CC BY
489
Г. П. Новоселов
Уральский государственный юридический университет (Екатеринбург)
Л. Ю. Федосеева
Пензенский государственный университет (Пенза)
ОБЪЕКТ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ОХРАНЫ И ОБЪЕКТ ПРЕСТУПЛЕНИЯ: СООТНОШЕНИЕ И УГОЛОВНО-ПРАВОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ
В статье оспариваются бытующие в юридической литературе представления о тождественности или несущественности различий того, что выступает в качестве объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления. В связи с этим акцентируется внимание на специфике функций, выполняемых ими в составе преступления, с учетом чего признается необоснованным тезис, что преступление причиняет и может причинить вред лишь тому, что поставлено под уголовно-правовую охрану. На основе отстаиваемой авторами идеи нетождественности понятий преступного вреда и преступных последствий делается вывод о наличии существенных различий не только в объеме, но и в содержании понятий объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления: первое всегда отражает то, что выступает некой ценностью, которая способна удовлетворять чьи-либо потребности и при совершении преступления подвергается незаконному воздействию (обращению), в силу чего и нуждается в уголовно-правовой охране; второе характеризует того, кому данные ценности принадлежат и кому незаконное обращение с такими ценностями причиняет или способно причинить преступный вред.
Ключевые слова: объект уголовно-правовой охраны, объект преступления, преступный вред, преступные последствия, уголовно-правовая охрана, преступление
DOI: 10.34076/2410-2709-2019-4-60-70
В отличие от объекта преступления, которому посвящено множество работ, непосредственно об объекте уголовно-правовой охраны написано очень мало. Чем это можно объяснить? Несомненно, главным образом тем, что подавляющее большинство исследователей исходят из тождественности данных понятий. Такой подход обозначился еще на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда в немецкой, а затем и российской юридической литературе стала высказываться идея о необходимости разграничения того, что тогда именовали объектом защиты (объектом охраны) и объектом действия. При этом под первым объектом имелся в виду объект преступления, а под вторым - то, что позднее стали называть предметом преступления. Не вызывало возражений отождествление объекта преступления с объектом уголовно-право-
вой охраны и в советской уголовно-правовой науке, в которой исследование последнего долгое время традиционно сводилось к рассмотрению вопросов учения об объекте преступления [Курс советского уголовного права. Часть Общая 1970: 111-112]. Лишь в 70-х гг. прошлого века появились работы, авторы которых стали акцентировать внимание на различиях в этих объектах.
Первым на этот счет обстоятельно высказался Ю. А. Демидов. «Понятие объекта уголовно-правовой охраны, - утверждал он, - не идентично понятию объекта преступления. По своему объему первое понятие шире второго. Уголовное право предусматривает средства охраны своих объектов не только от преступлений, но и от общественно опасных действий невменяемых лиц и от опасностей, создающих состояние
крайней необходимости. Но дело не только в этом, а главным образом в том, что понятие „объект преступления" снижает объект уголовно-правовой охраны до „элемента" или „стороны" преступления. Непонятно, как советский государственный и общественный строй, социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность, личность и другие объекты уголовно-правовой охраны могут быть „элементом" или „стороной" преступления». Отмечая, что познание объекта уголовно-правовой охраны в ценностном аспекте позволяет все поставить на свои места, Ю. А. Демидов полагал, что объект уголовно-правовой охраны - это не «элемент» или «сторона» преступления, а важнейшие классовые ценности, ради охраны которых создается уголовное право с его подчас жестокими репрессиями, свидетельствующими о том, что господствующий класс с их помощью защищает условия своего существования, свою «святая святых» [Демидов 1975: 32-33].
По сути, на том же делают акцент и другие сторонники мнения о нетождественности объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления. Отмечая, что в первом случае объектом выступают те общественные отношения, охрану которых обеспечивает уголовное законодательство, а во втором - охраняемые его нормами общественные отношения, которым причиняется вред в результате совершения преступления, современные исследователи исходят из того, что объект уголовно-правовой охраны характеризует круг и содержание возможных объектов преступлений.
Так, специально исследовав системные связи этих объектов, Г. В. Верина пришла к выводу о том, что «несмотря на тесную взаимосвязь и взаимообусловленность объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления и на то, что одно понятие трансформируется в другое (например, при нарушении уголовно-правовой нормы в реальном бытии собственность как объект уголовно-правовой охраны трансформируется в собственность - объект преступления), нельзя усмотреть между ними полного тождества, в частности, данные феномены никогда не совпадут во времени. Таким образом, различие объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления лежит в темпоральной плоскости» [Верина 2014].
