CC BY
0
УДК 82-1/9-31(045) Е.А. Сафрон
ОБРАЗ ПИКОВОЙ ДАМЫ В СОВРЕМЕННОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ УЖАСОВ (НА ПРИМЕРЕ РОМАНОВ М. КАБИРА)
Статья посвящена современной отечественной хоррор-литературе. Целью исследования является рассмотрение образа Пиковой дамы, воплощенного в романной дилогии М. Кабира, являющейся новеллизацией отечественных художественных фильмов ужасов «Пиковая дама: Черный обряд» (2015) и «Пиковая дама. Зазеркалье» (2019). Исследование выполнено с применением историко-генетического, культурно-исторического метода, методов интермедиального, интертекстуального, мотивного анализа. Устанавливается, что образ Пиковой дамы формируется на основе синтеза образов и представлений, созданных А. С. Пушкиным в одноименной повести, бытующих в детском страшном фольклоре (в «вызываниях» и рассказах) и в современных городских легендах. В результате проведенного анализа делается вывод о существенном расширении семантики образа Пиковой дамы: М. Кабир создает сопровождающую ее группу персонажей, связанных с культом смерти, заимствованных им из мифологии Месопотамии, которые делают фигуру демонической женщины логическим продолжением традиции архаического ужаса. Кроме того, определяется, что писатель, вслед за кинорежиссерами, выводит на первое место тему семьи, что позволяет говорить о воспитательной функции, реализованной в романе. Научная значимость работы заключается в том, что впервые комплексно анализируется образ, определяющий основную функцию жанра хор-рор, - образ, концентрирующий весь комплекс восприятия ужасного.
Ключевые слова: хоррор, новеллизация, Пиковая дама, вызывания, Нергал, Оаннес, фольклор. DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-911-917
Хоррор традиционно занимает в литературном процессе особую, маргинальную нишу. Этот факт обусловлен специфической тематикой жанра и целью, которую ставит перед собой писатель - заставить читателя пережить максимальный уровень страха [20, с. 28, 36], [21, с. 64, 67]. По словам одного из основателей хоррора Г. Ф. Лавкрафта, «Эмоция страха и инстинктивный протест человеческого эго против ограничений времени, пространства и естественного закона настолько глубоко внедрены в наши личности, что они <.. .> должны постоянно существовать в качестве мотивирующих элементов в искусстве и литературе» [8].
Современный книжный рынок России долгое время был заполнен исключительно переводной литературой ужасов (С. Кинг, Б. Стокер, Д. Кунц, Э. Райс, Р. Л. Стайн, Р. Блох), и отечественные образцы жанра в основной своей массе также долгое время носили подражательный характер (В. А. Жуковский адаптировал на русскую почву баллады Г. Бюргера и Р. Саути [12, с. 64], А. Погорельский написал «Лафертовскую маковницу» под влиянием Э. Т. А. Гофмана [9, с. 6]). Отдельные, относящиеся к нач. ХХ в., опыты В. Я. Брюсова, А. Грина, Л. Андреева, А. М. Ремизова не смогли сформировать полноценную традицию хоррора, а лишь заложили его основу1.
Второе десятилетие XXI в. стало временем рассвета отечественной литературы ужасов: в 2011 г. открылся онлайн-журнал «Darker»; основанное в 2005 г. литературное общество «Тьма», стихийно объединившее русскоязычных писателей, работающих в данном жанре, в 2019 г. было переименовано в «Ассоциацию авторов Хоррора». Данная компания стала соучредителем премии «Мастера Ужасов» и организатором конвента «Самый страшный фестиваль». Среди конкретных персоналий, чье творчество сейчас набирает популярность, можно выделить: Д. Бобылеву, М. С. Парфенова, О. Кожина, А. Подольского, М. Кабира, изучению творчества которого и будет посвящена настоящая статья.
Максим Кабир (род. 1983) - русскоязычный поэт и писатель украинского происхождения, работающий в жанре литературы ужасов. В качестве объекта изучения настоящей статьи выступят романы, образующие дилогию, - «Пиковая дама: Черный обряд» (2015) и «Пиковая дама. Зазеркалье» (2019).
