CC BY
54
Об использовании огня в погребальном обряде средневекового населения... ББК 63.644(2)7
А.М. Илюшин
Об использовании огня в погребальном обряде средневекового населения Кузнецкой котловины (по материалам раскопок курганной группы Мусохраново-1)
Ключевые слова: Кузнецкая котловина, курганы, развитое Средневековье, огонь, погребальный обряд. Key words: Kuznetsk hollow, the barrows, the advanced Middle Ages, fire, funeral ceremony.
Умение добывать огонь и пользоваться им является одним из самых ярких и однозначных признаков, от-дичающих человека от животных. Это умение было сформировано в глубокой древности и в последующие исторические периоды наполнилось различными смыслами и стало проявляться у разных этносов в форме различных народных поверий, религиозных обрядов и запретов, связанных с огнем. Традиция почитания огня изначально была связана с олицетворением его с чистой и очищающей стихией. Видимо, поэтому во всех древних цивилизациях Востока и античного мира происходит идеологическое и символическое объединение значения огня, выраженное в персонажах конкретных богов, имеющих высокий статус в божественных пантеонах. В это же время появляются представления о жертвенном огне, который выполняет важную культовую функцию вестника - доносить до небесных богов пламя и дым приносимой жертвы. С крушением первых цивилизаций пали их боги. На смену им пришли новые религиозные представления, но во многих ритуалах функции огня остались. Особенно ярко это проявляется в погребальных обрядах у язычников, к числу которых можно относить средневековое население Кузнецкой котловины. Имеющаяся археологическая классификация элементов погребального обряда средневековых памятников Кузнецкой котловины содержит большое разнообразие типов-признаков, которые свидетельствуют о фактах применения огня в конструкциях курганных насыпей, в околокурганных сооружениях и могилах. Эти артефакты представлены побывавшими в огне находками, скоплениями и единичными древесными углями, прокатами площадок, остатками погребальных костров или крематориев, обожженными костями животных, а также единично фиксируемыми мелкими кальцинированными косточками, обожженными массивными срубами и настилами, фрагментами обожженных бересты и деревянных плах и крицы. Присутствие следов огня в ритуальных действиях при совершении погребального обряда на многих памятниках подчеркивает высокую значимость огня в повседневной и культовой практике у отдельных этнографических групп и общностей средневекового населения Кузнецкой котловины. Выявленные
артефакты позволяют предварительно интерпретировать использование огня в погребальном обряде как проявление очищения ритуальных действий и оберег, разделяющий два мира, - реальный и потусторонний. Для более полного раскрытия содержания этого явления в культуре средневекового населения Кузнецкой котловины большую роль играют новые археологические источники. Летом 2008 года Кузнецкая комплексная археологоэтнографическая экспедиция (ККАЭЭ) Гуманитарного научного центра Кузбасского государственного технического университета проводила аварийные раскопки на курганной группе Мусохраново-1 в Ленинск-Кузнецком районе Кемеровской области [1, с. 84-91]. В результате этих раскопок был получен большой комплекс источников для изучения материальной и духовной культуры средневекового населения Кузнецкой котловины и такого вопроса, как использование огня в погребальном обряде. Цель настоящей статьи -ввести в широкий научный оборот результаты этих раскопок и исследовать новые материалы на предмет семантической функции огня в погребальном обряде.
Археологический памятник курганная группа Мусохраново-1 расположен в 0,4 км на восток от с. Мусохраново на первой надпойменной террасе левого берега реки Касьмы (рис. 1). Памятник был открыт в 1958 г. А.И. Мартыновым [2, с. 72] и обследован в 1988 г. М.Г. Сулейменовым, а также в 1991, 1992, 1995 и 2008 г. А.М. Илюшиным [1, с. 84; 3, с. 38]. Курганная группа состояла из семи сильно задернованных земляных насыпей округлой и овальной формы вытянутых цепочкой с ЮЮВ на ССЗ. В 1995 г. были проведены аварийные раскопки курганов 1 и 2. В раскопанных курганах были исследованы семь могил, которые, как и памятник в целом, предварительно были датированы в пределах XI-ХП-ХШ вв. [3, c. 38; 4, с. 25-27]. В 2008 г. были проведены аварийные раскопки кургана 3, который был частично разрушен (рис. 2).
