CC BY
30УДК 82.09
ОБРАЗЫ БЕРЛИНА И ДРЕЗДЕНА В КОНТЕКСТЕ ПОИСКОВ НОВОЙ НЕМЕЦКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
М.В. БУРХАНОВА,
магистрант 2-го года обучения, Нижегородский государственный университет имени Н. И. Лобачевского, 603950, Нижний Новгород, проспект Гагарина, 23, тел. +7 (831)433-82-45, e-mail: maria.burhanova@yandex.ru
Аннотация
Бурханова М.В. Образы Берлина и Дрездена в контексте поисков новой немецкой идентичности.
Цель статьи - рассмотреть особенности проблемы немецкой идентичности в литературе Объединённой Германии, исследуя образы города, созданные У. Телькампом, Т. Фонтане, Й. Шпаршу, Э. Хайнденрайх и др. в различных социокультурных ситуациях. С помощью метода сравнительного анализа изучены тексты немецкоязычных авторов разных поколений, в творчестве которых образы города (в частности Берлина и Дрездена) приобретают различные оттенки восприятия в зависимости от исторического контекста. Установлено, что писатели фиксируют слагаемые немецкой ментальности до и после Объединения на примере видения образа «города». Берлин и Дрезден - это города, идентичность которых можно определить как палимпсест. Перспективным представляется дальнейшее исследование литературы объединённой Германии с точки зрения изучения проблемы поиска современной немецкой идентичности.
Ключевые слова: немецкая идентичность, ГДР, ФРГ, Берлин, Дрезден, немецкая литература, национальные коды.
Summary
Burhanova M.V. Images Berlin and Dresden in the Context of Finding a New German Identity.
The purpose of the article - see especially the problem of German identity in literature, unified Germany, exploring images of the city, by W. Telkampom, Fontane, J. Shparshu E. Hayndenrayh and others in various social and cultural situations.. Using the method of comparative analysis of the studied texts of German-speaking authors of
© М. В. Бурханова, 2016
different generations in the work that images of the city (such as Berlin and Dresden) acquire different shades of perception depending on the historical context. It was established that the writer records the terms of the German mentality before and after the example of the Association of the vision of the image «of the city». Berlin and Dresden a city whose identity can be defined as a palimpsest. Promising further research literature united Germany from the point of view of studying the problem of finding a modern German identity.
Keywords: German identity, the German Democratic Republic, Federal Republic of Germany, Berlin, Dresden, German literature, national codes.
Тема города актуальна в мировой литературе с различных точек зрения. Образ города, коррелируя с категориями прекрасного, безобразного, трагического и т.д., становится неотъемлемым слагаемым идейной составляющей произведений. В частности, в немецкой литературе второй половины XX в. и в настоящее время вырабатываются общие концепты рефлексии города, обусловливающие поиск новых форм отображения действительности в литературе.
Город как важный культурный феномен оказался в поле зрения семиотики, и в рамках семиотического подхода стал рассматриваться с одной стороны, как текст, а с другой, как механизм порождения текстов, что послужило началом исследования городских текстов в литературоведении.
По мнению Н. Анциферова, советского культуролога, историка и краеведа, город представляет собой источник не столько познания, сколько эстетического впечатления и нравственного переживания. В своих работах он даёт определение души города («Пути изучения города как социального организма. Опыт комплексного подхода» 1926 г.). Душа города представляет собой «исторически сложившееся единство всех элементов, составляющих городской организм, как конкретную индивидуальность» [1, c. 29].
Осмысление города как целостного культурно-исторического организма позволяет анализировать отношение писателей к проблеме национальной идентичности немцев после разделения Германии на два противоположных государства - ГДР и ФРГ, а впоследствии и воссоединения [6]. Политические события становятся причиной трагедии национального самосознания, что отражается в литературе и с помощью образа города. Он приобретает уникальные черты и играет центральную роль в романе «Башня» У. Телькампа. В этой связи представляется актуальным исследо-
вать смысловую функцию образа города в романе «Башня». В романе «Башня» для Уве Телькампа в образе Дрездена соединяются категории прекрасного и трагического. Писатель превращает квартал «башенников» в сказочный мир, который контрастирует с происходящими в нём событиями.
