CC BY
140
8 Заболоцкий Н. Мои возражения А. Введенскому, авто-ритету бессмыслицы // Заболоцкий Н. «Огонь, мерцающий в сосуде...»: Стихотворения и поэмы. Переводы. Письма и статьи.
9 Цит. по: Крученых А. Сдвигология русского стиха. М., 1922. С. 21.
10 Терентьев И. Херувимы свистят. Б/м: Куранты, 1919. [Без пагинации].
11 Введенский А. Полное собр. произведений: В 2 т. М., 1993. Т. 1. С. 43, 66, 77.
12 Поэты группы «ОБЭРИУ». СПб., 1994. С. 367, 378.
13 Хармс Д. Полет в небеса: Стихи. Проза. Драма. Письма. Л., 1988. С. 59, 57, 55.
14 См.: Ревзин И.И. Грамматическая правильность, поэтическая речь и проблема управления // Из работ московского семиотического круга. М., 1997.
15 Цит. по: Литературные манифесты. От символизма к Октябрю: Сб. материалов. М., 1929. С. 78-79.
16 Крученых А. Новые пути слова // Крученых А., Хлебников В., Гуро Е. Трое. СПб., 1913. С. 26-27. Разрядка автора.
17 Шершеневич В. Ломать грамматику // Литературные манифесты. От символизма к Октябрю. С. 110.
18 См.: Мейлах М.Б. «Что такое есть потец?» // Введенский А. Полное собр. произведений. Т. 2. С. 8.
19 Как отмечает С. Сигей, для поэтики Бахтерева значительно более актуальной оказывается связь с хтонической символикой текучести, которая и выступает основной порождающей моделью текста (см.: Сигей С. Идите и останавливайте время // Новое лит. обозрение. 1997. № 26).
А.В.СНИГИРЕВ
г.Екатеринбург
ОБРАЩЕНИЕ К ИМЕНИ КАК ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНАЯ ДОМИНАНТА ПОЭЗИИ Е.ЛЕТОВА
Отечественная панк-культура, ярким и наиболее известным представителем которой является Егор Летов, лидер группы "Гражданская оборона", казалось, всегда делала упор на свою оригинальность, ни на кого не похожесть. Это реализовалось как в эпатажном поведении, как в оригинальных текстах, не имеющих, казалось, аналога в русской поэзии, так и в музыке. Однако, при ближайшем рассмотрении конкретных текстов, выясняется нечто иное.
Тексты Егора Летова полны элементами интертекста, что говорит прежде всего об ориентации на какие-либо художественные традиции, диалог с ними. В текстах встречаются прямые цитаты (текст "Бери шинель" уже самим своим названием отсылает к известной песне
Б.Окуджавы), автоцитаты (текст "Когда я умер" перекликается названием с первой строчкой другого текста), обращения к литературным сюжетам (текст "Офелия" дает новую интерпретацию шекспировского сюжета) и т.д. Однако, наиболее частотны в поэзии Е.Летова обращения к имени и через него к образам как художественной литературы, так и реальным людям.
В филологической науке существуют самые разные концепции как ономастической лексики, так и ее функционирования в тексте. Об этом писали такие разные ученые как Н.Д.Арутюнова, Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров, А.К.Жолковский и др.
Так, Е.Верещагин и В.Г.Костомаров по поводу ономастической лексики писали следующее: “Имя собственное обладает лексическим фоном. Оно, может быть, действительно лишено лексического понятия, но его лексический фон оказывается обширным и качественно сложным. Семантические доли фона имени собственного, с одной стороны, относят его к совокупности однородных имен, и, с другой, придают конкретному имени неповторимый облик индивидуализируют его...”1.
Н.Д.Арутюнова замечает по поводу бытия в тексте конкретного лица, как реального, так и вымышленного, следующее: “Тексты задают много граней бытия. Соответственно ими пользуются разные наименования человека. Читая о конкретном лице - реальном или вымышленном - мы встречаем в приложении к нему, наряду с идентифицирующими его именами и дескрипциями, маркирующих смену ракурса или переход в иную сферу жизни или систему отношений; ср. лицо и особа, личность и инди-
Ф??2
игура... ” .
А.К. Жолковский, говоря об обращении к имени в текстах, вводит термин "биографическая цитата", при которой, по мнению ученого, происходит “отсылка <...> к биографии предшественника”3.
Таким образом, ономастическая лексика, включенная в художественный текст, становится фактом интертекста, она расширяет смысловое пространство произведения за счет отсылки читателя к фактам биографии носителя имени, его эпохи, мифов и легенд, связанных с ними. Так, Е.Летов, обращаясь к имени Христос ("Олег сказал / Что я - Христос''4, тем самым погружает реципиента в область христианских представлений об Иисусе Христе, одновременно сравнимая себя самого с ним. С другой стороны, имя может играть в тексте и иную роль. Так, Е.Верещагин и
В.Г.Костомаров пишут о том, что “ряд личных имен получили репрезентативный, почти нарицательный смысл. Например - Иван - это символическое имя русского <...> Дядя Степа - высокий человек, и т.д.”5. Имя уже не только "тянет" за собой конкретные исторические или литературный факты, оно становится максимально обобщенным символом. Соответственно, когда мы встречаем у Е.Летова строчку: "От Христа до глиста" (С.119), то
Христос выступает уже в качестве символа чистоты и непорочности, противопоставленный ленточному паразиту.
