CC BY
10Образование между идеологией и гуманизмом: современная языковая политика ЕС
о
(Ч *
SI
Z
Полянская Ирина Эдуардовна
старший преподаватель кафедры французского языка, Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД России, irena.polanskaya@gmail.com
Взяв за точку отсчета вторую редакцию «Общеевропейских компетенций владения иностранными языками» 2018 года и введение дескрипторов языка слабослышащего сообщества, настоящая статья выбирает предметом рассмотрения причины стандартизации жестового языка. Привлечение и сравнение правовых нормативных документов, касающихся предмета рассмотрения, законодательного и медицинского дискурсов во Франции, общеевропейского дискурса прав человека позволяет придти к выводу о приоритете построения инклюзивного демократического общества и преобладании европейского дискурса, необходимого для формирования европейской идентичности на основе универсалистской концепции прав человека. Краткий обзор языковой ситуации Евросоюза, сравнение положения миноритарных и, в частности, жестового языка с положением крупных европейских языков свидетельствует о большей уязвимости последних. Констатируя императив соблюдения прав человека, отсутствие инструментов наднациональной защиты, доминирующее положение английского языка на уровне международных организаций и его функции lingua franca, автор отмечает вытеснение многих европейских языков из сферы образования, научных исследований и технологий. Через лингвистическую ситуацию благоприятствования миноритарным языкам в общем контексте построения инклюзивного общества публикация предлагает подойти к вопросу привилегированного положения меньшинств в европейском социуме. Неизбежность столкновения с вызовами европейской цивилизации и отличие российской парадигмы развития от парадигмы европейской предполагает необходимость осмысления меняющейся европейской реальности, тогда как идеологическая нагрузка основного инструмента европейской языковой политики при одновременной ориентации на продолжение кросскультурного диалога в процессе изучения иностранных языков оставляет открытым вопрос о месте «Общеевропейских компетенций» в системе российского образования.
Ключевые слова: Общеевропейские компетенции, жестовый язык, инклюзивное образование, миноритарные языки, общеевропейский дискурс прав человека, многоязычие, меньшинство, языковая политика.
В феврале 2018 года вышла в свет вторая редакция Общеевропейских языковых компетенций [9], одного из самых известных и используемых инструментов языковой политики Совета Европы. Более, чем 20-летний опыт успешного использования во многих странах мира, сформулированные в результате практического применения Компетенций замечания и пожелания, равно как постоянно меняющаяся лингвистическая и культурная ситуация в Европе привели к необходимости расширения и дополнения первой редакции. Поскольку процесс преподавания иностранного языка в высшей школе предполагает ориентацию как на компетентностный подход, так и на «Общеевропейские компетенции», в разработке второй редакции которых принимали участие представители российских ВУЗов [2, 9], нам представляется небезынтересным проанализировать некоторые из внесенных изменений, поскольку, как нам кажется, они, помимо вектора развития лингводидактики, отражают и более общий вектор развития западноевропейского общества. Активное использование европейского «катехизисиса» предполагает, как нам кажется, понимание транслируемой им идеологии, очевидность которой подчеркнула вторая редакция.
Нововведения можно условно можно разделить на три основных группы. Первая касается уточнения и дополнений уровневой шкалы, вторая включает новый вид компетенций: медиацию или посредническую деятельность (médiation), третья вводит новый язык — жестовый язык (langue des signes), для которого также были разработаны и опубликованы дескрипторы. В настоящей работе нас, в основном, будет интересовать жестовый язык, точнее, не столько жестовый язык per se, сколько его лингвистический, институциональный и юридический статус, позволяющий проследить сдвиг парадигмы ценностей современного европейского социума1, поскольку, как мы отметили выше, формирование коммуникативной компетенции непосредственно связано со знанием этой парадигмы.
Позиционируя себя как инструмент, способствующий формированию демократической гражданской позиции, социальному сплочению и меж-
1 Что касается расширения уровня дескрипторов и медиации, см., напр., [1].