В начале книги помещена карта местности, где происходят описанные Уве Телькампом события. Появляются такие наименования, как «Karavelle», «Wolfsstein», «Elefant», «Uhlenburg», «Abendstern» oder «Tausendaugenhaus». Автор изменяет названия некоторых улиц, домов, перемещает их в пространстве. Например, номенклатурным островом «Восточный Рим» («Ostrom») оказывается не существующий под таким названием закрытый район, где обитают истинные хозяева страны. Это представители партийной номенклатуры и старые коммунисты, учёные и писатели, которые провели большую часть времени в Советском Союзе. Партийный руководитель Барсано живёт в доме, который называется «Улиточная скала», на Угольном острове («Die Kohleninsel») работают цензоры и располагается тюрьма, заседание военного суда происходит на Асканийском острове, где работают штази и куда подаются заявления на выезд из страны, вымышленными оказываются и район химических заводов «Самарканд», Карбидный остров. Особый интерес заслуживает расположение оперы Земпера. На карте она изображена в центре реки Эльбы. Нужно учесть, что во время событий, описанных в романе (1982-1989) опера до 1985 года была разрушенным зданием, пострадавшим в 1945 году в результате бомбардировки. Кроме того, отдельные части города на карте обозначены анатомическими терминами. Например, комбинат хлебопродуктов называется «Хлеб и ложь» («Анатомия: желудок»), также есть обугленные леса («Анатомия: лёгкие»), мрачный остров «Утопия» («Анатомия: «Сердце»). Таким образом писатель как бы ставит риторический вопрос, можно ли считать ГДР телом нового человека, у которого есть многие органы, но нет почек, предназначенных для вымывания загрязнений из организма?
Город можно рассматривать как с анатомической точки зрения, так и с психологической, что вбирает в себя исторические судьбы, городской пейзаж, хранилище воспоминаний, характер населения.
Но не только с помощью содержания, но также стилистически Уве Телькамп создаёт своеобразный художественный мир Дрездена, который богатый противоречивый внутренний мир «башенников».
Лексическая насыщенность, богатый синтаксис формируют текст, гармонично вписывающийся в классические традиции немецкоязычной литературы. Достаточно вспомнить произведения не только И. Гёте, Т. Фонтане, Т. Манна, но и поэму Г. Гейне «Германия. Зимняя сказка» (1844 г.), а также романы Ф. Голландера, в которых изображена немецкая интеллигенция, а также философские и религиозные течения в современной немецкой жизни.
В увертюре Мено Роде, одного из главных героев и альтер-эго автора, с помощью многочисленных метафор и эпитетов обозначает в общих чертах то, что волнует многих жителей Дрездена. Им описывается город, приобретающий иные очертания с наступлением ночи: «<...> во мраке морских глубин пролагали себе дорогу ручьи канализационного настоя, по каплям поступавшего сюда из жилых домов и с народных предприятий; в глубине, где затаились лемуры, всё накапливалось: маслянисто-тяжёлая металлическая кашица из гальванических ванн, ресторанные помои, загрязнённые воды электростанций и комбинатов, работающих на буром угле, пена с фабрик по производству моющих средств, жидкие отходы металлургических и сталелитейных заводов <...> так вот, по ночам тот Поток... пышно разветвившиеся грязевые, шлаковые, нефтяные, целлюлозные реки и просто вода сплавлялись в единую мощно-дегтярно-ленивую ленту, по которой двигались суда, проплывая под ржавой паутиной мостов <...>» [9, с. 7]. Противостоят друг другу два хронотопа: тот, что навязывает состояние застоя и называется Социалистическим союзом, и тот, что внутри домов, где звучит музыка с проигрывателей. И эта вторая реальность называется «Атлантидой, куда все мы попадали по ночам, произнеся волшебное слово Мутабор» [Меня изменяют (лат.). Это «волшебное слово» упоминается в сказке Вильгельма Гауфа (1802-1827) «Халиф-аист»].
Район «Башня» - обветшалые памятники конца века, заросшие сады и «заколдованные» жители, именно в этом районе находится родной дом Кристиана, куда он возвращается из интерната на фуникулёре. Он входит в этот мир и как будто произносит зак-
линание из сказки о Калифе-аисте Вильгельма Гауфа, и мир, таким образом, трансформируется. Для создания необыкновенной атмосферы Уве Телькамп использует много слов одной тематической группы: темнота, холод, тени, ледяная луна: «Так он (Кристиан) был дома, в Башне». Это создаёт атмосферу околдованного пространства, где всё застыло, замёрзло.
