CC BY
60
2014
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 9
Вып. 2
IN MEMORIAM
Н. М. Герасимова
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО МЕТОДА ПРОФЕССОРА И. П. ЕРЕМИНА
(публикация Н. С. Демковой1)
1 Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9
Статья посвящена характеристике исследовательского метода выдающегося филолога-медиевиста XX в. профессора И. П. Еремина, чьи работы позволяют понять художественный мир культуры Древней Руси (XI-XVII вв.), выявить особенности организации повествовательных и риторических структур в текстах русской средневековой литературы, их функционирование, а также проанализировать поэтику и прагматику авторских текстов. Библиогр. 10 назв.
Ключевые слова: И. П. Еремин, Н. М. Герасимова, текст, риторика, прагматика, древнерусская литература, автор, читатель.
ON RESEARCH METHOD OF PROFESSOR I. P. EREMIN
N. M. Gerasimova N. S. Demkova1
1 St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya emb., St. Petersburg, 199034, Russian Federation
The article deals with the description of research method of professor I. P. Eremin, who was an outstanding medievalist scholar of 20th century. His works allow to understand the artistic world of Old Russian culture (11th — 17th centuries), to reveal characteristic features of organization of narrative and rhetorical structures in Russian medieval literary works, their functioning, as well as to analyze poetics and pragmatics of authorial texts. Refs 10.
Keywords: I. P. Eremin, N. M. Gerasimova, text, rhetoric, pragmatics, Old Russian literature, author, reader.
От публикатора
Статья публикуется к 110-летию со дня рождения профессора кафедры истории русской литературы нашего университета Игоря Петровича Еремина (1904-1963), выдающегося русского филолога-медиевиста, одного из крупнейших исследователей древнерусской литературы, чьи статьи, доклады на конференциях, Международных съездах славистов, лекции всегда поражали слушателей неожиданной новизной и оригинальностью мысли, совершенно особым мастерством тонкого и точного анализа древних памятников, открывавшего такой далекий и такой необходимый русской душе мир словесного художества Древней Руси... Работы И.П.Еремина, собранные академиком Д. С. Лихачевым в одну небольшую книгу (1966), а также «Лекции»
И. П. Еремина по русской литературе Х1-ХУ11 вв., изданные кафедрой (1968, 1987), до сих пор являются не только настольными книгами специалистов, но и постоянными учебными пособиями для студентов русского отделения. И конечно, теперь они библиографическая редкость.
Вся жизнь И. П. Еремина была связана с Университетом и Ленинградом. Он стал студентом русского отделения Петроградского университета в 1921 г. после двух лет службы в Красной Армии, «учился науке» в знаменитом «Семинарии русской филологии» академика В. Н. Перетца (первая его статья в академических «Известиях Отделения русского языка и словесности» — 1926 г.), после окончания — преподавал и продолжал научные изыскания. Затем — чтение курсов лекций в Университете, защита кандидатской (1934) и докторской (1937) диссертаций, с 1937 г. И. П. Еремин — профессор кафедры русской литературы.
Всю блокаду И. П. Еремин был в осажденном Ленинграде, начав в это время свои основные работы о «Повести временных лет» и «Слове о полку Игореве». Только в конце января 1944 г. после снятия блокады И. П. Еремин ушел из города по льду Ладоги, добирался до Саратова (туда был в 1941 г. эвакуирован Университет), а уже в конце 1944 г. вернулся в Ленинград, где продолжил научную работу и преподавание в ЛГУ, заведовал кафедрой (1950-1963), был деканом филологического факультета. Но самым главным его делом были лекции, о которых с благодарностью вспоминают выпускники филологического факультета ЛГУ (СПбГУ), слушавшие их.
