CC BY
37
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2016. №3(45)
УДК 8Р1
ОБРАЗ МАЗЕПЫ В РОМАНЕ Б. САДОВСКОГО «КАРЛ ВЕБЕР»: ИСТОРИЧЕСКИЙ ДОКУМЕНТ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ВЫМЫСЕЛ
© Наталья Кислова
MAZEPA'S IMAGE IN THE NOVEL "KARL VEBER" BY B.SADOVSKOY: HISTORICAL DOCUMENT AND FICTION
Natalia Kislova
The article focuses on the image of Mazepa as a plot building character in the novel "Karl Veber" by B. Sadovskoy. In the novel, the image of Mazepa creates a historic context and contains the concept of B. Sadovskoy's creative work: the impact of historical paradoxes on man's destiny. The logic of the author's reasoning rests on B. Sadovskoy's artistic principle of inventing real historical facts to create quasi-historical biography. It is improbable to expect authenticity from a factitious, nearly fantastic text of the novel. Consequently, specific Sadovskoy's "historicism" contains numerous anachronisms.
By restoring chronological sequence of events connected with the image of Mazepa, the article reveals characteristic features of the novel composition and its plot. Mazepa's story about his daughter Christy, told in the last chapters of the novel, explains the sequence and logic of the main character's, Karl Ve-ber's, behavior and makes Mazepa the central figure of the novel. Thus, in one of its plotlines, the novel "Karl Veber" can be read as the novel of Mazepa's destiny and the destiny of his descendants in the name of his daughter Christy and her children Ida and Karl. The fatal figure, which influences the life of the family, is Peter I who seduces Christy and later refuses to accept her children. The plot starts when the children learn they are not related to their fathers and escape from home in search of their real father. The resolution of Mazepa's plotline is the meeting with his grandchildren.
Throughout the novel Mazepa appears in memories of both real and fictional characters. As a rule, these memories are of evaluative nature. Only at the end of the novel B. A. Sadovskoy gives the floor to the main character. This technique enables the author to interpret the fact of Mazepa's betrayal of Peter I in a different way. B. A. Sadovskoy creates an alternative story: he does not change the historic reality, he suggests different cause and effect relations of the historic characters' behaviors. According to the author, Mazepa's betrayal is not a political act but revenge of an offended father.
While creating Mazepa's image, B. Sadovskoy uses the marking sign and cul de sac, which expands the image interpretation due to its introduction into the area of fairy-tale space and signs, connected with death and the сzar's children. Thus, the author creates a mythologized context of Mazepa's biography.
Keywords: B. A. Sadovskoy, Mazepa, alternative story, quasi-historical biography, anachronisms, historic novel, pseudo-historic reality.
Статья посвящена рассмотрению образа Мазепы в романе Б. А. Садовского «Карл Вебер» как сюжетообразующего персонажа. Образ Мазепы привносит в роман исторический контекст и содержит в себе концепцию творчества Б. А. Садовского: влияние парадоксов истории на судьбу человека. Логика рассуждений автора статьи связана с художественным принципом Б. А. Садовского дописывания и додумывания реальных исторических фактов для создания квазиисторической биографии. От условного, почти фантастического текста романа трудно требовать достоверности, поэтому специфический «историзм» Б. А. Садовского содержит множество анахронизмов.
Автор статьи, восстанавливая хронологическую последовательность событий, связанных с образом Мазепы, раскрывает особенности композиционного построения романа и его сюжетосложе-ния. Рассказ Мазепы о судьбе дочери Христи, прозвучавший в последних главах романа, объясняет последовательность и логику поступков главного героя Карла Вебера и выводит Мазепу на роль персонажа, который, по авторской концепции, и должен был бы стать центральной фигурой повествования. Таким образом, роман «Карл Вебер» в одной из своих сюжетных линий может быть прочитан как роман о судьбе Мазепы и судьбе его потомства в лице дочери Христи и ее детей Иды и Карла. Роковой фигурой, оказавшей влияние на жизнь семейства, оказывается Петр I, выступивший в роли соблазнителя Христи и не желающий признавать детей своими. Сюжет романа начинается с того момента, когда дети узнают о том, что их отцы неродные, и сбегают из дома в поисках родного отца. Развязкой сюжетной линии Мазепы является его встреча с внуками.