Курган 3 располагался в центральной части памятника. Внешне это округлая земляная, сильно задернованная насыпь диаметром 13 м и высотой 0,53 м, северная пола которой была срезана лезвием бульдозера при прокладке грунтовой дороги. Насыпь кургана на 0,92 м возвышалась над уровнем материка (светло-серый суглинок) и состояла из слоя дёрна 0,22-0,25 м, чернозёма 0,12-0,45 м и серого суглинка (погребённой почвы) 0,07-0,15 м. В процессе рас-
копок насыпи и зачистки бровки в центральной части кургана на глубине 0,26-0,92 м была зафиксирована линза из прокаленного грунта (суглинок и чернозем) красного цвета и единичных мелких древесных углей. Линза прокала имела овальную форму размерами 8,61 х 6,78 м и была ориентирована длинной осью по линии ЮЮЗ-ССВ. В центральной части насыпи в прокале на глубине 0,45-0,51 м были зафиксированы остатки деревянного (соснового) сруба четырехугольной формы размерами 5,97 х 5,25 м, который был ориентирован стенками по сторонам света с небольшим смещением, а длинной осью по линии Ю-С. Северная стенка сруба сохранилась в трех фрагментах обгоревших бревен длиной 3,82, 2,03, 0,7 м и диаметром 0,23, 0,2, 0,17 м. Западная стенка сохранилась в трех фрагментах обгоревших бревен длиной 0,72, 1,03, 0,45 м и диаметром 0,15, 0,21, 0,18 м. Южная стенка сохранилась в одном фрагменте обгоревшего бревна длиной 4,32 м и диаметром 0,21 м. Восточная стенка сохранилась в шести фрагментах обгоревших бревен длиной 3,42, 3,42, 2,06, 2,06, 0,7, 075 м и диаметром 0,24, 0,16, 0,25, 0,23, 0,17, 0,18 м. Судя по количеству фрагментов бревен, сохранившихся в западной, северной и восточной стенках деревянной конструкции, можно предполагать, что сосновый сруб первоначально состоял из трех или четырех венцов. В СВ углу сохранились фрагменты бревен, которые указывают на систему их крепления в так называемую охряпку, когда в месте крепления рубились с двух сторон пазы, и бревна соединялись между собой этими пазами [5, рис. 69.-4]. В восточной стенке сруба имелся проход шириной 1 м (рис. 3). На всех бревнах сруба зафиксированы следы огня, который стал причиной его сильного разрушения. Это обстоятельство, как и наличие мощного прокала, позволяет предполагать, что насыпь кургана была сооружена во время горения сруба. В насыпи кургана была зафиксирована одна могила. Приводим её описание.
Могила 1 - наземная, овальной формы, расположена в центре сруба, на глубине 0,65-0,70 м. Размеры могилы - 2,78 х 2,43 м, длинной осью ориентирована по линии ЮЗ-СВ (рис. 3). По всей площади могилы зафиксированы сильно кальцинированные кости человека и лошади. В ЮЗ части могилы на глубине 0,74 м в норке сурка была выявлена фаланга пальца ноги человека, рядом с которой на глубине 0,7 м были найдены железная сковорода и фрагмент бронзового зеркала (рис. 3; 4.-1; 5.-2), которое располагалось под днищем сковороды, и было покрыто материей, сгоревшей в пламени огня. В СЗ части могилы на глубине 0,70 м были найдены сильно обгоревшие фрагменты черепа лошади (конечные части нижней и верхней челюстей). В передних зубах лошади были найдены фрагменты железных удил с псалиями (рис. 3; 5.-3), а рядом с остатками костей черепа лошади на глубине
0,67-0,7 м были найдены две бронзовые пряжки и 14
бляшек различных форм, украшенных рельефным орнаментом (рис. 3; 6.-4-9; 7.-10-19). При разборке и зачистке могилы по всей площади встречались следы прогоревшего железа и бронзы в виде шлаков разной формы и величины, которые вместе с суглинком зачастую представляли собой единую кирпичную массу.
