CC BY
100
образ и.в. Сталина в сознании гражданского населения в годы великой отечественной войны 1941-1945 гг.
(по материалам источников личного происхождения на примере нижегородской области)
В.А. Сомов
Получение нового исторического знания с высокой степенью актуальности требует сегодня пристального изучения «народного» восприятия власти, и в частности ее лидера. Власть в России традиционно воспринимается как нечто отдаленное и иррациональное: «до Бога высоко, до царя далеко». Представители власти выступают в глазах народа и в восприятии «ближнего круга» по-разному. По воспоминаниям соратников, коллег, родственников, политических противников и критиков образ Сталина достаточно хорошо известен. Изучение его на основе широкого круга источников личного происхождения может скорректировать существующие оценки.
Восприятие гражданским населением лидера государства И.В. Сталина в годы Великой Отечественной войны зависело от нескольких факторов. Это, во-первых, довоенный образ, созданный пропагандой, средствами массовой информации, средствами культуры и искусства. Во-вторых, это конкретные действия лично И. В. Сталина в чрезвычайных условиях войны, о которых становилось известно широким массам. В-третьих, это слухи, распространявшиеся среди населения, в том числе и вражеской пропагандой, которые призваны были дополнить в воображении населения
образ лидера государства и придать общественной реакции конструктивный или деструктивный характер.
Образ Сталина в массовом сознании с достаточной степенью достоверности можно воссоздать по письмам, которые поступали в его адрес от граждан с просьбами, жалобами, указаниями на проблемы, недостатки и т.п. Анализ более двух сотен писем, проведенный как сплошным методом, так и выборочно, показал их принципиальное сходство в целях и мотивах написания. Реконструируя эти мотивы, можно предположить, что их авторы, находясь в сложной ситуации, считали, что Сталин, во-первых, может им помочь. Во-вторых, и это основное при анализе, захочет это сделать, не останется равнодушным к их проблемам, прислушается к их критике. В противном случае такие письма не имели бы смысла.
При анализе источников личного происхождения мы считаем правомерным и оправданным применение локального подхода. Сочетание методов индукции [1], исторической психологии и локального подхода, попытка понимания и объяснения мотивов деятельности исторического персонажа и массы путем «вживания» в его сущность, на наш взгляд, главный (хоть и не единственный) способ диалектического понимания эпохи «из нее самой», то есть «из человека» этой эпохи [2]. Анализируя письма граж-
дан, можно попытаться понять, к кому в лице Сталина обращались они со своими проблемами, на кого возлагали свои надежды.
Изучая насущные проблемы трудящихся, которые они пытались решить, используя письмо как последнее средство, можно заметить, что глава государства предстает в разных ипостасях: от снабженца-хозяйственника до вершителя судеб.
Авторы таких писем в основном «простые» люди, не представители власти. Они, не видя возможности решения вопроса на местном уровне, будучи не до конца уверенными в компетенции местных властей, пытались привлечь внимание главы государства к общим, как им казалось, проблемам. В мае 1941 г. в адрес Сталина было направлено письмо за подписью и.о. начальника электростанции г. Семенова Горьковской области Ю.М. Сафонова. В нем он обращается к Сталину как к главе правительства, к хозяину: «вот если бы за Вашей подписью в адрес Горьковского облисполкома вышла телеграмма, что Семеновской электростанции нужно помочь, выделить ей с Горьковской конебазы лошадей, а с Горьковского автозавода одну машину газогенераторную.., мы бы работали, как этого требует советское правительство» [3]. Интересно, что в письмах такого рода авторы очень подробно описывают суть своей проблемы, а не просто излагают просьбу. Видимо, они представляли, что Сталин проникнется их трудностями и сможет разобраться, устранить несправедливость, несмотря на свою занятость. Автор понимал, что у главы государства немало проблем и без его письма: «Т. Сталин! Я знаю, что у Вас каждая секунда на учете. Ваше время драгоценнее всего. Но положение для нас