На протяжении всего романа образ Мазепы возникает в воспоминаниях исторических и вымышленных персонажей, эти воспоминания носят, как правило, оценочный характер. Лишь в конце романа Б. А. Садовской предоставляет слово самому герою, и этот прием позволяет писателю представить факт предательства Мазепой Петра I с иной точки зрения. Б. А. Садовской создает альтернативную историю: он не изменяет историческую действительность, но предлагает иные причинно-следственные связи поступков исторических персонажей. В изложении писателя предательство Мазепы не политический акт, а месть оскорбленного отца.
Б. А. Садовской при создании образа Мазепы использует знак клеймения и замкнутое приподнятое над землей пространство, что расширяет толкование образа за счет введения его в область сказочного пространства и знаков, связанных со смертью и царскими детьми. Писатель, таким образом, создает мифологизированный контекст биографии Мазепы.
Ключевые слова: Б. А. Садовской, Мазепа, альтернативная история, квазиисторическая биография, анахронизмы, исторический роман, псевдоисторическая реальность.
Историческая проза Бориса Александровича Садовского (1881-1952) - уникальное явление для литературы ХХ века, так как она открывает новые возможности условной образности: подражания, калькирование внелитературных форм повествования из бытового ряда, копиистика деловых бумаг, архивных документов, семейных хроник определяют художественные особенности повестей «Двуглавый орел» (1911), «Бурбон» (1913), сборника историко-литературных новелл «Узор чугунный» (1911), историко-фантастичес-ких повестей «Лебединые клики» (1913), «Приключения Карла Вебера» (1928), рассказов «Анекдот», «Ильин день» (1922), романов «Пшеница и плевелы», «Современник», «Первое марта» и др.
Б. А. Садовской стилизует прошлое, воссоздает его путем сплетения «обманчиво достоверных исторических и мнимо недостоверных, фиктивных литературных фактов» [Голынко]. Объектом изображения в произведениях писателя становится исторический быт как мировоззренческая категория. Прошлое на страницах прозы Б. А. Садовского предстает нередко многоплано-во-пародийным из-за вторжения современного художественного сознания автора. Ему важно воссоздать атмосферу, общий стиль жизни, поведения и мышления ушедших эпох, поэтому он использует археографическую реконструкцию (подражание), языковое остранение (стилизацию), смену планов и точек зрения (пародию). Метод работы Б. А. Садовского - перемежение в произведении стилизованных, им самим созданных официальных документов, писем, записок, стихов, дневников с реально существовавшими: «Ему нужна была художественная достоверность, вступавшая в сложный симбиоз с эмпирической истиной» [Вацуро].
Роман «Карл Вебер» впервые был опубликован Б. А. Садовским в 1928 году под названием «Приключения Карла Вебера». Вторая публикация романа состоялась в 1990 году в сборнике
избранных произведений писателя «Лебединые клики» под названием «Карл Вебер». В романе сказочно-фантастическое повествование переплетается с историческим. Жизнь главного героя Карла Вебера органично вписывается в исторические события первой трети XVIII века, происходящие как в Европе, так и в России. Карл Ве-бер бежит из дома в поисках разгадки тайны своего рождения, и во время странствий судьба сводит его с целым рядом исторических лиц. Б. А. Садовской, вводя исторических персонажей, не показывает их в период великих дел, а изображает их бытовую, повседневную жизнь. Реальные и мнимые факты становятся для писателя основой для воссоздания эпохи, нравов и мировоззрения человека XVIII века, а также создания художественных биографий известных людей.