В последнее время теорию о нетождественности понятий объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления наиболее активно критикует В. Д. Филимонов, считающий, что использование какой-либо терминологии зависит от аспекта, в котором рассматривается проблема. «Если речь идет о том, какие социальные ценности защищаются уголовным правом от преступных посягательств, - указывает автор, - обычно говорят об объекте уголовно-правовой охраны. Если, напротив, исследуется проблема антисоциальной направленности деяния, то используется наименование „объект преступления". Утверждая, что противопоставление объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления теоретически необоснованно и способно принести вред -привести к подрыву важнейшего принципа уголовного права - признанию состава преступления единственным основанием уголовной ответственности, В. Д. Филимонов пишет: «Разграничение объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления неизбежно привело бы к постановке вопроса, какое влияние тот и другой объект может оказать на размер уголовной ответственности. Если объект преступления является элементом состава преступления, т. е. основания уголовной ответственности, то объект уголовно-правовой охраны как уголовно-правовое явление, обладающее по сравнению с объектом преступления большим объемом, должен был бы считаться обстоятельством, находящимся за рамками состава преступления. Но как уже давно известно, такое обстоятельство не может определять основание уголовной ответственности... Потребность гарантировать соблюдение и укрепление законности в нашей стране требует отказа от такого рода позиции» [Филимонов 2003: 16, 20].
Думается, что определяя соотношение данных, несомненно, тесно связанных между собой понятий, было бы ошибкой не учитывать не только то, частью какого целого они являются, но и то, какую именно функцию в нем выполняет тот и другой объект.
Если рассматривать эти вопросы применительно к понятию объекта уголовно-правовой охраны, то их решение должно основываться на представлении о нем как части или элементе деятельности, предполагающей охрану чего-то, т. е., как указывает-
ся в толковых словарях, его защиту, ограждение, сохранение и т. п. Не останавливаясь на всех обозначившихся в настоящее время в связи с этим в юридической науке проблемах, обратим внимание прежде всего на то, с чем именно в уголовном праве чаще всего связывают термины «охрана» или «объект охраны».
Один из вариантов - использование их при отраслевой характеристике предмета уголовного права или, в более корректной формулировке, - предмета уголовно-правового регулирования. Среди множества точек зрения на этот счет можно выделить, в частности, ту, чьи сторонники утверждают, что уголовное право имеет два предмета: «первый - наиболее важные для общества отношения между людьми, независимо от сферы человеческой деятельности, в том числе производственной, управленческой, имущественной, духовной (предмет уголовно-правовой охраны); второй - отклоняющиеся (анормальные) отношения, противоречащие интересам не только отдельных граждан, но и общества в целом (предмет уголовно-правовой реанимации)». И тут же применительно к первому предмету поясняется: «Если образно представить совокупность общественных отношений, подлежащих охране уголовно-правовыми средствами, в виде огромного склада каких-либо материальных и духовных ценностей, то уголовное право... можно представить в роли сторожа (часового), готового отразить любое вторжение на его охраняемый объект» [Уголовное право. Общая часть 2013: 32].
Однако при анализе предмета уголовного права (предмета уголовно-правового регулирования) в литературе наиболее часто используется термин «охрана» в увязке с иными отношениями: возникающими в результате совершения общественно опасных деяний, складывающимися между государством в лице его уполномоченных органов, и совершившим деяние, признанное преступлением, именуемыми охранительными, уголовно-охранительными и т. п.
Подразумевая разные отношения, оба указанных подхода объединяет не только то, что объектом охраны в них мыслится предмет (или часть предмета) уголовного права (уголовно-правового регулирования), но и то, что их сторонники считают возможным
связывать термин «охрана» одновременно с характеристикой задач УК РФ, функций уголовного права, а иногда и с целями уголовно-правового регулирования.
Так, определяя уголовное право как систему норм, регулирующих отношения, возникающие в результате совершения общественно опасных деяний, А. И. Коробеев в качестве цели этого регулирования указывает охрану личности, общества и государства от преступности. Но раскрывая функции уголовного права, он считает возможным в их числе называть охранительную функцию, усматривая ее проявление в том, что данная отрасль права, «участвуя в регулировании общественных отношений, главным образом охраняет их от наиболее опасных посягательств» [Российское уголовное право 1999: 14-15]. При этом осуществление выделенных функций увязывается с задачами, сформулированными в ст. 2 УК РФ, в том числе с задачей охраны прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств.
Более распространенной является точка зрения, сторонники которой, не касаясь вопроса о целях уголовно-правового регулирования, ограничиваются суждениями о содержании и значении охранительной функции уголовного права и признанием охраны перечисленных в ст. 2 УК РФ ценностей в качестве одной из его задач. Например, А. И. Чучаев выделяет: в предмете уголовного права - охранительные уголовно-правовые отношения; среди его функций - охранительную функцию, в числе задач - охрану от преступных посягательств прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации [Уголовное право. Общая часть 2013: 10, 14].
