CC BY
44
6.4. ОБ ОСОБЕННОСТЯХ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ОРГАНИЗОВАННЫМ ФОРМАМ ЭКСТРЕМИЗМА В РОССИИ И РЕСПУБЛИКЕ КАЗАХСТАН
Зенковский Александр Владимирович, судья СевероКазахстанского областного суда в отставке, почетный работник судебной системы. Тарасевич Иван Анатольевич, канд. юрид. наук, доцент. Должность: старший научный сотрудник. Место работы: Тюменский государственный университет. Подразделение: Экспертный научный центр противодействия идеологии экстремизма и терроризма. E-mail: ioann@ruweb.net
Аннотация
Авторы статьи обращают внимание читателя на некоторые дефинитивные недостатки уголовно-правовых средств борьбы с преступлениями экстремистской направленности России и Казахстана, что и составляет основное проблемное поле данного исследования. Также анализируется корреляция соответствующих уголовных норм и норм комплексных федерального и республиканского законов указанных стран, направленных на противодействие экстремизму. Кроме исследования проблем, имеющихся в Уголовных законах, как России, так и Казахстана в сфере противодействия экстремизму, целью данной работы является выработка предложений по их преодолению.
Новизна проведенного исследования состоит в авторском подходе к устранению выявленных противоречий, который носит комплексный характер и включает как совершенствование отдельных дефиниций Общей части Уголовного закона России, так и его структуры в целом.
Соответственно, основными методами исследования явились сравнительно-правовой, системный и логического анализа. В статье сделаны предложения по формулировкам ключевых уголовно-правых определений, что было бы невозможно без использования таких методов, как синтез, абстрагирование и конкретизация, аналогия и моделирование. Также в предлагаемом исследовании применялись такие эмпирические методы, как: формально-юридический анализ нормативных актов и литературы, изучение и обобщение научной теории и иные.
В целом, в статье отмечается, что уголовное законодательство Казахстана в части, охватывающей исследуемую тему, является более сбалансированным, в силу осуществления уголовно-правового регулирования с использованием более точных формулировок соответствующих правовых норм, причем основанных на универсальном понятийном аппарате, который позволяет избежать существенных противоречий между нормами Общей и Особенной частей УК.
Данное исследование является значимым для представителей правоприменительных и законодательных органов России и Казахстана. Методологические подходы, обозначенные в статье, могут быть учтены в процессе выработки консолидированного
законодательства в рамках строительства Евразийского экономического союза.
Ключевые слова: экстремистское сообщество, преступное сообщество, террористическое сообщество, экстремизм, терроризм, объект преступления, квалификация преступлений, общественная опасность, Уголовный закон.
ON THE SINGULARITY OF CRIMINAL LEGAL COUNTERACTION TO ORGANIZED FORMS OF EXTREMISM IN RUSSIA AND THE REPUBLIC OF KAZAKHSTAN
Zenkovsky Alexander Vladimirovich, judge of the North Kazakhstan regional court in retirement, honorary worker of the judiciary.
Tarasevich Ivan Anatolievich, PhD at law, Associate Professor. Position: Senior Researcher. Place of employment: Tyumen State University. Department: Expert Scientific Center for Counteraction ideologists of extremism and terrorism. E-mail: ioann@ruweb.net
Annotation
The author of the article tells readers about the shortcomings of the criminal law norms, which are aimed at combating extremist crimes in Russia and Kazakhstan. In particular, these shortcomings lie in the basic concepts. This topic is the main one in this scientific study. The author also analyzes the correlation of criminal norms and norms of special laws in Russia and Kazakhstan. In addition to researching the problems that exist in the Criminal Laws of these countries and dealing with the fight against extremism, the author of this work takes the aim of working out proposals on how to eliminate these problems.
The novelty of this research is the author's method of eliminating the contradictions found in legislation. These legal problems are complex. Today it is necessary to improve certain definitions of the General Part of the Criminal Law of Russia, as well as its general structure.
Basic research methods: comparative-legal, systemic and logical analysis. The article formulates the main criminal-right definitions. Formulations could not be done without the use of methods of synthesis, abstraction and con-cretization, analogy and modeling. The study also used empirical methods: formal legal analysis of normative acts and literature, study and generalization of scientific theory, and others.
In general, the article notes that the criminal legislation of Kazakhstan on combating extremism is more balanced. It uses more precise formulations of relevant legal norms. The wording is made on the basis of universal concepts. This avoids significant contradictions between the norms of the General and Special Parts of the Criminal Law.