серьезное. Помогите нам» [4]. Наличие таких оговорок предполагает уверенность автора в том, что адресат не останется глух к подобным просьбам. Объяснять это «наивностью» или «рабской психологией» не совсем справедливо. Именно реакция со стороны власти (как правило, не лично Сталина, а секретарей соответствующих обкомов) на изложенные в письмах проблемы, на их устранение укрепляла в сознании населения позитивный образ Сталина - защитника трудящихся. Авторы писем, скорее всего, не знали технологии подобной реакции. Догадываясь, что их письма не всегда доходят до адресата, они не могли знать о существовании Особого сектора при ЦК ВКП(б), который большинство писем, направленных в адрес Сталина, отправлял обратно в областные комитеты с требованием сообщить заявителю о результатах рассмотрения его просьбы [5]. Но штамп «взято на контроль» или резолюция секретаря обкома, а иногда и результаты проверки жалоб, имеющихся в документах, говорят о том, что власть пыталась реально помочь нуждающимся. Даже не связывая изменение ситуации к лучшему непосредственно со Сталиным, граждане могли воспринимать его как человека, которого никто не может ослушаться. По результатам письма Ю.М. Сафонова Семеновской электростанции были выделены деньги на покупку лошадей, хотя в газогенераторной машине было отказано[6].
Письмо с просьбой решить проблему снабжения хлебом было отправлено Сталину жителями Павловского района Горьковской области в самом начале войны - в июле 1941 г. В нем они писали, что сидят без хлеба два года. Выражая готовность в любой мо-
мент сменить «молоток на винтовку», они писали: «Иосиф Виссарионович, мы просим Вас, чтобы помогли нашим семьям, и братьям, и сестрам» [7]. Подробное описание сути проблемы характерно для подобных писем. Авторов заботила обоснованность просьбы. С другой стороны, можно сказать, что они не были уверены в полной информированности руководителя государства о том, что происходило на местах. Ощущение некоторой «отдаленности» власти от нужд и чаяний простого народа проявилось в этом письме в весьма интересной описке. В заключение письма жители Павловского района писали: «До свидания, Иосиф Сталин. Счастливо, поживите подольше. А мы здесь поможем Вам и Вашей (затем в тексте первоначальная буква «В» исправлена на «Н». — В.С.) Красной Армии разгромить врага» [8]. То есть подсознательно авторы письма могли не отождествлять себя, Сталина и Красную Армию. Но редактирование первоначального варианта свидетельствует о корректировке (самостоятельной?) этого представления.
Письмо жителя г. Дзержинска Ф. Д. Шикина содержит обращение к Сталину как к откровенному собеседнику, товарищу по оружию и одновременно всемогущему руководителю, вождю. «Хочу известить Вас, дорогой наш И.В.., не вредительство ли тут. Сообщить здесь на месте я не решаюсь, потому я уже был пуган в 1937 году. Я работал доверенным лицом УНКВД и попал было в лапы контрреволюции, но удачно увернулся, а, написав Вам, я уверен, что примутся соответствующие меры. Я хотел написать об этом тов. Берии Лавр. Пав., но передумал и решил Вам» [9]. Обращает на себя внимание тот факт, что в сознании автора образ Сталина и репрессии 1937 г., от
которых он едва не пострадал, не находятся в прямой зависимости. Считая Сталина «своим», он откровенно и без восхвалений обращается к нему с просьбой: «И.В., посоветуй... Прошу, дорогой наш друг и учитель. Научи, рекомендуй, куда идти и с кем связаться так, чтобы это действительно оперативно. Не поскупись ответить» [10].
Авторы писем доверяют Сталину свои самые насущные проблемы, может быть, осознавая не только то, что он может их решить как руководитель государства, но и понимая, что многие из этих проблем напрямую связаны с его политикой. Например, 10 декабря 1940 г. житель Горьковской области Иван Яковлевич Лавров написал Сталину письмо с просьбой помочь разобраться в его биографии и таким образом, по сути, решить его судьбу. До этого Лавров написал четыре подобных письма в ЦК ВКП (б) и два в Горьковс-кий обком, но, видимо, не нашел поддержки.
