CC BY
57Надежда Бирюкова
Образовательная политика в отношении коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в Х1Х-ХХ веках
Коренные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока начинали включаться в состав Российского государства еще со времен освоения этих территорий. Но экспроприация их этнической идентичности была связана с политикой советской власти, основывавшейся в первую очередь на внедрении всеобщего образования и идеологических установок. В статье рассматриваются этапы советской образовательной политики, первые два десятилетия которой были отмечены новаторскими достижениями лингвистов и этнографов, формированием местной интеллигенции, созданием письменности и учебников на национальных языках. После Великой Отечественной войны обозначились изменения в сторону русификации, а точнее, вненациональной советизации, критически отразившиеся на самобытной культуре и языках коренных народов.
Ключевые слова: национальные учебники, национальные языки, этнография, лингвистика, советская образовательная политика, советская национальная политика, коренные народы Севера, Сибири, и Дальнего Востока, советская идентичность
Коренные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока с начала освоения этих земель на рубеже Х1-ХП веков, стали называть «иноземцами», тем самым подчеркивая их принадлежность к «чужим», этнически не являющимся русскими людям Российской империи.
Иноземец обозначался также как иноверец (можно вспомнить о теории официальной народности и триаде «православие, самодержавие, народность» графа С.С. Уварова, которая была актуальной до конца существования Российской империи), что подчеркивало «чужую веру», несовместимую с православной. Ясачные люди (платившие «ясак» - отдававшие дань пуш-
Бирюкова Надежда Андреевна,
историк, этнолог, магистр культурологии (Москва), Ыгуикоуа. пас1егс1а@уапс1ех. ги
ниной) не становились в один ряд с русскими, хотя постепенно включались в государственную систему [6, с. 54-57]. В XVI веке их определяли уже как «инородцев», подгоняя тем самым под существующие разряды и группы.
Однако в XIX веке к инородцам на официальном уровне предписывают относиться «кротко», не своевольно, соблюдая законы и, тем самым, не отвращать их от имперской власти. Устав «Об управлении инородцев» М.М. Сперанского 1822 г. предусматривал их разделение на разряды и возможность местного самоуправления. Но директивы не были исполнены в задуманном виде, местное население порой облагалось более высокими налогами установленной на местах властью [8, с. 203-204].
Уровень образования у инородцев был невысок, отсутствовала даже элементарная грамотность [8, с. 210]. Однако подъем интереса со стороны образованных слоев населения (как ученых, так и политических ссыльных, нередко начинавших здесь свои этнографические исследования) к культуре и быту инородцев в конце XIX - начале XX века способствовал в XX веке распространению грамотности в регионах Севера, Сибири и Дальнего Востока [3, с. 38].
Тогда же актуализировался и политический контекст интереса к положению коренных народов, преимущественно, кочевников.
Так, в 1891 году Н.М. Ядринцев в своем докладе в Русском антропологическом обществе о значении кочевого быта в истории человеческой культуры (ученый опирался на урало-алтайскую группу и кочевников Сибири, выступал в их защиту) отметил со стороны власти и тех, кто вел оседлый образ жизни, негативное отношение к кочевникам, как к варварам, своим номадиче-ским образом жизни несущим угрозу более цивилизо-
ванному, то есть оседлому населению. Кочевников обвиняли и в опустошении природы, и в культурной деградации. Автор доклада еще в то время употребил термин «культуртрегер» (букв, с нем. - носитель культуры), подразумевавший миссионеров и учителей, несущих «дикарям» христианство и просвещение. Н.М. Ядринцев полагал суждения об «отсталости» коренного населения ошибочными и выражал сожаление по поводу того, что этим руководствовались многие ученые и общественные деятели, нередко опираясь на западные исследования и примеры.
