CC BY
1
Вестник Томского государственного университета. 2023. № 497. С. 98-107 Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 2023. 497. рр. 98-107
Научная статья
УДК 94(470) «1918/1920»
doi: 10.17223/15617793/497/10
Образ беженцев в периодической печати Сибири периода Гражданской войны (на материалах Томской губернии 1918-1920 гг.)
Кирилл Александрович Конев1
1 Национальный исследовательский Томский государственный университет, Томск, Россия, konev-k-92@rambler.ru /kk.tsu@yandex.ru
Аннотация. На основе анализа материалов периодической печати, выпускавшейся в Томской губернии в 19181920 гг., выявляются содержательные компоненты образа беженцев в их связи с идеологемами, которые формировались в рамках информационной деятельности антибольшевистских режимов, сменявшихся на востоке России. Отмечается, что тема беженства актуализировалась в рамках нескольких содержательных контекстов. Беженцы рассматривались как пострадавшие от многочисленных лишений; как фактор, усиливающий текущие проблемы; в роли объекта попечения властей и общественных организаций и субъекта, стремящегося к улучшению своего положения.
Ключевые слова: беженцы, периодическая печать, Сибирь, Гражданская война в России, антибольшевистские силы, Томская губерния
Источник финасирования: результаты получены в рамках выполнения государственного задания Минобрна-уки России, проект № 0721-2020-0042.
Для цитирования: Конев К.А. Образ беженцев в периодической печати Сибири периода Гражданской войны (на материалах Томской губернии 1918-1920 гг.) // Вестник Томского государственного университета. 2023. № 497. С. 98-107. doi: 10.17223/15617793/497/10
Original article
doi: 10.17223/15617793/497/10
The image of refugees in the periodical press of Siberia during the Civil War (based on materials from Tomsk Province, 1918-1920)
Kirill A. Konev1
1 National Research Tomsk State University, Tomsk, Russian Federation, konev-k-92@rambler.ru /kk.tsu@yandex.ru
Abstract. For contemporaries of the events of 1918-1922, the image of refugees became an integral part of the overall picture of the devastation and disasters that befell Russia during the Civil War. The topic of refugees became firmly established in periodicals. How did the image of refugees form in periodicals in the territories controlled by anti-Bolshevik forces? Was this image connected with other ideologemes relevant for politicians and ideologists of "White Siberia"? Finding answers to these questions will allow detailing our current views on the ideological and value systems of representatives of the anti-Bolshevik movement. This work is based on materials from Western Siberian periodicals. The article identifies the content components of the image of refugees in connection with the ideologemes that were formed within the framework of the information activities of the anti-Bolshevik regimes that replaced each other in the east of Russia from mid-1918 to 1920. The topic of refugees was updated in several meaningful contexts. Refugees were seen as suffering from multiple hardships; as a factor reinforcing current problems; in the role of an object of care of authorities and public organizations and a subject striving to improve their situation. As a result, the reader of the Siberian press was faced with a multidimensional image of refugees, which was constructed in conjunction with several ideologemes. By reporting on refugees, the periodical press also formed a negative image of the enemy - the Bolsheviks. In this case, refugees were presented as a trustworthy source to which journalists referred when describing all sorts of "horrors" committed by the Reds. On the other hand, refugees, as victims, acted as a living reminder to the inhabitants of Siberia of what could await them in the event of the arrival of the Red Army and the restoration of the Soviet regime. The image of refugees as objects of care of the state and society was actively exploited as part of attempts to awaken civic consciousness and a sense of duty among Siberians. The model of behavior of a conscientious citizen, to whom the press addressed, implied showing mercy to the affected fellow citizens and supporting state or public initiatives of this kind. Updating the image of refugees to instill a sense of citizenship among ordinary people also involved calls for active participation in the fight against the Bolsheviks, through material support for the army or joining its ranks. Attempts to awaken a sense of patriotism among ordinary people involved simultaneously demonstrating the object of protection (victim refugees), referring to the "correct" algorithm of behavior from the point of view of the authorities (volunteer refugees), and condemning the "wrong" behavior (male refugees idle in the rear). Keywords: refugees, periodicals, Siberia, Civil War in Russia, anti-Bolshevik forces, Tomsk Province
© Конев К.А., 2023
Financial support: The results were obtained as part of the implementation of the state assignment of the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation, Project No. 0721-2020-0042.
For citation: Konev, K.A. (2023) The image of refugees in the periodical press of Siberia during the Civil War (based on materials from Tomsk Province, 1918-1920). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 497. pp. 98-107. (In Russian). doi: 10.17223/15617793/497/10
Одним из последствий Первой мировой войны, Русской революции 1917 г. и последовавшей за ней Гражданской войны стало масштабное перемещение различных категорий населения. Современная отечественная историография, посвященная российскому беженству 1914-1922 гг., достаточно обширна. Затрагиваются различные аспекты этого многообразного и сложного явления. Широк не только спектр разрабатываемых тем и проблем, но и применяемая исследовательская оптика. Н.В. Суржикова выделяет несколько контекстов, в которые вписано изучение российского беженства эпохи войн и революций. В рамках гео-графо-переселенческой составляющей исследуются количественные параметры потоков беженцев, их состав и распространение; «этнический» аспект предполагает рассмотрение практик самоорганизации различных национальных групп беженцев и анализ политики властей по отношению к ним; изучение благотворительности связано с рассмотрением опыта решения различных гуманитарных проблем, вставших перед обществом и властями в 1914-1920-е гг.; обращаются ученые и к анализу управленческо-институциональ-ного опыта имперской России, советского правительства. Как отмечает исследовательница, отечественная историография беженства Первой мировой войны развивается преимущественно «в рамках инерционной стратегии, предполагающей не столько освоение темы "вглубь", сколько "вширь"» [1. С. 30]. Расширение поля преимущественно по географическому принципу отличает отечественную традицию изучения беженства от зарубежной, в рамках которой «концептуализация истории беженства - это лишний пример, подтверждающий состоятельность того или иного теоретического конструкта» [1. С. 40]. Вместе с тем тенденцию к «углублению» темы демонстрируют исследователи, рассматривающие беженство как явление, являвшееся катализатором изменений в обществе. Беженство периода Гражданской войны в России исследовано в меньшей степени. В рамках изучения событий на востоке России данной темы касались в своих работах В.М. Рынков [2], П.Н. Зырянов [3], С.П. Звягин [4], В.Г. Рыженко [5], Н.В. Суржикова [6].
В условиях распада государственности и появления ряда внутренних фронтов в различных регионах страны вынужденные миграции тех или иных групп населения становились неотъемлемой частью Гражданской войны, усиливая текущие и провоцируя новые кризисы. Попытки регулирования процесса движения беженцев, их учета и призрения предпринимались по обе стороны фронта, являясь частью социальной и экономической политики как советского правительства, так и антибольшевистских режимов. Для современников образы беженцев стали неотъемлемой частью общей картины разрухи и бедствий, постигших страну в период Гражданской войны. Тема беженства прочно закрепилась на
страницах периодических изданий, отражая событийно-фактическую сторону данного феномена и определенные ценностные, эмоциональные и идеологические особенности его репрезентации в публичной сфере. В связи с этим актуальным представляется рассмотрение процесса конструирования образа беженцев в средствах массовой информации, выпускавшихся на территории востока страны, подконтрольной антибольшевистским силам в период с середины 1918 по 1920 г.
