CC BY
90
УДК 808.2
Устинов Алексей Валерьевич
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
1013801@mail.ru
ОБРАЗ ПРОТОПОПА АВВАКУМА В РОМАНЕ Д.Л. МОРДОВЦЕВА «ВЕЛИКИЙ РАСКОЛ»
В статье рассматриваются художественные приёмы раскрытия характера протопопа Аввакума в романе Д.Л. Мордовцева «Великий раскол»
Ключевые слова: раскол, историзм, документализм и художественность.
Роман Д.Л. Мордовцева впервые был опубликован в журнале «Русская мысль» (1880), а на следующий год вышел и отдельной книгой. Произведение посвящено событиям XVII века, предшествующим периоду петровских преобразований и традиционно именуемым «расколом русской церкви». В числе действующих героев романа выведены исторические лица - царь Алексей Михайлович, патриарх Никон, протопоп Аввакум, боярыня Феодосия Морозова и др. Написанию романа предшествовало изучение автором исторической основы - как историографических произведений, так и подлинных документов эпохи, среди которых особое место занимает «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» [1].
После двухсотлетних репрессий со стороны имперских властей по отношению к «раскольникам», к 70-м годам XIX века складывается понимание необходимости изучения этого сложнейшего и многообразного явления. Вместе с либерализацией взглядов на старообрядчество менялось и восприятие лидеров «раскола» - в первую очередь, протопопа Аввакума. Публикация его «Жития» (1861) стала отправной точкой на пути общественной дискуссии относительно событий второй половины XVII века. Свою роль в этом сыграло и понимание того, что «привнесение розни в среду миллионов русских людей» не могло быть следствием «отступления во второстепенных подробностях от религиозного догматизма и церковной обрядности» [2, с.1].
Появление романа «Великий раскол», в котором протопоп Аввакум был изображен сложной и многогранной личностью, было встречено читающей публикой с большим интересом. Симпатии автора склонялись более на сторону «раскольников», поэтому роман натолкнулся на отрицательные отзывы в миссионерской среде.
Н.И. Субботин выступил на страницах «Русского вестника» с подробной статьей «Историк-беллетрист» (1881), в которой подверг автора и его произведение резкой критике [21]. Н.С. Лесков, рассуждая об Аввакуме в статье «Церковные интриганы» (1882), охарактеризовал протопопа как узкого, но неугомонного фанатика, с которым «современные нам исторические романисты носятся как с “тихою лампадою”» [19].
Сам же Мордовцев, вероятно, ориентировался на более объективные оценки личности протопопа со стороны историка С.М. Соловьева, назвавшего протопопа Аввакума «богатырём», подчеркнув при этом особое значение его «Жития»: «Важность памятника заключается в том, что он лучше других памятников переносит нас в Россию XVII века, от которой мы отошли так далеко и явления которой мы с таким трудом понимаем» [20, т. 13, с. 206].
Впоследствии к образу протопопа Аввакума чаще всего обращались поэты - Д.С. Мережковский (поэма «Протопоп Аввакум», 1888), М.А. Волошин (поэма «Протопоп Аввакум»), В.Т. Шала-мов (поэма «Аввакум в Пустозерске», опубликованная в 1998 году). Своим «прадедом» называл Аввакума Н.А. Клюев. «Аввакумовские» следы обнаруживаются у многих писателей советской эпохи -
B.С. Гроссмана, О.Ф. Берггольц, Ф.В. Гладкова, К.А. Федина, К.А. Тренёва, М.М. Пришвина, Л.М. Леонова [16, с. 443-444]. Одной из центральных фигур предстает Аввакум в романе современного писателя В.В. Личутина «Раскол» [15].
На основе романа «Великий раскол» была создана и опубликована Игуменом Самуилом (Верным) «историко-богословская повесть «Великое падение» (2011). С помощью «художественно-исторического повествования» автор поставил в ней задачу открыть «истину в развитии жизненных сюжетов и действий государственных лиц» [9, с. 3]. Роман Д.Л. Мордовцева начинает входить и в педагогическую практику в качестве художественной иллюстрации к событиям церковного раскола XVII века [3].