Н.М. Ядринцев отметил и то, что «приговор» кочевому населению оседлое выносило по мере приближения к районам кочевников, руководствуясь стремлением вытеснить кочевников. Автор доклада обозначил изменения в кочевом образе жизни и отметил, что он стал скорее полуоседлым или полукочевым, что отразилось и на быте в целом, на типе жилищных конструкций, в частности. Так, юрты, чумы стали более основательными, маломобильными [8, с. 243-244].
Таким образом, уже к концу XIX века назрела необходимость обратить внимание на коренные народы, взаимодействующие с русским населением уже не только в экономической сфере. Хотя, безусловно, торговые отношения оставались превалирующими. Например, В.В. Солярский в 1916 году указал на ту проблему, которая должна была волновать государственных деятелей в большей степени, чем сохранение многообразия культур «отсталых» народов: «если исчезнут инородцы, - писал он, - огромные пространства на Севере сделаются недоступной пустыней» и «не высокая, но полезная культура погибнет для будущего населения» [7, с. 173]. То есть были затронуты в первую очередь экономический, хозяйственный вопросы. С при-
ходом большевиков они не исчезли а, напротив, стали более актуальными.
Вопрос об образовании коренных народов на Севере поднимался еще до появления Советов. Об обучении в описаниях и докладах до XX века говорили в контексте религиозно-просветительской темы. Вопрос о встраивании в систему освещался (в том числе М.М. Сперанским), но о «новом человеке», характерном для исторического этапа после 1920-х годов, никто не говорил. Изучение местных языков было необходимо лишь для торговых отношений и ключевой тактики православного прозелитизма. Но на этих территориях складывался своеобразный религиозный синкретизм: христианство наслаивалось на традиционные верования.
Кочевых школ не было, обучение проходило на одном месте и велось на русском языке. Буряты и татары тоже были инородцами, у них определялась большая грамотность в силу немалой численности и участия в государственной жизни.
Уже в конце XIX века отмечалось, что народности, склонные «удерживать свою национальность, свой язык, свои верования», нуждались в переводе учебников на «инородческий язык», и подчеркивалась польза в обучении на родных языках. Такие образовательные меры должны были не оттолкнуть инородцев от изучения русского языка и культуры, а, напротив, сблизить с ней [8, с. 239].
В конце XIX - начале XX века в миссионерской отчетности по работе на Севере нельзя найти указаний на то, какие буквари использовались в школах. Разработка букварей и книг на местных языках оказалась трудным делом.
Впервые на языках народов Севера книги начали издавать в начале XIX века (1812-1826, Российское би-
блейское общество), имевшее отделения в Иркутске и Тобольске. Записывались части Нового Завета. В 1836 году Священный Синод выпустил «Алеутский букварь» (Иннокентий Вениаминов, священник). В дальнейшем букварь переиздавался. В 1840 году на алеутском языке вышло «Евангелие от Матфея» и через шесть лет - «Опыт грамматики алеутско-лисьев-ского языка» того же автора. В дальнейшем переводческая комиссия в Казани (комиссия Казанской православной миссии) с Н.В. Ильминским издали ряд работ, в том числе «Русско-чукотский словарь (опыт)» (М. Петелин, 1898 г.) [1, с. 77].
Педагогическая система Н.В. Ильминского, востоковеда и библеиста XIX века, предполагала обучение, ведение церковных служб и чтение притч на родном языке, что должно было способствовать лучшему усвоению основ христианства малыми народами. Разработкой соответствующих миссионерских материалов занялись в Казани, по месту деятельности комиссии Ильминского. В 1890-е годы в сферу интересов комиссии были включены народы не только Поволжья, но и Севера, Дальнего Востока.
Параллельно с комиссией в Казани переводческая комиссия в Архангельске издала в 1895 году «Букварь для самоедов, живущих в Архангельской губернии» (сост. И.М. Сибирцев), а также «Азбуку для лопарей, живущих в Кольском уезде Архангельской губернии» (сост. К.П. Щеколдин). Через три года в Тобольске издали «Книгу для обучения хантыйских детей писать и читать» (авт. Е. Егоров), в 1900-м - такую же азбуку для ненецких детей. В те же годы Казанская переводческая комиссия издала «Азбуку на остяко-самоедском языке» (Н.П. Григоровский), «Гольдскую азбуку» (миссионер свящ. Прокопий Протодиаконов). В Москве
в 1903-м вышла «Азбука для вогул приуральских» (епископ Никанор).