культурному диалогу [9, С. 25], «Общеевропейские компетенции» включают в новую редакцию результаты работы над проектом ProSign Цюрихского университета прикладных наук (ZHAW) по разработке дескрипторов для жестового языка. Одним из приводимых «Компетенциями» аргументом являются сходные с другими языками коммуникативные функции [1, С. 51]. Так, "Общеевропейские компетенции» все чаще используются не только при организации занятий слышащих родителей с глухими детьми, но и в образовательных целях (переводчики, глухие и слабо слышащие мигранты, педагоги, лингвисты и т. д.). Возрастает роль «Общеевропейских компетенций» в обучении работающих с жестовым языком преподавателей и переводчиков, особенно в борьбе за признание жестового языка и присвоение квалификации профессионалам, работающим с жестовым языком [9, С. 51].
В процитированном выше абзаце сконцентрировано сразу несколько ракурсов возможного рассмотрения жестового языка. Прежде всего, как мы видим, борьба за признание жестового языка (курсив мой.- И.П.) увенчалась успехом. На национальном уровне 13 февраля 2002 года министр образования Франции Жак Ланг, обращаясь к вопросу жестового языка, заявил о стремлении исправить историческую несправедливость2 и разработать для жестового языка показатели уровня знаний (référentiel de compétence) в рамках общеевропейской классификации, принятой Советом Европы. Международный центр педагогических исследований (CIEP) исполнил поручение министра и включил жестовый язык в европейский языковой портфель [12]. Дескрипторы были разработаны на основе международного жестового языка — LSI или жестуно (Gestuno) [6].
Для лингвистов, семиотиков и историков жесто-вый язык представляет бесспорный научный интерес как объект изучения [6, 17, 18, 22]. Deaf Studies как академическая дисциплина возникли в Америке. Работы лингвиста Уильяма Стокое [22] закрепили статус американского жестового языка, и в 70-е годы прошлого века соответствующие программы открываются в Бостонском, Калифорнийском и Галлодетском университетах, тогда как публикация труда К. Пэдден и Т. Хамфрис Deaf in America [18] стало своеобразным теоретическим основанием новой дисциплины. Речь идет о принципиальном размежевании с медицинским подходом, описывающим проблемы со слухом как дефект, что на социальном уровне является важным шагом к построению инклюзивного общества.
«Общеевропейские компетенции», однако, не выходя за рамки деятельностного подхода, постулируют отношение к языку как средству общения, но не объекту изучения [9, С. 27]. Чем же была продиктована необходимость такого волюнтарист-
2 Второй международный конгресс в Милане по вопросам обу-
чения глухих (1880) , признал устный метод обучения более эффективным и запретил жестовый язык. Более подробно с историей сообщества и французского жестового языка можно ознакомится на сайте Французской федерации глухих [3].
ского жеста, как включение в общее поле иного языкового типа? Мы снова возвращаемся к процитированному выше абзацу: "Общеевропейские компетенции» все чаще используются при организации занятий слышащих родителей с глухими детьми, поскольку такие занятия необходимы не только для подобных семей, но и в образовательных целях (переводчики, глухие и слабо слышащие мигранты, педагоги, лингвисты и т. д.). Возрастает роль «Общеевропейских компетенций» в обучении работающих с жестовым языком преподавателей и переводчиков, особенно в борьбе за признание жестового языка и присвоение квалификации профессионалам, работающим с жестовым языком [9, С. 51] (курсив — мой И.П.). Действительно, международный жестовый язык жестуно, разработанный Всемирной федерацией глухих в 50-х гг был призван облегчить общение глухих участников международных конференций, семинаров, спортивных соревнований [6].