Выявленные артефакты позволяют предполагать, что в наземной могиле (которая могла быть углублена в древнюю дневную поверхность на 0,16-0,20 м.
- А.И.) были погребены всадник и лошадь. Человек лежал в южной части могилы и был ориентирован головой на СВ, а лошадь была уложена в северной части могилы и была ориентирована головой на ЮЗ. По сохранившимся останкам можно констатировать, что захоронение всадника с лошадью было совершено по обряду сожжения (или трупообожжения !?) на месте погребения и было засыпано грунтом в процессе горения погребального костра.
После разборки могилы была проведена зачистка всей площади раскопа на уровне материка, но в процессе этой работы каких-либо других конструкций и артефактов обнаружено не было. Оценивая результаты аварийных раскопок на курганной группе Мусохраново-1 в 2008 г. можно констатировать, что были получены материалы, которые позволяют сделать ряд интересных историко-культурологических наблюдений и выводов относительно самого памятника, а также элементов погребального обряда, предметов материальной и духовной культуры и мировоззрения средневекового населения Кузнецкой котловины.
Среди находок необходимо указать на уникальность таких изделий, как железная сковорода (жаровня) и бронзовое зеркало, которые были найдены вместе (рис. 3; 4.-1; 5.-2). Такие предметы в материальной культуре средневекового населения Кузнецкой котловины ранее не были известны. Железная, неоднократно ремонтированная сковорода при помощи накладок из железных пластин и клепок, которые хорошо фиксируются на её корпусе (рис. 4.-1), не имеет аналогий и на сопредельных территориях. Не известны нам аналогии и бронзовому зеркалу (рис. 5.-2). Можно указать лишь на то, что рисунок орнаментации зеркала представляет собой изображения птиц, сидящих на ветви растения. Такой сюжет был широко распространен на китайских свадебных зеркалах эпохи Тан, а на территории Южной Сибири такой сюжет имел место в период Тюркских каганатов и кыргызского великодержавия (VI - середина X в.) и домонгольский период истории (середина X в. - начало XIII в.) [6, с. 7-34]. Бронзовые и полиметаллические зеркала в Средневековье относились к очень важным атрибутам из числа женских аксессуаров. По мнению Б.А. Литвинско-го, смысл того, что поломанное зеркало было положено в могилу, у кочевников Центральной и Средней Азии заключался в том, что по оставшейся у живого родственника или супруга части зеркала он мог впоследствии найти в загробном мире близкого человека [7, с. 108].
1 - курганная группа Мусохраново-1
Рис. 1. Фрагмент карты землепользования с обозначением месторасположения курганной группы Мусохраново-1
Условные обозначения:
Рис. 2. План-схема курганной группы Мусохраново-1
Условные обозначения:
дерн || 11| - чернозем У/Л - серый суглинок |гшг|- материк 11Ы - прокал 1ЕД1 - дерево
- кальцинированные кости [++] - древесные угли
Находки:
1 - сковорода, 2 - фрагмент зеркала, 3 - удила с псалиями, 4-7, 10-19 - бляхи,
8, 9 - пряжки; 1, 3 - железо, 2, 4-19 - бронза
Рис. 3. Курганная группа Мусохраново-1. План и профиль насыпи кургана 3
Рис. 4. Курганная группа Мусохраново-1. Курган 3: 1 - сковорода; железо
Характеристика английского католического сообщества.
Рис. 5. Курганная группа Мусохраново-1. Курган 3:
1 - фрагмент зеркала; 2 - удила с псалиями; 1 - бронза, 2 - железо
Рис. 7. Курганная группа Мусохраново-1. Курган 3: 10-19 - бляхи; 10-19 - бронза
Подобный по смыслу обычай разламывать свадебное зеркало при расставании супругов и бережное хранение его фрагментов как залога верности супругов был широко распространен в средневековом Китае [8, с. 149; 9, с. 171]. Хотя сам обычай помещения зеркала в могилу широко применяется в погребальном обряде в Китае, начиная с ханьского времени, и это было связано с представлением о том, что зеркало освещает могилу [10, р. 313]. В языческом миропонимании медное зеркало символизировало небесный свод, солнце, огонь, и ему приписывалась способность отгонять духов [11, с. 10; 12, с. 132-145]. Вероятно, последнее было присуще и средневековому населению Кузнецкой котловины. Это обстоятельство объясняет расположение фрагмента зеркала под днищем сковороды (жаровни), прикрытое материей, чтобы не было контакта с миром мертвых и плохих последствий для устроителей захоронения, зеркало, вероятно, должно было охранять погребенного от злых сил и быть источником огня в подземном мире.