Помимо букварей издавались переводы молитвословов, церковных песнопений и т. п. на родных языках. Почти все эти издания имели множество неточностей в переводе и искажений смысла. Также отмечался нелогичный подход в написании материала, который не позволял осуществлять обучение на основе этих книг (непонятные словосочетания, отвлеченные понятия, отсутствие фундаментальной базы и предложение сразу осваивать трудный материал). Главной трудностью был переводные церковные тексты, понятные лишь священнослужителям.
Помощники учителей, сами происходившие из коренных народов, предпочитали использовать русскоязычную литературу, как более точную [3, с. 41-42].
К концу XIX века, по некоторым данным, на Крайнем Севере насчитывалось более 20 школ. Но они были приходскими, обучение велось на русском языке. Учителя же были зачастую склонны к алкоголизму и не имели достаточных знаний и навыков преподавания, поэтому на выходе у учеников нередко отмечались почти нулевые знания [3, с. 34].
Таким образом, переход иноверцев в статус иноземцев и в дальнейшем - инородцев сопровождался со стороны государства изменением их номадического образа жизни, становившегося все более оседлым. На кочевников не только стали смотреть как на весомый экономический источник, но и обращали внимание на их пользу в освоении труднодоступных регионов, включенных в состав империи.
В связи с этими встал вопрос об их образовании, изначально решавшийся через образование религиозное. Оно имело ряд трудностей в языковой передаче и не го-
дилось для трансформации быта местных народов, необходимой для включения их в состав государственных подданных. Поэтому уже в первом десятилетии XX в. начала меняться образовательная политика, первыми новациями которой стало издание новой литературы.
Первые этапы послереволюционной образовательной политики
После революции 1905 года инородцев стали активно обучать русскому языку, он определялся «великим и могучим» [3, с. 43], основным. Но проблема с плохим преподаванием оставалась. Нередко она была связана с тем, что преподаватели не знали национальных языков, хотя и обучали им. Это была «горькая насмешка над населением», как отмечали тогда и ученые, и местные жители [8, с. 240].
После начала издания книг для коренного населения комиссией в Казани этой деятельностью занялись и этнографы, ориентируясь прежде всего на подготовку и издание словарей.
Так A.A. Дунин-Горкавич в 1910 году выпустил «Рус-ско-остяцко-самоедский практический словарь наиболее употребительных слов». Через 16 лет в Иркутске вышел «Тунгусско-русский словарь» Е.И. Титова, тогда же в Пе-тропавловске-Камчатском был издан «Словарь русско-ламутский и русско-корякский» (Кружок изучения Камчатки при партийно-проф. клубе им. т. Нариманова).
Революция 1917 года и приход к власти большевиков с их новыми идеями и провозглашением свободы, в том числе по национальному признаку (на самом деле это утверждалось еще деятелями эпохи Просвещения) обозначила поворот в пользу самоопределения коренных народов.
1920-е годы стали временем развития школ, а также создания средних и высших учебных заведений для пред-
ставителей коренных народов Севера. Поднимался вопрос о том, как создавать основы письменности, а именно алфавиты, что брать в качестве основы: латиницу или кириллицу. Тогда же в работу по подготовке соответствующей литературы на национальных языках включились преподаватели языков и лингвисты. В.Г. Богораз-Тан возглавил развивающуюся во многом с его подачи полевую этнографию. В ходе экспедиций делались фольклорные записи, записи по грамматике, что и служило основой для создания учебников.