С одной стороны, здесь продемонстрирована продекларированная Советом Европы цель предоставить всем гражданам право на инклюзивное образование [9, С. 25] в соответствии с приоритетами демократического общества. На законодательном поле Франции закон п°2013-595 от 8 июля 2013 года о реформе школьного образования закрепляет этот принцип, прописывая необходимость соответствующей подготовки преподавательского состава и сотрудничество между образовательными и медицинскими учреждениями [9]. Несмотря на определенные сложности, в стране много делается в этом направлении, в том числе, и в плане выделения бюджетных средств [19, С. 165]. Так, образовательный кодекс Французской республики прописывает право на всеобщее инклюзивное образование и создание необходимых для получения такого образования условий [23]. На этом уровне вполне можно говорить об идеологической нагрузке европейского дискурса «Общеевропейских компетенций» как инструмента, продвигающего ценности современного демократического общества.
С другой стороны, востребованность жестового языка непосредственно связана с компетенцией медиации, также введенной во вторую редакцию. Медиация трактуется достаточно широко, подразумевая, в частности, передачу смыслов от одного языка к другому, что дает возможность общения между людьми, которые по разным причинам неспособны общаться напрямую. Чаще всего (но не всегда) речь идет о собеседниках, говорящих на разных языках [9, С. 183]. Таким образом, «Общеевропейские компетенции» редакции 18 года вводят устный и письменный перевод как новые формы владения языком.
За необходимостью формализации и институ-ционализации медиации стоит, на наш взгляд, необходимость регулирования растущего лингвистического и культурного разнообразия европейского пространства. Общеизвестно, что на настоящий момент Европейский союз оперирует 24 официальными языками равного статуса, тогда
о о ш и m S m
О m э m й А
S £ m
О
х О m
0
01 и А ы о ш А X
s m
как, во Франции, например, насчитывается порядка 75 региональных и миноритарных языков [10]. Языковой режим Европейского сообщества определяется действующим и на сегодняшний день Реглементарным актом n°1/58 от 15 апреля 1958 года, дополняемый по мере расширения Евросоюза [20]. Данный документ, помимо прочего, прописывает, что документы для широкого распространения должны публиковаться на всех официальных языках. Дирекция перевода (DGT) Европейской комиссии является одновременно и одной из образцовых, и одной из самых востребованных служб3.
Как мы видим, «Общеевропейские компетенции» лишь отражают созревший конъюнктурный запрос на специалистов по медиации. Не является исключением и жестовый язык: соответствующая резолюция от 23 ноября 2016 года под номером 2016/2952(RSP), о жестовых языках и профессиональных переводчиках, работающих с жестовым языком указывает, в частности, на нехватку квалифицированных переводчиков с/на жестовый язык (в среднем, 1 переводчик на 160 пользователей) и подчеркивается необходимость подготовки соответствующих кадров [21].
Таким образом, прагматичный и «деятельност-ный» подход «Общеевропейских компетенций» транслирует равную с другими языками востребованность языка жестового при построении инклюзивного демократического общества, что условно можно обозначить как европейский дискурс, используемый ЕС для формирования европейской идентичности на основе универсалистской концепции прав человека [5, C. 34].
Вне стен евроинстанций лингвистическое разнообразие регулируется национальным законодательством каждой страны-члена. Во Франции, стране, где в Конституции прописан один государственный язык — французский, на уровне правового образовательного дискурса жестовый и региональные языки оказываются в одинаковом положении. В упоминавшемся законе об образовании [15] изучение региональных языков, составляющих культурное богатство Франции, поощряется в регионах использования этих языков и преподаватели получают право использовать региональные языки для более полного усвоения общей школьной программы [15].
Но насколько продекларированные de jure ценности многоязычия отражают реальное положение вещей? Основной документ-гарант, на который принято ссылаться, Европейская хартия региональных языков [3], задача которой, как следует из названия, состоит в защите региональных и миноритарных языков во Франции так и не была рати-
фицирована: 15 июня 1999 года Конституционный совет (Постановление п° 99-412 DC) вынес решение, что положения Хартии противоречат Конституции [11] и принципы неделимости, равенства перед законом и единства французского народа вступают в противоречие с наделением коллективными правами какой-либо отдельной группы, тогда как свобода слова и самовыражения предполагает соблюдение статьи 2 Конституции, в соответствии с которой государственным языком Республики является французский язык [11]. В 2016 году при повторном рассмотрении решения от 1999 года, Государственный совет заключил, что, подписывая Хартию, Франция нарушает конституционные принципы официального использования французского языка в соответствии со статьей 2 Конституции [8]. Носители региональных и миноритарных языков вынуждены бороться за свои права, чтобы избежать, как минимум, лингви-цида [7]. Так, например, отчеты Государственного управления бретонского языка приводят неутешительную статистику: 81% школ в регионе не предлагает двуязычного обучения [7].