Цель настоящей работы - проанализировать образ, обозначенный в заглавии романов, - центральный для обоих текстов. Анализ проводится в два этапа: будут выявлены фольклорные верования,
1 Представляется, что поэтика этих текстов нуждаются во внимательном изучении именно с позиции жанрового своеобразия литературы ужасов: Грин А. «Крысолов», «Окно в лесу», Ремизов А. М. «Чертик», «Жертва», Брюсов В. Я. «Теперь, - когда я проснулся», Андреев Л. «Красный смех», «Жизнь Василия Фивейского».
связанные непосредственно с Пиковой дамой и компоненты фольклорных жанров, усиливающих суггестивный эффект от прочитанного текста; вычленены мифологические персонажи, чьи черты были заимствованы писателем для расширения семантики выстраиваемого образа существа из потустороннего мира.
Актуальность исследования обусловлена обращением к жанру, который на данный момент в российской научной практике еще глубоко не изучался. Если на Западе эта проблема привлекла внимание исследователей еще в первой половине ХХ в.: так, монография Э. Биркхед, посвященная истории хор-рора, вышла еще в 1921 г. [19], то в России на эту проблему обратили внимание только в начале XXI в. - это монографии Д. Р. Хапаевой «Готическое общество: морфология кошмара» [17] и «Кошмар. Литература и жизнь», рассматривающие способы проявления темы кошмара в творчестве Н. В. Гоголя,
B. Пелевина и Г. Ф. Лавкрафта [17], статья В. А. Кошелева, анализирующего элементы поэтики ужаса в творчестве А. С. Пушкина [7], статья О. В. Червинской «"Мертвые души" Н. В. Гоголя в метажанро-вой перспективе "хоррора"» [15], «"Живые мертвецы" в фантастических новеллах символистов»
C. Ю. Чвертко [16], «Повесть Даниила Хармса "Старуха": "петербургский миф" в обэриутской интерпретации» С. А. Фомичева [14].
В связи с обращением к образу Пиковой дамы особый интерес представляет статья С. В. Денисенко «Пиковая дама в кинематографе», в которой автор анализирует способы создания суггестивного эффекта при визуализации пушкинской сцены явления Герману графини2; статья А. Л. Топоркова «Пиковая дама в детском фольклоре», где подробно рассмотрен генезис этого персонажа; статья Т. В. Савельевой и А. С. Евсеевой «Пиковая дама, приди: опыт локального исследования современной детской субкультуры», посвященная исследованию самого ритуала вызывания [11, с. 81-83].
Оба анализируемых в статье романа М. Кабира являются примером новеллизации одноименных фильмов Святослава Подгаевского (2015) и Александра Домогарова младшего (2018). Новеллизация -вторичный по своей природе продукт массовой культуры - процесс обратный написанию сценария: здесь автор значительно расширяет представленный в киносценарии материал, дополняет его новыми сценами, вводит новых персонажей (если официально получает на это разрешение правообладателя). На обложку издания традиционно помещают постер фильма (Применительно к рассматриваемому изданию романов М. Кабира на обложке мы видим постер фильма «Зазеркалье»). Это литературное явление определяется горизонтом читательского ожидания и преследует обычно одну цель - привлечь как можно больше потребителей к продукту, уже посетивших ранее кинотеатр. Однако писатель, работающий над новеллизацией, не только получает уже подготовленную публику, которая читает то, что ранее ей понравилось смотреть, но и вынужден нивелировать недостатки первоначального сценария, а это не всегда удается.
При определении методологии исследования необходимо учитывать тот факт, что Пиковая дама
- многоаспектный образ, чья семантика определяется и одноименной повестью А. С. Пушкина, и оперой П. И. Чайковского, и многочисленными рассказами из детского фольклора, и ритуалами вызывания, и творческим подходом режиссеров, внесших свою лепту в визуализацию обозначенного персонажа. Исходя из выше перечисленного, в работе будут использоваться: историко-генетический, метод интермедиального и интертекстуального анализа, культурно-исторический, метод мотивного анализа.
Анализируемые тексты авторства М. Кабира объединены сквозным фантастическим персонажем
- призраком умершей в XIX в. женщины, живущим в мире зазеркалья и убивающим всех, кто осмеливается провести обряд вызывания.
