CC BY
107
ОБРАЗ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ У И. А. БУНИНА (РАССКАЗ «ПРЕОБРАЖЕНИЕ», СТИХОТВОРЕНИЕ «МАТЬ»)
С. Н. Колосова
Аннотация. В статье проводится анализ двух произведений И. А. Бунина,, рассказа «Преображение» и стихотворения «Мать», имеющих множество аллюзий, связанных с образом Богородицы. Поскольку портретные изображения Бунина -это прежде всего запечатленная духовная динамика, автор считает логичным активное использование иконописных образов и сюжетов в творчестве поэта. Особый акцент сделан на особенностях создания Буниным иконописных образов: не заявленные ни в сюжете, ни в названии произведения, они тем не менее создают устойчивое ощущение глубокой связи его художественного содержания со Священным Писанием.
336
Ключевые слова: синтез искусств, поэтико-философский комментарий, лирический портрет, жизнеутверждающая философия автора, динамический портрет, портретная деталь, цветовое наполнение текста, семантика имени, пейзаж, композиция произведения, идея произведения.
Summary. The article examines two of Bunin's works - the story "Transformation" and the poem "Mother" that contain a lot of allusions to the Virgin Mary's image. Portrait images in Bunin's works are primarily depictions of spiritual dynamics. Therefore the author argues that it is only logical for the poet to actively exploit iconographic images and themes in his works. The author pays special attention to the peculiarities of Bunin's creating his iconographic images. Although neither in the name of the work,, nor in its plot are they declared as biblical, they certainly make the reader feel the deep connection of the work with the Scriptures.
Keywords: synthesis of arts, poetical and philosophical comment, lyrical portrait, life-asserting philosophy of the author, dynamic portrait, portrait detail, colour filling of the text, semantics of a name, landscape; composition, idea.
Евангельские мотивы, сюжеты, постулаты, соборная музыкальность, композиция и священнодейство Божественной Литургии; библейские имена, иконописные образы - все это входит в духовно-нравственную систему координат бунинского стиля. Именно поэтому не будет преувеличением на-
звать творчество И. А. Бунина поэтико-философским комментарием к Священному писанию.
Жизнь и смерть тела и души - вот основные ипостаси бытия и предмет освящения в рассказе И. А. Бунина «Преображение» (1921). Особую роль в формировании художественного со-
ф
держания играет его композиционное решение. В соответствии с авторским замыслом произведение четко делится на три части. В первой части, выполняющей роль развернутой экспозиции, дается история приземленной жизни старухи и ее детей. Именно поэтому повествование начинается с описания скотного двора, дающего представление о животном, бытовом существовании, являющимся основой жизни семьи старухи. «Это они со стариком были строителями и владыками всего этого обширного, прочного, теперь уже давно обжитого, вросшего в свое место, грязного и уютного гнезда с его гумном, дуплистыми лозинами, амбарами, черной избой в три связи, грубым до дикости скотным двором, потонувшем в навозе и переполненным сытой скотиной» [1, с. 68]. Описание скотного двора как бы органически слито с описанием образа жизни героев. Не случайно в контексте рассказа «грязный» и «уютный» становятся синонимами, а словосочетание «сытая скотина» из описательного ряда переходит в разряд авторской оценки.
Во второй части (центральной), непосредственно связанной с названием произведения и составляющей его сюжетную канву, - описание ночи перед похоронами хозяйки, собственно чудесное явление преображения, которое коснулось и мертвой старухи, и ее сына Гаврилы. Автор показывает, что смерть существует и правит лишь в телесном мире, а жизнь и душа не подвластны тлению. Не случайно вторая часть имеет внутреннее деление и состоит из двух поэтико-философских картин: смерти и жизни. В начале -картина телесного мира, погруженного в вечный духовный сон, и в этом мире правит смерть. «На дворе метель
и темь, вся деревня спит. Спит и весь двор, - обе жилые связи полны спящими, - и над всей этой зимней ночью и метелью, сном и глушью двора и деревни царит Мертвая...» [там же, с. 69]. В финале этой части - торжество жизни, образ преображенной покойницы, обретшей духовную жизнь в сыне: «И вдруг медленно приподнимается и еще медленнее опускается парчовой покров на груди покойницы -она медленно дышит! <...> Он знает, он еще соображает, что это морозный ветер дует в окно, за которым идет метель, что это он поддувает покров и раздувает свечи. Но все равно - этот ветер тоже она, усопшая, это от нее веет этим неземным, чистым, как смерть, и ледяным дыханием, и это она встанет сейчас судить весь мир, весь презренный в своей животности и бренности мир живых!» [там же, с. 70]. Так художник, используя один и тот же образ (образ метели), но меняя семантические акценты, создает прямо противоположные по своему смысловому наполнению картины. «Метель и темь» смерти превращается в «ледяное дыхание» «усопшей», но живой. Тело смертно, но суть бытия в вечной жизни души. «Чудесное таинство», божественная литургия, свершившаяся в душе Гаврилы (и имя сына создает дополнительные значения происходящего), оживляет и его душу, и душу старухи. Вспомним: Бог не есть Бог мертвых, но живых (От Матфея, 22:32) [2].