Анализ подборки текстов Е.Летова, входящих в сборник "Русское поле экспериментов" и дающих представление о творчестве поэта в период с 1984 по 1993 годы, показал, что именно обращение к имени встречается чаще всех остальных элементов интертекста (прямых и измененных цитат, сюжетных линий). Всего нами был выявлено 38 обращений к имени (в сравнении - мы выделили только шесть цитат разного рода и только одну сюжетную линию, связанную с сюжетом безумия и смерти Офелии).
Набор имен, к которым обращается в своей поэзии Е.Летов чрезвычайно широк, и при этом автор обращается к разным сферам общественного сознания. Он обращается как к христианской традиции ("Этакое выдавливание из себя по капле Георгия-Победоносца" (С.156) и т.д.), историческим и политическим реалиям ("Приплясывал с саблей, как Ленин в Октябре" (С.87), "Ошибался как Гитлер" (С.87) и т.д.), образам литературы, как русской ("Развеселый анекдотец про то как Свидригайлов собирался в Америку" (С.106), “Передонов умирал / Давал недотыкомку на прокат” (С.86), "Как платил Незнайка за свои вопросы" (С.99) и т.д.), так и зарубежной ( "Маленький принц возвращался домой" (С.86,), "Влюбленная Офелия плыла себе вдаль" (С. 101) и т.д.), и, наконец, к современной ему реалии и окружающим его людям ("Женя Колесов перебрался в Москву" (С.86), "Как и что обнял летящий Башлачев?" (С.99) и т.д.). Необходимо отметить, что при ярко выраженной ориентацией на лирическое "я", Летов не только употребляет с высокой частотностью личное местоимение первого лица, но и однажды вводит и свое имя в ткань текста. Так, строчки: "Отчаянно вспотел Егор / Глобальные мысли тужились в мозгу / Пальцы лазили в бороде" (С.86) можно интерпретировать именно как включение в текст своего собственного имени и придание художественному образу своих портретных характеристик (Е.Летов, в частности, на фотографии в сборнике "Русское поле экспериментов" - с бородой). Как мы видим, Е.Летов использует при включении в текст чужого имени несколько приемов. Он не только называет данное имя, но иногда придает ему портретные характеристики реального персонажа или лица, фактов биографии. Строчка "Маяковский жал курок" (С.70) содержит не только имя поэта начала века, но и намек на его самоубийство, так же как и строчки "Летит Башла-чев / Над растоптанной землицей" указывают не только на суицид поэта, но и на способ самоубийства.
Особенно часто Е.Летов обращается к именам писателей и поэтов. В текстах встречаются имена Маяковского ("Маяковский видел сон" (С.70), Маяковский пулю сосал" (С.86) и т.д.), Башлачева. Стихотворение "Ночь" не только имеет предуведомление ("посвящается Александру Введенскому"), в нем и обращение к этому имени: "Введенский в петле плясал" (С.86). Кроме того, мы находим и имя Кастанеды ("В Австралии есть такой
зверек - вомбат / Кастанеда об этом ничего не писал" (4,с.86) и т.д. Необходимо отметить, что наиболее частотно у Е.Летова обращение к русским писателям начала века.
Таким образом. можно говорить о том, что обращение к имени - это не случайный прием в поэзии Е.Летова, о чем говорит его частотность по отношению к остальным элементам интертекста.
Как уже отмечалось, для панк-культуры, на первый взгляд, характерно подчеркивание своей собственной оригинальности, что добивается зачастую путем вызова общественному мнению и вкусу. Однако и манера одеваться (давно сложившееся мнение - панк одет в грязное), и работа над внешностью (знаменитый ирокез, иногда называемый, опять-таки в противовес сложившемуся мнению - “ырокез”), и работа с текстами имеют аналог в русской литературе начала века и, в частности, в творческой модели поведения, которую использовали футуристы. Е.Летов, обращаясь к имени того же Маяковского, показывает свою ориентацию именно на такой тип как творческого поведения, так и письма. Обращаясь же к именам Кастанеды, Шекспира (через образ Офелии) поэт вводит себя в контекст и мировой культуры.
Таким образом "непохожесть ни на кого" панк-культуры не только имеет аналог в мировой культуре. При этом такой яркий представитель направления панк, как Е.Летов прекрасно осознает это и, в частности, через обращение к имени, вводит свое творчество как в контекст русской (особенно - начала века, обращаясь к близким по духу Маяковскому и Введенскому), так и мировой (Кастанеда, Шекспир, Сент-Экзюпери) литературы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Арутюнова Н.Д. Человек и “Фигура” (анализ понятий) // Филологический сборник ( к 100-летию со дня рождения академика В.В. Виноградова). М., 1995. С.170.
2 Костомаров Е.М, Верещагин В.Г. Лингво-страноведческая теория слова. М., 1980. С.35.
3 Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994 . С.22.
4 Е.Летов, Я.Дягилева, К.Рябинов. Русское поле экспериментов. М., 1994.
С.27. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы. Курсив в цитатах мой - А. С.
5 Арутюнова Н.Д. Указ. соч. С. 174.
А.В.ЛЕКСИНА-ЦЫДЕНДАМБАЕВА
г.Коломна
“НЕОРОМАНТИЧЕСКИЙ ИМПРЕССИОНИЗМ”
КАК ОСНОВА ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА
