CC BY
48
DOI: 10.24411/2470-1262-2020-10088
УДК (UDC) 821.161.1 Neelakshi Suryanarayan, University of Delhi, Delhi, India
Gaurav Mor, University of Delhi, Delhi, India
Сурьянараян Нилакши, Делийский университет, Дели, Индия
Гауров Мор, Делийский университет, Дели, Индия
For citation: Suryanarayan Neelakshi, Gaurov Mor, (2020).
The Image of the Lyrical "I" in the Works of Bulat Okudjava and Bob Dylan. Cross-Cultural Studies: Education and Science Vol. 5, Issue 3 (2020), pp. 32-43 (in USA) Manuscript received: /05/09/2020 Accepted for publication:/28/09/ 2020 The authors have read and approved the final manuscript.
CC BY 4.0
THE IMAGE OF THE LYRICAL "I" IN THE WORKS OF BULAT OKUDZHAVA AND BOB DYLAN
ОБРАЗ ЛИРИЧЕСКОГО «Я» В ТВОРЧЕСТВЕ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ И
БОБА ДИЛАНА
Abstract:
The present article is a comparative study of selected poetry of two different authors, the Russian Bulat Okudzhava and the American Bob Dylan, who, through the common language of poetry and song, comprehensible to everyone, could express their thoughts and feelings and lead many people to value the ideals of freedom and humanism.
Drawing from various theoretical approaches to the concept of the lyrical "I" and its manifestation in poetry, we have tried to analyze the images of the lyrical "I" characteristic of the poetry of Okudzhava and Dylan.
Bulat Okudzhava and Bob Dylan belong to different countries and cultures, but share a love of poetry and music. They are the pioneers of the art/ authors' song phenomenon in their respective countries. Two bodies, one soul — Soviet / Russian Dylan (Bulat Okudzhava) and American Bulat from Duluth (Bob Dylan), have written songs in a wide variety of genres and have had a huge impact on the culture in their countries.
Keywords - Poet, authors' song, Bulat Okudzhava, Bob Dylan, Lyrical self, comparative analysis
Аннотация:
Настоящая статья представляет собой сравнительное исследование избранных стихов двух разных авторов, русского Булата Окуджавы и американца Боба Дилана, которые через общий язык поэзии и песни, понятный каждому, могли выразить свои мысли и чувства и привести множество людей. ценить идеалы свободы и гуманизма.
Опираясь на различные теоретические подходы к понятию лирического «Я» и его проявлению в поэзии, мы попытались проанализировать характерные для поэзии Окуджавы и Дилана образы лирического «Я».
Булат Окуджава и Боб Дилан принадлежат к разным странам и культурам, но разделяют любовь к поэзии и музыке. Они являются пионерами феномена авторской песни в своих странах. Два тела, одна душа - советский / русский Дилан (Булат Окуджава) и американский Булат из Дулута (Боб Дилан), они написали песни в самых разных жанрах. и оказали огромное влияние на культуру своих стран.
Ключевые слова - Поэт, авторская песня, Булат Окуджава, Боб Дилан, лирическое Я, сравнительный анализ
Введение
Данная статья представляет собой сравнительное исследование творческих произведений двух разных авторов, русского Булата Окуджавы и американского Боба Дилана, которые посредством единого общего языка, понятного всем, могли выражать свои мысли и чувства, открывать свою душу и вести за собой множество людей, которым дороги идеалы свободы и гуманизма. Этот универсальный язык - поэзия и музыка, с помощью которого оба автора имели такое мощное влияние на умы людей. Булат Окуджава и Боб Дилан разделяют не только один и тот же месяц рождения, но и любовь к поэзии и музыке. Они являются пионерами феномена авторской песни. Два тела одна душа -советский/русский Дилан (Булат Окуджава) и американский Булат из Дулута (Боб Дилан). Они писали песни в самых разных жанрах и оказали огромное влияние на культуру в своих странах.
