ОБ ОСМОТРЕ ИНСПЕКТОРОМ НАРОДНЫХ УЧИЛИЩ В. СМИРЕННОМУДРОВЫМ МУСУЛЬМАНСКИХ ШКОЛ МАЛМЫЖСКОГО УЕЗДА ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ В 1903 ГОДУ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ПУБЛИКАЦИЯ ИСТОЧНИКА

УДК 94[(470/342)+(470.4)]:37"1903 "

И.К. Загидуллин

Об осмотре инспектором народных училищ В. Смиренномудровым мусульманских школ Малмыжского уезда Вятской губернии в 1903 году

В статье анализируются причины и предпосылки поездки инспектора народных училищ Малмыжского уезда Вятской губернии Владимира Смирен-номудрова по татарским деревням в 1903 г. По тексту источника дается характеристика учебных зданий мектебов и медресе, выявляются аргументы приходского духовенства и местных жителей к отказу от учреждения в родных селениях русско-татарских училищ и собственная оценка инспектора на состояние конфессионального образования и на перспективы распространения русского образования в уезде.

Ключевые слова: Малмыжский уезд Вятской губернии, мектебы и медресе, инспектор народных училищ В.Смиренномудров, обзор татарских школ, русское образование, мусульманское духовенство.

Дирекция народных училищ Вятской губернии подчинялась попечителю Казанского учебного округа (КУО) и организовывала свою деятельность согласно его предписаниям. Объемы работы дирекции выросли после принятия закона «О мерах по просвещению инородцев» от 26 марта 1870 г., согласно которому стали учреждаться школы для нерусских народов, в том числе для татар-мусульман1. Новый закон предусматривал новую систему получения татарским населением светского русского образо-

1 Согласно сведениям Первой всеобщей переписи населения 1897 г., в Вяткой губернии мусульмане составляли локальную группу населения - 4,4 %, расселенных в Малмыжском, Елабужском, Глазовском, Уржумском и Сарапульском уездах. Самая большая, более одной трети, по численности группа мусульман, представленная татарами, компактно расселялась в Малмыжском уезде - 49678 чел., в том числе 405 чел. - в г.Малмыже. В самом уезде они составляли менее 17% жителей, в уездном городе - 12%. В деревнях уезда также расселялись крещеные татары (3577 чел., или 1,3%). Самую большую этническую группу в селениях уезда составляли русские (130865 чел., или 47,2%). После татар по численности выделялись удмурты (65944 чел., или 23,8%) и марийцы (9130 чел., или 3,3%) (Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г., 1904, с.92-121).

вания: двуязычное начальное, русское среднее и высшее образование. Первое звено предполагало два варианта начальной школы для мусульман: 1) русско-татарское начальное училище, где изучение мусульманских наук было сведено до минимума, и главный акцент делался на русский язык и математику; родной язык учащихся использовался как средство для изучения русского языка; 2) русский класс при всех вновь открывающихся мусульманских учебных заведениях, которые содержались за счет прихожан, а шакирды до достижения 16-летнего возраста в обязательном порядке должны усвоить его программу (Аграрный вопрос..., 1936, с.289-291).

Попытки учреждения Малмыжской уездной земской управой русских классов при медресе спровоцировали первые конфликты с мусульманским населением. Собранные 19 марта 1973 г. в Янгуловское волостное правление для ознакомления с текстом обращения инспектора татарских, башкирских и казахских школ КУО В.В. Радлова муллы единодушно заявили о нежелании прихожан открывать «русскую школу», «т. к. они не видят никакой от ней выгоды» (Там же, с.310). Жители трех селений Арборской волости также общественным приговором довели до сведения В.В. Радлова о нежелании родителей обучать детей русскому языку и содержать учителя русского языка (Там же, с.310-311). В частности, в своем общественном приговоре жители д. Тюнтер от 21 мая 1873 г. оспаривали утверждение В.В. Радлова о том, что от незнания русского языка происходит для мусульман много вреда и невыгод: писали, что не приносили вреда ни себе, ни государству, нанимая при необходимости переводчиков; подчеркивали, что крестьянским детям не стать чиновниками, «если состояние, обстоятельства и умственное развитие кому-нибудь дозволяют учиться русскому языку и если его стремление к возвышению своего положения к тому клонят, то в самом деле в настоящее время много мест, где можно учиться, есть много русских училищ в городах». Главной причиной нежелания открытия русского класса указывалось отсутствие средств у прихожан на содержание учителя русского языка (Там же, с.308-309).

В пореформенный период учебным властям удалось открыть в Мал-мыжском уезде два русско-татарских училища. Начальная школа, открытая в деревне Кошкино, расположенной в двух верстах от селения Маска-ры, где располагалось медресе, было закрыто после 17-летнего существования, вследствие малочисленности учащихся и неодобрительного отношения местного населения. Выделяемые на ее содержание средства были использованы на открытие в 1894 г. в уездном городе Малмыж нового учебного заведения (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.68). Второе русско-татарское училище было открыто в 1900 г. по инициативе муллы Мухам-мадзакира Юнусова в деревне Новый Смаил, расположенной в 12 верстах от Малмыжа. Имам деревни сам вызвался преподавать основы мусульманского вероучения. Однако появившиеся слухи о том, что новая школа открыта с целью крещения мусульман привели сначала к резкому сокращению численности обучающихся (с 50 до 8 чел. в 1901 г.), затем - к ее за-

крытию. Логическим продолжением протестных настроений стало освобождение от духовной должности муллы Мухаммадзакира Юнусова путем составления общественного приговора. По ходатайству жителей дер. Новый Смаил Вятское губернское правление 7 октября 1903 г. утвердило муллой Мухаммадзыю Бахтиярова, обучавшегося в Тюнтерском медресе. Новый имам приступил к исполнению своих обязанностей 25 октября того же года (Мортазина, 2016, б. 27, 89), эта новость вызвала широкий резонанс среди мулл уезда.

В целом результаты стараний по открытию новых школ для мусульман чиновников Вятской губернии оставляли желать лучшего, хотя в КУО эти показатели, если сравнивать количество мусульман приходящих на каждое действующее русско-татарское училище (13285 чел.), были лучшими. В 1902 г. в губернии действовали 10 русско-татарских школ, но отсутствовали русские классы при мусульманских школах (Саматова, 2013, с.231).

Передача в 1874 г. мусульманских школ в губерниях КУО в ведение учебного ведомства и закон от 5 февраля 1882 г. о порядке осуществления надзора над мектебами и медресе явились правовой основой для посещения инспекторами народных училищ образовательных учреждений татар. Согласно первому пункту закона, чиновникам предлагалось соблюдать во время посещений осторожность учебных заведений, собирать статистические сведения, давать словесные советы, не предъявляя никаких обязательных требований. По результатам осмотра школ чиновники должны были составлять отчеты для попечителя округа. Второй пункт был целиком посвящен мерам предосторожности. Посещение школ и дальнейшее с ними ознакомление предполагалось начинать с тех местностей, где мусульманское население проживало совместно с русскими или крещеными «инородцами». Только после «освоения» таких местностей позволялось постепенное «продвижение» в районы со сплошным мусульманским населением (Загидуллин, 2014, с.114).

С 1891 г. наметилось стремление учебного ведомства к ужесточению контроля над мектебами и медресе в КУО. Согласно распоряжению Министерства народного просвещения (МНП) от 30 июля 1891 г., инспекторы народных училищ при посещении мусульманских школ были обязаны обращать внимание на санитарно-гигиенические нормы в учебных помещениях (Саматова, 2013, с.172). На основании предписания попечителя КУО от 15 июля 1892 г. осуществлялся сбор статистических сведений о мекте-бах и медресе. Причиной новшества стало указание МНП об учреждении новых мусульманских школ с разрешения директоров народных училищ (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2103, л.1-1 об., 2). С 1895 г. делили школы на мектебы и медресе. В 1899 г. попечитель КУО В.А. Попов потребовал обязать заведующих мектебов и медресе предоставлять инспекторам народных училищ годовой отчет и списки шакирдов. Сельское мусуль-

манское духовенство, как правило, игнорировало это предписание (Сама-това, 2013, с.172).

Каждый новый попечитель КУО выступал с новыми инициативами по усилению контроля над мусульманскими школами. Так, С.Ф. Спешков в 1902 г., уже в первый год своей работы на новой должности, поручил собрать сведения о социальном поведении мусульман при посещении конфессиональных школ инспекторами для определения их степени лояльности и «фанатичности» к учебным властям. Выяснилось, что мусульманское население ряда уездов Вятской губернии видит в таких посещениях «посягательство на веру»2.

Около половины всех выявленных в губернии мусульманских школ находились в Малмыжском уезде. Между тем взаимоотношения училищных властей с местными муллами складывались напряженно. В 1899 г. МНП распорядилось восставить силу своего циркуляра от 13 июля 1892 г., отмененного в 1894 г., о не применении в мусульманских школах рукописных книг и пособий. Несмотря на конфиденциальный характер предписания, предназначенного «лишь для сведения и руководства», инспектор народных училищ Малмыжского уезда потребовал через земских начальников собрать расписки у заведующих школам об ознакомлении с предписанием учебного ведомства. Ответом на требование земских начальников стали петиции обществ приходов в вышестоящие инстанции об оставлении рукописной религиозной литературы в стенах учебных заведений (Там же, с.178).

В Малмыжском уезде, как и других местностях Вятской губернии, успешно функционировала сеть мектебов и медресе. Еще в середине 1880-х гг. земские статистики отмечали, что в уезде «значительная часть татарских детей школьного возраста оказалась обучающейся в татарских школах. Особенно поражает среди татарского населения число женщин, объявивших себя грамотными (по-татарски), равно как и учащихся девочек» (Цит. по: Субботина, 2018, с.18). Грамотные и учащиеся женщины у татар уезда составили 4%, русских - 1,4%, удмуртов - 0,1% (Там же).

Важно отметить, что инспекционная поездка малмыжского уездного инспектора в 1903 г. состоялась во исполнение предписания попечителя КУО от 27 мая 1903 г. об осуществлении контроля над мусульманами школами в рамках вышерассмотренного нами закона от 5 февраля 1882 г. Попечитель предписал директорам народных училищ ежегодно доставлять отчеты «со своим заключением» о посещении инспекторами мусульманских школ два раза в год - к 1 июля и 1 января. Губернское руководство, со своей стороны, депешей от 3 июня 1903 г. потребовало от уездных инспекторов доставлять свои отчеты к 1 июня и 1 декабря, в виде исклю-

2 В 1902 г. из 108 начальных школ было осмотрено только 17, из числа 16 медресе - только два (Саматова, 2013, с.171, 237).

чения на первый раз - не позднее 20 июня (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2394, л.21).

Инспектор Владимир Смиренномудров курировал русско-татарское училище в г.Малмыже, видимо, от общения с учителем школы, а также от приезжающих в уездное полицейское управление сельских старост и мулл черпал необходимую для себя информацию. В лучших бюрократических традициях В.Смиренномудров 15 июня 1903 г. «отписался», сообщив о собранных им сведений «от разного рода лиц, осведомленных со школьным обучением мусульманских детей, ... относящиеся к устройству и обстановке мусульманских медресе и мектебе в Малмыжском уезде и к постановке вообще в них школьно-учебного дела» (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.53). К своему отчету чиновник приложил «Ведомость о числе магометанских мектебе и медресе в Малмыжском уезде Вятской губернии за 1903 год» (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2394, л.26, 27-29 об.). В «ведомости» имелись такие графы, как «№», «место нахождение мектебе и медресе» (волость и поселение. - И.З.), «численность школ (в данном населенном пункте. - И.З.)», «помещение школ», «звание, имя, отчество и фамилия преподавателей», «число учащихся (мальчики/девочки)». На первый взгляд, у инспектора имелась полная картина о месте локализации, а также сведения о статусе учебных заведений, преподавателях и контингенте учащихся. В действительности дела обстояли не столь блестяще, потому что таблица содержала сведения за предыдущие годы. Скажем, последняя графа вызывала сомнения, потому что двухзначные цифры о количестве учащихся оканчивались на «0» или «5».

