CC BY-NC-ND
374
С.В. Гришачёв
ОБЪЕКТ И ПРОСТРАНСТВО: ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ ЯПОНИИ В ЭПОХУ ТОКУГАВА (1600-1867)
Статья посвящена анализу политики изоляционизма в Японии периода Токугава. Рассматриваются также геополитические традиции, сложившиеся в древности, но сохранившие свое влияние в период Нового времени и повлиявшие на формирование принципов колониальной политики в период Мэйдзи.
Ключевые слова: Япония, история, международные отношения, внешняя политика, Токугава, период Эдо, сакоку, Восточная Азия.
Взаимоотношения цивилизации с внешним миром подчас говорят о ее имманентных свойствах намного больше, чем анализ ее внутреннего развития. В этом плане Япония - один из самых интересных примеров. Не секрет, что японская культура отличается высокой степенью психологической закрытости. У этой закрытости есть свои объяснения и последствия. В ней четко противопоставляется мир внутренний, свой, знакомый, упорядоченный - миру внешнему, сложному и непонятному, а потому странному. В настоящей статье прослеживаются особенности исторического развития Японии, повлиявшие на традиции восприятия окружающего пространства, что позволяет по-новому взглянуть на политику изоляции периода Токугава.
В Средневековье Япония редко становилась важным внешнеполитическим фактором в регионе. За пределами же Восточной и Юго-Восточной Азии эта страна мало кому была известна. Если о существовании Китая европейцы знали уже в эпоху античности, то первое упоминание о Японии в Европе относится только к XIII в.
© Гришачёв С.В., 2013
Что же касается посещения островов европейцами, то это произошло уже в Новое время - в середине XVI в.
При этом информация о внешнем мире всегда очень интересовала ее правителей. Япония о мире всегда знала больше, чем мир о Японии. И знания эти использовались правящей элитой для создания определенного имиджа государства - как в своих глазах, так и в глазах соседей. На этапе становления государственности -VI-VIII вв. - японцы перенимают знания и опыт государственного строительства сначала из стран Корейского полуострова, а затем из Китая. В том числе и специфические представления о собственном месте в мире.
В Китае, особенно начиная с эпохи Хань, сложилась оригинальная система геополитических представлений. Центром этой системы являлся сам Китай - Чжунго, Срединное царство. Соответственно, весь окружающий мир делился на культурный центр и варварскую периферию, классифицированную по четырем сторонам света. Варварские народы, разумеется, не были одинаковыми. Титу-латура была разнообразной, она могла со временем уточняться и изменяться. Но в основе своей она оставалась уничижительной по отношению к соседям. Поэтому все попытки японских дипломатов представить своего государя как равного китайским владыкам наталкивались на неприятие и считались несоблюдением ритуала1.
Важно то, что в Японии прижились многие концепты китайской политической науки, в том числе и идея «культурный центр - периферия». Эта идея была значима особенно в пору становления государства - в VII-VIII вв. Культурным центром становится столичный город (сначала Нара, а позже Хэйан), а роль варваров играют племена эмиси (айнов) на севере и хаято - на юге. Японское государство создает собственный мир с культурным центром и варварской периферией (яп. ка-и но сэкай). Предпринимается ряд мероприятий, которые свидетельствуют об этом. Совершаются походы на юг Кюсю для покорения племен хаято, а также на северо-восток о. Хонсю для покорения эмиси. Тех из них, кто признал власть японского государя, частично переселяют во внутренние районы страны. Практикуется ритуал принятия государями даров от покоренных народов2. И хотя актуальность этих практик довольно скоро сходит на нет, в целом представление о разделении мира на культурный и варварский так или иначе сохраняется.
Подобное отношение к иным народам экстраполировалось и на европейцев в эпоху Токугава. Период правления сёгунов из дома Токугава часто называют одним из самых мирных и спокойных
в истории страны. Немаловажными обстоятельствами оказались изменение внешнеполитического курса и начало политики изоляционизма, которая позднее, в XIX в., будет названа термином «сакоку» (страна на цепи).
Политика закрытия страны - не уникальное японское явление, оно стало традиционным для государств Восточной Азии в Новое время. Так или иначе к ней прибегли все страны региона. Причины, степень и особенности изоляционизма в каждой стране несколько различались. Последовательное и тотальное преследование христианства, например, стало отличительной чертой именно японского изоляционизма. Приверженцами этой религии в Японии были потенциальные противники сёгуната. В Китае судьба христианства и иезуитской миссии сложилась совершенно по-другому. Маньчжурская династия Цин, особенно в первые десятилетия своей власти, пользовалась услугами иезуитов. Они стали проводниками европейских знаний и даже помогали в ведении дипломатических дел с некоторыми европейскими державами, в частности при заключении Нерчинского трактата с Россией в 1689 г. В Корее же преследование христиан не было заметным вплоть до начала XIX в. и многие представители аристократии были христианами.