This study is useful for representatives of law enforcement and legislative bodies of Russia and Kazakhstan. The methodological discoveries described in the article can be used in the construction of consolidated legislation of the Eurasian Economic Union.
Keywords: extremist community, criminal community, terrorist community, extremism, terrorism, object of crime, qualification of crimes, public danger, Criminal law.
В настоящее время борьба с экстремизмом на постсоветском пространстве является одной из основных задач, стоящих перед обществом и государством. В России и Казахстане, которые являются локомотивами интеграционных процессов на в странах СНГ и входят в единый Евразийский экономический союз, противодействие всем формам экстремизма входит в число основных приоритетов деятельности органов государственной власти и местного самоуправления, что по-
лучило отражение в документах программного характера [1; 2].
Законодательство этих стран содержит целый блок норм, регулирующих общественные отношения в сфере противодействия экстремистской деятельности. Естественно, что указанные нормы, впрочем, как и многие другие, востребованные жизнью и принятые в период интенсивного реформирования правовых систем, а значит, поиска оптимальных моделей, все же не лишены определенных недостатков. Задачей научного сообщества в тесном взаимодействии с практиками является выявление таких недостатков и выработка на передовых научной и методологической основах предложений по их устранению.
Основным методом нашего исследования является сравнительно-правовой. Предметом сравнительного анализа мы избрали уголовные законоположения в сфере противодействия экстремизму России и Казахстана. Такой выбор обусловлен существованием Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 года, участниками которой являются указанные государства. Данная Конвенция оказала существенное влияние на российский и казахстанский Уголовные законы, на чем мы заострим внимание ниже. Кроме того, наш выбор обусловлен все еще сохраняющимся определенным сходством казахстанского и российского уголовного законодательства, что является следствием общего для этих государств доктринально-правового фундамента советской эпохи. В тоже время, следует признать, что социальные процессы, как в России, так и в Казахстане характеризуются определенным своеобразием, и с принятием в Казахстане ныне действующего Уголовного Кодекса в редакции от 3 июля 2014 года (ред. от 11.07.2017) (Далее - УК РК) наметилась очевидная тенденция к расхождению в сфере уголовно-правового регулирования.
Нужно отметить, что Шанхайскую конвенцию подписали и такие бывшие республики СССР, как Киргизия и Таджикистан, а кроме них Китайская Народная Республика. Но мы остановимся на сравнительном анализе российского и казахстанского законодательств, так как рамки данной статьи не позволяют нам проводить более обширное исследование, захватывающее уголовные законоположения и других государств, участвующих в реализации данного международного документа.
Обращаясь непосредственно к исследуемой теме, в первую очередь, отметим, что ввиду исключительной важности общественных отношений, регулируемых уголовным правом, требования к формулированию уголовно-правовых норм и их соотношению внутри Уголовного закона в советский период традиционно были очень высокими. В этой связи, необходимо констатировать факт известного несовершенства действующего Уголовного кодекса Российской Федерации от 13.06.1996 N 63-Ф3 (ред. от 29.07.2017) (далее - УК РФ) в дефинитивной плоскости, на что ученые-юристы указывали практически со времени его принятия [4; 12, с. 140; 13; 14]. На сегодняшний день единство терминологического аппарата фактически утрачено. Содержание того или иного термина порою существенно разнится от нормы к норме, что является серьезным изъяном в области юридической техники. Можно говорить даже о том, что на настоящий момент с утратой единообразия уголовного закона в дефинитивной плоскости, поставлена под угрозу системность УК РФ как таковая. В то время как, на наш взгляд, определе-
ния, используемые в УК РФ, должны быть едиными для всех уголовно-правовых норм, а также исключать свое неоднозначное толкование.
Так, Особенная часть УК РФ содержит статью 282.1 «Организация экстремистского сообщества». При этом, предлагаемое в ч. 1 указанной статьи определение экстремистского сообщества представляется нам недостаточно корректным, в силу его явного противоречия нормам Общей части УК РФ, а именно, ст. 35 УК РФ «Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией)».