Это позволяет выявить ряд идеологем, актуальных для политиков, идеологов и журналистов востока России, что в свою очередь дает возможность детализировать наши представления о мировоззренческих и ценностных установках представителей антибольшевистского движения. Реконструкция образа беженцев позволяет проследить механизмы и подходы к формированию образов своих и чужих в контексте активных попыток лидеров и идеологов антибольшевистских сил сформировать идентичность мы-группы, противостоящей советской власти. Обращение к данному образу представляет интерес и при изучении процесса формирования представлений о территории, где происходило взаимодействие беженцев и различных групп населения.
Цель данной работы - на основе анализа материалов периодической печати выявить содержательные компоненты образа беженцев в их связи с идеологе-мами, которые формировались в рамках информационной деятельности антибольшевистских режимов, сменявшихся на востоке России в 1918-1920 гг. Территориальные рамки исследования охватывают Томскую губернию в границах 1917 г. В период Первой мировой войны губерния приняла набольшее количество беженцев в Сибири, к февралю 1917 г. их насчитывалось здесь 29 тыс. чел., что составляло 33,54% всех беженцев в регионе [7. С. 29]. В 1917 г. часть их них вернулись на родину, однако вскоре к оставшимся прибавились бежавшие от разрухи и начавшейся Гражданской войны. Территория губернии также стала транзитной зоной для тех, кто следовал на восток или на юг в сторону Алтая. В Новониколаевске действовало центральное справочное бюро, где осуществлялась регистрация беженцев, распределение их по местам расселения и поиск подходящей работы [8. С. 741]. К концу августа 1919 г. в губернском центре - Томске находилось 35 тыс. беженцев. С период с сентября по ноябрь численность населения города возросла со 150 662 до 211 325 чел. Во многом за счет притока беженцев [9. С. 255].
Основным источником для исследования выступила периодическая печать - газеты и журналы, выпускавшиеся на территории губернии. После падения советской власти весной-летом 1918 г. в результате выступления антибольшевистского подполья и чехословацкого корпуса количество партийных и частных периодических изданий выросло за счет возобновления
закрытых и появления новых газет и журналов. Также начался выпуск земских, профсоюзных и правительственных органов печати [10. С. 70]. В период с мая 1918 г. по декабрь 1919 г. на территории Томской губернии в общей сложности издавалось не менее 45 газет и 33 журналов [11. С. 21-24, 40-42].
Сибирские газеты и журналы при наличии соответствующих сведений информировали своих читателей о направлении движения беженцев и динамике их численности в городах и сельской местности. Фактические и статистические сведения могли приводиться и в кратких заметках, и в более пространных публикациях. Так, томская эсеровская газета «Голос народа» в июне 1918 г. сообщала, что еще до мая в Сибирь прибыло свыше 30 тыс. переселенцев, «преимущественно беженцев из голодных, гиблых губерний, безработных». Отмечалось также, что перемещались целые рабочие артели со всем скарбом [12]. В августе 1919 г. пресса сообщала о зарегистрированных в Новониколаевске беженцах следующее: в июне через город прошло 2 085 мужчин и 702 женщины, в июле - 12 988 мужчин и 3 134 женщины, в августе - 22 975 мужчин, 1 636 женщин и 756 детей [13]. Разрозненные публикации о прибытии в Сибирь все новых и новых партий беженцев рисовали мозаичный образ людской волны, нахлынувшей на города и в сельскую местность, что могло способствовать восприятию данного процесса как стихийного бедствия, ставшего следствием всеобщей разрухи. Тема беженства в западносибирской прессе актуализировалась в рамках нескольких содержательных контекстов. Каждый из них мог задавать один или несколько векторов восприятия беженцев как акторов, тем или иным образом оказывавших влияние на военно-политическую, социальную, экономическую и культурную сферы.
Беженцы - источник и катализатор проблем. В многочисленных статьях и заметках, посвященных теме беженства, затрагивались угрозы и трудности, которые неизбежно являлись следствием притока тысяч людей на восток страны. Беженцы рассматривались в качестве пострадавших от многочисленных тягот и лишений и вместе с тем могли позиционироваться в качестве фактора, усиливавшего текущие проблемы.
В словах представителей власти и текстах журналистов беженцы закономерно фигурировали в качестве одной из основных причин усиления жилищного кризиса на востоке страны. В августе 1918 г. томский городской голова И.П. Пучков, указывая на надвигающуюся волну беженцев, говорил о необходимости немедленно приступить к работе по урегулированию жилищного вопроса в городе [14]. Публикации 1918-1919 гг. в партийных, кооперативных и официальных изданиях повсеместно рисовали схожие картины - прибытие все новых партий беженцев, их размещение в непригодных для проживания условиях, уплотнение, сопутствующие этому конфликты. Недостаток помещений отмечался как в сельской местности, так и в городах, где жилищный кризис ко второй половине 1919 г. превратился в катастрофу, с которой безуспешно пытались справиться местные власти.
Притязания беженцев на пригодные для проживания площади могли вызывать критику и недовольство тех, кто не желал мириться с подобной угрозой. В заметке, опубликованной на страницах «Сибирской жизни», рассказывалось о беженцах, занявших нижний этаж Сибирских высших женских курсов в Томске и добивавшихся отвода им и верхнего этажа, где находились ценные приборы и коллекции. Курсистки, ставшие на защиту своего учреждения, отправили делегацию к уполномоченному с предложением занять другой корпус. «Что выйдет из этих хлопот неизвестно, но безумству разрушения, которое творится на наших глазах, должен быть положен какой-нибудь предел», -писал автор заметки [15]. Переизбыток населения в городах также усиливал недостаток топлива, что с наступлением холодов приводило к росту смертности. В то же время попытки беженцев раздобыть дрова приводили к упадку городской среды. Как отмечалось в томской прессе в октябре 1919 г., «беженцы, размещенные в городе, вместо дров тайком жгут перила, заборы и верхние доски тротуаров» [16].
Беженцы, наряду с расквартированными в городах запасными частями и возвращающимися военнопленными Русской армии, фигурировали в сообщениях прессы и в роли распространителей заразных болезней. В публикации новониколаевской газеты о положении в Томске в декабре 1918 г. указывалось, что в городе после недавно ликвидированной эпидемии инфлюэнцы вспыхнул тиф. «Болезнь занесена в Томск беженцами, из среды которых она перекинулась в казармы местного гарнизона, в тюрьму, психиатрическую лечебницу и т.п.», - сообщалось в издании [17]. Жилищная и санитарная проблемы закономерно увязывались воедино. Редакция журнала «Томский кооператор», подчеркивая, что проживание беженцев при «самых скверных условиях» благоприятствует распространению болезней, предупреждала читателей: «населению перед тем, как пуститься в бегство, следовало бы над всем этим призадумываться». Называлась и еще одна проблема, виной которой косвенно становились вынужденные переселенцы - «беженские потоки усиливают и без того с каждым днем растущую дороговизну, ибо появляются новые потребители, ищущие крова и хлеба, а это учитывается героями-спекулянтами» [18. С. 8].