Среди работ, посвященных роману «Великий раскол», следует отметить кандидатскую диссертацию Ким Сунн Хуна «Аввакум и его сочинения в русской науке и литературе 2-й половины XIX -начала XX века» (2001), отдельный параграф которой посвящён художественному воплощению образа Аввакума в романе Мордовцева [10, с. 123140]. Заслуживают внимания вступительная статья
C.И. Панова и A.M. Ранчина «Д.Л. Мордовцев и его историческая проза» к изданию романов писателя «За чьи грехи» и «Великий раскол» [16, с. 5-29], вступительная статья Ю.В. Лебедева к «Собранию сочинений Д.Л. Мордовцева в 2-х томах» [13, с. 541].
По мысли самого Мордовцева, все персонажи романа «Великий раскол» представлены на единой театральной сцене разделёнными на два лагеря -«правый» и «левый». К правой части принадлежат «актеры с чисто русским типом, с великими, шекспировскими характерами вроде Аввакума, Морозовой и их последователей», к «левой» - «князь-кесарь Федор Юрьич Ромодановский, Андрей Иваныч Ушаков, Степан Иваныч Шешковский» [17, с. 579-580]. Автор не указывает на принадлежность Никона к одной из этих сторон, но противопоставление с Аввакумом позволяет отнести отрешённого патриарха к представителям «левой» партии [17, с. 345-346].
Для русского писателя третьей четверти XIX века такое противопоставление является достаточно смелым, поскольку роль Никона в отношении событий, приведших к расколу, в официальной историографии всячески оттенялась. «Умным пастырем» назвал Никона историк-демократ Щапов [23, 48]. В числе причин, приведших Никона к опале, официальный церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) указывал на «личную ненависть» со стороны «убеждённых по жалкому невежеству» Аввакума, Ивана Неронова, Павла Коломенского [24, с. 163-164]. Сам же Никон в интерпретации митрополита предстает как «истинный пастырь, ревнующий о соблюдении веры и обрядов во всей их чистоте и неповреждённости», который «имел несчастие лишиться милости своего доброго монарха» [24, с. 167].
Событийная основа романа строится на зафиксированных историографической литературой фактах. Художественное воплощение получают в романе исторические документы, среди которых важнейшее место занимают произведения протопопа Аввакума - «Житие...» и различные «Послания...». Следуя за Аввакумом, Мордовцев отбирает «из пестрого жизненного материала самое важное, самое характерное, самое яркое» [7, с. 197].
Главной художественной «пружиной» произведения является противопоставление «космоса» «хаосу», гармонии - конфликту, что вполне соответствует обозначенной в названии романа теме «раскола».
Протопоп Аввакум под пером Мордовцева -фигура крайне противоречивая. Наставник, вероучитель, безусловный моральный авторитет для своих сподвижников, и, в то же время, - бунтарь, сумасброд, провокатор и даже шут. Если в начале романа Мордовцев называет его «благообразным» и «благочестивым» старцем [17, с. 248], то по мере развития событий эпитеты становятся все более аскетичными. Подчёркивая фанатизм героя, автор постепенно изменяет не только его внешность, но и сам характер изображения. Если вначале автор допускает развернутые описания, вводит в роман бытовой колорит, то с приближением развязки обы-
денное отступает на задний план, а образ Аввакума наполняется евангельской символикой.
«Высокий, широкоплечий мужчина с длинною апостольской седою бородою и такими же седыми курчавыми волосами, с длинным, тонким, красиво очерченным носом, с серыми большого разреза и длинными глазами и низеньким лбом, на который красиво падали седые кудерьки, - точь-в-точь святительский лик, какие можно видеть на старинных иконах суздальского письма. Серые, с длинным разрезом и длинными ресницами глаза смотрели ласково и по временам зажигались прекрасным, каким-то согревающим светом. Это были совсем отроческие глаза под седыми бровями» [17, с. 236] - так автор рисует портрет своего героя в начале произведения. Но проходят годы и после нескольких лет в заточении внешность протопопа уже несёт на себе отпечаток тяжелейших невзгод: перед вселенскими патриархами Аввакум предстает «худым, оборванным и обезображенным стрижкой» [17, с. 340].
