва А. Г. Маньков. Л. : Наука, 1987. ♦