В литературе высказано и мнение, что уголовно-правовая охрана обозначается только в качестве одной из перечисленных в ст. 2 УК РФ его задач. В данном случае в содержании этой задачи выделяются не только объекты охраны (они перечислены в ст. 2 УК РФ), но и субъект, от которого охраняется объект, субъект, который обеспечивает охра-
ну объекта, уголовно-правовые средства -обязанности и права, посредством реализации которых обеспечивается охрана объекта [Уголовное право России. 2004: 91-92].
Полагаем, что одно и то же - охрана, ее объекты - не могут одновременно быть частью предмета уголовного права (уголовно-правового регулирования), его задачей, функцией и целью уголовно-правового регулирования. Имея это в виду, в тезисном виде выскажем свое мнение о том, в каком именно значении (предмет уголовного права, его задача и т. д.) может мыслиться объект охраны в случаях, когда он отождествляется с таким понятием, как объект преступления. Однако сначала заметим, что в нашем понимании предмет уголовного права есть предмет уголовно-правового регулирования, а само уголовно-правовое регулирование включает в себя не только некий предмет, но и другие компоненты, в том числе цели регулирования. Если исходить из нетождественности предмета и целей регулирования, то налицо основания термин «охрана» связывать не с предметом или частью предмета регулирования, а с целью регулирования уголовным правом определенных отношений, под которыми мы подразумеваем, как и многие современные исследователи, отношения, возникающие в связи с совершением преступления или, точнее, в связи с признанием лица совершившим преступление либо общественно опасное деяние, влекущее применение принудительных мер медицинского характера.
В данном случае нет необходимости дискутировать по поводу того, насколько обоснованно целью уголовно-правового регулирования считать именно охрану каких-то отношений, а не что-либо иное (например, обеспечение чего-либо). С позиций получившего ныне распространение в уголовном праве термина «охрана» больший интерес представляет другое: допустимо ли при понимании или вместо понимания цели уголовно-правового регулирования как охраны некоторого вида общественных отношений (именуемых в литературе «обычными», «складывающимися в той или иной сфере жизнедеятельности общества» и т. д.) рассматривать эти отношения также в качестве одной из функций уголовного права и (или) одной из задач из сформулированных в ч. 1
ст. 2 УК РФ (охрана от преступных посягательств прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации)?
В настоящее время в российской юридической науке не сложилось единого мнения не только о правомерности отождествления функций и задач уголовного права, но и о том, какие функции свойственны этой отрасли права. Многие исследователи предпочитают ограничиваться выделением либо выделять наряду с другими регулятивную и охранительную функции.
Как у всех других авторов, у нас обоснованность обособления первой функции сомнений не вызывает. Относительно же второй функции надо сказать, что реализация регулятивной функции предполагает не только конкретные предмет, метод, но и (повторим) определенную цель уголовно-правового регулирования. Как мы полагаем, особенность охранительных отраслей, охранительных норм права и охранительных правоотношений в том и состоит, что в них охрана является целью регулирования отношений, в то время как в так называемых регулятивных отраслях, нормах и правоотношениях регулирование носит правоуста-новительный характер, ибо направлено на упорядочивание общественных отношений, их развитие путем предоставления участникам прав и возложения на них обязанностей.
Но если это так, то применительно к уголовному праву можно и нужно выделять регулятивную функцию, реализуемую в целях охраны определенных отношений, которая (эта охрана) является отличительным признаком регулятивной функции, но никак не самой функцией. Иначе говоря, то, что в российской юридической литературе принято считать охранительной функцией, в действительности является целью осуществления регулятивной функции уголовного права.
Обращаясь к тому варианту использования в уголовном праве термина «охрана», который применен в ст. 2 УК РФ, необходимо признать, что почти всегда под объектами уголовно-правовой охраны имеется в виду то, что перечислено в ч. 1 этой статьи, т. е. права и свободы человека и граждани-
на, собственность, общественный порядок и общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации. Как следует из наименования статьи и содержания ее ч. 1, охрана перечисленных объектов есть задача Уголовного кодекса Российской Федерации, решение которой законодатель связал с установлением основания и принципов уголовной ответственности, определением того, какие опасные для личности, общества и государства деяния должны признаваться преступлениями, указанием видов наказания и иных мер уголовно-правового характера за совершение преступления (ч. 2 ст. 2 УК РФ).
