DOI 10.26105/SSPU.2019.63.5.016 YAK 94(571.122).084.8:67 ББК 63.3(2Рос-6Хан)631-2
И.Н. СТАСЬ
I.N. STAS
ОБРАЗ ПРОМЫШЛЕННОГО ОСВОЕНИЯ: ХАНТЫ-МАНСИЙСКИЙ СЕВЕР В ОЖИДАНИИ ПЕРЕМЕН В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ
THE PATTERN OF INDUSTRIAL DEVELOPMENT: KHANTY-MANSI NORTH IN ANTICIPATION OF CHANGE IN THE POSTWAR YEARS
Работа выполнена при поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-49-860003 «Строительство окружной столицы г. Ханты-Мансийск: конструирование этничности и национальная урбанизация (1930-е - начало 1990-х гг.)»
В статье анализируется формирование образа промышленного освоения в Ханты-Мансийском округе в период позднего сталинизма. Первоначально промышленное направление в развитии региона было закреплено в череде правительственных постановлений, которые касались в первую очередь хозяйственных и социальных изменений, а также посвящались сселению коренных народов в национальные колхозы и переводу их на оседлость. Нарративы в постановлениях и периодической печати того времени строились на основе композиции социально-культурной и экономической метаморфозы Ханты-Мансийского округа из отсталого в цивилизационно развитый регион. Образ промышленной территории из официального нарратива стал реализовываться в конкретных действиях окружной власти, которая предлагала реализовывать индустриальные проекты в лесной, рыбной и строительных отраслях. Промышленный образ подкреплялся в рамках празднования 20-летия Ханты-Мансийского округа. В честь юбилея в регионе было запущено социалистическое соревнование. Оно становилось массовой инициацией в хозяйственную культуру нового типа. В 1950 г. Ханты-Мансийск получил статус города, что также обеспечивалось репрезентацией его как промышленного центра. Послевоенные годы стали временем утверждения композиционного паттерна промышленного развития Ханты-Мансийского округа, расширяющегося в рамках стратегий поиска и процесса освоения природных ресурсов. Местная власть контекстуали-зировала индустриальный образ региона, очертив единственно возможный правильный вариант его развития во фрейме промышленной идентификации.
The article analyzes the formation of the image of industrial development in the Khanty-Mansiisk district in the period of late stalinism. Initially, the industrial direction in the development of the region was fixed in a series of government regulations, which dealt primarily with economic and social changes, as well as devoted to the resettlement of indigenous peoples in national collective farms and their transferring to settlement. Narratives in the resolutions and periodicals of that time were based on the composition of the socio-cultural and economic metamorphosis of the Khanty-Mansiisk district from the backward to the civi-lizationally developed region. The image of the industrial territory from the official narrative began to be implemented in specific actions of the district government, which offered to implement industrial projects in the forest, fishing and construction industries. The industrial image was reinforced in the framework of the celebration of the 20th anniversary of the Khanty-Mansiisk district. In honor of the anniversary a socialist competition was launched in the region. It became a mass initiation into a new type of economic culture. In 1950 Khanty-Mansiysk received the status of a city, which was also provided by its representation as an industrial center. The postwar years were the time of approval of the composite pattern of industrial development of the Khanty-Mansiisk district, expanding in the framework of search strategies and the process of development of natural resources. Local authorities contextualized the industrial image of the region, outlining the only possible correct version of its development in the frame of industrial identification.
Ключевые слова: промышленное освоение, промышленный образ, Ханты-Мансийский округ, Крайний Север, лесная промышленность, нефтегазовое освоение, малые народы.
Key words: industrial development, industrial image, Khanty-Mansiisk district, Far North, forest industry, oil and gas development, small peoples.
Введение. Ханты-Мансийский Север входил постепенно в интересы Советского государства. В 1920-х - начале 1930-х гг. задачи по организации новых властных структур на северных территориях коренного населения возлагались на Комитет Севера, который координировал реализацию основных направлений политики центра - советизации, землеустройства, коллективизации, национального районирования. Все эти мероприятия рассматривались в общем русле коренизации, включения малых народов в правовое пространство нового государства.
Во второй половине 1930-х гг. активная «позитивная» политика в отношении малых народов Крайнего Севера сменилась политикой «невнимания». С одной стороны, этот переход можно рассматривать в целом в тенденциях советской национальной политики, когда принципы империи «положительной деятельности» трансформировались в статус «дружбы народов» [21, с. 629-630]. С другой стороны, он был прямым следствием предшествующих государственных мероприятий, которые, в контексте Казымского и Ямальского восстаний 1931-1934 гг., были расценены как неудачные и привели к ликвидации Комитета Севера в 1935 г [11].
В период Великой Отечественной войны казалось, что Крайний Север России в значительной степени интегрировался в советские институты и экономику. Вместе с тем новое восстание ненцев в 1943 г. (Мандалада) дало понять, что социалистическая реконструкция северных народов осталась незавершенной. В силу этого после войны в отношении национальных округов Крайнего Севера произошло возвращение «позитивной» политики, которая должна была обеспечить тотальное огосударствление местного населения. В основе этой политики лежал образ промышленного освоения региона, который воспроизводился в местной печати в нарративах социокультурного и хозяйственного переустройства, перевода кочевого населения на оседлость, социалистических соревнований и городского преобразования.
Цель статьи - анализ процесса формирования образа промышленного освоения в Ханты-Мансийском округе в период позднего сталинизма.
Материалы исследования. Промышленное направление государственной политики было закреплено в череде правительственных решений. 9 ноября 1945 г. вышло постановление Совета народных комиссаров СССР «О мерах помощи Ханты-Мансийскому национальному округу». 23 октября 1949 г. Совет Министров СССР принял постановление № 4625 «О мерах помощи оленеводства, пушного и рыбного промысла и улучшения культурно-бытовых условий населения районов Крайнего Севера Тюменской области». Эти документы представлялись как новое проявление «отеческой заботы партии, правительства и лично товарища Сталина о народах Севера» [26, с. 2].
В декабре 1950 г. региональной властью намечались масштабные празднования 20-летия со дня образования северных национальных округов. К этому событию 11 ноября 1950 г. Совет Министров РСФСР выпустил постановление «О мерах помощи местному хозяйству Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского национальных округов Тюменской области» [23]. Документ достаточно ясно отразил доминирование и конструирование дискурса строительства и промышленности в условиях юбилейных празднеств.
Ппостановление впервые серьезно очерчивало социальное развитие. В Ханты-Мансийском округе предполагалось возведение учреждений просвещения (школ, жилых двухквартирных домов для учителей, педагогического училища), окружного Дома культуры и жилья: «По развитию жилищно-коммунального хозяйства предусмотрено осуществить в 1951 году жилищное строительство в обоих национальных округах с затратами 500 тысяч рублей» [23]. В хозяйственной сфере планировалось расширение потребительских производств - обозно-мебельного цеха Самаровского райпромкомбина-та, строительство Ханты-Мансийского пивоваренного завода и производство кондитерских изделий при горпищекомбинате. Поворот к улучшению социально-бытовых условий жителей Ханты-Мансийского округа в 1950 г.
кажется весьма логичным, учитывая просто катастрофическую социальную ситуацию в регионе. Историк Д.В. Кирилюк считает, что в 1945-1950-е гг. в округе существовала обстановка постоянного, скрытого и открытого дефицита товаров широкого народного потребления, жилищного кризиса и большой проблемы бытового обслуживания [15, с. 210-212, 220-223]. Регион требовал перемен.
Через месяц, 11 декабря, уже Совет Министров СССР принял постановление «О мерах помощи в переводе на оседлость кочевого и полукочевого населения колхозов в районах Крайнего Севера Тюменской области» [3]. Постановление, которое в публичной сфере называлось историческим, в основном посвящалось мероприятиям по переводу на оседлость и хозяйственному строительству в северных колхозах. Особое внимание было уделено жилищному строительству: «Правительство обязало Центросоюз завести в 1951 году для продажи колхозам нашего округа много строительных материалов для строительства жилых домов колхозников и общественных построек в колхозах, переводимых на оседлость» [3]. Итогом успешного выполнения этого документа прогнозировался полный перевод на оседлость кочевого и полукочевого населения региона, который должен был достигнуть «новых успехов в развитии хозяйства, культуры и благосостояния трудящихся» [3].
Образы индустриальных побед не просто примерялись к официальному представлению преобразившегося Ханты-Мансийского национального округа, но становились маркерами новой конструируемой этничности малых народов Севера:
«В годы сталинских пятилеток в голой тундре и непроходимой тайге построены десятки рыбозаводов, консервные комбинаты и фабрики, моторно-рыболовные станции и леспромхозы, выросли новые города Салехард и Ханты-Мансийск, расширились, благоустроились старые и возникли новые поселки рыбаков и лесорубов. Завершается выполнение коренной задачи по переводу национального кочевого и полукочевого населения на оседлый образ жизни» [25].
Главный контекст движения новой этничности собирался, в том числе, из совокупности хозяйственных мер по переводу национального населения на оседлость, укрупнению национальных колхозов, выращиванию сельскохозяйственных культур в северных условиях. Трудности такой работы связывались с отдаленностью от районных центров, остатками традиций кочевого образа жизни, отсутствием современных средств передвижения.
Большевики не стеснялись признаваться, что работа среди национального населения являлась запущенной, а за два года не удалось расселить 72 национальных хозяйств [8, с. 2]. В целом к июлю 1950 г. за всю работу по борьбе с кочевым образом жизни сселилось и осело 1159 хозяйств из 1773, было выбрано 33 новых хозяйственных центров и распланировано 63 хозцен-тра. В этих пунктах было построено или перевезено 649 домов колхозников из 1773 домов по плану [6, д. 314, л. 1]. Цифры оценивались как провальные. На весеннем пленуме Тюменского обкома партии руководители Ханты-Мансийского округа были «подвергнуты резкой критике за запущенность работы с национальным населением» [27]. Тогда же председатель окриспол-кома Лоскутов заявлял, что «нужно обеспечить всемерное укрепление национальных колхозов, в течение ближайших двух лет завершить сселение и оседание национального населения» [27]. Активная политика по переводу на оседлость хантов и манси продолжалась все 1950-е гг.
Послевоенный период стал временем нового правительственного взгляда на коренное население Крайнего Севера России, который отразился в череде постановлений. Круг властных преобразований охватывал новый этап хозяйственного переустройства, с акцентом на социальное пространство и потребление, и линию по масштабному сселению в национальные колхозы и переводу на оседлость коренных народов. Важнейшее значение в реализации постановлений приобретали новые паттерны, которые выступали ско-
рее сюжетами культурной трансформации - в текстах, юбилейных празднествах и городской идентификации. В них промышленные образы становились нитью, связывающей властные задачи с социальными устремлениями к лучшей жизни.
Нарративы в постановлениях и периодической печати того времени строились на основе композиции социально-культурной и экономической метаморфозы Ханты-Мансийского округа из отсталого в цивилизационно развитый регион: «Истекшие двадцать лет существования нашего округа были годами коренного преобразования экономики и культуры нашего края. <...> Эта неустанная преобразовательная работа дала наглядные, ощутимые результаты во всех областях жизни Севера. Поголовно неграмотные когда-то, жившие примитивным кочевым укладом, изнуряемые социальными болезнями и жесточайшей эксплуатацией царских чиновников и капиталистов, народы ханты и манси были, буквально, возрождены к новой жизни Великой социалистической революцией» [22].
Историк О.Н. Стафеев отмечает, что в формировавшемся образе сибирского региона большую роль играл наступательный мотив преобразования «дикого» края в цивилизационный (индустриальный) [29, с. 361]. Вместе с тем ученый транспонировал его только на эпоху нефтегазового освоения 1960-1980-х гг. Однако этот мотив-композиция был встроенной фабулой в публичные тексты еще в позднем сталинизме. Царский период отсталости, гнета и эксплуатации являлся обязательной экспозицией подобных историй, а достижения советов и большевиков возвышенной кульминацией, которая именовалась «сталинским культурным возрождением» северных народов: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Своим возрождением, всеми своими успехами в хозяйственном и культурном развитии народы наших национальных округов обязаны великой партии Ленина - Сталина, Вам, родной наш товарищ Сталин» [25].
Особенно эти сюжеты распространялись в преддверии 20-летнего юбилея Ханты-Мансийского округа. Председатель окрисполкома А.Н. Лоскутов писал в праздничные дни:
«Ныне народы тайги и тундры вместе со всеми трудящимися Советского Союза преобразуют экономику своего края и ликвидируют хозяйственную и культурную отсталость, унаследованную от проклятого прошлого. <...> Огромный край ханты и манси был краем сплошной дикости и неграмотности, а население, лишенное элементарных человеческих условий, вымирало от голода и социальных болезней. Победа социалистического строя создала все условия народам ханты и манси для строительства зажиточной, радостной и счастливой жизни» [20].
Власть неизменно повторяла, что стремление к лучшей жизни было лейтмотивом социалистических преобразований, а социально-культурные успехи признавались главным завоеванием советского строя, были основой «культурного возрождения» ханты и манси: «За годы существования округа намного увеличилось население, невиданно выросла культура национальная по форме, социалистическая по содержанию. В окружном центре создан ряд специальных средних учебных заведений, которые подготовили для округа сотни учителей, медицинских работников и других специалистов. С каждым годом растут ряды национальной интеллигенции» [28]. Модерни-зационные сюжеты описывали социальные победы при переходе оседлость: «В тайге - урмане возникли новые поселки с больницами и школами, с новыми просторными домами вчерашних кочевников, заменившими дымные чумы» [22]. В письме трудящихся округа Великому вождю отмечалось: «Неуклонно, из года в год, повышаются материальные и культурные условия жизни трудящихся. Колхозный строй, прочно вошедший в быт коренного национального населения, и развитие рыбной и лесной промышленности обеспечивают колхозникам культурную и зажиточную жизнь. Повышаются их доходы от пушного промысла и оленеводства» [25]. В письме Сталину трудя-
щиеся северных регионов также писали: «в наших округах создана социалистическая промышленность, оснащенная передовой техникой, дающая Родине высококачественную рыбу, консервы, отличную сибирскую древесину и мягкое золото - пушнину» [5, д. 364, л. 6].
Истории метаморфоз концентрировались не только на культурном развитии, но и на хозяйственном переустройстве жизни малых народов. Они улавливались в речи секретаря Ханты-Мансийского окружкома ВКП(б) Д. Наумова по случаю юбилея округа: «Оседлая колхозная жизнь дала возможность развернуть земледелие и скотоводство. <...> На базе старинного рыбного промысла у нас выросла настоящая современная рыбная промышленность - ведущая отрасль народного хозяйства округа. <...> Сотни лет стояли нетронутыми урманы Севера. Теперь, после образования округа, в них организована целая сеть леспромхозов и мастерских участков с современными средствами механизации. <...> По-новому развивается исконный промысел Севера - охота. Тысячи звероловов трудятся теперь рука об руку с работниками насажденных за годы существования округа промыслово-охотничьих станций, заповедников, ондатровых хозяйств, с работниками колхозного клеточного звероводства» [22].
Коллектив Микояновского рыбзавода в своем обращении за юбилейное соцсоревнование вырисовывал сюжет масштабных трансформаций малых народов: «Еще совсем недавно - всего два-три десятилетия наш округ был холодной бесплодной пустыней, лишенной своей промышленности, совсем не знавшей земледелия, не обладавшей крупными культурными силами и учреждениями. Теперь старого «Обского Севера» не узнать! Возрожденный к новой жизни край догоняет и в экономическом и в культурном отношениях центральные районы; быстрыми темпами развивается лесная, рыбная, молочная, местная, горная промышленность, по-новому ведутся исконные промыслы - охота и рыболовство, густой сетью учебных, культурных, медицинских учреждений покрылись наши урманы и равнины» [16].
Результаты исследования. Приведенные выше цитаты фиксируют формирование в послевоенные годы особой атмосферы промышленного развития Ханты-Мансийского округа. Во всяком случае, советская власть примеряла к региону новый образ промышленного края. Если в 1930-е гг. основными средствами государственной политики формирования лояльного населения в северных территориях были землеустройство, национальное районирование и коллективизация, то в конце 1940-х гг. основным инструментом продвижения советской власти в тайгу и тундру стало промышленное освоение. Промышленные метаморфозы касались не только местного населения, но и многочисленного спецконтингента. К концу 1940-х гг. его стали воспринимать как "кадровых работников", что указывало на завершение процесса производственной социализации спецпереселенцев, особенно в рыбной промышленности [13, с. 75, 80].
Палитра социальных трансформаций в регионе в послевоенные годы являлась «мечтательной» формой идентификации населения, маркером его общерегионального объединения. Ключевым паттерном в разнообразных изменениях северной жизни стала идея о промышленном развитии. Ханты-Мансийский округ презентовался через образ промышленной территории, который конструировался правительственными постановлениями и местной печатью. Воспринимаемый как должное, он из официального нарратива стал реализовываться в конкретных действиях окружной власти, попытавшейся сформировать новый промышленный вектор развития региона.
Особые чаяния и надежды руководство округа возлагало на развитие лесной отрасли, исходя из того, что в 1950-е гг. в структуре промышленного производства Ханты-Мансийского округа на нее приходилось 75% [17, с. 49]. В июне 1950 г. Ханты-Мансийский окружком ВКП(б) и окрисполком в письме инспектору ЦК ВКП(б) П.И. Александрюку предлагали в 1951 г. создать в Ханты-Мансийске лесозаготовительный и сплавной трест, поскольку пред-
приятия округа имели «большие сырьевые возможности к интенсивному их развитию», а также «домостроительный комбинат мощностью 150 тыс. квадратных метров жилплощади в год», лесную школу и ремесленное училище [5, д. 390, л. 48-49]. Окружная власть даже писала о необходимости «в целях составления эксплуатации лесов изыскать и построить к 1954 году железную дорогу Ивдель - Ханты-Мансийск» [5, д. 390, л. 49].
К тому же, предлагалось осуществить большое регулярное переселение рабочей силы: «Обязать Главное Переселенческое управление при Совете Министров СССР произвести переселение на добровольных началах рабочей силы на предприятия округа в целях создания постоянного кадра рабочих лесной промышленности с объемом выполнения 75% постоянными кадрами, завести в 1951 году 3000 человек, в 1952 г. - 2000 и в 1953 г. - 2000, распространив на них льготы, предусмотренные для рабочих, переселяемых в Сахалинскую область» [5, д. 390, л. 49]. Таким образом, стремление развить Ханты-Мансийский округ в первую очередь увязывалось с лесными богатствами края, освоение которых виделось наиболее перспективным.
Важная роль отдавалась также рыбной промышленности. В докладной члену бригады ЦК ВКП(б) тов. Попову окружное начальство рассматривало вариант перевести Обь-Иртышский госрыбтрест в г. Ханты-Мансийск. Причина такого переезда называлась оторванность главной рыбной организации в Тюменской области от предприятий и колхозов рыболовства округа, «где удельный вес вылова всей рыбы по области составляет 65%, есть большая необходимость приближения руководства треста» [5, д. 390, л. 11].
Летом 1950 г. окружная власть также рассчитывала, что Совет Министров РСФСР и Тюменский облисполком организуют в 1950 г. «специальные строительные конторы» в г. Салехарде и Ханты-Мансийске «для строительства зданий школ, лечебных учреждений, зданий административного и культурно-бытового назначения и жилых домов для учителей и медицинских работников» [5, д. 390, л. 96].
Промышленные чаяния региональной власти были не только на окружном, но на областном уровнях. Руководители Тюменской области в послевоенный период также писали в центр с просьбами полного и планомерного изучения производительных сил края [19, с. 162-163]. Во второй половине 1950-х гг. это привело к разработке проектов по строительству на территории области крупной гидроэлектростанции - Нижнеобской ГЭС.
Эти прошения в самый центр свидетельствуют об изменении самопонимания региона. Теперь это не отсталый край, а территория, где необходимо промышленное освоение. По мнению историка Л.В. Алексеевой, в начале 1950-х гг. во всех сферах жизни Ханты-Мансийского округа была характерна положительная динамика, что объяснялось психологическим фактором веры в лучшее будущее, после военных лет, а также социально-экономическими причинами - шансом для округа стать индустриальным, связанным с разведочными работами на нефть [1, с. 46-47].
С начала 1950-х гг. разведчики недр стали постепенно определять общественный дискурс промышленного освоения. Совместно с тюменскими руководителями, геологи ориентировались на перспективные планы комплексного использования природных богатств региона [19, с. 163-164]. По мнению В.П. Карпова, еще создание Тюменской области в 1944 г. было связано именно с необходимостью освоения природных богатств Тюменского Севера и желанием приблизить центр руководства нефтепоисковыми работами к месту геологоразведочных работ [14, с. 13-14]. Это привело к организации в 1948 г. Тюменской нефтеразведочной и геофизической экспедиций, которые в 1950-е гг. пробурили на территории Ханты-Мансийского округа значительное количество опорных скважин [18, с. 139].
Таким образом, идеи промышленного освоения Ханты-Мансийского Севера рождались на местах, в умах региональных руководителей. Окружная власть предлагала реализовывать индустриальные проекты в лесной, рыбной
и строительных отраслях, в то время как представители Тюменской области связывали надежды с энергетическими и геологическими замыслами. Регион жил в ожидании больших промышленных перемен.
Промышленный образ подкреплялся в рамках празднования 20-летия Ханты-Мансийского округа. Несмотря на сугубо гражданский характер юбилея, 20-летие края выстраивалось вокруг обязательного ритуала, который формировал новую картину мира и обеспечивал связанность хозяйственного труда, социалистической реконструкции и народной культуры. Эти задачи возлагались на масштабное социалистическое соревнование. Оно становилось массовой инициацией в хозяйственную культуру нового типа, основанную на принципах большевистской модерности.
В начале апреля 1950 г. коллектив Микояновского рыбзавода на страницах «Сталинской трибуны» обратился ко всем рабочим, колхозникам и интеллигенции Ханты-Мансийского округа с призывом начать социалистическое соревнование:
«Мы предлагаем начать широкое массовое соревнование трудящихся нашего округа в честь его славного юбилея и прийти к нему с новыми победами во всех отраслях хозяйственной, культурной, советской работы. <...> Это будет нашим ответом на повседневную заботу партии и правительства о народах Крайнего севера. Ознаменуем 20-летие нашего округа новыми трудовыми подвигами!» [16].