Вызывания в фольклоре - магические практики, осуществляемые компанией детей посредством действий и слов, направленных на призвание из «иного» мира сверхъестественных персонажей (Гнома, призраков А. С. Пушкина, В. Цоя, Пиковой Дамы, черта, Чарли и т. д.). Проведение обряда нуждается в особом хронотопе - темном времени суток и изолированных от внешнего мира локациях - чердаках, банях, закрытых ванных комнатах; в применении особых атрибутов (зеркало, нитка, сладкая приманка, мыло, свеча); заговорных формулах, в которых вслед за наименованием персонажа звучит призыв «приди!» [4, с. 97].
2 Существенным упущением статьи, на наш взгляд, является нереализованное заявление автора о том, что будет анализироваться сверхтекст Пиковой дамы, куда войдет весь комплекс представлений о персонаже, начиная с образа, созданного А. С. Пушкиным, и заканчивая рассказами из детского фольклора, однако в итоге автор концентрируется исключительно на сцене явления графини, представленный в кино- и театральных постановках.
СЕРИЯ ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Помимо этой активной фольклорной практики в детской среде довольно широко распространены и рассказы о вызываниях: они могут усиливать суггестивный эффект предстоящего ритуала или бытовать совершенно самостоятельно, без опоры на практический опыт. По сути дела, анализируемые произведения и являются этими страшными рассказами о вызываниях, только визуализированными.
Как было уже отмечено ранее, Пиковая дама - образ для русской культуры знаковый. Прежде всего, это персонаж, созданный А. С. Пушкиным в одноименной повести, который становится своеобразным прецедентным текстом для русского фольклора. Старая графиня и дама с игральной карты не только трансформируются в сознании главного героя повести в единый демонический персонаж, трагическим образом определяющий его судьбу и приводящий к гибели, но и проникает в детский городской фольклор, превращаясь в героиню страшных рассказов и в героиню вызываний (наравне с духом самого А. С. Пушкина и таких персонажей компьютерных игр, как Хаги Ваги).
По словам А. Л. Топоркова, детский страх перед Пиковой дамой обусловлен несколькими причинами: с одной стороны, «это страх перед удвоением человека, будь то близнецы, отражение в воде, в зеркале или изображение человека в живописи. Само словосочетание «Пиковая дама» обозначает и персонажа, и название определенной карты. Специфичность ситуации обусловлена тем, что персонаж представляет собой ожившую вещь, а вещь, в свою очередь, мыслится как материализация свойств этого персонажа» [13, с. 18].
В романах Пиковую даму вызывают с помощью изображения красной помадой рисунка лестницы с дверью на зеркале, т. е. так же, как это обычно делают современные юные жители России [13, с. 82]. Мотив лестницы в художественных текстах определяется известным библейским сюжетом о Лестнице Иакова: лестница Пиковой дамы, наоборот, ведет в ад. С точки зрения фольклорного вызывания, лестница и дверь - это инструменты-образы для связи миров: сверхъестественное существо открывает дверь и идет по лестнице из «своего» мира в «наш» [10, с. 28-29].
Объединяет фольклорный сюжет и романа М. Кабира мотив темноты, речевая формула «Пиковая дама, появись» и возраст вызывающих: школьники 9 - 12 лет. В романах при этом присутствуют и школьники старших классов, но сам ритуал ложится на плечи младших учеников.
По замечанию А. Л. Топоркова, вызов Пиковой дамы семантически близок к традиционным гаданиям на суженного, когда девушки хотят узнать свое будущее [13, с. 18]. В анализируемых текстах герои рассчитывают на то, что Пиковая дама осуществит их самые заветные желания, однако мечты сбываются в утрированной, извращенной форме. Так, страдающая излишним весом Соня просит о том, чтобы у нее пропало желание бесконтрольно есть. Демонический персонаж насылает на нее галлюцинации: ей кажется, что в ее еде копошатся насекомые или что продукты давно сгнили. В итоге обезумевшая девушка умирает, наевшись битого стекла, приняв его за плитку шоколада.
Юный Кирилл просит у дамы, чтобы умерла юная любовница его отца, и демон внушает мужчине умопомешательство: он убивает свою молодую жену, а потом стреляет в себя прямо во время сеанса видеосвязи с сыном.