Обитатели «Башни» живут воспоминаниями, привычками прошлого, они сохранили любовь к искусству, трепет перед Шиллером, Гёте, любовь к старинным вещам. Они живут в воспоминаниях о старом Дрездене, и лишь немногие из них осознают, что «здесь всё было совсем по-другому. Сейчас не то, что было раньше. Это несравнимо. Нет, нет. Сегодня: город Дрезден. Провинция в Союзе немецкоговорящих Советских Республик» («Das war alles mal ganz anders hier. War ist, ist nicht, was war. Kein Vergleich. Nee, nee. Heute: Dresdengrad. Provinz in der UddSR: Union der deutschsprachigen Sowjetrepubliken») [9, с. 368]. Мено Роде называет это мироощущение «сладкой болезнью «вчера».
Все «башенники» объединены одной судьбой, и в главе «Дыхание» («Atmen») [9, с. 281 ] район мгновенно улавливает настроение и чувства Рихарда и Анны, находящихся в «государственной ловушке». Анна узнаёт, что за её мужем ведётся слежка, что он связан со Штази, это её шокирует, она начинает плакать, слышен лай собак, смех соседей, возгласы «Марксизм», «Сталинизм», «Человек: всенародность!» [9, с. 287]. Таким образом, район приобретает гротескные черты, резко преображается и выражает страх, мысли, которые остаются не высказанными Анной. И кульминацией становится освобождающий смех Юлии Хекман, которую в районе все называли «лошадью»; неожиданно кто-то открывает окна и слышен крик: «бюрократизм!», «индивидуализм!», «социализм!», «я боюсь!», «я тоже!».
По мнению «башенников», «самый большой негодяй в целой стране есть и останется доносчик». Поэтому весь социальной строй вызывает презрение, отторжение у жителей своеобразного «старого Дрездена».
Есть и третья реальность в Дрездене: на соседнем холме, рядом с кварталом «Башня», лежит заполненный номенклатурой район, который называется по колониальному «Восточный Рим» («Ostrom»). Чтобы туда попасть, необходимо пройти несколько
контрольных пунктов. Там живёт Барсано, первый секретарь местного партийного руководства, писатель Георг Алтберг. Этот район вызывает страх, осторожность у «башенников», он отделён от них мостом через Эльбу, что подчёркивает невозможность возникновения взаимопонимания между людьми двух совершенно противоположных районов.
Особого внимания заслуживает описание Угольного острова («Die Kohleninsel»), где располагаются тюрьма и кабинеты государственных цензоров. Приёмный день - первый четверг месяца. Вся глава напоминает роман Ф. Кафки «Процесс»: «служащие в серых кителях бросались туда и сюда, некоторые толкали деловые бумаги на телегах с колёсиками, изношенный ковёр проглатывал шаги, кашель из-за дверей, удалённый ропот»1. Огромные очереди, шёпот, постоянные хлопки печати - всё это создаёт впечатление «бумажного» мира, закрытого от инородных элементов, существующего по единственно возможной схеме. Чтобы попасть на приём, необходимо получить приглашение в виде специального свидетельства, а для этого нужно записаться в центральном бюро. Это неоспоримые правила, которые нельзя нарушать не при каких обстоятельствах. «In unserem Staat herrscht die Gleichheit aller Bürger vor dem Gesetz! Wollen Sie eine Sonderbehandlung? Was glauben Sie, wer Sie sind?»,[9, с. 209] - в этих словах одного из чиновников выражена основная политика тоталитарного государства. При любых отклонениях от правил может быть нажата красная кнопка.
Значимым в исследовании проблемы национальной идентичности становится анализ развития образа Берлина. Берлин как топос, наделенный особой значимостью, получил широкое осмысление в диссертационных исследованиях Д.А. Морева, Н.А. Макаровой, А.М. Фурсенко, Л.Н. Полубояриновой.