Прибытие беженцев в города и в сельскую местность провоцировало столкновения с местным населением и властями, что способствовало усилению напряженности. На страницах периодических изданий беженцы могли выступать в роли участников конфликтных ситуаций различного типа - как пострадавшие от злоупотреблений чиновников или военных, или как участники спора с местными жителями, видящими в пришельцах угрозу сложившимся порядкам или своему материальному благополучию. Так, в письме в редакцию одной из новониколаевских газет беженцы из Бузулука, которые нашли прибежище в местной школе, рассказывали о притеснениях заведующей зданием Векшиной, стремившейся «выжить» их из школы. «Почти ежедневно она устраивала нам сцены, кричала, топала ногами, грозилась милицией, запирала
на ключ уборную, воспрещала сторожам подавать (за плату) казенный самовар и вместе с тем, в пылу увлечений своими монологами, не упускала случая рекомендовать себя за воспитанную и образованную женщину», - жаловались беженцы, которые, по их словам, лишь ночевали в помещениях учебного заведения, где днем продолжались занятия. Граждане Бузулука в итоге нашли другое место жительства, однако посчитали своим долгом указать на поведение заведующей, задавшись вопросом: «...как можно допускать нравственных калек подобных г. Векшиной, к воспитанию детей?» [19].
Акцентирование внимания читателей на негативных последствиях беженства в публикациях, в рамках которых беженцы представлялись в качестве источника угроз, позволяло предупредить общественность о надвигающихся трудностях, обратить внимание на касавшуюся всех проблему или «достучаться» до представителей власти. Вместе с тем распространение публикаций, из которых становилось ясно, что именно беженцы являются причиной тех или иных бед (будь то эпидемия или «уплотнения» квартир) не могло не повлиять на появление у городского или сельского обывателя чувства враждебности или страха по отношению к ним.
Беженцы - объект попечения. Сформировавшиеся на востоке страны летом 1918 г. антибольшевистские политические режимы среди прочего вынуждены были решать проблемы, связанные с оказанием помощи различным категориям беженцев, прибывшим в период Первой мировой войны, и тем, кто покинул родные места уже после начала внутреннего противостояния. Помощь вынужденным переселенцам рассматривалась журналистами как одна из важных задач для новой антибольшевистской власти. Корреспондент «Народной газеты», описывавший бедственное положение беженцев, разместившихся в сотнях «телячьих вагонов», на путях и в переполненном здании вокзала в Новониколаевске, отмечал: «много забот у Сиб.[ир-ского] Врем.[енного] Правительства, и забота о беженцах и переселенцах также ложится на плечи нашей Областной Власти. Дай Бог ей справиться с этой тяжелой задачей!» [20].
На станицах периодических изданий появлялись официальные сообщения, корреспонденции, заметки и статьи, в которых сообщалось о тех или иных решениях и действиях, направленных на оказание помощи беженцам. В подобных публикациях они представали в роли опекаемой, незащищенной и нуждающейся группы людей, объекта воздействия центральных и местных властей, общественных или иных организаций. Освещались при этом различные направления работы - создание соответствующих структур, выделение средств и необходимых ресурсов, назначение ответственных исполнителей, распределение и размещение пострадавших, подготовка или строительство мест размещения и т.д.
Например, летом 1919 г. в прессе появились сведения о разработке и одобрении МВД Временного положения о государственном призрении беженцев, кото-
рое определяло статус беженцев, размер и порядок оказания им помощи. Кроме того, сообщалось о выделении 10 млн руб. на призрение соответствующей категории населения, а также 5 млн на обратную их эвакуацию [21]. Демонстрировалась и работа с отдельными категориями населения. Так, на заседании Междуведомственного совещания об использовании труда беженцев-рабочих было принято решение об их регистрации в местах проезда, фиксировании специальности каждого рабочего, создании пунктов группировки и отправки к месту назначения, а также изучения спроса «на труд». Как отмечалось в публикации, «осуществление этих мероприятий должно самым благоприятным образом отразиться на жизни рабочих-беженцев» [22].
Не обходила вниманием пресса и инициативы местных властей и общественных организаций. Официальное издание Томской губернии сообщало, например, о работе Совета общественного призрения в Томске, приступившего в августе 1919 г. к обследованию семейного и имущественного положения и выяснению насущных потребностей беженцев, находившихся в различных общежитиях, приютах и богадельнях города [23]. А в сентябре Томский губернский комитет помощи армии оборудовал трехэтажный дом для помещения беженцев - семей военнослужащих. Также было учреждено особое бюро, которое должно было заниматься распределением помещений для беженцев и заботиться об их содержании [24]. В фокусе внимания была не только забота о беженцах из прифронтовых территорий, но и о многочисленных бывших военнослужащих Русской армии - военнопленных, возвращавшихся в Сибирь [25]. Кроме того в прессе фигурировали и публикации о помощи иностранцев, в частности Американского Красного Креста [26], которые способствовали формированию позитивного образа иностранных союзников антибольшевистского движения.
Вместе с тем в контексте освещения помощи бежавшим в Сибирь жителям прифронтовых территорий, могла присутствовать и критика работы органов власти со стороны журналистов или представителей общественности. В сентябре 1919 г. томская «Сибирская жизнь» обращала внимание читателей на проблему устройства беженцев в дачных поселках. Подчеркивалось при этом, что на постоянном совещании представителей эвакуированных самоуправлений и беженских организаций отсутствовал представитель городского самоуправления - заведующий отделом призрения, который, тем не менее, приглашался на заседания. В виду этого, как отмечалось в издании, «многие вопросы, связанные с устройством беженцев оставались без разрешения или недостаточно освещались» [27].
Появлялись также размышления и советы относительно возможностей решения острых проблем, связанных с беженцами. Та же газета поместила на своих страницах статью профессора Аносова, предлагавшего свой вариант уплотнения квартир для размещения очередной волны беженцев. По мнению автора, население относилось к вселяемым враждебно, что неминуемо могло отразиться на отношении к правительству, «ко-
торое будут считать виновником и этого нового бедствия...». Поэтому профессор предлагал властям обратить внимание прежде всего на богатые особняки и большие квартиры, хозяева которых не очень заняты на «государственной работе», что снизило бы градус недовольства основной массы горожан [28].
Для органов власти осведомление населения (в том числе самих беженцев) о работе по оказанию помощи пострадавшим от тягот войны являлось одним из способов укрепления собственного позитивного образа и демонстрации готовности решать насущные проблемы, что призвано было укреплять легитимность антибольшевистских режимов и обеспечивать лояльность различных социальных групп. Вместе с тем инициативы и проекты, о которых сообщала печать, самими омскими политиками рассматривались как трудновыполнимые. Г.К. Гинс, характеризуя законопроекты о призрении, вносившиеся в Экономическое совещание, отмечал, что писались они «впустую», а «финансовая сторона их ни Экономическим Совещанием, ни Советом министров не учитывалась» [29. С. 280281]. Постоянное информирование о призрении беженцев задавало и «правильную», с точки зрения идеологов и журналистов, модель поведения сибиряков, к которым со страниц газет и журналов были обращены призывы принять участие в организованной на различных уровнях помощи пострадавшим.
Беженцы - организованная общность. Еще один тематической контекст предполагал презентацию стремления беженцев к самоорганизации. В периодической печати можно встретить сообщения об образовании и работе объединений беженцев, созданных по национальному, региональному, классовому или профессиональному принципу. Для беженцев периодическая печать, как средство распространения информации, в то же время служила инструментом консолидации и самоорганизации. Анонсы о предстоящих мероприятиях, заметки о работе беженских организаций, объявления о требующихся работниках или поиске работы, списки разыскиваемых беженцев, размещаемые в газетах, отражают стремление части вынужденных переселенцев проявлять активность. Цели такой активности могли быть различными.