Проходя через испытания, Аввакум словно лишается телесности. Рисуя мученическую кончину протопопа и его товарищей (глава XXII. «Сожжение Аввакума»), автор внешность своего героя описывает уже предельно лаконично: «Седая голова его тихо качалась. Нечёсаные космы свесились на лицо» [17, с. 581]. Портрет Аввакума утрачивает статичность, описания становятся всё более динамичными. Выйдя из подземелья, Аввакум радостно тряхнул головой [17, с. 583], размашисто перекрестился [17, с. 583], радостно всплеснул руками [17, с. 583], быстро нагнулся [17, с. 584]. Момент смерти мученика не обозначен, смерти протопопа вообще как бы нет, автор только подчеркивает - «раздался из пламени сильный, резкий голос» [17, с. 584]. Перед нами - святой, лишённый телесности, ждёт и даже желает искупительного страдания. Все борения остались в прошлом: Аввакум восходит ко Господу по Его стопам - через мученическую смерть.
Трагический подвиг сопровождают евангельские образы: на кресте каркает ворона, обращаясь к которой, протопоп уверенно замечает, что не ей достанется его «мясцо», тем самым сопоставляя себя с «агнцем» - Христом. Он читает отрывок из своего «Жития», в котором повествуется о бесовском искушении: «Аз же, Богу помолясь, осенил рукою мертвеца, и бысть по-прежнему все, ино ризы и стихари летают с места на место, устрашая меня. Аз же, помолися и поцеловав престол, рукою ризы благословил и пощупал, приступя: а они по-старому висят» [17, с. 581]. Ср.: «Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» [Матф. 10:4].
Перед выходом из узилища Аввакум получает записку от старицы Мелании, полную характерных
138
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ №» 5, 2012
для духовной литературы образов: «Смиренная и убогая старица Мелания преподобному Аввакуму, пророку и посланнику Бога живого, столпу непоколебимому православия, солнцу правды, адаманту веры правыя, о Христе радоватися. Приспе бо час твой. Уготована убо огненная колесница, на ней же ныне вознесешись ко Господу. Аминь».
«Правое» место на исторической сцене романа теперь полностью совпадает с церковной традицией «правого пути». Приготовление Аввакума к смерти напоминает ночь Спасителя в Гефсиманском саду: «Что выражало лицо его, неизреченное ли блаженство или невыразимый ужас, когда он упал этим лицом на солому и не своим голосом выкрикнул: “Да будет воля твоя!” - это известно только тем, которые умирали за идею» (курсив мой. - А. У.) [17, с. 582.]. (Ср.: «Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя». - [Матф. 26:42]).
С другой стороны, понятие «смерти за идею» далеко от евангельского и скорее характерно для мироощущения современной Мордовцеву русской демократической интеллигенции 1870-1880-х годов. Так что косвенно утверждаемая им параллель между подвижниками раскола и современными мучениками за идею социальной справедливости далеко не случайна. Духовный облик социалистов-пропагандистов 1870-х годов Д.Н. Овсянико-Кули-ковский считал «одним из ярких выражений их психологической религиозности; они религиозно веровали в идеал социализма, как в своего рода “откровение”, и приписывали почти чудесную силу исповеданию этой “веры”, пропаганде социализма. Кроме того, нельзя не видеть здесь отпечатка той религиозности, которою характеризовалось первоначальное христианство, религиозности евангельской, выдвигавшей идею не насилия, а самопожертвования. Не все, быть может, но очень многие из тех, которые “ходили в народ”, увлекались -одни сознательно, другие бессознательно - идеалом евангельского служения ближнему, отречения от всех благ земных, от личного счастья. <.. .> Другим проявлением психологической религиозности мирных пропагандистов 70-х годов были их упования на близость “социального переворота”, напоминавшие веру первых христиан в близость второго пришествия Христа и водворения Царства Божия на земле» [18, с. 193-194].
В духе времени Мордовцев связывает возникновение раскола с протестом против насилия как в делах веры, так и во внутренней политике государства, породившей всеобщее недовольство. «Оно проявилось не только в сопротивлении церковным реформам “сверху”, но и в периодических бунтах против боярского утеснения, вылившихся в крестьянскую войну под руководством Степана Разина. На почве социального протеста возник, по Мор-
довцеву, союз аскетического раскола с разинской вольницей. Главную причину раскола писатель видит в том, что русское самодержавие насилием старалось опередить историю и разрушало органический процесс развития общества. В эпоху Мордов-цева такая трактовка раскола была довольно смелой и прогрессивной. Она воспринималась как “новое слово” в понимании судьбоносного для России события» [13, с. 32].
По этой причине автор ставит Аввакума в один ряд с протестантами Нового времени. Это переплетение нескольких культурно-исторических пластов: общехристианского, древнерусского и современного характерно и для всего романа в целом.