Изоляционизм также не означал отсутствия экспансионист -ской политики. Параллельно с вводом ограничений для европейцев империя Цин вела активную политику по присоединению северных, северо-западных и западных территорий - Приамурья, Внешней Монголии, Джунгарии, Тибета. Что касается Японии, то она в большей степени была склонна к самоизоляции и нерасширению в силу своего географического положения. Однако и здесь имели место некоторые тенденции к увеличению своей сферы влияния, в частности в отношении айнов на Хоккайдо, Сахалине и Курильских островах. Они были вызваны продвижением российских рубежей на Тихом океане.
Изоляционизм был прежде всего направлен на ограничение экономического влияния европейской торговли. В Китае в годы правления Цинской династии, как и в Японии, существовали лимитированные торговые отношения с Западом. И в этом смысле российскую приграничную торговлю с Китаем в Кяхте в XVII - первой половине XIX в. можно уподобить голландской торговле в Нагасаки. И та и другая были ограничены в размерах, хотя проникновение на территорию страны - в обоих случаях регламентированное -все-таки было разрешено и сохранялось как неизменная традиция.
Универсалией для стран Восточной Азии стал принцип фактической самодостаточности, самообеспеченности, и в этом отношении был достигнут определенный прогресс. В то время как европейская модель развития экономики становилась все более интернациональной, дальневосточная изыскивала возможности самообеспечения. Поэтому внешняя торговля играла в период изоляционизма и в Китае, и в Японии роль подчиненную. Единой тенденцией для этих стран стало постепенное сокращение внешнеторговых связей.
Существует несколько упрощенное представление о Японии эпохи Токугава как о стране, закрытой для посещения иностранцами, за исключением голландцев. Действительно, в значительной степени это было так, однако ряд особенностей, обычно неупоми-наемых, обедняет общую картину, делает ее несколько ограниченной. Не только в зарубежной, но и в отечественной историографии, посвященной периоду Эдо, уже неоднократно отмечалась необходимость взглянуть на политику изоляции по-новому3. Можно говорить об ограничениях, вызванных рядом обстоятельств и сформулированных определенным образом, а не о полном закрытии страны. Кроме того, учитывая эти особенности, можно предположить, что их влияние обнаруживается в более позднее время, в период Мэйдзи (1861-1912).
Как уже было сказано, Токугава Иэясу в своей внешнеполитической деятельности еще не был настроен так однозначно враждебно против европейцев и проявлял заинтересованность в них. В годы его правления и первые годы правления его сына довольно интенсивно развивалась торговля с англичанами и голландцами, открывшими свои фактории в Японии. Глава английской фактории Ричард Кокс смог добиться расположения самого Иэясу. От имени сёгуна было послано несколько писем английскому королю Якову I, а также был передан в подарок комплект самурайских доспехов, которые и сейчас находятся в лондонском Тауэре4.
Дважды по приказу сёгуна отправлялись посольства из Японии в Мексику и Европу. В 1613 г. даймё из северо-восточной Японии, Датэ Масамунэ, по приказу сёгуна послал своего вассала Хасэкура Цунэнага в Европу. Целью его было установление непосредственных торговых контактов между Испанией и Японией.
Восстанавливались торговые и дипломатические отношения и с соседними странами. В частности, были предприняты небезуспешные попытки наладить отношения с Кореей, разрушенные походами Тоётоми Хидэёси. Наконец, Иэясу Токугава пытался
нормализовать связи с Китаем в годы последних правителей династии Мин. Официальные контакты так и не были установлены, но частная торговля развивалась, несмотря на официальные запреты китайских властей. Следует также добавить, что японские корабли в начале XVII в. можно было встретить во многих странах Юго-Восточной Азии. По оценкам историков, японские торговые колонии в этих странах насчитывали до 100 000 человек5.
Таким образом, при жизни Токугава Иэясу велась интенсивная внешнеполитическая и внешнеторговая деятельность. Власть бакуфу при первом сёгуне была заинтересована в восстановлении торговли. Страна была только что объединена, и требовались значительные средства - финансовые и материальные - для ее укрепления, а внешняя торговля была для этого хорошим дополнительным источником. Она способствовала и международному признанию новой власти, так как отныне все вопросы решались при участии сёгуна, его чиновников и эмиссаров. Поэтому на данном этапе о закрытии страны речь еще не шла.