К юбилейному 2014 г. филологический факультет СПбГУ издал книгу И. П. Еремина — первый том его «Исследований по древнерусской литературе» (2013 г.), а кафедра истории русской литературы на традиционных «Апрельских чтениях», посвященных юбилею ученого, провела презентацию этого тома (второй том находится в производстве, план выпуска — 2014 г.). Там же, на «Апрельских чтениях», была прочитана недавно найденная неопубликованная работа безвременно умершей Натальи Михайловны Герасимовой (1953-2006), доцента кафедры истории русской литературы, талантливого ученого — «древника» и фольклориста — и блестящего лектора. Это неопубликованный доклад, прочитанный ею в апреле 1984 г. на расширенном заседании кафедры истории русской литературы ЛГУ (СПбГУ), посвященном 80-летию со дня рождения И. П. Еремина. Текст доклада подготовлен к публикации
Н. С. Демковой по авторской машинописи Н. М. Герасимовой.
* * *
Говорить о научном наследии такого замечательного ученого, как И. П. Еремин, достаточно сложно по нескольким причинам. Во-первых, потому, что при сравнительно небольшом числе его научных работ они чрезвычайно значительны по содержанию и многообразны по проблематике. «Научное наследие И. П. Еремина» — вполне возможная тема источниковедческого сочинения, и за короткое время сообщения остановиться на всех основных аспектах этой темы, не рискуя показаться некорректным, несколько затруднительно.
С другой стороны, ряд вопросов, поставленных И. П. Ереминым или находившихся в сфере его непосредственного внимания (таких как вопрос о жанровой природе ряда памятников древнерусской литературы, об основах художественного метода средневековой литературы или о литературных особенностях такого жанра,
как русское летописание), обсуждаются и по сей день, и поэтому нет еще необходимой дистанции как надежного критерия для осмысления творческой биографии ученого. Пользуясь словами А. Н. Веселовского [1, с. 2], можно сказать, что «когда синтез времени, этого великого упростителя, пройдя по сложности явлений, сократит их до величины точек, уходящих вглубь, их линии сольются с теми, которые открываются нам теперь», и мы сможем беспристрастно увидеть истину в ее гениальной простоте.
В то же время исследования И. П. Еремина наглядно и убедительно раскрывают нам образ самого автора прежде всего как университетского профессора в классическом значении этих слов. Все разнообразие тем его сочинений вызвано прежде всего необходимостью дать слушателям (или читателям) представление об основных памятниках, основных этапах и основных проблемах развития русской литературы XI-XVII вв. Два периода истории древнерусской словесности, два ее наиболее ярких звена — Киевская Русь и XVII век — представляли для исследователя особый интерес как эпоха становления литературных жанров и эпоха их ломки, перехода к новому сознанию — к литературе Нового времени.
Летописание, агиография, ораторская проза, повести, поэтический стиль и литературная личность — далеко не полный перечень проблем, раскрываемых в трудах И. П. Еремина. Языку его сочинений присуща простота, они удивительно доступно написаны. Самые сложные вопросы раскрываются с изящной точностью. Для трудов Игоря Петровича не характерен обостренный полемизм, но свойственна установка на «позитивную» программу. В этом смысле метод его сочинений можно охарактеризовать как «медленное комментированное чтение», когда читатель постоянно становится свидетелем и участником размышлений исследователя. Стремление не только показать тот или иной художественный прием, но и объяснить его социальную, политическую, этическую, т. е. мировоззренческую природу, лежит в основе стиля работ исследователя. Все это включает произведение в историко-культурный контекст, придает анализу объемность, а памятнику сообщает «живое звучание». Такой комментарий получают «Повесть временных лет», «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, творчество Иосифа Волоцкого и многое другое. Еще Гельвеций [2, с. 406] говорил о стиле, понимая его либо как способ выражать свои идеи, либо как отождествление идеи и способа выражения идеи, и вслед за Беккариа писал: «Для того чтобы хорошо писать, надо разместить в своей памяти множество идей, играющих дополнительную роль по отношению к теме книги». В данном случае хотелось бы как раз и остановиться на одной из таких идей, которая не имеет в исследованиях Еремина специального, теоретического обоснования, но присутствует в большинстве его исследований, содержащих анализ произведений древнерусской литературы. Это проблема прагматики текста.
