CC BY
111
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
В. О. Пучков
ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ НАУКИ МЕЖДУНАРОДНОГО ГРАЖДАНСКОГО ПРОЦЕССА: ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
Обосновывается, что объект и предмет науки международного гражданского процесса взаимосвязаны с объектом и предметом юридической науки в целом. Доказывается, что содержание объекта науки международного гражданского процесса образует процессуальная конвергенция правовых систем, объективированная в системе общественных отношений по рассмотрению и разрешению дел с участием иностранных лиц судами либо иными юрисдикционными органами. Делается вывод о том, что в предмет науки международного гражданского процесса входят категории, выработанные на основании понимания единства и дифференциации процессуальных форм разрешения международных частноправовых споров, закономерности такой деятельности, основанные на нормах и принципах права, юридической практике и правовой доктрине.
Элементы предмета науки международного гражданского процесса можно разделить на основные (те, которые всегда рефлексируются в процессе научного исследования) и факультативные (те, которые не требуют безусловной научной рефлексии). К числу первых относятся соответствующие общественные отношения, нормы международного гражданского процесса, его специфические принципы, юридическая практика, правовая доктрина, категории науки международного гражданского процесса. Факультативными элементами являются, inter alia, общественное и правовое сознание, социально-экономические и политико-идеологические условия, а также культурная среда, в которых реализуется соответствующая деятельность. Именно основные элементы предмета науки образуют его содержание. Факультативные элементы, будучи объективными явлениями, тем не менее, как правило, выносятся «за скобки» процессуально-цивили-стического исследования.
Ключевые слова: международный гражданский процесс, юридическая наука, методология науки, объект науки, предмет науки
Федеральный закон «О науке и государственной научно-технической политике» в абз. 2 ч. 2 ст. 11 устанавливает, что наука является «социально значимой отраслью, определяющей уровень развития производительных сил государства». При этом в государственной Доктрине развития российской науки указывается: «Практическое использование... гуманитарных научных знаний во все большей степени становится источником обеспечения жизнедеятельности общества, его духовного и физического здоровья». Таким образом, на уровне высших органов власти в России признается важнейшая роль гуманитарных наук (в том числе правоведения [Алексеев 1999: 152]) для развития государства и общества.
Особую роль правоведения среди социально-гуманитарных наук неоднократно подчеркивал в своих решениях Конституционный Суд Российской Федерации. Так, в Постановлении от 16 июня 1998 г. № 19-П Суд отметил, что развитие науки судебного права «крайне необходимо для российской правовой системы». Тот
факт, что представители науки цивилистическо-го процесса не всегда признают единство отраслевых процессуальных наук в рамках судебно-правовой науки [Гукасян 2008: 352; Решетникова 1997: 7; Сахнова 2014: 55; Семенов 1964: 27], тем не менее, не свидетельствует о том, что приведенная позиция Конституционного Суда потеряла актуальность. Более того, представляется, что в условиях постоянного реформирования законодательства о гражданском судопроизводстве и подготовки к принятию единого Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации развитие цивилистической процессуальной мысли становится одним из наиболее важных направлений в современной теоретической юриспруденции.
Вместе с тем по справедливому мнению Э. Г. Юдина, получение объективно истинного научного знания невозможно без точного определения объекта и предмета науки [Юдин 1997: 37]. Это касается и правоведения, и отраслевых юридических наук. Одним из наиболее дискуссионных в данном аспекте является вопрос об
объекте и предмете науки международного гражданского процесса. Дело в том, что большинство исследователей отрицает самостоятельность данной отрасли правоведения, относя ее к сфере науки международного частного [Ерпылева 2013: 19; Казанский 1902: 505] или гражданского процессуального права [Лунц 1970: 28; Садиков 1992: 71]. Подобный подход, по мнению Л. В. Фатхуллиной, обоснован тем, что в объективном смысле нормы международного гражданского процесса, как и регулируемые ими отношения, представляют собой сферу функционального взаимодействия тех норм и правоотношений, которые в равной степени характерны и для гражданского процесса, и для международного частного права [Фатхуллина 2013: 233].
В философском понимании наука, будучи теоретическим отражением действительности, является одной из форм человеческой деятельности. Она «неотъемлема от практического способа освоения мира» [Философский энциклопедический словарь 1983: 403] и прежде всего - познания. Действительность как «актуально наличное бытие», таким образом, выступает в качестве объекта науки [Философский энциклопедический словарь 1983: 141]. При этом, как справедливо отмечал Д. П. Горский, «действительность диалектична по своей природе; в ней... отсутствуют строгие разграничительные линии между предметами» [Горский 1966: 59]. В качестве основы методологического различения тех или иных аспектов действительности как объектов наук ученый выделял критерий смысла, который «должен быть применен к оценке правомерности или неправомерности выдвигаемых правил отождествления» [Там же: 63]. Выделение объектов наук, по мнению автора, базируется на отождествлении или различении классов конкретных предметов и явлений действительности [Там же: 63].
Представляется обоснованным взгляд Д. П. Горского на философскую проблему тождества и различия с позиции методологической дифференциации объектов наук. «Раскрытие свойств и отношений. объекта, - пишет он, -ставит перед исследователем ряд вопросов, решение которых предполагает анализ проблемы тождества и различия. Прежде всего встает вопрос о том, можно ли. объект со своими характеристиками отождествить с ранее известными классами объектов, могут ли быть, следовательно, на него распространены те закономерности, которые установлены в отношении ранее изученных классов объектов» [Там же: 64].
Как утверждал Г. П. Щедровицкий, применительно к научной деятельности «выделение... объектов предполагает в качестве своего
непременного условия выделение и отделение деятельности» [Из архива Г. П. Щедровицкого 2004: 370]. При этом автор отмечал, что для всех наук «основным и определяющим является принцип, что в исходных пунктах лежат объекты, а знания их отражают и отображают» [Там же: 371]. В этом смысле деятельностный характер познания делает действительность своим объектом. Так, П. В. Копнин подчеркивал в связи с этим, что многие элементы окружающей действительности «существовали до и независимо от. деятельности человеческого общества. но они стали объектами познания только благодаря практической деятельности человека» [Копнин 1974: 72]. Полагаем, что уместно привести мнение В. И. Ленина, согласно которому познание неверно трактовать
Предмет науки, таким образом, является связующим звеном между знанием и объектом
в качестве онтологического основания объекта науки, поскольку окружающий мир существовал задолго до появления человека как биологического вида. В то же время деятельность человека делает действительность познаваемой, т. е. придает ей качество объекта науки [Ленин 1968: 65].
Таким образом, в науке между познающим субъектом и познаваемым объектом всегда имеется связь, которой выступает познание. Представляется верным вывод Г. П. Щедровицкого о том, что «нет непосредственного видения объекта как такового» [Щедровицкий 2005: 79]. Это обусловлено тем, что «объект ассимилирован системой знания, и связка между знанием, заданным соответствующими средствами и объектом, который включен в эту связку, и есть то, что мы называем предметом» [Щедро-вицкий 2005: 79]. Предмет науки, таким образом, является связующим звеном между знанием и объектом, так как представляет его конкретный аспект, который отражен в этом знании.
Вследствие изложенного отождествление предмета науки с ее объектом представляется неверным в методологическом смысле. Поэтому, в частности, видится необоснованной позиция Р. З. Лившица, который считал предметом науки объект ее изучения [Лившиц 1994: 1] (подобное воззрение на соотношение предмета и объекта правоведения как науки усматривается также в работах других теоретиков государства и права [Общая теория права 1995: 16; Теория государства и права 1999: 16; Теория государства и права 2003: 13]).
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Можно сделать вывод, что объект, существуя независимо от воли познающего субъекта, тем не менее неизбежно проходит через призму его представления об актуально наличном бытии в процессе познавательной деятельности. Таковы государство и право как явления объективной действительности, которые существуют независимо от воли ученого-юриста, а не «конструируются» им в рамках познания, поскольку, по справедливому замечанию В. М. Сырых, объект выступает не результатом, а «началом научного познания» [Сырых 2012: 40]. Вместе с тем, как мы уже писали, результат научного познания объекта (в том числе государства и права) во многом зависит от познающего субъекта. В связи с этим особую роль приобретает принцип объективной истины, выступающий основой любой науки и критерием достоверности результатов исследования [Юдин 1978: 44].