Мордовцев понимает, конечно, что исторический Аввакум шёл на смерть не «за идею», а ради спасения бессмертной души перед лицом Антихриста, утверждающего себя в этом мире. Не случайно Мордовцев широко использует текст известного ему «Жития протопопа Аввакума...». Автор допускает не только прямое цитирование, но добавляет в речь протопопа контекстуально необходимые, с точки зрения романиста, элементы. Этому способствует и особый лад «автобиографии» протопопа - «глубоко личный тон простодушно-доверчивого рассказчика» [5, с. 209].
Вот, например, типичный в этом смысле фрагмент романа: «И волею Божиею прибило нас к берегу; Бог берег меня, свою козявку бедную. Бог берег, так Пашков, в угоду Никону, души моей искал. Взлютовал он на меня крепко, стал из доще-ника выбивать: “для-де тебя дощеник худо идет, еретик-де ты, поди-де по горам, а с нами не ходи”» [17, с. 240]. Обратим внимание, что в имитируемую Мордовцевым речь протопопа вставляется прямая цитата из «Жития»: «На другом, Долгом пороге стал меня из дощенника выбивать: “для-де тебя дощенник худо идет! еретик-де ты! поди-де по горам, а с казаками не ходи!”» [1, с. 31]. Формально весь отрывок выглядит как цитата, но в действительности собственно заимствованным отрывком являются слова воеводы Пашкова. При этом Мордовцев «упрощает», «обмирщает» речь протопопа: это пока не тот мученик, восхождение к которому описывается писателем на протяжении всего романа, но ещё «обычный» человек, со своими слабостями, и вместе с этим во всем видящий «раскол», козни «никонианства»: не самочинно Пашков притесняет Аввакума, но в угоду Никону.
Завершая «аввакумовские» сцены, Мордовцев приводит точную цитату из «Жития...»: «Ну, старец, моего вяканья ведь много ты слышал...» и т.д. [17, с. 581-582] и [1, с. 117-118], вместе с протопопом ставя точку в его земной жизни, и открывая жизнь новую - теперь уже как вождя и пророка. Глава «Сожжение Аввакума» заканчивается прямым указанием на бессмертие протопопа: «Аввакум был прав, говоря о сожигаемых: “Из каждой
золинки их, из пепла, аки из золы феникса, изрос-тут миллионы верующих...”» [17, с. 585]. Теперь же эта фраза - одно из часто используемых выражений, характеризующих личность протопопа Аввакума [6].
Но не только Аввакум-проповедник интересует Мордовцева. Для романиста протопоп ещё и яркая личность, способная на глубокие, искренние чувства. Тонким лиризмом окрашены его послания боярыне Морозовой, на их основе строит романист взаимоотношения своих героев. «Свет моя! Еще ли ты дышишь? Друг мой сердечной! ...Чадо церковное, чадо мое драгое, Феодосья Прокопьевна! ...О светила великия, солнце и луна Руския земли, Феодосия и Евдокия... О, две зари, освещающия весь мир на поднебесный!» - обращается к своим духовным дочерям протопоп в послании к Морозовой и Урусовой [22, с. 191-195]. Сцена с чтением Морозовой этого послания - одна из самых лирических в романе (глава XV «Морозова в заточении»). Мордовцев с каждой новой фразой цитируемого им послания показывает развитие героини, восхождение к подвигу, укрепление духа, решимости. «Глубоко любовным отношением» к своим духовным детям, полны послания протопопа, отмечает биограф Аввакума В.А. Мякотин [24, с. 130]. «Так некогда первые христиане служили для язычников примером истинной любви», - пишет К.Я. Кожурин о влиянии протопопа на окружающих, стремившихся к отстаиваемой им старой вере [11, с. 320].
Для создания эффекта исторической достоверности, Мордовцев широко использует эпистолярные произведения Аввакума [22]. Вместе с этим, язык протопопа Аввакума в романе близок к языку простого народа: «Что меня, старого-то ворона, жалеть, осударыня царевна!» [17, с. 246]; «Ох! Ужли это она?» [17, с. 316]; «Аминь, аминь! трик-раты аминь!» [17, с. 316]; «Ишь напечатал на соблазн людям!» [17, с. 321]. Выделенные слова указывают на элементы просторечной лексики в прямой речи Аввакума. Писатель подчеркивает нелитературный характер речи персонажей из народа: «Мотри-мотри, братцы, мышь бежит» [17, с. 531]; «Что у вас тутай-ка, братцы?» [17, с. 547].