В юридической литературе высказано немало серьезных замечаний относительно редакции этих нормоположений. Но мало кто выразил сомнение в том, что сам по себе Уголовный кодекс способен иметь какие-то задачи вообще и в том числе задачу охраны чего-либо. Вместе с тем совершенно очевидно, что задачи - элемент структуры, характеристика деятельности людей, причем только осознанной и целенаправленной, в связи с чем возникает необходимость внесения в данную статью следующих двух уточнений.
Первое должно помочь определить, что в действительности подразумевает законодатель, говоря о задачах Уголовного кодекса Российской Федерации: задачи принятия данного кодекса, задачи применения его или то и другое вместе. Толкование во взаимосвязи ч. 1 и ч. 2 ст. 2 дает основание утверждать, что фактически под задачами кодекса законодатель имеет в виду задачи его принятия как некоего нормативного акта.
Второе уточнение также обусловлено толкованием данной взаимосвязи, которое порождает следующий вопрос: если в ч. 1 речь идет о каких-то задачах, то в каком качестве выступают и к чему относятся предписания ч. 2, раскрывающие действия, совершение которых предполагает осуществление сформулированных выше задач? Думается, ответ на этот вопрос зависит от представлений о соотношении понятий «цель» и «задачи». Цель деятельности - мыслимый конечный результат, на который она направлена. В таком случае задачи - то, что определяется целью деятельности, подчинено ей, нередко имеет промежуточный характер и являет-
ся необходимым условием для реализации цели. Исходя из этого, можно утверждать, что в действительности в ч. 1 ст. 2 УК РФ законодатель имеет в виду не задачи, а цели принятия Уголовного кодекса, а в ч. 2 - задачи, с решением которых связывается реализация поставленных целей.
Констатируя факт использования термина «охрана» в увязке с решением различных вопросов (касающихся предмета регулирования, его целей, функций и задач уголовного права), нельзя не заметить того, что под объектами охраны мыслится почти всегда одно и то же, хотя в одних формулировках оно обозначается как некоторого рода («обычные» и т. д.) общественные отношения, в других - непосредственно указанные в ч. 1 ст. 2 УК РФ права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации. Считая, что в действительности охрана, ее объекты есть лишь то, что характеризует особенности уголовно-правового регулирования с позиций его цели, в дальнейших своих суждениях о соотношении понятий «объект уголовно-правовой охраны» и «объект преступления» будем исходить из признания объектами уголовно-правовой охраны лишь ценностей, перечисленных в ч. 1 ст. 2 УК РФ.
Казалось бы, уже только то, что данные объекты являются частями или элементами различных видов деятельности, служит достаточным основанием для вывода о нетождественности одного и другого. Но является ли это различие между ними единственным или самым главным? Скорее всего, не все согласятся с тем, что иных различий нет, но насчет того, что ни они, ни указанное различие не носят существенного характера, возражать, по-видимому, не будет никто.
Это предположение основывается на бытующей в уголовно-правовой науке убежденности в том, что объектом преступления не может быть что-либо, не поставленное под уголовно-правовую охрану, вред от преступления может быть причинен только тому, что служит объектом охраны, и от чего - причинения вреда - этот объект охраняется. Не случайно почти во всех определениях объекта преступления так или иначе указывается на его охраняемость вне
зависимости от того, что именно при этом в них объявляется объектом: общественные отношения, интересы, блага и т. п. Мы же придерживаемся иного мнения, полагая, что между объектом уголовно-правовой охраны и объектом преступления имеются принципиальные различия и касаются они не только объема, но и содержания данных понятий. В чем именно состоят эти различия?
Первое различие фиксируется многими исследователями: «объект уголовно-правовой охраны» есть более широкое понятие, чем «объект преступления», кроме того, первый объект возникает с момента вступления в силу уголовного закона, а второй - с момента совершения преступления. Так или иначе, но в обоих случаях подразумевается, что эти объекты являются составной частью разных видов деятельности, в связи с чем один объект характеризует уголовно-правовое регулирование отношений, возникающих вследствие совершения некоторых деяний, в целях охраны определенных отношений, другой же объект выступает элементом преступления. Но чтобы понять, какую роль играет в преступлении его объект, надо выяснить, в чем сущность самого целого, т. е. преступления.
На первый взгляд, этот вопрос не должен вызывать больших сложностей. В доктрине при его решении традиционно исходят из ч. 1 ст. 14 УК РФ. В ней закрепляется, что «преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». С нашей точки зрения, наиболее принципиальной особенностью этого определения служит то, что в нем во главу угла ставится физическая (или даже психофизическая) природа преступления, в силу чего акцент в определении делается на представлении о преступлении как неком деянии. Признавая его родовым понятием, иные характеристики (общественная опасность и т. д.) в данном случае следует наделить значением отличительных признаков (видовых особенностей) этого деяния. Однако научная состоятельность такого решения вопроса не может не вызывать сомнений. Разумеется не потому, что нет необходимости в характеристике преступления с позиций его физической природы (как наличия или отсутствия какого-то телодвижения),
а потому, что признаваемое частью преступления деяние по законам формальной логики не может выступать для него родовым понятием. Фактически используемые ныне в литературе и законодательстве широкая и узкая трактовки термина «деяние» неизбежно порождают массу трудноразрешимых вопросов, в том числе об обоснованности признания объекта преступления составной частью преступления, что в литературе уже ставилось под сомнение, например, П. А. Фе-феловым [Фефелов 1992: 174].