5 апреля 1950 г. бюро окружкома ВКП(б) выпустило постановление, в котором одобрило инициативу работников Микояновского рабозавода, взявших социалистическое обязательство. Окружком обязывал все партийные, советские, общественные и хозяйственные организации «обсудить настоящее обращение на собраниях рабочих, служащих, интеллигенции, колхозников округа», «мобилизовать все силы на выполнение годового плана к 33-й годовщине Октябрьской социалистической революции и на увеличение выпуска продукции сверх плана к юбилею округа» [24].
По мнению властей, соцсоревнование должно было завладеть общественными настроениями в национальном окружном центре и сосредоточить население в праздничной лояльности. Первыми соцсоревнование поддержали Ханты-Мансийский консервный комбинат и Самаровская моторно-рыболовная станция. Окружной центр Ханты-Мансийск должен был стать лидером в социалистическом движении: «Дело чести ханты-мансийцев сдержать это слово, завоевать первенство в социалистическом соревновании в честь 20-летнего юбилея нашего округа, развернувшимся по инициативе коллектива Микояновского рыбзавода» [2]. Поэтому обязательства связывались не только с наращиванием собственного производства, но и с мероприятиями по городскому хозяйству: «построить три новых двухквартирных дома, произвести капитальный и текущий ремонт жилфонда на сумму 139 тысяч рублей до 7 ноября», «в весенний сезон силами коллектива произвести озеленение территории комбината, клуба и общежитий» [9].
Вскоре соревнование было подхвачено почти всеми предприятиями Ханты-Мансийска и округа - рыболовецкими артелями, охотниками, предприятиями местной и маслодельной промышленности. Единственными, кто не взял социалистические обязательства в честь юбилея округа, были лесо-сплавщики. Указывалось, что хороших результатов добились животноводы-оленеводы [22].
«Сталинская трибуна» постоянно освещала социалистическое соревнование в честь юбилея округа [10], которое преподносилось в самых ярких праздничных тонах: «К юбилею округа трудящиеся готовятся, как к большому празднику» [31], «Отметить 20-летний юбилей округа трудовыми победами на всех участках производства - таково единодушное стремление каждого» [31]. Газета призывала: «Долг партийных, комсомольских, профсоюзных организаций и Советов, руководителей предприятий и колхозов - вовлечь всех трудящихся в социалистическое соревнование в честь 20-летнего юби-
лея округа. Не должно быть вне соревнования ни одного рыбака, ни одного охотника, ни одного рабочего рыбной, лесной и местной промышленности, ни одного колхозника, на какой бы работе он ни находился; каждый соревнующийся обязан с честью выполнять свои обязательства. Трудящиеся округа! Подготовим достойную встречу 20-летнему юбилею Ханты-Мансийского национального округа!» [31].
Вместе с тем документы окрисполкома свидетельствовали, что соцсоревнование было близко к провалу. Так, ни один район округа не выполнил к началу ноября своих обязательств взятых к очередной годовщине Октября. Указывалось, что советские органы власти недостаточно использовали «общий политический подъем» [5, д. 377, л. 61-62]. Несмотря на неоднозначные результаты соцсоревнования, сам общественный резонанс, вызванный мероприятием, подтверждал преобладание нового промышленного образа Ханты-Мансийского округа.
Региональная власть напрямую связывала промышленное освоение округа с урбанизацией. Председатель Ханты-Мансийского поселкового совета П.В. Зыков писал в декабре 1945 г.: «Ханты-Мансийск - центр огромного округа. У него большое будущее». Это будущее определялось традиционными экономическими отраслями и предположениями о сырьевом богатстве региона, которое еще не было открыто, но должно было запустить новый рост промышленности: «Расположенный вблизи двух судоходных рек - Оби и Иртыша, в крае необъятных сырьевых ресурсов, с неизведанными пока полезными ископаемыми, с богатейшими сенокосными, лесными и рыбопромысловыми угодьями, - наш поселок имеет все возможности уже в скором будущем стать промышленным центром с мощным комбинированным хозяйством» [12].
В 1946 г. исполкомы Ханты-Мансийского окрсовета и Тюменского об-лсовета просили Президиум Верховного Совета РСФСР преобразовать окружной центр Ханты-Мансийск в город. При этом особо отмечалось, что «за последние десять лет рабочий поселок Ханты-Мансийск стал промышленным, культурным и административным центром на Крайнем Севере» [5, д. 266, л. 72]. В основе прошения о присвоении нового городского статуса лежало признание, что имелись «перспективы экономического развития Ханты-Мансийска за счет промышленного строительства» [5, д. 266, л. 72]. Однако решение затянулось. Верховный Совет преобразовал Ханты-Мансийск в город в январе 1950 г.
Кодирование процесса развития Ханты-Мансийска в тоталитарном сценарии «проявления сталинской заботы» одновременно нагружалось промышленными и производственными образами. Ханты-Мансийск репрезентировался как промышленный город, «детище сталинских пятилеток». На митинге работников пристани по случаю преобразования Ханты-Мансийска в город инспектор по кадрам тов. Федотова «взволнованно» говорила следующее: «Я живу здесь более 27 лет. Хорошо помню то время, когда на месте нынешнего города было маленькое захолустное село Самарово, а там, где сейчас находится окружной центр, была непроходимая тайга. За годы сталинских пятилеток на месте глухого урмана и захолустного села вырос социалистический город. От всей души хочется сказать сердечное спасибо товарищу Сталину» [7].