Отношение текста к воспринимавшему этот текст адресату, вхождение точки зрения читателя или слушателя в литературное произведение, выраженность этой точки зрения или ее подразумеваемость в процессе создания художественного произведения, а также наличие специальных средств стиля или приемов композиции для ее манифестации, т. е., короче говоря, проблемы, которые связаны с социальным функционированием текстов или отношением к тексту коллектива, — весь этот ряд вопросов (перечень которых легко можно было бы продолжить) стал все больше привлекать внимание исследователей. Исследования И. П. Еремина, всегда включав-
шие в анализ и риторический аспект текста, оказались в русле эволюции научных идей последних десятилетий.
Развитие такой науки, как поэтика, идет, как кажется, вполне определенным путем — от разработки проблем семантического анализа текста, устанавливавшего отношения литературных художественных фактов к действительности и иным нехудожественным рядам быта, философии, политики, религии. И отсюда — значительное развитие такого направления, как культурология. Через интерес к синтаксическим описаниям, проблемам наррации, вопросам сюжета и композиции, определение их единиц — к вопросам прагматики текста. Особо актуальными они стали в последнее время. Интенсивно развивается такое направление, как лингвистика текста, рассматривающая структурное единство больших, чем фраза, сообщений. Изучение поэтической связности текста определило и выход этих исследований в область традиционной поэтики, а точнее говоря — риторики. Рассмотрение риторических аспектов структуры текста связано сейчас с именами Р. Якобсона, «льежской группы», Цветана Тодорова. Развиты они также Ю. М. Лотманом, обобщившим в статье «Риторика» проблематику неориторики применительно к художественным текстам. Они имеют, однако, не только структуральную традицию изучения.
Достаточно вспомнить статью М. М. Бахтина 1952-1953 гг. «Проблема речевых жанров», по непонятным причинам недостаточно оцененную, но чрезвычайно важную, в которой, в частности, говорится: «Отчетливое представление о природе высказывания вообще и об особенностях различных типов высказываний (первичных или вторичных) (от бытового диалога до многотомного романа. — Н. Г.), то есть различных речевых жанров, необходимо, как мы считаем, при любом специальном направлении исследования» [3, с. 240]. И далее: «существенным признаком высказывания является его обращенность к кому-либо, его адресованность» [3, с. 275]. В целом весь пафос статьи М. М. Бахтина направлен на преодоление сложившихся представлений об ограниченности высказываний, к которым принадлежит любое литературное произведение, только духовным творчеством индивида. Он настаивает на необходимости рассматривать текст как продукт живого речевого общения. Эти представления о литературном тексте как живом организме в высшей степени справедливы. Действительно, само существование комплекса наук гуманитарного цикла можно представить как попытку объединенными научными усилиями компенсировать живую связь между текстом, его автором и читателем. И если исследователи литературы нового времени получают благодарный материал для изучения отношений такого рода, представленный прямыми обращениями автора или повествователя к «любезному читателю», а для фольклористов это просто необходимая предпосылка для исследования образцов коллективного творчества, то для ученых-медиевистов проблема значительно осложнена.
Прежде всего, они встречаются с необходимостью реконструировать характер таких отношений исходя из общих принципов средневекового сознания и средневекового образа жизни как предельно канонизированного и ритуализированного. В этом смысле явление литературного этикета может быть изоморфно нормативной средневековой системе в целом. Крайним случаем, обнажающим ритуальность отношений «автор — читатель», которые отражаются в композиции текста, может служить, как показал Николай Иосифович Конрад, пример средневековой японской повести X века «Исэ моногатари». «"Исэ моногатари" не было бы произведением
Хейана, — пишет он, — и его автора следовало бы изгнать по крайней мере в последующий период, если бы он не рассчитывал (еще) на один элемент, в самом произведении отсутствующий, но для него совершенно необходимый. Этот элемент — эмоция читателя, его реакция на прочитанное. Мы знаем по всему укладу Хейана, по его стихам хотя бы, по тому, как, при каких обстоятельствах они говорились, на что рассчитывались и пр., что эта ответная реакция читающего или слушающего подразумевалась как необходимый, и не дополнительный, но равноправный элемент всякого поэтического творчества» [4, с. 160-161].