В отчете, составленном по итогам поездки, целью своего обхода школ Смиренномудров назвал проверку представленных в вышеназванном отношении от 15 июня 1903 г. «сведений и данных», т.е. вышеназванной «ведомости» (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.53 об.). По этой причине, чтобы не повторяться, чиновник решил написать «о своем знакомстве с несколькими муллами, об их взглядах на предмет русского просвещения, о степени владения ими русскою речью и о некоторых других обстоятельствах, позволяющих делать такие или иные выводы и заключения о мере подготовленности среди мусульманского населения посещенных мною местностей почвы для введения обучения в медресе и мектебе русского языка» (Там же, л.53 об.). По сути, этим своим заявлением Смиренномудров признался о стремлении проверить свои предположения по поводу возможности открытия новых русско-татарских школ, о чем докладывал своему директору А.Красев в начале 1903 г.

Рассмотрим все по порядку. Новый попечитель КУО Спешков, наращивая свою активность, предписанием от 23 декабря 1902 г. за №12853 потребовал выяснить, «в каких местностях выявляется потребность в открытии правительственных школ для мусульман». Директор народных училищ А.Красев депешей от 31 декабря 1902 г. приказал исполнить уездным инспекторам указание из Казани (Там же, л.1, 24).

Инспектор Смиренномудров оказался в сложном положении. С одной стороны, следовало в кратчайшие сроки представить ответ, с другой - выполнение данного поручения требовало поездки в сельские общества и выяснение их мнения по этому поводу. Инспектор уже 20 января 1893 г., без выезда в селения, представил свои соображения по тому вопросу. В начале своего отношения Смиренномудров честно признался, что «его соображения носят лишь характер очень смелых предположений, так как нет средств в точности узнать как в той или деревне отнесется к открытию правительственной мусульманской школы обычно грубый, крайне невежественный и религиозно-фанатичный татарский народ, ни того, согласится ли местный мулла по открытии школы и принятия на себя обязанностей вероучителя в ней, ни даже того, наконец, найдется ли в той деревне, которая намечена будет для открытия в ней школы, более менее удобный дом для найма его под учебное помещение» (Там же, с.4-4 об.).

Во исполнение предписания своего начальства, работая чиновник, отметил поселения Малмыжского уезда, в которых было бы предпочтительно учреждать русско-татарские школы. По сути, инспектор подменил сущность поручения, заменив проблему «потребности» в русских школах на «целесообразность» их открытия. В целом методика работы чиновника учебного ведомства вполне вписывалась в традицию имперского управления, в которой все вопросы, связанные с местным населением, решали властные структуры.

В качестве потенциальных населенных пунктов для учреждения русско-татарских школ были названы деревня Тюнтерь, где, по его сведениям, обучалось не менее 50 взрослых шакирдов и 50 подростков, и селение Маскара, где также действовало медресе (Там же, л.9 об.). Тюнтерского муллу Ишмухаммета Динмухамметова3 (Ишми ишан. - И.З.) Смиренно-мудров именовал не иначе как «фанатик и противник [русского] образования среди татар» (Там же, л.10). Однако у него имелась информация о том, что под воздействием закона о русском образовательном цензе для кандидатов на мусульманские духовные должности, введенном в 1891 г., мулла изменил отношение к русскому образованию. В качестве потенциального вероучителя русско-татарской школы Смиренномудров называл мугалли-ма местного мектеба, второго муллу, Назиба Шамсутдинова, отметив, что шакирды, готовящиеся к духовной стезе, желают изучать русский язык, иначе они не смогут претендовать на духовную должность (Там же, л. 10).

Робость ряда мулл, сочувственно относящихся к русскому образованию и симпатизирующих русскому классу, инспектор объяснял «опасением навлечь на себя гнев и проклятие со стороны учителя наставника (Иш-мухаммет Динмухамметов. - И.З.)» (Там же, л.10 об.). Подчеркивая важность открытия русско-татарской школы в Тюнтере, Смиренномудров исходил из того, что большинство мулл в уезде являются выпускниками это-

3 В отчете мулла именуется как «Ишмухамет Бик-Мухаметов».

го медресе: примеру своего наставника - Ишмухаммеда, могли последовать и его бывшие ученики.

По мнению инспектора, в Малмыжском уезде должна быть создана сеть правительственных школ, локализованных в семи волостях4. Однако, практически каждой школе необходимы новое учебное здание и приют для учащихся соседних деревень5.

Итак, обязательный объезд татарских школ предоставлял Смиренно-мудрову возможность не только обновить «ведомость» о мусульманских школах уезда, но и точно определиться с мусульманскими населенными пунктами, в которых реально учредить русско-татарские школы. По своему опыту чиновник знал, что за потребованными из Казани сведениями последуют конкретные шаги, когда уже невозможно будет прикрыться «отпиской». Именно эти задачи решал в своем объезде инспектор народных училищ Малмыжского уезда.

В октябре-ноябре 1903 г. 6 Смиренномудров посетил девять волостей , населенных полностью или преимущественно мусульманами, в которых, по собранным им сведениям, насчитывалось до 50 низших школ -мектебов - и две школы высшего типа - медресе. Из этого числа учебных заведений он осмотрел 18 школ в 14 населенных пунктах.

В поездку инспектор выехал без переводчика8 (такой штатной единицы в его распоряжении не было). Впоследствии языковой барьер9 между

4 В качестве возможных населенных пунктов для открытия правительственных школ Смиренномудров назвал в Сардыкбашской волости - дер. Большой Сардык (или расположенную рядом дер.Кулларово), в Нослинской волости - дер. Шишинер (или близ нее Старый Смаил), в Янгуловской волости - дер. Янгулово (или близ нее Бурнак), в Шудинской волости - дер.Пижмар (или близ нее Сардык), в Нижне-Четаевской волости - дер. Верхний Четай (или близ нее Нижний Четай) (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.10 об.-11).

5 По мнению Смиренномудрова, большинство татарских селений Малмыж-ского уезда живет бедно, найти в них приличный дом для найма под учебное помещение - большая редкость (за исключением деревень Маскара и Тюнтер), значит, придется тратиться на постройку здания и на общежитие-приют для инодере-венских учащихся (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.9 об.).

6 Невозможно точно установить временные рамки его поездки. Точно известно, что медресе в деревне Тюнтер Арборской волости он посетил медресе в Маскаре (Ишменево) 31 октября и 5 ноября (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.53).

7 Первые семь из девяти из посещенных чиновником волостей фигурировали в вышеназванном его отношении от 20 января 1903 г. (Кошкинская, Нослинская, Янгуловская, Арборская, Нижне-Четаевская, Сардыкбажская, Шудинская, Мери-новская и Вятско-Полянская волости) (Там же, л.53).

8 Переводчиками инспектора становились шакирды медресе, отставной солдат, торговцы или некоторые другие местные жители, видимо, занимающиеся отхожими промыслами.

9 Спустя пару лет после данной поездки Смиренномудрова директор народных училищ губернии следующим образом описывал свои впечатления от посе-

инспектором и татарами Смиренномудров назвал одним из главных факторов, затрудняющих посещение мусульманских школ (Саматова, 2013, с.171).

В своем отчете Смиренномудров подробно отмечал сведения об учителях школ (имя, фамилия, возраст, знает ли русский язык, если знает, то степень владения (разговаривает, имеет писать имя и фамилию или текст), отношение к русскому просвещению и возможности открытия русско-татарской школы в поселении). Инспектор также фиксировал месторасположение учебного заведения, количество комнат и окон, в целом его санитарное состояние, выявлял источник постройки учебного здания и т.д. Одним словом, отмечал все моменты, доступные при внешнем визуальном изучении школы, которые пополнялись расспросами учителя и прихожан.

По итогам общения с местными муллами и жителями, Смиренномуд-ров в своем отчете называл татар-мусульман как этноконфессиональную общность, пребывающую «в грубости и темном невежестве». Эта была традиционная оценка имперского русского чиновника, православного вероисповедания, для которого только знающий русский язык и грамоту «инородец» становился «просвещенным» человеком.

Однако в тексте отчета, в отличие от прежних его отношений, слово «фантик» уже отсутствовал. Видимо, причиной тому послужила длительная командировка инспектора по татарским селениям. Скажем, мударрис медресе дер. Маскара Ахмет Шарип Махмутов, рассуждая о приоритетности для татар национального образования, заявил чиновнику следующее: «.русские удивляются, что вотяки и черемесы учатся русским наукам, а татары нет. Вотяки и черемисы своего не имеют, чему учиться, а татарский народ имеет; вотяки и черемисы веру-то свою меняют, а татарский народ, слава Богу, веру свою так держит, как и русский не умеет.» (Там же, л.63-63 об.). В другом случае на откровенно провокационный вопрос чиновника, «почему же народ не любит так русских и их язык, что никак не соглашается учить детей тому, чему учат у нас в училищах» прихожанин деревни Тюнтер объяснил, что вопрос заключается не в отношении к русским, «наш народ оттого не учит детей, что у него времени нет для этого; нужно учить сначала свой язык, свою веру; татарское ученье трудное:

щения «татарских» анклавов: «Разъезжая по татарским деревням Вятской губернии, вы чувствуете себя туристом как бы в далекой чужой стороне, где в селениях нет христианских храмов и виднеются лишь угрюмые, низенькие и танки минареты, выбегающие над татарским мечетями, где улицы тесны и неправильны, а человеческие жилища, устроенные по одному типу, расположенные кучами без всякого плана и порядка, где людей можно видеть только в особенных восточных костюмах и где, наконец, ни звука русского, а слышится только грубая, незнакомая речь совсем чужого племени. Живя изолированно, сплошными селениями, татары Вятской губернии в сношение с русскими входят мало и редко, разве по торговым делам» (Анастасиев, 1904, с.93).

нужно несколько лет учиться, чтобы «мало-мало» понимать, что написано по-татарски и по-арабски о своей вере» (Там же, л.62 об. - 63).

Примечательно, что все мугаллимы допустили инспектора для осмотра учебных помещений. Противодействие Смиренномудров встретил только в медресе. Только мударрис маскаринского медресе пытался оспорить его право посещать мусульманскую школу, заявив, что медресе «законом освобождено от надзора инспектора», потому что оно существует 200 лет, а закон о татарских училищах вышел позднее (Там же, л.64).

В целом, мугаллимы и мударрисы разговаривали с инспектором «на равных» и не воспринимали Смиренномудрова надзирателем своих школ. Как правило, они приглашали гостя в свой дом на чаепитие и в непринужденной обстановке вели беседы. Имеющие опыт общения с чиновниками, сельские муллы чайной трапезе придавали большое значение, по реакции чиновника на приглашение на чаепитие, строили свое догадки по поводу приезда представителя власти в деревню. Мулла Фатих Хасанов (дер. Ян-гулово), выделявшийся среди приходских духовных лиц уезда своей открытостью и откровенностью, после двух выпитых чашек чая с инспектором заявил через переводчика своему гостю: «Спасибо, чиновник, что не отказался пить чай; если бы не пошел в дом пить чай, я думал бы, что приезжал со злом, а теперь так думать не можем» (Там же, л.57 об.).