В определенной степени это были попытки заявить о своих многочисленных проблемах и бедах, донести их до соответствующих структур и общественности, как в форме прямых обращений в виде писем в редакцию, наподобие вышеприведенного письма беженцев из Бузулука, так и в формате новостных публикаций. Например, в феврале 1919 г. в сибирской прессе появилась заметка о прибытии из Томска в Омск делегации беженцев - русских, евреев, литовцев, латышей и мусульман для ходатайства перед председателем совета министров Вологодским о выдаче на беженскую организацию до 3 млн руб. В заявлении указывалось: беженцы «буквально вымирают от голода, эпидемии и мерзнут в сырых и холодных помещениях». «По словам делегации, если правительство не придет немедленно им на помощь, беженцы будут обречены на окончательное вымирание» [30].
Стремление проявить инициативу с целью улучшения материального положения на новом месте фиксировалось на страницах газет в виде отчетов о прошедших заседаниях или сборе средств. «Сибирская жизнь», например, сообщала об общем собрании пермских беженцев, проживавших в Томске, где было решено организовать сбор членских взносов и были намечены основные направления работы - поиск жилья, школьный вопрос, обеспечение одеждой и продовольствием, организация бюро труда, оказание медицинской и юридической помощи [31]. На страницах газет и журналов отражены инициативы беженцев по включению в процессы, протекавшие в политической, экономической и культурной сферах. Беженцы могли выражать свою лояльность власти и готовность к соответствующим действиям. Осенью 1919 г. на фоне развернутой властями идеологической кампании, сопровождавшей создание добровольческих дружин «Святого Креста» и «Зеленого Знамени», прозвучали и соответствующие выступления со стороны беженских организаций. Прошедшее 14 сентября 1919 г. собрание беженцев и жителей Но-вониколаевска приветствовало А.В. Колчака «как печальника земли русской[,] ведущего русское воинство спасать веру Христову и Русь Святую». При этом отмечалось, что «Новониколаевское собрание единогласно приняло резолюцию Омских беженцев вступить в ряды крестоносцев. Общая запись добровольцев идет успешно[.] патриотический подъем огромный [и] единодушный» [32. С. 465].
Активными были попытки включиться в культурную жизнь принимающих переселенцев городов. В ноябре 1918 г. в Томском Общественном собрании прошел вечер в пользу учащихся беженцев из высших учебных заведений Казани «с участием лучших сил казанской оперы.» [33]. Эвакуированные представители интеллигенции пытались найти себе применение в сфере образования. Так, в ноябре 1919 г. при редакции журнала «Свободная трудовая школа» организовано было «Лекторское бюро», куда вошли педагоги из Перми. Целью организации являлось «устройство летних педагогических курсов учителей высших начальных училищ, для подготовки из них кадра лекторов на разного рода курсы» [34]. Учитывая время создания курсов, сложно, однако, сказать, был ли этот проект доведен до какого-либо результата.
Таким образом, в ряде газетных публикаций беженцы представали не только в роли источника угроз и проблем или объекта заботы власти и общества, но и в качестве субъекта, стремящегося к улучшению своего текущего положения и изменению среды вокруг себя. Сообщения об инициативах и начинаниях беженцев призваны были привлекать внимание местных жителей к потребностям новоприбывших, мотивируя сибиряков оказать им посильную помощь. Вместе с тем информация подобного рода вносила позитивные штрихи в образ беженцев, демонстрируя, что в ряде случаев прибывшие в Сибирь жители Поволжья и Урала способны позаботиться о себе сами и могут быть полезны принимающей стороне.
Обозначив тематические контексты в рамках, в которых конструировался достаточно многогранный образ беженцев, необходимо определить идеологемы, которые были с ним связаны.
Образ беженцев и образ врага. Сообщая о беженцах, периодическая печать вместе с тем могла формировать и негативный образ врага - большевиков. Беженцы в данном случае предстали в двух ипостасях. С одной стороны, они служили заслуживавшим доверия источником, на который ссылались журналисты при описании всевозможных «ужасов», творимых красными. Например, в газете «Надежда России» со слов ижевских беженцев рассказывалось о прибытии в Пермь странного эшелона с мужчинами и женщинами из Ижевска в возрасте от 14 до 60 лет. Как оказалось, это были те из немногих, кто остался в городе к приходу большевиков, большая часть 80 тысяч жителей бежала. «Возмущенные таким массовым бегством рабочего населения от "Рабоче-крестьянской власти", коммунисты по занятии Ижевска проявили к оставшимся неслыханное зверство и насилие», - сообщал автор статьи. Старики и дети были вооружены лопатами и отправлены на передовые позиции для рытья окопов. Многие были перебиты, остальные же «взяты в плен доблестными сибирскими войсками, избавившими их от неминуемой гибели» [35].
С другой стороны, беженцы как пострадавшие выступали в роли отчетливого напоминания жителям Сибири о том, что их может ожидать в случае прихода частей Красной армии и восстановления власти Советов. Сам факт того, что с запада прибывали все новые волны людей, выступал, по мнению идеологов и журналистов антибольшевистской Сибири, красноречивым свидетельством того, что «рабоче-крестьянская» власть практически не имеет сторонников. В статье «Отечественных ведомостей», перепечатанной в томском «Народном вестнике», беженцы предстали в образе «живой агитации», показывающей суть политики «товарищей». «Народ стал сиротой и бродягой в собственной земле. Они действительно принесли людям равенство, но равенство страдания и смерти. Это равенство на самом деле воцаряется везде, куда они приходят - И вот народ, от имени которого они злодействуют, уходит от их злодейства», - говорилось в статье. По мнению автора публикации, такая агитация должна была подействовать отрезвляюще на сомневающихся. «Пусть гневная народная молва расскажет всем, кого еще не вразумило несчастье, кто еще обольщается "рабоче-крестьянской" властью, -о том, какова она, эта власть, от которой, как от черной смерти, уходит народ» [36].
Вместе с тем ненависть беженцев к большевикам могла рассматриваться и как некий символический капитал, который власть должна использовать и ценить, оправдывая ожидания ищущих спасения на востоке. В вышедшей в той же газете статье под названием «Почему бегут от большевиков» отмечалось, что беженцы не хотят помогать большевикам разрушать государство и верят, что «Сибирское Правительство - в проти-
воположность царскому и большевистскому - действительно стоит на страже порядка и законности, действительно уважает права народа и никого не гонит насильно никуда, хотя бы и в социалистический или коммунистический рай ... Если беженцы потеряют эту святую веру, разочаруются в этом правительстве, они уйдут дальше, снова на поиски за правдой и законом», - предостерегал автор, призывая к сочувствию и помощи пострадавшим [37]. Похожим образом рассуждал о мотивах исхода беженцев иностранный военный корреспондент Л. Грондейс, считавший, что «их бегство не знак особой привязанности к правительству адмирала, но это правительство они ощущают как свое, как русское, хотя и не в силах объяснить, что это значит, но они это чувствуют» [38. С. 254-255].