Важное место в системе исторических персонажей романа занимает образ Петра I и его окружение. В частности, на страницах романа воспроизводится история личных взаимоотношений Петра I и Мазепы. Чтобы проанализировать образ Мазепы, необходимо воссоздать фабульный ряд событий, который наглядно продемонстрирует, что стало основой его квазиисторической биографии. Мазепа имел дочь и был настолько любящим отцом, что не способен расстаться с нею ни на минуту. Восемнадцатилетняя Христина вместе с отцом принимает участие в Азовском походе, живет в шатре среди царской ставки, общается с Петром I и Меншиковым. Через некоторое время после Азовского похода Мазепа замечает резкие перемены в дочери: «Христину не забавляли больше игры, она полюбила сидеть в углу, шаловливость ее пропала, и паук заткал звонкие струны веселой лютни» [Садовской, с. 65]. Известие о будущем материнстве Христины становится страшным открытием для отца. Герой Б. А. Садовского поступает с дочерью не как человек восемнадцатого века: «иные отцы убивали преступных дочерей, заточали в кельи, заживо
погребали в башнях и подземельях» [Садовской, с. 65]. Он сохраняет ей жизнь, но отнимает ребенка и продает его палачу в Германии, который воспитывает девочку по имени Ида как свою дочь. Во время второго приезда в Москву для участия в шведском походе Мазепа узнает, кто является отцом ребенка, но видя, что дочь любит Петра I, не сопротивляется их вновь возобновившимся отношениям. Петр щедр на подарки, но требует строжайшей тайны, поэтому Христю, забеременевшую во второй раз, отправили в Германию и выдали замуж за доктора Вебера. После рождения мальчика, которому дали имя Карл, Христя утопилась, оставив перед этим записки для детей в своем портрете в доме Вебера и в зеркале в доме палача. Открытие этих записок и послужило завязкой для действия романа и положило начало поискам Карла Вебера. Таким образом, роман «Карл Вебер» может быть прочитан в одной из своих сюжетных линий как история семьи Мазепы, а точнее продолжателей его рода Карла и Иды, являющихся незаконнорожденными детьми Петра I.
Б. А. Садовской реконструирует наиболее вероятностно возможный, по его мнению, сценарий жизни Мазепы. Он создает его «альтернативную биографию» [Окладникова], додумывая ее и в тот временной период, когда Мазепа был верным другом Петра I, и тогда, когда Мазепа и Орлик перешли на сторону шведского короля и сражались против Петра I во время Полтавской битвы, и после «официальной» смерти Мазепы. Более того, писатель авторской волей продляет его жизнь на двадцать лет, но помещает в добровольное заточение: «Меня считают умершим, но я живу здесь скоро уж двадцать лет» - сообщает он Карлу Веберу при первой их встрече [Садовской, с. 64]. Биографом Мазепы становится главный герой романа Карл Вебер, являющийся, как станет ясно только к концу повествования, его внуком. Образ Мазепы выполняет сюжетообра-зующую роль в романе Б. А. Садовского.
Понятие жанра «альтернативной» истории введено в научный оборот в XXI веке историками. Так, А. Б. Бочаров считал, что «текст в жанре альтернативной истории - это произведение, в котором рассматривается вероятностный мир, выросший из известных обстоятельств, после какого-то значительного или незначительного события, которое произошло не так, как в нашей реальности, и поэтому альтернативный мир стал кардинально отличаться от нашего мира» [Бочаров]. В основе «альтернативной» истории лежит альтернативная или конструируемая реальность, которая, в отличие от Текущей Реальности (термин А. Б. Бочарова), «осознается и верифициру-
ется индивидуальным сознанием» [Там же]. В произведении «альтернативной истории» автор волен использовать известных исторических персонажей, порою в совершенно несвойственном для них качестве, если это служит ему для решения каких-то определенных художественных задач. Можно предположить, что целью игры Б. А. Садовского с историческими фактами, а точнее даже с судьбами исторических персонажей в романе «Карл Вебер», является его стремление воссоздать авантюрный характер петровской эпохи, отсюда и ряд допущений, которые не только домысливают историю, но иногда и противоречат «Текущей Реальности». Недаром в глазах современников роман воспринимался как авантюрный. М. А. Цявловский в 1925 году писал Б. А. Садовскому: «Близко зная настроения издательские в настоящее время, я думаю, что легче всего из того, что у тебя имеется, издать авантюрный роман из эпохи Петра» [Садовской, с. 464].
Историзм Б. А. Садовского связан прежде всего с изображением частной жизни исторической личности. Мазепа в меньшей степени интересует писателя как политический деятель, а в большей степени как отец, чья единственная дочь оказывается наложницей Петра I. При этом писатель мало следует исторической (документальной) правде, но это и не является его художественной задачей. Г. О. Винокур отметил, что биография, созданная в произведении, не может быть достоверной: «... поскольку литература понимается нами не только как исторический документ, но и как предмет искусства, эстетический, обладающий в силу этого бытием фиктивным и условным, а потому и не могущий служить материалом исторических исследований» [Винокур].