В 1927 году в Центральном издательстве народов СССР вышел общий иллюстрированный «Букварь для северных народностей» проф. В.Г. Богораза-Тана и С.Н. Стебницкого [1, с. 78]. В 1928 году вышла «Памятка тунгусам-отпускникам» исследовательницы Г.М. Василевич. Здесь использовался алфавит на латинице. Памятку раздавали эвенкам Северного факультета Института народов Севера в Ленинграде [5, с. 19].
Северный институт Ленинградского государственного университета (1925 г.), через пять лет получивший самостоятельность и новое название - Институт народов Севера ВЦИК - стал своеобразной aima mater для многих учителей родных национальных языков и авторов учебников по ним. В 1929 году здесь выпустили «Гольдско-ульчскую книгу для чтения» (автор Т.И. Петрова). В 1930 году В.И. Цинциус опубликовала «Пятьдесят эвенкийских текстов» и через три года -«Краткий конспект эвенкийской (ламутской) грамматики в 20 схемах и таблицах».
В регионах также выходила учебная литература. В 1928 году H.A. Липская-Вальронд выпустила в Чите (по офиц. сведениям - в Хабаровске) «Бонго Битьхэ» или «Букварь с начальной книгой для чтения на гольдском языке». Его иллюстратором был Никтополион Наумов, художник-график из группы авангардистов «Зе-
леная кошка». Нанайский алфавит был представлен на кириллице.
Местные учителя также принимали участие в написании пособий и составлении букварей. Можно отметить рукописный букварь 1926 года Г.Н. Прокофьева на селькупском языке. Позднее, в 1940 году, будет издан печатный букварь под авторством Г.Н. Прокофьева и его жены Е.Д. Прокофьевой. В 1930 году аналогичное пособие для эвенков составил учитель Н.П. Ткачик. В следующем году на Корякской культбазе учителя П. Ковалевский и другие создали корякские буквари и два года занимались по ним.
В 1931 году в Москве Центральное издательство народов СССР выпустило «Начальную тунгусскую книгу» Г.М. Василевич и букварь для шурышкарских ханты П.Е. Хатанзеева (этнического ненца).
В 1932 году в Ленинграде на Первой Всероссийской конференции, посвященной развитию языков и письменности народов Севера, было принято решение об издании учебной литературы на более чем десятке национальных языков. За основу для алфавитов взяли латиницу [1, с. 78]. Вслед за этим в «Учпедгизе» в 1932 году были выпущены следующие буквари: «Красная грамота» на чукотском языке В.Г. Богораза при участии И.С. Вдовина (одного из основателей Комитета содействия малым народностям северных окраин при президиуме ВЦИК СССР [4, с. 6], букварь для нанайцев «Новый путь» В.А. Аврорина, нанайский букварь для взрослых «Новая жизнь» А.П. Козловского и Н.Е. Афанасьевой, букварь для эвенов «Новое слово» (В.И. Цин-циус), нивхский учебник «Новое слово» Е.А. Крейно-вича, удэгейская «Наша грамота» Е.Р. Шнейдера, «Новое слово» для ненцев Г.Н. Прокофьева, «Будем учиться» для ительменов Е.П. Орловой и ее эскимос-
екая «Наша книга», корякский букварь «Красная грамота» (С.Н. Стебницкий).
Обучение начали проводить на национальных языках, даже пытались печатать статьи и заметки, например, в «Советской Чукотке», но русский язык оставался основным [2, с. 52].
В 1933 году издали мансийский букварь «Новый путь» В.Н. Чернецова, Е.М. Прокофьева выпустила селькупский «Красный путь», букварь для эвенков «Новый путь» выпустила Г.М. Василевич, «Хантэйский букварь» для ханты - Н.К. Каргер. З.Е. Черняков издал «Саамский букварь» (до этого, в 1930 году он создал рукописный саамский букварь из 19 страниц, по которому саамы учились с 1929 года). В 1934 году вышел очередной букварь Н.К. Каргера, но для кетов [1, с. 58]. Помимо учебников издавались переводные брошюры о промыслах, оленеводстве, о революции и партии.