Изложенное позволяет судить о том, что объектом правоведения выступает вся правовая действительность в целом, т. е. совокупность тех предметов, явлений и процессов объективной реальности, которая системно связана с правом. Основным (но не единственным) фактором такой связи выступает система позитивного права, однако это не означает, что те общественные отношения, которые напрямую не урегулированы нормативными правовыми актами, не могут носить правовой характер.
Поэтому категория «правовое регулирование» не может считаться отправной точкой для выделения объекта правовой науки, так как ее теоретическое содержание носит исключительно позитивно-правовой характер. В рамках данного подхода прослеживается фундаментальная теоретико-методологическая ошибка, связанная с тем, что предмет регулирования отрасли права отождествляется с объектом одноименной юридической науки. Такого мнения, в частности, придерживаются И. М. Мацкевич и Е. С. Шу-грина, которые пишут, что «предметом регулирования любой отрасли права выступают общественные отношения. Именно эти отношения и следует причислять к объекту любого научного исследования по юриспруденции» [Организация научной деятельности 2017: 57]. Данная позиция исследователей выглядит не вполне обоснованной, ввиду того что отождествляет объект науки с предметом правового регулирования, т. е. теми общественными отношения, которые реализуются в государстве. Логика рассуждений авторов такова, что общественные отношения, которые не урегулированы правом России (например, судопроизводство в федеральных судах Соединенных Штатов Америки), не могут быть объектом отечественной юридической науки. Вместе
с тем сама методология правоведения говорит об обратном, и наиболее существенным аргументом против указанного подхода является метод юридической компаративистики. С позиции сравнительного правоведения объект юридической науки расширяется: в него включаются любые общественные отношения, прямо либо опосредованно урегулированные правом (например, когда в поле правового регулирования попадает не само общественное отношение, а его юридико-фактические последствия).
Предлагается понимать объект юридической науки как совокупность общественных отношений, с одной стороны, способных оказывать правовое воздействие на объективную действительность, а с другой, - находящихся в поле правового воздействия. При этом нормативно-правовое регулирование выступает одним из способов правового воздействия, которое также включает в себя деятельность субъектов, носящую юридико-фактический характер, и юридически значимые события.
Как было указано выше, объект науки представляет собой совокупность явлений и процессов, имеющих место в действительности, ту сферу объективной реальности, на исследование которой направлено внимание ученого. К примеру, в науке гражданского процесса такой сферой являются «общественные отношения, складывающиеся в деятельности судов по рассмотрению гражданских дел... , процессуальные нормы в неразрывной связи с их применением на практике» [Гражданский процесс 2007: 6]. В науке международного частного права, по мнению ее представителей, объектом выступают частноправовые (семейные, трудовые и гражданские) отношения, осложненные иностранным элементом [Гражданское право 2017: 463; Ерпылева 2015: 23]. Ряд авторов в объект науки международного частного права включает и гражданские процессуальные отношения с участием иностранных лиц [Богуславский 1998: 19, 22; Лунц 1970: 28; Нешатаева 2001: 32].
Таким образом, объекты названных наук частично пересекаются. Следовательно, говорить о самостоятельности объекта науки международного гражданско-процессуального права не приходится. А раз отсутствует объект исследования, то и существование самой этой науки может быть поставлено под сомнение. Однако, на наш взгляд, наука международного гражданско-процессуального права все же имеет свой объект исследования, который не следует отождествлять с объектом науки гражданского процесса или международного частного права.
Предпримем попытку обосновать данное предположение. Для этой цели прежде все-
го обратимся к объекту науки международного гражданского процесса, к той сфере правовой действительности, на которую обращено внимание ее представителей. Как отмечалось ранее, в качестве таковой в современной правовой науке понимаются те общественные отношения, которые складываются между судом по гражданским делам и участниками процесса при рассмотрении и разрешении дел, которые осложнены иностранным элементом. Так, чч. 1 и 5 ст. 27 АПК РФ определяют, что в компетенцию арбитражных судов входит рассмотрение экономических дел с участием иностранных лиц. Подобное положение содержится в ч. 2 ст. 22 ГПК РФ. Однако, как мы уже выяснили, объектом науки международного гражданского процесса не могут быть только те общественные отношения, которые складываются между судом и участниками международного гражданского процесса и которые урегулированы нормами российского права, так как в этом случае категориальное содержание международного гражданского процесса было бы неоправданно сужено.
Подчеркнем в связи с этим, что Конституционный Суд России, а также его судьи в своих особых мнениях не раз высказывались о том, что правовая действительность по своему содержанию значительно шире, чем та сфера общественных отношений, которая находится в поле нормативно-правового регулирования (Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 2001 г. № 6-П, от 27 января 2004 г. № 1-П). Поэтому представляется, что общественные отношения между судом и участниками процесса, осложненного иностранным элементом, и правовая действительность, в условиях которой они складываются, - это понятия, не совпадающие по объему прежде всего в логическом аспекте. Вместе с тем ранее мы приводили примеры неоправданного отождествления таких понятий, результатом которого становится нивелирование объекта науки международного гражданского процесса. Так что мы можем говорить о правовой действительности как онтологии права, его бытии во всех формах, которые выходят за рамки урегулированных позитивным правом отношений per se [Лушников, Лушникова 2017: 37].
Кроме того, международные частноправовые споры подлежат разрешению не только национальными судами. Так, ч. 3 ст. 1 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже» устанавливает, что международный коммерческий арбитраж рассматривает «споры сторон, возникающие из гражданско-правовых отношений, при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономиче-
ских связей». Схожими полномочиями обладает Международный арбитражный суд при Международной торговой палате, исходя системного толкования пп. 1 и 6 ст. 6 Арбитражного регламента Международной торговой палаты. Кроме того, споры с участием иностранных лиц могут быть переданы на рассмотрение третейским судам согласно п. 3 ст. 1 Федерального закона от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации». Изложенное позволяет судить о том, что объект науки международного гражданско-процессуального права значительно шире, чем те общественные отношения, которые складываются между судом арбитражной либо общей юрисдикции и участниками процесса по поводу рассмотрения международного частноправового спора и составляют предмет регулирования отрасли гражданского процессуального права и - отчасти - международного частного права.
С особым аспектом правовой действительности как объектом исследования сталкивается наука в том случае, если речь идет о сравнительном правоведении, без обращения к которому немыслим международный гражданский процесс (так, на необходимость применения иностранных правовых норм при разрешении международных частноправовых споров указывают ст. 14 АПК РФ и ч. 5 ст. 11 ГПК РФ). Такой аспект правовой действительности воспринимается (синхронно или диахронно) применительно к двум или нескольким правовым системам. При этом нам видится обоснованным подход к определению содержания категории «правовая система», предложенный Н. Е. Садохиной. Автор отмечает: «Правовая система - синтезированное понятие, призванное отразить все многообразие правовых явлений и связей, существующих внутри конкретного государства. Правовая система - явление одновременно открытое и замкнутое. Открытость заключается в способности к развитию и восприятию информации извне. Замкнутость характеризуется взаимосвязанностью элементов и способностью автономного существования» [Садохина 2017: 117].
В данном контексте безусловный интерес представляет постановление Арбитражного суда Уральского округа от 9 марта 2017 г. по делу № А76-10954/2015. Между рядом российских компаний и Шотландским королевским банком был заключен кредитный договор на сумму более 300 млн долл. США. Обязательства заемщиков были обеспечены гарантией, которая прекратила действие в 2010 г. Денежные средства по кредитному договору были предоставлены российским фирмам в 2007 г., однако на протяже-
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
нии почти 10 лет ни одна из них не приступила к погашению задолженности. Банк обратился в арбитражный суд с иском к своим контрагентам о возврате задолженности. Однако в предварительном судебном заседании в суде первой инстанции представители ответчиков сослались на пропуск истцом исковой срока давности. Арбитражный суд вынес определение о прекращении производства по делу. К сходному выводу пришел и апелляционный суд.