Основные ограничения были сделаны в годы самостоятельного правления Хидэтада и его сына - Иэмицу. В 1622 г. из страны было выслано 120 христианских миссионеров, а через два года изгнаны испанские торговцы. В 1623 г. английские купцы сами свернули торговлю, не видя в ней больших перспектив. Окончательно политика закрытия страны была установлена лишь в период 16351641 гг. В 1635 г. было запрещено возвращаться в страну японцам, жившим за рубежом. На следующий год португальские купцы были ограничены в небольшой фактории на о. Дэдзима в бухте Нагасаки. Параллельно с этим правительство начало наступление на христианство. В 1639 г. португальцы - последние представители католической Европы - были выдворены из страны. С 1641 г. голландцам, единственным европейцам в Японии, была дозволена торговля, но лишь на о. Дэдзима. Голландцам, таким образом, досталась бывшая португальская фактория в Нагасаки6.
Контакты Японии с внешним миром после 1641 г. резко сократились. Строгость запретов со временем несколько смягчилась, но сам принцип оставался неизменным вплоть до середины XIX в. Единственными европейцами в стране были немногочисленные голландцы. Но с соседями по региону поддерживались определенные отношения.
Сами внешнеполитические и торговые партнеры не обязательно расценивали это именно так, как японцы, ибо, например, у Кореи и королевства Рюкю существовали свои даннические отношения
с Китаем, построенные подобным образом. Как это будет видно из дальнейшего изложения, Япония пыталась выстроить отношения с соседями на уровне супрематизма, пусть формального и неоднозначно толкуемого обеими сторонами, но от этого не менее важного с точки зрения внутренней идеологии.
Отношения с Кореей в конце XVI в. были осложнены последствиями вторжений 1590-х годов, организованных Тоётоми Хидэёси. Токугава Иэясу начал выстраивать отношения с Кореей в совершенно ином русле. Проводником новой политики стал Со: Ёси-тоси, даймё островов Цусима, лежащих в непосредственной близости от Корейского полуострова. В 1609 г. было заключено соглашение между Кореей и княжеством Цусима, которое восстанавливало отношения между двумя странами. Правда, условия прибытия японцев в Корею были тоже довольно жестко лимитированы - не менее жестко, нежели позднее установили японцы в отношении голландцев в Нагасаки: не более 20 кораблей княжества Цусима ежегодно могли приходить в единственный порт - Пусан, посещение Сеула запрещалось. Жить японцы могли лишь в фактории Вакан (дом для людей из страны Ва), территория которой была огорожена стеной.
Цусимские даймё также смогли добиться прибытия корейского посольства уже непосредственно ко двору сёгуна, что являлось для японской стороны официальным доказательством вассальной зависимости. В общей сложности за период Эдо ко двору сёгуна прибыло 12 корейских посольств. Состав посольств насчитывал в среднем от 400 до 500 человек7. Все они прибывали через Цусиму на Кюсю, затем следовали морем до Осаки, далее по суше до Эдо. Некоторые из них отправлялись даже в Никко, на поклонение к могиле основателя династии - Токугава Иэясу8. Идеологическая актуальность таких посольств для сёгунов Току-гава существовала на раннем этапе. Со временем значение этих визитов утрачивается. Последнее посольство прибыло в 1811 г., но не проследовало дальше Цусимы. Корея оставалась частью знакомого, упорядоченного мира и в каком-то смысле - частью мира собственно японского.
Отношения с королевством Рюкю складывались примерно в той же вассально-сюзеренной плоскости, хотя и не без драматизма. Начиная с 1604 г. даймё княжества Сацума, очевидно с ведома бакуфу, стал принуждать короля Рюкю, чтобы тот отправил посольство ко двору сёгуна. Не добившись этого уговорами, он организовал экспедицию на Окинаву, в результате чего установил
там свой контроль, требуя фактически вассальных отношений. Король Рюкю, Сё Нэй, был вынужден теперь уже лично совершить поездку в Эдо к сёгуну Хидэтада.
Династия Мин в Китае, сюзерен Рюкюского королевства, в это время уже была не настолько сильна, чтобы контролировать твердо и эту территорию. Поэтому обе стороны - и Япония и Китай, - предпочитали считать территорию своей, не встречаясь друг с другом. Так сложилась довольно странная ситуация двоякого сюзеренитета. В отличие от Кореи королевство Рюкю на протяжении периода Токугава послало в Эдо 18 посольств. Помимо визитов, связанных с восшествием нового сёгуна, присылались также посольства для подтверждения инвеституры при восшествии нового рюкюского короля. Таким образом, королевство Рюкю, пусть и формально, на уровне документальном, стало также восприниматься как часть территории, имеющей «японское притяжение».