В своем первом предложении «создание экстремистского сообщества, то есть организованной группы» -диспозиция ч. 1 ст. 282.1 УК РФ, в целом, соответствует определению преступного сообщества, закрепленному ч. 4 ст. 35 УК РФ (Нужно отметить, что российский законодатель экстремистское сообщество и преступное сообщество (преступную организацию) рассматривает как тождественные, что следует из ч. 5 ст. 35 УК РФ, также данное тождество подчеркивают и некоторые исследователи-правоведы [15, с. 158]). Хотя, на первый взгляд, ч. 1 ст. 282.1 полностью уравнивает сообщество и организованную группу, но далее в тексте видно, что законодатель имеет в виду именно структурированную группу, что является признаком именно сообщества: «...руководство таким экстремистским сообществом, его частью или входящими в такое сообщество структурными подразделениями».
По нашему мнению, такой признак, позволяющий идентифицировать организованную группу в качестве преступного сообщества, как структурированность следовало бы сформулировать более рельефно. Ведь частями 3 и 4 ст. 35 УК РФ закреплено четкое различие между сообществом и организованной группой (конкретизация данной мысли содержится в Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.06.2010 № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)»[9]). Соответственно, было бы весьма желательно, чтобы и формулировки указанной нормы Особенной части УК РФ, предоставляли правоприменителю практическую возможность четко и безошибочно квалифицировать любое конкретное уголовно-наказуемого деяние, связанное с организованными формами преступности, что, прежде всего, подразумевает четкость терминологического аппарата.
Дальнейшее исследование текста диспозиции с ч.1 ст. 282.1 УК РФ обнаруживает полное несоответствие между определениями преступного сообщества, закрепленными данной нормой и ч. 4 ст. 35 УК РФ.
Так, ч. 4 ст. 35 УК РФ в качестве преступного сообщества (преступной организации) определяет не только структурированную организованную группу, но и объединение «организованных групп, действующих под единым руководством». Формулировка же ч.1 ст. 282.1 УК РФ такого признака не содержит. Думается, следуя данной логике, можно дойти до абсурда, когда создание экстремистского сообщества в форме нескольких организованных групп, действующих под единым руководством, в соответствие с данной нормой не будет признаваться криминальным. Тогда как вполне очевидно, что такая, выдвинутая нами гипотетическая форма создания преступного сообщества, весьма вероятна на практике.
Проводя анализ ч. 4 ст. 35 УК РФ, мы обнаружим, что в диспозиции данной нормы содержится такой признак преступного сообществ (преступной организации) как цель, заключающаяся в совместном совершении одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений. Но данный признак опять же отсутствует в формулировке диспозиции ч. 1 ст. 282.1 УК РФ. Хотя, на первый взгляд, здесь нет никакого серьезного несоответствия, так как большинство преступлений экстремистской направленности в России действительно относятся к тяжким и особо тяжким. Но, фактически, достаточное количество составов таких преступлений соответствуют преступлениям небольшой и средней тяжести. В частности, ч 2 ст. 115 «Умышленное причинение легкого вреда здоровью», ст. 116 «Побои», ч. 2 ст. 214 «Вандализм» - небольшой тяжести; ч. 2 ст. 119 «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью», ч. 1 ст. 213 «Хулиганство», ч. 2 ст. 244 «Надругательство над телами умерших и местами их захоронения», как и сама ч. 1 ст. 282 - средней тяжести. В данных составах присутствует такой квалифицирующий признак как совершение деяния «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы», а значит, они должны быть квалифицированы как преступления экстремистской направленности. Таким образом, можно констатировать наличие еще одного существенного противоречия между определениями преступного сообщества, закрепленными ч. 1 ст. 282.1 и ч. 4 ст. 35 УК РФ.
Следующий недостаток юридической техники при формулировании диспозиции ч. 1 ст. 282.1 УК РФ мы видим в том, что не было обращено должного внимания на наличие в диспозиции ч. 4 ст. 35 УК РФ такого признака преступного сообщества (преступной организации), как «получение прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды» в качестве результата деятельности субъекта преступления. Такой признак опять же отсутствует в диспозиции ч. 1 ст. 282.1 УК РФ, результатом чего стало серьезное ограничение объема квалификации некоторых деяний как совершенных преступным сообществом (организованной группой), так как при создании экстремистского сообщества получение прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды, как правило, ведущим мотивом не является, уступая место мотивам религиозного или идеологического плана.
В этой части, если мы обратимся к Уголовному кодексу Республики Казахстан (далее - УК РК), то обнаружим, что в отличие от российского законодательства, для установления преступного сообщества как такового в Казахстане вовсе не требуется устанавливать наличие указанной в ст. 35 УК РФ цели, что представляется логичным, если исходить из возможной мотивации преступника.