В этой статье мы предприняли попытку проанализировать образы лирического «я», характерные для поэзии Окуджавы и Дилана. Следует заметить, что данная тема представляет определённую трудность для исследования как с общей литературоведческой точки зрения, так и с точки зрений конкретного анализа конкретных произведений этих бардов. Прежде всего необходимо остановиться на содержании самого понятия лирического "я". Это понятие тесно связано с понятием лирического героя, так как четкой границы между этими двумя понятиями не существует. В русском литературоведении - это два одинаковых понятия, и мы их также не разделяем. Понятие «лирический герой» впервые было введено Ю. Тыняновым в 1921 году в его статье «Блок»,1 в которой он критически анализирует творчество Александра Блока. Он обнаружил несовпадение биографии и личности реального Блока с образом человека, созданным в его стихотворениях. «Блок, — утверждал Тынянов, — самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает как тема романа еще новой, нерожденной (или неосознанной) формации. Об этом лирическом герое говорят и сейчас».2
Теория
Понятие же лирического «я» было использовано в начале двадцатого века немецким языковедом М. Зусман в ее критическом анализе немецкой поэзии. Как пишет Н.Д. Тамарченко в своей книге, М. Зусман, опираясь на Ницше, начала понимать лирическое «я» не как персональное, а как «дионисийское», преступившее границы «субъективности» и в «вечном возвращении живущее "я", обретающее в поэте свое обиталище: лирическое "я" является формой, которую поэт создает из данного ему "я"».3
Б.Сарнов в книге «Маяковский. Самоубийство»4 утверждает, что термин "лирический герой", который утвердился в критике и литературоведении "с лёгкой руки Тынянова", к Маяковскому "уж точно неприложим. Едва ли не самая характерная особенность лирики Маяковского состоит как раз в том, что между конкретным лирическим «Я» поэта и его «лирическим героем» нет ни малейшего разрыва, ни даже крошечного «зазора». Маяковский входит в стих таким, каков он есть, со всеми — частными, казалось бы, даже не идущими в дело, не слишком существенными деталями и подробностями своего повседневного быта и бытия".5
Термин «Лирический герой» трактуется в Литературной энциклопедии как: «образ поэта в лирике, художественный двойник, вырастающий из текста лирических композиций как четко очерченная фигура или жизненная роль, как лицо, наделенное определенностью
1. Тынянов Ю.Н «Блок» (1921) // Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. - с 118-123.
2 Там же, с.118
3 Тамарченко Н.Д. Теория литературы Том 1, с 339
4 Сарнов Б. «Маяковский. Самоубийство» М., 2006
5 Там же 34
индивидуальной судьбы, психологической отчетливостью внутреннего мира, а подчас и чертами пластического облика». 6
Таким образом, можно также утверждать, что образ лирического «я» является центром психологического изображения, в котором существуют разные эмоции лирической натуры.
Возвращаясь к работе Н.Д. Тамарченко, мы наблюдаем, что он трактует термин Лирическое «я» как образ, несущий в себе новое содержание, формой для которого служит то, что было содержанием эмпирического «я». Иначе говоря, прежнее содержание стало здесь формой нового содержания. Далее, он пишет, что «содержание лирического «я» составляет не субъективность биографического автора, но и не обобщенная («типическая») субъективность собирательного «я». Содержание лирического «я» интерсубъектно, ибо оно — своеобразный медиум между эмпирическим «я» и первоединым субъектом Ницше. В отличие от повествователя лирическое «я» имеет грамматически выраженное лицо, но при этом «не является объектом для себя. Стихотворения с лирическим «я» в ряде случаев трудно отличимы от стихотворений, в которых появляется другая форма выражения — лирический герой. Критерием здесь будет статус субъекта: лирическое «я» — субъект-в-себе, тогда как лирический герой — еще и субъект-для-себя, т.е. он становится собственной темой».7
А по мнению Б.О. Кормана, в отличие от повествователя лирическое «я» имеет грамматически выраженное лицо, но при этом «не является объектом для себя. На первом плане не он сам, а какое-то событие, обстоятельство, ситуация, явление».8
Интересный взгляд на данную проблему выражает в своей статье «Два значения понятия «лирический герой» и их роль для построения современной теории лирического субъекта» Владимир Новиков. Он указывает, что Андрей Белый считает необходимым провести отчетливую границу между «лирическим я» стихов и личностью автора, его внехудожественным «я». «Лирическое я» трактуется им не как индивидуализированный, но как обобщенный художественный образ - «„мы— зарисовываемых сознаний». Разграничение для поэтики резонное и познавательно необходимое. Что же касается дальнейшей судьбы нового понятия, то оно вошло в советское и постсоветское литературоведение в словесном оформлении Тынянова («лирический герой»), но в значении, близком к лирическому "я" в понимании Андрея Белого.9
Рассмотренные выше точки зрения подчеркивают сложность данной проблемы, но ее детальное исследование не входит в наши задачи. Для нашего конкретного анализа мы ограничимся рабочим теоретическим базисом, в соответствии с которым понятия лирическое "я" и лирический герой будут считаться тождественными, образ лирического "я"
6 Литературная Энциклопедия терминов и понятий, Российская Академия Наук (Москва: НПК «Интелвак» 2001) С. 452
7 Тамарченко Н.Д, Теория литературы Том 1, с 339-340
8 Корман, Б.О. Литературоведческие термины по проблеме автора. — Ижевск, 1982. — с. 13.
9 Новиков В «Два значения понятия «лирический герой» и их роль для построения современной теории лирического субъекта». В кн: Субъект в новейшей русскоязычной поэзии - теория и практика. Шталь Хенрике, Евграшкина Екатерина (Eds) Bern, Switzerland, 2019, с.
прямолинейно не отождествляется с личностью поэта, хотя между творчеством, жизненно-эстетичской позицией и биографией поэта прослеживается связь и близкое соотношение.
Лирическое «я» в творчестве Булата Окуджавы Черный Мессер 10
Вот уже который месяц и уже который год прилетает черный «мессер», спать спокойно не дает.
Он в окно мое влетает, он по комнате кружит,
он как старый шмель рыдает, мухой, пойманной жужжит.
Грустный летчик как курортник... Его темные очки прикрывают,
как намордник, его томные зрачки.
Каждый вечер, каждый вечер у меня штурвал в руке,
я лечу к нему навстречу в довоенном «ястребке»
Каждый вечер в лунном свете торжествует мощь моя:
я, наверное, бессмертен — он сдается, а не я.
Он пробоинами мечен, он сгорает, подожжен,
но приходит новый вечер, и опять кружится он.
И опять я вылетаю, побеждаю, и опять вылетаю, побеждаю...
Сколько ж можно побеждать?
Проанализируем лирическое "я" в данном стихотворении, формально представленное личным местоимением 1 лица единственного числа (я, меня) и притяжательными местоимениями (мой, моя, моё). Лирическое «я» в этом стихотворении Окуджавы очень гневно и критически относится к переживаниям, которые ему и другим пришлось пережить во время войны. Этот лирический персонаж, как и его прототип, мучается кошмаром и не может заснуть, так как "черный мессер" (символ врага) ему «спать спокойно не дает». Этот кошмар или дурной сон приходит к нему каждую ночь, и он пытается бороться и бороться с ним. Таким образом метафорически раскрывается психологическое состояние лирического героя и автора: буря и порывы эмоций и мыслей, которые пожирают его. Побывав во многих битвах, он теперь ведет внутреннюю войну своих воспоминаний о событиях боя, которые постоянно мучают его. Вместе с ужасами войны присутствует и героизм победителя ("он сдается, а не я", "торжествует мощь моя"), а также юношеский романтизм. Мысль о «довоенном ястребке» отображает желание вернуться в довоенный невинный мир с романтическими представлениями о жизни как простом и прекрасном существовании, мир, лишенный мучительных образов и никогда не заживающих ран. В этом стихотворении прослеживается поэтическое представление лирического «я» и «другого».