При осмотре учебных посещений оказалось, что абсолютное большинство сельских школ представляли собой «типовые» деревянные одноэтажные однокомнатные жилые здания в шесть окон. «Школьные домики», как правило, располагались рядом со зданиями мечетей и чаще всего имели 10-12 аршин (7-8,5 м) в длину и 7-9 аршин (5-6,5 м) в ширину (Анастасиев, 1904, с.95). Видимо, такое помещение начальной школы для местных мальчиков, в которой отсутствовала какая-либо учебная мебель, было удобным и по стоимости не очень дорогим помещением. В случае наличия двух комнат или высокого потолка, инспектор непременно фиксировал эти черты общественного здания. Примечательно, что отмеченные инспектором как лучшие учебные здания возведены на средства меценатов. В частности, купцом Ишмуратовым были построены: одно из двух зданий мектебов в деревне Шуда (большая, высокая и светлая комната), два здания Тюнтерского медресе. Неизвестный бай возвел в деревне Шишинер современное двухэтажное здание (на первом каменном этаже располагался бакалейный магазин), второй деревянный этаж которого (две комнаты, каждая с шестью окнами) занимала школа. В Маскаринском медресе недавно возведенный небольшой учебный корпус, где занимались старшие шакирды, также выгодно выделялся своим обликом на фоне остальных трех помещений (ветхие и мрачные) учебно-образовательного комплекса (Там же, л.61 об.).

Оказалось, что, кроме дер. Арбор, где мулла Ахмет Сафа Юнусов обучал детей в кухне своего дома, остальные сельские общества обзавелись собственными учебными зданиями. (В Арборе проблему недостатка

учебной площади решала другая школа, помещение которой, правда, оставляло желать лучшего, где занятия проводил Абдуль Галям Галиев, который не был муллой (и не имел право на педагогическую деятельность. - И.З.). В его школе обучалось больше детей, чем у муллы) (Там же, л.60).

В качестве плохих учебных помещений были отмечены: школа в Ар-боре, где преподавал вышеназванный Абдуль Галям Галиев, мектеб в соседней деревни Минигери (инспектор рекомендовал жителям построить новое учебное здание), каменное и деревянное здания мектебов в дер. Тюнтер (Смиренномудров предложил установить вентиляторы для борьбы с сыростью в помещениях) (Там же, л.59 об. - 60).

Символично, что в признанном инспектором самым лучшим учебным здании обучение велось по новому методу. Смиренномудров не знал тонкостей методики обучения в мектебах, зато старательно, как новое явление в интерьере мусульманского образовательного учреждения, описал комнату учащихся младшего отделения, оснащенную новенькими без скамеек низкими партами, в другой комнате у стены (для старших учеников) были размещены небольшие шкафы с книгами. В джадидском мектебе в Нижне-Шишинерском приходе занятия вел сын местного муллы 28-летний Сабир Галимуллин, получивший образование в Тюнтерском медресе. Он понимал русскую речь и умел подписываться по-русски, однако отказался дать письменные сведения о контингенте учащихся. Учителю помогали три хальфы. Обучение было организовано в трех отделениях: младшее (40 мальчиков, начиная с 6 лет), среднее (22 мальчика) и старшее (7 мальчиков) согласно расписанию: с 9 часов утра до 12 часов дня и вечером от получаса до двух часов занятий (Там же, л.54 об.).

В своем отчете инспектор подробно изложил свой диалог с муллой Диньмухамматовым, в деревне Тюнтер он также осмотрел два мектеба, в одном из которых занятия проводил второй мулла Назиб Шамсутдинов, который с начала 1903 г. организовал обучение по новому методу (Мехэммэднэ^иб хэзрэтнец язмалары..., б. 205). Поскольку инспектор специально не интересовался учебным процессом, поэтому это новшество осталось вне его внимания.

Как само собой разумеющийся факт, Смиренномудров констатировал знание некоторыми шакирдами кадимисткого Тюнтерского медресе русского языка, один из шакирдов даже вызвался быть его переводчиком (Там же, л.57). Между тем, это было важнейшей приметой новых веяний в сельском медресе, вызванной введением в 1891 г. русского образовательного ценза для кандидатов на духовные должности. После установления в 1897 г. обязательности фотографии соискателя на экзаменационном листке, введенной с целью точной идентификации экзаменующего, исчезла возможность сдачи экзамена через подставное лицо (Загидуллин, 2014, с.134).

Итак, с 1891 г. мударрисы кадимистких медресе Малмыжского уезда не выставляли аргументов против знания будущими муллами русского

образования. В частности, мударрис д.Тюнтер заявил, что знание русского языка пригодится шакирдам, готовящим себя к духовной должности, однако приходится терять много времени и денежных средств, чтобы добыть требуемые от них сведения (Там же, л.57 об.). Обучение русскому языку в Казани было дорогостоящим мероприятием для большинства шакирдов. Обучаться у частного учителя русскому языку, образовав группу, не позволяло сельское общество татарской деревни. Поэтому установилась практика аренды в русском селении частным учителем-татарином сносного жилья под учебное помещение и общежитие шакирдов, где, думается, не менее одного учебного года будущие муллы постигали азы русской разговорной речи и грамоты. На рубеже столетий один из таких центров подготовки в Заказанье располагался в деревне Русское Чокурчы, расположенной недалеко от Арска, где занятия вел Уразай Гариф. Численность обучающихся за сезон достигала до 35 человек. Его подопечные в целом успешно проходили в Казани испытания и получали искомое свидетельство, отрывающее путь к духовной должности (Мортазина, 2016, б. 87).

Часть мулл, с которыми беседовал Смиренномудров, признавали полезность русского просвещения и настаивали на добровольности изучения русского языка. В этой связи действующую в уездном городе русско-татарскую школу мусульмане считали институтом, вполне обеспечивающим добровольность получения знаний для желающих и удовлетворяющим потребности детей состоятельных семей в изучении русского языка. Например, на предложение инспектора приказать муллам, чтобы имамы позаботились об открытии классов русского языка при конфессиональных школах, мударрис Тюнтерской медресе ответил, что «насильно навязать народу что-нибудь нежелательно; лучше было бы, чтобы сам народ понял, что ему полезно и что вредно. И правительство не хочет навязывать насильно татарскому населению русскую школу: по закону 77-го года предполагалось, что при всех медресе и мектебе будут открываться классы русского языка; однако, правительство до сего времени не настаивало на этом, потому что видит, что татарское население к изучению русской грамоты еще не подготовлено» (ГАКО, ф.205, оп.2, д. 2375, л.58 об. - 60).

Большинство мулл вели с инспектором осторожные, «дипломатические» беседы. При этом, независимо друг от друга большинство мулл, знающих русский язык, главной причиной невозможности учреждения правительственной школы в своем селении назвали подозрительность и закрытость общества сельского прихода10 и угрозу лишения своей долж-

10 «Все татарское общество» против учреждения при мусульманских школах русских классов, заявил мударрис Тюнтерского медресе; «народ не пустит своих детей русско-татарское училище, если в нем будут учить тому, чему учат и в русских училищах», отметил мударрис Маскаринского медресе (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.56).

ности в случае игнорирования мнения большинства жителей11. Думается, что большинство мугаллимов были искренне в своих высказываниях. Такое недоверие у последних двух поколений прихожан сформировалось вследствие мероприятий правительства в сфере этноконфессиональной политики, направленной на усиление контроля над мусульманской школой местных властей и грубых методов по распространению русского образования. Следует также учесть особенности восприятия членами традиционной сельской общиной вводимых правительством новшеств, которые, по их мнению, не были направлены на благо крестьян и мусульман.

Причиной такого социального поведения своих прихожан муллы указали не только боязнь насильственного обучения детей русскому языку (опасение крещения) (мулла дер. Янгулово Фатих Хасанов) (Там же, л.57 об.). Большое значение имел крестьянский менталитет: некоторые земледельцы уклонялись от обучения своих детей «даже татарской грамоте» (мулла дер.Арбор Ахмет Сафа Юнусов) (Там же, л.60 об.); другие придерживались принципа «мы так живем, и сын проживет» (Там же, л.63).

Лишь в редких случаях духовные лица открыто выражали представителю власти негативное отношение к русскому образованию. Скажем, мулла дер. Янгулово Фатих Хасанов считал, что нужно сначала основательно изучить вероучение, а в русско-татарской школе мусульманскому вероучению уделяется мало внимания (Там же, 57 об.). Аргументы местных прихожан против открытия русско-татарской школы и русского класса сводились к следующим тезисам.

1) Крестьянам, будучи представителями податного, низшего, сословия в социальной структуре российского общества, необязательно знать русскую грамоту, хлебопашцу следует знать свое хозяйство, «ученье нужно барину, а крестьянин барином не будет» (жители дер. Минигери) (Там же, л.61).

2) Обучение русской грамоте должно быть основано на принципе добровольности: шакирды, которым нужно знать русские науки, или состоятельные семьи могут отправлять сына в Малмыжское русско-татарское училище (жители дер. Маскара) (Там же, л.63).

3) Для мусульманина приоритетным является изучение родного языка и мусульманской веры, а обучение в традиционной школе татарской грамоты и арабского языка требует значительных усилий (тюнтерский му-даррис) (Там же, л.59).

11 Муллы опасались, что в случае согласия на открытие русско-татарской щколы односельчане обвинят их в продаже интересов общества за деньги и будут подозревать в готовности изменить своей вере, сначала лишат подношений и са-даки, затем - духовной должности (мугаллим Верхне-Шишинерского мектеба Хусаинов; мулла дер. Старый Смаиль Зиатдин Манячев; мударрис медресе дер. Маскара Ахмет Шарип Махмутов).

4) Боязнь потери этноконфессиональной идентичности: желают учить детей только у муллы (жители дер. Ура Янгуловской волости) (Там же, л.57); не следует учить детей тому, чему учат и в русских училищах (мас-каринский мударрис) (Там же, л.62 об.).

Как видим, чиновник сосредоточился исключительно на муллах и мусульманских школах и не проронил ни слова о культурно-религиозном влиянии этих институтов на соседей-удмуртов, о чем писали современники (Субботина, 2016, с.167-168).

Резюмируя свое общение с муллами и местными жителями, инспектор народных училищ констатировал, что татарское население Малмыж-ского уезда «питает... не простое нерасположение, а явную недоброжелательность к русскому просвещению, подозревая, надо полагать, в учреждении русских школ миссионерские цели». При этом ревизор признавал склонность некоторых крестьянских семейств к обучению русской грамоте своих детей - мальчиков12, однако глубоко пессимистично высказался по поводу обучения татарских девочек: «для них не заложен еще и первый камень на пути к просвещению»13.

Смиренномудров также остался крайне недовольным слабым владением мулл русской речью и почти поголовной неграмотностью, оценил имамов как лиц, не способных на активное выражения сочувствия к русскому образованию, сделав вывод о необходимости повышения уровня русского образования у приходского духовенства (Там же, л.69 об. - 70). Инспектор жаловался, что даже муллы, имеющие свидетельство о знании русского языка с трудом понимал русскую речь (Саматова, 2013, с.175).

Абсолютное большинство сельского населения также не знало русского языка, за исключением отслуживших в армии лиц, торговцев и лиц, занимающихся отхожими промыслами. Получалось, что в течение нескольких недель инспектор народных училищ ездил по волостям, в которых звучали только татарская речь и азан с минаретов мечетей.

Имперский чиновник начисто отрицал какое-либо учебно-образовательное значение татарских школ в деле народного просвещения. Подразумевая образцовые проекты русских начальных училищ и русско-татарских школ, учреждаемые правительством, инспектор категорично и справедливо высказался о непригодности учебных зданий, для этих целей: «Помещения татарских мектебе и медресе, за весьма редким исключениями, не отвечают даже и самым скромным требованиям, какие принято

12 До кардинального изменения отношения татар уезда к изучению государственного языка и подачи ходатайств об открытии в родных деревнях русско-татарских начальных школ оставалось немного времени. К 1912 г. вследствие открытия русско-татарских школ в деревнях, численность учащихся в Малмыже сократилась (ГАКО, ф.205, оп.4, д.3739, л.2).