К числу соседних народов японцы относили жителей севера -айнов. В отличие от «окультуренных» Кореи и Рюкю айны, или эдзо, были народом диким. Контакты с ними, разумеется, предполагали не дипломатические отношения, а только вассальное изъявление покорности. В самом северном из японских княжеств - Мацумаэ -был установлен порядок, в соответствии с которым старейшины айнских племен должны были ежегодно являться с подарками на поклон главе клана. Однако функция окультуривания туземцев не предусматривалась. Очевидно, это было связано с отсутствием геополитической необходимости. Аборигенам запрещалось говорить и учиться письму на японском языке. Исключением стал период на рубеже ХУШ-Х1Х вв., когда у берегов Японии стали появляться русские корабли.
С 1799 по 1821 г. бакуфу взяло под свой прямой контроль земли Эдзо, айнов стали обучать японскому языку, обычаям, одежде9. Были также организованы несколько экспедиций для обследования Сахалина и Южнокурильских островов. Земли Эдзо стали частью внутренней территории Японии10. Однако ожидаемого с севера нападения русских так и не произошло, поэтому в 1821 г. действие прежней политики было приостановлено, а князю Ма-цумаэ были возвращены земли на Хоккайдо. Но сам пример прямого правления бакуфу показывает попытку вовлечь земли айнов в орбиту влияния Японии, пусть даже и в качестве периферии.
Отношения Японии с Китаем и Голландией являют собой пример несколько иного характера. Связи с Китаем представляли для Токугава бакуфу, пожалуй, самый сложный сюжет. Они не имели
официального характера - ни в последние годы династии Мин, ни позднее, с Цинской империей, хотя первые сёгуны Токугава пытались установить дипломатические контакты, так как торговля с Китаем всегда была выгодной.
Изменения, произошедшие в Китае, в частности падение династии Мин и установление власти иноземной династии Цин, стали своеобразным поводом для представлений о превосходстве Японии. Поскольку Китай был покорен кочевыми племенами северо-востока, это дало повод бакуфу считать, что страна утратила статус культурного центра: произошло смешение культурного центра и варварского начала (яп. кайхэн хэнтай)11.
Китайские торговцы ввозили товар не только из Китая, но и из китайских поселений, разбросанных по территории всей Восточной и Юго-Восточной Азии - Таиланда, Вьетнама и даже из Индии. Таким образом, они выполняли функцию внутрирегиональных перевозчиков. Понятие «китайский корабль» далеко не всегда означало «корабль из Китая». Это могли быть торговцы из китайских колоний Вьетнама, Малайзии или Филиппин.
В 1689 г. в Нагасаки был создан так называемый «китайский двор» (яп. то:дзин ясики)12. Он был обнесен довольно высокой стеной13. Штат японских переводчиков, работавших с китайскими партнерами, был намного больше, чем переводчиков с голландского. Основными статьями импорта из Китая и стран Юго-Восточной Азии стали шелк и сахар. Но Японию все меньше интересовали внешние связи: она продолжала изыскивать собственные ресурсы, пытаясь культивировать ввозимые товары у себя. На протяжении XVIII в. торговый оборот с Китаем падает. Количество допускаемых в Нагасаки кораблей в 1740 г. было ограничено двадцатью в год, а в 1791 г. - десятью. В 1840-х годах количество прибывших китайских кораблей сократилось до 4-5 в год14.
Голландские торговцы оказались единственными европейцами в токугавской Японии. Их фактория были переведена из Хирадо на Дэдзима. Голландцы должны были платить ежегодную ренту за использование фактории15. Одиннадцать японцев, переводчиков с голландского, также были переведены на новое место службы из Хирадо в Нагасаки. Здесь была создана закрытая родственно-профессиональная корпорация, где переводческие навыки передавались по наследству. Сами же члены этой корпорации являлись официальными чиновниками бакуфу. Переводчики одновременно выполняли функции таможенников и контрагентов16.
Выгода от голландской торговли со временем сходила на нет, а значение присутствия голландцев несколько изменилось: все более важной становилась их роль как носителей информации. Голландцы должны были составлять ежегодный отчет о происходящем в мире (яп. фусэцугаки). Японские власти узнавали таким путем о событиях за пределами страны. Помимо этого, особенно в XVIII в., в страну начинают доставляться голландские естественно-научные книги - по медицине, астрономии и математике.
Со временем жесткость запретов, связанных с европейцами, несколько ослабла. Если португальская миссия 1641 г. была казнена, то визиты иностранцев к берегам Японии в XVIII в. уже не имели таких трагических последствий. Российские, английские, американские и французские суда все чаще появлялись у ее берегов. Местные власти обычно просили иностранных моряков покинуть пределы страны, но никаких жестких мер к ним не применялось.
Причиной их появления чаще всего было стремление установить торговые контакты, а поводом - возвращение японских моряков, унесенных бурей к берегам Америки или Азии. И если ранее привезенных японцев ждала бы смерть, то теперь их оставляли в живых, подробно допрашивали и оставляли жить под полицейским надзором в городах, удаленных от места их рождения. Мир изменялся, а возвращаемые моряки были источником информации о западных странах. К середине XIX в. в Японии было накоплено достаточно знаний об окружающем мире, носивших, правда, несколько абстрактный характер.
Япония в середине XIX в., едва отказавшись от изоляции, перешла к политике модернизации. Эпоха Мэйдзи (1868-1912) стала временем европеизации, создания современных институтов власти и установления новых связей с внешним миром. Отношения с европейскими странами выстраивались уже в новом русле.
Страна совершила невиданный в своей истории поворот - началось создание колониальной империи наподобие европейских. Фактически впервые в своей истории Япония поставила в качестве одной из основных задач проведение активной (и даже агрессивной) внешней политики. Казалось бы, это были совсем новые задачи, но их решение несло на себе отпечаток ментальных реалий прошлого. Традиционные пространственные модели, имевшие столь долгую историю в период изоляции, продолжали оказывать воздействие и в эпоху модернизации. Это находит свое выражение и в колониальной политике.
Европейские колониальные державы в Новое время создавались на пространствах, сильно удаленных от метрополий. «Жемчужиной британской короны» стала Индия, а колонией Голландии - Индонезия. На путях к этим заморским колониям выстраивались цепочки из перевалочных пунктов на небольших островах.
Построить колониальную империю трансокеанического типа в XIX в., каковыми были Великобритания, Франция или Голландия, когда сферы влияния уже были в значительной степени поделены, для Японии не представлялось возможным. Поэтому при построении своей колониальной системы она сначала обратилась к миру ближнему - Хоккайдо, Рюкю и Корее. Эти территории, пусть лишь умозрительно, все же воспринимались ранее именно как часть «японского мира». Япония стала не завоевывать далекие заморские колонии, а «собирать» свои, соседние земли. Японский мир расширялся, становился больше, чем в эпоху Токугава, но его расширение шло вокруг традиционного «культурного центра».
Примечания
1 См.: Воробьев М.В. Япония в III-VII вв. М., 1980. С. 123.
2 См.: Мещеряков А.Н., Грачев М.В. История древней Японии. М., 2003. С. 380381.
3 В отечественных исследованиях, посвященных периоду Эдо, уже неоднократно упоминалась необходимость пересмотреть точку зрения об исключительной закрытости в эпоху Токугава и взглянуть на политику изоляции по-новому. См.: Arano Yasunori. The Formation of a Japanocentric world order // International Journal of Asian Studies. 2005. № 2. P. 185-216; Tashiro Kazui. Foreign Relations During the Edo Period: Sakoku Reexamined // Journal of Japanese Studies. 1982. № 2 (Vol. 8). P. 283-306; Лещенко Н.Ф. Япония в эпоху Токугава. М., 1999.
4 См.: Massarella D. James I and Japan // Monumenta Nipponica. 1983. № 4 (Vol. 38). P. 378-379.
5 См.: Сато Макото, Гоми Фумихико и др. Нихонси кэнкю. Токио, 2008. С. 250.
6 Там же. C. 251.
7 Там же. C. 254.
8 См.: Jansen M. B. The making of Modern Japan. Harvard Univ. Press, 2002. P. 69.
9 См.: Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г. Древнейший народ Японии: Судьбы племени айнов. М., 1992. С. 80.
10 См.: Howell D.L. Territoriality and Collective Identity in Tokugawa Japan // Daedalus. 1998. № 3 (Vol. 127). P. 119-120.
11 См.: Сато Макото, Гоми Фумихико и др. Указ. соч. С. 253.
12 То:дзин (или карабито, карахито) переводится как «люди из Тан». Выходцы из Китая в Японии обозначались тем иероглифом, которым записывалось название династии Тан (618-907). Термин также имел и более широкое значение - просто иностранец.
13 См.: Cullen L.M. A History of Japan: Internal and external worlds. Cambridge Univ. Press, 2003. P. 40-41.
14 Там же. С. 45-46.
15 См.: Jansen M. B. The making of Modern Japan. Harvard Univ. Press, 2002. P. 80.
16 См.: Cullen L.M. Op. cit. P. 39.