В то же время с доводами судов первой и апелляционной инстанции не согласился Арбитражный суд Уральского округа. Рассматривая дело, суд обратил внимание на то, что по шотландскому праву исковая давность является процессуально-правовым институтом, который помимо этого составляет содержание процессуальной правоспособности шотландского юридического лица. Как разъяснил Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в п. 23 информационного письма от 9 июля 2013 г. № 158, иностранные лица действуют в арбитражном процессе на основании норм своего личного закона, и суд кассационной инстанции пришел к выводу, что применению подлежат нормы шотландского права об исковой давности. Представители ответчиков заявили, что их доверители не знали и не могли знать о подобных особенностях шотландского права, в том числе о таких фундаментальных различиях в отраслевой природе института исковой давности. Арбитражный суд не согласился с доводами ответчиков, указав, что такое различие не является фундаментальным, поскольку вопрос о материальной либо процессуальной природе исковой давности так или иначе возникает и в российской правовой доктрине, следовательно, представители сторон договора не могли не знать о наличии данной доктринальной проблемы.
Приведенный судебный акт наглядно свидетельствует, что различия правовых систем как составных элементов правовой действительности в целом очень существенны. В связи с этим вызывает недоумение вывод Н. Н. Тарасова о том, что в юридической компаративистике доминирует «мыслительное конструирование фрагментов правовой действительности» [Тарасов 2006: 69]. Представляется, что фрагменты такой действительности должны быть рассмотрены в онтологическом смысле, но не подменены индивидуальными воззрениями ученого на то или иное правовое явление. Судебный акт, проанализированный выше, служит наглядным подтверждением этой позиции.
Так какой же аспект правовой действительности выступает объектом науки международного гражданского процесса? Думается, что
объект данной науки можно рассматривать как функциональную взаимосвязь правовых систем (правовых норм, правоотношений, юридических фактов и др.), центральное звено которой - трансграничное судебное производство. Та правовая система, в условиях которой осуществляются рассмотрение и разрешение дела, выступает основной. Та же, которая проявляет себя лишь в отдельных аспектах (например, при определении процессуального статуса иностранного лица, установлении содержания иностранных правовых норм), является факультативной. Основная правовая система (в первую очередь посредством юридических процессуальных норм) санкционирует включение в свой элементарный состав тех или иных аспектов факультативной правовой системы.
Так, в силу ч. 1 и 2 ст. 399 и ч. 1 ст. 400 ГПК РФ гражданская процессуальная правосубъектность иностранных лиц определяется их личным законом. Как отмечает В. Л. Толстых, в связи с этим российский суд, в котором происходит разбирательство дела, обязан «допустить» в отечественную правовую систему ряд определенных элементов из той правовой системы, которая выступает личным законом иностранного лица [Толстых 2006: 18]. Такое явление, как пишет Л. Дырда, представляет собой конвергенцию правовых систем, которая проявляется во включении элементов факультативной правовой системы в основную посредством юрисдикци-онной деятельности по рассмотрению трансграничного спора руйа 2013: 90]. Эта конвергенция, по нашему мнению, и есть объект науки международного гражданского процесса.
Стоит отметить, что подход к объекту науки международного гражданско-процессуального права как конвергенции правовых систем в рамках судебного разбирательства дел с участием иностранных лиц нашел отражение в иностранной правовой доктрине и судебной практике. Так, Ф. Кирико и П. Ларуше пишут: «Международное гражданское судопроизводство основано на взаимодействии правовых систем, которые в совокупности образуют правовую действительность и которые (посредством международного нормотворчества или санкционирования) находятся в отношениях конвергенции» [СЫпсо, Laгouche 2013: 21]. Авторы при этом подчеркивают, что центральным звеном, обеспечивающим такую конвергенцию, является суд (национальный или международный), в котором рассматривается дело [Там же: 22]. Схожего мнения придерживается Ж.-Б. Оби, который указывает: «Та исходная правовая система, в которой действует суд при разрешении трансграничного спора, неизбежно взаимодействует
с той правовой системой, элементы которой должны перейти в исходную: это нормы иностранного права, процессуальное положение участника дела, доказательства. Обе эти системы в совокупности с многими другими составляют то, что мы называем правовой действительностью» [Auby 2017: 103]. Под правовой действительностью (legal reality) исследователь понимает не только правовую систему в позитивном смысле, но и «правовые отношения, правовое поведение, осмысление права и его реализацию в актах судов и арбитражей» [Auby 2017: 102-103].
Процессуальная конвергенция правовых систем как объект науки международного гражданско-процессуального права нашла отражение в прецедентной практике Суда Европейского союза. Интерес здесь представляет известное дело Tobacco Advertising, решение по которому было вынесено Судом ЕС 5 октября 2000 г. В данном деле вопрос касался выявления смысла, заложенного в положениях ст. 114 Договора о функционировании Европейского союза, согласно которой Европейский Парламент и Совет принимают меры по гармонизации законодательства государств-участников. Суд ЕС отметил, что такая гармонизация невозможна только применительно к законодательству в отрыве от правовой действительности в целом, т. е. «самого действующего права, юридической науки, социально-экономических различий, общественно-правовой практики».
Таким образом, объектом науки международного гражданского процесса является процессуальная конвергенция правовых систем, объективированная в рассмотрении и разрешении дел с участием иностранных лиц судами либо иными юрисдикционными органами. Та правовая система, в которой при этом происходит разбирательство дела (lex fori), является основной, поскольку санкционирует включение в себя элементов другой (факультативной) правовой системы в форме норм иностранного права, процессуальной правосубъектности иностранных лиц, доказательств и юридических фактов.
Как было сказано ранее, с общефилософской позиции предмет науки - это конкретная сторона объекта, объединяющая его как элемент действительности в единую систему с имеющимся научным знанием. По выражению Р. Декарта, познание «убеждает нас в достоверности предмета» [Декарт 1989: 289]. Предмет, таким образом, столь же актуально наличествует в действительности, как и объект, поскольку представляет собой его неотделимый элемент, который как бы обособляется исследователем при разрешении научной проблемы.
В этом заключается основа диалектического взаимодействия объекта и предмета науки: оба они суть явления объективной действительности, но в то же время, как пишет И. В. Решетникова, в процессе познания предмет искусственно наделяется рядом субъективных характеристик, ключевой из которых является его обособленность от объекта [Решетникова 1985: 3]. Внимание ученого обращено на предмет как один из элементов объекта, в то время как все остальные его элементы как бы выносятся за скобки. Так, Г. П. Щедровицкий отмечал, что «предмет практической деятельности связан с соответствующими преобразованиями объекта», которые «фиксируются в знаниях» [Щедро-вицкий 1997: 604]. Однако это не значит, что предмет науки не существует, как и весь объект в целом, независимо от познающего субъекта, а представляет собой исключительно субъективную категорию, которая создается в сознании ученого в результате познавательной деятельности.
Такого мнения придерживается, в частности, Н. Н. Тарасов, который понимает предмет юридической науки как результат познавательной деятельности правоведов, который определяется личным мировоззрением каждого из них [Тарасов 2001: 138-139]. При этом он предпринимает попытку доказать несостоятельность воззрения на объект правоведения как правовую реальность, а на его предмет - как присущие ей закономерности функционирования и развития, выраженные в конкретном аспекте этой реальности. Подобный подход, по убеждению автора, «требует абстрагироваться от условий, целей и средств научного познания права, что не только минимизирует возможности критики оснований полученного знания, заставляет принимать „на веру" его предметную репрезентативность, но и фактически снимает вопрос о самостоятельности методологических исследований в рамках юридической науки» [Там же: 138]. В то же время Н. Н. Тарасов не поясняет, чем обусловлено возникновение названного требования, и не указывает, в каких философских и правовых исследованиях отражены данные положения.