Наличие определений, акцентирующих внимание на физической природе понятия преступления, разумеется, не исчерпывает возможности и целесообразности конструирования иных его дефиниций. Несомненно, актуальным, будет, например, определение преступления как вида правонарушения. Но при этом акцент в нем должен быть сделан не столько на виновном совершении общеопасного и запрещенного деяния, сколько на том, в чем именно (в несоблюдении, разрушении и т. д.) состоит нарушение права и какое право - в объективном или в субъективном смысле либо в том и другом одновременно - нарушается преступлением. Однако для уяснения различий между объектом уголовно-правовой охраны и объектом преступления особую важность имеют представления о другом: о социальной природе преступления, о том, чем она характеризуется, в чем именно выражается и как связана с объектом преступления.
В юридической литературе можно встретить утверждение, что решение вопроса об объекте определяет социальное содержание преступления, а сущность преступления выражается в посягательстве на господствующие общественные отношения. С таким мнением, однако, трудно согласиться. С. С. Алексеев справедливо писал, что «каждое явление в обществе раскрывается как явление социальное тогда, когда оно рассматривается в виду отношения» [Алексеев 1982: 85]. При этом то, что преступление само по себе есть не что иное, как некоторого рода отношение, не вызывает принципиальных возражений, хотя последнее и именуется авторами по-разному: «юридическим отношением» [Таганцев 1994: 9], «антисоциальным общественным отношением» [Смирнов 1965: 46], «общественным и одновременно
правовым отношением» [Ковалев 1971: 63] и т. д. Другое дело, что ученые довольно часто ограничиваются констатацией возможности признать преступление неким отношением, оставляя без ответа множество закономерно возникающих вопросов, в том числе вопрос о функции объекта в преступлении (или в составе преступления).
С нашей точки зрения, однако, решение именно этого вопроса всегда было пусть не единственной, но все же важной предпосылкой для выработки единого взгляда на понятие объекта преступления и его соотношение с понятием объекта уголовно-правовой охраны. Только установив, какую роль играет или должен играть в преступлении его объект, можно дискутировать по поводу того, что конкретно способно или не способно выполнять функцию объекта в преступлении. К сожалению, как раз в этом исходном тезисе имеющиеся научные исследования не всегда безупречны. Даже в суждениях одного и того же автора объект преступления нередко предстает одновременно в качестве того, что способно нарушаться, подвергаться воздействию, видоизменяться, трансформироваться, ставиться под уголовно-правовую охрану, терпеть вред и т. д. Но все эти характеристики, будучи взаимообусловленными, скрывают разные свойства преступления, а потому о едином представлении о понятии объекта преступления не может быть речи без однозначной определенности в том, какое из перечисленных свойств оно отражает или должно отражать.
Сегодня есть все основания говорить о том, что в науке сложилось убеждение о тесной связи понятия объекта преступления с вредоносностью преступного деяния, его способностью причинять вред или создавать угрозу его причинения. Безусловно, это слишком общее суждение, требующее конкретизации с учетом того, что с преступным вредом так или иначе связаны и все другие элементы состава преступления. Особенность объекта преступления состоит в том, что в отличие, например, от категории субъекта, с помощью которой в характеристике преступления фиксируется источник криминальной активности, термином «объект» в преступлении отражают ее направленность, то, чему или кому в результате содеянного причиняется вред или создается угроза его причинения.
С определенной долей уверенности можно предположить, что большинство исследователей в конечном счете ориентируются на аналогичное решение вопроса о роли объекта в преступлении. Во всяком случае, традиционно констатируя, что объект преступления - это то, на что направлено посягательство, подавляющее большинство авторов определений понятия объекта преступления основываются на его трактовке как того, чему причиняется или может быть причинен вред [Курс уголовного права. Общая часть 1999: 197; Наумов 2004: 178]. Но констатируя общность исходных представлений о понимании и функции объекта в преступлении, вполне закономерно приходится задумываться над тем, почему уже более ста лет уголовно-правовая наука не может выработать единого взгляда на то, что именно в преступлении выступает в качестве его объекта: общественные отношения, интересы, правовые блага и т. д.? Причину тому нужно искать не в идеологических или иных далеких от науки соображениях, а в существующих представлениях о понятии преступного вреда.