Незадолго до убийства участников вызывания Пиковая дама состригает им прядь волос ржавыми ножницами - мотив, отсутствующий в фольклорных текстах. В мировой культуре мотив стрижки напрямую связан с мотивом обрезания жизни и, несомненно, отсылает нас к архетипическим по своей природе образам богинь судьбы (норны у скандинавов, рожаницы у славян, парки у римлян, мойры у греков) хозяек жребия, властвовавших над нитями судеб людей и богов [1, с. 329]. Пиковая дама может быть рассмотрена также и как форма хтонического женского божества, которое обладает редуцированно зооморфными / дендроморфными чертами: многочисленными щупальцами, окружающими ее тело, похожими на ветки. Семантика этого образа определяется не только зеркалом, но и водными локациями: в качестве места убийства она использует ванну: топит в ней детей, одну из своих жертв она пытается затащить в озеро. В этой связи можно вспомнить мать чудовища Гренделя из «Беовульфа», жившую в озере, славянскую Мокошь, покровительницу и традиционных женских занятий, и подземных вод - фигур, ассоциирующихся в человеческом сознании с первобытным хаосом. С Мокошью Пиковая дама сближается и благодаря наличию преувеличенно длинных рук [5, с. 169].
Особая суггестивность романа нагнетается благодаря вплетению второстепенных вставных сюжетов, воспроизводящих городские легенды о проклятых вещах: «Два, или три, или тысяча человек задохнулись во сне на кровати, принадлежавшей питерскому душителю. Финский шкаф, пользовав-
шийся плохой репутацией, стал последним приютом для маленького сына владельцев: его нашли, посиневшего, в ящике для белья <... >. Где-то хранилось трюмо екатериниской гувернантки, повинное в смерти музейного сторожа: заглянув ночью в зеркало, он перерезал вены» [6, с. 103].
Сам сюжет «Зазеркалья» соответствует сюжету фольклорной волшебной сказки «Гуси-Лебеди»: старшая сестра отправляется в потусторонний мир, чтобы вернуть захваченного антагонистом младшего брата, однако вместо Бабы-Яги перед читателями выступает Пиковая дама.
Авторское восприятие фольклорно-мифологической традиции, отталкиваясь от образа Пиковой дамы, создает причудливый мир, в котором правят божества месопатамского пантеона (Данная сюжетная линия в фильме полностью отсутствует). Перед нами предстает фигура Нергала - хтонического божества аккадской традиции - властителя преисподней, покровительствовавшего войне, мору [21, с. 371-372]. Примечательно, что Нергал, будучи изначально богом палящего (убивающего) солнца, становится мужем богини смерти Эрешкигаль, побеждая ее в поединке (вариант - соблазняет ее), причем он пытается потом оставить богиню в одиночестве. Такое же пренебрежительное отношение к своей спутнице демонстрирует и Нергал в «Зазеркалье»: Пиковая дама является его служанкой: она убивает детей ради обещания воскресить ее собственного сына, но бог обманывает ее: «Ты сказал мне, когда я была человеком, что я переселю душу сына в тело другого ребенка, и так он снова воскреснет. Ты сказал, что может не выйти сразу, и я пробовала девятнадцать раз, и еще множество раз - умерев. Нергал захохотал» [6, с. 497- 498].
Юрию Смирнову из «Черного обряда», выполняющего в романе функцию протагониста-освободителя, Нергал является в образе мужчины в маскарадной маске зайца. Юрий вызывает бога и загадывает желание - умереть, но предварительно он пускает в свое тело Пиковую даму в расчете на то, что вызванный бог убьет не только его, но и демона, тем самым избавив остальных людей от неминуемой гибели: «Существо, хоронящееся под облезлой заячьей личиной, шагнуло к ней, обхватило дымящимися руками за горло и посмотрело в глаза. Две твари - одна старая, вторая поистине древняя - переглянулись. Маска откинулась - и зубы разодрали глотку Юры Смирнова, а потом принялись за Пиковую даму» [6, с. 251].
Одним из доминирующих мотивов в образе Нергала, созданного М. Кабиром, является красно-бордовая палитра. Персонажам «Зазеркалья» Нергал является в образе арлекина, демонического трикс-тера-перевертыша: «Его вишневого цвета радужки излучали любопытство... Лоскутный шутовской костюм облегал гибкое тело, красный, в тон с оттенком кожи, словно арлекин переусердствовал в солярии. <... > Он улыбался, но то была ухмылка мертвеца. Широкая, безжалостная, оголяющая белые десны и сверкающие зубы - бриллиантовые зубы в пасти бога» [6, с. 495-496]. Подобное цветовое решение обусловлено содержанием оригинального архаического мифа: Нергал считался и богом войны, поэтому был связан с планетой Марс, чье красное свечение ассоциировалось с угрозой [2, с. 212].