13 В сентябре 1913 г. татарская община г.Малмыжа ходатайствовала об открытии женской русско-татарской начальной школы (Там же, л.13).

предъявлять к школьным помещениям, почему и учреждение классов русского языка при большинстве татарских школ нужно признать делом фактически неосуществимым» (Там же, л.70).

Смиренномудров также вынужден был признать отсутствие в уезде татарских населенных пунктов, жители и муллы которых согласились бы на открытие правительственных школ, рекомендовав поискать такие деревни в контактных зонах, в местностях совместного расселения татар с «более развитою национальностью» - русскими. В этой связи уездный город был назван «первым и наилучшим пунктом для русско-татарской школы, каковая без общежития при ней для всего состава учащихся положительно не мыслима» (Там же, л.70 об.).

Озабоченность инспектора вызвала сильная материальная зависимость мулл от сельского общества, в этой связи им предлагалось поставить муллу-вероучителя в русско-татарской школе в материальном плане, по возможности, вне зависимость от прихода, а также восстановить в духовной должности бывшего муллу деревни Новый Смаиль Юнусова, отстраненного от своих обязанностей за учреждение русско-татарской школы. В такой ситуации следовало проявить политическую волю и демонстрировать государственную защиту тому, кто сочувственно относится к русскому просвещению.

Высоко оценивая отчет Смиренномудрова, как заключающий в себе «весьма интересные и в целях распространения в татарском населении русской культуры очень полезные сведения об отношениях мулл и местного населения к русскому просвещению», новый директор народных училищ Вятской губернии А.И. Анастасиев 8 января 1904 г. рекомендовал его текст для ознакомления инспекторам народных училищ уездов, в которых проживали татары. Примечательно, будучи инспектором народных училищ, А.И. Анастасиев в 1895 г. также составлял аналогичный отчет о посещении 18 татарских школ в Симбирском и 19 школ в Сенгилеевском уездах Симбирской губернии (Абдрашитова, 2008, с.112-113). Его наблюдения о неудовлетворительных санитарно-гигиенических условиях в учебных помещениях перекликались с мнением Смиренномудрова. Однако, на фоне предложений Анастасиева о необходимости введения в татарской школе русского языка со второго полугодия первого года обучения, об открытии одноклассных образцовых правительственных школ с татарами-учителями, рекомендации инспектора народных училищ Малмыж-ского уезда представляются более взвешенными.

Бывший директор Казанского учительского института также высказался за преобразование через несколько лет Малмыжской русско-татарской начальной школы в двухклассное училище, а затем в татарскую учительскую школу посредством открытия при двухклассном училище одного или двух педагогических классов с однолетним или двухлетним курсом обучения, для подготовки кандидатов на должности учителей му-

сульманских школ14. Известный в КУО педагог А.Анастасиев выразил готовность совместно со Смиренномудровым разработать проект сравнительно недорогой учительской школы в г.Малмыже, в случае заинтересованности в нем окружного начальства (Там же, л.69 об. - 70).

По итогам поездки Смиренномудров представил своему начальству еще рекомендации по усилению правительственного контроля над мусульманскими школами. В частности, А.Анастасиев довел до сведения попечителя КУО мнение Смиренномудрова о необходимости организации выдачи ОМДС инспекторам директорам народных училищ удостоверений, подтверждавших их право на контроль над мектебами и медресе. С 1874 г. религиозное управление не имело отношения к конфессиональным школам, потому более реалистичной представлялась его идея обязать соискателей на духовные должности получать от органов учебного ведомства разрешение на заведование мектебами и медресе (Саматова, 2013, с.172).

Во время общения со Смиренномудрым жители дер. Маскара обвинили Малмыжскую уездную земскую управу в том, что «земство с татарского народа берет денег много, а не хочет сделать для татар в Малмыже одно хорошее училище, чтобы детям можно было жить в нем. Теперь там 60-70 мальчиков живут в одной комнате» (ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.63 об.). Это замечание инспектор народных училищ и земские деятели уезда услышали. Совместными усилиями учебных властей, уездного земства и Малмыжской городской думы с 1905/1906 учебного года школа обзавелась новыми учебными площадями (25 х 35 саженей) (ГАКО, ф.205, оп.4, д.3739, л.18) и просторным общежитием для учащихся.

Отчет инспектора народных училищ свидетельствовал о функционировании в татарских деревнях Малмыжского уезда Вятской губернии успешной сети начальных школ, в большинстве которых (за исключением новометодных школ в Шишинере и Тюнтере)15 учебно-образовательный процесс был организован по кадимистской системе.

В большинстве случаях учебные помещения были построены силами местных обществ. Было налицо выполнение местными муллами и прихожанами фетвы оренбургского муфтия от 6 сентября 1897 г., которой М.Султанов обязывал сельские общества сформировать новую модель образования - «вывести» мектебы из домов имамов, создать материальную базу для начальной школы в каждом приходе путем постройки нового учебного здания, соответствующего требованиям образовательной деятельности, осуществить тотальный охват мальчиков начальным образова-

14 Представители русской интеллигенции взялись за реализацию идеи А.Анастасиева о преобразовании местной русско-татарской школы, которая вскоре стала двухклассной (ГАКО, ф.205, оп.4, д.3739, л.2).

15 Позже по новому методу начали обучать в мектебе деревни Большой Сар-дык Малмыжского уезда (Машковцев, 1996, с.324).

нием, посредством тесного сотрудничества духовенства (глава религиозной общины и мугаллим) и прихожан (родители и опекуны детей). Согласно фетве муфтия, преподавательская деятельность отныне становилась обязанностью муллы (Загидуллин, 2014, с.368-369). По итогам увиденного В.Смиренномудров внес уточнения в «ведомость» о мусульманских школах в дер. Янгулово, где были построены два новых учебных здания, выведя детей из усадеб мулл, частная школа также появилась в деревне Арбор.

На примере Малмыжского уезда четко реконструировалась мусульманская система обучения в Волго-Уральском регионе, основанная на подготовке религиозных кадров. Здесь функционировали две окружные медресе для подготовки мулл мусульманских приходов юго-востока Вятской губернии и северо-запада Казанской губернии. Причем на рубеже столетий Маскаринское медресе переживало упадок, что проявлялось, в частности, в запущенности помещений учебно-образовательного комплекса. На этом фоне выгодно выделялось Тюнтерское медресе.

В последующем Смиренномудров не писал такие объемные тексты отчета. Видимо, большой объем отчета объяснялся фактором новизны посещения школ, а также наблюдательностью и стремлением довести до своего нового начальства невозможность открытия в данный момент новые министерские школы в татарских селениях. В информативном плане отчет инспектора народных училищ запечатлел занимательные сюжеты о функционировании мектебов и медресе в татарских деревнях, зафиксировал мнение приходского духовенства на перспективы изучения русского языка и грамоты. Рекомендация Смиренномудрова об улучшении условий работы обучения в Малмыжском русско-татарском училище стала главным результатом достигнутого им компромисса с мугаллимами и мудар-рисами. Настаивая под разными предлогами невозможности допущения русского образования в родных деревнях, муллы соглашались на обучение сыновей односельчан в городской правительственной школе. Таким образом, до появления прошений мусульман об открытии в деревнях русско-татарских училищ получение татарскими мальчиками русского образования локализовалось в уездном городе, что, несомненно, ограничивало количество желающих изучать русскую грамоту. Среди них отсутствовали шакирды медресе, которые предпочитали обучаться в частных школах учителей-татар с целью преодоления русского образовательного ценза, ставшего препятствием для занятия духовной должности.

Представленный вниманию читателей рукописный отчет инспектора народных училищ Малмыжского уезда Вятской губернии В.Смиренно-мудрова 1903 г. имеет важное научно-познавательное значение для реконструкции состояния учебной материальной базы сельских образовательных учреждений, механизма инспекции представителем учебного ведомства мусульманских конфессиональных школ и обратной связи общения

имперского чиновника с учителями и прихожанами на предмет учреждения в татарских деревнях институтов русского образования.

Приложение

Отчет об осмотре мусульманских школ Малмыжского уезда инспектором народных училищ В. Смиренномудровым в октябре-ноябре 1903 г., адресованный директору народных училищ Вятской

губернии16

(л.53) В представлении своем г. директору народных училищ Вятской губернии, от 15 июня сего 1903 года, за № 688, я имел честь донести собранные мною от разного рода лиц, осведомленных со школьным обучением мусульманских детей, сведения и данные, относящиеся к устройству и обстановке мусульманских медресе и мектебе в Малмыжском уезде и к постановке вообще в них школьно-учебного дела.

В данный раз я представляю отчет о личном посещении в минувшем октябре и текущем ноябре месяцах нескольких инородческих магометанских школ подведомственного мне уезда и об осмотре их, поскольку представилась к этому возможность. В девяти волостях Малмыжского уезда: Кошкинской, Нослинской, Янгуловской, Арборской, Нижне-Четаевской, Сардыкбажской, Шудинской, Мериновской и Вятско-Полянской, населенных сплошь или преимущественно татарами магометанами, насчитывается до 50 низших школ - мектебе и две школы высшего типа - медресе: одна -в деревне Тюнтери17 Арборской волости, другая - в деревне Маскаре18 (Ишменево - тож) Кошкинской волости. Обе школы - медресе - посещены и осмотрены мною: Тюнтерская - 31 числа октября и Маскаринская (Ишменевская) - 5-го числа ноября. Из школ - мектебе - осмотру подвергнуты: две - в дер. Шишинери19 Нослинской вол[ости], две - в дер. Старой Смаили20 той же волости, одна - в дер. Уре21 Янгуловской волости, две - в дер. Тюнтери Арборской волости, одна - в дер. Арборе22 одна в дер. Минигери23 Арборской волости, одна - в дер. Шуде24 (л.53 об.) Шудинской волости, одна - в дер. Маскаре (Ишменево) Кошкинской волости, одна - в дер. Нижние Шуни25, Вятско-Полянской волости, одна - в

16 Название документа: «Отчет об осмотре татарских магометанских школ Малмыжского уезда за вторую половину 1903 года».

17 Ныне с. Тюнтер Балтасинского р-на РТ.

18 Ныне с. Маскара Кукморского р-на РТ.

19 Ныне с. Шишинер Балтасинского р-на РТ.

20 Ныне с. Смаиль Балтасинского р-на РТ.

21 Ныне с. Ура Балтасинского р-на РТ.

22 Ныне с. Арбор Балтасинского р-на РТ.

23 Ныне с. Нуринер Балтасинского р-на РТ.

24 Ныне с. Шуда Балтасинского р-на РТ.

25 Ныне д. Нижние Шуни Вятскополянского р-на Кировской обл.

дер. Средние Шуни26 той же волости, одна - в дер. Уразкино27 Кошкин-ской волости, и одна - в дер. Кошкино28 той же волости, а всего - 18

29

школ .

Проверяя, при посещении и осмотре татарских школ Малмыжского уезда, представленный мною 15 июня за № 688 сведения и данные, я пришел к заключению, что они в существенном правильно отмечают действительные условия существования и устройства названных учебных заведений. А потому, стараясь не повторяться в сказанном, я сообщу о своем знакомстве с несколькими муллами, об их взглядах на предмет русского просвещения, о степени владения ими русскою речью и о некоторых других обстоятельствах, позволяющих делать такие или иные выводы и заключения о мере подготовленности среди мусульманского населения посещенных мною местностей почвы для введения обучения в медресе и мектебе русского языка.

Сообщения свои я поведу в порядке посещения мною татарских деревень и осмотра в них школ, при чем о некоторых отдельных школах, выделяющихся своими внешними условиями, позволю передать подробности.