Представляется, что подобный подход неверен. Данный автор обосновывает свою позицию, ссылаясь на положения диалектического материализма. Однако разработчики диалек-тико-материалистического подхода в философии - К. Маркс и Ф. Энгельс - рассматривали соотношение объекта и предмета науки именно как реального мира и объективных закономерностей его существования и развития. Ф. Энгельс писал, что «выработку методологии... мы счита-
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
ем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалистическому воззрению» [Маркс, Энгельс 1959: 497] и что применительно к предмету науки «мышление никогда не может черпать и выводить его из самого себя, а только из внешнего мира» [Маркс, Энгельс 1961: 34].
Определение предмета правоведения как «создаваемой определенными исследовательскими средствами теоретической модели реальности» [Тарасов 2001: 138] также основывается на неверном истолковании принципа свободы научного творчества, закрепленного в ч. 1 ст. 44 Конституции Российской Федерации, и принципа объективной истины, лежащего в основе науки, в их взаимосвязи. Свобода научного творчества, выражающаяся в возможности ученого следовать тому или иному философскому направлению, самостоятельно формировать теоретическую, эмпирическую и методологическую базу исследования [Перевалов 2015: 25], не означает, что научная работа, основанная исключительно на субъективном воззрении автора на объект
Предмет юридической науки -это не субъективное восприятие исследователем ее объекта (правовой действительности в целом), а совокупность закономерностей его функционирования и развития, выраженная в его конкретном аспекте
исследования, будет удовлетворять требованию объективной истинности ее результатов (такая же позиция усматривается и в решении Верховного Суда Российской Федерации от 20 августа 2010 г. № ГКПИ10-600).
Предлагаемый же Н. Н. Тарасовым подход влечет нивелирование принципа объективной истины, в связи с чем, как представляется, ставит под сомнение смысл любого научного исследования. Выдающийся венгерский методолог И. Лакатос указывал, что «научные теории характеризуются как раз тем, что не запрещают никаких наблюдаемых состояний» [Лакатос, 1995: 284], т. е. не ограничивают предмет исследования рамками каких-либо субъективных предположений и тем более не отождествляют его с ними.
Таким образом, предмет юридической науки - это не субъективное восприятие исследователем ее объекта (правовой действительности в целом), а совокупность закономерностей его функционирования и развития, выраженная в его конкретном аспекте и выступающая свя-
зующим звеном между правовой действительностью и научным знанием.
В связи с этим, безусловно, предмет науки международного гражданско-процессуального права не может охватывать процессуальную конвергенцию правовых систем целиком, иначе это привело бы к отождествлению его с объектом данной науки, что, как мы уже выяснили, было бы неверно методологически.
Отметим, что подобная методологическая неточность прослеживается в отечественных гражданско-процессуальных исследованиях как современного, так и советского и дореволюционного периодов. Так, Е. В. Васьковский отмечал, что «совокупность юридических норм, определяющих устройство и деятельность гражданских судов... образует гражданское процессуальное право, а наука, занимающаяяся исследованием этого права, именуется наукой гражданского процесса» [Васьковский 2003: 22]. Схожее мнение относительно содержания предмета данной науки высказывал Е. А. Нефедьев [Нефедьев 1883: 8]. Советский исследователь С. Н. Абрамов считал, что «предметом советской науки гражданского процессуального права. является гражданское процессуальное право» [Абрамов 1952: 19]. Через одноименную отрасль права определял предмет науки гражданского процесса М. А. Гурвич [Гурвич 1955: 36]. Сходной позиции придерживалась М. А. Шакарян, которая отождествляла предмет науки гражданского процесса с гражданским процессуальным правом как отраслью права [Гражданское процессуальное право 2004: 31].
Приведенные подходы обоснованно критиковал К. С. Юдельсон. Он акцентировал внимание на том, что предмет науки гражданского процессуального права «не может ограничиваться исследованием самих правовых норм» [Юдельсон 1956: 26]. По мнению автора, сущность предмета данной науки составляют закономерности «права, выраженного в нормативных актах и осуществляемого в практической деятельности» [Там же: 36]. Данная концепция получила развитие в исследовании Н. И. Ав-деенко, посвященном правовому воздействию в сфере гражданского процессуального права. Критикуя отождествление предмета науки с системой норм соответствующей отрасли права, он писал, что «право. существует в форме определенных отраслей единой правовой системы» [Авдеенко 1969: 5]. Исследователь подчеркивал, что предметы юридических наук находятся в системном взаимодействии и взаимосвязи. Содержание предмета науки, выраженного в конкретном аспекте права как социальной реальности, состоит, по справедливому мнению ученого, в «конкретизации и углубле-
нии... понятий и категорий», в выделении закономерности развития объекта данной науки [Там же]. В связи с этим следует согласиться с Н. А. Чечиной, которая указывала, что гражданский процесс представляет собой разновидность социальной деятельности. Такая деятельность реализуется в рамках отношений, которые носят правовой характер вне зависимости от специфики их отраслевого регулирования. При этом автор отмечала, что гражданские процессуальные правоотношения не могут возникнуть вне гражданского процесса как деятельности. А значит, предметом научно-теоретического исследования становятся закономерности такой деятельности, взятые в конкретном аспекте [Че-чина 1987: 37].
Возникает вопрос: в каком же аспекте гражданской процессуальной деятельности как элемента правовой реальности выражен предмет науки международного гражданского процесса?
По справедливому мнению И. В. Решетниковой, «предмет науки объективен и представляет собой часть объекта познания» [Решетникова 1985: 3]. При этом «элементами предмета науки могут быть явления, взаимосвязанные с гражданским процессуальным правом» [Там же: 4]. Безусловно, в первую очередь в число подобных явлений можно включить деятельность суда либо иного органа по рассмотрению и разрешению гражданских дел с участием иностранных лиц. Однако такая деятельность не может реализоваться вне связи с нормами действующего права и теми явлениями, которые объективно сопровождают соответствующий юридический процесс. К ним относятся правовая доктрина (в том числе труды юристов-компаративистов и историков права), а также научные категории, выработанные на основе понимания единства и дифференциации процессуальной формы, в которой подлежат разрешению международные частноправовые споры. Прочие элементы правовой реальности, в которой разрешается дело, хоть и существуют объективно, но часто остаются за рамками исследования ввиду того, что, во-первых, не всегда рефлексируются научным правовым знанием (например, культурологическое, этнополитическое восприятие судопроизводства, экономический анализ процессуального права), а, во-вторых, не всегда необходимы для выявления закономерностей функционирования и развития объекта науки.
В связи с этим полагаем, что элементы предмета науки международного гражданского процесса можно разделить на основные (те, которые всегда рефлексируются в процессе научного исследования) и факультативные (те, которые не требуют безусловной научной рефлексии). К числу первых, как мы уже отмечали, следует
отнести соответствующие общественные отношения, нормы международного гражданского процесса, его специфические принципы, юридическую практику, правовую доктрину, категории науки международного гражданского процесса. Факультативными элементами предлагаем считать, inter alia, общественное и правовое сознание, социально-экономические и политико-идеологические условия, а также культурную среду, в которых реализуется соответствующая деятельность. Именно основные элементы предмета науки гражданского процессуального права образуют его содержание. Факультативные элементы, будучи объективными явлениями, тем не менее, как правило, выносятся «за скобки» в рамках процессуально-цивилистиче-ского исследования.
Таким образом, в предмет науки международного гражданского процесса входят категории, выработанные на основании понимания единства и дифференциации процессуальных форм разрешения международных частноправовых споров, закономерности такой деятельности, основанные на нормах и принципах права, юридической практике и правовой доктрине. Представляется, что фундаментальной закономерностью функционирования и развития объекта науки международного гражданского процесса, выраженной в его предмете, выступает взаимосвязь процессов. Наиболее ярко такая взаимосвязь проявляется в плоскости отношений, связанных с трансграничным обеспечением, а также признанием и приведением в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений.