Суть проблемы Лаврова заключалась в следующем. Его отец Яков Кузьмич с 1904 по 1915 г. работал в Сибири на золотых приисках, как пишет сам автор, «был вольным старателем, скитался по горам в полубосом состоянии в шайке пьяниц. Пропадал там около 12 лет. Нам на пятерых детей с шестой матерью. не присылал ни копейки» [11]. Лавров жалуется на то, что его жизнь стала невыносимой: «Пребывание моего отца в Сибири приносит мне много бедствий. Меня обвиняют в том, что я «скрываю» прошлое моего отца. Считают, что. я являюсь сыном золотопромышленника и скрываю прошлое моего отца». Пытаясь вызвать у адресата доверие, обратить внимание на свои «заслуги» перед государством, на свою сопричастность «общему делу», Лавров упоминает о
том, что в 1929 г. он написал «в Политбюро три письма о контрреволюционных делах в нашем заводе... В этом 1940 году в Политбюро ЦК о наших беспорядках на заводе я написал еще четыре письма».
Открыто обращаясь к Сталину, находясь в «безвыходном положении», автор называет его «дорогим другом и отцом, учителем трудящихся». Себя же характеризует сначала как «весьма маленького человека», а затем (и в этом суть его просьбы) вообще затрудняется сказать, кто он в социально-классовом смысле. Представляя, что только Сталин может решить его судьбу, Лавров просит рассмотреть его биографию и дать «распоряжение кому следует». Не сомневаясь в том, что он пишет самому могущественному человеку, автор с трудом проводит самоидентификацию: «А я достоверно и сам не знаю, кто же я на самом деле». Хотя и уверен (иначе бы не обращался с просьбой), что он «свой», пролетарий: «дети золотопромышленников скотину не пасут, батраками не работают». «Кто же был мой отец, будучи в Сибири? Виноват ли я в том, что сигнализирую о неполадках в заводе?.. И кто же я - или сын золотопромышленника, или я - коммунист, или я, наконец, — клеветник?» [12] — эти жизненно важные для автора вопросы мог, по его мнению, решить лишь один человек - Сталин. Сталин для него - последняя инстанция, последняя надежда, вершитель судеб, который должен принять справедливое решение.
Образ Сталина - «вершителя судеб» был, по-видимому, достаточно устоявшимся в сознании рядового гражданина. Немало писем, направленных в его адрес, содержат просьбы повлиять на местные власти с тем, чтобы изменить отношение к себе. 9 декабря
1940 г. письмо Сталину написал житель г. Павлова Горьковской области
A.Д. Костин. «Я обращаюсь к Вам как к отцу, учителю и другу...» — писал он [13]. Автор просит извинения за то, что обращается «не по инстанциям», следовательно, понимает, что, с одной стороны, его проблема должна решаться на местном уровне, а с другой - что только Сталин может решить ее в конечном итоге. Автор благодарит (скорее всего, искренне) Сталина за то, что благодаря его личной заботе он смог получить семилетнее образование, стал уважаемым человеком на производстве. Ему непонятно, почему ему отказали в приеме в ряды ВКП (б), «мотивируя это тем, что из имеющихся у меня двух родных братьев - один отбывает наказание, определяющееся статьей 58 УК СССР»(так в тексте -
B.С.). «В чем я повинен за брата? Я до сих пор не могу понять», — пишет он. Характерной чертой подобных писем является то, что их авторы подробнейшим образом описывают свою биографию, не скрывая имени и адреса. Это может говорить о том, что в их сознании не было страха перед Сталиным. Они не только не боятся его, но, напротив, считают, что только он сможет понять и чутко отнестись к их проблемам: «Обращаюсь к Вам, т. Сталин, с просьбой в правильном разрешении моего вышеуказанного вопроса, который решит мне судьбу в дальнейшем жизненном пути» [14].