Буквари на латинице местные не признавали, в том числе говоря, что они «не на их языке» (во всем чуждая латиница и многочисленные ошибки в переводе). Диалектические особенности также не учитывались. Инспекторы по учебным делам и школам отмечали, что русский язык для алфавита был бы уместнее, так как это позволило бы лучше внедрять его среди местного населения, и русский язык лучше, чем латынь, отразил бы все стороны жизни. В 1936 году Совет национальностей ЦИК СССР постановил Всесоюзному центральному комитету нового алфавита (ВЦК НА) перевести все издания на русскую письменность.
В 1935 году этот переход начал осуществляться. Комитет нового алфавита (КНА) народов Севера был упразднен, и его функции взял на себя Центральный институт языков и письменности народов СССР. Вслед за этим по обвинению в контрреволюции и шпионаже аресто-
вали ряд ученых Института народов Севера. В дальнейшем Я.П. Кошкина, И.И. Спиридонова (Тэки Одулока) и других расстреляли, специалиста по эскимосским языкам A.C. Форштейна и Е.А. Крейновича отправили в лагеря. Последний подготовил в лагере будущую кандидатскую диссертацию «Юкагирский язык», Фор-штейн же к работе больше не возвращался [2, с. 52-53].
В 1934 году на совещании комитетов, занимавшихся северными народами, и Наркомпроса РСФСР заявили о необходимости прекратить издание национальных учебников на языках, считавшихся самыми малочисленными и «не представляющими культурной ценности». В итоге сократилось издание книг на саамском, удэгейском, кетском, ительменском и селькупском языках.
В то же время на другие национальные языки переводилась русская классика, издавались произведения некоторых национальных авторов. В 1936-1937 годах Гослитиздат провел конкурс для авторов произведений на национальных языках, на который прислали более тридцати работ. Премии получили авторы повестей и рассказов на удэгейском, ненецком, эвенском и эвенкийском языках.
К концу 1930-х гг. литературу на национальных языках выпускали в основном издательство «Учпедгиз» (Ленинград), издательство Главсевморпути (политическая и массовая литература), «Детгиз» (Ленинград, художественная и детская литература) [1, с. 20].
7 марта 1937 года были утверждены новые алфавиты для народов Севера: эвенов, эвенков, нанайцев, луораветланов (чукчей), нымыланов (береговых коряков) и других. В том же году заявили о необходимости подготовить учебники для первых-вторых классов, но речь уже шла о преодолении неграмотности и малограмотности среди взрослого населения.
К концу 1930-х годов создали литературные языки для чукчей, азиатских эскимосов, эвенков, эвенов, удэгейцев, нанайцев и коряков. Однако все равно возникали трудности с переводом политических терминов, что было связано и с разными диалектами. И в то же время русский язык начал более активно насаждаться среди местного населения.
Появилась периодическая печать: «Алеутская правда», «Камчатский колхозник», «Советская Чукотка», «Охотско-Эвенскаяправда», «Нивхскаяправда», «Советская Колыма», нанайская газета «Учебный путь» (с 1935 года это «Сталинский путь»)
Параллельно с этим создавались новые учебные заведения, в основном педагогические училища. В них готовили местные кадры, в том числе для начальных школ.
К концу 1930-х годов можно отметить возвращение молодежи в качестве специалистов в родные места. Они отучились не только в училищах (Анадырское, Хабаровское и т. д.), но и в Хабаровском государственном педагогическом институте, Ленинградском институте народов Севера. Появились первые местные этнографы. Например, представитель нивхов Чунер Михайлович Таксами [2, с. 54-63].
Постреволюционное время стало новым этапом в образовательной политике в регионах проживания коренных народов Севера. От религиозного образования пришли к атеистическому, и учебная литература выглядела более унифицированной: появились буквари, пособия,словари.
Латиница, как «чужая» и влекущая за собой множество ошибок в написании и переводе, не прижилась в алфавитах, на смену ей во второй половине 1930-х гг. пришла кириллица (русская письменность). В то же время, некоторые народы в связи с их явной малочис-
ленностью потеряли возможность обучения на родных языках, так как с 1934 года объявили об отсутствии необходимости издавать на них литературу. Одновременно с этим проводилась политика русификации. И с внедрением советской модели во все сферы жизни местного населения, именно русский язык, с которого делались переводы, и ключевые образы нового времени (вожди, символика, особенности быта, медицина и гигиена, школа, работа, досуг и т. д.) стали определяющими и в учебной литературе. Русский язык становился по сути надэтническим и наднациональным, связывающим всех «новых людей» - советских граждан, заряженных новой идеологией.
Послевоенные годы в развитии национального образования
После Великой Отечественной войны вышли буквари на эвенском, эвенкийском, хантыйском, чукотском и нанайском языках. Также было издано несколько учебников родного языка для эвенов, эвенков, чукчей и нанайцев, книги для чтения для эвенков и ненцев, русско-национальные словари и даже арифметические сборники.
В начале 1950-х годов выпустили почти 80 учебников и переводов художественной литературы на девяти языках. Издательство в Хабаровске каждый год публиковало по несколько книг для чукчей, эвенков, нанайцев и коряков. Позже эта деятельность остановилась на два десятка лет.
В Магадане в 1956 году (до 1963 г.) вышло более ста книг на чукотском языке. В Тюмени с 1950-х до 1964 года выходили книги местных писателей, в частности, из манси и ненцев. В Якутии выходили книги на эвенском, а с 1969 года - на юкагирском языках.
1960-е годы стали переломными. Областные издательства были упразднены или объединены, став межрегиональными. Происходило укрупнение учреждений печати, а вместе с этим прекращался выпуск литературы на некоторых национальных языках (селькупском, нивхском, мансийском). Реже издавались учебники и художественная литература на хантыйском, ненецком, эскимосском, корякском, эвенскийском и нанайском.
В 1970-е годы начали выпускать новые учебники, и с 1971 по 1975 год издательство «Просвещение» в Ленинграде издало учебники на восьми языках (29 учебников), а с 1974 по 1980 год - на семи (34 учебника). Некоторые из них были отмечены премиями и призами. Например, выпущенный в 1973 году хантыйский «Букварь» В.Е. Ануфриева получил диплом за художественное и полиграфическое исполнение в 1977 году в Лейпциге. «Букварь для подготовительного класса чукотской школы» И.С. Вдовина, Е.В. Латфуллиной, Т.М. Караваевой и Е.С. Уваргиной (1977, переиздание - 1982 г.) и эвенкийский «Букварь» А.Ф. Бойцовой, A.A. Кудри и A.B. Романовой (1976 г.) в 1979 году получили медали ВДНХ СССР. В 1980 г. такую же медаль получил «Эвенский букварь» В.И. Цинциус, изданный годом раньше. A.A. Антонова в 1982 году выпустила «Самь букварь» -букварь на саамском языке, удостоенный множества наград. В 1980-х годах ленинградским «Просвещением» издавались художественные книги и 44 школьных учебника, а также книги для дополнительного чтения и пособия для учителей. Возобновилось издательство на нивхском и саамском языках. Региональные издательства (Якутское, Средне-Уральское, Красноярское) выпускали книги на языках местных народов.
Со второй половины 1980-х до 1990-х годов было выпущено более 90 книг на 14 языках народов Сибири
а *
й * I—I
= X
э с:
го го х а. л 01
VD О
го et
и Дальнего Востока. После перестройки, несмотря на сложности этого времени, во многом в связи с «обращением к корням» начали переиздавать и издавать новые учебники и пособия на национальных языках.
На период после Великой Отечественной войны пришелся выпуск новых букварей, учебников по разным предметам (особенно у карелов, коми-пермяков), словарей. Но через полтора десятилетия печать национальной литературы для некоторых народов сократилась, учреждения печати укрупнились, что повлекло за собой изменения в образовательной политике в целом: русификация стала более основательной.