Формульность, этикетность, «обрядность» текста служит связующим звеном между автором и читателем, это общий культурный код, знание которого определяло высокую информативность сообщений. Анализируя роль формул в «Повести временных лет», И. П. Еремин показывает, как они нагружаются своеобразной дидактической функцией, передают оценку описываемых персонажей, диктуют читателю определенный взгляд на изображаемые события. Так, повторяющаяся условная формула описания внешнего облика героя, который исчерпывается двумя чертами — «взором красен», «телом велик», — всегда сводится к оценке моральных качеств героя. «Не только описать факт, но и дать ему моральную оценку — правило, которому следовал летописец и тогда, когда излагал биографию героя: в этом смысле летописный портрет воспроизводит в миниатюре всю "Повесть" в целом», — пишет Еремин [5, с. 47]. И далее: «"Повесть временных лет" — книга, преследующая чисто практическую задачу: показать на ряде конкретных примеров — в рамках рассказа о прошлом — как надо и как не надо поступать; книга о прошлом Русской земли, но каждой строкой своей повернутая в сторону русской действительности, современной летописцу; книга, проникнутая духом большой тревоги и беспокойства за будущее Русской земли. Летописец писал ее в надежде, что она станет настольной книгой для современных ему князей, что они не только найдут в ней необходимую для себя моральную поддержку, но и воспользуются ее уроками как руководством к действию, как учебником поведения в практике своей повседневной государственной деятельности...».
Исследуя риторику текста, И. П. Еремин неизбежно связывает ее с проблемами семантики. Особо же пристальное внимание к композиции произведений (например, блестящий разбор «Сказания о Борисе и Глебе») связывает воедино три возможных плана структуры древнерусского произведения.
Интересно, что анализ композиции произведений всегда сопровождается в работах И. П. Еремина рассмотрением языкового строя памятника, а уровень идей прямо или косвенно оказывается связанным с повествовательной стихией. Характеризуя творчество Нестора как писателя, автора Жития Феодосия Печерского, исследователь пишет: «Борьба небесного начала с земным, составляющая основное содержание Жития Феодосия <...> нашла свое отражение и в самом строе рассказа Нестора — в распределении светотени и даже частично в языке. И если речь Феодосия немногословна и всегда особо значительна: насыщенная высокими церковнославянизмами, она обычно состоит из назидательных сентенций и пересыпана цитатами из Писания, <.. .> то речь его матери проста и часто у Нестора окрашена отчетливыми бытовыми интонациями. Здесь сквозь книжный налет проступает строй живой разговорной древнерусской речи».
В интерпретации Еремина особое значение для построения текста приобретает фигура автора как очевидца изображаемых событий или та позиция автора, когда он
сохраняет взгляд очевидца как риторический прием при построении текста. С этой точки зрения важно выделение И. П. Ереминым двух форм летописного повествования — летописного сказания, «хранящего» устную природу, ориентированного на источники фольклорного происхождения, и летописного рассказа — документального и как бы прямого отражения реальной действительности. «Это, — пишет Еремин, — рассказ в буквальном смысле слова, обычно составленный по свежим следам события очевидцем или со слов очевидца. Как и всякий рассказ очевидца, он нередко отмечен печатью той непосредственности, которая так характерна для такого рассказа, не претендующего на литературность и преследующего цели простой информации. Своими отчетливыми "сказовыми" интонациями он порою производит впечатление устного рассказа, только слегка окниженного в процессе записи» [6, с. 104]. Эти наблюдения над введением «чужой» (в данном случае — «устной») точки зрения в текст, изучаемые современной риторикой, особо интересны не только литературоведам, но и фольклористам, напомню хотя бы об их важности для исследователей жанра исторической песни, в которой отсутствие дистанции между историческими событиями и их художественным осмыслением является одним из конструирующих признаков жанра (см. работы В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова).