Железные сложносоставные удила, которые были обнаружены в зубах обгоревших остатков черепа лошади, состоят из двух соединенных звеньев, которые имеют два неподвижных кольца-отверстия, расположенных в одной плоскости на внешних концах звеньев (рис. 3; 5.-3). Во внутренние кольца были вставлены S-образные стержневые псалии, которые крепилась на этом месте при помощи скоб, а во внешние отверстия были вставлены маленькие кольцевые псалии. Такое сочетание типов удил и комбинированных псалий на территории Кузнецкой котловины встречено впервые, но отдельные детали, составляющие эту конструкцию для управления лошадью, известны в древностях этого региона с конца I тыс. н.э. до ХШ-Х^ вв. [3, табл. 8.-6568; 14.-9-12; 18.-60-63; 13, с. 46-61, рис. 7.-6; 14, с. 26, рис. 37.-7; 15, рис. 25.-3; 16, с. 162-167]. Очень близкий по конструкции комплекс из удил и разных псалий был выявлен на Алтае при раскопках кургана второй половины X - первой половины XI в. на курганном могильнике Филин-1 [17, с. 137-141, рис. 2.-1].
Особый интерес представляют две бронзовые пряжки и четырнадцать различных по форме бляшек (шестиугольные, пятиугольные, сердцевидные и тройники), которые украшали узду (рис. 3; 6.-4-9; 7.10-19). Все эти изделия были украшены стилизованным растительным орнаментом, отлиты из бронзы и подвергнуты золочению. Подобные формы бляшек и близкая по мотиву орнаментация на них были широко распространены на территории Центральной Азии в конце I - начале II тыс. [18, рис. 218.-27; 19, рис. 37.-1; 20, рис. 34.-2; 39.-1-2; и др.], но аналогии найденным изделиям нам не известны.
Отсутствие близких аналогий предметам материальной культуры не дает возможности узко датировать исследуемый комплекс. Лишь по датировке материалов из раскопок курганов 1 и 2 в 1995 г. [3, с. 38; 4, с. 25-27] и аналогиям отдельным элементам
предметов раскопанный в 2008 г. курган 3 можно предварительно датировать Х!-ХШ вв. Эти материалы можно включать в круг древностей АЭК, погребенных по обряду трупообожжения на месте захоронения с тушей или шкурой коня ХШ-Х^ вв. [3, с. 105-108] и отождествлять с кругом древностей шандинской археологической культуры тюркоязычного населения Кузнецкой котловины в период развитого Средневековья.
Обряд захоронения человека и лошади с практически полной кремацией на месте погребения, зафиксированный при раскопках кургана 3, известен еще лишь в одном случае на курганной группе Мусохраново-3, которая располагается поблизости на противоположном берегу Касьмы и датируется второй половиной ХП-ХШ вв. [21, с. 79-106]. Первые погребения по обряду сожжения как способ приобщения к другим мирам на территории Сибири появились еще в эпоху энеолита и доживают у коренных народов этого региона до настоящего времени [22, с. 158]. На территории Кузнецкой котловины традиция использования огня при захоронении появилась в эпоху развитой бронзы у носителей андроновской (федоровской) археологической культуры [23, с. 89-95] и существовала у других групп населения этого региона вплоть до новейшего времени. На это указывают описанные факты захоронения шорцами родственников по обряду кремации на стороне [24, с. 107]. Об этом же свидетельствует информация о том, что шорцы рассматривали огонь и дым как обереги от злого духа - узюта, двойника покойного, который после погребения находился определенное время на кладбище, а затем отправлялся по дороге мертвых [25, с. 343]. Сожжение в погребальных и жертвенных ритуалах у многих народов мира было призвано выполнять две взаимосвязанные роли: во-первых, оно было способом разобщения темной и светлой субстанций; во-вторых, являлось приемом транспортировки их в иные миры. По сибирским языческим верованиям внутри человека сочетались две противоположные сущности (темная и светлая), поэтому во время погребального костра часть дыма обычно оседала внизу, а другая часть уносилась вверх на небо, в чем и проявлялся механизм разобщения и транспортировки темной и светлой субстанций [22, с. 158-160].
