CC BY
97
Lingua mobilis №1 (20), 2010
ОБРАЗНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ В РУССКОЙЛИНГВОКУЛЬТУРЕ (НА ПРИМЕРЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ)
У. А. Савельева
В данной статье представлен анализ образного осмысления предательства в русской лингвокультуре, проделанный на примере произведений художественной литературы. Рассматривая книги, к которым больше всего апеллируют в России при характеристике предательского поступка, автор приходит к выводу о том, что образ предателя представлен в развитии и характеризуется такими атрибутами как «скрывающий истинные мотивы», «лицемер», «расчетливый и злой». Кроме того, анализ поступков и внешности предателя показывает, что большинство литературных персонажей символич-ны и несут на себе отпечаток коллективного бессознательного.
Ключевые слова: архетип, архетипическая дуальная категория, лексические и фразеологические единицы, лингвокультурология, миф, оценка, прецедентное имя, прецедентный феномен, процесс социализации. художественное произведение, эмоциональнооценочная картина мира.
В соответствии с тезисом о том, что абстрактное всегда тяготеет к языковому воплощению, нами было выявлено, что абстрактное понятие «предательство» осмысляется в тесной связи с наиболее яркими случаями совершения рассматриваемого поступка, встречающиеся в литературных источниках русской лингвокультуры. Так, имеется некое постоянное усредненное представление о предателе, выявляемое как образное представление о человеке, готовым пойти на все ради собственной выгоды.
Данный образ во многом обусловлен характером и поведением такого библейского персонажа, как Иуда Искариот. Данное прецедентное имя носит универсальный характер, поскольку Библия является универсальным прецедентным феноменом, и степень апел-лируемости к ней особенно высока в европейских лингвокультурах. Имя одного из апостолов стало хрестоматийным при номинации лица, совершающего предательство. В этой связи представляется
46
Язык художественной литературы
оправданным наличие во многих лингвокультурах как лексических и фразеологических единиц, так и образов, связанных с библейскими событиями, ставшими основой возникновения архетипического образа Предателя. Именно этот образ находит отражение, осмысление и развитие в таких знаковых для русской культуры художественных образах, как Иудушка Головлев, герой романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы», Мальчиш-Плохиш, персонаж произведения А.П. Гайдара «Военная тайна», предатель Кротов из романа Ю.С. Семенова «Противостояние».
В самом прозвище героя романа «Господа Головлевы» заложена оценка его поведения и характера: как и библейский Иуда, выдавший своего Учителя за деньги, он не остановится ни перед чем святым для достижения своих целей. С младенческих лет любил Порфиша -Иудушка «приласкаться к милому другу маменьке, украдкой поцеловать ее в плечико, а иногда и слегка понаушничать». Недаром, когда он был еще ребенком, мать смотрела на него с сожалением: «И сама понять не могу, что у него за глаза такие, - рассуждала она сама с собою, - взглянет - ну, словно вот петлю закидывает. Так вот и поливает ядом, так и подманивает».
В данном отрывке особенно отчетливо проступает такие составляющие образа предателя, как «сокрытие истинных намерений», «лицемерие», «расчетливая жестокость». При этом подчеркивается, что перечисленные качества были присущи герою с раннего детства, то есть изначально были частью его природы. Эта характеристика представляется важной, так как и ответы информантов, и анализ газетных статей, и другие литературные источники свидетельствуют о том, что совершить предательство можно под тяжестью обстоятельств, из страха и испытывать впоследствии глубокое раскаяние. Доносительство для героя романа так же органично и само собой разумеющееся, как еда, материнская ласка. Фигурирующие в данном примере выражения «петлю закидывает» и «ядом поливает» создают ощущение расчетливого, ловкого зверолова, со знанием дела убивающего добычу: известно, что некоторые охотники, чтобы заманить зверя и нанести смертельный удар, предварительно разбрасывают отравленные приманки, и, когда жертва поймана, одним ударом завершают задуманное. Мать Иудушки сама не может понять и объяснить характера сына - как и заманиваемый в ловушку зверь, она не осознаёт таящуюся опасность и слишком поздно обнаруживает его истинные намерения.
47
Lingua mobilis №1 (20), 2010
В отношении образа Мальчиша-Плохиша следует отметить, что он несет на себе отпечаток «революционной мифологии», в начале XX века пришедшей на смену религиозному мировоззрению, поскольку известно, что миф, являясь групповой эмоциональнооценочной картиной мира, неуничтожим в обществе, и разрушение одного мифа приводит к утверждению другого.
Как и все архетипические образы, образ Мальчиша-Плохиша символичен: его характер является ничем иным, как противоположностью другого персонажа этого романа, героя со знаком «+» -Мальчиша-Кибальчиша. В трактовке К. Юнга его следовало бы отнести к архетипу «Тени», иначе его можно назвать «антигероем».
«Больно тогда Малъчишу стало. Выскочил тогда Мальчиш-Кибальчиш на улицу и громко-громко крикнул:
- Эй же, вы, мальчиши, мальчиши-малыши! Или нам, мальчишам, только в палки играть, да в скакалки скакать? И отцы ушли, и братья ушли. Или нам, мальчишам, сидеть и дожидаться, чтоб буржуины пришли и забрали нас в свое проклятое буржуинство?
Как услышали такие слова мальчиши-малыши, как заорут они на все голоса! Кто в дверь выбегает, кто в окно вылезает, кто через плетень скачет. Все хотят идти на подмогу. Лишь один Мальчиш-Плохиш захотел идти в буржуинство. Но такой он был хитрый, этот Плохиш, что никому ничего он не сказал, а подтянул штаны и помчался вместе со всеми, как будто на подмогу». (А. Гайдар «Военная тайна»).
В данном отрывке обращает на себя внимание тот факт, что предатель - это тот, кто идет против всех. Он хитро скрывает своекорыстные мотивы (захотел идти в буржуинство). Он притворяется «своим» (никому ничего не сказал), хотя мысленно (пока) уже перешел на сторону «чужих». Цена его предательства - «целая бочка варенья да целая корзина печенья».
Ему противопоставляется образ Мальчиша-Кибальчиша, героя, готового пожертвовать собой ради спасения других. Это безусловный лидер, за которым следуют все. Он пользуется уважением и авторитетом у других «малышей». Он - совесть и честь молодого поколения, и поэтому его призыв находит живой отклик в сердцах товарищей (все хотят идти на подмогу).
Кроме того, примечателен и тот факт, что сами имена героев носят символический характер. Так, часть имени Мальчиша-Кибальчиша перекликается с фамилией Н.И. Кибальчича (1853-1881), русского
48
Язык художественной литературы
революционера, изобретателя первого в России проекта ракетного двигателя для полета человека. Кибальчич заведовал лабораторией взрывчатых веществ исполнительного комитета «Народной воли» и участвовал в подготовке покушения на царя Александра II. Он был арестован, приговорен к смертной казни и повешен. Образ революционера, таким образом, по канонам новой революционной мифологии отождествляется с образом положительного героя. В приставке «Плохиш» в имени отрицательного персонажа содержится отрицательный оценочный знак, который сразу же лишает слушателя или читателя возможности дать самостоятельную оценку действиям героя. Слово «Плохиш», являясь производным от прилагательного «плохой» a priori выдвигает на передний план основные черты Мальчиша - его подлость, коварство, предательскую натуру («Бьются малъчиши от темной ночи до светлой зари. Лишь один Плохиш не бъется, а все ходит да высматривает, как бы это буржуинам помочь»).
Примечательно, что Мальчиш-Кибальчиш, воплощая все только положительные, а Мальчиш-Плохиш - все отрицательные черты человека, ставящего личные мотивы выше интересов коллективных, представляют собой новые архетипы советской эпохи: известно, что коммунистическая идеология в своем классическом варианте предполагает приоритет коллективного над личным. В образах обоих персонажей отчетливо прослеживается лишь один ключевой признак: «плюс» (Мальчиш-Кибальчиш) - «минус» (Мальчиш-Плохиш), оттесняя на задний план все остальные их характеристики. Данный факт позволяет причислить их к разряду имен-символов, своеобразных эталонов, в соответствии с которыми возможна оценка всех похожих действий реальных людей. Важно отметить, что «Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове» стала одним из главных источников воспитания детей и подростков времен Советского Союза. Факты истории свидетельствуют о том, что в непростой для страны период 20-30-х годов XX столетия требовалась новая идеология, новые отважные герои. Являясь мощным оружием воздействия на подсознательный уровень психики, новая мифология породила своих героев и антигероев, «мучеников» и «злодеев», при этом часто реальные события искажались, а действительные участники этих событий приобретали вымышленные черты. Ярким примером этому может служить история Павлика Морозова, имя которого причисляется к прецедентным феноменам и часто встречается
49
Lingua mobilis №1 (20), 2010
в ответах респондентов и в специальной литературе именно в связи с ситуацией предательства «своих».
Архивные и исторические источники свидетельствуют о том, что четырнадцатилетний Павлик, председатель совета пионерского отряда, был сыном Трофима Морозова, председателя сельского совета в селе Герасимовка в Зауралье в 1929 году во время «сплошной коллективизации». В течение некоторого времени его отец за деньги продавал заверенные сельсоветовскими гербовыми печатями различные фиктивные документы не только так называемым «кулакам» и «вредителям», не желавшим вступать в колхозы и отдавать свое имущество, но и криминальным элементам. В ходе следствия по этому делу, проводимому органами ЧК, показания безграмотного Морозова записал на листе школьной тетрадки его сын, что послужило поводом в это непростое время его родственникам считать, что Павлик донес на собственного отца. Вскоре после того, как Трофим Морозов был отправлен в ГУЛАГ, Павлика и его девятилетнего брата зарезали их родные дед и дядя. Факты этой трагедии официальной пропагандой были представлены с точки зрения основных понятий «классовой борьбы»: пионер Павлик Морозов донес властям, что отец укрывает хлеб от сдачи государству, и его убивают за это ближайшие родственники - классовые враги. При этом, по нашему мнению, форма имени «Павел» употребляется в уменьшительноласкательной форме «Павлик» не случайно, а чтобы подчеркнуть юный возраст погибшего и вызвать у слушающих к нему симпатию. Этот миф достаточно прочно укрепился в сознании представителей русского лингвокультурного сообщества, о чем свидетельствует широкая апеллируемость к этому прецедентному имени и в разговорной практике, и в письменных, и в Интернет-источниках.
Важно отметить, что данное имя перешло в разряд нарицательных существительных и получает такую же амбивалентную оценку, что и слова «разведчик», «агент», «информатор». В честь Павлика Морозова сочинялись гимны, стихи, его именем назывались пионерские отряды, школы, колхозы. То есть, на смену христианским понятиям о страданиях Христа и святых пришли новые мученики, пострадавшие за веру в новую жизнь и потому достойных почитания и поклонения. Одновременно с этим существовало совершенно противоположное мнение: всякого, подозреваемого в доносительстве, называли «павликом морозовым», давая при этом понять, что во все времена и у всех народов считалось святотатством доносить на род-
50
Язык художественной литературы
ного отца, и что особенно презирается предательство «своих».
Таким образом, становится очевидным, что в образах Мальчиша-Плохиша и Павлика Морозова вновь фигурирует неделимость понятий «верность - предательство», основанное на архетипической дуальной категории «плюс-минус». Более того, не вызывая образа конкретного, реально существующего человека, образ Мальчиша-Плохиша, тем не менее, может служить в качестве прецедентного феномена, свернутой метафоры, выступающей, подобно Библейскому Иуде, символом предательства.
Следует подчеркнуть, что в соответствии с идеей К. Леви-Стросса о том, что основной характеристикой мифа является его повторяемость, в мифе о «военной тайне» повторяются многие символы-атрибуты библейской истории: и в евангельской истории, и в «Сказке о военной тайне» присутствуют герои: Христос -Мальчиш-Кибальчиш, которым противопоставлены отрицательные образы Иуды и Мальчиша-Плохиша. В обоих случаях обозначена цена предательства: 30 сребреников - банка варенья и корзина печенья. Пытки и гибель Мальчиша-Кибальчиша отдаленно напоминают крестные муки и Голгофу, которые претерпел Христос. Данные наблюдения, на наш взгляд подтверждают мысль о том, что миф является неуничтожимым в обществе, а также, что мифу принадлежит главенствующее положение в сознании человечества.
В романе Ю.С. Семенова «Противостояние» раскрывается еще один яркий образ предателя - Кротова, во время войны перешедшего к фашистам и ставшего вражеским диверсантом, жестоко убивающим не только немцев, не подчиняющихся режиму Гитлера, но и своих соотечественников. В произведении отчетливо описывается мотивы поведения предателя, его отличительные черты. Бывший «коллега» Кротова, отсидевший за измену в тюрьме, дает ему следующую характеристику:
«Вторым - по мере опасности - я должен назвать Кротова Николая. Он был известен нашей разведгруппе <...> тем, каким образом перешел к немцу. В отличие от меня, взятого в плен в бессознательном состоянии, а затем путем пытки голодом доведенного до отчаяния и согласившегося из-за этого пойти на службу к злейшим врагам нашего героического народа, он, Кротов, принес на руках зарезанного им комсорга его роты.и планшет с картами и документами немецким оккупантам и, таким образом, заслужил их доверие».
51
Lingua mobilis №1 (20), 2010
В данном отрывке отчетливо представлены возможные мотивы, толкающие человека на путь предательства: человека можно запугать, довести до бессознательного состояния и путем мучений вызвать в нем слабость и принудить его стать изменником. В то же время человек может согласиться добровольно, то есть, по собственному желанию встать на сторону врага. Именно так и поступил Кротов. В романе дается объяснение его готовности сделать решающий шаг: в разговоре с немецким вербовщиком он высказывает ненависть к своим соплеменникам:
«...Дело заключается в том, что мы придаем вам пять человек, которым мы верим. Да, да, верим <...> Однако они, в силу своих умственных способностей, лишь компрометируют нас своим сотрудничеством. Понятно? Вы ведь встречали в тюрьме тех славян, которые вызывали у вас брезгливость?
- Встречал.
- А почему они вызывали у вас брезгливость? - тихо, другим голосом спросил черный. - Объясните мне, пожалуйста, Кротов, причину возникшей у вас брезгливости по отношению к людям одной крови?
- Безмозглые. Быдло <...> Вроде стада...
- ... А не вызывало в вас брезгливости то, что они были слишком русскими?
- Это тоже. Мужики»
То есть, налицо внешняя стадия конфликта, определяемого нами выше как «противоречие мотивов, целей и ожиданий сторон». Являясь русским человеком, Кротов фактически утрачивает всякую духовную и кровную связь со «своими». Они разочаровали его, у него нет больше интереса быть частью общего с ними целого: они кажутся ему слишком слабыми, глупыми, «стадными». Примечательна также манера поведения предателя:
«- А как он себя вел в критических ситуациях?
- Реакция моментальная: удар ножом или выстрел.
- Очень был сильный?
- Невероятно».
Данный пример свидетельствует об особой жестокости Кротова: в минуту опасности он не рассуждает, а убивает. Перед читателем встает образ хитрого, расчетливого и смертельно опасного хищника, который предельно четко обозначен в характеристике, данной ему следователем Костенко:
52
Язык художественной литературы
«— Пауль, - Костенко достал из кармана конверт. - Здесь один лишь палец. Один отпечаток. Других у меня нет. Речь идет о кровавом преступнике. О волке. Знаете, как волк режет стадо? Он слепо бежит сквозь, разрывая горло всех, кто стоит на пути, всех без разбора, а берет себе в добычу лишь одну тушу. Этот человек -волк, страшнее даже».
Особого внимания заслуживает внешность предателя:
«— Какие-нибудь особые слова, запоминающиеся, ему одному присущие, употреблял?