Вероятно, осознавая данное противоречие, российский законодатель ввел в ст. 35 УК РФ часть пятую, в соответствии с которой, по его мнению, стало возможным квалифицировать деяния, предусмотренные ч. 1 ст. 282.1 УК РФ как совершенные преступным сообществом (организованной группой). Но такую законодательную конструкцию можно и нужно рассматривать только как своеобразную подпорку, указывающую на недостатки российского Уголовного закона в дефинитивной плоскости. Того Закона, который должен строиться, пожалуй, на не менее твердой научной, мето-
дологической и организационной базе, чем Основной закон государства.
В свою очередь, ч.1 ст. 282.1 УК РФ содержит дополнительные признаки экстремистского сообщества, отсутствующие в общем определении преступного сообщества (преступной организации), закрепленном в ч. 4 ст. 35 УК РФ. В частности, это «создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей частей или структурных подразделений такого сообщества в целях разработки планов и (или) условий для совершения преступлений экстремистской направленности».
Как видим, имеется существенное терминологическое противоречие между ч. 4 ст. 35 и ч. 1 ст. 282.1 УК РФ. В конструкции диспозиции ч. 1 ст. 282.1 УК РФ отсутствует целый ряд признаков преступного сообщества, закрепленных ч. 4 ст. 35 (объединение организованных групп, действующих под единым руководством; в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений; для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды). Все вышеизложенное позволяет сделать общий вывод о том, что наименование статьи 282.1 УК РФ не соответствует содержанию (Наше утверждение справедливо хотя бы потому, что в заглавии ст. 282.1 «Организация экстремистского сообщества» отсутствует указание на ответственность и за участие в таком сообществе. В тоже время в УК РФ имеются статьи с более корректными заголовками: ст. 205.4 «Организация террористического сообщества и участие в нем» и ст. 210 «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)». Здесь мы видим как минимум отсутствие единообразия в процессе формулирования уголовно-правовых норм, а значит методологические изъяны такой работы). Но рассматривать деяние, которое описано диспозицией ч. 1 ст. 282.1 УК РФ, как создание группы лиц по предварительному сговору, организованной группы также нельзя, так как в данной норме упоминаются такие признаки, как структурированность, а также «создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей частей или структурных подразделений такого сообщества», что в плане уровня общественной опасности деяния все же более характерно для преступного сообщества.
Конечно, можно привести диспозицию ч. 1 ст. 282.1 УК РФ в соответствие с ч. 4 ст. 35. Для этого законодателю необходимо в диспозиции ч. 1 ст. 282.1 УК РФ после слов «то есть» вместо слов «организованной группы лиц» ввести фразу следующего содержания: «структурированной организованной группы или объединения организованных групп». Но, тогда создание группы лиц по предварительному сговору, организованной группы для совершения преступлений экстремистской направленности не будут образовывать составов преступлений, что фактически имеет место и сейчас, и что можно считать существенным упущением российского уголовного законодательства.
В этом контексте нужно отметить, что в УК РК, в отличие от УК РФ, имеется ст. 182 «Создание, руководство экстремистской группой или участие в ее деятельности». Данная статья УК РК предусматривает уголовно-правовую ответственность за создание экстремистской группы, а равно руководство ею; участие в деятельности экстремистской группы или в совершаемых ею преступлениях. Также предусматривается повышенная уголовная ответственность за вышеука-
занные деяния, совершенные лицом с использованием своего служебного положения либо лидером общественного объединения, на что обращается особое внимание в Нормативном постановление ВС РК от 22 декабря 2008 года № 15 О внесении изменения в Нормативное постановление Верховного Суда Республики Казахстан от 21 июня 2001 года № 2 «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за бандитизм и другие преступления, совершенные в соучастии [3].
В пунктах 36 и 40 ст. 3 УК РК «Разъяснение некоторых понятий, содержащихся в настоящем Кодексе», понятия «организованной группы» и, как одной из ее видов, «экстремистской группы» даются в весьма лаконичной форме. Вместе с тем, данные дефиниции раскрываются в нормативном постановлении Верховного Суда Республики Казахстан от 21 июня 2001 года № 2 «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за бандитизм и другие преступления, совершенные в соучастии», в п. 11 которого отмечается, что об устойчивости организованной группы могут свидетельствовать, в частности, такие признаки, как стабильность ее состава, тесная взаимосвязь между ее членами, согласованность их действий, постоянство форм и методов преступной деятельности, длительность ее существования; в - п. 12, под созданием организованной группы следует понимать любые активные целенаправленные действия, результатом которых стало ее фактическое образование; в п. 13 - руководство организованной группой... может осуществляться как одним, так и несколькими лицами; в п. 14 - участие в организованной группе. может выражаться вхождением в указанное преступное образование.