Преобразование в город для Ханты-Мансийска было в первую очередь признание его в качестве промышленного центра. Военное тыловое строительство переформатировало доминировавшие в 1930-х гг. этнические нар-ративы и знаковость города («центр народностей ханты и манси») в промышленную идентификацию, которая в большей степени основывалась на прогностической перспективе освоения природных богатств: «Город Ханты-Мансийск - центр огромного округа. У него большое будущее. Расположен на стыке двух огромных рек - Оби и Иртыша, в крае с богатейшими лесными, рыбными, пушными и другими богатствами, - наш город имеет все воз-
можности дальнейшего развития» [30]. Председатель парткомитета пристани тов. Щербина на митинге указывал: «Это только еще начало! У молодого города прекрасное будущее. Дадим слово, что будем неустанно трудиться во имя будущего, на благо нашей любимой Родины» [7]. Будущее города виделось только промышленным.
В номере «Сталинской трибуны» от 18 апреля 1950 г. была опубликована статья председателя окружной плановой комиссии И.Д. Булатова, в которой определялась новая промышленная роль города: «Город Ханты-Мансийск в его теперешних границах является промышленным центром округа» [2]. Плановик перечислял основные производственные мощи города и их функционал: рыбоконсервный завод, Усть-Иртышский рыбозавод, затоны судостроения и судоремонта, Самаровская моторно-рыболовная станция, комбинат местной промышленности с различными производственными цехами, мастерские и цехи четырех артелей промысловой кооперации и артели инвалидов. В статье описывалась дорожная карта промышленного строительства в городе на ближайшие годы, включавшая возведение пивоваренного завода, центральных ремонтно-механических мастерских Министерства лесобумажной промышленности, механизированного кирпичного завода и др. Промышленные перспективы связывались с городским развитием в целом и с открытием и эксплуатацией неизведанных природных ресурсов региона: «Это будет способствовать дальнейшему процветанию города Ханты-Мансийска, окажет большое влияние на быстрейшее освоение естественных богатств округа, на дальнейшее улучшение материальных и культурно-бытовых условий населения» [2].
Приобретение Ханты-Мансийском городского статуса и резонансный 20-летний юбилей округа тотально усиливали дискурс «сталинского культурного возрождения» малых народов, который соотносился с нарратива-ми социально-культурных метаморфоз от отсталости к развитости, историями хозяйственных достижений в земледелии, лесной и рыбной промышленности, охотоводстве и звероводстве, сселении национальных колхозов и переводе на оседлость, соцсоревнованиях. В публичных текстах началось утверждение композиционного паттерна промышленного развития Ханты-Мансийского округа и его населенных пунктов, расширяющегося в рамках стратегий поиска и процесса освоения природных ресурсов. Освоение неизученных территорий Крайнего Севера становилось основополагающей идеей в промышленном развитии последующих лет, особенно в лесозаготовительной отрасли. Она стала фундаментом для становления лесопромышленной отрасли и геологоразведочных работ в Ханты-Мансийском округе в 1950-е гг. и создания нефтедобывающего территориально-производственного комплекса в 1960-е гг.
Вместе с тем эта интенция к промышленному освоению рождалась в региональном социуме, исходила от местной власти и общественности. Сталинские постановления концентрировались на хозяйственной и социокультурной трансформации малых народов Крайнего Севера, но не были нацелены на большие промышленные преобразования. Как выделяет М.В. Комгорт, в послевоенное время Госплан СССР считал Тюменскую область «бесперспективной» в плане индустриального развития и исключал ее из проектов перспективного промышленного освоения [19, с. 162]. Поэтому в современной региональной историографии преобладает точка зрения, что промышленное освоение Ханты-Мансийского округа сформировалось в период открытия и эксплуатации нефтегазовых месторождений в 1960-е гг.
Однако данное исследование показывает, что промышленный дискурс заключался не столько в конкретных фактах и деяниях на производственных стройках и реализации масштабных промышленных проектов, сколько в местной контекстуализации социальных действий и конструировании нового образа промышленного региона. Именно такой контекст локально самоорганизовался в Ханты-Мансийском округе задолго до нефтегазового освое-
ния и геологических открытий. Фактически он складывался еще в 1930-е гг. Историк Е.И. Гололобов указывает, что «равнение на индустриальный стандарт» в конструировании образа Сибирского Севера было заложено в конце 1920-х гг. [4, с. 143-145]. Он окончательно установился в период позднего сталинизма, когда местная власть очертила единственно возможный правильный вариант развития северного региона во фрейме промышленной идентификации, который структурировался в мечтательных формах. В послевоенные годы особые надежды связывались с лесным и рыбным хозяйством, переводом на оседлость. Но они так и остались грезами. В окружном социуме возникала типичная аномия, когда были сформированы четкие цели промышленного развития, но не было средств и ресурсов к их достижению. Однако аномия заложила основу для промышленного развития региона в последующих геологических и нефтегазовых сценариях.
Тем самым представляется бессмысленной дискуссия о начале промышленного освоения и экономических факторах нефтяной эпохи в начале 1960-х гг. Поскольку еще в конце 1940-х - начале 1950-х гг., несмотря на отсутствие экономических и ресурсных условий быстрого роста этих северных территорий, сам контекст, власть и общественность формировали такое социальное взаимодействие, которое основывалось уже на промышленных объяснительных категориях и промышленных схемах интерпретации. Промышленное освоение ХМАО началось не с нефтегазовой эпопеи, но с более ранних периодов развития лесного хозяйства и рыбной отрасли, коллективизации, сселения и перехода на оседлость. По большому счету этот промышленный контекст в конце 1940-х гг. создал общественное социальное основание для массового переселения, нормализации социального порядка, промышленных практик и формирования производства в последующих периодах. В этом плане истоки нефтегазового освоения лежат в позднем сталинизме. Поскольку региональная власть и общество уже задолго до нефтяной эпопеи были готовы к промышленным переменам и ждали их.
Литература
1. Алексеева Л.В. К вопросу об изучении демографических процессов в Ханты-Мансийском национальном округе в 1950-х гг. // Динамика и инерционность воспроизводства населения и замещения поколений в России и СНГ: сборник статей. Том. 1. Социология и история воспроизводства населения России. Екатеринбург: Издательство Института экономики Уральского отделения РАН, 2016. С. 46-49.