Не разрешенная до конца проблема региональных языков снова заставляет задуматься о причинах особого внимания «Общеевропейских компетенций» к жестовому языку: статус полноценного языка во Франции жестовый язык получает в «стигматизирующем» законе от 11 февраля 2005 года [16] о равноправии и участии в общественной жизни лиц с ограниченными возможностями4. Неизменным остается и медицинский дискурс, в рамках которого глухота по-прежнему воспринимается и описывается, как дефект, от которого по возможности рекомендуют избавиться, например, через установку кохлеарных имплантов или использование слухового аппарата [25]. Cами глухие не согласны с видением специфики их ситуации как болезни и выступают против медицинского вмешательства, предполагающего длительный и сложный процесс реабилитации. Более того, настоятельно проводится мысль о первостепенной важности изучения языка жестов для полноценного когнитивного и психологического развития детей с проблемами слуха [13]. На юридическом уровне Французская федерация глухих FNSF апеллирует к Конвенции о правах инвалидов, которая прописывает право глухих использовать язык жестов, в том числе и для обращения в официальные инстанции [13].
Если жестовый язык защищают наднациональные институты и документы5, то, например, русский язык на территории ЕС подвергаются дискриминации: Латвия, Литва и Эстония категорически отказы-
0
(Ч *
01 Z
3 Так, на 2014 год, при 20 официальных языках, число направлений перевода возросло с 110 до 420. Для обслуживания одного заседания в полном режиме необходима бригада переводчиков из 105 человек. Кроме того, для новых языков практически невозможно осуществить прямой перевод, потому что по опыту было известно, что при переводе, например, с греческого на финский, необходимо использование языка-посредника [10, С.52].
4 Статус государственного языка — в Новой Зеландии , официального — в Португалии. В таких странах Евросоюза, как Польша, Румыния и Болгария жестовый язык не признан вообще.
5 См. Хартия Европейского союза об основных правах, Конвенция о правах инвалидов, резолюция ЕС от 17 июня 1988 года директива о равных возможностях в вопросах занятости, Европейская хартия региональных языков, рекомендации 1598 Совета Европы
ваются от подписании Хартии, ссылаясь на недавнее происхождение языковых меньшинств, прежде всего, русского [5]. Между тем, в Эстонии, например, жестовый язык на юридическом уровне принят в 2007 году. Парадокс ситуации, на наш взгляд, заключается в том, что развитые европейские национальные языки, в отличие от жестового (и миноритарных), не подпадают под действие дополнительных инструментов защиты и оказываются в ситуации наименьшего благоприятствования. Так, в Дании, Нидерландах, Швеции и Норвегии наблюдается процесс потери целых сфер употребления национальных языков, при котором они выдавливаются, прежде всего, из образования, научных исследований и технологий [5, C.3]. Если учитывать тот факт, что декларируемое ЕС многоязычие на практике сводится к ограничению рабочих языков английским, французским и немецким, тогда как английский уверенно выполняет роль lingua franca [5, с.50], можно говорить если и не о дискриминации, например, датского или шведского языков, то об их неравном использовании. Некоторые исследователи приходят к выводу, что под эвфемизмом «языковое разнообразие» европейцы скрывают борьбу с глобальным доминированием американо-английского языка [5, C.3]
Предварительные выводы могли бы выглядеть следующим образом: жестовый язык выполняет сходные с остальными языками коммуникативные функции, его легализация есть одно из необходимых условий построения инклюзивного общества и выполнения программы инклюзивного образования, что отражает приверженность универсалистской концепции прав человека в рамках перехода к европейской идентичности. Во Франции, несмотря на позитивную динамику, законодательный и медицинский дискурс частично сохраняют свой «стигматизирующий» характер. Сопоставление статуса жестового языка, находящегося под дополнительной защитой мощных наднациональных инстанций, не только с положением других региональных и миноритарных, но и официальных европейских языков, склоняет нас к выводу о некоторых преимуществах положения миноритарных языков в виде дополнительных инструментов защиты.