В январе 1941 г. обком ВКП (б) Горьковской области выяснил, что «т. Костин со своими братьями никакой связи не имел», но сообщить заявителю о результатах проверки не смог «за отсутствием адреса его местопребывания» (так в тексте - В.С.) [15].
Аналогичное письмо поступило в Особый сектор ЦК ВКП (б) 24 февра-
ля 1941 г. от члена партии С.Л. Кузь-менко. Он писал: «Я убедительно прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, дать указание одному из работников Центрального Комитета партии помочь нашим местным партийным организациям (может быть, и НКВД) окончательно решить: могу ли я пользоваться доверием и оставаться в рядах партии, или я притаившийся враг народа и немедленно должен быть исключен из партии со всеми вытекающими при этом последствиями» [16]. Автор считает, что Сталин имеет возможность давать прямые указания не только Центральному Комитету, который он возглавлял, но и НКВД. В его глазах глава государства представляется стоящим над всеми властными структурами. Интересно так же то, что С.Л. Кузьменко не останавливается перед возможностью заинтересованности его персоной органов НКВД. Понимая, чем это ему грозит, он сам инициирует возможность такой проверки. Видимо, убежденность в своей правоте придавала ему уверенность в том, что и органы смогут установить справедливость.
С началом Великой Отечественной войны количество писем к Сталину уменьшилось, но характер их, в принципе, не изменился. Образ Сталина как руководителя государства, стоящего над всеми остальными властными структурами, как человека, обладающего позитивными человеческими качествами, друга и учителя, патриота воспринимался как актуальный и в критических условиях войны. В этом отношении показательным является письмо члена ВКП (б) Н. Богданова, написанное не позднее 16 октября 1942 г. [17]. Коммунист Богданов отправил письмо перед отправкой на фронт. Он уже участвовал в боевых
действиях, был в окружении и, как видно из письма, обладал высокой степенью общественно-политической рефлексии. И это делает замечания и оценки, имеющиеся в письме, особо ценными для реконструкции образа Сталина. Автор прекрасно понимает, что может не вернуться живым: «И все же я себя подготовил к смерти и иду на фронт с полным сознанием необходимости участия, активного участия в войне. Этим письмом, может быть и предсмертным, я преследую единственную цель - если хоть одна моя мысль может принести хоть сколько-нибудь пользы Родине, я его пишу не напрасно» [18]. Именно мотивация автора, его бескорыстное желание указать на имевшиеся проблемы, не требуя чего-то для себя, может свидетельствовать о высокой степени репрезентативности данного письма.
Кем же является Сталин для коммуниста Богданова? Первое, что хочется отметить, - Сталин не является для него объектом «слепого поклонения», что по определению, например, «Политической энциклопедии», является непременным атрибутом культа |4В личности [19].
Автор вполне адекватно реагирует на проявление подобной «любви» к вождю, и, тем не менее, обращается именно так: «Иосиф Виссарионович, мой любимый вождь! Вы привыкли к этому. Это стало шаблоном,, традицией, привычкой, обязательством (курсив мой - В.С.). Вы достаточно умный человек, чтобы понимать это» [20]. Далее следует обратить внимание на перечисление в письме объектов, которые наиболее дороги автору, любовь к которым заставила его написать письмо. «Я Вас люблю, я люблю мою родину, я люблю мой народ, хотя за ним и много погрешностей.» — пишет он.
Далеко не случайно образ Сталина, Родины и народа стоят в одном ряду, причем Сталин, в отличие от народа, «непогрешим». Ради общего дела Н.Богданов решается дать прямой совет Сталину: «Меньше верьте, Иосиф Виссарионович, красивым резолюциям, больше старайтесь говорить с рядовыми людьми, вызывая их на откровенный разговор. Это дает очень и очень много полезного для нашей Родины, которую любите Вы, ее вождь, и любит простой, рядовой гражданин» [21].