Таким образом, факты и эмоциональные оценки из уст беженцев, рисовавшие страшные картины повседневности в Советской России и в прифронтовой полосе, должны были придавать убедительности словам журналистов, постоянно дополняя образ врага новыми негативными штрихами и подробностями. Причем подобный прием мог использоваться всеми представителями антибольшевистского движения независимо от политической платформы. Личные истории пострадавших, адресованные сибирякам, которые, по единодушному обобщению правительственных и партийных журналистов, не успели познакомиться со многими отрицательными сторонами большевизма, должны были служить предостережением для тыловых обывателей. Ненависть и презрение к «комиссарам», как лейтмотив беженского настроения, транслируемый прессой, должны были передаться и населению Сибири, мотивируя горожан и крестьян оказывать помощь армии и участвовать в борьбе с врагом.
Образ беженцев и идея милосердия. Напоминания о многочисленных трудностях и лишениях беженцев, размещаемые на страницах периодических изданий, сопровождались призывами к населению оказывать всевозможную помощь пострадавшим. При этом авторы подобных призывов стремились побуждать обывателей к действию, апеллируя к различным мотивам.
Помощь беженцам рассматривалась как одна из форм выполнения гражданского долга. В данном случае проявление милосердия становилось нормой поведения сознательного гражданина и патриота, заботящегося о бежавших от большевизма и войны соотечественниках. Осенью 1918 г. Томская городская Дума в обращении к жителям города указывала на небывалую жилищную нужду, сообщала о начале разработки соответствующего положения, которое урегулирует вопросы уплотнения квартир и установления предельных цен квартирной платы, и предупреждала о неминуемости скорого уплотнения. Вместе с тем местная власть призывала граждан к добровольному уплотнению путем сдачи жилья по умеренным ценам, говоря о «гражданской обязанности» оказать помощь тем, кто лишен крова и жилища [39].
Призывы спешить на помощь беженцам сопровождались воздействием на эмоции читателя и обраще-
нием к его совести. Корнет, князь Ухтомский на страницах «Военных ведомостей» в рождественские дни 1919 г. напоминал о тяжелом положении беженцев из оставленной антибольшевистскими силами Уфы: «.в то время как мы, прикрытые стеной их бедствий, готовимся к празднику в уюте и тепле, они обречены на горькие муки . Неужели у нас каменные сердца и мы не почувствуем горючие слезы уфимцев? Неужели в это Рождество мы будем беззаботно смеяться и ликовать?», - вопрошал автор аудиторию, призывая ее помнить про уфимцев. Примечательно, что Ухтомский обращался также и к национальному чувству читателей, актуализируя соответствующий национальный стереотип: «.славящиеся своей отзывчивостью, мы, русские укротим порывы веселья, ибо Уфа тяжко страдает» [40]. Находилось место и для актуализации региональной и гендерной идентичности. В своем воззвании от 4 октября 1918 г. Временное Сибирское правительство, возлагало на население Сибири, «и в особенности на женскую часть его, как элемент более отзывчивый к страданиям и невзгодам переживаемый другими», надежды на оказание поддержки беженцам. В тексте при этом отмечалось, что «Сибирь всегда относилась тепло и участливо к таким изгнанникам, вольно и невольно попавшим на ее территорию» [41].
В то время как беженцы из других губерний искали в Сибири временного пристанища, бывшие военнопленные, возвращавшиеся из Германии и Австрии, двигались на родную землю. Пресса писала о необходимости приготовиться к достойной встрече воинов, которые были охарактеризованы как люди, «неповинные в разложении фронта и развале России» [42]. Забота о них в данном случае позиционировалась как оказание помощи землякам и в условиях Гражданской войны становилась элементом борьбы за сторонников.
Побудить к проявлению милосердия должна была не только совесть, но и чувство вины перед теми, кто вынужден был бежать от красных. «Помогите им, спасите их от голодной смерти, дайте им хоть какое-нибудь пристанище, дайте им возможность работать. Попробуйте представить себя в их положении и поступить, как велит Вам Ваша совесть!», - гласил очередной призыв, в тексте которого предложение поставить себя на место пострадавших сочеталось с напоминанием о том, что Сибирь не испытала по-настоящему «ужасов большевизма» [43]. Оказание поддержки, таким образом, становилось своеобразной «расплатой» за возможность избежать удара большевиков, который приняли на себя жители Поволжья и Урала.
Сообщения о конфликтах между местным населением и беженцами могли послужить прецедентом для соответствующего призыва к более терпимому отношению к прибывающим в Сибирь людям. Некто Прохожий в корреспонденции газеты «Народная Сибирь» в январе 1919 г. сообщал о столкновении беженцев из Петроградской и других губерний с жителями Ояшин-ской волости. Последние «выбрасывали» беженских детей из школы, так как их родители не могли платить за содержание учебного заведения. Подчеркивая, что «на несчастии ближнего нельзя строить собственного благополучия», автор вставал на сторону беженцев,
«которые проедают последние гроши и в недалеком будущем должны будут существовать всецело на счет общественной благотворительности», и считал что «не стоит к одному несчастью прибавлять другое» [44].
Образ беженцев как объекта попечения государства и общества активно эксплуатировался как в правительственной и кадетской печати, так и в оппозиционной социалистической в рамках попыток пробудить гражданское самосознание и чувство долга среди сибиряков. Модель поведения сознательного гражданина, к которому обращались журналисты, предполагала проявление милосердия к пострадавшим согражданам и поддержку государственных или общественных инициатив подобного рода. При этом своеобразными рычагами воздействия на обывателей выступали эмо-тивы, апеллирующие к совести, моральным устоям, религиозным ценностям, национальной, региональной или иной идентичности.
Образ беженцев и идея патриотизма. Актуализация образа беженцев для воспитания гражданского чувства среди обывателей предполагала не только поощрение милосердия, но и призывы к активному участию в борьбе с большевиками путем материальной поддержки армии или вступления в ее ряды, что в большей степени было характерно для изданий, поддерживавших правительство адмирала А.В. Колчака.
Летом 1919 г. на фоне неудач войск Омского режима на фронте в прессе развернулась критика тыла и его «героев». Беженцы при этом представали в привычной роли пострадавших и нуждавшихся в защите людей и служили своего рода укором для тыловых обывателей, забывших об армии. «Равным образом мы давали позорную кличку изменников не только тем, кто бежал с поля битвы, убоявшись увечий и смерти, но в одинаковой мере и тем, кто своим бездействием, нерадивым отношением к гражданскому долгу, а тем более преступной деятельностью в тылу разрушал созидательную работу наших армий», - гловорилось в передовой статье газеты «Народный вестник». Именно на тех, кто забыл свой гражданский долг, редакция возлагала ответственность, и за неудачи военных, и «за те невзгоды, которые перенесли и несут тысячи беженцев» [45]. Инициатива беженцев Поволжья и При-уралья, которые в ходе встречи с А.В. Колчаком выразили готовность вступить добровольцами в армию [46], широко освещалась прессой и послужила поводом к появлению соответствующих по тональности статей. Автор новониколаевской «Русской речи» М. Стоговский (М.Н. Ананьев), ставя в пример беженцев, идущих на фронт, обращался к сибирякам с укором и призывом поступить также, «именно потому, что они бездомные беженцы уже все потеряли, а вы еще только рискуете потерять» [47].