Вновь возвращаясь к российскому уголовному законодательству, необходимо подчеркнуть, что перманентные мероприятия по корректировке дефинитивной составляющей будут носить лишь тактический характер, между тем, как вопрос уголовно-правого регулирования общественных отношений по поводу экстремистских проявлений требует стратегического подхода и внесения в УК РФ более глубинных по своим масштабам корректировок.
Прежде всего, возникает вопрос о том, что побудило законодателя расположить ст. 282.1 именно в главе 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» раздела X «Преступления против государственной власти»? Объект состава, описанного ст. 282.1 (кстати, как и в статьях 280, 282, 282.2, 282.3) УК РФ отнюдь не распространяется на конституционный строй. Это прямо вытекает из смысла абзаца второго примечания к данной статье, которым зафиксировано, что «Под преступлениями экстремистской направленности в настоящем Кодексе понимаются преступления, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.». Как видим, в приведенном отрывке ничего не говорится о конституционном строе.
По этому поводу, мы лишь можем предположить, что решая вопрос о расположении ст. 282.1 (и других смежных уголовно-правовых норм) в системе Уголовного закона России, законодатель руководствовался определением экстремизма, закрепленного ст. 1 ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Но данное определение не соответствует определе-
нию экстремизма, которое дано в УК РФ, следовательно, как мы уже отметили, экстремизм не посягает на конституционный строй России, и законодатель расположил статьи, призванные защитить общество от преступлений экстремистской направленности в главе 29 ошибочно.
К тому же отсюда вытекает чрезвычайно важный вывод о том, что определение экстремизма, закрепленное ст. 1 ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», никоим образом не может влиять ни на структуру Уголовного закона на стадии его формулирования, ни на квалификацию каких либо преступлений в процессе правоприменения.
Что же касается УК Рк, то здесь подобной коллизии не наблюдается. Уголовный закон Казахстана не содержит ограничения объема дефиниции экстремизма, как в российском УК. В соответствии с п. 39 ст. 3 УК РК, экстремистские преступления - это деяния, предусмотренные рядом конкретных статей (174, 179, 180, 181, 182, 184, 258, 259, 260, 267, ч. 2-3 ст. 404 и 405). Соответственно, у казахстанского законодателя были гораздо более твердые основания расположить ст. 182 «Создание, руководство экстремистской группой или участие в ее деятельности» в главе пятой УК РК «Уголовные правонарушения против основ конституционного строя и безопасности государства».
На наш взгляд, ст. 282.1 УК РФ «Организация экстремистского сообщества» (а кроме того, ст.ст. 280, 282, 282.2, 282.3 УК РФ) логичнее было бы расположить параллельно со ст. 205.4 УК РФ в главе 24 «Преступления против общественной безопасности» раздела IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка».
По нашему убеждению, экстремистское и террористическое сообщества в рамках российского Уголовного закона нужно рассматривать как видовые по отношению к родовому, каким является преступное сообщество. Наша точка зрения косвенно подтверждается тем, что определение преступного сообщества, данное законодателем в ч. 1 ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)» в целом, за исключением отдельных нюансов, соответствует определению, содержащемуся в ч. 4 ст. 35 УК РФ. Соответственно, такие составы как «Организация экстремистского сообщества» и «Организация террористического сообщества и участие в нем» должны быть включены в ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)».
Но, несмотря на очевидную схожесть российского и казахстанского УК, сделать аналогичный вывод, исходя из норм последнего, мы не можем. В ст. 3 Уголовного кодекса Казахстана содержатся дефинитивные нормы, закрепляющие в качестве самостоятельных, как понятия преступной группы и преступного сообщества, так и понятие экстремистской группы. Следовательно, казахстанский законодатель разводит между собою эти определения, и мы не можем говорить, что экстремистская группа является видовым понятием по отношению к преступной группе или преступному сообществу.
Следует заметить, что одной из особенностей УК РК является то, что в отличие от положений ст. 210 УК РФ, которой предусматривается ответственность за организацию преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней), т.е. преступное сообщество и преступная организация фактически уравниваются в своем статусе, в Республике Казах-
стан две эти преступные формы соучастия имеют различное содержание. Ввиду этого уголовная ответственность за каждую из них предусмотрена отдельными самостоятельными статьями УК РК: ст. 262 «Создание и руководство организованной группой, преступной организацией, а равно участие в них» и ст. 263 «Создание и руководство преступным сообществом, а равно участие в нем».