Он насмехается над смертными, играет их жизнями, поэтому, когда теряет власть над Ольгой и ее братом, заставляет новую жертву - директора школы Валентину Петровну, которая также потеряла сына, - вызвать Пиковую даму: «Попроси» - велел насмешливо Нергал. Призови ее и пусть все начнется сначала. Это ваша природа - страдать. Это ваш крест - надеяться» [6, с. 503-504].
Сама фигура Пиковой дамы наделяется и у режиссеров, и у М. Кабира новой семантикой: это не просто жестокий демон, но прежде всего безутешная мать, которая превращается в чудовище из-за одержимостью мечтой о невозможном - вернуть убитого сына. Такое очеловечивание образа монстра позволяет объяснить ее поведение и тем самым избавиться от иррационального ужаса перед ней: объяснить сверхъестественное, сделав его понятным, естественным.
Еще одна фигура месопатамского пантеона, появляющаяся в «Зазеркалье», - шумерское мифическое существо Оаннес (Оанн) - полурыба, получеловек, выполняющее функции культурного героя. Считается, что он положил начало цивилизации Вавилона: научил жителей города письменности, математике, геометрии, земледелию [3, с. 234].
В «Зазеркалье» Оаннес превращается в демоническое существо, пожирающее человеческие души. Он выступает в качестве своеобразного двойника Нергала, но если семантика образа Нергала определяется демоническим юмором, то семантика образа Оаннеса - инфернальной сексуальностью: влюбленная в учителя истории Игоря Сергеевича ученица одиннадцатого класса Алиса просит у Пиковой дамы возможность провести время с предметом своей страсти. В образе учителя к девушке является Оаннес: «Сумасшедшая ведьма подарила мне твою душу» [6, с. 461]. Он насилует девушку и убивает ее.
СЕРИЯ ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Финалы обоих романов демонстрируют победу протагонистов над Пиковой дамой, однако речь об окончательном истреблении зла не идет: демоны и боги мира смерти находят себе новые жертвы и дьявольская игра начинается сначала.
Таким образом, визуализируя ритуал вызывания, и M. Кабир, и режиссеры фильмов позволяют своим персонажам пройти инициацию: получить новый статус как в мире сверстников, так и в мире взрослых, восстановить утраченные семейные ценности: в финале «Черного обряда» жившие ранее в разводе Антон и Mapинa снова решают сойтись, а Оля из «Зазеркалья» только ценой борьбы с Пиковой дамой приходит к осознанию того, что маленький Артем - ее родной брат, следовательно, он и олицетворяет собой все то, что у нее осталось от семьи после смерти матери, поэтому мальчика необходимо любить и поддерживать. Следовательно, читатель не только получает удовольствие от факта преодоления страха перед иррациональным, воплощенным в образах Пиковой дамы и месопатамских богов, но и учится любви и жертвенности.
СПИСОК ИСТОЧHИKОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Афанасьев А. Н. Mифы, поверья и суеверия славян. M.: Эксмо, СПб.: Terra Fantastica, 2002. Т. 3. 7б7 с.
2. Афанасьева В. К. №ргал // Mифы народов мира: Энциклопедия в двух томах / Гл. ред. С. А. Токарев. M.: Советская Энциклопедия, 1991. Т. 2 (К-Я). С. 212.
3. Афанасьева В. К. Оаннес // Mифы народов мира: Энциклопедия в двух томах / Гл. ред. С. А. Токарев. M.: Советская Энциклопедия, 1991. Т. 2 (К-Я). С. 234.
4. БаснинаА. П. Mифологическaя картина мира в детской обрядовой культуре (на материале вызываний) // Вестник КемГУКИ. 2012. № 19. С. 95-101.
5. Иванов В. В., Топоров В. Н. Mокошь // Mифы народов мира: Энциклопедия в двух томах / Гл. ред. С. А. Токарев. M.: Советская Энциклопедия, 1991. Т. 2 (К-Я). С. 1б9.
6. Кабир М. Пиковая дама / Mосквa: АСТ, 2020. 504, (1) с.