В большой деревни Шишинери30, сплошь населенной магометанами -татарами, две мечети (в нижней и верхней части деревни) и при них - по мектебе. Нижне-Шишинерское мектебе едва ли не лучшее по условиям внешней обстановки из всех мектебе, (л.54) которые мне пришлось осмотреть. Школьное здание новенькое, в два небольших этажа; нижний этаж, каменный, занят бакалейною лавочкой, а верхний деревянный, под школою. Проехав по деревне и пристально вглядываясь в постройки, я нашел, что школьное здание - лучшее в деревне.

Учитель - Сабир Галимуллин - считает это здание своим; но мне передавали, что оно пожертвовано каким-то богатым мусульманином, и что дар, быть может, сделан на имя Сабира.

Помещение школы состоит из двух небольших комнат, довольно светлых (по 8 окон в каждой) и достаточной высоты, разделенных маленькою вхожею комнаткой.

Учитель - сын указного муллы, из крестьян, лет 28, окончил курс в Тюнтерском медресе; русскую речь понимает и не без труда, но может говорить; написать же умеет, как сам заявил, почти только имя и фамилию. В ответах на предложенные мною вопросы Сабир выказывал робость, объяснения давал осторожно, иногда совсем отказывался дать про-

26 Ныне д. Средние Шуни Вятскополянского р-на Кировской обл.

27 Ныне с. Туембаш Кукморского р-на РТ.

28 Ныне с. Кошкино Кукморского р-на РТ.

29 Забыл написать, что осмотрел две школы в деревне Янгулове, а также школу в деревне Сосмак.

30 Здесь и далее подчеркнуто составителем отчета.

симые мною сведения, ссылаясь на незнание. На мой вопрос, напишет ли он мне коротенько на бумаге ответы на такие, например, вопросы: где он учился, знает - ли русскую грамоту, сколько учеников в мектебе, каких они лет, в каком месяце приходят учиться и в каком перестают ходить в мектебе, чему он учит детей по магометанской грамоте и другие подоб[ные], Сабир, подумавши, отвечал: «если и всех других учителей (л.54 об.) об этом спросить, напишем». Отец Сабира, указный мулла, старик лет 70, присутствовавший при моих разговорах с сыном, все время молчал, хотя по-русски понимает и кое-что может говорить. Только когда я собирался выходить из школы, он спросил меня: «кто Вы будете?»

Шишинерскую школу я застал на ходу. В одной комнате сидело 40 мальчиков разного возраста, начиная с 6 лет: это - младшее отделение; в другой - 22 мальчика: это - среднее (15 мальчиков) и старшее (7 мальчиков) отделения. Трое старших мальчика состоят уже помощниками учителя. Для учеников устроены новенькие, на 'Л аршина от пола, без скамеек, но с откидною верхней крышкою, парты; у каждой парты на полу сидят шесть учеников, по три на стороне. В отделении для старших у стены помещаются небольшие шкафы с книгами. Такая школьная обстановка -только в этом одном мектебе из всех 18, мною осмотренных. В других мектебе нет ни шкафов, ни парты, ни вообще чего-либо говорящего о специальном назначении школы; вместо парт употребляются небольшие низенькие столики, но далеко не во всех школах и они имеются.

Занятия с учениками ведутся Сабиром с 9 часов утра до 12 часов дня и с 7 (или 8 часов) вечера - часа Л или 2. Предмет занятий - изучение молитв, вероучения вообще и грамоты татарского языка. Старших учеников Сабир обучает и четырем действиям арифметики на татарском языке и по особым приемам татарского счисления. По моей просьбе Сабир предложил троим ученикам проделать сначала на бумаге, а потом и на счетах несколько нехитрых счислений на действия сложения и вычитания.

(л.55) Учение в школе началось с первых чисел сентября и продолжится до мая; но в апреле, по словам учителя, часть учеников уже не станет ходить.

Нижне-Шишинерское мектебе выгодно выделяется от других мектебе как по своим внешним условиям существования, так и по строю учебных занятий, и обязано оно этим, по-видимому, учителю Сабиру. Как человек со средствами и свободный от других служебных обязанностей, он имеет возможность и обставит школу и вести в ней более или менее правильные занятия. Хотя деревенское общество, по заявлению Сабира, и снабжает школу отоплением, освещением и т.п., но ему приходиться добавлять многое из своих средств. Озабоченный чистотою и порядком в школе, он будто бы, нанимает даже на свой счет сторожа, с платою по три рубля в месяц. Это уже роскошь для мектебе!

Верхне-Шишинерское мектебе помещается в новеньком одноэтажном, из одной комнаты, домике на 6 окон. Это тип мектебе, каких большинство. Домик под школу пожертвован.

Учитель, указный мулла Гариф Хусаинов, окончил курс в Тюнтери, лет 43-х. Русскую речь понимает и сносно говорит; написать по-русски может только имя и фамилию.

Узнав из разговора с Хусаиновым, что он сочувствует русскому просвещению и понимает важность этого дела и необходимость его для народа, я в продолжительной беседе с ним за чаем (л.55 об.) в квартире у него, старался склонить его к введению обучения русского языка в мектебе его прихода. Но на все мои доводы Хусаинов отвечал лишь заявлением, что приход за введение русского языка в школу сначала лишит его руги, а потом и звания муллы: приход употребит все старания, чтобы у него отобрали указ.

В деревне Старой Смаили две мечети и при них два мектебе, помещающихся почти в одинаковых деревянных постройках обычного для мектебе типа, но не из одной, а из двух комнаток. Школьные здания обществу пожертвованы богатыми людьми.

Учитель одного мектебе, указный мулла Зиатдин Бурганутдинов Ми-нячев, лет 40, пользуется русским языком довольно хорошо и в суждениях обнаруживает серьезность. При разговоре моем с ним присутствовало несколько крестьян его прихода. Как Минячев, так и некоторые их крестьяне говорили мне, что они понимают, что изучать русский язык полезно, но большинство в природе все-таки не пожелает, чтобы в мектебе учили русскому языку. «Кто желает, тот у нас, - говорили они, - везет детей учиться в Малмыж; мы этому не препятствуем». Сам Минячев категорически заявил, что «без согласия всего прихода он не может ничего делать». Мою беседу о пользе изучения русского языка, русской грамоты и счисления, Минячев обещал передать всему приходу. На просьбу сообщить мне сведения об училище на бумаге (л.56) Минячев сказал: «если общество согласится, чтобы я сделал это, я сам не противлюсь».

Учитель другого мектебе, указанный мулла Шафик Кунафьин, лет 33-х, простодушный и симпатичный, к сожалению, очень слабо владеет русским языком. Он охотно и долго слушал меня и старался отвечать как мог. Но без переводчика дело не обошлось. Таковым явился крестьянин, бывший в солдатах.

С помощью переводчика, я долго объяснял собравшимся в мектебе 20-25-ти крестьянам, прихожанам Кунафьина в большинстве почтенных лет, как много пользы могло бы принести татарским детям изучение русского разговорного языка, русского чтения, письма и счисления, указывая, между прочим, и на то, что общество могло бы иметь со временем из среди своих единоплеменников фельдшеров, волостного писаря, грамотного старшину и т[ого] под[обное].

Приход слушал меня, понурив головы. После моей речи, крестьяне, переговорив между собою, через переводчика заявили мне: «здесь, в деревне, русского училища не надо; если начальство откроет такое училище, народ все равно не пустит детей».

Из мектебе я был приглашен на чай одним зажиточным татарином дер. Старой Смаили, сносно владеющим русскою речью. Из беседы с ним я узнал, что в деревне можно найти отдельные семьи, склонные учить детей русскому языку, но они не согласятся, чтобы дети их, вопреки желанию большинства их общества, учились в самой деревне, (л.56 об.) а всегда предпочтут отправить их для обучения в Малмыж.

В деревне Уры помещение мектебе нужно отнести к разряду лучших: оно состоит их одной комнаты; но здание новое, светлое (8 окон) и достаточной высоты. Учеников ходит только 35-40. Замечательно, что девочек здесь у жены муллы учится больше (от 45-55), чем у самого муллы мальчиков. Учитель, указанный мулла Файзрахман Мухамет[-]Гарифов Мансуров, еще молодой человек, говорит по-русски довольно хорошо. В продолжительной беседе со мной он не раз заявил, что сам он очень хорошо понимает, что народ нужно учить русской грамоте, что это принесет ему много пользы. Но приход Мансурова, по его словам, отличается чрезвычайной темнотой, невежеством и грубостью.

«Во время всеобщей по государству переписи, - говорил Мансуров, наша деревня так волновалась, так бунтовала, что г. губернатор присылал к нам войско». Я все-таки просил муллу предложить прихожанам, не пожелают ли они в своем хорошем училище обучать детей и русскому языку, русскому чтению и письму; для этого будет прислан учитель из татар. Мулла не согласился передать мое предложение прихожанам.

«Скажи, пожалуйста, об этом народу сам, - говорил он мне, - тебя, может быть, лучше будут слушать, а на меня рассердятся». Около училища стояла толпа крестьян. Я вышел на улицу и объявил: «Кто может и желает по-русски говорить со мною? (л.57) Я попрошу того передать народу мою просьбу». Последовало продолжительное молчание. И только по настойчивому приглашению муллы выступили два крестьянина и заявили, что они могут сказать крестьянам «что желательно».

Предложение мое обсуждалось недолго. Не смотря на то, что и мулла, видимо, старался объяснить приходу важность моего предложения, переводчик заявил, что «народ не согласен, чтобы кроме муллы кто-нибудь другой учил их детей».

В деревне Янгулове из трех мектебе я осмотрел два - обычного типа, в одну комнату, на 6 окон, новая.

В мектебе нижнего прихода учительствует брат указного муллы, Аб-драхман Фазлеев, человек средних лет, по-русски ничего не понимающий, и к русским относящийся, видимо, с ненавистью. Во все время моего разговора с ним и с несколькими крестьянами через переводчика, он сидел

угрюмым, старался не смотреть на меня, отвечал не охотно. Учеников у него 50, из коих не менее половины и живут в училище.

Указной мулла, учитель в верхнем мектебе, Фатих Хасанов, лет 48, по-русски также ничего не понимает, но чрезвычайно словоохотлив и возбужден: по-татарски он готов был бы все время говорить со мною. За чаем, в квартире Хасанова, он через переводчика крайне интересовался (л.57 об.) узнать от меня, почему раньше никто не ездил к ним, ни в Янгулово, ни в другие деревни, и об обучении татарских детей русскому языку никто ничего не говорил; спрашивал меня, не хотят ли насильно учить татар русской грамоте; узнавал, как мое начальство смотрит на тех мулл, которые не знают русского языка. Мулла очень настойчиво проводил также мысли о том, что для татар нет дороже учения, как вероучение, что нельзя ничему учиться прежде, чем не узнаешь все, что относится к своей вере, что без веры человек хуже собаки31. Он слышал, что в Малмыжском городском русско-татарском училище мало учат детей вере. Я постарался убедить его, что слух этот не верен, что я слежу за тем, чтобы вероучитель относился к делу старательно и учил детей, как можно лучше и больше. После двух выпитых мною чашек чая мулла через переводчика заявил мне: «спасибо, чиновник, что не отказался пить чай; если бы не пошел в дом пить чай, я думал бы, что приезжал со злом, а теперь так думать не можем».

Тюнтерское медресе помещается в двух, значительной величины и высоты, новых деревянных постройках, сооруженных года 2-3 тому назад на средства казанского купца - татарина Ишмратова.

Обстановка помещений медресе такова, что скорее говорить о них, как о жилых помещениях, чем о классах. В небольшой комнатке, (л.58) устланной коврами, где мударрис читает лекции ставшим шакирдом, нет никакой мебели, кроме маленького столика, предназначенного для книги, из которой мударрис сообщает сведения своим слушателям.