В российском же Уголовном законе, при действующей конструкции исследуемых норм, не криминализированным остается создание для подготовки либо совершения тяжких, либо особо тяжких преступлений экстремистской или террористической направленности группы лиц по предварительному сговору и организованной группы. По нашему мнению, такие преступления, безусловно, имеют несравненно более высокую степень общественной опасности, чем преступления, совершаемые по иным мотивам (например, с целью получения финансовой или иной материальной выгоды), а значит, была бы целесообразна формулировка соответствующих составов и размещение их в главе 24 «Преступления против общественной безопасности» раздела IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» УК РФ, аналогично Уголовному закону Казахстана. В этой связи, нужно отметить, что статья 31 УК РК «Уголовная ответственность за уголовные правонарушения, совершенные группой» фактически является аналогом ст. 35 УК РФ. Однако, в отличие от уголовного законодательства РФ, согласно ч. 2 ст. 31 УК РК казахстанским законодателем установлено: «Уголовное правонарушение признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении уголовного правонарушения», а в соответствие с ч. 3 ст. 31 УК РК: «Преступление признается совершенным преступной группой, если оно совершено организованной группой, преступной организацией, преступным сообществом, транснациональной организованной группой, транснациональной преступной организацией, транснациональным преступным сообществом, террористической группой, экстремистской группой, бандой или незаконным военизированным формированием».
При этом, в ст. 3 УК РК содержится достаточно подробное разъяснение понятий, содержащихся в ст. 31, в частности:
- согласно п. 36 ст. 3 УК, организованная группа - это устойчивая группа двух или более лиц, заранее объединившихся с целью совершения одного или нескольких уголовных правонарушений. Особенностью организованной группы как формы соучастия является то, что взаимосвязь между участниками такой группы должно носить устойчивый характер.
- согласно п. 25 ст. 3 УК, преступная организация -это организованная группа, участники которой распределены по организационно, функционально и(или) территориально обособленным группам (структурным подразделениям). Преступная организация отличается от организованной группы тем, что она более многочисленна, чем организованная группа. Преступная организация объединяет структурные подразделения, которые подчиняются руководителю преступной организации, выполняют его задания, находясь в другом населенном пункте, в другом регионе нашей страны.
Рассматриваемая форма соучастия может иметь место и в случае, когда преступное формирование осу-
ществляет единое руководство двумя и более организованными группами, которые созданы для совершения определенных видов преступлений. Для признания наличия преступной организации необходимо установление признака устойчивости этих групп. Таким образом, преступная организация - это организованная группа, поэтому она должна обладать указанными выше двумя признаками.
- согласно п. 23 ст. 3 УК, преступное сообщество -это объединение двух или более преступных организаций, вступивших в сговор для совместного совершения одного или нескольких уголовных правонарушений, а равно создания условий для самостоятельного совершения одного или нескольких уголовных правонарушений любой из этих преступных организаций. Преступное сообщество отличается от преступной организации количественно: оно объединяет две или более преступных организации. Это означает наличие единого руководства, то есть руководители двух или более преступных организаций, объединившихся в преступное сообщество, подчиняются руководству преступного сообщества. В свою очередь преступные организации, входящие в преступное сообщество, получают поддержку, в необходимых случаях защиту членов преступной организации от каких-либо посягательств, помощь в избежании ответственности за совершенные уголовные правонарушения. Вторая особенность: внутри преступного сообщества должен существовать сговор для совместного совершения одного или нескольких уголовных правонарушений или для создания условий для самостоятельного совершения одного или нескольких уголовных правонарушений любой из преступных организаций, входящих в состав преступного сообщества [6, с. 68].
Таким образом, мы видим, что казахстанский законодатель на сегодняшний день отказался от криминализации отдельных самостоятельных составов таких действий, как создание для совершения преступлений экстремистской направленности различных видов преступных групп: группы лиц по предварительному сговору, преступной организации, преступного сообщества, транснациональной организованной группы, транснациональной преступной организации, транснационального преступного сообщества или незаконного военизированного формирования, законодательно закрепив уголовную ответственность лишь по со ст. 182 УК РК за создание, руководство экстремистской группой или участие в ее деятельности. Тем самым, в Казахстане усматривается очевидная перспектива для потенциального усиления и углубления уголовно-правового регулирования именно в направлении криминализации экстремистских преступлений, совершаемых преступными группами.