Стандартизация жестового языка, его определенная популяризация, программы финансирования и поддержка на уровне институционального правового дискурса поднимают гораздо более общий вопрос, а именно, вопрос места и статуса меньшинств в современных европейских демократиях. Политические, демографические и социальные сдвиги последних десятилетий заставляют некоторых западных наблюдателей говорить об угрозе новой идеологии: идеологии или даже диктатуре меньшинств, распространение которой ставит под вопрос все принципы, на которых доселе строилась западная демократия [19]. Всплеск пришедших во Францию из США неофеминистских движений6, одним из наиболее ярких проявлений
6 С октября 2017 года интернет-движение #Balance ton porc (сдай извращенца) получило широкое распространение в сети для пре-
которых стал гендерно-нейтральный язык (écriture inclusive)7, официальное признание третьего пола [4], предложение заменить обозначение родителей как отец и мать на родитель 1 и родитель 2 [14] сдвигают устоявшиеся представления о медицинской и биологической нормах, орфографии, бинарной гендерной идентичности и семейных отношениях. Возможно, мы присутствуем при очередной смене кодов европейской культуры, отказе от устоявшихся норм, поскольку, в силу бесконечного разнообразия, любое исключение может впредь претендовать на нормативный статус. На более глобальном уровне вопрос о том, что находится по ту сторону прав человека [1], приобретает как никогда острую актуальность. Мы позволим себе процитировать мнение Филиппа де Вилье, ревностного католика правых взглядов, отражающее, как нам кажется, реакцию консервативной части европейского общества на происходящие процессы: Впервые в истории Европы во имя принципа не-дискриминации нас (европейцев) пытаются подвергнуть испытанию двух цивилизационных потрясений. Первое уничтожает физические границы и приводит к созданию мультикультур-ного и, следовательно, мультифункционального и мультиобескультуренного (multidéculturée) общества, в котором нам уготована участь меньшинств, тогда как второе разрушает антропологическую границу, границу между полами, жизнью и смертью, животным и человеком. Европейцам предлагается жить без нации, семьи и государства [24].
Мы далеки от подобного апокалиптического видения европейских процессов, не забывая при этом, что Россия остается участницей мирового процесса и сталкивается или столкнется с вызовами, давно знакомыми Евросоюзу. На более конкретном уровне изучения иностранного языка на сегодняшний день российское образование, ориентированное на компетентностный подход, ставит перед собой задачу формирования у обучающихся коммуникативной компетенции, предполагающей знание и грамотное обращение с ценностями культуры изучаемого языка.
Таким образом, мы непосредственно подошли к вопросу о месте и функциях «Общеевропейских компетенций» в системе российского образования. Неоспоримый вклад этого грандиозного труда в гармонизацию процесса изучения и оценки владения иностранными языками, в частности, через введение, систематизацию и описание уровневой шкалы превращает его в эффективный и востребованный инструмент образовательного процесса. Но при использовании этого инструмента не стоит
дания гласности физического насилия, агрессивных действий и сексуальных домогательств, особенно на рабочем месте. 7 Изменение орфографических, грамматических, синтаксических правил, позволяющих избежать гендерной дискриминации, в частности, через использование слов обоюдного рода. Так, во французском языке к существительным мужского рода добавляются суффиксы или окончания женского рода: например, гер^ег^аг^-е. Использование в официальном языке запрещено премьер-министром Э.Филиппом в ноябре 2017 года.