В связи с этим закономерно, что сюжетным, композиционным, смысловым, поэтическим центром произведения становится молитва, которая соединяет в одно целое и повествовательные, и живописные части сюжета. Как часто бывает в произведениях И. А. Бунина, главное тщательно скры-
337
338
то, остается за пределами текста. В рассказе нет даже указаний на те псалмы, которые читает Гаврила над телом матери - для автора важно было показать как непонятные поначалу слова молитвы проникают в душу Гаврилы и преображают его и весь мир вокруг него, позволяют ему открыть жизнь вечную. Сначала он просто исполняет необходимое: «он стоит и читает, наклонясь к жарким и дрожащим свечам, читает, не смолкая, все на один лад, - как поднял голос по-церковному, так и остался на высокой ноте, - читает, ничего не понимая и не в силах прекратить чтения» [1, с. 69]. И. А. Бунин показывает, как свершается «дивное», «чудесное», а язык, «зловещий для живых», в полной мере становится языком вечности, который постигает Гаврила: «Он волшебно замкнут в нем, и он должен стоять в нем до рассвета и читать, не смолкая, на том
необычном, жутком и величественном языке, который тоже есть часть этого мира, его гибельный, зловещий для живых глагол» [там же, с. 70].
Материализация слова, воплощение его магической силы осуществляется также на уровне имени главного героя. В начале второй части акцент сделан на том, что жизненный путь Гаврилы, казалось бы, определен: «Гаврил, младший сын покойной, недавно женившийся» [там же, с. 69]. К моменту завязки сюжета он готов по примеру отца, который «наплодив детей и внуков, в свое время помер» [там же, с. 68], стать «строителем и владыкой всего этого обширного, прочного, теперь уже давно обжитого, вросшего в свое место, грязного и уютного гнезда» [там же]. Но ночь у гроба матери наполняет его новым знанием, невидимое чудесное дыхание входит в его
жизнь. Герой преображается, Гаврила обретает силу Божью, в нем пробуждается сила, до этой смертной поры дремавшая в нем. Ведь «Гавриил» с древнееврейского - «моя мощь - Бог» или «муж божий» [3, с. 113].
Более того, это еще имя архангела, с которым связан сюжет Благовещенья (весть Деве Марии о рождении Иисуса). «Если всякий ангел есть «вестник» (по буквальному значению греческого слова), то Гавриил - вестник по преимуществу, его назначение - раскрывать смысл пророческих видений и ход событий, особенно в отношении к приходу мессии» [4, с. 137]. После знаменательной ночи Гаврила оставляет хозяйство и избирает себе дело, «ненужное при его достатке, но единственно любимое им - ездить ямщиком» [1, с. 71]. Таким образом, «он всегда в дороге» и несет с собой благую весть о чуде духовного возрождения, пробуждения, весть об обновлении жизни словом Божьим, он в полной мере оказывается человеком, воплощающим силу Божью.
В полной мере раскрытие имени героя, его внешний и внутренний портрет дается в третьей, финальной части рассказа. И это важно, поскольку портрет становится результатом серьезной душевной работы и божественного промысла, он дан как вывод, как авторская оценка. Герой преобразился, изменилась его суть («Преобразиться - получить новый образ <. > сделаться иным, лучшим» [5, с. 574]), он нашел свое «дело», свой путь, а значит - обрел свое лицо, создал свой портрет. «Теперь Гаврило моложавый мужик с седыми, аккуратно причесанными волосами <. > Он простой, ласковый. Лицо у него чистое, худощавое, серые глаза правдивы и ясны» [1,
с. 70-71]. (Сравним: И преобразился перед ними: и просияло лице Его как солнце, одежды же Его сделались белыми как свет (От Матфея, 17: 2) [2]).