В ходе критики тыла образ беженцев мог приобретать и иные характеристики, фигурируя на страницах периодики в негативном контексте. Беженцы могли не противопоставляться трусам и предателям, а ставиться с ними в один нелицеприятный ряд. Тон задавал приказ А.В. Колчака от 25 июля 1919 г. о борьбе со слухами и пресечении деятельности большевиков. «Появились отвратительные явления беженства здоровых
и сильных физически людей, неспособных с оружием в руках отстаивать даже себя и свое достояние, и уклонения под разными предлогами от величайшего долга перед родиной - военной службы», - обрисовывал положение в тылу Верховной Правитель, обрушиваясь при этом с критикой на паникеров [48]. Вторил А.В. Колчаку и управляющий Министерством внутренних дел В.Н. Пепеляев, по словам которого, «все как-то привыкли видеть в явлении беженства нечто положительное; человек не мирится с надвижением большевиков и уходит». Однако, полагал министр, мужчинам способным носить оружие в сложившейся обстановке, «стыдно называть себя беженцем и думать, что, назвав себя так, он этим определит свое отношение к государству» [49]. Постоянный автор «Сибирской жизни» профессор И.И. Аносов напрямую связывал распространение панических слухов с присутствием в городах массы не занятых трудом беженцев-мужчин. В качестве меры пресечения автор предлагал минимизировать число «лишних людей» путем их отправки на работу или в армию: «.кто не может себе найти работу, тот должен выйти из состояния безделья хотя бы принудительно, "но найти самого себя"» [50].
Многогранность образа беженца, выражавшаяся в диапазоне от «пострадавшего» до «трусливого паникера», демонстрирует избирательность подходов идеологов антибольшевистских сил при его использовании в рамках пропагандистской деятельности. Решение одной проблемы белые пытались осуществить несколькими путями. Попытки пробуждения у обывателей чувства патриотизма предполагали одновременно демонстрацию объекта защиты (пострадавшие беженцы), ссылку на поощряемый «правильный», с точки зрения власти, алгоритм поведения (беженцы-добровольцы) и порицание «неправильного» (беженцы-мужчины, бездельничавшие в тылу).
Подводя итоги, отметим следующее. Отсутствие проработанной идеологии на уровне теоретической концепции заставляло сменявшиеся антибольшевистские правительства и их сторонников конструировать свою идеологию на ходу, в виде метанарратива, разбросанного по множеству текстов. Данный нарратив был соткан из ряда взаимосвязанных идеологем, содер-
жание которых перекрестно определяло друг друга. Занимая свое место среди образов «своих» и «чужих», образ беженцев активно использовался антибольшевистскими силами в ходе формулирования и дальнейшей презентации некоторых важных для них идей. Проблема беженства касалась всех сфер повседневности Белой Сибири периода Гражданской войны, что обусловливало множественность контекстов ее презентации, в результате чего читатель сибирской прессы сталкивался с многомерным образом беженцев, причем в связке с наиболее актуальными для него вопросами - о жилье, снабжении, безопасности и т.п.
Фокусировка внимания аудитории на той или иной составляющей этого многомерного образа позволяла актуализировать и за счет связности всех элементов идеологического нарратива детализировать те или иные составляющие его идеологемы. Напоминание о страдающих беженцах, адресованное сибирскому обывателю, одновременно могло использоваться для конструирования реалистичного образа врага и подталкивать к исполнению гражданского долга путем проявления заботы и милосердия. Независимо от содержательного наполнения, оценочных характеристик или контекста применения образ беженцев встраивался в ценностную систему антибольшевистского движения, одними из ключевых элементов которой были идеи нации - как сообщества граждан-патриотов, и армии - как опоры государства. Выявление взаимосвязей образа беженцев показывает, что антибольшевистские журналисты и идеологи использовали все доступные им приемы для конкретизации, истолкования и распространения данных идеоло-гем с помощью печатного слова.
В рамках трансляции образа беженцев косвенно осуществлялось формирование определенного образа территории. Томская губерния, служившая прибежищем или перевалочным пунктом для эвакуировавшихся с Поволжья и Урала, выступала в роли «места спасения», что соответствовало в целом исторически сложившемуся образу Сибири. С другой стороны, прибытие большого количества вынужденных переселенцев, требовавшее серьезной работы по их устройству, способствовало актуализации другого устоявшегося образа Сибири как региона, требующего освоения и обустройства.
Список источников
1. Суржикова Н.В., Михалев Н.А., Пьянков С.А. Российское беженство: центры и периферии, процессы и структуры, индивиды и массы
(1914—1922 гг.). Екатеринбург ; Челябинск : Издательский центр ЮУрГУ, 2021. 493 с.
2. Рынков В.М. Сибирский бег: вынужденные миграции на востоке России в годы Гражданской войны (1918-1922 гг.) // Известия Иркутского
государственного университета. Серия: История. 2014. Т. 9. С. 101-115.
3. Зырянов П.Н. Омская эвакуация и конец белой власти в Сибири // Проблемы политической и экономической истории России. М., 1998.
С. 119-139.
4. Звягин С.П. Беженцы в сибирских городах (1918-1919 гг.) // Хозяйственное и культурное освоение Урала и Сибири в Х1Х-ХХ вв. Томск,
2008. С. 112-116.
5. Рыженко В.Г. Беженцы периода гражданской войны (к вопросу об использовании материалов центральных архивов) // Человек и война. ХХ
век: проблемы изучения и преподавания в курсах отечественной истории : материалы Всерос. науч.-практ. конф. Омск, 2002. С. 23-26.
6. Суржикова Н.В. Военнопленные и беженцы Первой мировой войны в России в 1918-1922 годах // Гражданская война в России: проблемы
выхода, исторические последствия, уроки для современности : сб. науч. тр. Новосибирск : Параллель, 2022. С. 158-170.
7. Томск от А до Я: краткая энциклопедия города / под ред. Н.М. Дмитриенко. Томск : НТЛ, 2004. 439, [1] с.
8. Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских правительств на востоке России: идеология, законодательство, практика (июнь
1918 - октябрь 1922). М. : Кучково поле, 2022. 1040 с.: 32 л. ил.
9. Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX - первой трети XX века: управление, экономика, население / науч. ред. В.П. Зиновьев,
Э.И. Черняк. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2000. 280, [4] с.
10. Шереметьева Д.Л. Динамика численности газетной прессы Сибири в период Революции и Гражданской войны // Власть и общество в Сибири в XX в. Новосибирск, 2012. Вып. 3. С. 59-79.
11. Косых Е.Н., Фоминых С.Ф. Периодическая печать Сибири в годы гражданской войны (конец мая 1918 - декабрь 1919 гг.) : указатель газет и журналов. Томск, 1991. 54 с.
12. Переселенческое движение // Голос народа. Томск. 1918. 22 июня.
13. По губернии // Вестник Томской губернии. Томск. 1919. 22 августа.
14. Муниципальная жизнь // Голос народа. Томск. 1918. 4 августа.
15. Новая угроза женским курсам // Сибирская жизнь. Томск. 1919. 11 октября.
16. Дровяные дела // Родина. Томск. 1919. 20 октября.
17. Вести из Томска // Народная Сибирь. Новониколаевск. 1918. 6 декабря.
18. За неделю. Беженцы // Томский кооператор. Томск. 1919. № 29. 26 июля. 32 с.
19. Письма в редакцию // Народная Сибирь. Новониколаевск. 1919. 3 января.
20. С.П. Вести с мест. Новониколаевск // Народная газета. Томск. 1918. 23 (10) июня.
21. Государственное призрение беженцев // Военные ведомости. Новониколаевск. 1919. 10 июля.
22. Б.Ш.В. Заботы Правительства о беженцах-рабочих // Надежда России. Новониколаевск. 1919. 12 августа.
23. К оказанию помощи беженцам // Вестник Томской губернии. Томск. 1919. 4 августа.