Как отмечает Дмитрий Быков в своей книге об Окуджаве, —речь идет о борьбе с депрессией: Окуджава часто от нее страдал и не особенно скрывал это. В конце концов, при
10 «Черный Мессер» Стихотворения Булата Окуджавы (Санкт-Петербург: Гуманитарное агенство «Академический проект» 2001) с 219
той внутренней борьбе, которую он вынужден был вести непрерывно, смиряя гордыню, снижая самооценку, борясь с обольщениями (без которых не то что стихов, а и прозы не напишешь), - это и немудрено: он отлично знал себе цену, а как раз в шестьдесят первом на него шла целенаправленная, хоть и кратковременная атака. О приступах черного отчаяния, одолевавших его с юности до старости, вспоминают все его друзья и многочисленные посетители, но и сам он рассказывал об этом с редкой откровенностью -в стихах, столь же контрастных, как собственное его состояние» 11
Интересные особенности этого стихотворения Окуджавы отмечает при анализе Марина
Павлова. Она указывает на необычный способ описания врага: «Черный —мессер кружит,
не может улететь, он также не свободен, война владеет и им, он ощущает близость
собственной смерти, безысходность боя: —как старый шмель рыдает, мухой, пойманной
жужжит, но не может избежать его. Не кажется ли вам странным в применении к
вражескому летчику определение —грустный!, сравнение с курортником, —томные
зрачки? Скрытой угрозой, указанием на опасность ощущается только черный цвет самолета
12
да темные очки летчика, напоминающие намордник, надетый на хищного зверя.»
На наш взгляд, здесь проявляется через отношение личного героя к врагу широкое гуманистическое восприятие мира, характерное для самого барда.
Звездочет 13
Что в подзорные трубы я вижу, поднимаясь на башню во мгле? Почему так печально завишу от чего-то былого во мне? И, смотря с высоты виновато на уснувшую пропасть Арбата, отчего так поспешно и вдруг инструмент выпускаю из рук? Спят в постелях своих горожане, спят с авоськами, спят с гаражами, спят тревожно на правом боку... Изготовилось тело к прыжку. Вон из пятен ночного тумана появляется вдруг вдалеке моя стройная старая мама — чемоданчик фанерный в руке. Он, пожалуй, минувшая мода,
11 Быков Д. Л. «БУЛАТ ОКУДЖАВА», Серия: Жизнь замечательных людей, 2011.
12 Павлова М. «Четыре стихотворения Булата Окуджавы о войне в журнале «Литература» №38 с.422, https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200003801
13 «Звездочет» Стихотворения Булата Окуджавы (Санкт-Петербург: Гуманитарное агенство «Академический проект» 2001) с 432-43
но внутри, словно в дебрях комода, что давно развалиться готов, фотографии прежних годов. Память, словно ребенок, ранима и куда-то зовет, и зовет... Все печально, что катится мимо, все банально, что вечно живет. И живу я вот с этой виною на двадцатом ее этаже между тою и этой войною, не умея спуститься уже.
В данном стихотворении Окуджавы образ лирического "я" сопоставляется с самим звездочетом, который, однако, рассматривает не ночное звездное небо, а московские улочки рядом с Арбатом. Он находится над окружающим его миром, в «башне во мгле». Его взор печален, герой погружен в себя. Звездочет не способен созерцать, его внимание обращается внутрь, запутываясь в своих мыслях и реальности. Читателю сложно определить, происходят ли описанные события взаправду, или это только сновидения лирического героя: реальность «тревожно спящих горожан», сменяется воображением «стройной старой мамы», в руке которой «фанерный чемоданчик», как отождествление простоты, бедности, разрухи. Она появляется перед лирическим героем из «пятен ночного тумана». В свою очередь, это появление для лирического героя становится чем-то давно желаемым - как для звездочета желание открыть новую звезду является главным - так и для лирического героя облик мамы становится отождествлением давно забытых событий, в которых проявляются старые фотографии. Герой томим, его зовут детские воспоминания. Однако он понимает, что ничто не вечно: «все банально, что вечно живет», и ни одно мгновение нельзя пропустить мимо своей души, так как «все печально, что катится мимо». Кульминация стихотворения заключается в последней его строфе: лирический герой настолько глубоко погружен в свои раздумья, в философию и рассмотрение жизни под ним, что он не способен спуститься вниз к людям. Он навсегда останется грустным звездочетом, который понял, что есть жизнь, поздно. Лирический герой здесь одинок. Его жизнь разделена на две части двумя войнами -Великой Отечественной войной и войной с самой жизнью после войны, попыткой выжить. Он не сможет прижиться в мире, до конца жизни оставшись на «двадцатом этаже своей вины», выпустив из рук подзорные трубы. Он отрекается от скрупулезного наблюдения за небесным сводом - миром людей - погружаясь в глубокий сон пространного ожидания, в котором он будет грустно и тихо смотреть, что происходит внизу, отчуждаясь от своего вмешательства в этот мир. Данное стихотворение можно рассматривать как философское размышление лирического героя о смысле жизни, которого он до сих пор не осознал. Отсюда такая тихая, светлая грусть.