В рамках данной статьи нет смысла сосредоточивать внимание на всем многообразии мнений, высказанных в юридической литературе относительно так называемого механизма причинения вреда охраняемым общественным отношениям, способов воздействия на то, что предлагается рассматривать объектом преступления, характера изменений, вызываемых в нем в результате посягательства, соотношения понятий преступного вреда и ущерба от преступления и т. д. В данном случае интерес вызывают не особенности позиций тех или иных авторов, а то, что характеризует общее в их представлениях о понятии такого вреда. Это общее нами видится а) в отождествлении понятий преступного вреда и преступных последствий, подмене одного понятия другим и б) характеристике преступного вреда путем указания, например, на то, что это: негативное изменение охраняемого уголовным законом общественного отношения, виновно вызванное преступным деянием (действием или бездействием) субъекта и причинно связанное с ним; имеющие объективно вредный характер изменения объекта уголовно-правовой охраны (общественного отношения, интереса, блага), возник-
шие в результате совершения преступного деяния; изменения объективной действительности, возникшие вследствие совершения общественно опасного или полезного (социально допустимого) деяния, которые выражаются в прерывании (разрушении) или деформации общественных отношений, охраняемых уголовным законом.
Мы не можем согласиться с мнением о том, что «оснований для разграничения преступного вреда и преступных последствий не существует». С позиций естествознания можно утверждать, что последствия преступления - это любые причинно связанные с преступлением изменения вне зависимости от того, в какой сфере они происходят, каков их характер, влекут ли они за собой те или иные уголовно-правовые последствия и насколько соответствуют или не соответствуют интересам людей. В отличие от преступных последствий, понятием которых фиксируется лишь сам факт причинной связи между изменениями в окружающей действительности с инкриминируемым лицу деянием, преступный вред предполагает другое: соотнесение таких изменений с потребностями человека, оценку этих изменений с точки зрения того, способствуют или не способствуют они реализации им своих осознанных или неосознанных потребностей. Без учета такого соотнесения о вреде речь идти не может. Это первое соображение, которое следует иметь в виду при характеристике различий между последствиями преступления и преступным вредом.
Второе соображение проистекает из первого. Одни и те же изменения в окружающем мире могут иметь неодинаковое значение для разных людей. Так, при хищении чужого имущества последствия совершенного будут восприниматься потерпевшим как вред, а самим виновным - как доход. И то и другое есть следствие совершенного преступления, а стало быть, понятием преступных последствий охватывается не только причиненный вред, но и незаконно полученный доход. Если принять во внимание еще и то, что в ряде случаев предусмотренные УК РФ преступления подлежат квалификации как оконченные не только при наличии фактически причиненного вреда (например, при убийстве, краже и т. д.), но и при создании опасности его причинения, которая должна
иметь причинную связь с деянием виновного, то отождествление понятий преступного вреда и преступных последствий, подмена одного другим не могут не вызывать серьезных возражений.
Тот факт, что преступный вред есть не сами по себе изменения окружающей действительности, порождаемые преступным деянием, а их значение, позволяет определить его в самом общем виде как лишение человека возможности удовлетворять те или иные осознанные или неосознанные потребности либо ограничение этой возможности. Главной в данном определении является мысль не только о нетождественности понятий преступного вреда и преступных последствий, но и о том, что преступный вред - это всегда то, что может быть причинено только человеку. В обычной жизни мы нередко используем словосочетания типа «вред имуществу» «вред животному миру», «вред природе» и т. п. Казалось бы, это ставит под сомнение утверждение о возможности причинения вреда лишь кому-то, но не чему-то. Однако в научном исследовании, требующем корректного использования категориального аппарата, происходящие, в том числе в результате деятельности людей, уничтожение или повреждение имущества, загрязнение моря, уничтожение рыбных запасов, рассматриваемые сами по себе, вне соотнесения с интересами человека, являются изменениями, которые не могут быть отнесены к числу положительных или отрицательных. Именно потому, что такого рода изменения не только фиксируются, но и оцениваются человеком с позиций своих интересов как лишающие его возможности или ограничивающие ее в пользовании этими благами, они называются вредом.
С опорой на тезис, что преступный вред - это всегда вред, который может причиняться только человеку, и необходимо решать вопрос о том, что следует признавать объектом преступления. Если исходить из посылки, что в понятии этого объекта должна отражаться направленность преступного вреда, т. е. чему или кому он причиняется или может быть причинен в результате совершения соответствующего деяния, вывод напрашивается сам собой: поскольку вред может быть нанесен лишь людям, то именно они, а не что-либо иное (общественные отно-
шения, блага и т. д.) должны признаваться в преступлении его объектом.
С учетом всего изложенного можно ответить и на вопрос о соотношении понятия объекта преступления с понятием объекта уголовно-правовой охраны. Логично предположить, что утверждения одних авторов о тождественности данных понятий, а других - о наличии между ними различий объясняются, скорее всего, одним и тем же: убеждением в том, что преступле-
Преступление причиняет вред не самим ценностям, поставленным под уголовно-правовую охрану, а тем, кому они принадлежат, кто является их владельцем,
т. е. тем, кто страдает в результате незаконного обращения с этими ценностями
ние причиняет или способно причинить вред тому, что поставлено под уголовно-правовую охрану, вред, и, следовательно, в сущности, объект преступления и есть объект уголовно-правовой охраны (или его часть). Изложенный нами взгляд на понятие преступного вреда позволяет поставить под сомнение такое убеждение, ибо преступление причиняет вред не самим ценностям (правам и свободам, собственности и т. д.), поставленным под уголовно-правовую охрану, а тем, кому они принадлежат, кто является их владельцем, т. е. тем, кто страдает в результате незаконного обращения с этими ценностями.
Можно ли считать представления об объекте уголовно-правовой охраны и объекте преступления тождественными или не имеющими существенных различий, если
в качестве первого рассматривать различного рода ценности, способные удовлетворять те или иные потребности отдельных членов общества или общества в целом и в силу этого нуждающихся в уголовно-правовой охране, а в качестве второго - самих этих членов общества или общество в целом, которым поставленные под уголовно-правовую охрану ценности принадлежат и которым незаконное обращение с ними причиняет или способно причинить вред? Вопрос риторический. Очевидный ответ на него дает основание признать, что во всех известных нам дискуссиях о том, что именно должно считаться объектом преступления, фактически всегда решался другой вопрос: что может служить объектом уголовно-правовой охраны? Во всяком случае, с этих позиций можно многое объяснить. Например, то, что во все времена все исследователи усматривали в объекте преступления способность не только терпеть вред, но и одновременно подвергаться воздействию, нарушению, охране и т. д. Или то, что причинение вреда объекту преступления в юридической литературе всегда воспринималось и воспринимается не как лишение кого-либо возможности (ее ограничение) удовлетворять свои потребности в результате совершения преступления, а как в конечном счете само по себе изменение (трансформация, разрушение, замена и т. д.) чего-либо: общественных отношений, интересов и т. п. Полагаем, что лишь взяв на вооружение идею о самостоятельной значимости и существенной специфике понятия объекта преступления в сравнении с понятием объекта уголовно-правовой охраны, можно ожидать сближения мнений о том, что должно рассматриваться в качестве каждого из них.
Список литературы
Алексеев С. С. Общая теория права. М.: Юрид. лит., 1982. Т. 2. 359 с. Верина Г. В. Системные связи объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления: анализ и синтез научной мысли // Ленинградский юридический журнал. 2014. № 2. С. 159-171.
Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М.: Юрид. лит., 1975. 181 с.
Ковалев М. И. Советское уголовное право: курс лекций. Свердловск: Свердлов. юрид. ин-т, 1971. Вып. 1: Введение в уголовное право. 146 с.
Курс советского уголовного права. Часть Общая: в 6 т. М.: Наука, 1970. Т. 2: Преступление. 315 с.
Курс уголовного права. Общая часть. М.: Зерцало, 1999. Т. 1: Учение о преступлении. 577 с.
Наумов А. В. Российское уголовное право. курс лекций: в 2 т. М.: Юрид. лит., 2004. Т. 1: Общая часть. 495 с.
Российское уголовное право: курс лекций. Владивосток: Изд-во Дальневосточ. ун-та, 1999. Т. 1: Преступление. 603 с.
Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права. Л.: Изд-во Ленингр. гос. ун-та, 1965. 188 с.
Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть Общая: лекции: в 2 т. М.: Наука, 1994. Т. 1. 380 с.
Уголовное право. Общая часть / под ред. А. И. Чучаева. М.: Проспект, 2013. 441 с.
Уголовное право. Общая часть / отв. ред. И. Я. Козаченко. М.: Норма; Инфра-М, 2013. 441 с.
Уголовное право России: курс лекций: в 6 т. Саратов: Изд-во «Саратовская государственная академия права», 2004. Т. 1. 320 с.
Фефелов П. А. Механизм уголовно-правовой охраны (основные методологические проблемы). М.: Наука, 1992. 230 с.
Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. СПб.: Юрид. центр «Пресс», 2003. 198 с.
Геннадий Петрович Новоселов - доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права Уральского государственного юридического университета. 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: genn.nowoselow2010@yan-dex.ru.