Вместе с тем речи Аввакума присущи образы древнерусской книжности: «Господь с тобой, дочушка моя по Христе» [17, с. 243]; «Недаром Господь жену создал из ребра мужчины, а мужа из персти земной, из грязи» [17, с. 244]; «Когда Ме-летий патриарх антиохийский ругался с проклятыми арианами насчет перстного сложения» [17, с. 268]. Аввакум предстаёт в романе человеком образованным, стойким, крепким и физически, и в своей вере: он прекрасно понимает взаимосвязь духовного и телесного, ему чужды лицемерие и ханжество. Аввакум в «Великом расколе» - плоть от плоти народа, его нравственный и духовный лидер.
Раскрытие образа Аввакума в романе невозможно без упоминания его главного идейного противника - патриарха Никона. Автор на протяжении всего произведения сопоставляет их, эти два персонажа двигаются параллельными курсами. Но если движение Аввакума - это восхождение от борца к святому, то Никон изображен, скорее, по нисходящей проекции. По точному замечанию одного из исследователей романа, «образ одного создается с помощью деталей, характерных для другого» [10, с. 133]. В произведении оба героя попадают в оппозиционную по отношению к государственной власти ситуацию, в то время как им по силам было бы претендовать на место «истинных пастырей православного народа» [10, с. 134].
Раскрывая характеры своих героев, Мордовцев использует приём сопоставления с помощью определенных символов, беря за основу одну из художественных особенностей «Жития...». Обильное привлечение Аввакумом не только анималистической лексики, но и разнообразных сопутствующих ему на жизненном пути животных, позволяет Мордовцеву искусно сопоставлять своих персонажей, показывая их во взаимодействии с теми или иными «божьими тварями». Аввакум всегда выступает в роли их защитника: «Он, сидя в своём подземелье, всё молился да разговаривал то с вороною, каркавшею у него на кресте землянки, то с воробьем, прилетавшим на его оконце клевать крошки, насыпаемые туда узником, то с мышонком, что погрызывал его сухарики, то, наконец, с пауком, спускавшимся с потолка на звон его цепей, говорил затем, чтоб не разучиться говорить и Бога славить, говорил, молился и писал, без конца писал, рассылая свои послания по всей русской земле с помощью уверовавших в него тюремщиков» [17, с. 580].
Иначе ведёт себя Никон. Чаще всего он раздражается на животных, «божьи твари» вызывают у него неприятные ассоциации: «Выбрось его в окно, - продолжал Никон брезгливо, - это бес в образе нетопыря (летучей мыши - А.У.)» [17, с. 425]. А одну из птиц - баклана - Никон даже подстреливает, тоже приняв её за «беса» (глава IV, Баклан и Киликейка) [17, с. 435-437].
Важно и то, что основной причиной конфликта, описанного в главе III «Мучительная ночь», явилось непонимание Никоном речи своего прислужника - тот говорил «добро-ста», а Никону казалось «Добр Астарт». Эта коллизия раскрывает ещё одно противоречие между Никоном и Аввакумом: протопоп до конца остается верен народу, тогда как Никон перестает быть его частью.
Описывая характер протопопа Аввакума, Мордовцев использует принцип противопоставления. «Несокрушимая воля» героя оказывается у него «мягкой и тягучей, как золото, в делах добра и железной в других случаях.» [17, с. 257].
140
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ .№ 5, 2012
В целом, можно утверждать, что создание художественного образа Аввакума в романе «Великий раскол» восходит к традициям древнерусской житийной литературы, для которой были характерны внутренняя напряженность, важность внутреннего смысла, а не внешнего сходства [14, с. 110]. По мере развития действия, когда Аввакум превращается в настоящего мученика за веру, в его образе всё отчетливее становятся заметны агиографические черты. Эта проблема проявления древнерусской культурной традиции видится интересной и перспективной, поскольку к середине XIX века, казалось, было утрачено понимание той средневековой эпохи, которая, по словам В.Г. Белинского, была прервана эпохою Петра [4, Т.1, с. 92-93]. Мордовцев же свое произведение пишет в русле современной ему реалистической литературы, но при этом использует элементы поэтики, присущие литературе древнерусской.
Библиографический список
1. Аввакум Петров. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное. Издано под редакцией Н.С. Тихонравова. - СПб.: Общественная польза, 1861. - 118 с.