24. В комитетах помощи армии // Народный вестник. Томск. 1919. 15 сентября.
25. К устройству наших военнопленных // Народная Сибирь. Новониколаевск. 1918. 31 декабря.
26. Помощь американского красного креста // Военные ведомости. Новониколаевск. 1918. 21 декабря.
27. Устройство беженцев // Сибирская жизнь. Томск. 1919. 10 сентября.
28. Аносов [И.И.] К уплотнению квартир // Сибирская жизнь. Томск. 1919. 5 августа.
29. Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории 1918-1920 гг. (Впечатления и мысли члена Омского правительства). Пекин : Общество Возрождения, 1921. Ч. 2. 609 с.
30. Делегация // Звено. Мариинск. 1919. 19 февраля.
31. Среди пермских беженцев // Сибирская жизнь. Томск. 1919. 7 сентября.
32. Приветственные послания Верховному Правителю и Верховному Главнокомандующему адмиралу А.В. Колчаку. Ноябрь 1918 - ноябрь
1919 г. : сб. докл. / сост. и науч. ред. В.В. Журавлев. СПб. : Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2012. 560 с.
33. Вечер казанских студентов-беженцев // Голос народа. Томск. 1918. 10 ноября.
34. К устройству педагогических курсов // Наша газета. Томск. 1919. 15 ноября.
35. Ижевец. Очередное комиссарское зверство // Надежда России. Новониколаевск. 1919. 25 июля.
36. Живая агитация // Народный вестник. Томск. 1919. 21 июля.
37. Румянцев Н. Почему бегут от большевиков // Народный вестник. Томск. 1919. 22 сентября.
38. Грондейс Л. Война в России и Сибири. М.: Политическая энциклопедия, 2018. 455 с.
39. Ко всем гражданам г. Томска // Голос народа. Томск. 1918. 24 октября.
40. Корнет кн. Ухтомский. Горькое Рождество! // Военные ведомости. Новониколаевск. 1919. 7 января (25 декабря).
41. Воззвание // Вестник Томской губернии. Томск. 1919. 1 января.
42. Возвращение русских пленных на Родину // Вестник Томской губернии. Томск. 1918. 16 декабря.
43. Помогите беженцам! // Надежда России. Новониколаевск. 1919. 19 июля.
44. Прохожий. Ояш // Народная Сибирь. Новониколаевск. 1919. 21 января.
45. Герои тыла // Народный вестник. Томск. 1919. 18 (5) августа.
46. Верховный правитель на собрании беженцев в Омске // Русская речь. Новониколаевск. 1919. 2 сентября.
47. Стоговский Мих. К сибирякам // Русская речь. Новониколаевск. 1919. 3 сентября.
48. Приказ // Вестник Томской губернии. Томск. 1919. 30 июля.
49. Беседа с Управляющим Мин. Внутренних дел // Народный вестник. Томск. 8 сентября (26 августа).
50. Аносов [И.И.] «Мужчины» // Сибирская жизнь. Томск. 1919. 9 августа.
References
1. Surzhikova, N.V., Mikhalev, N.A. & P'yankov, S.A. (2021) Rossiyskoe bezhenstvo: tsentry iperiferii, protsessy i struktury, individy i massy (1914—
1922 gg.) [Russian refugee: centers and peripheries, processes and structures, individuals and masses (1914-1922)]. Yekaterinburg; Chelyabinsk: SUSU.
2. Rynkov, V.M. (2014) Sibirskiy beg: vynuzhdennye migratsii na vostoke Rossii v gody Grazhdanskoy voyny (1918-1922 gg.) [Siberian run: forced
migrations in the east of Russia during the Civil War (1918-1922)]. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. 9. pp. 101-115.
3. Zyryanov, P.N. (1998) Omskaya evakuatsiya i konets beloy vlasti v Sibiri [Omsk evacuation and the end of white power in Siberia]. In: Problemy
politicheskoy i ekonomicheskoy istorii Rossii [Problems of political and economic history of Russia]. Moscow. pp. 119-139.
4. Zvyagin, S.P. (2008) Bezhentsy v sibirskikh gorodakh (1918-1919 gg.) [Refugees in Siberian cities (1918-1919)]. In: Khozyaystvennoe i kul'turnoe
osvoenie Urala i Sibiri vXIX—XX vv. [Economic and cultural development of the Urals and Siberia in the 19th-20th centuries]. Tomsk. pp. 112116.
5. Ryzhenko, V.G. (2002) [Refugees of the Civil War period (on using materials from the central archives)]. Chelovek i voyna. XX vek: problemy
izucheniya i prepodavaniya v kursakh otechestvennoy istorii [Man and War. 20th century: problems of studying and teaching in courses of national history]. Conference Proceedings. Omsk. pp. 23-26. (In Russian).
6. Surzhikova, N.V. (2022) Voennoplennye i bezhentsy Pervoy mirovoy voyny v Rossii v 1918-1922 godakh [Prisoners of war and refugees of the
First World War in Russia in 1918-1922]. In: Grazhdanskaya voyna vRossii: problemy vykhoda, istoricheskieposledstviya, uroki dlya sovremen-nosti [Civil War in Russia: problems of exit, historical consequences, lessons for the present: a collection of scientific works]. Novosibirsk: Parallel'. pp. 158-170.
7. Dmitrienko, N.M. (ed.) (2004) Tomsk ot A do Ya: kratkaya entsiklopediya goroda [Tomsk from A to Z: a brief encyclopedia of the city]. Tomsk:
NTL.
8. Rynkov, V.M. (2022) Sotsial'naya politika antibol'shevistskikh pravitel'stv na vostoke Rossii: ideologiya, zakonodatel'stvo, praktika (iyun' 1918 —
oktyabr' 1922) [Social policy of anti-Bolshevik governments in eastern Russia: ideology, legislation, practice (June 1918 - October 1922)]. Moscow: Kuchkovo pole.
9. Dmitrienko, N.M. (2000) Sibirskiy gorod Tomsk vXIX—pervoy treti XX veka: upravlenie, ekonomika, naselenie [Siberian city of Tomsk in the 19th
- first third of the 20th century: management, economics, population]. Tomsk: Tomsk State University.
10. Sheremet'eva, D.L. (2012) Dinamika chislennosti gazetnoy pressy Sibiri v period Revolyutsii i Grazhdanskoy voyny [Dynamics of the number of newspaper press in Siberia during the Revolution and Civil War]. In: Vlast' i obshchestvo v Sibiri vXX v. [Power and society in Siberia in the 20th century]. Vol. 3. Novosibirsk. pp. 59-79.
11. Kosykh, E.N. & Fominykh, S.F. (1991) Periodicheskayapechat'Sibiri vgodygrazhdanskoy voyny (konets maya 1918—dekabr' 1919gg.): ukazatel' gazet i zhurnalov [Periodical press of Siberia during the Civil War (end of May 1918 - December 1919): index of newspapers and magazines]. Tomsk.
12. Golos naroda. (1918) Pereselencheskoe dvizhenie [Resettlement movement]. Golos naroda. Tomsk. 22 June.
13. Vestnik Tomskoy gubernii. (1919) Po gubernii [On the province]. Vestnik Tomskoy gubernii. Tomsk. 22 August.
14. Golos naroda. (1918) Munitsipal'naya zhizn' [Municipal life]. Golos naroda. Tomsk. 4 August.
15. Sibirskaya zhizn'. (1919) Novaya ugroza zhenskim kursam [New threat to women's courses]. Sibirskaya zhizn'. Tomsk. 11 October.