о о ш и m S m
О m э m й А
S £ m
О
х О m
О Dl и А ы о ш А X
s m
о
(Ч *
SI
Z
забывать, что он транслирует не только и не столько лингвистические стандарты, сколько стандарты идеологические и ценностные. Мы не видим ни возможности, ни необходимости открывать в данной работе широкую кросскультурную полемику о соотнесенности западноевропейских и российских образовательных и социокультурных ценностей, но, одновременно, мы не можем и обойти молчанием очевидно иную парадигму развития современного российского общества. Богатая и успешная традиция российской лингводидактики открыта прогрессивным веяниям, тогда как использование качественных европейских инструментов, обогащая и актуализируя процесс преподавания иностранных языков, дает мощный инструмент противостояния «изоляционизму» России.
Литература
1. Бенуа де, А. По ту сторону прав человека. М. : Изд-во ИОИ, 2015.
2. Воевода Е. В. Языковая посредническая роль в диалоге культур // Вестник МГИМО. 2015, №42(3). С. 239-243.
3. Европейская хартия региональных языков [Электронный ресурс]. // Совет Европы. 5 октября 1992 года. Режим доступа: https://www.coe.int/en/web/conventions/full-list/-/conventions/rms/090000168007c07e , (дата обращения: 22.02.2019 г.)
4. Интерфакс [Электронный ресурс]. // Интерфакс. 8 ноября 2017 года. Режим доступа: https://www.interfax.ru/world/586608, (дата обращения: 27.01.2019 г.)
5. Марусенко М. А. Языковая политика Европейского союза. Институциональный, образовательный и экономический аспекты. СПб. : Изд-во С.-Петерб.ун-та, 2014.
6. Прозорова Е. В. Российский жестовый язык как предмет лингвистического исследования // Вопросы языкознания. 2007, № 1. С. 44-61.
7. Ar Brezhoneg. [Электронный ресурс]. 2013 г. Режим доступа: http://www.fr.brezhoneg.bzh/3-la-langue-bretonne.htm, (дата обращения: 03.02.2019 г.)
8. Avis consultatif : Ratification de la Charte européenne des langues régionales ou minoritaires, 31 juillet 2015 № 390.268 // Conseil d'Etat et la juridiction administrative [Электронный ресурс].
9. Cadre europeen commun de reference pour les langues. Volume complémentaire avec de nouveaux descripteurs. Conseil de l'Europe, 2018.
10. Cerquiglini B. Les langues de la France. Rapport au Ministre de l'Education Nationale, de la Recherche et de la Technologie, et à la Ministre de la Culture et de la Communication [Электронный ресурс] // ladocumentationfrancaise.fr. aпрель 1999 года. Режим доступа: https://www.ladocumentationfrancaise.fr/var/storage/r apports-publics/994000719.pdf, (дата обращения: 03.03.2019 г.)
11. Décision : Décision № 99-412 du 15 juin 1999. Charte européenne des langues régionales ou
minoritaires, 15 juin 1999. № 99-412 // Conseil Constitutionnel [Электронный ресурс].
12. Déclaration de M. Jack Lang, ministre de l'éducation nationale, sur l'apprentissage de la langue des signes par les enfants sourds [Электронный ресурс] // Vie publique. 13 февраля 2002 г. Режим доступа: http://discours.vie-publique.fr/notices/023001196.html, (дата обращения: 03.03.2019 г.)
13. FNSF [Электронный ресурс] 2019 г. Режим доступа: http://www.fnsf.org/prise-de-position-education , (дата обращения: 03.03.2019 г.)
14. Le Figaro.fr avec AFP. Vives réactions à l'amendement «Parent 1, parent 2» // Le Figaro. 14 февраля. 2019.
15. Loi: Loi d'orientation et de programmation pour la refondation de l'École de la République, 8 juillet 2013 № 2013-595 // Ministère de l'éducation nationale nationale et de la jeunesse [Электронный ресурс].
16. Loi: Loi pour l'égalité des droits et des chances, la participation et la citoyenneté des personnes handicapées, 11 février 2005. № 2005-102 // Légifrance [Электронный ресурс].