И наконец, в ряде исследований И. П. Еремина современное понимание термина «риторика» встречается во всех своих трех значениях (по Лотману и Тодорову) [7, с. 8-9; 8, с. 351]: 1) лингвистической риторики — как правил построения единиц речи, больших, чем предложения; 2) риторики фигур, изучающей типы переносных значений, и 3) риторики как поэтики текста, рассматривающей внутритекстовые отношения и специальное функционирование текстов. Укажем прежде всего его статью об ораторском искусстве Кирилла Туровского [9].
В первом смысле — замечателен анализ исследователем приема риторической амплификации; в результате последовательного применения этого художественного принципа тема у Кирилла Туровского, как показывает И. П. Еремин, закономерно принимает форму более или менее замкнутого в стилистическом отношении фрагмента изложения — форму риторической тирады. Во втором — точностью анализа сравнений и аллегорий, употребление которых писателем было рассчитано на то, чтобы и заполнить собой условно-риторическую пустоту темы, и одновременно ошеломить, ослепить слушателей своей неожиданностью, своей яркой живописностью [9, с. 136]. В третьем и последнем смысле И. П. Еремин удивительно объемно показывает своеобразный «ораторский жест», характерный для слов русского Златоуста: «Приступая к повествовательной части речи, Кирилл обычно перебрасывал мост от прошедшего к настоящему, пытался слушателей сделать непосредственными свидетелями евангельского события» [9, с. 138]. Роль риторического жеста отмечена И. П. Ереминым и в «Слове о Законе и Благодати». Конечно, при анализе эпидейк-тической прозы И. П. Еремин ориентировался на традиционную классическую риторику, на которую опирались и сами создатели прекрасных памятников. Но удивительная точность мысли, изящество формы и стройность изложения, современность звучания сделали работы И. П. Еремина несомненно важными для построения общей риторики как способа творческого мышления.
Ю. М. Лотман писал, что творческое мышление — как в области науки, так и в области искусства, — имеет аналоговую природу и строится на принципиально одинаковой основе — сближении объектов и понятий, вне риторической ситуации
не поддающихся сближению. Поэтому характеристику, которую дал И. П. Еремину Д. С. Лихачев в блестящем предисловии к сборнику его научных трудов «Литература Древней Руси: Этюды и характеристики» (Л., 1966), сказав, что «И. П. Еремин принадлежит прежде всего замечательной школе наших историков-художников» [10, с. 6], — справедливо считать ещё и точной научной характеристикой Игоря Петровича Еремина как ритора.
Литература
1. Веселовский А. Н. Поэтика. Т. 2. Поэтика сюжетов. СПб., 1913.
2. Клод Адриан Гельвеций. О человеке // Гельвеций К.-А. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1974.
3. Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М., 1979.
4. Конрад Н. И. Исэ моногатари // Памятники японской классической литературы X в. М., 1979.
5. Еремин И. П. Повесть временных лет как памятник литературы // Еремин И. П. Литература Древней Руси: Этюды и характеристики. Л., 1966.
6. Еремин И. П. Киевская летопись как памятник литературы // Еремин И. П. Литература Древней Руси: Этюды и характеристики. Л., 1966.
7. Лотман Ю. М. Риторика // Труды по знаковым системам. Т. XII. Структура и семиотика художественного текста. Тарту, 1981.
8. Тодоров Цв. Семиотика литературы // Семиотика: сб. статей. М., 1983.
9. Еремин И. П. Ораторское искусство Кирилла Туровского // Еремин И. П. Литература Древней Руси: этюды и характеристики. Л., 1966.
10. Лихачёв Д. С. Об Игоре Петровиче Еремине // Еремин И. П. Литература Древней Руси: Этюды и характеристики. Л., 1966.
Статья поступила в редакцию 4 июля 2014 г.
Контактная информация
Демкова Наталья Сергеевна — доктор филологических наук, профессор; [email protected] Demkova Natalia S. — Doctor of Philology, Professor; [email protected]