Особенность трансграничного обеспечения состоит в том, что суд при вынесении определения о применении обеспечительных мер зачастую сталкивается с необходимостью исполнения данного определения на территории иностранного государства. В силу ч. 4 ст. 256 АПК РФ арбитражные суды России могут в установленном порядке обращаться к иностранным судам или иным компетентным органам с поручением о выполнении отдельных процессуальных действий (в том числе об исполнении определения о применении обеспечительных мер). Подобное положение регламентировано и в ч. 4 ст. 407 ГПК РФ. В то же время, как отмечают Р. Шаффер, Ф. Агусти и Б. Эрл, исполнение иностранного судебного поручения в США невозможно без предварительного признания соответствующего определения иностранного суда [Schaffer, Agusti, Earle 2008: 109]. Таким образом, по справедливому замечанию Н. В. Павловой, трансграничное действие обеспечительных мер достигается путем взаимодействия судебных процессов как «процессуальной формы раз-
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
решения международных коммерческих споров, в рамках которой происходит взаимосвязь судебных процедур отдельных государств, направленных на достижение общего процессуального результата» [Павлова 2002: 178].
Вместе с тем указанный фактор порождает ряд проблем процессуального характера. В первую очередь, речь идет об объективном затягивании сроков производства по делу, так как для применения за рубежом обеспечительных мер требуется признать российский судебный акт. Это связано с тем, что гражданский процесс США допускает возможность признания на территории США судебных актов, которые не разрешают дело по существу. Соответствующее правило было выведено Окружным судом Северного округа Нью-Йорк в известном деле Rossiyskiy Kredit Bank.
Российское юридическое лицо - банк «Российский кредит» - подало в российский арбитражный суд заявление о признании его банкротом. В процессе рассмотрения дела суд в порядке, предусмотренном ст. 46 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», вынес определение о принятии обеспечительных мер по делу. Одной из таких мер, направленных на защиту имущественных интересов должника, стал запрет кредиторам банка обращаться к нему с самостоятельными имущественными требованиями, выходящими за рамки рассматриваемого дела. Вместе с тем среди потенциальных кредиторов банка имелись как российские лица, так и резиденты США. Зная, что американские контрагенты могут инициировать процесс против него на территории США, банк обратился в федеральный окружной суд США с заявлением о признании и приведении в исполнение названного определения российского арбитражного суда. Американский суд, рассмотрев заявление банка, пришел к выводу, что определение арбитражного суда было вынесено на законных основаниях и не нарушает публичных интересов США. В связи с этим суд указал, что данное определение о принятии обеспечительных мер подлежит исполнению на территории США, и издал приказ, запрещающий американским кредиторам российского банка инициировать против него судебное производство в любом американском суде.
Стоит отметить, что в данном случае суд США отступил от принципа взаимности (reciprocity principle) в международном гражданском процессе, поскольку, как разъяснил Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в п. 33 постановления от 12 октября 2006 г. № 55, судебные акты иностранных судов о применении обеспечительных мер не подлежат признанию и приведению в исполнение на территории Рос-
сии, так как не разрешают дело по существу. В то же время в США в основе процедуры признания иностранных судебных определений лежит сформулированная Верховным Судом США в деле Allstate v. Hague доктрина, в соответствии с которой справедливыми и заслуживающими доверия (full faith and credit clause) признаются только судебные акты судов штатов США, но не иностранных государств. Поэтому, как позже отметил Верховный Суд США в деле Franchise Tax Board v. Hyatt, любой иностранный судебный акт должен быть признан таковым на основании внутреннего права штата, иначе он не может быть приведен в исполнение на территории США.
Признание иностранного судебного акта справедливым и заслуживающим доверия во многом зависит от судейского усмотрения. Об этом свидетельствуют положения внутреннего права штатов США. Так, в ст. 5304 Закона штата Нью-Йорк «О гражданско-правовой практике» устанавливается, что иностранный судебный акт не подлежит признанию, если он вынесен в правовой системе, которая не предоставляет беспристрастного рассмотрения спора (impartial tribunals), а также если юрисдикция иностранного суда основана лишь на личностном факторе (personal service) и этот иностранный суд был явно неподходящим местом для рассмотрения спора (a seriously inconvenient forum). Такие абстрактные формулировки закона позволяют счесть фактически любой иностранный судебный акт не подлежащим признанию и приведению в исполнение.
Можно сделать вывод, что при рассмотрении международного частноправового спора российским судом обращение в суд США с судебным поручением на основании определения о принятии обеспечительных мер будет неудобным с практической точки зрения. В то же время с учетом специфики обеспечительных мер, применяемых судами США, целесообразным будет обращение в американский суд с поручением не об исполнении определения о принятии обеспечительных мер, а о самостоятельном рассмотрении вопроса о применении данных мер в порядке ч. 4 ст. 256 АПК РФ либо ч. 4 ст. 407 ГПК РФ. Представляется, что категория «процессуальные действия», закрепленная в названных нормах, охватывает также издание судебных актов, поскольку, как установлено в абз. 2 п. 2 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 20 декабря 2006 г. № 65, процессуальное действие представляет собой юридический факт, влекущий «возникновение, изменение либо прекращение прав или обязанностей лиц, участвующих в деле, и других участников процесса». При этом, как досто-
верно усматривается из правовой позиции, выраженной Верховным Судом РФ в определении от 16 января 2017 г. по делу № 304-ЭС16-18518, ключевым критерием допустимости обеспечительных мер в международном гражданском деле является взаимосвязь обеспечительной меры с предметом иска. В связи с этим, даже если исполнение данного определения предполагается в иностранной юрисдикции, лицо, обращающееся в российский суд с соответствующим заявлением, не может просить о применении мер, которые не связаны с материально-правовыми требованиями истца.
В 2006 г. в постановлении по делу eBay Inc. v. MercExchange, L.L.C. Верховный суд США сформулировал правило, согласно которому применять обеспечительные меры можно, если они не наносят лицу неоправданного ущерба (irreparable injury), а также не нарушают баланс публичных и частных интересов. Вместе с тем, как позже отметила высшая судебная инстанция США в деле Winter v. Natural Resources Defense Council, Inc., соблюдать указанные критерии можно в том случае, если у суда США есть возможность для дальнейшего осуществления юрисдикции по существу спора. В то же время по справедливому замечанию H. В. Павловой, «если суд осуществляет свою юрисдикцию только в отношении предоставления обеспечительных мер, его юрисдикция будет ограничиваться активами, находящимися в ее пределах. тот факт, что суд предоставил обеспечительные меры, не дает основания для юрисдикции по существу спора» [Павлова 2002: 180].
Из этого следует, что правило, выведенное Верховным судом США, фактически нивелирует нормы права США об исполнении иностранных судебных поручений. В сфере международных гражданско-процессуальных отношений это означает практически абсолютный иммунитет американского лица в российском суде от применения обеспечительных мер. Однако, как пишет Дж. Г. Сайдэк, указанная правовая позиция Верховного суда США трактуется нижестоящими судами как подлежащая применению только в том случае, если обеспечительная мера носит личностный характер (например, касается ареста гражданина) или у суда есть достаточные основания для оспаривания юрисдикции иностранного судебного органа [Sidak 2017].
Данная доктрина, выработанная практикой судов США, впоследствии была названа «доктриной приоритета первичной юрисдикции» (exclusive primary jurisdiction doctrine) [Lockwood 2012: 710]. Ее сущность заключается в том, что если дело с участием резидента США было возбуждено в иностранном суде, то юрисдикция американского суда по этому делу будет
распространяться только на те отношения, которые определит суд государства, где уже начат процесс (например, отношения по принятию обеспечительных мер). Впоследствии в 2014 г. в решении по делу Petrella v. Metro-Goldwyn-Mayer, Inc. Верховный Суд США отметил, что «обеспечительные меры, устанавливаемые американским судом по поручению иностранного суда, следует признать допустимыми тогда, когда юрисдикция иностранного суда бесспорна, и тем самым не нарушаются права Федерации на осуществление правосудия».
Таким образом, предмет науки международного гражданско-процессуального права отражает фундаментальную закономерность функционирования и развития ее объекта - взаимосвязь судебных процессов (в части как рассмотрения дела, так и признания и приведения в исполнение иностранного судебного или арбитражного решения).
Каким же образом предмет указанной науки связывает правовую реальность с имеющимся научным знанием? По нашему мнению, данная связь носит двойственный характер. Так, научное знание в форме правовой доктрины может становиться источником судебного познания права и даже средства доказывания. В этом смысле научное знание есть один из элементов предмета науки международного гражданско-процессуального права. Подобный подход нашел отражение в судебной практике. Например, в 2007 г. Арбитражный суд Москвы принял к производству исковое заявление Федеральной таможенной службы Российской Федерации, требования которой к ответчику (американскому банку) обосновывались положениями американского законодательства, в том числе Федерального закона США «Об инвестировании капиталов, полученных в результате рэкета». В отзыве на исковое заявление, направленном ответчиком, указывалось, что нормы данного закона имеют уголовно-правовой характер, в то время как рассмотрение уголовных дел не относится к компетенции арбитражных судов. В предварительном судебном заседании ответчик сослался на американскую правовую доктрину, подтверждающую этот факт. Уголовно-правовой характер норм американского закона, на которые опирались представители российской таможенной службы, был подтвержден экспертом - профессором права Гарвардского университета. В итоге стороны пришли к мировому соглашению. Однако данное дело позволяет судить о том, что научное знание, оформленное как правовая доктрина, может выступать средством доказывания, т. е. тем самым входить в предмет науки международного гражданского процесса.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Предмет данной науки также позволяет очертить круг целей и задач научного исследования, выработать методологическую базу для получения объективно истинного научного знания. В этом смысле для ученого объект отвечает на вопрос «Где (в какой сфере) про-
изводится исследование?», а предмет - на вопрос «Что именно подлежит исследованию?» Это обусловливает практическую значимость результатов исследования, выраженную прежде всего в разработке предложений de lege ferenda.
Список литературы
Auby J.-B. Globalization, Law and State. Oxford and Portland, Oregon: Hart Publishin 9, 2017. 228 p.
Chirico F., Larouche P. Convergence and Divergence, in Law and Economics and Comparative Law // National Legal Systems and Globalization New Role, Continuing Relevance / ed. by P. Larouche and P. Cserne. The Hague: Springer, 2013. P. 9-33.
Dyrda L. Jurisdiction in Civil and Commercial Matters under the Regulation No 1215/2012 - Between Common Grounds of Jurisdiction and Divergent National Rules // The Interaction of National Legal Systems: Convergence or Divergence? International Conference of PhD Students and Young Researchers (Vilnius, 25-26 April 2013): Conference Papers. Vilnus: Vilnius University, 2013. P. 81-90.
Lockwood A. J. The Primary Jurisdiction Doctrine: Competing Standards of Appellate Review // Washington & Lee Law Review. 2012. Vol. 64. P. 708-771.
Schaffer R., Agusti F., Earle B. International Business Law and Its Environment. 7th ed. Minneapolis: Cengage Learning, 2008. 806 p.
Sidak J. G. Injunctive Relief and the FRAND Commitment in the United States // Cambridge Handbook of Technical Standardization Law: Antitrust and Patents. 2017. Vol. 1. P. 1809-1870.
Абрамов С. Н. Советский гражданский процесс: учеб. М.: Юрид. лит., 1952. 483 с.
Авдеенко Н. И. Механизм и пределы регулирующего воздействия гражданско-процессуального права. Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1969. 72 с.
Алексеев С. С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М.: Норма; ИНФРА-М, 1999. 710 с.
Богуславский М. М. Международное частное право: учеб. 3-е изд. М.: Юристъ, 1998. 462 с.
Васьковский Е. В. Учебник гражданского процесса. Новое изд., перепеч. с изд. 1917 г. Краснодар: Сов. Кубань, 2003. 528 с.
Горский Д. П. Проблемы общей методологии наук и диалектической логики. М.: Мысль, 1966. 373 с.
Гражданский процесс: учеб. 2-е изд., перераб. и доп. / под ред. М. К. Треушникова. М.: ОАО «Городец-Издат», 2007. 784 с.
Гражданское право: учеб.: в 2 т. / под ред. Б. М. Гонгало. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2017. Т. 1. 511 с.
Гражданское процессуальное право: учеб. / под ред. М. С. Шакарян. М.: Проспект, 2004. 584 с.
Гукасян Р. Е. Избранные труды по гражданскому процессу. М.: Проспект, 2008. 478 с.
Гурвич М. А. К вопросу о предмете науки советского гражданского процесса // Ученые записки ВИЮН. М., 1955. Вып. 4. С. 28-59.
Декарт Р. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1. 654 с.
Ерпылева Н. Ю. Международное гражданско-процессуальное право: понятие, предмет и система // Международное право. 2013. № 4. С. 16-160.
Ерпылева Н. Ю. Международное частное право: учеб. для вузов. М.: Изд-во Высш. шк. экономики, 2015. 1308 с.
Из архива Г. П. Щедровицкого. М.: Путь, 2004. Т. 7. 400 с.
Казанский П. Е. Учебник международного права, публичного и гражданского. Одесса: Эконом. тип., 1902. 534 с.
Копнин П. В. Гносеологические и логические основы науки. М.: Мысль, 1974. 568 с.
Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум, 1995. 236 с.
Ленин В. И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М.: Гос. изд-во полит. лит., 1968. Т. 18. 525 с.
Лившиц Р. З. Теория права: учеб. М.: БЕК, 1994. 224 с.
Лунц Л. А. Международное частное право: Общая часть. М.: Юрид. лит., 1970. 280 с.
Лушников А. М., Лушникова М. В. Онтология отечественной науки трудового права в постсоветский период: моногр. М.: Проспект, 2017. 622 с.
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М.: Гос. изд-во полит. лит., 1959. Т. 13. 573 с.
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М.: Гос. изд-во полит. лит., 1961. Т. 20. 517 с.
Нефедьев Е. А. Задачи и элементы науки гражданского процесса. Вступительная лекция, читанная 17 сентября 1882 г. в Императорском Казанском университете. Казань: Тип. Казан. ун-та, 1883. 22 с.
Нешатаева Т. Н. Международный гражданский процесс. М.: Городец, 2001. 624 с.
Общая теория права / отв. ред. А. С. Пиголкин. 2-е изд. М.: Изд-во МГТУ им. Н. Э. Баумана, 1995. 384 с.
Организация научной деятельности и выполнение научных работ по юриспруденции: науч.-практ. пособие / отв. ред. И. М. Мацкевич, Е. С. Шугрина. М.: Норма, ИНФРА-М, 2017. 136 с.
Павлова Н. В. Предварительные обеспечительные меры в международном гражданском процессе: дис. ... канд. юрид. наук. М.: Рос. акад. гос. службы при Президенте Рос. Федерации, 2002. 200 с.
Перевалов В. Д. Теория государства и права: учеб. для бакалавров. 3-е изд., испр. и доп. М.: Юрайт, 2015. 428 с.
Решетникова И. В. Доказательственное право в российском гражданском судопроизводстве: дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург: Издат. дом «Урал. гос. юрид. акад.», 1997. 366 с.
Решетникова И. В. Предмет науки советского гражданского процессуального права: дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск: Свердл. юрид. ин-т, 1985. 180 с.
Садиков О. Н. Императивные нормы в международном частном праве // Московский журнал международного права. 1992. № 2. С. 71-84.
Садохина Н. Е. Интеграция правовых систем в контексте глобализационных процессов // Государство, право, общество в условиях глобализирующегося мира: моногр. / отв. ред. А. В. Захаров. М.: Проспект, 2017. 333 с.
Сахнова Т. В. Курс гражданского процесса. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2014. 784 с.
Семенов В. М. Понятие и система принципов советского гражданского процессуального права // Сборник ученых трудов СЮИ. Свердловск, 1964. Вып. 2. С. 27-60.
Сырых В. М. История и методология юридической науки: учеб. М.: Норма; ИНФРА-М, 2012. 464 с.
Тарасов Н. Н. Методологические проблемы юридической науки. Екатеринбург: Изд-во Гуманитар. ун-та, 2001. 264 с.
Тарасов Н. Н. О методологических основаниях сравнительного правоведения // Сравнительное правоведение и проблемы современной юриспруденции: материалы науч.-практ. конф. (Екатеринбург, 21-22 апреля 2005 г.): в 4 ч. Екатеринбург: Издат. дом «Урал. гос. юрид. акад.», 2006. Ч. 1. С. 65-71.
Теория государства и права / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. М.: Юристъ, 1999. 776 с.
Теория государства и права: учеб. / под ред. В. К. Бабаева. М.: Юристъ, 2003. 592 с.
Толстых В. Л. Нормы иностранного права в международном частном праве Российской Федерации: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М.: Рос. акад. гос. службы при Президенте Рос. Федерации, 2006. 56 с.
Фатхуллина Л. В. Международный гражданский процесс: определение места в системе науки и права // Вестник гражданского процесса. 2013. № 5. С. 229-237.
Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1983. 840 с.
Чечина Н. А. Основные направления развития науки советского гражданского процессуального права. Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1987. 104 с.
Щедровицкий Г. П. Знак и деятельность: в 3 кн. М.: Вост. лит., 2005. Кн. I. Структура знака: смыслы, значения, знания: 14 лекций 1971 г. 256 с.
Щедровицкий Г. П. Философия. Наука. Методология. М.: Шк. культур. политики, 1997. 641 с.
Юдельсон К. С. Советский гражданский процесс: учеб. М.: Госюриздат, 1956. 439 с.
Юдин Э. Г. Методология науки. Системность. Деятельность. М.: Эдиториал УРСС, 1997. 444 с.
Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности. М.: Наука, 1978. 391 с.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Владислав Олегович Пучков - старший юрист арбитражной практики ООО «Правопроцесс-Урал» (Екатеринбург). 620014, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Малышева, д. 19, офис 2307. E-mail: [email protected].
Object and Subject of the International Civil Procedure Science: a Theoretical and Methodological Research
It is substantiated that the object and subject of the international civil procedure science are connected with the object and subject of legal science in general. It is proved that the content of the object of the international civil procedure science is formed by the procedural convergence of legal systems objectified in the system of public relations for the consideration and resolution of cases involving foreign persons. The conclusion is made that the subject of the international civil procedure science includes categories developed on the basis of understanding the unity and differentiation of procedural forms of the resolution of international private law disputes, the laws of such activity based on norms and principles of law, legal practice and legal doctrine.
The elements of the subject of the international civil procedure science may be divided into the main (those that are always reflexed in the process of scientific research) and optional ones (those that do not require unconditional scientific reflection). The first include the relevant social relations, the norms of the international civil process, its specific principles, jurisprudence, legal doctrine, and the categories of science of the international civil process. Optional elements are, inter alia, public and legal consciousness, socio-economic and political-ideological conditions, as well as the cultural environment in which relevant activities are carried out. The basic elements of the subject of science form its content. Optional elements, as a rule, are rendered «beyond the brackets» of civil procedure research.
Key words: international civil procedure, legal science, scientific methodology, scientific object, subject of science
References
Abramov S. N. Sovetskii grazhdanskii protsess: ucheb. [Soviet Civil Procedure: a handbook], Moscow, Yurid. lit., 1952, 438 p.
Alekseev S. S. Pravo: azbuka - teoriya - filosofiya: Opyt kompleksnogo issledovaniya [The Law: The ABC - The Theory - The Philosophy: A Complex Research Outline], Moscow, Norma, INFRA-M, 1999, 710 p.
Auby J.-B. Globalization, Law and State, Oxford & Portland, Oregon, Hart Publishing, 2017, 228 p.
Avdeenko N. I. Mekhanizm i predely reguliruyushchego vozdeistviya grazhdansko-protsessual'nogo prava [Civil Procedure Legal Impact's Mechanism and Limits], Leningrad, Izd-vo Leningrad. un-ta, 1969, 72 p.
Babaev V. K. (ed.) Teoriya gosudarstva i prava: ucheb. [Theory of State and Law: a handbook], Moscow, Yurist", 2003, 592 p.
Boguslavskii M. M. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo: ucheb. [International Private Law: a handbook], Moscow, Yurist", 1998, 426 p.
Chechina N. A. Osnovnye napravleniya razvitiya nauki sovetskogo grazhdanskogo protsessual'nogo prava [Basic Directions of Soviet Civil Procedural Legal Studies Development], Leningrad, Izd-vo Leningrad. un-ta, 1987, 104 p.
Chirico F., Larouche P. Convergence and Divergence, in Law and Economics and Comparative Law, Larouche P. & Cserne P. (eds.) National Legal Systems and Globalization New Role, Continuing Relevance, The Hague: Springer, 2013, pp. 9-33.
Dekart R. Sochineniya: v 2 t. [Works: in 2 vols.], Moscow, Mysl', 1989, vol. 1, 654 p.
Dyrda L. Jurisdiction in Civil and Commercial Matters under the Regulation No 1215/2012 -Between Common Grounds of Jurisdiction and Divergent National Rules, The Interaction of National Legal Systems: Convergence or Divergence? International Conference of PhD Students and Young Researchers (Vilnius, 25-26 April 2013), Vilnus, Vilnius University, 2013, pp. 81-87.
Erpyleva N. Yu. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo: ucheb. dlya vuzov [International Private Law: a handbook for high schools], Moscow, Izd-vo Vyssh. shk. ekonomiki, 2015, 1308 p.
Erpyleva N. Yu. Mezhdunarodnoe grazhdansko-protsessual'noe pravo: ponyatie, predmet i sistema [International Civil Procedure: a Concept, a Subject and a System], Mezhdunarodnoe pravo, 2013, no. 4, pp. 16-160.
Fatkhullina L. V. Mezhdunarodnyi grazhdanskii protsess: opredelenie mesta v sisteme nauki i prava [Determination of International Civil Procedure's Place in the System of Science and Legal System], Vestnik grazhdanskogo protsessa, 2013, no. 5, pp. 229-237.
Filosofskii entsiklopedicheskii slovar' [Philosophical Encyclopedic Dictionary], Moscow, Sov. entsikl., 1983, 840 p.
Gongalo B. M. (ed.) Grazhdanskoe pravo: ucheb.: v 2 t. [Civil Law: a handbook: in 2 vols.], Moscow, Statut, 2017, vol. 1, 511 p.
Gorskii D. P. Problemy obshchei metodologii nauk i dialekticheskoi logiki [General Scientific Methodology's and Dialectical Logic's Problems], Moscow, Mysl', 1966, 373 p.
Gukasyan R. E. Izbrannye trudy po grazhdanskomu protsessu [Selected Works on Civil Procedure], Moscow, Prospekt, 2008, 478 p.
Gurvich M. A. K voprosu o predmete nauki sovetskogo grazhdanskogo protsessa [On the Matter of the Soviet Civil Procedure Science], Uchenye zapiski VIYuN, 1955, vol. 4, pp. 28-59.
Iz arkhiva G. P. Shchedrovitskogo [From the G. P. Shchedrovitskiy's Archive], Moscow, Put', 2004, Vol. 7, 400 p.
Kazanskii P. E. Uchebnik mezhdunarodnogo prava, publichnogo i grazhdanskogo [A Handbook of International Law, Both Public and Private], Odessa, Ekonom. tip., 1902, 534 p.
Kopnin P. V. Gnoseologicheskie i logicheskie osnovy nauki [Epistemological and Logical Foundations of Science], Moscow, Mysl', 1974, 568 p.
Lakatos I. Fal'sifikatsiya i metodologiya nauchno-issledovatel'skikh programm [Falsification and Methodology of Scientific Research Programmes], Moscow, Medium, 1995, 236 p.
Lenin V. I. Polnoe sobranie sochinenii. 5-e izd. [Oper Omnia. 5th ed.], Moscow, Gos. Izd-vo polit. lit., 1968, vol. 18, 525 p.
Livshits R. Z. Teoriya prava: ucheb. [Theory of Law: a handbook], Moscow, BEK, 1994, 224 p.
Lockwood A. J. The Primary Jurisdiction Doctrine: Competing Standards of Appellate Review, Washington & Lee Law Review, 2012, no. 64, pp. 708-771.
Lunts L. A. Mezhdunarodnoe chastnoe pravo: Obshchaya chast' [Private International Law. A General Part], Moscow, Yurid. Lit., 1970, 280 p.
Lushnikov A. M., Lushnikova M. V. Ontologiya otechestvennoi nauki trudovogo prava v postsovetskii period: monogr. [Russian Labor Law Science' Ontology in Post-Soviet Time: a monograph], Moscow, Prospekt, 2017, 622 p.
Marx K., Engels F. Sochineniya. 2-e izd. [Works. 2nd ed.], Moscow, Gos. izd-vo polit. lit., 1959, vol. 13, 573 p.
Marx K., Engels F. Sochineniya. 2-e izd. [Works. 2nd ed.], Moscow, Gos. izd-vo polit. lit., 1961, vol. 20, 517 p.
Matskevich I. M., Shugrina E. S. (eds.) Organizatsiya nauchnoi deyatel'nosti i vypolnenie nauch-nykh rabot po yurisprudentsii: nauchno-prakticheskoe posobie [Legal Research Organization and Writing Research Papers on Jurispridence: scientific and practical manual], Moscow, Norma, INFRA-M, 2017, 136 p.
Matuzov N. I., Mal'ko A. V. (eds.) Teoriya gosudarstva i prava [Theory of State and Law], Moscow, Yurist", 1999, 776 p.
Nefed'ev E. A. Zadachi i elementy nauki grazhdanskogo protsessa. Vstupitel'naya lektsiya, chitan-naya 17 sentyabrya 1882 g. v Imperatorskom Kazanskom universitete [Aims and Elements of Civil Procedure Science. An Introductive Lection Read on Imperator's Kazan University], Kazan', Tip. Kazan. un-ta, 1883, 22 p.
Neshataeva T. N. Mezhdunarodnyi grazhdanskii protsess [International Civil Procedure], Moscow, Gorodets, 2001, 627 p.
Pavlova N. V. Predvaritel'nye obespechitel'nye mery v mezhdunarodnom grazhdanskom protsesse: dis. ... kand. yurid. nauk [Preliminary Interim Measures in International Civil Procedure: a candidate of juridical sciences thesis], Moscow, Ros. akad. gos. sluzhby pri Prezidente Ros. Federatsii, 2002, 200 p.
Perevalov V. D. Teoriya gosudarstva i prava: ucheb. dlya bakalavrov [Theory of State and Law: a handbook for bachelor students], Moscow, Yurait, 2015, 428 p.
Pigolkin A. S. (ed.) Obshchaya teoriya prava [General Theory of Law], Moscow, Izd-vo MGTU im. N. E. Baumana, 1995, 384 p.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Reshetnikova I. V. Dokazatel'stvennoe pravo v rossiiskom grazhdanskom sudoproizvodstve: dis. ... d-ra yurid. nauk [Evidence Law in Russian Civil Procedure: a doctor of juridical sciences thesis], Ekaterinburg, Izdat. dom «Ural. gos. yurid. akad.», 1997, 366 p.
Reshetnikova I. V. Predmet nauki sovetskogo grazhdanskogo protsessual'nogo prava: dis. ... kand. yurid. nauk [Soviet Civil Procedural Law Science' Subject: a doctor of juridical sciences thesis], Sverdlovsk, Sverdl. yurid. in-t, 1985, 180 p.
Sadikov O. N. Imperativnye normy v mezhdunarodnom chastnom prave [Imperative Rules in International Private Law], Moskovskii zhurnal mezhdunarodnogo prava, 1992, no. 2, pp. 71-84.
Sadokhina N. E. Integratsiya pravovykh sistem v kontekste globalizatsionnykh protsessov [Integration of Systems of Law in the Context of Globalization Processes], Zakharov A. V. (ed.) Gosudarstvo, pravo, obshchestvo v usloviyakh globaliziruyushchegosya mira: monogr. [State, Law, and Society in Conditions of Globalizing World: a monograph], Moscow, Prospekt, 2017, 333 p.
Sakhnova T. V. Kurs grazhdanskogo protsessa [Course of Civil Procedure], Moscow, Statut, 2014, 784 p.
Schaffer R., Agusti F., Earle B. International Business Law and Its Environment. 7th ed., Minneapolis, Cengage Learning, 2008, 806 p.
Semenov V. M. Ponyatie i sistema printsipov sovetskogo grazhdanskogo protsessual'nogo prava [The Concept and the System of the Principles of the Soviet Civil Procedure Law], Sbornik uchenykh trudov SYul [Collection of Sverdlovsk Law Institute Research Papers], Sverdlovsk, 1964, vol. 2, pp. 28-60.
Shakaryan M. S. (ed.) Grazhdanskoe protsessual'noe pravo: ucheb. [Civil Procedural Law: a handbook], Moscow, Prospekt, 2004, 584 p.
Shchedrovitskii G. P. Filosofiya. Nauka. Metodologiya [Philosophy. Science. Methodology], Moscow, Shk. kul'tur. politiki, 1997, 641 p.
Shchedrovitskii G. P. Znak i deyatel'nost': v 3 kn. Kn. I. [Sign and Activity: in 3 books], Moscow, Vost. lit., 2005, book 1, 256 p.
Sidak J. G. Injunctive Relief and the FRAND Commitment in the United States, Cambridge Handbook of Technical Standardization Law: Antitrust and Patents, 2017, vol. 1, pp. 1809-1870.
Syrykh V. M. Istoriya i metodologiya yuridicheskoi nauki: ucheb. [History and Methodology of Juridical Science: a handbook], Moscow, Norma, INFRA-M, 2012, 464 p.
Tarasov N. N. Metodologicheskie problemy yuridicheskoi nauki [Methodological Problems of Juridical Science], Ekaterinburg, Izd-vo Gumanitar. un-ta, 2001, 264 p.
Tarasov N. N. O metodologicheskikh osnovaniyakh sravnitel'nogo pravovedeniya [On the Methodological Basis of Comparative Law], Sravnitel'noe pravovedenie i problemy sovremennoi yurisprudentsii. Materialy nauch.-prakt. konf. (Ekaterinburg, 21-22 aprelya 2005 g.) [Comparative Law and Problems of Modern Jurisprudence: materials of scientific and practical conference (Yekaterinburg, 21-22 Apr. 2005)], Ekaterinburg: Izd. dom «Ural. gos. yurid. akad.», 2006, vol. 1, pp. 65-71.
Tolstykh V. L. Normy inostrannogo prava v mezhdunarodnom chastnom prave Rossiiskoi Federatsii: avtoref. dis. ... d-ra yurid. nauk [Foreign Legal Rules in Russian International Private Law: an auto-abstract of a doctor of juridical sciences thesis], Moscow, Ros. akad. gos. sluzhby pri Prezidente Ros. Federatsii, 2006, 56 p.
Treushnikov M. K. (ed.) Grazhdanskii protsess: ucheb. [Civil Procedure: a handbook], Moscow, OAO «Gorodets-Izdat», 2007, 784 p.
Vas'kovskii E. V. Uchebnik grazhdanskogo protsessa. Novoe izd., perepech. s izd. 1917 g. [Handbook of Civil Procedure. New ed. pre-print 1917], Krasnodar, Sov. Kuban', 2003, 528 p.
Yudel'son K. S. Sovetskii grazhdanskii protsess: ucheb. [Soviet Civil Procedure: a handbook], Moscow, Gosyurizdat, 1956, 439 p.
Yudin E. G. Metodologiya nauki. Sistemnost'. Deyatel'nost' [Scientific Methodology. System. Activity], Moscow, Editorial URSS, 1997, 444 p.
Yudin E. G. Sistemnyi podkhod i printsip deyatel'nosti [Systemic Approach and Principle of Activity], Moscow, Nauka, 1978, 391 p.
Vladislav Puchkov - senior legal officer at the «Pravoprocess-Ural» LLC, Commercial practice division (Yekaterinburg). 620014, Russian Federation, Yekaterinburg, Malysheva str., 19, of. 2307. E-mail: [email protected].
Дата поступления в редакцию / Received: 23.10.2017
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 02.12.2017