17. Oleron. P. Le langage gestuel des sourds: syntaxe et communication. Paris : éditions du CNRS. 1978.
18. Padden C., Humphries T. Deaf in America. Voices from a Culture. Cambridge : Harvard University Press. 1988.
19. Polony N., Quatrepoint J- M. Délivrez-nous du bien ! Paris : Les Éditions de l'Observatoire. 2018.
20. Règlement : Règlement №1 portant fixation du régime linguistique de la Communauté Économique Européenne , 15 апреля 1958 №1 // EUR-lex.europa.eu [Электронный ресурс].
21. Résolution: Résolution du Parlement européen sur les langues des signes et les interprètes professionnels en langue des signes, 23 novembre 2016 №2016/2952(RSP) // Parlement européen [Электронный ресурс].
22. Stokoe, W. Sign Langage Structure : An Outline of the Visual Communication Systems of the American Deaf // Studies in linguistics : 1960. № 8, С. 3-75.
23. Texte de référence: La scolarisation des élèves en situation de handicap, octobre 2018 // Ministère de l'éducation nationale et de la jeunesse [Электронный ресурс].
24. Villiers, de, Philippe. Nous vivons peut-être la fin d'une civilisation, la nôtre //
Le Figaro 30 октября. 2018.
25. Yann Nguen, lauréat du prix émergence scientifique 2018 [Электронный ресурс]. // Fondation pour l'audition. 26 ноября 2018 г. Режим доступа: https://www.fondationpourlaudition.org/fr/yann-nguyen-342, (дата обращения: 03.03.2019 г.)
26. Государственная политика и управление / Абрамов А.В., Егоров В.Г., Абрамова Ю.А., Алексеев Р.А., Алябьева Т.К., Вититнев С.Ф., Зозуля О.А., Козьякова Н.С., Петросян Э.Б., Федорченко С.Н., Федорченко Л.В. Москва, 2018.
Between ideology and humanism: language policy in the European Union
Polianskaya I.E.
Moscow State Institute of International Relations
Being started from the introduction of ProSign descriptors to the second edition of Common European Framework of Reference for Languages, the present work focuses on sign language standartization reasons. The regulations and legislative instruments review as well as political, medical and European discourse panorama shine new light on the inclusive community focus and Pan-European identity building-up. Through the language situation synopsis the author brings into confrontment the minority languages including the sign language to the major European languages condition and concludes about their vulnerability. The democratic imperative of the human rights observance, the lack of supranational protection tools no less than the English language dominance squeeze the major European languages out of the education sector, scientific studies and Technologies. The most favoured minority languages treatment within the inclusive society reveals the European minorities privileged conditions. The imminence of European challenges notwithsanding the significant differences in Russian and European development models offer a valuable insight into the European process. At the same time, Common European Framework of Reference for Languages ideological narrative leave the matter of their situation within the Russian education sector in abeyance.
Key words : Common European Framework of Reference for Languages, ideological narrative, sign language, inclusive community, minority languages, major European languages, minority, human rights, development models.
References
1. Benoit de, A. On the other side of human rights. M.: Publishing
House of the Institute of Electrical Engineering, 2015.
2. Voevoda E. V. The linguistic intermediary role in the dialogue of
cultures // Bulletin of MGIMO. 2015, №42 (3). Pp. 239-243.
3. European Charter of Regional Languages [Electronic resource].
// Council of Europe. October 5, 1992. Access mode: https://www.coe.int/en/web/conventions/full-list/-/conventions/rms/090000168007c07e, (appeal date: 02.22.2019)
4. Interfax [Electronic resource]. // Interfax. November 8, 2017. Access mode: https://www.interfax.ru/world/586608, (appeal date: 01/27/2019)
5. Marusenko MA. The language policy of the European Union.
Institutional, educational and economic aspects. SPb. : Publishing House of S.-Petersburg., 2014.
6. Prozorova Ye. V. Russian sign language as a subject of linguistic
research // Questions of linguistics. 2007, No. 1. P. 44-61.