Я приехал в Тюнтерское медресе в 11 % час[ов] утра. По собранным мною сведениям, я должен бы застать здесь учебные занятия. Оказалось, что шакирды были свободны и мударрис был в своем доме. Старшие ша-кирды, понимающие русский язык, провели меня по помещениям медресе и дали объяснение относительно того, что меня интересовало. Мударрис через посланного настойчиво просил меня к себе, в квартиру. Зная, что он очень слабо понимает русский язык, я захватил с собою в качестве переводчика одного из шакирдов, отличающегося толковостью.

Мударрису Ишмухамету Бик-Мухаметову32 более 60 лет. Он окончил учение в Бухаре и считается очень умным человеком, глубоким знатоком магометанского вероучения и почитается «ишаном» (святым). Держится мударрис с достоинством, говорит медленно и важно; беседовал со мною охотно, любезно потчуя чаем и сладостями. Разговор в течение двух часов

31 Это предложение на левом поле вертикально выделено линией.

32 Ишмухаммад Динмухаммадов.

вращался, главным образом, около поставленного мною вопроса: признает ли мударрис благовременным ввести в медресе изучение русского языка? (л.58 об.) Мударрис понимает, что его ученикам необходимо знание русского языка. Он согласен с тем, что шакирдам, желающим пригодиться к сдаче экзамена на муллу, приходится терять много времени и денежных средств, чтобы добыть требуемые от них сведения. При всем том, он не может согласиться на введение уроков русского языка в круг занятий в медресе, так как ему известно, что все татарское общество против этого. Я высказал мударрису, что он, как мне хорошо известно, владыка своего народа, что его слово - закон и для народа и для мулл, ему подчиненных, и что ему стоит только объяснить народу пользу и необходимость русского просвещения, а муллам приказать, чтобы они позаботились об открытии, где возможно, классов русского языка, и народ и муллы не посмеют противоречить своему повелителю. Мударрис отвечал, что насильно навязать народу что-нибудь нежелательно; лучше было бы, чтобы сам народ понял, что ему полезно и что вредно. И правительство не хочет навязывать

33

насильно татарскому населению русскую школу: по закону 77-го года предполагалось, что при всех медресе и мектебе будут открываться классы русского языка; однако, (л.59) правительство до сего времени не настаивало на этом, потому что видит, что татарское население к изучению русской грамоты еще не подготовлено.

«Для правительства весьма важно, - указывал я мударрису, - чтобы муллы были хорошо образованы, чтобы они знали русский язык и русскую грамоту (чтение и письмо) настолько хорошо, чтобы могли читать и понимать распоряжения правительства и объяснять их своему приходу, а также, чтобы умели написать, какая у прихода есть нужда и как лучше ее устранить. Введение обучения русского языка в медресе дало бы возможность будущим муллам основательно изучить русский язык, как разговорный, так и книжный».

В ответ на это мударрис сделал заявление, что он очень долго и очень многому учит шакирдов, желая, чтобы они были как можно лучше образованы. Многие учатся 15-18 лет.

Когда я спросил, учат ли шакирды историю, географию, арифметику и другие науки, какие есть в наших русских школах, то получил ответ отрицательный с заявлением, что много времени требуется на изучение языка арабского и книг по вероучению, на нем написанных.

С выражением некоторого удовольствия мударрис с (л.59 об.) сообщил мне, что и у них на татарском языке есть та же, что у русских: 5х5=25, и что этим они занимаются, главным образом, во время поста.

Усматривая из всех разговоров с мударрисом, что он не склонен ко введению русского языка в медресе, я осведомился с его взглядом на

33 Мударрис имел в виду, очевидно, закон 26 марта 1870 года, на что я ему и указал.

Малмыжское русско-татарское училище. Я сообщил ему, что в Малмыже предполагается строить на средства казны большую и хорошую школу для обучения татарских детей. «Находит ли мударрис желательным, что бы в Малмыже было такое училище и будет ли располагать народ, чтобы в него посылали детей?», - спрашивал я.

Ответ последовал утвердительный.

Тогда я стал спрашивать у него фамилии ему известных благотворительностью богатых татар, к которым можно было бы, по его мнению, обратиться за пожертвованиями, при постройке нового училища в Малмыже. И мударрис назвал мне фамилии нескольких таких лиц из разных городов.

Помещения обоих Тюнтерьских мектебе, из которых одно деревянное, а другое - каменное, бывшее ранее помещением медресе, плохи. В деревянном мрачно и грязно, пахнет затхлым; в каменном - стены покрыты страшною копотью и воздух также спертый. Не позволяя себе делать какие либо распоряжения, я не мог не высказать желания (л.60) и просьбы, чтобы в помещениях мектебе устроены были вентиляторы, а стены побелены.

В деревне Арборе мектебе помещается в кухне муллы Ахмета Сафы Юнусова. Тут же учатся у жены его и девочки.

В это мектебе ходит детей немного, так как оно и тесно, и темно. Есть в деревне другая, частная, школа, в которой занимается Абдуль Галям Га-лиев, по-видимому, не имеющий прав на учительство. Его школьное здание также очень плохо, но учеников, как случайно я узнал, собирается гораздо более, чем у муллы.

Мулле Юнусову лет под 60; он понимает русскую речь и сносно говорит. Мулла очень симпатично относится к русскому просвещению и удивляется, как татарский народ не может понять, что ему легче было бы жить, если бы он знал язык и письмо того народа, с которым ему постоянно приходится иметь дело. Когда я высказал замечание, что мулла, вероятно, мало объясняет своему приходу пользу и важность изучения русского языка, и просил, чтобы он относительно этого поговорил с народом, мулла охотно согласился исполнить мою просьбу в первый же удобный для этого (л.60 об.) праздничный день. Но тут же он добавил, что народ в их деревне грубый, своей пользы не понимает, и трудно ему объяснить что-нибудь. По словам муллы, в его приходе некоторые уклоняются от обучения даже татарской грамоте.

В соседней с Арбором деревне Минигери мектебе помещается в небольшом (на 6 окон) и плохоньком домике, около мечети. Занятия в школе временно не велись: овдовевший молодой мулла выехал из деревни в Чистополь жениться. Русскую речь он, как передали мне, немного понимает.

Когда я осматривал мектебе, около меня собралась значительная толпа крестьян. Узнав, что один из толпы понимает русскую речь, я с помощью его заговорил о необходимости улучшить школу. Если общество, говорил я, само не может построить хорошее мектебе, следует поискать ка-

кого либо доброго богатого человека и просить его помощи в этом доме. Из толпы выдвинулся одетый в хороший полушубок татарин и заявил, что «с нас и это мектебе хорошо, другого мектебе нам не нужно».

«В хорошем мектебе можно было бы учить детей читать и писать по-русски», - сказал я.

«А зачем, барин, крестьянину ученье?», - спрашивал татарин.

Я объяснил, что грамотный крестьянин хозяйство свое (л.61) справит лучше: он может почитать хорошие книжки, и из них узнать, как лучше сделать всякое крестьянское дело. -

«Нет, - возражал татарин, - крестьянину нужно знать только свое крестьянство; ученье нужно барину, а крестьянин барином не будет».

«А почему же не будет?»

«Потому что «барского племени» и без нас очень много».

В деревне Шуде два мектебе; из них одно новое и состоит из большой, высокой и светлой комнаты. Здание это построено на средства того же казанского купца Ишмратова, который обустроил и Тюнтерьское медресе.

Учитель, указный мулла Саит Гарей Файзуллин, зять Тюнтерьского мудариса, не только говорит по-русски, но и грамотен, как узнал я из беседы с его помощником по школе. Самого Файзуллина я, к сожалению, не застал в деревне. Не нашел ни в школе, ни дома и другого муллы.

Файзуллин - человек еще молодой. По той обстановке, какую я нашел в его доме, и по свободному со мною общению его жены, знающей лишь несколько отдельных русских слов, можно думать, что он не боится культуры.

(л.61 об.) Медресе в дер. Маскаре (Ишменево) и при нем одно мектебе - помещаются в четырех деревянных постройках, из которых только одна небольшая, предназначенная в настоящее время для старших шакир-дов, поставлена, видимо, недавно; остальные же смотрят[ся] ветхими и мрачными. Обстановка помещений здесь еще менее, чем в Тюнтерьском медресе, позволяет видеть в них классы учебного заведения повышенного типа. И естественно: эти помещения, прежде всего, жилые комнаты учащихся, а потом уже аудитории.

Маскаринское медресе существует более 200 лет и когда-то было единственным поставщиком кандидатов на звание муллы, не только для губернии Вятской, но и для других. В самой деревне Маскаре ранее проживало очень много крупных татар и тут - же работали их фабрики и за-

34

воды .

И удивительно, что Маскаринское учебное заведение за столь продолжительный период существования, при благоприятных условиях, не обзавелось помещением более капитальным, обширным и удобным, чем то, в каком оно находится теперь.

34 Этот абзац на левом поле вертикально выделен линией.

Тюнтерьскому медресе в условиях внешнего существования посчастливилось сравнительно с своим старшим собратом.

(л.62) Шакирды Маскаринского медресе не допустили меня до осмотра помещений без позволения на то мударриса и предложили свои услуги проводить меня к нему. Насколько удивлены и встревожены были моим визитом тюнтерьские шакирды, настолько сравнительно спокойно встретили меня шакирды Маскаринские. Видно было, что известие о посещении татарских школ Инспектором училищ успело уже получиться в Маскаре из тех местностей, какие я поехал.

Маскаринский мударрис, указный мулла Ахмет Шарип Махмутов, еще не старый человек: ему немного больше 50 лет. Образование он получил лишь в том же Маскаринском медресе, почему назначение его на высокий начальнический пост этого заведения объясняют до некоторой степени случайностью. С тем вместе, общий отзыв о нем, как о человеке умном и основательно знающем предметы мусульманского вероучения. В его манере говорить, действительно, видно вдумчивость и серьезность. Но той важности, какая лежит печатью на всех действиях тюнтерьского иша-на, не замечается в маскаринском мударрисе.

Мударрис немного понимает русский язык; он может кое-что и сказать. Со мною же вел беседу с помощью двух (л.62 об.) шакирдов, пользующихся русской речью довольно свободно. Кроме того, мударрисом приглашен был для беседы один богатый местный обыватель, торговый человек, знающий русский язык.

Разговор шел по тому же вопросу, какой предложен был мною и в Тюнтери. И снова мне пришлось выслушивать тоже, что я слышал уже много раз: татарское общество не позволит детям ходить в школу, если в ней будут учить тому, чему учат и в русских училищах. Мударрис уверял меня, что стоит только мулле заговорить с народом об обучении детей русскому языку, чтению и письму, как тотчас же начинаются разговоры о том, что он подкуплен деньгами, что он уже близок к измене своей вере35. Вот и теперь мударрис пригласил местного обывателя, понимающего весь разговор и уважаемого в деревне, с тою, будто бы, целью, чтобы освободиться от подозрений со стороны народа. «Думают, что мулла может приказать приходу, что хочет; нет, приход, как ему желательно, так и заставляет муллу делать», - сообщил один из шакирдов.

Я просил объяснить мне, почему же народ не любит так русских и их язык, что никак не соглашается учить детей тому, чему учат у нас в училищах. «Нет, зачем не любят русских», (л.63) - заговорил обыватель, некоторое время сидевший молча, - наш народ оттого не учит детей, что у него времени нет для этого; нужно учить сначала свой язык, свою веру; татарское ученье трудное: нужно несколько лет учиться, чтобы «мало-

35 От слов «татарское общество.» и до слов «своей вере» на левом поле вертикально выделено линией.