Масштабы войны, степень опасности, нависшая над страной, не разрушили, а, напротив, усилили в сознании населения восприятие Сталина как руководителя, способного вывести страну из критического состояния. Такому восприятию не помешало даже катастрофически неудачное начало. Примечательно, что паника среди руководства всех уровней в первые месяцы войны не ассоциировалась в массовом сознании с именем Сталина.
Обстановка военного времени внесла коррективы в образ Сталина, 150 усилив его «военную» составляющую. В его адрес направляется, например, письмо ульяновского епископа Дмитрия с обращением в стихотворной форме «Великому русскому воеводе И.В. Сталину» [22]:
И в грозный час, когда вокруг
Ты видел столько горя, муки,
Войны ведение твердо взял
В свои надежнейшие руки.
Интересно, что служитель церкви воспринимает Сталина как представителя «простого» народа на вершине власти, который, не будучи царем, имеет право управлять от имени Бога:
В премудрой благости своей
Господь над миром наблюдает:
Простых возводит на престол, А сильных, гордых низлагает.
Ты не рожден в семье царей И ты не княжеского роду, Но Бог тебя благословил Служить великому народу.
Авторы анализируемых писем глубоко убеждены в том, что только Сталин способен устранить все недостатки в государстве, сделать жизнь лучше. Ощущение реальности существования вертикали «Сталин - народ - рядовой гражданин» можно назвать ментальной основой легитимности советского государственного устройства сталинского периода. На наш взгляд, ошибочно считать авторов писем лишь рабски преданными «винтиками», которые, не отдавая себе отчета, беспричинно прославляли вождя. Напротив, в этих письмах прослеживается определенная рефлексия: с одной стороны, респонденты понимали недостатки возглавляемой Сталиным Системы, с другой - видели перспективы ее совершенствования.
Таким примером может служить письмо профессора Т. Лебедева, написанное Сталину уже по окончании войны - 30 июля 1945 г. Желание указать на ошибки и недостатки советского общества, помноженное на уверенность в возможности их устранения, стали основной мотивацией автора письма [23]. Он пишет: «.я совершенно ясно почувствовал и свою долю ответственности за наличие и возможность таких ошибок. Это не красное словцо, а искреннее сознание «зрячего винтика», назначение которого (как я понимаю) состоит не только в том, чтобы честно выполнять свои скромные обязанности в государственном механизме, но и наблюдать в доступных ему пределах за поведением этого механизма, анали-
зировать факты, обобщать явления, думать о более совершенной, согласованной работе соседних с ним винтиков» [24]. Нелицеприятно критикуя недостатки, профессор Лебедев обращается к Сталину не просто как к главе государства, но как к патриоту Отечества, главной и единственной целью которого является благополучие Родины. Автор при этом старается не преувеличивать его возможности: «.ни один конструктор не отладит своей машины, если ему правдиво и честно не будут докладывать о недостатках его конструкции». Тем не менее, подпись в конце констатирует традиционное для патриотично настроенных граждан отношение к Сталину: «.остаюсь глубоко уважающий Вас и преданный Вам. Т. Лебедев» [25].
Отношение к И.В. Сталину как к лидеру государства, вера в наличие у него свойств и качеств, необходимых для решения главной задачи - организации обороны и достижения победы в войне, прослеживается также в дневниках современников. Даже В.И. Вернадский, известный своими критическими оценками И.В. Сталина и созданной им политической системы, признавал: «3 июля 1941 года. Выступление по радио Сталина. Речь очень хорошая и умная» [26].
«Простые» граждане, далекие от «коридоров власти», насколько об этом можно судить по известным дневниковым записям, относились к И.В. Сталину примерно так же искренне, как это отражено в письмах к нему. Инженер В.А. Лапшин, работавший в годы войны на Горьковском автозаводе, 3 июля отметил в своем дневнике: «В 7 часов утра по обыкновению слушал сводку о положении на фронтах. После окончания сводки диктор сообщил, что в 7 ч. 30 минут будут переда-
вать правительственное сообщение. Разбудил Валю, стали слушать. У микрофона с обращением к народам Советского Союза выступал т. Сталин. Затаив дыхание, стараясь не пропустить ни одного слова, слушали мы с Валей эту речь, в которой он говорил, с какой целью идет на нас фашистская саранча и о том, какой конец ждет эту саранчу. Конец такой же, как и Наполеона» [27]. Интересно также, что в день рождения Сталина 21 декабря 1941 г. В.А. Лапшин сделал в своем дневнике следующую запись: «Сегодня день рождения нашего родного Сталина. 62 года исполнилось ему. Но сколько силы, сколько мощи и непреклонности имеет он. Как много, вероятно, он работает без устали (курсив мой - В.С.). Именно только благодаря его неутомимой деятельности, его организаторскому таланту, его способности, его чутью и умению схватить момент изменить обстановку, мы имеем победу над кровавым фашизмом. И эти победы скоро закончатся полным разгромом Гитлера. Да продлится его жизнь еще на многие, многие годы, чтобы под его руководством процветала наша любимая родина» [28].
Тем не менее, нельзя говорить, что реакция общества на образ И. В. Сталина всегда была позитивной, поскольку во многом передавалась и трансформировалась в общественном сознании с помощью одной из базисных человеческих эмоций (наряду с радостью и гневом) - эмоции страха [29]. Страх оказаться среди осужденных (морально или юридически) за неприятие советской модели развития общества не позволял прямо выражать негативное отношение к лидеру государства [30].
Горьковский историк Н.М. Доброт-вор, уделявший минимум внимания
И. В. Сталину и довольно критически относившийся к местной власти, отмечал в своем дневнике, по сути, бессознательно, позитивное отношение к лидеру государства. Он писал: «13 октября 1942 г. Ночью во сне видел Сталина. Как живого. И голос его. И движения. Я только наблюдал. Он со мной не разговаривал» [31]. Ценность данной заметки заключается в том, что она позволяет сделать вывод: автор дневника, практически не упоминавший имя И.В. Сталина, воспринимал его образ, так же, как и большинство «простых» граждан. Полнота восприятия («видел как живого») и пассивная позиция («я только наблюдал») свидетельствуют, в принципе, об адекватном отражении образа И.В. Сталина как «недоступного» лидера, вершителя судеб.
В целом анализ документов подтверждает наличие в массовом сознании, в основном, позитивного образа руководителя государства. Как отмечает исследователь Г.В. Костырченко, «даже специалисты из геббельсовско-го ведомства видели в Сталине некую 152 Spiritus rektor (вдохновляющую силу), стимулирующую патриотический настрой народов СССР» [32].
Таким образом, анализируя письма, поступавшие в адрес И.В. Сталина в предвоенный и военный периоды, и дневники, можно реконструировать отношение их авторов к руководителю государства. В большинстве писем он воспринимается авторами как единственный представитель власти, способный решить насущные проблемы граждан.
Авторы - представители трудящихся и интеллигенции, относились к разным половозрастным категориям, с разным уровнем образования. Но они, по сути, единодушны в своем
отношении к Сталину. Обращения к руководителю («отец», «учитель», «вождь») используются гражданами вполне искренне, без «слепого поклонения», раболепия и подобострастия. Об этом, в частности, говорит присутствие в некоторых письмах критического отношения к осуществляемой государственной политике.
Философ А.А. Зиновьев устами своего персонажа, обращаясь к критикам сталинского периода, говорил: «Вы бы тогда увидели, что главным в эту эпоху было нечто иное, позитивное, а не негативное. Вы смотрите на эту эпоху глазами репрессированных» [33]. Взгляд «на эпоху глазами» рядовых, не претендовавших на власть граждан, может существенно скорректировать современные стереотипы восприятия И.В. Сталина как руководителя советского государства.
