CC BY
261
Вестник СПбГУ. Сер. 2, 2003, вып. 2 (№ 10)
А. И. Пылев
ОБ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ТЕЧЕНИЯХ БАСМАЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ В СРЕДНЕЙ АЗИИ В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД (1918-1920 гг.)
Басмаческое движение — возможно, наиболее сложная проблема в новейшей истории Средней Азии. Ее исследователи придерживались различных, зачастую диаметрально противоположных точек зрения на причины и корпи басмачества, его движущие силы, сущность и направленность. Между советскими и зарубежными, главным образом европейскими и американскими, учеными шли острые дискуссии по вышеуказанным проблемам басмаческого движения. Эти дискуссии часто выходили за рамки чисто научных споров. Полемика шла уже не о сущности басмаческого движения, а об идеологическо-нравственной стороне политики советской власти в среднеазиатском регионе (т.е. о том, благо или зло она несла коренному населению Средней Азии). Это обстоятельство привело к тому, что многие вопросы, связанные с басмаческим движением, оставались в исторической науке нерешенными. Среди таких вопросов — идеология басмаческого движения, вообще слабо исследованная в советской и зарубежной исторической науке. Но она важна для понимания того, почему басмаческое движение привлекало в свои ряды столь большое количество участников из разных социальных групп коренного населения Средней Азии и почему оно продолжалось столь долгое время — с 1918 г. фактически до середины 30-х годов. Изучение идеологической стороны басмаческого движения также помогает понять его особенности в разных регионе« Средней Азии, а именно в Ферганской области, в Восточной Бухаре (современный Таджикистан), в Хиве (современный Каракалпакистан в составе Узбекистана).
В данной статье будут рассмотрены особенности идеологии басмаческого движения в его первый период (1918-1920 гг.), когда оно было сосредоточено в Ферганской области, находившейся в это время в составе Туркестанской АССР (ТАССР). Ферганская область до присоединения Средней Азии к России являлась частью Кокандского ханства, а с конца XIX в. — Российской Империи (в отличие от Хивы и Бухары, сохранивших полунезависимый статус), что также сказалось на развитии басмаческого движения в регионе и на его идеологии в рассматриваемый период. В басмаческом движении в Ферганской области принимало участие не только местное мусульманское население, но и русские белогвардейцы, считавшие басмачей своими тактическими союзниками в борьбе против большевиков. Это обстоятельство отличает ферганское басмачество 1918-1920 гг., равно как и его идеологическую направленность.
Ниже мы рассмотрим идеи и лозунги, объединявшие всех участников басмаческого движения в период 1918-1920 гг., а также призывы и воззвания, с помощью которых лидеры басмачества стремились привлечь на свою сторону возможно большее количество населения. Нас также интересует, какие изменения претерпевала идеология басмаческого движения в указанный период.
В басмаческом движении Ферганской области существовали различные идеологические направления. Это связано с разнородным, сложным в социальном плане составом басмаческих отрядов, их разобщенностью и разными, порой резко отличающимися друг от друга целями лидеров.
© А. И. Пылев, 2003
То, что басмачество значительно отличалось от других контрреволюционных движений в Туркестане, признавали и сами большевики. В докладе на Чрезвычайном съезде ТАССР (сентябрь 1919 г.) басмачество характеризовалось так: «Нашими противниками являются и автономисты-мусульмане [сторонники независимого от Советской России государственного образования, так называемой Кокандской автономии. — А. 77.], представителем которых можно считать Иргаша, и откровенные разбойники, вроде Ахун-джана и Хал-ходжи, и откровенные контрреволюционеры, вроде Мадамин-бека, и просто спровоцированные, темные, несознательные люди»1. О неоднородном составе басмачества говорит и то, что во главе басмачей стояли лидеры, которые провозглашали совершенно разные цели и по-разному представляли себе задачи борьбы.
Основным средством для привлечения населения в ряды басмачества и в 1918, и в 1920 гг. была исламистская агитация. Уже сразу после разгрома Красной Армией Кокандской автономии в марте 1918 г. Иргаш (бывший глава правительства Кокандской автономии), провозглашенный главнокомандующим всех басмаческих отрядов в Ферганской области, был приглашен в «священное место» «Хазрет Мавлян». Там муллы и ишаны (духовные наставники) провозгласили его «ханом» Ферганы, а для большей убедительности подняли его, согласно древнему обычаю, на белой кошме2. В данном случае для нас важно то, что Иргаш получил высокий титул непосредственно при поддержке мусульманского духовенства, хотя в процедуре провозглашения Иргаша ханом использовался древний тюркский обычай (адат), не имеющий отношения к исламу. Участие духовных лиц в данной церемонии было необходимо, чтобы обеспечить авторитет законного военного лидера среди религиозного населения и придать его власти законный характер (т.е. его власть как бы «освящалась» религией). Обращение к религии вообще, а к исламу в частности было крайне важно для идеологов басмачества в ферганских условиях. Ферганская долина была многонациональна в этническом отношении—ее населяли узбеки, таджики, киргизы. В религиозном же отношении они все 'исповедовали ислам.
В конце марта 1919 г. на совещании басмаческих курбаши3 Иргаш получил титул «амир аль-муслимин», т. е. эмир, военный предводитель или главнокомандующий мусульманской армии. Это важно с идеологической точки зрения, так как только эмир имел право объявить «газават», т.е. «священную войну». Каждый участник басмаческого движения, с данного момента становился «гази», т. е. борцом за веру.
К каждому курбаши был прикреплен духовный наставник из партии «Улема»4 (в отряде Иргаша было 10 представителей «Улемы»). Свидетельства о том, что в рядах басмачей постоянно находились панисламистские агитаторы, мы находим в воспоминаниях полковника белогвардейца Зайцева, бывшего командующего казачьими частями в Хорезме, неоднократно бывавшего у басмачей5.
Не последнюю роль в идеологическом обосновании басмаческого движения сыграли пантюркистские лозунги. Пантюркистская агитация началась еще во время правления Временного правительства, после февральской революции. Активное участие в пан-тюркистской агитации в Средней Азии принимали так называемые «младотурки». В начале 1917 г. в Ташкент прибыл представитель турецкой буржуазной партии «Итти-хад ве теракки» («Союз и прогресс»). С помощью местных буржуазных националистов он организовал в Ташкенте объединенный центр турецкого общества «Иттихад ве теракки». В задачу этого общества входила пропаганда создания «Великого тюркского государства», которое включало бы в себя Туркестан, Азербайджан и все области России с тюркским населением, под эгидой Турции. Вскоре данной организации было присвоено новое имя — «Милли Иттихад» («Национальное единство»).
В период оккупации турецкими войсками Закавказья в 1918 г. военный министр тогда еще существовавшей Османской империи Энвер-паша послал из Баку в Ташкент одного из видных пантюркистов Юсуфзия-бека. Прибыв в Ташкент, Юсуфзия-бек встретился с членами туркестанского отделения общества «Милли Иттихад». Туркестанские пантюркисты приняли предложение Юсуфзия-бека о создании «Великого тюркского султаната» в составе из пяти ханств: Ташкентского, Бухарского, Кокандско-го, Хивинского и Туркменского. Государство должно было находиться под протекторатом Турции. Пантюркистская агитация велась через газету «Улуг Туркестан» («Великий Туркестан»), которую издавал комитет «Иттихад ве теракки» в Ташкенте. Широко использовался лозунг «Туркестан для тюрков», причем основной акцент делался на общности языка и религии большинства населения Туркестана.
После разгрома Кокандской автономии лозунг борьбы за «национальную автономию» стал на время доминирующим в постепенно разраставшемся басмаческом движении6. Здесь, однако, следует сделать некоторые уточнения. Термин «национальная автономия» часто использовался в советских источниках по данной теме в 20-е годы. Но, как уже упоминалось, Ферганская область была многонациональным регионом. До присоединения ее к Российской империи она являлась ядром независимого среднеазиатского государства — Кокандского ханства. Данное обстоятельство и стремились использовать лидеры и идеологи басмаческого движения в Фергане. Таким образом, правильнее было бы говорить об автономии политической, т. е. автономии прежде всего по отношению к России. Другое дело, что не все идеологи басмаческого движения в Фергане вкладывали в этот лозунг одинаковый смысл (одни имели в виду буржуазное государство, другие обращались к традициям прежде существовавшего независимого государства — Кокандского ханства). Так или иначе автономия стала тем лозунгом, под которым выступили и лишившиеся после революции своих богатств крупные собственники, и простой народ, которому новая советская власть обещала самоопределение и национальное освобождение, и чисто криминальные элементы. Сыграло свою роль и то, что у отрядов Иргаша (изначально «костяка» басмаческого движения) со времен Кокандской автономии был статус «национальной армии», которую легко можно было противопоставить Красной Армии, преимущественно русской по составу. В глазах народных масс отряды Красной Армии и советская власть враждовали с бежавшими (но не сложившими оружия) отрядами Иргаша на национальной почве. То есть «по одну сторону баррикады» оказались русские, по другую — представители коренных национальностей. Это обстоятельство содействовало басмачам и противникам советской власти. Таким образом, можно согласиться с выводом американского историка А. Парка о том, что «в начальный период основным содержанием басмачества был национализм, а главной целью — автономия»7.
Как признают современные среднеазиатские историки, уже на первых порах шло соперничество за идейное руководство движением. Если сначала здесь можно было наблюдать сильное влияние джадидов («прогрессистов», членов организаций либерально-реформистского и националистического направления — «Шура-и Исламийа», «Милли Иттихад», «Милли Истиклал»), то в ходе борьбы преимущество оказалось на стороне консервативного духовенства8. Под воздействием духовенства движение начало «ограничиваться идеями исламского содержания»9. Основным лозунгом стала борьба в защиту ислама. Это объясняется тем, что идеи защиты ислама были наиболее близки и понятны мусульманским народным массам, особенно в условиях, когда советская власть в Туркестане, преимущественно в начальный период, проводила политику подавления религии. То, что происходила борьба с вековыми традициями, определявшими
важное место религии в мусульманском обществе — было очевидно для всех. Идеи «автономии» и «собственного национального государства» в данной ситуации были уже не так важны.
Главная задача басмаческого движения, по словам одного из его главных теоретиков Ходжи Самибея, заключалась в том, чтобы «освободить мусульманские народы и передать дело управления Востоком в руки организаций, обладающих действительной жизнеспособностью на Востоке»10. Но, в зависимости от идеологической ориентации лидеров движения, изменялась и его политическая программа. Вначале существовали планы создания буржуазного «тюркского» государства с конституционным устройством (это идеи джадидов и «автономистов» Коканда), затем стали доминировать идеи восстановления монархического государства (т. е. фактически бывшего Кокандского ханства), борьба за которое должна была вестись под лозунгами «газавата» против «поработителей-христиан». Именно для этих целей Иргаш был провозглашен ханом Ферганской области.
Лозунг автономизма постепенно отходил на второй план, а вскоре, как пишет М. Чокаев11, «вовсе прекратил свое существование, когда ... основой движения стала спонтанная борьба масс, желавших выразить свой протест против политики советской власти»12. М. Чокаев пишет, что «победа над большевиками была бы делом не очень трудным, если бы басмачи имели свою ясно выраженную национальную идеологию и четко составленную программу создания независимого государства в Туркестане»13. Однако такую «ясно выраженную» программу вряд ли можно было составить, особенно в тех условиях, когда многие курбаши боролись друг с другом, часто не признавая над собой никакой другой власти, кроме своей собственной.
Помимо панисламистских, пантюркистских и автономистских лозунгов, в идеологии басмаческого движения существовало еще одно направление, лидером которого был Мадамин-бек. В отличие от прочих направлений антисоветского характера, данное направление можно охарактеризовать как «антибольшевистское, антикоммунистическое». Мадамин-бека14 и его приверженцев не устраивала политика, проводимая туркестанским советским правительством, а не сама идея советской власти. Для этого направления характерен был лозунг «Созыв свободного съезда Советов без участия коммунистов»15. Мадамин-бек вел борьбу самостоятельно, независимо от Иргаша, формально считавшегося лидером движения, и в итоге перешел на путь открытой вражды с ним. Позднее, в 1919 г., Мадамин-бек, сотрудничая с так называемой «Крестьянской армией» Монстрова (Монастырева)16, именовал себя командующим мусульманской белой гвардии и говорил, что его цель — «свергнуть власть большевиков и передать ее истинным представителям народа, избранным на основе всеобщего, равного, тайного и прямого голосования»17. Иргаш, Хал-ходжа, Ишмат никогда не ставили перед собой подобных задач.
М. Чокаев, характеризуя идеологическое обоснование борьбы Мадамин-бека и его сторонников, отмечает, что «они признавали саму идею советской власти, но отвергали ее не подходящую для мусульман программу; они не требовали полной ликвидации советской власти, даже вели с ней переговоры и требовали лишь изменить ее политику на более приемлемую для мусульман»18.
С конца 1919 г., после прибытия в Ташкент из Москвы особой комиссии ВЦИК (так называемой Турккомиссии), призванной исправить ошибки в национальной политике правительства ТАССР, произошло «оздоровление» политики советской власти в Туркестане. В местные органы власти (Советы) стали допускаться и представители коренных национальностей. Отчасти в связи с этим идеологическая основа басмачества
также изменилась. В отчете ЦК КП ТАССР (за период работы VI съезда КПТ — 11-20 августа 1921 г.) отмечается, что «басмачество, вновь разгоревшееся в Ферганской области осенью 1920 г., в значительной степени лишено своего национального ореола... »19. Основной лозунг «защиты ислама» (брошенный во время визита к Мадамин-беку афганской делегации в ноябре 1919 г.) «вытеснил идею автономии и пышно расцвел в 1920 г.»20. Курширмат (Кур-Шир-Мухаммед), новый лидер басмачей, объединившись с отрядами Хал-Ходжи, объявил о создании «армии ислама». Сам Курширмат в июле 1920 г. на совещании курбашей Ферганы был признан «амир аль-муслимин». Идеологи партии «Улема» — Насыр-хан Тура, Адил-хан Тура, Садрадцин-хан и другие — вновь развернули широкую панисламистскую агитацию, призывая всех мусульман к тотальной войне с «неверными».