- Да что-то не помню <...> Вроде бы нет, он старался быть неприметным, серым, чтоб, кто мимо прошел, на нем и глаза не остановил».
Выбор фамилии «Кротов» представляется нам неслучайным. Крот - неприметное подземное животное, ведущее ночной образ жизни. Подобным образом, Кротов старается быть неприметным и серым, не привлекающим внимания, так как именно неприметность - основное условие для достижения его корыстных целей. Такого человека трудно запомнить, и в случае необходимости почти невозможно описать его внешность, благодаря чему предатель может долгое время оставаться непойманным и безнаказанным. Его речь также ничем особенным не отличается: нет особенных, присущих лишь ему слов и оборотов. Даже от приобретенного в детстве заикания, способного привлечь к нему внимание, он избавляется в фашистской разведшколе. Этот человек реально существует, и вместе с тем его как бы нет.
Образ Кротова интересен еще и тем, что показан в развитии - писатель пытается прояснить причины, по которым тихий и застенчивый подросток превращается в кровавого убийцу и изменника Родины. Примером для него послужил собственный отец, жестоко относившийся к своей жене и враждебно настроенный к людям вообще:
«...умный у меня батька, пристраивал помаленечку, чтоб зазря никого в зло не вводить, а главное зло - зависть людская; черви завсегда крокодилу завидуют, не зря батя говорил, что крокодил -умное животное и попусту никого не обижает: «Голод не тетка, того хватает, кто сам попадается под зуб, - а ты не попадайся. Попал, зараза - сам виноват». В этих словах слышится оправдание жестокости по отношению к другим - если есть цель, к ней нужно стремиться любыми путями и сметать на пути всех, кто мешает ее осуществлению. Отец привил ему практицизм: «что нельзя пощу-
53
Lingua mobilis №1 (20), 2010
пать и увидеть - то не существует, обман и химера». Данные слова звучат в адрес морали и нравственности. Согласно его идеологии, слабый обречен быть жертвой сильных и умных, поэтому свои права нужно заявлять и брать всегда только силой:
«— Иван Ильич был очень резким человеком; никто не знает, что произошло тогда у них на вечеринке, но он ударил завуча Завьялова, удар пришелся по виску, Завьялова увезли в больницу с сотрясением мозга. Потом над Иваном Ильичом был суд, дали два года тюрь-мы....Никто не знает, что творилось в доме у Кротовых, только соседи слышали, как пронзительно кричал Коля, очень кричал. А после исчез, и нашли его в море через четыре дня....После этого он и стал заикой. Покойница две недели не выходила из дома, но с той поры совершенно исчезла ее былая самостоятельность и красота - она как-то съежилась и постоянно смотрела на покойника рабскими глазами побитой собаки.». Пример свидетельствует о приоритете грубой физической силы для отца Кротова, о необходимости мести, при этом чувства близких людей не учитываются. Неокрепшая детская психика совершенно ломается под давлением подобного мировоззрения отца, которого подсознательно всегда копирует подросток. Внутренний конфликт достигает критической формы, в результате чего он начинает заикаться. После инцидента с матерью в Кротове происходит резкая перемена:
«Из бутылки выпустили джинна»: он...понял значение силы. Только ее ведь и боятся люди. И он стал главным драчуном - как что не по его норову - сразу в драку!». С этого момента для него существует лишь императив силы и собственного блага. Интересы и боль других людей в расчет не берутся. Все ценностные ориентиры в жизни Кротова начинают включать только страх пред смертью и жизнь любой ценой:
«А вот бы выйти на дорогу и сказать: «Братцы, я вам тайну открою, тогда, может, жизнь сохраните, а больше мне ничего не надо».
Благодаря той динамике, с которой преподносится образ предателя Кротова, становится возможным заключить, что предатель - не всегда изначально подлый человек. Склонность превозносить свои интересы может быть приобретена в процессе социализации, иными словами, адаптации к явлениям окружающей действительности, при этом следует отметить важность существования авторитетной фигуры (отца, учителя) при формировании нравственных приоритетов личности.
54