мало» понимать, что написано по-татарски и по-арабски о своей вере. Мулла наш очень много времени не может учить детей: ему нужно пять раз и больше в день молиться. Наши мальчишки пять-шесть лет ходят в мектебе, а все не знают, что им следует. Народ наш бедный. Большой мальчишка нужен для работы... В мектебе начинают ходить с 5-6 лет, а разве такого станешь учить чужому языку, чужим разным наукам, когда он своего ничего не понимает? У кого большой мальчишка для работы не нужен, родители его, стало быть, живут зажиточно, тот тащит его в Мал-мыж учиться. А есть и такой народ у нас, который - дурак темный, ничего не понимает и не желает понимать: средства есть у него, к примеру, чтобы учить мальчишку, а не учит; мы, говорит, так живем, не учившись, и он (сын) проживет.

Скажем и так: русские удивляются, что вотяки и черемесы учатся (л.63 об.) русским наукам, а татары нет. Вотяки и черемисы своего не имеют, чему учиться, а татарский народ имеет; вотяки и черемисы веру-то свою меняют, а татарский народ, слава Богу, веру свою так держит, как и русский не умеет.»36.

Я стал уговаривать мударриса, чтобы он ввел обучение русского языка и русской грамоты, хотя при медресе, для тех шакирдов, которые готовятся в муллы, указывая на необходимость для них знать то, чему учат у нас в деревенских училищах. Но «обыватель», видимо, приглашенный на роль оппонента, заявил мне, что шакирды, которым нужно знать русские науки, могут приехать учиться в гор. Малмыж.

- «Когда шакирд в медресе свое дело справит, тогда его можно посылать учиться в Малмыж. Земство с татарского народа берет денег много, а не хочет сделать для татар в Малмыже одно хорошее училище, чтобы детям можно было жить в нем. Теперь там 60-70 мальчиков живут в одной комнате. Воздуху нет, а лежат один возле другого, совсем как бараны».

Я постарался уверить обывателя, что такая теснота в помещении общежития Малмыжского русско-татарского училища была только временно вследствие того, что детей неожиданно собралось для обучения (л.64) более, чем бывало раньше. Теперь же земство сняло другое помещение под училище и учащиеся размещаются довольно удобно.

Не могу не отметить, что мударрис на мою просьбу о позволении осмотреть помещения учебного заведения заявил мне, что Маскаринское медресе законом освобождено от надзора инспектора.

«Почему Вы так думаете?».

«Потому что Маскаринское медресе существует больше 200 лет; закон о татарских училищах вышел позднее».

Заметив мударрису, что я считаю все инородческие учебные заведения под ведомственными Министерству народного просвещения, и что

36 От слов «Нет, зачем не любят русских.» и до слов «веру свою так держит, как и русский не умеет» на левом поле вертикально выделено линией.

мне не приходилось ни читать, ни слышать о том, что Маскаринское медресе свободно от надзора инспекции, я объяснил ему, что самовольно, не получив от него согласия, я не стану осматривать помещений. Переговорив с обывателем и с шакирдами, мударрис заявил, что он сам не может провожать меня, и что помещения покажут мне шакирды. Характерно, что у Тюнтерьского мударриса чай сервирован был на полу, устланном коврами и скатертями, у Маскаринского же - на столе. Условия жизни того и другого мударриса, видимо, не одинаковы: у Тюнтерьского мударриса (л.64 об.) все богаче, начиная с его квартиры37.

Другой указный мулла в дер. Маскаре и учитель в другом мектебе, Назиб Аубакиров Еникеев, лет 40 с небольшим, очень интересный мулла. Образование он получил высшее - в Бухаре - и имеет звание мударриса. По-русски он говорит свободно, может немного читать и писать. Исполняя обязанности муллы, он в тоже время состоит доверенным лицом по делам богатой татарки и управляющим её земельных угодий, почему и сам живет по-барски. Его мектебе, замечу, довольно плохое и типа обычного - из одной комнаты, заперто было на замок, и в текущем учебном году еще не отпиралось. Мулла объяснял мне, что он не имеет для занятий времени: то для покупок и продажи ездит в гор. Малмыж, то за реку Вятку - осматривать угодья, то выступает в суде для защиты интересов доверительницы и т[ого] под[обное]. Пробовал ранее поручать занятия в мектебе учителю, но толку из этого не выходило: ученики только шалят, а знаний не приобретают; поэтому, он счел за лучшее направить их в мектебе которое при медресе.

Любезно угощая меня чаем и сластями, Еникеев уверял меня, что он очень сожалеет, что татарский народ не хочет понять, что и в будущем, как и сейчас, ему придется жить вместе с (л.65) русскими, что один народ от другого никуда не денется, и все-таки татары не хотят научиться понимать язык народа, который больше и сильнее, и с которым приходится вести всякие дела.

Когда я заговорил, что на мулле лежит обязанность объяснить народу пользу и важность изучения русского языка и русской грамоты, то мулла резко заявил: «А разве всех дураков переучишь? Такая тьма и такое упорство, что силой не свернешь, не то что словами, объяснениями!».

Мне почему-то не верится, что мулла Еникеев искренно высказывал сожаление о невежественном отношении татарского народа к русскому просвещению. В дальнейшей беседе со мною он много говорил о необходимости для каждого народа беречь свою веру, так как потеря веры ведет народ к погибели. А для того, чтобы не потерять веры, нужно её изучать основательно и не прежде приступать к изучению других предметов, как изучив свое вероучение. При этих рассуждениях, мулла не преминул вста-

37 От слов «Не могу не отметить.» и до слов «у Тюнтерьского мударриса все богаче, начиная с его квартиры» на левом поле вертикально выделено линией.

вить замечание, что бедный татарский народ так занят работами, весь - от взрослого до самого малого, что дети только в самом малом возрасте имеют возможность кое-как научиться молитве и тому, что нужно знать для правильного (л.65 об.) совершения её.

Характерно, что мулла Еникеев в течении 1 1/2 час[ов], которые я гостил у него, дважды с извинением отходил от меня и здесь же, в моем присутствии, совершал недолгое моленье.

Об открытии классов русского языка при мектебе Еникеева я не заводил с ним речи, так как находил разговор этот бесполезным, зная его отношение к школе.

Мектебе в дер. Нижния Шуни обычного типа - в одну комнату. Учитель, указной мулла и ахун (благочинный), Гатаулла Ибатуллин Вахитов, лет 50-ти, слабовато знает русский язык, хотя объяснялся со мною без переводчика.

Мое предложение о введении обучения русского языка при мектебе не только встревожило, но и прямо-таки привело в замешательство муллу. Он начал тревожно справляться, во всех ли мектебе будут учить детей русскому языку или только в его деревне и спросят ли его приход о желании учить детей русскому языку или нет. Видя, что он не понял меня, я постарался выяснить ему, что насильно никто не желает учить татарских детей русскому языку: если родители согласятся учить детей и если он, мулла, пожелает, чтобы (л.66) его ученики обучались читать, писать и считать по-русски, то прислан будет особый учитель из татар, который и станет этому обучать детей, а мулла, как и теперь, будет учить вере. Оправившись, мулла заявил, что в его деревне мало найдется таких татар, которые стали бы учить детей русскому языку. Из дальнейшей беседы с муллою можно было видеть, что и в лице его нельзя искать сторонника русского просвещения.

В деревне Средней Шуни мектебе помещается в небольшом новеньком деревянном домике - типа обычного, в одну комнату. Муллу[-]учителя я не нашел ни в доме, ни в школе.

Симпатичное впечатление на меня произвел указный мулла дер. Сосмака, Мухамет-Шакир Нур-Мухаметов, средних лет. Он получил высшее образование и, по его словам, имеет звание мударриса. Русскою речью владеет довольно хорошо; умеет немного читать, писать и делать счисления по приемам русского счисления. Последнему, ровно как и начальной русской речи, он научился, когда был шакирдом Маскаринско-го медресе. В ту пору неподалеку (верст на 2) от дер. Маскары, в дер. Кошкиной, было инородческое русско-татарское (л.66 об.) училище Министерства народного просвещения. В него-то и бегал из Маскары учиться Мухаметов. Он очень сожалеет, что был тогда глуп: учился всего только один год.

При всей своей симпатии к русскому просвещению и, по-видимому, искренней, мулла не обещал содействия к открытию классов русского

языка при мектебе, опасаясь потерять доверие в глазах прихода, а, пожалуй, и самый приход. Он обещал только направлять в Малмыжское городское русско-татарское училище всех детей, которые сколько-нибудь окажутся способными, и родители которых хоть немного будут склонны к обучению их русской грамоте.

Помещение мектебе в деревне Сосмаке - обычного типа, из одной комнаты.

Чудную картину пришлось мне увидеть в мектебе дер. Уразкино! Я подъехал к школе в 8 % часов утра. Из маленького старенького и чрезвычайно плохонького домишка, с высокою завалиною из навоза, доносился целый рой звонких детских голосов. Когда я отворил дверь и вошел в помещение, то увидел, что по всему полу комнаты, шириною аршин в 6-7, и, пожалуй, менее этого длиною, сидели бок-о-бок дети разного возраста, начиная с 6 лет, (л.67) числом более 60; у каждого из них в руках была книжка, и каждый старался перекричать другого, затверживая наизусть слова молитвы, продиктованные учителем. При моем входе, детский крик на минуту примолк: он прерван был моим приветствием: «здравствуйте дети», на которое, замечу, ни от одного школьника ответа не последовало. Но на минуту примолкшие дети подняли шум еще с большею силою. Оказалось, что в углу школы, за занавескою, лежал учитель. Услыхав мой возглас, он поднялся и вышел к детям, что и заставило их выразить свое усердие в заучивании более резким общим криком. При появлении учителя, дети по одному, по два и по три, протискиваясь между сотоварищами, стали подходить к нему; каждый показывал к книжке то место, где он читает, и учитель, утирая со лба пот, диктовал каждому два-три слова.

Температура вне всякой меры, невозможный запах и отсутствие воздуха заставили меня скоро покинуть мрачную школу, тем более, что учитель оказался почти не понимающим меня: я едва мог узнать от него, где живет мулла38. Указный мулла деревни Уразкино, Закир Губайдуллин, средних лет; он флегматичен, (л.67 об.) апатичен и, вероятно, малодеятелен. Учителю за труды обучения частью сами дети платят натурою, частью же мулла из своих средств. Русскою речью мулла владеет слабо. Долго мне пришлось говорить с ним, чтобы втолковать ему, что обучение детей в таком плохом помещении, какое в его деревне, приносит много вреда здоровью их, что необходимо упросить приход построить новый дом для мектебе, а если у общества нет для этого средств, необходимо поискать доброго богатого человека, который мог бы подарить обществу школьный дом. Хотя при моем отъезде Губайдуллин и сказал мне: «так будем делать, как ты сказал», но мне думается, что сказал он это лишь для того, чтобы поскорее выпроводить меня из своей квартиры и деревни.

38 От слов «Из маленького старенького и чрезвычайно плохонького домишка.» и до слов «я едва мог узнать от него, где живет мулла» на левом поле вертикально выделено линией.

В деревне Кошкиной помещение мектебе плоховато, типа обычного -в одну комнату. Указный мулла Ахмет Хафиль Гильманов, очень почтенных лет, и его сын еще молодой человек, указный мулла Файзрахман Ах-мет Хавизов, понимают русскую речь и кое-как говорят; сын говорит по-русски лучше отца, может разбирать русскую печать и писать отдельные слова.

(л.68) Старик мулла, относясь вполне сочувственно к русскому просвещению и понимая важность его, первый согласился быть вероучителем в открытой когда-то министерством в его приходе русско-татарской школе. Последняя просуществовала здесь не менее 17 лет в специально нанимавшемся для неё доме и впоследствии (в 1894 году) переведена отсюда в гор. Малмыж вследствие малочисленности в ней учащихся и вообще недоброжелательного к ней отношения местного татарского населения.

Сын-мулла учился русской речи и грамоте в упомянутой Кошкинской школе. И в деревне найдется из крестьян человек пять, учившихся в ней.