В романах Т. Фонтане, немецкого писателя XIX в., особое место занимает урбанистическая тематика. Писатель очень любит Берлин, в своих текстах он его открывает читателям как совершенно не враждебный город. Берлин показан в оптических, акустических деталях, и его целостный образ привлекает к себе. В
1 Tellkamp U., Der Turm. Geschichte aus einem versunkenen Land, Frankfurt am Main: Suhrkamp 2008. - S. 204
одном из своих исследований творчества Т. Фонтане Конрад Ван-дрей вводит такое понятие как «берлинский роман». Критик считал главным достижением Т. Фонтане именно создание этого жанра. Писатель однозначно делает выбор в пользу Берлина. Показательны его рассуждения в одном из писем (к Паулю Гейзе от 28 июня 1860): «У меня с течением лет, особенно с тех пор как я пожил в Лондоне, появилась потребность обитать в крупном центре <...>, в месте, где совершаются решающие события. Какие бы шуточки ни отпускали насчет Берлина, <...> факт остается фактом: то, что здесь происходит или не происходит, напрямую связано с великими мировыми свершениями. Для меня стало насущной необходимостью наблюдать этот размах, находясь в непосредственной близи от него.» [5, с. 469].
Берлин был для Фонтане средоточием биографических связей и творческих контактов, главным источником художественных импульсов и предпочтительным местом действия лучших его романов. Этот автор практически одновременно с натуралистами и на полтора десятка лет раньше экспрессионистов открывает для немецкой литературы Берлин (или, согласно известной фразе Эриха Кестнера, - «заново создает» [5, с. 189] этот город в своих произведениях) в качестве современного урбанистического пространства.
В романе «Поггенпулы» («Die Poggenpuhls», 1896) один из героев воспринимает жизнь в Берлине положительно, это его необходимость чувствовать насыщенность жизни: «... я отдаю предпочтение Потсдамерплац, поскольку на нем более всего жизни. А жизнь - это, как ни посмотри, - лучшее, что есть в большом городе».
В 1929 году А. Дёблин написал роман «Берлин-Александрп-лац» под впечатлением от нового, подавляющего личность, постоянно перестраивающегося и перенасыщенного скоростями Берлина. Город становится главным образом романа, а его героем, пытающимся противостоять этой силе и мощи города, - Франц Биберкопф. В итоге главный герой, не способный противостоять новой действительности, попадает в психушку.
В произведениях немецких авторов XX века городское сознание характеризуется ярко выраженной индивидуальностью, повышенной восприимчивостью, внутренней «уединённостью» и перманентным движением. Это движение хаотичное и бесцельное, оно
обусловлено постоянным поиском ответов на вопросы той или иной эпохи. Относительно проблемы разделения Германии, практически каждый персонаж ставит вопрос «Кто я? Кто мы?» и задаёт его с усиленным беспокойством. Достаточно вспомнить рассказчика в романе Й. Шпаршу «Комнатный фонтан» [8].
Рассказ Э. Хайнденрайх «Маленькое путешествие» начинается с вопля отчаяния: «Я ненавижу Берлин и всегда его ненавидела <...>. Я бы всё отдала, чтобы сейчас, немедленно, оказаться на необитаемом острове.». По этому поводу Д. Чугунов замечает, что «урбанистическая действительность безжалостно коверкает индивида, превращая человека в нервное, озлобленное существо или в независимого индивидуалиста, не находящего контакта с окружающими» [7, с. 67]. Но, может быть, это не город изменил человека, а человек изменил город?
Берлин стал микропроекцией всей Германии второй половины ХХ века. На локальном уровне мы видим концентрацию всех противоречий, которые были свойственны всей стране как в связи с разделением, так и с дальнейшим воссоединением. Части Берлина как и в архитектуре, так и в характере населения, привычках абсолютно не похожи, поэтому после 1989 года падение Берлинской стены не стало гарантией моментального падения стены в головах жителей: «<...> на грани заболевания оказалась вся нация. <...> причём «основная группа» восточных немцев «после распада системы ощутила невозможность национальной самоидентификации». <...> Только утратив своё государство, люди заметили, что их поддерживала именно Стена» [2 с. 161].
ГДР была инородным элементом для большинства немцев. Как и жители самой Германской Демократической Республики, так и Федеративной Республики Германии позиционировали ГДР деспотичной, а вовсе не демократической частью бывшей Германии. Йенс Шпаршу в рассказе «Вокзал Фридрихштрассе. Музей» пишет: «В растерянности листая путеводитель по музею, я натыкаюсь на строчки одного из самых значительных лириков ГДР тех лет, Рихарда Ляйсинга: «ГДР - та страна, жить в которой я хочу. Но должен». Не в этой ли поставленной с ног на голову логике кроется ответ?» (с. 239). Не более приятный отзыв оставляет Виола Роггенкам в рассказе «Я проеду!»: «Мама ненавидела ГДР.