Зафиксированный при раскопках кургана деревянный сруб (рис. 3), сооруженный для погребения всадника и лошади, ассоциируется с жилищем в потустороннем мире. По своей конструкции оно могло повторять жилище, используемое в повседневной практике населением, которое совершило это погребение, что подтверждается археологическими и этнографическими материалами. Известно, что деревянные срубные постройки с самонесущими стенами в форме четырехугольной призмы с различным оформлением крыши, как наземные, так и углубленные в нее, использовались в качестве круглогодичных, стационарных жилищ у коренных малочисленных тюркоязычных народов Кузнецкой котловины
- шорцев и телеутов [5, с. 34, 76-78; 26, с. 112-113, 120;
27, с. 113-116]. Подобные средневековые жилища на территории Кузнецкой котловины известны по раскопкам
Э.У Эрдниева и Ю.В. Ширина [28, с. 65-66; 29, с. 32; 30, с. 14; 31, с. 36-43]. Однако вопрос о времени появления жилищ подобной конструкции на территории Западной Сибири и Кузнецкой котловины остается открытым. На основе сравнительного анализа археологических и этнографических материалов З.П. Соколова высказала предположение, что срубную технику в изготовление жилища обские угры и сибирские татары заимствовали с запада (Приуралья, Прикамья) не ранее рубежа II тыс. н.э. [32, с. 101-104]. Однако современные данные по археологии лесостепного Алтая свидетельствуют, что срубные жилища с самонесущими стенами в этом регионе Западной Сибири имели место уже в начале I тыс. н.э. [33, с. 303-306; 34, с. 192-205]. Последнее позволяет предполагать наличие срубной техники изготовления жилых и хозяйственных построек на территории юга Западной Сибири начиная с раннего железного века. К этой же эпохе восходит традиция сооружения массивных погребальных срубов, которые известны в древностях пазырыкской, татарской и таштыкской археологических культур [35; 36; 37, с. 195-198; 38].
Совокупность изложенных данных позволяет на уровне гипотезы объяснить и реконструировать отдельные элементы погребального обряда зафиксированного нами при раскопках кургана 3 на курганной группе Мусохраново-1. В частности, для погребения всадника с лошадью было сооружено наземное сруб-ное сооружение, имитирующее жилище в 3-4 венца с входом в восточной стороне, которое, вероятно, имело крышу из дерева и бересты. После расположения в погребальном доме трупа всадника и туши лошади, взгляды которых были ориентированы на запад, в сторону заходящего солнца, куда им предстояло проделать последний путь, крышу поджигали. Вероятно, после обрушения крыши и прогорания останков погребальный костер начинали засыпать землей, тем самым как бы разделяя две субстанции - светлую и темную. Первая вместе с дымом и языками пламени уносилась на небо, а вторая вместе с низким дымом, останками сожжения оказывалась покрытой землей и уходила в темный мир.
Этот смысл обряда трупосожжения очень хорошо раскрывают похоронные гимны Ригведы. К возносимой на небо светлой бессмертной душе арийский жрец, ведающий погребальным костром, обращается так:
Соединись с отцами, соединись с Ямой,
С жертвоприношениями и добрыми деяниями на высшем небе!
Оставь (все) греховное, снова возвращайся домой!
Соединись с телом в цветущем состоянии!
После совершения акта трупосожжения древние арии собирали обугленные останки человека (темную душу) и зарывали их в землю со следующими восклицаниями:
Расступись земля!
Не дави его!
Укрой его краем своей одежды,
Как мать (укрывает) своего сына.
Растворяясь, будь твердой, о Земля!
Да будет ему здесь убежище во веки веков!
[22, с. 158-159; 39, с. 199, 203].