7. Кошелев В. А. «Mœ стало сташно...»: Пушкин и поэтика ужаса // Все страхи мира: Horror в литературе и в искусстве: Сб. статей. Тверь-СПб.: Изд-во Mapины Батасовой, 2015. С. 54-б4.
S. Лавкрафт Г. Ф. Сверхъестественный ужас в литературе. Версия 2. URL: http://samlib.ru/c/cherepanow_a_j/ supernaturalhorrorinliteratureii.shtml (дата обращения: 12.11.2023).
9. Маркович В. В. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма 1S20-1S40 гг. (под ред. А. А. Карпова). Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1990. Стр. 5-47.
10. Рычкова Е. В. Архетипическая символика границы в мировой литературе // Универсальное и культурно-специфичное в языках и литературах. Сб. материалов 5-й междунар. науч. конференции / Отв. редактор H. H. Бочегова. Курган: Изд-во Курганского гос. университета, 2020. С. 25-32.
11. Савельева Т. В., Евсеева А. С. Пиковая дама, приди: опыт локального исследования современной детской субкультуры // VII Лазаревские чтения: «Лики традиционной культуры в современном культурном пространстве: полифония и диалог смыслов»: материалы междунар. науч. конф. Челябинск, 3-б июня 2015 г. / Челяб. гос. акад. культуры и искусств; сост. Л. H. Лазарева. Челябинск: ЧГАКИ, 2015. С. S1-S3.
12. Сафрон Е. А. Реализация фэнтезийной поэтики в творчестве В. А. Жуковского // Текст, контекст, интертекст: сборник научных статей по материалам Mеждунapодной научной конференции «XIV Виноградовские чтения» (г. Mосквa, 1б-17 декабря 2015 г.) / отв. ред. И. H. Райкова. M.: MTHY, 201б. Т. 4. Русская литература. С. б4-б7.
13. Топорков А. Л. Пиковая дама в детском фольклоре // Русский школьный фольклор: от вызываний «Пиковой дамы» до семейных рассказов / Сост. А. Ф. Белоусов. M.: Ладомир, АСТ, 199S. С. 15-3б.
14. Фомичев С. А. Повесть Даниила Хармса "Старуха": "петербургский миф" в обэриутской интерпретации // Все страхи мира: Horror в литературе и в искусстве: Сб. статей. Тверь-СПб.: Изд-во Mapины Батасовой, 2015. С. 134-14б.
15. Червинская О. В. «Мертвые души» H. В. Гоголя в метажанровой перспективе «хоррора» // Все страхи мира: Horror в литературе и в искусстве: Сб. статей. Тверь-СПб.: Изд-во Mapины Батасовой, 2015. С. 72-S3.
16. Чвертко С. Ю. «Живые мертвецы» в фантастических новеллах символистов // Все страхи мира: Horror в литературе и в искусстве: Сб. статей. Тверь- СПб.: Изд-во Mapины Батасовой, 2015. С. 112-121.
17.Хапаева Д. Готическое общество: морфология кошмара. M.: Швое литературное обозрение, 2007. 152 с. 1S. Хапаева Д. Кошмар: литература и жизнь. M.: Текст, 2010. 3б5 [3] c.
19. BirkheadE. The Tale of Terror: A Study of the Gothic Romance. London, 1921. 270 p.
20. Noël C. (The Philosophy of Horror or Paradoxes of the Heart. New York, NY: Routledge. 1990). 272 p.
21. Schweitzer D. «Why Horror Fiction?» in Windows of the Imagination. Berkeley Heights, NJ: Wildside Press, 1999. 20S p.