Что же касается российского Уголовного закона, то на пути приведения к «общему знаменателю» норм, закрепленных не только ч. 4 ст. 35, ч. 1 ст. 282.1 УК РФ, но и ч. 1 ст. 205.4, ч. 1 ст. 210 УК РФ (По нашему мнению, в данное перечисление нужно включать ст. 208 «Организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем», так как субъекты этих составов создают по своей сути те же преступные сообщества, которые можно рассматривать как видовые по отношению к преступному сообществу (преступной организации) как таковому (ст. 210 УК РФ)), имеется еще одно существенное препятствие. Оно как раз таки состоит в наличии в ч. 4 ст. 35 УК РФ цели, заключающейся в получении «прямо или косвенно финансовой
или иной материальной выгоды». Но ведь такой признак, как мы указывали выше, как правило, вообще отсутствует при совершении преступлений экстремистской направленности либо не является ведущим, а значит указанная норма, закрепленная ч. 4 ст. 35 УК РФ, основанием для квалификации деяний как совершенных в рамках ст. 282.1 УК РФ быть не может.
Оптимальным, на наш взгляд, решением данной правовой коллизии было бы изъятие из формулировки ч. 4 ст. 35 УК РФ указания на такую цель, как получение «прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды». Тем более, что логичного объяснения необходимости существования данной формулировки в рассматриваемой норме мы в научной литературе не находим. Кроме того, такая корректировка фактически позволила бы отказаться и от ч. 5 ст. 35 УК РФ.
Мы разделяем позицию тех ученых, которые считают, что все уголовно-правовые дефиниции должны располагаться в Общей части Уголовного закона [8, с. 23]. Нормы же Особенной части УК РФ ни в какой степени не должны противоречить данным определениям. Такой детерминизм, на наш взгляд, способен гарантировать системность Уголовного закона, без которого практически невозможно достижение реализации принципа справедливости, который закреплен нормами ст. 6 УК РФ.
Очевидно, что такую точку зрения разделяет и казахстанский законодатель. И в УК РК, на наш взгляд совершенно верно, в Общей части содержится ст. 3 «Разъяснение некоторых понятий, содержащихся в настоящем Кодексе», включающая в себя 42 дефиниции.
Продолжая тему путей совершенствования российского уголовного законодательства, нужно отметить, что целесообразным было бы дополнить ч. 4 ст. 35 УК РФ признаком, содержащимся в ч. 1 ст. 282.1 УК РФ, «создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей частей или структурных подразделений такого сообщества в целях разработки планов и (или) условий для совершения преступлений». Такое дополнение, безусловно, существенно расширило бы фактический объем диспозиции статей, призванных противодействовать созданию различных видов преступных сообществ, включая террористические и экстремистские.
Таким образом, подводя итог всему вышесказанному, можно констатировать, что Уголовные законы, как России, так и Казахстана в части уголовно-правового противодействия организованным формам экстремизма имеют свои плюсы и минусы. В целом, следует признать, что уголовное законодательство Казахстана в части, охватывающей исследуемую тему, является более сбалансированным, в силу осуществления уголовно-правового регулирования с использованием более точных формулировок соответствующих правовых норм, причем основанных на универсальном понятийном аппарате, который позволяет избежать существенных противоречий между нормами Общей и Особенной частей УК.
Но, с другой стороны в Казахстане, как прочем и в России, официальное определение экстремистской (Здесь не лишним будет упомянуть о том, что термин «экстремизм» (от лат. ех^етиБ - крайний) обозначает приверженность к крайним взглядам и мерам, и, таким образом, может быть наполнен практически любым содержанием [10, с. 591]) деятельности имеет тенденцию к постоянному расширению, что грозит появлени-
ем в законодательстве указанных стран своеобразного, как мы его именуем, «синдрома статьи 58». Данная статья, имевшая заголовок «Контрреволюционная деятельность», входила в состав Уголовного кодекса РСФСР 1922 года [11 ]. Напомним, что деяния, которые возможно было квалифицировать по этой статье, не имели четкого описания, что обернулось трагедией для десятков тысяч людей. Задачей научного сообщества является недопущение превращения антиэкстремистского законодательства в инструмент борьбы государства с любым инакомыслием. В этом отношении, сохранение в УК РФ ограниченного объема понимания преступлений экстремистской направленности необходимо считать неоспоримым плюсом российского Уголовного закона.