Сожжения всадника и лошади на месте погребения и сооружения курганной насыпи в процессе горения на территории Кузнецкой котловины сконцентрированы в долине среднего течения Касьмы, левого притока Ини. Они в различных вариациях известны на таких памятниках, как Мусохраново-3, Торопово-1 и Шабаново-3 [21, с. 79-106; 40; 41, с. 54-78;] максимальное удалении которых друг от друга не превышает 15 км. Наличие деревянного четырехугольного сруба сближает исследованный курган с курганной группой Шабаново-3, при раскопках которой в насыпях курганов были зафиксированы аналогичные конструкции из обгоревших бревен [41, с. 54-78]. Все эти памятники датированы в пределах конца ХП-ХШ-Х^ вв. Это позволяет высказать предположение о проживании на этой компактной территории в период развитого Средневековья этнографической группы, которая являлась носителем традиции сооружения погребальных срубов, сжигаемых в процессе совершения ритуальных действий погребального обряда. На Шабаново-3 под насыпью каждого из шести курганов был зафиксирован подверженный горению деревянный погребальный сруб, а на Мусохраново-1 такой факт зафиксирован лишь в одном из трех раскопанных курганов. Не исключено, что это является сакральным противопоставлением «нашего» и «чужого» огня на уровне этнического самосознания. Таким образом, использование огня в погребальном обряде средневекового населения Кузнецкой котловины выполняло производную социальную функцию по интеграции и сегрегации, одновременно объединяя и разобщая людей, проживающих на этой территории, на таких уровнях, как семья, род и племя.
Библиографический список
1. Илюшин, А.М. Результаты раскопок Кузнецкой комплекс- 2. Кулемзин, А.М. Археологические памятники Кеме-
ной археолого-этнографической экспедиции в 2008 году / ровской области / А.М. Кулемзин, Ю.М. Бородкин. - Ке-
А.М. Илюшин // Вестник КузГТУ - Кемерово, 2009. - №1. мерово, 1989.
история
3. Илюшин, А.М. Этнокультурная история Кузнецкой котловины в эпоху средневековья / А.М. Илюшин. - Кемерово, 2005.
4. Илюшин, А.М. Кузнецкая котловина в период развитого средневековья (к вопросу об этногенезе тюркоязычных аборигенов Сибири) / А.М. Илюшин // Сибирские татары : материалы Первого Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». - Омск, 1998.
5. Лукина, Н.В. Постройки / Н.В. Лукина, П.Е. Бардина // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. - Т. 1. Кн. II: Поселения и жилища. - Томск, 1994.
6. Лубо-Лесниченко, Е.И. Привозные зеркала Минусинской котловины (к вопросу о внешних связях древнего населения Южной Сибири) / Е.И. Лубо-Лесниченко. - М., 1975.
7. Литвинский, Б.А. Орудия труда и утварь из могил Западной Ферганы / Б.А. Литвинский. - М., 1978.
8. Маракуев, А.В. Фрагмент китайского бронзового зеркала в археологическом музее Томского университета / А.В. Маракуев // Ученые записки Томского государственного пединститута.
- Т. III (серия гуманитарных наук). - Томск, 1946.
9. Маракуев, А.В. Китайские бронзы из Басандайки /
A.В. Маракуев // Басандайка. - Томск, 1948.
10. Laufer, B. Chinese pottery of the Han dynasty /
B. Laufer. - Leiden, 1909.
11. Афанасьева, А.Н. Живая вода и вещее слово / А.Н. Афанасьева. - М., 1988.
12. Ионова, Ю.В. Шаманство в Корее / Ю.В. Ионова // Символика культов и ритуалов Зарубежной Азии. - М., 1980.
13. Илюшин, А.М. Аварийные раскопки курганов близ с. Са-погово / А.М. Илюшин, С.А. Ковалевский, М.Г. Сулейменов // Труды Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции. - Кемерово, 1996. - Т. 1.
14. Илюшин, А.М. Курганы средневековых кочевников долины реки Бачат / А.М. Илюшин. - Кемерово, 1993.
15. Илюшин, А.М. Курган-кладбище в долине р. Кась-мы как источник по средневековой истории Кузнецкой котловины / А.М. Илюшин // Труды Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции. - Кемерово, 1997. - Т. 2.