С точки зрения человека предвоенной и военной поры, забота о трудящихся - непосредственная задача лидера. Авторы обращений верят в то, что Сталин не оставит их проблемы без внимания. Именно вера (а не доверие, основанное на рациональном восприятии) в народную сущность власти в лице Сталина стала духовной основой ее поддержки основной массой гражданского населения в годы Великой Отечественной войны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Известный русский философ И.А. Ильин в работе «Академическое несчастье молодых поколений» так определял роль индуктивного метода: «Настоящая наука начинается с индукции, т.е. с непредвзятого свободного наблюдения явлений, природы и людей. Настоящая наука углубляется интуицией, т.е. живым созерцанием, которое, во-первых, вчувствуется в глубину единичного явления, и, во-вторых, пыта-
ется верно вообразить и восстановить целое, распавшееся во время исследования на детали. Без интуиции индукция начинает смотреть поверху и упускает главное - тайну индивидуальной жизни // Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948—1954 годов: В 2 т. — Т. 1. — М.: Рарог, 1992. — С. 51.
2. А.А. Зиновьев писал: «Понимание не есть оправдание. Можно понять, не оправдывая. Оправдание есть явление моральное, понимание - гносеологическое» // Зиновьев А.А. Сталин - нашей юности полет. Социологическая повесть. — М.: ЭКСМО, 2002. — С. 10.
3. Государственное Учреждение Государственный общественно-политический архив Нижегородской области (ГУ ГОПАНО). — Ф. 3. — Оп. 1. — Д. 2163. — Л. 33 об.
4. Там же. — Л. 33.
5. Письмо сопровождалось небольшой по размеру карточкой с текстом: «Посылается полученное на имя т. Сталина заявление (Ф.И.О.) для рассмотрения. О последующем распоряжении просьба сообщить заявителю».
6. ГУ ГОПАНО. — Ф. 3. — Оп. 1. — Д. 2163. — Л. 30.
7. Там же. — Л. 146.
8. Там же. — Л. 146 об.
9. Там же. — Л. 180—181 об.
10. Там же.
11. ГУ ГОПАНО. — Ф. 3. — Оп. 1. — Д. 2162. — Л. 222 об.
12. Там же. — Л. л. 227—230.
13. ГУ ГОПАНО. — Ф. 3. — Оп. 1. — Д. 2193. — Л. 22.
14. Там же. — Л. 23 об.
15. Там же. — Л. 20.
16. ГУ ГОПАНО. — Ф. 3. — Оп. 1. — Д. 2163. — Л. 191.
17. Советская повседневность и массовое сознание. 1939—1945 / Сост. А.Я. Лившиц, И.Б. Орлов. — М.: РОССПЭН, 2003. — С. 58.
18. Там же. — С. 64
19. Политическая энциклопедия: В 2 т. — Т. 1. — М.: Мысль, 1999 — С. 598.
20. Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945 / Сост. А.Я. Лившиц, И.Б. Орлов. - М.: РОССПЭН, 2003. - С. 59.
21. Там же. — С. 65.
22. Там же. — С. 416.
23. Там же. — С. 80.
24. Там же. — С. 81.
25. Там же. — С. 82.
26. http://zhurnal.lib.ru/s/shewljakow_ m_w / vernadskij .shtml
27. Общество и власть. Российская провинция: В 3 т. — Т. 3. Июнь 1941 г. -1953 г. — Москва—Нижний Новгород, 2005. — С. 761.
28. Там же. — С. 771.
29. Колесов Д.В. И.В. Сталин: Право на власть. - М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 2000. — С. 225.
30. См.: ФицпатрикШ. Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 30-е годы: город / Пер. с англ. - М.: РОССПЭН, 2001.
31. Забвению не подлежит. Страницы нижегородской истории (1941—1945 годы). Книга третья. — Н. Новгород, 1995. — С. 528.
32. КостырчепкоГ.В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. — М.: Междунар. отношения, 2001. — С. 250.
33. Зиновьев А.А. Указ. соч. — С. 28. Щ
153
]ЕК