2. Булатов И.Д. Город Ханты-Мансийск - промышленный центр округа // Сталинская трибуна. № 85. 18 апр. 1950. С. 2.
3. Великая сталинская забота о народах Севера // Сталинская трибуна. № 262. 30 дек. 1950. С. 2.
4. Гололобов Е.И. Сибирский Север: динамика образа - от barren grounds к northern plain // Quaestio Rossica. 2017. Т. 5. № 1. С. 137-152.
5. Государственный архив Югры. Ф. 1. Оп. 1.
6. Государственный архив Югры. Ф. 16. Оп. 1.
7. Детище сталинских пятилеток // Сталинская трибуна. № 32. 10 февр. 1950. С. 2.
8. До конца выполнить постановление ЦК ВКП(б) о работе Тюменского обкома партии! С первой городской партийной конференции // Сталинская трибуна. № 68. 25 марта 1950. С. 1-2.
9. Журавлева А.В. Наш ответ на обращение микояновцев // Сталинская трибуна. № 84. 16 апр. 1950. С. 2.
10. Журавлева А. За новые успехи в соревновании // Сталинская трибуна. № 103. 16 мая 1950. С. 2.
11. Записка отдела руководящих парторганов секретарям ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, Л.М. Кагановичу, А.А. Жданову «О работе Комитетов Севера» // Судьбы народов Обь-Иртышского Севера (Из истории национально-
государственного строительства. 1822-1941 гг.): сборник документов. Тюмень, 1994. С. 232-234.
12. Зыков В.П. Наш Ханты-Мансийск // Сталинская трибуна. 15 дек. 1945. С. 1.
13. Иванов А.С. «Изъять, как антисоветский элемент.»: Калмыки в государственной политике (1943-1959 гг.). М., 2014. 294 с.
14. Карпов В.П. Анатомия подвига. Человек в советской модели индустриализации Тюменского Севера. Тюмень: ТюмГНГУ, 2014. 184 с.
15. Кирилюк Д.В. Развитие школьного образования в Югре (1945-1991 гг.). Курган: Курганский Дом печати, 2019. 400 с.
16. Ко всем рабочим, колхозникам, интеллигенции Ханты-Мансийского национального округа. Обращение рыбаков, рабочих, служащих и инженерно-технических работников Микояновского рыбзавода // Сталинская трибуна. № 77. 7 апр. 1950. С. 1.
17. Колева Г.Ю., Колев Е.Д. Промышленное развитие Тюменской области в 1940-1960-е гг. // Тюменская область: исторический опыт экономического и социального развития: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 65-летию Тюменской области. Тюмень: ТюмГНГУ, 2009. С. 48-52.
18. Комгорт М.В. Нефтепоисковые работы на территории Остяко-Вогульского (Ханты-Мансийского) округа с начала XX века до открытия нефтегазоносной провинции // Проблемы модернизации Сибирского Севера: сборник научных трудов. Тюмень: ТюмГНГУ, 2011. С. 134-145.
19. Комгорт М.В. Региональная власть и перспективы индустриального развития Тюменской области в послевоенный период // Проблемы модернизации Сибирского Севера: сборник научных трудов. Тюмень: ТюмГНГУ, 2011. С. 160-170.
20. Лоскутов А.Н. Праздник возрожденных народов // Сталинская трибуна. № 249. 10 дек. 1950. С. 2.
21. Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939; [пер. с англ. О.Р. Щёлоковой]. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2011. 855 с.
22. Наумов Д. Достойно встретить юбилей округа! // Сталинская трибуна. № 206. 10 окт. 1950. С. 2.
23. Новое проявление сталинской заботы о народах Севера // Сталинская трибуна. № 240. 26 нояб. 1950. С. 2.
24. Об обращении рыбаков, рабочих, служащих и инженерно-технических работников Микояновского рыбзавода. Постановление бюро Ханты-Мансийского окружкома ВКП(б) от 5 апреля 1950 года // Сталинская трибуна. № 77. 7 апр. 1950. С. 1.
25. От трудящихся Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского национальных округов Тюменской области Великому вождю и учителю советского народа Иосифу Виссарионовичу Сталину // Сталинская трибуна. № 250. 12 дек. 1950. С. 1.
26. Пятый пленум окружкома ВКП(б) // Сталинская трибуна. № 25. 31 янв. 1950. С. 1-2.
27. С честью выполнить решения VI Пленума Тюменского обкома ВКП(б)! С собрания актива городской парторганизации // Сталинская трибуна. № 77. 7 апр. 1950. С. 2.
28. Славное двадцатилетие // Сталинская трибуна. № 249. 10 дек. 1950. С. 1.
29. Стафеев О.Н. Образ региона. Индустриальное освоение Севера Западной Сибири в общественном сознании // Проблемы истории, филологии, культуры. 2008. № 20. С. 360-370.
30. Ханты-Мансийск - город! // Сталинская трибуна. № 32. 10 февр. 1950. С. 1.
31. Шире размах соревнования в честь 20-летия округа // Сталинская трибуна. № 132. 25 июня 1950. С. 1.
References
1. Alekseeva L.V On the study of demographic processes in the Khanty-Mansi national okrug in the 1950s. Dinamika i inertsionnost' vosproizvodstva naseleniia i zameshcheniia pokolenii v Rossii i SNG. Sbornik statei. Tom. 1. Sotsiologiia i istoriia vosproizvodstva naseleniia Rossii. [Dynamics and inertia of population reproduction and replacement of generations in Russia and CIS. Collected papers. Volume 1. Sociology and history of reproduction of the population of Russia]. Ekaterinburg, Izdatel'stvo Instituta ekonomiki Ural'skogo otdeleniia RAN, 2016, pp. 46-49.