В заключение нужно отметить, что, по нашему мнению, на достаточно широкое понимание экстремистской деятельности, какое наблюдается на сегодняшний день в российском и казахстанском законодательствах, существенно повлияло присоединение данных стран к Шанхайской конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Именно после ратификации данного документа в России и Казахстане начинает развиваться законодательство, направленное на борьбу с экстремизмом. Если мы сравним определения экстремизма данные в соответствующем российском и казахстанском законодательстве и в названной Конвенции, то придем к выводу, что самым широким понимание экстремизма, а от того и самым неопределенным, является российское. По сути, в условиях наличия российском Уголовном законе достаточно четкого определения экстремизма, присоединение России к Шанхайской конвенции выглядит более как акт политического свойства, подчеркивающий понимание общей для всех стран, ратифицировавших данную конвенцию, опасности экстремистских действий и необходимости совместного противодействия их различным проявлениям. Но, при этом, по нашему мнению, в жертву политики была принесена юридически-научная составляющая.
Проблема заключается в том, что такое широкое понимание экстремистской деятельности применительно к России является основанием для привлечения человека к уголовной ответственности по широкому ряду статей УК РФ. Ведь фактически само понятие экстремистской деятельности находится за рамками Уголовного закона России, что мы расцениваем как грубое нарушение ч. 1 ст. 1 УК РФ, которая устанавливает четкое и недвусмысленное правило, в соответствие с которым «Уголовное законодательство Российской Федерации состоит из настоящего Кодекса. Новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в настоящий Кодекс».
С другой стороны, российский и казахстанский законодатели не могли не включить в национальное правовое поле положения, составляющие определение «экстремизма», содержащееся в Шанхайской конвенции, в силу наличия в Конституциях России и Казахстана норм, закрепляющих приоритет международно-правовых документов. Вместе с тем, несомненным является то, что указанные положения Основных законов данных государств не должны входить в противоречие с интересами обеспечения национальной безопасности.
Список литературы:
1. Указ Президента РФ от 31.12.2015 № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской
Федерации» // Собрание законодательства РФ. - 2016. № 1 (часть II). - Ст. 212.
2. Указ Президента Республики Казахстан от 24 сентября 2013 года № 648 «О Государственной программе по противодействию религиозному экстремизму и терроризму в Республике Казахстан на 2013-2017 годы» // Казахстанская правда. - 2013. - № 286 (27560).
3. Казахстанская правда. - 2009. - № 35-37 (2577925781).
4. Кауфман М.А. Правотворческие ошибки в уголовном праве // Журнал российского права. - 2016. - № 9.
- С. 92-101.
5. Клименко Ю.А. Организация экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ): объект преступления и его значение для квалификации // Актуальные проблемы российского права. - 2016. - № 3. - С. 123-129. С. 127.
6. Комментарий к Уголовному Кодексу Республики Казахстан. - Алматы, Издательство Норма-К», 2016. -749 с.
7. Ошибки в Уголовном кодексе // Российская газета.
- 2010. - № 5205 (126).
8. Пишина С.Г. Правоинтерпретационные ошибки: проблемы теории и практики: автореф. дис... канд. юр. наук: 12.00.01. - Н. Новгород, 2000. - 176 с.
9. Российская газета. - 2010. - № 130.
10. Словарь иностранных слов. 18-е изд. - Москва: «Русский язык», 1989. - 624 с.
11. Собрание узаконений РСФСР. - 1926. - № 80. -Ст. 600.
12. Тарасевич И.А. Конституционно-правовые основы религиозной безопасности Российской Федерации: дис. ... д-ра юрид. наук: 12.00.02. - Тюмень, 2014. -376 с.
13. Тихонова С.С. Дефиниции в уголовном законодательстве Российской Федерации: способы построения и правила юридико-технического оформления // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2009. - № 2. - С. 194-200.
14. Тихонова С.С. О качестве современного уголовного закона: юридико-технический аспект новеллиза-ции УК РФ // Юридическая наука и практика. - 2013. -№ 22. - С. 171-174.
15. Фридинский С.Н. Противодействие экстремистской деятельности (экстремизму) в России (социально-правовое и криминологическое исследование): дис. ... д-ра юрид. наук: 12.00.08. - М., 2011. - 366 с.
Статья прошла проверку системой «Антиплагиат»;
Оригинальность текста - 71,55%