2. Андреев В.В. Раскол и его значение в русской народной истории. Исторический очерк. - СПб.: Тип. М. Хана, 1870. - 411 с.
3. Безродных Г.И., Левковская Н.Н. Тема раскола (противоборство светской и духовной власти) в литературе и искусстве (материалы фестиваля педагогических идей “Отрытый урок”) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://festival.1 September. ru/articles/597429/
4. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: Т. I-XIII. -М.: Изд-во АН СССР, 1953-1959.
5. Виноградов В.В. О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума // Русская речь: Сборники статей / под ред. Л.В. Щер-бы. - Пг.: Издание фонетич. ин-та практич. изучения языков, 1923. - [Ч.] I. - С. 195-293. - (Труды фонетич. ин-та практич. изучения языков / под ред. И.Э. Гиллельсона).
6. Встреча старообрядцев мира «Путь Аввакума» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:/ /www.semeyskie.ru/so vr_uu.html
7. Гусев В.Е. О жанре Жития протопопа Аввакума // ТОДРЛ / АН СССР. Ин-т. рус. лит. (Пушкин. дом); отв. ред. Д.С. Лихачев. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - Т. XV. - С. 192-202.
8. Епископ Михаил (Семенов). Горящий огнем: Повесть из жизни протопопа Аввакума. - М.: Союз старообрядч. начетчиков, 1909. - 18 с.
9. Игумен Самуил (Верный). Великое падение. Историко-богословская повесть. - Алматы: «Ценные бумаги», 2011. - 360 с.
10. Ким Сунн Хун. Аввакум и его сочинения в русской науке и литературе 2-й половины XIX -начала XX века: Дис. ... канд. филол. наук. - М.: МГУ 2001. - 185 с.
11. Кожурин К.Я. Протопоп Аввакум. - М.: Молодая гвардия, 2011. - 400 с. - Серия «Жизнь замечательных людей».
12. Кучинский Р. Ю. «Житие протопопа Аввакума» в поэтических переложениях конца XIX -первой половины XX века: функционирование и жанровая специфика: Дис. ... канд. филол. наук. -Владивосток, 2009.
13. Лебедев Ю.В. Даниил Лукич Мордовцев // Мордовцев Д.Л. Соч.: В 2 т. - Т. 1. - М.: Художественная литература, 1991. - С. 5-41.
14. Лихачев Д.С. Изображение людей в житийной литературе конца XIV-XV вв. // ТОДРЛ / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом); отв. ред. И.П. Еремин. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. -Т. XII. - С. 105-115.
15. Личутин В.П. Раскол. Исторический роман в 3-х книгах. - М.: Информпечать, 2000.
16. МалышевВ.И. Библиография сочинений протопопа Аввакума и литературы о нем 1917-1953 годов // ТОДРЛ / Академия наук СССР; Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом); отв. ред. В.П. Адрианова-Перетц. -М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - Т. X. - С. 435-446.
17. Мордовцев Д.Л. За чьи грехи? Великий раскол / вступ. ст. и комм. С.И. Панова и A.M. Ранчи-на. - М.: Правда, 1990. - 624 с.
18. Овсянико-Куликовский Д.Н. Собр. соч. Т. 8: История русской интеллигенции. Часть вторая. От 50-х до 80-х годов. - СПб.: Общественная польза, 1911. - 256 с.
19. Серман И.3. Протопоп Аввакум в творчестве Н.С. Лескова // ТОДРЛ / АН СССР. Ин-т рус.-лит. (Пушкин. дом); отв. ред. В.И. Малышев. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - Т. XIV. - С. 404-407.
20. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 13. - М., 1863. -779 с.
21. Субботин Н. Историк-беллетрист // Русский вестник. - 1881. - Т. 253. - С. 149-216.
22. Субботин Н. Материалы для истории раскола за первое время его существования, издаваемые Братством св. Петра митрополита. Т. 5. - СПб., 1879.
23. Щапов А.П. Русский раскол старообрядчества. - Казань: Иван Дубровин, 1859. - 550 с.
24. Макарий (Булгаков). История русского раскола, известная под именем старообрядчества. -СПб.: Тип. Королева и К., 1855.
25. Мякотин В.А. Протопоп Аввакум, его жизнь и деятельность: Биографический очерк. - СПб., 1893.