16. Сулейменов, М.Г. Конское снаряжение в раннем и развитом средневековье на территории Кузнецкой котловины / М.Г. Сулейменов, А.М. Илюшин // Снаряжение кочевников Евразии. - Барнаул, 2005.
17. Горбунов, В.В. Курганный могильник сросткинской культуры Филин-1 - аварийный памятник археологии / В.В. Горбунов, А.А. Тишкин // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. - Вын. X. - Барнаул, 1990.
18. Могильников В.А. Кочевники северо-западных предгорий Алтая в IX-XI веках / В.А. Могильников. - М., 2002.
19. Кызласов, Л.Р. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник / Л.Р. Кызласов, Г.Г. Король. - М., 1990.
20. Тишкин, А.А. Методика изучения снаряжения верхового коня эпохи раннего железа и средневековья / А.А. Тишкин, Т.Г. Горбунова. - Барнаул, 2004.
21. Илюшин, А.М. Курганная группа Мусохраново-3 / А.М. Илюшин, М.Г, Сулейменов // Вопросы археологии Северной и Центральной Азии. - Кемерово ; Гурьевск, 1998.
22. Косарев, М.Ф. Основы языческого миропонимания: По сибирским археолого-этнографическим материалам / М.Ф. Косарев. - М., 2003.
23. Елькин, М.Г. Памятники андроновской культуры на юге Кузбасса / М.Г Елькин // Известия лаборатории археологических исследований. - Кемерово, 1967.
24. Вербицкий, В.И. Алтайские инородцы / В.И. Вербицкий. - Горно-Алтайск, 1993.
25. Кулемзин, В.М. Шорцы / В.М. Кулемзин // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Т. 2: Мир реальный и потусторонний. - Томск, 1994.
26. Соколова, З.П. Жилище народов Сибири (опыт типологии) / З.П. Соколова. - М., 1998.
27. Функ, Д.А. Бачатские телеуты в ХУШ - первой четверти ХХ века : историко-этнографическое исследование / Д.А. Функ. - М., 1993.
28. Ширин, Ю.В. Поселения конца I тыс. н.э. в предгорьях Кузнецкого Алатау / Ю.В. Ширин // Памятники раннего средневековья Кузнецкой котловины. - Кемерово, 1997.
29. Ширин, Ю.В. Многослойное поселение Казанково V / Ю.В. Ширин // Кузнецкая старина. - Вып. 4. - Новокузнецк, 1999.
30. Эрдниев, У.Э. Типы древних поселений и жилищ в верховьях р. Томи / УЭ. Эрдниев // Некоторые вопросы древней истории Западной Сибири. - Томск, 1959.
31. Эрдниев, УЭ. Городище Маяк / УЭ. Эрдниев. - Кемерово, 1960.
32. Соколова, З.П. К истории жилища обских угров / З.П. Соколова // Советская этнография. - 1957. - №2.
33. Абдулганеев, М.Т. Кулайская культура ([-IV вв. н.э.) на территории лесостепного Алтая / М.Т. Абдулганеев, А.А. Казаков // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. - Т. 1. Кн. I: Поселения и жилища. - Томск, 1994.
34. Казаков, А.А. Городище Сошниково 1 / А.А. Казаков // Древние поселения Алтая. - Барнаул, 1998.
35. Вадецкая, Э.Б. Таштыкская эпоха в древней истории Сибири / Э.Б. Вадецкая. - СПб., 1999.
36. Мартынов, А.И. Лесостепная тагарская культура / А.И. Мартынов. - Новосибирск, 1979.
37. Мартынов, А.И. Тагарская культура / А.И. Мартынов // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Т. 2: Мир реальный и потусторонний. - Томск, 1994.
38. Руденко, С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время / С.И. Руденко. - Л., 1953.
39. Ригведа: Избранные гимны / пер. с санскрита. - М., 1972.
40. Илюшин, А.М. Население Кузнецкой котловины в период развитого средневековья (по материалам раскопок курганного могильника Торопово-1) / А.М. Илюшин. - Кемерово, 1999.
41. Илюшин, А.М. Курганная группа Шабаново-3 / А.М. Илюшин // Вопросы археологии Северной и Центральной Азии. - Кемерово ; Гурьевск, 1998.