7. Ar Brezhoneg. [Electronic resource]. 2013 Access mode: http://www.fr.brezhoneg.bzh/3-la-langue-bretonne.htm, (appeal date: 03.02.2019)
8. Avis consultatif: Ratification de la Charte européenne des langues régionales ou minoritaires, 31 juillet 2015 No. 390.268 // Conseil d'Etat et la juridiction administrative [Electronic resource].
9. Cadre europeen commun de reference pour les langues. Volume
complémentaire avec de nouveaux descripteurs. Conseil de l'Europe, 2018.
10. Cerquiglini B. Les langues de la France. Rapport au Ministre de l'Education Nationale, de la Recherche et de la Technologie, et à la Ministre de la Culture et de la Communication [Electronic resource] // ladocumentationfrancaise.fr. April 1999 Access mode:
https://www.ladocumentationfrancaise.fr/var/storage/rapports-publics/994000719.pdf, (appeal date: 03/03/2019)
11. Décision: Décision No. 99-412 du 15 juin 1999. Charte européenne des langues régionales ou minoritaires, 15 juin 1999. No. 99-412 // Conseil Constitutionnel [Electronic resource].
12. Déclaration de M. Jack Lang, ministre de l'éducation nationale, sur l'apprentissage de la langue des signes par les enfants sourds [Electronic resource] // Vie publique. February 13, 2002 Access mode: http://discours.vie-publique.fr/notices/023001196.html, (appeal date: 03/03/2019)
13. FNSF [Electronic resource] 2019. Access mode: http://www.fnsf.org/prise-de-position-education, (access date: 03/03/2019)
14. Le Figaro.fr avec AFP. Vives réactions à l'amendement "Parent 1, parent 2" // Le Figaro. The 14th of February. 2019.
15. Loi: Loi d'Orientation et de programmation for la refondation de l'École de la République, 8 juillet 2013 No. 2013-595 // Ministère de l'éducation nationale nationale et de la jeunesse [Electronic resource].
16. Loi: Loi pour l'égalité des droits et des chances, la participation et la citoyenneté des personnes handicapées, 11 February 2005. No. 2005-102 // Légifrance [Electronic resource].
17. Oleron. P. Le langage gestuel des sourds: syntaxe et communication. Paris: éditions du CNRS. 1978
18. Padden C., Humphries T. Deaf in America. Voices from a Culture. Cambridge: Harvard University Press. 1988
19. Polony N., Quatrepoint J- M. Délivrez-nous du bien! Paris: Les Éditions de l'Observatoire. 2018.
20. Règlement: Règlement №1 portent fixation du régime linguistique de la Communauté Économique Européenne, April 15, 1958 №1 // EUR-lex.europa.eu [Electronic resource].
21. Résolution: Résolution du Parlement européen sur les langues des signes et les interprètes professionnels en langue des signes, 23 novembre 2016 No 2016/2952 (RSP) // Parlement européen [Electronic resource].
22. Stokoe, W. Sign Langage Structure of the American Deaf // Studies in linguistics: 1960. No. 8, P. 3-75.
23. Texte de référence: La scolarisation des situation, handicap, octobre 2018 // Ministère de l'éducation nationale et de la jeunesse [Electronic resource].
24. Villiers, de, Philippe. Nous vivons peut-être la fin d'une civilization, la nôtre //
Le Figaro October 30th. 2018.
25. Yann Nguen, lauréat du prix émergence scientifique 2018 [Electronic resource]. // Fondation pour l'audition. November 26, 2018. Access mode: https://www.fondationpourlaudition.org/fr/yann-nguyen-342, (appeal date: 03/03/2019)
26. State policy and management / Abramov A.V., Egorov V.G., Abramova Yu.A., Alekseev R.A., Alyabyeva T.K., Vititnev S.F., Zozulya O.A., Kozyakova N.S., Petrosyan E.B., Fedorchenko S.N., Fedorchenko L.V. Moscow, 2018.
p
m
S
m
X
X
o
m
n
m
b
A
O
S
£
m
O
X
O
m
O
01
■o
A
w
o
00
A
X
s
m
19