Композиция рассказа непосредственно связана с решением проблемы времени. Весь рассказ - это бесконечное единство, в котором протекает божественная духовная эволюция: неисповедимы пути Господни. I часть - изображение прошлого, которое является вечным торжеством смерти. II часть -изображение настоящего, чудо мгновения откровения, просветления. III часть - будущее, которое И. А. Бунин изображает как эпилог, но не как финал, а как начало, подлинную перспективу пути к спасению. И. А. Бунин утверждает таким образом, что мгновение может изменить вечность. Ночь, проведенная Гаврилой у гроба матери, разделяет две бесконечности: бесконечное торжество смерти и бесконечное торжество жизни, вопрос лишь в том, что для себя выбирает человек.
Чудо Преображения коснулось и матери, и сына. Интересно проследить динамику художественных смыслов. О старике И. А. Бунин в самом начале рассказа просто и определенно замечает, что он «наплодив детей и внуков, в свое время помер». А образ старухи преображается и на лексическом уровне. В первой части текста, описывающей биологическое физиологическое существование семьи старухи, выразительно сопоставляемое со скотным двором, героиня последовательно именуется старухой. Однако о ней не пишется, что она умерла, она «развязала всех - отошла». Во второй части она становится воплощением смерти, «Мертвой», царящей в мире «спящих», она «нечто грозное, таинственное, самое великое и значитель-
ное во всем мире, какое-то непостижимое и страшное божество». По
мере того как происходит перемена в Гавриле, она из «страшного» становится «дивным», из «существа» - «богом». И. А. Бунин показывает, что героиня не в жизни, а в смерти своей дала духовную жизнь своему сыну и тем самым сама обрела жизнь. Именно поэтому автор не говорит о том, что она умерла, он останавливает повествование в момент описания «ее последней ночи среди живых» и вечном соединении с сыном в его преображенной жизни. Возникает невольная ассоциация с евангельскими сюжетами об Успении Богородицы. Не случайно Мертвая преображается в живую: «И вдруг медленно приподнимается и еще медленнее опускается парчовый покров на груди покойницы - она медленно дышит!» [1, с. 70].
Как видим, основные евангельские сюжеты заложены во внутреннюю форму рассказа. Они иконопис-но включены в ткань произведения: организуют событийную канву (Преображение), раскрывают толкование имени главного героя (Благовеще- 339 ние), отражают мотив бессмертия человеческой души и чудо божественного явления (Воскрешение), мотив вечного духовного соединения матери и сына (Успение).
Думается, «литургия», совершающаяся в душе героя, - ключевое слово-философема, определяющая и семантический план рассказа, и его конструкцию. И. А. Бунин приводит читателя к мысли, что душа человеческая - это храм. А жизнь человека - только тогда жизнь, если это жизнь души. Таким образом, сюжет произведения изображает мгновение-таинство рождения человеческой души, сакрамен-
тального момента освящения. В этом смысле трехчастная композиция произведения ассоциативно соотносима, помимо прочего, с тремя частями Божественной Литургии.
Безусловно, рассказ «Преображение» интересен с точки зрения живописных аналогий. Не будет преувеличением сказать, что в нем угадываются полотна различных жанров, создающие поэтическое наполнение произведения: в первой части это живописные наброски бытового содержания, отсылающие к сюжетам передвижников; во второй - ночной пейзаж, передающий образ-таинство смерти, а также иконографические образы, отражающие торжество духовной жизни, созданные не столько описательно, сколько динамикой происходящего; в третьей, как итог, - портрет Гаврилы, вмещающий в себя всю живописную эволюцию текста. Перед нами галерея, в которой все сюжеты являются составляющими главной картины, данной в конце, - портрета одухотворенного главного героя.
Как имя героя рассказа апеллирует к евангельскому, определяет характер, 340 и судьбу его, так и название произведения, традиционно для И. А. Бунина, оказывается свернутым сюжетом.
Впрочем, портретные изображения в произведениях И. А. Бунина -это, как правило, не только описание внешности, в той или иной степени характеризующей персонаж в целом, это, естественно, не только отражение его внутреннего мира - это прежде всего результат работы над внутренним миром. Это запечатленная динамика подлинно "
обретения
духовной
Использование иконописных образов и сюжетов в творчестве поэта глубоко мотивировано [подробнее см.: 8-13]. Перечень таких произведений может
быть существенным: стихотворения: «Мать», «Новый храм», «Гробница Рахили», «Иерусалим», «Саваоф», «Михаил», «Бегство в Египет», «Канун Купа-лы»; рассказы: «Святитель», «Ночь отречения», «Преображение», «Прекраснейшая солнца» и т.д. Образ Богородицы в этом перечне занимает особое место: И. А. Бунин прямо или опосредованно, обращаясь к ассоциативной памяти русского читателя, вводит образ Покровительницы, Матери мира, подарившей человечеству Спасителя и спасение, мудрость и надежду.
Поэзия И. А. Бунина не «учительствует», обращаясь к иконописным образам, часто они и не декларируются как библейские ни в названии, ни в сюжете произведения. Однако зачастую очевидно: художественное содержание имеет непосредственную связь со Священным Писанием. Бытовой сюжет рассказа преображается под пером художника в живописное полотно вселенской значимости. Рассказ «Преображение» был написан в 1921 г., но подступы к теме намечены еще в стихотворении «Мать» (1893), созданном более чем за тридцать лет до этого. Так же, как и в рассказе, в стихотворении перед читателем открывается ночная картина бурана, затерянного в степи хуторка, мертвого дома, образ матери, укачивающей ребенка на руках. И дни и ночи до утра В степи бураны бушевали, И вешки снегом заметали, И заносили хутора. Они врывались в мертвый дом -И стекла в рамах дребезжали, И снег сухой в старинной зале Кружился в сумраке ночном.
Но был огонь - не угасая,
Светил в пристройке по ночам,
ф
И мать всю ночь ходила там, Глаз до рассвета не смыкая. Она мерцавшую свечу Старинной книгой заслонила
И, положив дитя к плечу, Все напевала и ходила... [7, с. 49]. И вновь перед нами бытовая, на первый взгляд, зарисовка, обрастая символическими деталями, в контексте стихотворения превращается почти в религиозно-философскую картину мироздания, в которой материнское сострадание своему ребенку передано как заступничество Богоматери за весь род человеческий, попавший в бесконечный жизненный буран.
Когда ж буран в порыве диком Внезапным шквалом налетал,-Казалось ей, что дом дрожал, Что кто-то слабым, дальним криком В степи на помощь призывал [там же, с. 50].
Описание бурана, мертвого дома, плачущей матери с ребенком на руках, стремящейся сохранить огонь свечи и старинную книгу, - все эти мотивы соединяются в драматический сюжет. Образ мировой катастрофы, мирового ужаса перед угрозой гибели, перед всеобщим бураном и материнское заступничество Богородицы за всех живущих представлена в поэзии И. А. Бунина достаточно широко («Мать» (1893), «Канун Купа-лы» (1903), «Бегство в Египет» (1915) и др.). Обращаясь к канве евангельских сюжетов, к иконописным их изображениям, автор не столько отражает апокалиптические настроения эпохи, сколько подчеркивает веру лирического героя в спасение, в божественное покровительство. Бунин-человек и художник знает: Богородица, оберегая и спасая Младенца, спасает Мир.
Особую роль в формировании сакрального плана произведения И. А. Бу-
нина играют анафоры и фигуры умолчания, эллипсисы, которые вместе с многочисленными глаголами несовершенного вида («бушевали», «заметали», «заносили», «врывались» и т.д.) создают «разомкнутое», «уязвимое» временное пространство в произведении: как бесконечна смена дня и ночи («и дни и ночи»), так бесконечен жизненный буран, так верна, хрупка и в то же время абсолютно надежна в нем «мерцающая свеча», дающая веру и надежду на защиту и покровительство в этом сумрачном мире. Один единственный глагол в стихотворении употреблен в совершенном виде, и это глагол «заслонила». Таким образом, И. А. Бунин определяет изначальное, несомненное, абсолютное заступничество Божьей Матери. Отсюда и интонационное противопоставление: нарочитая анафора первой строфы (подчеркивающая и будто повторяющая завывание ветра) вдруг обрывается противительным союзом «но» и почти библейским синтаксическим оборотом «но был огонь - не угасая.» (Ср. с текстом Евангелия: И свет во тьме светит, и тьма не объяла его [6]).