Лирическое «я» в творчестве Боба Дилана
All I Really Want to Do14
I ain't lookin' to compete with you
Beat or cheat or mistreat you
Simplify you, classify you
Deny, defy or crucify you
All I really want to do
Is, baby, be friends with you
No, and I ain't lookin' to fight with you
Frighten you or tighten you
Drag you down or drain you down
Chain you down or bring you down
All I really want to do
Is, baby, be friends with you
I ain't lookin' to block you up
Shock or knock or lock you up
Analyze you, categorize you
Finalize you or advertise you
All I really want to do
Is, baby, be friends with you
I don't want to straight-face you
Race or chase you, track or trace you
Or disgrace you or displace you
Or define you or confine you
All I really want to do
Is, baby, be friends with you
I don't want to meet your kin
Make you spin or do you in
Or select you or dissect you
Or inspect you or reject you
All I really want to do
Is, baby, be friends with you
I don't want to fake you out
Take, shake, or forsake you out
I ain't lookin' for you to feel like me
See like me or be like me
14 http://www.bobdvlan.com/songs/all-i-reallY-want-do/
All I really want to do Is, baby, be friends with you.
Лирическое «я» в данной песне Боба Дилана - это мужчина, выражающий свою позицию по отношению к его любимой, которая состоит в том, что он просто хочет дружить с ней, и ничего более (All I really want to do is, baby, be friends with you -- Все, что я действительно хочу, так это просто быть с тобой, малышка, друзьями). Он хочет быть свободным человеком, одновременно предлагая и ей полную свободу, обещая ей не посягать ни на ее образ жизни, поведение, мысли, чувства, ее родных и близких и т.п. Он не хочет плохо обращаться с ней или проецировать на нее свои мысли и свое мировоззрение. Он добродушный парень, который просто предлагает дружбу своей подружке, ничего ей на навязывая. Лирическое "я" может быть истолковано как обоюдоострый меч мужчины, заявляющий девушке в игривой манере не ожидать никаких связывающих струн в их отношениях, предлагающий иметь свободные дружеские отношения без обязательств с обеих сторон. С другой стороны, это может также означать серьезный подтекст барда, заявляющего своим поклонникам, что он просто дружелюбный голос и фигура, которая не хочет указывать им, что делать в жизни, чему следовать и какие политические или социальные вопросы обсуждать. Дилан исполнил эту песню на фестивале в Ньюпорте, что означало конец его политически мотивированных песен. Люди ожидали, что он продолжит роль защитника прав и, возможно, придет с более сильными протестными песнями, но он стал позиционировать себя просто как друг.
Song to Woody15
I'm out here a thousand miles from my home
Walking'a road other men have gone down
I'm seeing 'your world of people and things
Your paupers and peasants and princes and kings
Hey, hey, Woody Guthrie, I wrote you a song
'Bout a funny ol' world that's a-coming' along
Seems sick an' it's hungry, it's tired an' it's torn
It looks like it's a-dyin' an' it's hardly been born
Hey, Woody Guthrie, but I know that you know
All the things that I'm a-sayin' an' a-many times more
I'm a-singing'you the song, but I can't sing enough
'Cause there's not many men that done the things that you've done
Here's to Cisco an'Sonny an'Leadbelly too
An'to all the good people that travelled with you
15 http://www.bodvline.com/songs/song-woodY/
Here's to the hearts and the hands of the men
That come with the dust and are gone with the wind
I'm a-leaving'tomorrow, but I could leave today
Somewhere down the road someday
The very last thing that I'd want to do
Is to say I've been hitting 'some hard traveling 'too.
Проанализируем лирическое "я" в данном стихотворении Боба Дилана, формально представленное личным местоимением 1 лица единственного числа (I), многократно повторяющимся (11 раз в пяти куплетах-строфах) в противопоставлении местоимениям 2 и 3 лица (you, it) с текстовой точки зрения в форме обращения в диалогическом дискурсе. С этой точки зрения структура текста включает субъекта (Дилан - "я"), адресата (Вуди Гатри -"ты") и объект (it -"несправедливый окружающий мир"). В данной песне Дилан отдает дань уважения своему музыкальному кумиру, Вуди Гатри, который вдохновил и побудил его взяться за гитару и писать песни. Лирическое —я идет по стопам великих и знаменитых людей «I am out here» ("Я здесь"), «Walkin' a road other men have gone down» ("Иду по дороге, которую уже прошли другие").