Б. А. Садовской использует в романе «Карл Вебер» разного рода допущения. По свидетельству историка Н. И. Костомарова, гетман Мазепа был женат и богат вплоть до своей смерти. Литературный Мазепа «женат не был, но имел дочь. Она родилась в Польше от благородной вдовы, вскоре потом умершей» [Садовской, с. 64], и доживал свой век в Печерской слободе Нижнего Новгорода в домике монастырского иконописца Рафайло Ковшешникова на средства Филиппа Орлика.
Портрет Мазепы в романе представлен глазами разных героев: в момент Полтавской битвы «Мазепа - <...> плюгавый усатый старикашка с длинными рукавами» [Садовской, с. 22], а спустя почти двадцать лет - дряхлый седой старик с двумя шрамами в виде правильного креста на морщинистом желтом лбу. Интересно, что на
всех реальных портретах Ивана Степановича Мазепы нет даже намека на шрамы на лбу. Таким образом, писатель допускает художественную условность, которая служит двигателем сюжета - Карл Вебер ищет человека со шрамом на лбу, который должен раскрыть тайну его рождения. Шрам на лбу Мазепы - знак клеймения, что усложняет толкование его образа, так как обращает к клеймению в процессе обряда инициации, в котором оно равнозначно знакам смерти или царским знакам. В фольклоре клеймение также связано с невестой: «на героя налагается некая отметка, некое клеймо, причем клеймо это кровавое, и герой узнается по рубцу», «клеймение героя происходит не только во время боя <...> нанесение клейма происходит незадолго перед бракосочетанием» [Пропп, с. 259]. Б. А. Садовской предлагает читателю две версии возникновения шрама: в устах Мюнхгаузена - «память старинных битв», в устах Орлика - «след царской сабли». Позже сам Мазепа подтвердит, что шрам - от кортика Петра I, от объятий которого он пытался защитить дочь: «Выхватив саблю, я бросился на него, но получил удар кортиком в лоб. Придя в себя, я заметил, что рана образовала подобие креста» [Садовской, с. 66]. Таким образом, писатель использует сказочный мотив клеймения, связанный со свадебным обрядом, но в изнаночном виде: клеймо наносит не невеста жениху, а жених отцу невесты в момент узнавания его как жениха, следовательно, по клейму узнают не жениха, а отца невесты, более того - узнает не невеста, а сын невесты. На функцию клейма как знака, связанного с возможным бракосочетанием, Б. А. Садовской открыто намекает: «Я понимал, что отыскать человека со шрамом -сказочный вздор» [Садовской, с. 66]. В романе двойное клеймение: Мазепа, чтобы помочь детям дочери найти своего отца, вырезает точно такой же шрам на лбу у карлика Свинхена, знавшего тайну рождения детей.
В романе источником сведений о судьбе Мазепы является также и его друг Филипп Орлик. Орлик известен в истории как «украинский казацкий старшина, приверженец И. С. Мазепы. До 1702 служил в Генеральной войсковой канцелярии, в 1702-1709 годах занимал уряд генерального писаря. После Полтавского сражения 1709 г. бежал в Турцию. В 1710 г. после смерти Мазепы по инициативе шведского короля Карла XII казацкая старшина, находившаяся в Турции, провозгласила Орлика гетманом» [Апанович]. Именно Орлик рассказывает Карлу Веберу о смерти Мазепы вскоре после Полтавской битвы: «Я хоронил его тайком, без попа и без гроба, на берегу реки. Теперь, пожалуй, трудно найти его
могилу» [Садовской, с. 28]. Но Б. А. Садовской не ограничивается одним источником: о смерти Мазепы рассказывает и Мюнхгаузен, оказавшийся случайно на его погребении. «Старика хоронили в четырех гробах - стеклянном, золотом, серебряном и железном. Царь проводил его до могилы, потом подошел ко мне: „Мюнхгаузен, я лишился лучшего друга" <...> Ни одно из этих художественных описаний не соответствует историческим фактам. Н. И. Костомаров в „Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей" фиксирует, что „Мазепа скончался 18 марта 1710 года от старческого истощения в селе Варнице, близ Бендер. Его тело, отпетое в сельской церкви в присутствии шведского короля, отвезено было и погребено в древнем монастыре св. Георгия, расположенном на берегу Дуная близ Галаца"» [Костомаров, с. 786.] Две версии похорон, созданные Б. А. Садовским, абсолютно противоположны: в одной подчеркнута таинственность и скрытность, в другой - торжественность и помпезность. В контексте романа обе смерти являются вымышленными и способствуют мистификации образа Мазепы.