Поступила в редакцию 12.01.2024
Сафрон Елена Александровна, доктор филологических наук, доцент,
профессор кафедры германской филологии и скандинавистики Института филологии
профессор кафедры английского языка Института иностранных языков
ФГБОУ ВО «Петрозаводский государственный университет»
185910, Россия, г. Петрозаводск, пр. Ленина, 33
E-mail: 00inane@gmail.com
E.A. Safron
THE IMAGE OF THE QUEEN OF SPADES IN MODERN DOMESTIC HORROR LITERATURE (BY THE EXAMPLE OF M. KABIR's NOVELS)
DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-911-917
The article discusses modern domestic horror literature. The purpose is to examine the image of the Queen of Spades in M. Kabir's duology, - a novelization of the films "The Queen of Spades: The Black Rite" (2015) and "The Queen of Spades. Through the Looking Glass (2019). The study uses intermedial, intertextual, historical-genetic, cultural-historical methods and motive analysis. The image of the Queen of Spades is formed on synthesis of images and ideas created in the story with the same name by A. Pushkin, existing in children's scary folklore and urban legends. A significant semantic expansion of the image of the Queen of Spades is seen: M. Kabir creates an accompanying group of characters associated with the cult of death, borrowed from Mesopotamian mythology, which makes the figure of a demonic woman a logical continuation of the tradition of archaic horror. The writer, following the film directors, brings the family theme to the forefront, that allows us to talk about the educational function of the novel. The scientific significance of the work lies in the fact that for the first time a comprehensive analysis of the image, that defines the main function of horror and concentrates the entire complex of perception of the terrible, is made.
Keywords: horror, novelization, Queen of Spades, evocations, Nergal, Oannes, folklore.
REFERENCES
1. Afanas'ev A. N. Mify, pover'ya i sueveriya slavyan [Myths, beliefs and superstitions of the slavs]. Moscow, Eksmo, St. Petesburg, Terra Fantastica, 2002. Vol. 3. 767 p. (In Russian).
2. Afanas'eva V. K. Nergal [Nergal]. Mify narodov mira: Enciklopediya: in 2 vols [Myths of the peoples of the world: Encyclopedia: in 2 vols]. Moscow, Sovetskaya Enciklopediya. 1997. Vol. 2. p. 212. (In Russian).
3. Afanas'eva V. K. Oannes [Oannes]. Mify narodov mira : Enciklopediya: in 2 vols [Myths of the peoples of the world: Encyclopedia: in 2 vols]. Moscow, Sovetskaya Enciklopediya. 1997. Vol. 2. p. 234. (In Russian).
4. Basnina A. P. Mifologicheskaya kartina mira v detskoj obryadovoj kul'ture (na materiale vyzyvanij) [Mythological picture of the world in children's ritual culture (based on evocations)] // Vestnik KemGUKI [Bulletin of Kemerovo State University of Culture and Arts]. 2012. No. 19. pp. 95-101. (In Russian).
5. Ivanov V. V., Toporov V. N. Mokosh' [Mokosh] Mify narodov mira: Enciklopediya: in 2 vols. [Myths of the peoples of the world: Encyclopedia: in 2 vols]. Moscow, Sovetskaya Enciklopediya, 1991. Vol. 2. p. 169. (In Russian).
6. KabirM. Pikovaya dama [The Queen of spades]. Moscow, AST. 2020. 504, (1) p. (In Russian).
7. Koshelev V. A. «Mne stalo stashno...»: Pushkin i poetika uzhasa ["I felt sick...": Pushkin and the poetics of horror] // Vse strahi mira: Horror v literature i v iskusstve: Sbornik. statej [All the fears of the world: Horror in literature and art: Collection. articles]. Tver'-St. Petesburg, Marina Batasova Publishing House, 2015. pp. 54-64. (In Russian).
8. Lavkraft G. F. Sverh"estestvennyj uzhas v literature. Versiya 2 [Supernatural horror in literature. Version 2]. URL: http://samlib.ru/c/cherepanow_a_j/supernaturalhorrorinliteratureii.shtml (accessed: 11.12.2023). (In Russian).
9. Markovich V. V. Dyhanie fantazii [Breath of fantasy] // Russkaya fantasticheskaya proza epohi romantizma 18201840 gg. [Russian fantastic prose of the era of romanticism 1820-1840] Leningrad, Leningrad University Publishing House, 1990. pp. 5-47. (In Russian).
10. Rychkova E. V. Arhetipicheskaya simvolika granicy v mirovoj literature [Archetypal symbolism of the border in world literature] // Universal'noe i kul'turno-specifichnoe v yazykah i literaturah. Sb. materialov 5-j mezhdunar. nauch. Kon-ferencii [Universal and culturally specific in languages and literatures. Materials of the 5th international. scientific conference]. Resp. editor N. N. Bochegova. Kurgan, Kurgan State Publishing House University, 2020, pp. 25-32. (In Russian).
11. Savel'eva T. V., Evseeva A. S. Pikovaya dama, pridi: opyt lokal'nogo issledovaniya sovremennoj detskoj subkul'tury [Queen of spades, come: experience of local research of modern children's subculture] // VII Lazarevskie chteniya: «Liki tradicionnoj kul'tury v sovremennom kul'turnom prostranstve: polifoniya i dialog smyslov»: materialy mezhdunar. nauch. konf. [VII Lazarev Readings: "Faces of Traditional Culture in the Modern Cultural Space: Polyphony and
СЕРИЯ ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Dialogue of Meanings": materials of the international. scientific conf.] Chelyabinsk, June 3-6, 2015. Chelyab. state acad. culture and arts; comp. L. N. Lazareva. Chelyabinsk, ChGAKI Publ., 2015. pp. 81-83. (In Russian).
12. Safron E. A. Realizaciya fentezijnoj poetiki v tvorchestve V. A. Zhukovskogo [Realization of fantasy poetics in the works of V. A. Zhukovsky] // Tekst, kontekst, intertekst: sbornik nauchnyh statej po materialam Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii «XIV Vinogradovskie chteniya» [Text, context, intertext: a collection of scientific articles based on the materials of the International scientific conference "XIV Vinogradov Readings"]. (Moscow, December 16-17, 2015 ) / resp. ed. I. N. Raikova. Moscow, MGPU, 2016. Vol. 4. Russian literature. pp. 64-67. (In Russian).
13. Toporkov A. L. Pikovaya dama v detskom fol'klore [Queen of spades in children's folklore] // Russkij shkol'nyj fol'klor: ot vyzyvanij «Pikovoj damy» do semejnyh rasskazov [Russian school folklore: from evocations of the "Queen of Spades" to family stories] / Comp. A. F. Belousov. Moscow, Ladomir, AST, 1998. pp. 15-36.
14. Fomichev S. A. Povest' Daniila Harmsa "Staruha": "peterburgskij mif v oberiutskoj interpretacii [Daniil Kharms's story "The Old Woman": "St. Petersburg myth" in the Oberiut interpretation] // Vse strahi mira: Horror v literature i v iskusstve: Sbornik. statej [All the fears of the world: Horror in literature and art: Collection. articles]. Tver'-St. Petesburg, Marina Batasova Publishing House, 2015. pp. 134-146. (In Russian).
15. Chervinskaya O. V. «Mertvye dushi» N. V. Gogolya v metazhanrovoj perspektive «horrora» ["Dead Souls" by N. V. Gogol in the metagenre perspective of "horror"] // Vse strahi mira: Horror v literature i v iskusstve: Sbornik. statej [All the fears of the world: Horror in literature and art: Collection. articles]. Tver'-St. Petesburg, Marina Batasova Publishing House, 2015. pp. 72-83. (In Russian).
16. Chvertko S. Yu. «Zhivye mertvecy» v fantasticheskih novellah simvolistov ["The Living Dead" in the fantastic short stories of the Symbolists] // Vse strahi mira: Horror v literature i v iskusstve: Sbornik. statej [All the fears of the world: Horror in literature and art: Collection. articles]. Tver'-St. Petesburg, Marina Batasova Publishing House, 2015. pp. 112-121. (In Russian).
17. HapaevaD. Goticheskoe obshchestvo: morfologiya koshmara [Gothic society: the morphology of a nightmare]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie, 2007. 152 p. (In Russian).
18. Hapaeva D. Koshmar: literatura i zhizn' [Nightmare: literature and life]. Moscow, Text, 2010. 365 [3] p. (In Russian).
19. Birkhead E. The Tale of Terror: A Study of the Gothic Romance. London, 1921. 270 p. (In English).
20. Noël C. The Philosophy of Horror or Paradoxes of the Heart. New York, 1990. 272 p. (In English).
21. Schweitzer D. «Why Horror Fiction?» in Windows of the Imagination. Berkeley Heights, New York, 1999. 208 p. (In English).
Received 12.01.2024
Safron E.A., Doctor of Philology, Associate Professor,
Professor of the Department of Germanic Philology and Scandinavian Studies, Institute of Philology,
Professor of the Department of English language, Institute of Foreign Language
Petrozavodsk State University
Prosp. Lenina, 33, Petrozavodsk, Russia, 185910
E-mail: 00inane@gmail.com