Для неё ГДР была воплощением всего того, что она привыкла ненавидеть в Германии» [2, с. 21].
Германия вновь становится единой, однако многие писатели мгновенно почувствовали новую опасность и начали говорить уже о негласном соревновании двух бывших держав. «Насколько укоренилось разделение, видно по тому, что каждая из половинок преподносит себя как подлинный Берлин, Берлин настоящий» [2 с. 241].
Ключевым в построении произведений становится приём антитезы. Читая описание бывшей ФРГ, мы понимаем, что его нельзя отнести к самим жителям республики: «Здешние пейзажи - чистая идиллия, они ведь остались нетронутыми. Свободная рыночная экономика держалась на безопасном расстоянии от планового хозяйства, промышленность вовсе не хотела тут развиваться. Тут вдруг попадаешь в немецкую старину, вдруг оказываешься среди деревенек и хуторов, мощёных рыночных площадей, фахверковых построек и позолоченных трактирных вывесок. Чудовищно, что романтика этих мест сохранилась благодаря «полосе смерти»» [2 с. 158]. Жители ФРГ полностью перестроили своё мировоззрение, оно стало абсолютно капиталистическим, современным, модным, устремлённым в будущее, направленное на выгоду. «Границы рухнули, но мир от этого стал не просторнее, а теснее, превращаясь именно что в "global village"» [2 с. 166]. Таким образом, та Берлинская стена, которая воспринималась немцами как «полоса смерти» после её падения приобретает положительную, даже ностальгическую коннотацию.
Основной метафорой в рассуждениях о жизни народа Л. Н. Толстого становится образ пчелиного улья. Общая целостность семьи, рода и народа осознавалась писателем в положительном контексте. Этот же образ, однако в совершенно противоположном осмыслении даёт Каталина Рохас-Хаузер в рассказе «Туда, где есть комиксы про Тинти-на»: «Разделённый на сотни жилых ячеек улей <...>» [2, с. 199]. Та часть Берлина, которая стала принадлежать ГДР, утратила индивидуальность, любая потеря идентичности воспринималась с отторжением, а жизнь стала ячейкой. Замкнутая психологическая система в ГДР порождает рефлексию её жителей, доведённую до паранойи. Город всё это не просто отражает, но переживает. В архитектуре появляется «улий-дом», где люди живут как бы рядом, но отдельно.
Несмотря на весь пласт критики и отрицания этой части истории Германии, есть писатели, которые видят уникальность Берлина именно в его прошлом. В рассказе «Через Чекпойнт-Чарли и по Инвалиденштрассе» Сара Хафнер даёт такой комментарий: «Процесс внутреннего объединения продвигается вовсе не гладко. Для него нужно гораздо больше времени, чем для внешнего, может, ещё лет сорок - сколько и просуществовала ГДР. И условия жизни до сих пор не сравнялись. Водитель автобуса на востоке города по-прежнему зарабатывает меньше, чем его собрат на западе - и это через двадцать лет после падения Стены! В отношениях между восточными и западными немцами порой чувствуются раздражение и возмущение, однако различия в менталитете тех и других придают Берлину его необычную пестроту» [2, с. 227]. Именно эта «необычная пестрота» привлекает не только путешественников, но и исследователей. Историческое событие можно трактовать с совершенно разных углов и на протяжении длительного времени, потому что даже в XXI в. тема национальной идентичности Германии, которая находит себя и в образе города, в архитектуре, продолжает быть актуальной.
Д.Чугунов в своей статье «Образ «города» в новейшей немецкой литературе» обращает внимание на нынешнюю разделённость города и человека и на современное восприятие города, несущее в себе черты постмодернистского освоения действительности [3]. Но так можно говорить о мировой литературе в целом, однако немецкая литература содержит некоторые отличительные черты с этой точки зрения. Образ города как бы сжимается в ряд упрощённых схем, а жители фиксируют определённые пункты своего движения, но это связано с тем, что сознание индивидуума стремится оторваться от сложной реальности, внутренних лабиринтов. Трудно сказать, что это именно влияние постмодернизма, потому что немецкой литературе в целом не свойственна поэтика постмодернизм в такой степени, как, например, американской литературе. Это влияние самой эпохи и исторических событий, в частности разделение одной нации на два враждебных государства, системы ценностей. И каждый автор вкладывает в произведение особый смысл, великую идею, которая говорит либо о том, что цель потеряна и её нельзя найти, либо что это новый этап в истории
страны, его нужно пережить и т.д. Город как некий инструмент подачи смысла, выражения художественной идеи.