16. Rodina. (1919) Drovyanye dela [Woodworking]. Rodina. Tomsk. 20 October.
17. Narodnaya Sibir'. (1918) Vesti iz Tomska [News from Tomsk]. Narodnaya Sibir'. Novonikolaevsk. 6 December.
18. Tomskiy kooperator. (1919) Za nedelyu. Bezhentsy [During the week. Refugees]. Tomskiy kooperator. Tomsk. 29. 26 July.
19. Narodnaya Sibir'. (1919) Pis'ma v redaktsiyu [Letters to the editor]. Narodnaya Sibir'. Novonikolaevk. 3 January.
20. S.P. (1918) Vesti s mest. Novonikolaevsk [News from the field. Novonikolaevsk]. Narodnaya gazeta. Tomsk. 23 (10) June.
21. Voennye vedomosti. (1919) Gosudarstvennoe prizrenie bezhentsev [State charity for refugees]. Voennye vedomosti. Novonikolaevsk. 10 July.
22. B.Sh.V. (1919) Zaboty Pravitel'stva o bezhentsakh-rabochikh [Concerns of the Government about refugee workers]. Nadezhda Rossii. Novoniko-laevsk. 12 August.
23. Vestnik Tomskoy gubernii. (1919) K okazaniyu pomoshchi bezhentsam [On providing assistance to refugees]. Vestnik Tomskoy gubernii. Tomsk. 4 August.
24. Narodnyy vestnik. (1919) V komitetakh pomoshchi armii [In army assistance committees]. Narodnyy vestnik. Tomsk. 15 September.
25. Narodnaya Sibir'. (1918) K ustroystvu nashikh voennoplennykh [On the provision of our prisoners of war]. Narodnaya Sibir'. Novonikolaevsk. 31 December.
26. Voennye vedomosti. (1918) Pomoshch' amerikanskogo krasnogo kresta [Help from the American Red Cross]. Voennye vedomosti. Novonikolaevsk. 21 December.
27. Sibirskaya zhizn'. (1919) Ustroystvo bezhentsev [Accommodation for refugees]. Sibirskaya zhizn'. Tomsk. 10 September.
28. Anosov, I.I. (1919) K uplotneniyu kvartir [Towards densification of apartments]. Sibirskaya zhizn'. Tomsk. 5 August.
29. Gins, G.K. (1921) Sibir', soyuzniki i Kolchak. Povorotnyy moment russkoy istorii 1918—1920 gg. (Vpechatleniya i mysli chlena Omskogo pravitel'stva) [Siberia, allies, and Kolchak. Turning point in Russian history of 1918-1920 (Impressions and thoughts of a member of the Omsk government)]. Part 2. Beijing: Obshchestvo Vozrozhdeniya.
30. Zveno. (1919) Delegatsiya [Delegation]. Zveno. Mariinsk. 19 February.
31. Sibirskaya zhizn'. (1919). Sredi permskikh bezhentsev [Among Perm refugees]. Sibirskaya zhizn'. Tomsk. 7 September.
32. Zhuravlev, V.V. (ed.) (2012) Privetstvennye poslaniya Verkhovnomu Pravitelyu i Verkhovnomu Glavnokomanduyushchemu admiralu A.V. Kol-chaku. Noyabr' 1918 — noyabr' 1919 g.: sb. dok. [Greeting messages to the Supreme Ruler and Supreme Commander-in-Chief Admiral A.V. Kolchak. November 1918 - November 1919: documents]. St. Petersburg: European University at St. Petersburg.
33. Golos naroda. (1918) Vecher kazanskikh studentov-bezhentsev [A night of Kazan refugee students]. Golos naroda. Tomsk. 10 November.
34. Nasha gazeta. (1919) K ustroystvu pedagogicheskikh kursov [To the organization of pedagogical courses]. Nasha gazeta. Tomsk. 15 November.
35. Izhevets. (1919) Ocherednoe komissarskoe zverstvo [Another commissar atrocity]. Nadezhda Rossii. Novonikolaevsk. 25 July.
36. Narodnyy vestnik. (1919) Zhivaya agitatsiya [Live propaganda]. Narodnyy vestnik. 1919. 21 July.
37. Rumyantsev, N. (1919) Pochemu begut ot bol'shevikov [Why they are fleeing from the Bolsheviks]. Narodnyy vestnik. Tomsk. 22 September.
38. Grondeys, L. (2018) Voyna vRossii i Sibiri [War in Russia and Siberia]. Moscow: Politicheskaya entsiklopediya.
39. Golos naroda. (1918) Ko vsem grazhdanam g. Tomska [To all citizens of Tomsk]. Golos naroda. 1918. 24 October.
40. Cornet Prince Ukhtomsky. (1919) Gor'koe Rozhdestvo! [Bitter Christmas!]. Voennye vedomosti. Novonikolaevsk. 7 January (25 December).
41. Vestnik Tomskoy gubernii. (1919) Vozzvanie [Appeal]. Vestnik Tomskoy gubernii. Tomsk. 1 January.
42. Vestnik Tomskoy gubernii. (1918) Vozvrashchenie russkikh plennykh na Rodinu [Return of Russian prisoners to their homeland]. Vestnik Tomskoy gubernii. Tomsk. 16 December.
43. Nadezhda Rossii. (1919) Pomogite bezhentsam! [Help refugees!]. Nadezhda Rossii. Novonikolaevk. 19 July.
44. Prokhozhiy [Passerby]. (1919) Oyash. Narodnaya Sibir'. Novonikolaevsk. 21 January. (In Russian).
45. Narodnyy vestnik. (1919) Geroi tyla [Heroes of the Home Front]. Narodnyy vestnik. Tomsk. 18 (5) August.
46. Russkaya rech'. (1919) Verkhovnyy pravitel' na sobranii bezhentsev v Omske [Supreme ruler at a meeting of refugees in Omsk]. Russkaya rech'. Novonikolaevsk. 2 September.
47. Stogovskiy, Mikh. (1919) K sibiryakam [To the Siberians]. Russkaya rech'. Novonikolaevsk. 3 September.
48. Vestnik Tomskoy gubernii. (1919) Prikaz [Order]. Vestnik Tomskoy gubernii. Tomsk. 30 July.
49. Narodnyy vestnik. (c. 1919) Beseda s Upravlyayushchim Min. Vnutrennikh del [Conversation with the Manager of the Ministry of Internal Affairs]. Narodnyy vestnik. Tomsk. 8 September (26 August).
50. Anosov, [I.I.] (1919) "Muzhchiny" ["Men"]. Sibirskaya zhizn'. Tomsk. 9 August.
Информация об авторе:
Конев К.А. - канд. ист. наук, старший преподаватель кафедры истории древнего мира, средних веков и методологии истории, зав. отделом рукописей и книжных памятников Научной библиотеки Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: konev-k-92@rambler.ru / kk.tsu@yandex.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
K.A. Konev, Cand. Sci. (History), senior lecturer; head of the Department of Rare Books and Manuscripts, Research Library, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: konev-k-92@rambler.ru / kk.tsu@yandex.ru
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 23.09.2023; одобрена после рецензирования 25.12.2023; принята к публикации 29.12.2023.
The article was submitted 23.09.2023; approved after reviewing 25.12.2023; accepted for publication 29.12.2023.