Людмила Юрьевна Федосеева - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории и обществознания Пензенского государственного университета. 440026, Российская Федерация, Пенза, ул. Красная, д. 40. E-mail: fedoseeva-penza@yandex.ru.
An Object of Criminal Legal Protection and Object of a Crime: an Interrelation and Criminal-Law Significance
The article challenges the current notions in the legal literature about the identity or insignificance of the differences of the object of criminal law protection and the object of a crime. In this regard, an attention is focused on the specifics of the functions performed by them as part of a crime. The authors argue that a crime causes and can cause harm only to what is put under criminal law protection. Advocating the non-identity of concepts of criminal harm and criminal consequences, the authors conclude that there are significant differences not only in scope, but also in the content of the concepts of the object of criminal law protection and the object of crime. The first one always reflects some value able to meet someone's needs and is exposed to illegal influence (treatment), and thus needs criminal law protection. The second one characterizes the person to whom these values belong, and to whom illegal handling of such values causes or is capable of causing criminal harm.
Keywords: object of criminal law protection, object of a crime, criminal harm, consequences of a crime, criminal legal protection, crime, criminal law
References
Alekseev S. S. Obshchaya teoriya prava [The General Theory of Law], Moscow, Yurid. lit., 1982, vol. 2, 359 p.
Chuchaev A. I. (ed.) Ugolovnoe pravo. Obshchaya chast' [Criminal Law. General Part], Moscow, Prospekt, 2013, 441 p.
Demidov Yu. A. Sotsia'lnaya tsennost' i otsenka v ugolovnom prave [Social Value and Assessment in Criminal Law], Moscow, Yurid. lit., 1975, 181 p.
Fefelov P. A. Mekhanizm ugolovno-pravovoi okhrany (osnovnye metodologicheskie proble-my) [The Mechanism of Criminal Law Protection (Basic Methodological Problems)], Moscow, Nauka, 1992, 230 p.
Filimonov V. D. Okhranitel'naya funktsiya ugolovnogo prava [The Protective Function of Criminal Law], Saint-Petersburg, Yurid. tsentr «Press», 2003, 198 p.
Kovalev M. I. Sovetskoe ugolovnoe pravo [Soviet Criminal Law], Sverdlovsk, Sverdlov. yurid. in-t, 1971, iss. 1, 146 p.
Kozachenko I. Ya. (ed.) Ugolovnoe pravo. Obshchaya chast' [Criminal Law. General Part], Moscow, Norma, Infra-M, 2013, 441 p.
Kurs sovetskogo ugolovnogo prava. Chast' Obshchaya [The Course of the Soviet Criminal Law], in 6 vols., Moscow, Nauka, 1970, vol. 2, 315 p.
Kurs ugolovnogo prava. Obshchaya chast' [The Course of Criminal Law. General Part], Moscow, Zertsalo, 1999, vol. 1, 577 p.
Naumov A. V. Rossiiskoe ugolovnoe pravo [Russian Criminal Law], in 2 vols., Moscow, Yurid. lit., 2004, vol. 1, 495 p.
Rossiiskoe ugolovnoe pravo [Russian Criminal Law], Vladivostok, Izd-vo Dal'nevostoch. un-ta, 1999, vol. 1, 603 p.
Smirnov V. G. Funktsii sovetskogo ugolovnogo prava [The Functions of the Soviet Criminal Law], Leningrad, Izd-vo Leningr. gos. un-ta, 1965, 188 p.
Tagantsev N. S. Russkoe ugolovnoe pravo. Chast' Obshchaya [Russian Criminal Law. The General Part], in 2 vols., Moscow, Nauka, 1994, vol. 1, 1380 p.
Ugolovnoe pravo Rossii [Criminal Law of Russia], in 6 vols., Saratov, Izd-vo «Saratovskaya gosudarstvennaya akademiya prava», 2004, vol. 1, 320 p.
Verina G. V. Sistemnye svyazi ob''ekta ugolovno-pravovoi okhrany i ob''ekta prestupleniya: analiz i sintez nauchnoi mysli [System Links between the Object of Criminal-Law Protection and the Object of the Crime: Analysis and Synthesis of the Scientific Thought], Leningradskii yuridi-cheskii zhurnal, 2014, no. 2, pp. 159-171.
Gennady Novoselov - doctor of juridical sciences, professor of Department of criminal law, Ural State Law University. 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomol'skaya str., 21. E-mail: genn.nowoselow2010@yandex.ru.
Lyudmila Fedoseeva - candidate of historical sciences, associate Professor of Department of the general history and social studies, Penza State University. 440026, Russian Federation, Penza, Krasnaya str., 40. E-mail: fedoseeva-penza@yandex.ru.
Дата поступления в редакцию / Received: 15.05.2019
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 30.08.2019