Стекло, золото, серебро в мифологии являются признаками иного царства и нередко связаны с таким явлением, как временная смерть. И действительно, Мазепа оказывается жив, но живет под крышей, где пристроена вышка в одно окно: «ход в нее шел через чердак по скрипучей подъемной лесенке», которая каждый раз убиралась после того, как была доставлена в светелку еда. Постоялец этой вышки тщательно скрывался от чужих глаз, пребывал в полном одиночестве. Б. А. Садовской, как можно заметить, помещает Мазепу в рамки сказочного пространства.
В. Я. Пропп в монографии «Исторические корни волшебной сказки» показал, что изоляция царей (царских детей) в сказке связана со стремлением к личной безопасности [Пропп, с. 30]. Применительно к литературному и историческому Мазепе это имеет прямое отношение. Мазепа в художественном мире романа живет до тех пор, пока не является его внук Карл Вебер, которому он передает тайну семьи: «Матерь божья, благодарю тебя. Теперь я умру спокойно. Выслушай меня, Карл» [Садовской, с. 64.], и внучка Ида, на руках которой он и умирает: «Она взлетела по лестнице. Пронзительный крик, молчание. Взбежавший Карл увидел Мазепу мертвым на руках у внучки» [Садовской, с. 67].
Страх быть обнаруженным и узнанным может быть связан и с тем, что после предательства Петр I искал Мазепу, чтобы расправиться с ним. Это стремление царя иронично изображено Мюнхгаузеном: «<...> царь Петр, как бешеный
мчится на нас, трясется, строит рожи и кричит дурным голосом: „Где Мазепа, дайте сюда Мазепу!"» [Садовской, с. 22]. Факт того, что Петр I, действительно, желал сам казнить изменника, подтверждается исторически: «государь предлагал турецкому муфтию 300 000 талеров, если он силою своего духовного значения убедит султана выдать изменника» [Костомаров, с. 786.]
Художественная биография Мазепы на страницах романа «Карл Вебер» открывает завесу на историю взаимоотношений Петра I и гетмана. По свидетельству историков, молодой царь «полюбил его [Мазепу - Н. Ä".] и считал его искренно преданным своим слугой» [Костомаров, с. 770], более того - даже у историков вызывает удивление, почему такой внимательный к доносам Петр I никак не реагировал на письма и сообщения о готовящейся измене со стороны Мазепы. Основой квазиисторической биографии Мазепы, созданной на страницах романа «Карл Вебер», становится допущенная автором мысль о любви между дочерью Мазепы и царем. В этом контексте измена Мазепы происходит после самоубийства его дочери, так и не сжившейся с мыслью о том, что у ее детей нет отца и что они воспитываются отдельно друг от друга, и понята она может быть не как политическое решение, а как месть за сломанную жизнь дочери.
Образ Мазепы в изложении Б. А. Садовского является свидетельством влияния парадоксов истории на судьбу человека. И такое понимание взаимосвязи человека и истории составляет концепцию его творчества. Специфический «историзм» Б. А. Садовского содержит множество анахронизмов, писатель дописывает и додумывает реальные исторические факты для создания квазиисторической биографии. Роман «Карл Ве-бер» Б. А. Садовского является его первой попыткой создания альтернативной биографии.
Список литературы
Апанович Е. А. Орлик // Советская историческая энциклопедия / под ред. Е. М. Жукова. М.: Советская энциклопедия, 1973-1982. URL: http://dic.academic.ru/ dic.nsf/sie/ (дата обращения: 17.01.2016).
Бочаров А. Б. Альтернативная история в контексте естественнонаучной парадигмы: версия системного анализа // Фигуры истории, или общие места историографии. Вторые санкт-петербургские чтения по теории, методологии и философии истории. СПб.: Изд-во «Северная звезда», 2005. С. 7-18. URL: http://alternativa.lib.rU/ah/subject/index20223card21994.h tm (дата обращения: 01.05.2016).
Вацуро В. Э. Послесловие <к роману Бориса Садовского «Пшеница и плевелы»>. URL: http://coollib.com/ b/284882 (дата обращения: 01.05.2016).
Винокур Г. О. Биография и культура / Предисл. В. А. Виноградова. изд. 2-е, испр. и доп. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. 96 с.
Голынко Д. Вольфсон BAGATELLE. URL: http://litpromzona.narod.ru/reflections/golinko1.html. (дата обращения: 29.04.2016).
Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М.: Изд-во Эксмо, 2006. 1021 с.
Окладникова К. П. Альтернативная биография: вопросы теории жанра. URL: http://conf.sfu-kras.ru/ sites/mn2014/pdf/d01/s41/s41_006.pdf (дата обращения: 01.05.2016).
Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. 336 с.
Садовской Б. А. Карл Вебер // Новый мир. 1993. № 11. С. 92-143.
References
Apanovich, E. A. (1973-1982). Orlick [Orlick]. Soviet Historical Encyclopedia / under the editorship of Е. М. Zhukov. М.: Soviet Encyclopedia. URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/sie/ (accessed: 17.01.2016). (In Russian)
Bocharov, А. B. (2005). Alternativnaya istoriya v kontekste estestvennonauchnoi paradigmy: versiya sis-temnogo analiza [Alternative History in the Context of Natural Science Paradigm: the Version of the System Analysis]. Figury istorii, ili obschie mesta istoriografii. Vtorye sankt-peterburgskie chteniya po teorii, me-todologii I filosofii istorii. SPb.: «Severnaya Zvezda». Pp. 7-18. URL: http://alternativa.lib.ru/ah/subject/ in-dex20223card21994.htm (accessed: 01.05.2016). (In Russian)
Golynko, D. Volfson BAGATELLE [Volfson BAGATELLE]. URL: http://litpromzona.narod.ru/ reflec-tions/golinko1.html (accessed: 29.04.2016). (In Russian)
Kostomarov, N. I. (2006). Russkaya istoriya v zhizneopisaniyakh ee glavneyshikh deyateley [Russian History in Biographies of Its Most Important Figures]. 1021 p. М.: Eksmo. (In Russian)
Okladnikova, К. P. Alternativnaya biografiya: vo-prosy teorii zhanra [Alternative Biography: Issues of Genre Theory]. URL: http://conf.sfu-kras.ru/sites/ mn2014/pdf/d01/s41/s41_006.pdf (accessed: 01.05.2016). (In Russian)
Propp, V. Ya. (2000). Istoricheskie korni volshebnoy skazki [Historical Roots of a Fairy Tale]. 336 p. М.: Labi-rint. (In Russian)
Sadovskoy B. A. (1993). Karl Veber [Karl Veber]. Novyi Mir. No. 11, pp. 92-143. (In Russian)
Vatsuro, V. E. (2007). Posleslovie k romanu Borisa Sadovskogo "Pshenitsa i plevely" [Postface to Boris Sadovskoy's Novel "Wheat and Weed"]. URL: http://coollib.com/b/284882 (accessed: 01.05.2016). (In Russian)
Vinokur, G. O. (2007). Biografiya i kultura [Biography and Culture]. / Predislovie V. A. Vinogradova. izd. 2-е, ispr. i dop. / G. О. Vinokur. 96 p. М.: Izdatelstvo LKI. (In Russian)
Кислова Наталья Николаевна,
кандидат филологических наук, доцент,
Самарский государственный социально-педагогический университет, 443099, Россия, Самара, М. Горького 65/67. [email protected]
The article was submitted on 06.07.2016 Поступила в редакцию 06.07.2016
Kislova Natalia Nikolaevna,
Ph.D. in Philology,
Associate Professor,
Samara State University
of Social Sciences and Education,
65/67 M. Gorky Str.,
Samara, 443099, Russian Federation.