Концепция лирического "я" (I) - Боба Дилана и другого (You, your) - Вуди Гатри ясно прослеживается в данном стихотворении. Новичок, поклонник «я» (I) идет по стопам и пытается понять мир через призму видения своего кумира - "ты" (You). Он видит такой же мир социального и экономического неравенства, о котором говорит Гатри в своих песнях. Он покинул свой дом и пошел по пути, который не является новым, и до него было много таких, и прежде всего это Вуди, поскольку песня посвящена ему.
В стихотворении ярко проявляется его уважение к Вуди. Дилан подчеркивает, что он не первый, кто делает что-то подобное. Вуди уже прошел этот путь, и Дилан в некотором смысле просто следует по стопам Гатри. В последних двух строках первой строфы явно выражен этот намëк:"your world of people and things", "your paupers and peasants and princes and kings" ("ваш мир людей и вещей"," "ваши нищие и крестьяне, принцы и короли". Он как бы обращается к Гатри, указывая на неравенство, существующее в мире, которое Гатри помог ему увидеть. Во второй строфе лирическое "я" обращается уже непосредственно к Гатри: «Hey, hey, Woody», как взолнованный ребенок, желая продемострировать своему кумиру также свой талант. Это, безусловно, подтверждает тот факт, что Гатри имеет значительное влияние на него как человека и его песенное творчество. По его мнению, мир страдает и распадается под давлением неравенства и невзгод, когда он еще даже не достиг своего потенциала: «funny ol' world» ("нелепый старый мир")", «sick an' it's hungry» ("больной и голодный"), «tired an' torn» ("измученный и раздираемый на части"), «dying» ("умирающий"). Он представляет себя как человека, который ничего не знает и не умеет достаточно хорошо петь («I can't sing enough»). В то же время он подчёркивает мудрость и значимость Гатри, кто сделал то, на что многие не способны: «there's not many men done things you have done» ("не так уж много людей сделали то, что сделал ты"), т.е. принижая себя в некоторой степени, он возвышает Вуди Гатри. Это своего рода традиционный
литературный прием. Наряду с Гатри Дилан высоко ценит также его современников-певцов, таких как «Cisco, Sonny, Leadbelly», и всем им, кого он считает хорошими, посвящает эту свою песню. Он обыгрывает строчку из песни «Pastures of Plenty» - песни, которую Гатри написал о людях, перемещенных пыльными бурями и засухой, охватившими США в 1930- х годах. Можно предположить, что это также означает людей, которые пришли, не имея практически никаких средств, но оказали большое влияние на мир своим творчеством, что еще раз подчеркивает большую дань уважения Гатри со стороны Дилана. В последней строфе лирический герой сравнивает жизнь вообще со своей жизнью путешественника. Он говорит, что уйдет завтра «I'm a leavin' tomorrow», но он мог бы уйти и сегодня «I could leave today». Здесь он как бы намекает на то, что жизнь непредсказуема и не будет длиться вечно. Думается, что здесь он опять, вероятно, преуменьшает свою собственную значимость, что он мог бы уйти сегодня, и это не будет иметь большого значения по сравнению с творчеством и жизнью таких людей, как Гатри, что также отражается в последних строках, что последнее, что он сделает, это скажет, что он совершил какое-то тяжелое путешествие, которое, он точно знает, проделал сам Вуди: «Tve been hittin' hard travelin' too».
Заключение
Кратко проанализировав форму и семантику лирического "я" на примере избранных стихотворных текстов Булата Окуджавы и Боба Дилана, мы можем заключить, что жизненный опыт обоих писателей очень отличается друг от друга и отражается в их стихах, особенно когда мы концентрируемся на лирическом Я. Окуджава пережил горькое детство, испытывал войну с близкого расстояния и должен был пережить цензуру и критику власть имущих.
С другой стороны, Дилан, хотя и был стойким критиком войны и поборником личной свободы, не должен был страдать из-за репрессий со стороны государства. Он пользовался значительной личной свободой, а также использовал ее в своих личных отношениях.