По мнению Р. Парка, город - это нечто большее, чем сотворён-ное человеком пространство для жизни. Город «это, скорее, душевное состояние, система привычек и традиций, организованных отношений и мнений» [5, с. 1].
Таким образом, Берлин - основная локация, передающая настроение немцев в художественной литературе, их мировоззрение и мироощущение. На протяжении XIX и XX веков изменяется позиционирование Берлина. Если у Т. Фонтане, представителя XIX в. Берлин -это центральная точка коммуникации, насыщенной жизни, место, позволяющее наслаждаться событиями и изменениями, то уже в XX в. после трагических событий (Первая и Вторая мировая, разделение Германии на ГДР и ФРГ, последующее воссоединение) Берлин воспринимается как «монстр», живой организм, уничтожающий людей, увлекающий их в бездну. Однако город - это объективная реальность, поэтому сложно определённо говорить о том, что он влияет на жизнь немцев, а не наоборот. Он только красочно отражает те проблемы национальной идентичности, которые появляются в Германии в эпоху трагических событий. Поэтому это уже не привлекательный город, обещающий все прелести насыщенной жизни, это схематичный образ, соединяющий две противоположные системы ценностей.
Анализу образа Дрездена посвящено небольшое количество работ, в связи с тем возникает необходимость изучения и непереве-дённых немецких текстов, где Дрезден становится основной точкой повествования (например, в романе У. Телькампа «Башня»). Здесь Дрезден также делится на две части, несущие противоположные идеи. Это район «башенников», сохранивший старый буржуазный уклад жизни, привлекающий своим уютом и теплотой, изысканностью и глубиной, и остальные районы Дрездена, на которые наложила отпечаток система ГДР. «Башня» в социалистическом государстве обречена на гибель, как и Атлантида, остров-и переписано заново. Изменения в архитектуре, укладе жизни осознаются авторами на глобальном уровне: Берлин был разделён на две абсолютно разные части, а Дрезден стёрли «с лица земли». При сравнении произведений немецкоязычных писателей разных поколей становится очевидным, что
исторические события оставили тот или иной след, свои ценности, но уникальность Берлина и Дрездена, как и их образов в литературе, от этого не потерялась, они приобрели особую глубину и притягательность, противоречивость, присущую самим жителям, они живут и видоизменяются вместе с людьми, их населяющими и пишущими их историю.
Список использованных источников
1. Анциферов Н. П. Книга о городе. Л.: Лениздат, 1926.
2. Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают; Пер. с нем. - М.: Текст, 2009. - 286 с.
3. Образ «города» в новейшей немецкой литературе. Д. Чугунов [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.e-culture.ru/Articles/ 2006/Phil_cult/Chugunov.htm (дата обращения 13.04.2015).
4. Полубояринова Л.Н. Литературный образ Берлина в эпоху кайзера Вильгельма II: между консерватизмом и модерном. СПб.: ЛГУ имени А. С. Пушкина. - Выпуск № 4 / том 1 / 2014.
5. Поэтология фаустовской культуры. «Закат Европы» Освальда Шпенглера и литературный процесс 1920-1930-х гг.: Монография. -Днепропетровск: Днепропетровский университет им. А.Нобеля, 2013. - 496 с.
6. Шарыпина Т.А. Европейское литературное сознание в поисках новой идентичности (по итогам конференции «национальные коды в западноевропейской литературе ХХ И XXI веков»), - Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2014. № 3-1. С. 390397.
7. Хайденрайх Э. Маленькое путешествие // Колонии любви. -М., 2002.
8. Шпаршу Й. Комнатный фонтан. - СПБ. Амфора, ТИД Амфора. 2004.
9. Tellkamp U., Der Turm. Geschichte aus einem versunkenen Land, Frankfurt am Main: Suhrkamp 2008. - P. 368