Хотя в 1970-1980-х годах возродилась печать на некоторых национальных языках, это все равно было время ухода от национального вопроса, и значение местных языков не было уже столь важно для советского образования.
Актуальность национальной письменности и языков обозначилась после 1990-х годов. Тогда же и началось возвращение к советским учебникам, а их переписывание заключалось как в изменении текстов, так и в исключении некоторых идеологических образов. Однако кризисное состояние страны в целом, попытка людей найти ответы в первую очередь на вопрос, как дальше жить и куда двигаться, приводила к поиску корней и самоидентификации себя через возрождение утраченного национального языка. И этот процесс зачастую выстраивался на отрицаемых образах.
Литература:
1. Арктическая энциклопедия. Коренные и малочисленные народы / ред. раздела Ф.Х. Соколова. М.: Паулсен, 2017.1352 с.
2. Ахметова A.B. Власть и этнос: социальная политика советского государства в отношении коренных малочисленных народов Дальнего Востока (1925-1985 гг.). Владивосток: Дальнаука, 2013.169 с.
3. Базанов А.Г., Казанский Н.Г. Школа на Крайнем Севере. Л.: Учпедгиз, 1939. 206 с.
4. Богораз В.Г. Материалы по языку азиатских эскимосов. Л.: Учпедгиз, 1949. 255 с.
5. Репрессированные этнографы. Вып. 2. / Сост. и отв. ред. Д.Д. Тумаркин. М., Восточная литература РАН, 2003. 495 с.
6. Слезкин Ю. Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 512 с.
7. Солярский В.В. Современное правовое и культурно-экономическое положение инородцев Приамурского края. Хабаровск: Тип. канцелярии Приамурского генерал-губернатора, 1916.173 с.
8. Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение: этнографические и статистические исследования с приложением статистических таблиц. Санкт-Петербург, 1891. 308 с.
Рис. 1. Сухотина Е.Р. Букварь на хантыйском (остяцком) языке. Л.: Учпедгиз, 1938. Художники М.Н. Бутрова, И.В. Вальтер, Б.М. Маркичев. Обложка и форзац М.Н. Бутровой
Рис. 2. Богораз-Тан В.Г., Стебницкий С.Н. Букварь для северных народностей /со 140 рис. в тексте C.B. Иванова и О.И. Бородиной; Допущено Наркомпросом. М.: Центральное издательство народов СССР, 1927. С. 9.
В л d i» ] ivl'
г-.
Рис. 3. Слушают радио. Жулев П.Н. Книга для чтения. Часть первая. Первый год обучения // В составлении книги принимали участие Г.Д. Вербов и Т.С. Карпова. На мансийский язык перевел В.Н. Чернецов. М.-Л.: Учпедгиз, 1933. С. 57.
Рис. 4. Пионеры-ханты. Зальцберг Д.В. Хантыйский (остяцкий) букварь. Л.: Учпедгиз, 1937. С. 92.
Nadezhda Biryukova,
Historian, Ethnologist, Master of Cultural Science (Moscow), biryukova. nadezda@yandex. ru
Education policy towards the indigenous peoples of the North, Siberia and the Far East in XIX-XX centuries
The native people of the North, Siberia and the Far East have been a part of the Russian state from the time of the development of these territories. But the expropriation of their ethnic identity was connected with the policy of Soviet power, based primarily on the introduction of global education and ideological attitudes. The article deals with the stages of Soviet educational policy, the first two decades of which were marked by innovative achievements of linguists and ethnographers, the formation of local intelligentsia, the creation of writing and textbooks in national languages. After the great Patriotic war, there were changes in the direction of Russification, or rather, non-national Sovietization, which critically affected the original culture and languages of natives.
Keywords: national textbooks, national languages, Ethnography, linguistics, Soviet education policy, Soviet national policy, native peoples of the North, Siberia, and the Far East, Soviet identity