Однако, несмотря на это - лирическое "я" в творчестве обоих бардов отличается глубинным философским и эмоциональным восприятием мира, поиском смысла жизни, свободы и счастья, отражая извечное стремление человека к полноте высшей гармонии жизни.
References:
1. Bykov D.L. (2011). «Bulat Okudzhava», SERIA: Zhizn zamechtelnykh ludej , Moscow.
2. Korman В.О. (1982). Literaturovedcheskie termini po problem avtora. Izhevsk.
3. Literaturnaya Enciklopedia terminov i ponyatij, Rossijskaya Akademiya Nauk (Moscow: NPK «Intelvak» 2001).
4. Mironova Nadezhda. (2008). Chto takoe liricheskij geroj? | Zhurnal «Literatura» № 16.
5. Nikolyukin A.N. (Redaktor). (2001). . Literaturnaya Enciklopedia terminov i ponyatij, Rossijskaya Akademiya Nauk (Moscow: NPK «Intelvak» 2001).
6. Novikov V.I. (1997). Avtorskaya pesnya kak literaturnij fakt// Avtorskaya pesnya. -Moscow.
7. Novikov V.I. (2019). «Dva znachtniya ponyatiya «liricheskij geroj» I ix rol dlya postroeniya sovremennoj teorii liricheskogo subekta». V kn: Subekt v novejshej russkoyazichnoj poezii - Teoriya i praktika. Shtal Henrike, Evgra shkina Ekaterina (Eds) Bern, Switzerland.
8. Pavlova M. «Chetire stikhotvoreniya Bulata Okudzhavi o vojne» V zhurnale «Literatura» №38 c.422, https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200003801
9. Sarnov B.M. «Mayakovskij. Samoyubijstvo» izdatelstvo «Eksmo». M., 2006
10. Smirnov V.V. (2008). Prostranstvo mislej I chuvstv v pesennom tvorchestve Bulata Okudzhavi. Filologicheskie eskizi s filosofskimi akcentami. Nauchno-kultorologicheskij zhrnal RELGA №9 [172].
11. Tamarchenko N.D. (2004). Teoriya literature v dvuch tomakh. Moscow: Akademiya.
12. Tomashevskij B.V. (1925). Teoriya literaturi (Poetika). - H. - 232 s.
13. Tinyanov Yu.N. (1997). Poetika. Istoriya Literaturi. Kino. - M., 1977. - 574 s.
14. Shtal H.;Yevgrashkina E. (2019). Subekt v novejshej russkoyazichnoj poezii - Teoriya i praktika. Bern, Switzerland.
15. Andersen, Jacob (2016). The Life and Times of Bob Dylan, Lulu.com
16. Barker, Thomas, Patrick (2016) Music, Civil Rights, and Counterculture: Critical Aesthetics and Resistance in the United States, 1957-1968, Durham theses, Durham University.
17. Bell, Ian (2013). Once Upon a Time: The Lives of Bob Dylan, Mainstream Publishing
18. Kizer, Elizabeth (1983). Protest song lyrics as rhetoric, Popular Music and Society
19. Maymudes, Victor (2014), Another Side of Bob Dylan, St. Martin's Press
20. Neuman, Dard. (2008), Music, Politics and Protest. University of Michigan
21. Platonov, Rachel. (2012), Singing the Self-Guitar Poetry, Community and Identity in the Post- Stalin Period. Northwestern University Press
22. Sounes, Howard. (2011). Down The Highway - The Life of Bob Dylan, Grove Press 95
23. Stephen Brandon, Isaac Maupin & Mark Goodman (2017). Bob Dylan: The Prophet of Social Change in the 1960s. Mediawatch Journal Page 372.
24. Thomas, Richard (2017). Why Bob Dylan Matters. Dey Street Books
Information about the authors
Neelakshi Suryanarayan (Delhi, India) - Dr., Head of the Department, Department of
Slavonic andFinno-Ugrian Studies, University of Delhy. E-mail:s.neelakshi@gmail.com
Gaurav Mor (Delhy, India) - Department of Slavonic and Finno-Ugrian Studies, University
of Delhy.
Contribution of the authors: the authors contributed a lot to the research.