2. Bulatov I.D. Khanty-Mansiysk city - industrial center of the okrug. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 85, p. 2.
3. Stalin's great concern for the peoples of the North. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 262, p. 2.
4. Gololobov E.I. Siberian North: image dynamics - from barren grounds to northern plains. Quaestio Rossica, 2017, Vol. 5, no 1, pp. 137-152.
5. Gosudarstvennyi arkhiv Iugry [State archive of Ugra]. F. 1, Op. 1.
6. Gosudarstvennyi arkhiv Iugry [State archive of Ugra]. F. 16, Op. 1.
7. The brainchild of Stalin's five-year plans. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 32, p. 2.
8. To fully fulfill the decision of the Central Committee of the CPSU(b) on the work of the Tyumen regional Committee of the party! From the first town party conference. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 68, pp. 1-2.
9. Zhuravleva A.V Our response to the workers Mikoyan plant. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 84. p. 2.
10. Zhuravleva A. For new achievements in the competition. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 103. p. 2.
11. Note by the Department of management portolano secretaries of the Central Committee of the CPSU(b) I.V Stalin, L.M. Kaganovich, A.A. Zhdanov "On the work of the Committees of the North». Sudbyi narodov Ob-Irtyishskogo Severa (Iz istorii natsionalno-gosudarstvennogo stroitelstva. 1822-1941 gg.). Sborn-ik dokumentov. [The fate of the peoples of the Ob-Irtysh North (from the history of nation-building. 1822-1941). Collection of documents]. Tyumen, 1994, pp. 232-234.
12. Zykov VP. Our Khanty-Mansiysk. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1945, no 15 december, p. 1.
13. Ivanov A.S. "Iz"iat', kak antisovetskii element...': Kalmyki v gosudarstvennoi politike (1943-1959 gg.) ["To withdraw as an anti-soviet element...": Kalmyks in state policy (1943-1959).]. Moscow, 2014, 294 p.
14. Karpov VP Anatomiia podviga. Chelovek v sovetskoi modeli industrializatsii Tiu-menskogo Severa [Anatomy of a feat. Man in the Soviet model of industrialization of the Tyumen North]. Tiumen': TiumGNGU, 2014, 184 p.
15. Kiriliuk D.V. Razvitie shkol'nogo obrazovaniia v Iugre (1945-1991 gg.) [Development of school education in Ugra (1945-1991)]. Kurgan: Kurganskii Dom pechati', 2019. 400 p.
16. To all workers, collective farmers, intellectuals of the Khanty-Mansiysk national district. Treatment of fishermen, workers, employees and engineering-technical workers the Mikoyan rybzavod. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 77, p. 1.
17. Koleva G.Iu., Kolev E.D. Industrial development of the Tyumen region in 19401960. Tiumenskaia oblast': istoricheskii opyt ekonomicheskogo i sotsial'nogo razvitiia. Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii, posvi-ashchennoi 65-letiiu Tiumenskoi oblasti [Tyumen region: historical experience of economic and social development. Materials of the all-Russian scientific-practical conference devoted to the 65th anniversary of the Tyumen region]. Tiumen': TiumGNGU, 2009, pp. 48-52.
18. Komgort M.V Oil prospecting works on the territory of the Ostyako-Vogul (Khanty-Mansi) district from the beginning of the XX century to the opening of the oil and gas province // Problemy modernizatsii Sibirskogo Severa. Sbornik nauch-nykh trudov [Problems of modernization of the Siberian North. Collection of proceedings]. Tiumen': TiumGNGU, 2011, pp. 134-145.
19. Komgort M.V Regional power and prospects of industrial development of the Tyumen region in the postwar period // Problemy modernizatsii Sibirskogo Severa. Sbornik nauchnykh trudov [Problems of modernization of the Siberian North. Collection of proceedings]. Tiumen': TiumGNGU, 2011, pp. 160-170.
20. Loskutov A.N. Holiday of the revived people. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 249, p. 2.
21. Martin T. Imperiia "polozhitel'noi deiatel'nosti'. Natsii i natsionalizm v SSSR, 1923-1939 [The affirmative action empire: nations and nationalism in the Soviet Union, 1923-1939]. Moscow, Rossiiskaia politicheskaia entsiklopediia (ROSSPEN), Fond "Prezidentskii tsentr B.N. El'tsina', 2011, 855 p.
22. Naumov D. It is worthy to meet anniversary of the okrug! Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 206, p. 2.
23. A new manifestation of Stalin's concern for the peoples of the North. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 240, p. 2.
24. About the address of fishermen, workers, employees and technical workers of the Mikoyanovsky fish factory. Resolution of the Bureau of the Khanty-Mansiysk district Committee of the CPSU(b) of April 5, 1950. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 77, p. 1.
25. From the workers of the Yamal-Nenets and Khanty-Mansi national districts of the Tyumen region to the Great leader and teacher of the Soviet people Joseph Stalin. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 250, p. 1.
26. Fifth plenary session of the regional Committee of the CPSU(b). Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 25, pp. 1-2.
27. Rise to the decision VI of the Plenum of the Tyumen regional Committee of the CPSU(b)! From the meeting of the asset of the city party organization. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 77, p. 2.
28. Glorious twentieth anniversary. Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 249, p. 1.
29. Stafeev O.N. Image of the region. Industrial development of the North of Western Siberia in the public consciousness. Problemy istorii, filologii, kul'tury [Problems of history, philology, culture]. 2008, no 20, pp. 360-370.
30. Khanty-Mansiysk is a city! Stalinskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 32, p. 1.
31. Wider scope of competition in honor of the 20th anniversary of the okrug. Sta-linskaia tribuna [Stalin's tribune], 1950, no 132, p. 1.