Образы дома, книги и свечи обретают особое символическое значение. Безусловно, свеча - символ веры, «старинная книга» имеет достаточно прозрачную аллюзию на Книгу Книг, а образ дома ассоциируется с образом души; и спасительна для дома и его обитателей лишь «мерцающая свеча» - вера в Божественное сострадание.
Важные смысловые значения несет строфическое оформление текста. Стихотворение состоит из трех строф: первые две октавы, в последней - 13 строк. В заключительной строфе между двумя рифмованными катренами пятистишие, в котором конкретное трансформируется во
341
вселенское, приобретает философские черты.
Когда ж буран в порыве диком Внезапным шквалом нарастал,-Казалось ей, что дом дрожал, Что кто-то слабым, дальним криком В степи на помощь призывал [7, с. 50].
Пейзаж и динамика сюжета, на-на создание
правлена
поэтизирован-
342
ного иконописного образа. Само изображение дается последними четырьмя строками (как развязка сюжета), в которых образ Богородицы с младенцем становится очевидным. В этой связи особый возвышенно-сакральный смысл, соположенный бытовому, вынесен в название стихотворения. Мать как заступница всех попавших в жизненный буран и нуждающихся в сострадании. Иконописное изображение, подготовленное всем повествовательным и описательным планом произведения, дается не только как вывод произведения, не только как живописное подтверждение сказанному, не только как запечатленный драматический сюжет, но и как открытие, как озарение для заблудившихся в буране жизни, как необходимый для спасения духовный свет. Лаконичного описания портрета матери с ребенком на руках оказывается достаточно, чтобы в контексте стихотворения портрет преобразился в иконописный лик: И до утра не раз слезами Ее усталый взор блестел, И мальчик вздрагивал, глядел Большими темными глазами... [там же]
Так, эпический сюжет в поэтическом тексте в сочетании с пейзажной зарисовкой, рядом символических деталей и образов, особых интонационно-синтаксических конструкций и
оборотов оказывается средством воссоздания и «оживления» иконописного образа, переданного в динамике.
Таким образом, в стихотворении «Мать» И. А. Бунин раскрывает не только тему Апокалипсиса и заступничества Богородицы за род людской, но воссоздает иконописный сюжет, и тем самым конкретный лирический образ женщины «двоится»: в земном отражен горний образ Богоматери - заступницы.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бунин И. А. Собрание сочинений в 6-ти томах. - Т. IV. - М., 1994.
2. Евангелие от Матфея.
3. Тихонов А. Н., Бояринова А. Г., Рыжкова А. Г. Словарь русских личных имен.
- М., 1995.
4. Мифологический словарь под ред. Е. М. Мелетинского. - М., 1991.
5. Ожегов С. И. Словарь русского языка.
- М., 1970.
6. Библия. От Иоанна. Гл. 1, 5.
7. Бунин И. Стихотворения. - М., 2004.
8. Минералова И. Г. Индивидуальный стиль И. А. Бунина: черты стиля эпохи и «свой голос» // Наследие И. А. Бунина в контексте русской культуры. Материалы международной научной конференции. - Елец, 2001.
9. Минералова И. Г., Файзулина Ф. С. Житийный портрет в лирике И. А. Бунина // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Вып. 2. - М., 2003.
10. Нефедов В. В. Бунин как художник. -Минск, 1992.
11. Мескин В. А. Грани русской прозы: Ф. Сологуб, Л. Андреев, И. Бунин. -Южно-Сахалинск, 2000.
12. Дякина А. А. Иван Бунин - поэт Серебряного века. - Елец, 2000.
13. Андрианов И. Ю. Человек и мир в творчестве И. А. Бунина. - Одесса, 1999.
14. Олейникова Т. С. Архангелы — наши покровители [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.wco.ru/biblio/ Ьоокв/агсЬа^еЫ/НМ-Т.Ыш. ■