Я пробовал говорить со старым и молодым муллою об открытии вновь русско-татарской школы в Кошкине. Но оба они просили меня поискать для школы другую какую-нибудь деревню. Старик жаловался, что во все время, пока существовала русская школа, он слышал от некоторых своих прихожан и от татар других деревень только одно: «убить мало муллу за такое дело!». Некоторые прихожане не давали ему руги39.

Даже старик со слезами на глазах стал рассказывать мне, как он был поражен, когда узнал, что у муллы деревни Новой Смаили40 Юнусова, согласившегося по его уговору (л.68 об.) на открытие в приходе земской русско-татарской школы, недавно отобрали указ. Мулла хорошо знает, что Юнусов ничем не виноват, что мулла он был хороший, и приход любил его. Его отец и дедушка были муллами в этом приходе. Но с того времени, как у Юнусова открылась школа, и он стал получать жалованье за обучение учеников вероучению, злые люди стали говорить о нем, что он подкуплен русскими и перешел на их сторону, что он плохо учит детей вере. И теперь эти злые люди добились того, что отняли у Юнусова кусок хлеба.

Старик и молодой мулла охотно приняли мою просьбу направлять детей в Малмыж на обучение русской грамоте, но не переставали просить, чтобы я открыл школу, если нужно, в другом месте.

С тем вместе, старик не раз принимался просить меня помочь Сма-ильскому мулле (бывшему) Юнусову.

Отстранение Юнусова, указанного муллы деревни Новой Смаили Сардыкбажской волости вероучителя существующей здесь, содержимой на средства земства, русско-татарской школы, от должности с отобранием

39 От слов «Я пробовал говорить со старым и молодым муллою.» и до слов «... прихожане не давали ему руги» на левом поле вертикально выделено линией.

40 Ныне с. Новая Смаиль Малмыжского р-на Кировской обл.

у него указа факт, стоящий того, чтобы о нем сказать несколько слов в конце настоящего отчета.

(л.69) Во второй половине марта месяца текущего года от Оренбургского магометанского духовного собрания получена была Юнусовым бумага, из которой видно, что господин министр внутренних дел, по рассмотрении дела о Юнусове, признал возводимые на него обвинения плодом недоброжелательного к нему отношения некоторых лиц за его сочувственное отношение к русской школе.

В октябре месяце у Юнусова отобран указ.

Создался инцидент для Ново-Смаильской русско-татарской школы печальный: она лишилась вероучителя, сочувствующего русскому просвещению, а для дела насаждения вообще русской грамоты среди татарского населения, каковое насаждение невозможно без деятельного участия мулл, крайне вредный: несколько мулл на свое предложение ввести в школе обучение русской грамоты, отказывались, заявляя, что они не желают подвергать себя той же участи, какая постигла Юнусова.

Указный мулла деревни Маскары Еникеев и указный мулла деревни Сосмака Мухаметов, убедительно просили меня поверить им, что Юнусов лишился звания не потому, что бы он был плохим муллою, а исключительно за свое сочувствие русской школе; убедительно просили также меня похлопотать о восстановлении его служебных (л.69 об.) прав.

Закончив отчет, я позволю себе на основании материала, добытого мною путем личного ознакомления с несколькими магометанскими школами, их учителями муллами, и частью татарского населения, представить некоторые выводы и заключения, относящееся к вопросу о русском просвещении татар Малмыжского уезда.

I. Татарское население Малмыжского уезда еп паииа пребывает, бесспорно, в грубости и темном невежестве и питает при этом не простое нерасположение, а явную недоброжелательность к русскому просвещению, подозревая, надо полагать, в учреждении русских школ миссионерские цели.

II. Отдельные татарские семейства пока? однако, в весьма незначительном числе, начинают проявлять склонность к обучению русской грамоте своих детей - мальчиков; что же касается татарских девочек, то для них не заложен еще и первый камень на пути к просвещению.

III. Представители и учители народа - муллы, в большинстве, слабо понимающие русский язык, а еще слабые владеющие русской речью и поголовно почти не знакомые с русскою грамотою, также только в отдельных редких экземплярах сочувственно относятся к русскому просвещению; (л.70) если же иные о таком сочувствии и говорят, и зародыши его у них, действительно, имеются, то на активное выражение этого сочувствия они не способны.

IV. Повышение русского образования мулл не только желательно, но и крайне необходимо.

V. Собственно татарские школы - мектебе и медресе - никакого образовательного знания не имеют и в деле народного просвещения играют роль рычагов, двигающих его не вперед, а назад.

VI. Помещения татарских мектебе и медресе, за весьма редким исключениями, не отвечают даже и самым скромным требованиям, какие принято предъявлять к школьным помещениям, почему и учреждение классов русского языка при большинстве татарских школ нужно признать делом фактически неосуществимым.

VII. Устройство русских школ для татарских детей возможно лишь в тех селениях, где значительная часть населения во главе с муллою, выразила бы склонность к русскому просвещению; в виду же того, что таковых селений, как безошибочно можно сказать, в настоящее время пока нет, для устройства русских школ всего лучше избрать пункты, в которых татарское население смешано с русским или находится с ним в сношениях по разным делам: грубая масса почитателей Магомета, соприкасаясь в таких селениях с более развитою национальностью и знакомясь с более осмысленными обычаями и взглядами, со ipso даст некоторый культурный рост, а с тем вместе - татарские школьники, при сношениях с русским населением, быстрее, (л.70 об.) легче и прочнее усвоят трудности русского наречия.

VIII. Город Малмыж нужно признать первым и наилучшим пунктом для русско-татарской школы, каковая без общежития при ней для всего состава учащихся положительно не мыслима.

IX. Мулла - вероучитель русско-татарской школы должен быть поставлен в материальном своем обеспечении, по возможности, вне зависимости от своего прихода или вообще от татарского населения.

X. Инцидент с бывшим муллой Юнусовым, удручающе подействовавший на мулл, которые имели хотя слабые зародыши тяготения к русскому просвещению, представлялось бы желательным выяснить и, если возможно, восстановлением служебных прав Юнусова показать муллам, что сочувственное отношение к русскому просвещению не может вести к печальным последствиям для лица сочувствующего.

Инспектор народных училищ Малмыжского уезда В.Смиренно-мудров.

Источник: ГАКО, ф.205, оп.2, д.2375, л.53-70 об. Подлинник. Рукопись.

Источники и литература

1. Абдрашитова Э.А. Роль и значение педагогического наследия А.И. Ана-стасиева // Казанский педагогический журнал. 2008. №1. С. 107-114.

2. Аграрный вопрос и крестьянское движение 50-70-х годов XIX в. / Материалы по истории народов СССР. Вып.6. (Татарская АССР. Материалы по истории Татарии второй половины XIX века. Ч.1.). М.; Л.: изд-во Академии наук СССР, 1936. 512 с.

3. Анастасиев А.И. Вятские инородцы и их школы // ЖМНП. 1904. Часть СС^П. Отдел по народному образованию. С. 75-103.

4. ГАКО. Ф. 205. Оп. 2. Д. 2103.

5. ГАКО. Ф. 205. Оп. 2. Д. 2375.

6. ГАКО. Ф. 205. Оп. 2. Д. 2394.

7. Загидуллин И.К. Татарское национальное движение в 1860-1905 гг.: монография. Казань: Татар. кн. изд-во, 2014. 423 с.

8. Машковцев А.А. Кадимизм и Вятские мусульмане (1905-1917 гг.) // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера: (К 450-летию Преподобного Трифона, Вятского чудотворца). Материалы международной научной конференции.Т.1. Киров: Киров. обл. типогр., 1996. С.322-329.

9. Мортазина Л.Р. Татар авыллары мэгарифе: Бэхтияр эл-Мэмдэли hэм Бэхтияровлар нэселе. Казан: ТФАнец Ш.Мэрждни им. тарих институты. 2016. 92 б.

10. Мехэммэднэжиб хэзрэтнец язмалары: «ТYнтэр авылы» // Зарипов Р. Ал-лаЬка якынаю юлында ки ТYнтэр авылыньщ мэчет-мэдрэсэлэре, имам-хатыйблары hэм шэех-медэррислэре турында. ТYнтэр авылы, 2017. Б. 187-220.

11. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т.Х. Вятская губерния. СПб.: Типогр. кн. Мещерского, 1904. [4], XII, 267 с.

12. Саматова Ч.Х. Имперская власть и татарская школа во второй половине XIX - начале XX века (по материалам Казанского учебного округа). Казань: Татар. кн. изд-во, 2013. 239 с.

13. Субботина А.М. Ислам и этнокультурные взаимодействия на территории Поволжья и Приуралья в XIX - начале XX века в современной исторической литературе // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья. 2016. Т.6. С.178-187.

14. Субботина А.М. Отношение татар Вятской губернии к мусульманскому и русскоязычному образованию (по материалам земской статистики) // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья. 2018. Т.8. №2. С.15-22.

15. Фэхретдин Р. Исламнар хакында хекумэт тэдбирлэре. Беренче кисэк // Фэхретдин Р. Дини вэ ижтимагый мэсьэлэлэр. Сайланма хезмэтлэр / Тез. Ленар Гобэйдуллин, Рамил Мицнуллин. Казан: «Рухият» нэшрияты, 2011. Б. 155-173.

И.К. 3ahudymuH

Халык училищелары инспекторы В. Смиренномудровньщ 1903 елда Малмыж вязе Вятка губернасындагы меселман мэктэплэрен

каравы турында

Мэкалэдэ халык училищелары инспекторы В.Смиренномудровньщ 1903 елда Малмыж еязе Вятка губернасындагы татар авылларына баруынын сэбэплэре hэм алшартлары ачыклана. Аныж тарафыннан тезелгэн хисап буенчка мэктэп hэм мэдрэсэ уку биналарына бэялэмэ бирелэ, мэхэллэ руханиларынын hэм меселман-нарнын туган авылларында рус-татар училищелары ачуга каршы дэлиллэре ките-релэ hэм инспекторнын дини белем карата, шулай ук еяздэге татар

авылларында русча белем 6^y килэчеге хакында фикерлэре ассызыклана.

Ачкыч сузлэр: Вятка губернасыныц Малмыж еязе, мэктэплэр hэм мэд-рэсэлэр, халык училищелары инспекторы В.Смиренномудров, татар мэктэплэренэ кYЗЭTY, рус мэгарифе, меселман дин эhеллэре.

I.K. Zagidullin

On the survey by the inspector of public schools V. Smirennomudrov

of Muslim schools of the Malmyzh district of the Vyatka province in 1903

The article analyzes the reasons and prerequisites of the trip of Vladimir Smirennomudrov, the inspector of folk schools of the Malmyzh district of the Vyatka province, to Tatar villages in 1903. According the text of the source is given a characteristics of the educational buildings of mektebes and madrasas, are revealing the arguments of the parish clergy and local residents to refuse of the establishment of Russian-Tatar schools in their native villages and the inspector's own assessment of the state of religious education and to the prospects for the spread of Russian education in the district.

Keywords: the Malmyzh district, the Vyatka province, mektebeh and madrasah, inspector of public schools V. Smirennomudrov, a review of Tatar schools, Russian education, Muslim clergy.

Информация об авторе:

Загидуллин Ильдус Котдусович - доктор исторических наук, заведующий отделом новой истории Института истории им. Ш.Марджани АН РТ (г. Казань); e-mail: zagik63@mail.ru

Заhидуллин Илдус Котдус улы - тарих фэннэре докторы, ТР ФА Ш.Мэр-жани исемендэге Тарих институты яца тарих бYлеreнец медире (Казан шэhэре).

Zagidullin Ildus K. - Doctor of Historical Sciences, Head of the Department of New History, Marjani Institute of History of Tatarstan Academy of Sciences (Kazan).