Теперь главной задачей движения провозглашалась защита интересов духовенства, восстановление ее прав, возвращение вакуфных земель, конфискованных советской властью, восстановление суда казиев. В своей агитации басмаческие идеологи делали теперь акцент на том, что советская власть — это прежде всего гонительница религии. В таких условиях высокий авторитет мусульманского духовенства по-прежнему работал на басмачей. С другой стороны, и политика советской власти в 1920 г., несмотря на позитивные перемены по отношению к коренному населению Туркестана, по-прежнему не способствовала лояльному отношению к ней духовенства. Именно поэтому часто среди басмачей оказывались мусульмане, которые по политическим, экономическим и социальным мотивам, казалось бы, не должны были выступать против советской власти. Однако грубые ошибки и просчеты представителей этой власти «отталкивали мусульман, и они шли в басмачи ради защиты веры, обычаев, традиционного уклада жизни, освященных религией нравов»21. Радикально в пользу советской власти положение (в сфере отношений с духовенством) изменится только к середине 20-х годов.
Басмаческое движение в идеологическом плане было сложным, неоднородным явлением. Между лидерами движения единство по вопросу лозунгов и задач достигалось лишь формально, а на деле каждый более или менее крупный лидер ставил перед собой «свою собственную цель и программу действий»22. Общей целью было свержение , существующей советской власти. Далее пути идеологов басмачества расходились: одни («традиционалисты») предполагали воссоздать Кокандское ханство, приверженцы джадидов и националисты выступали за независимое государство с конституционным устройством, сторонники Мадамин-бека преследовали совсем особую цель — создание «новой модели» советской власти «без большевиков». Доминирующим лозунгом вначале было возрождение автономии и национальное освобождение, в дальнейшем — чисто религиозные лозунги.
В заключение следует отметить, что басмачество было разнородным движением как по составу его участников (в нем участвовали племенные вожди, феодалы-землевладельцы, баи, дехкане, торговцы и русские белогвардейцы), так и в идеологическом плане. Под лозунгами национального освобождения и защиты ислама сошлись сторонники независимого государства с конституционным устройством, приверженцы монархии и воссоздания Кокандского ханства, а также просто обычные уголовные элементы. Басмачество представляло собой сложное социальное явление в истории Средней Азии. При его изучении необходимо обращать внимание как на само развитие движения, так и на общую, экономическую и политическую ситуацию в регионе, на отдельные аспекты политики советской власти, на вопросы идеологии басмаческого движения. Тогда можно будет представить себе общую картину движения, разобраться в закономерностях его развития, упадка и в итоге — полного поражения.
Summary
The article gives an overview of the ideology of the early period of the movement in Central Asia (1918-1920), dominant in the Ferghana valley Principal aspects of the Basmachi ideology including panislamism, panturkism, autonomism and anticommunism (antibolshevism) axe studied in this article.
1 Коканбаев А. Борьба с басмачеством и упрочение Советской власти в Фергане. Ташкент, 1958. С. 44.
2 Шамагдиев Ш.А. Очерки истории гражданской войны в Ферганской долине. Ташкент, 1961. С. 58.
3 Курбаши (узб. курбоши): гур — склад, стан, лагерь; курбаши — начальник стана, лагеря. В период басмаческого движения курбаши — начальник отряда басмачей.
4 «Улема» (или «Джамиат-и Улема») — партия мусульманского духовенства в Туркестане, основанная в апреле 1917 г., выдвигавшая в основном монархические и консервативные лозунги (подробнее см.: H. Carrere D'Encause. Islam and the Russian empire. Reform and revolution. London, 1988. P. 123-124).
5 Зевелев А. И. Басмачество: правда истории и вымысел фальсификаторов. М., 1986. С. 114.
6 Сафаров Г. Колониальная революция (опыт Туркестана). М., 1921. С. 90.
7 Park A. Bolshevism in Turkestan. 1917-1927. New York, 1957. P. 40.
8 Раджабов К. К. Истиглолчилик харакати в Ферганской долине: сущность и основные этапы развития (1918-1924 гг.): Автореф. канд. дис. Ташкент, 1995. С. 21.
9 Там же.
10 Park A. Op. cit. Р. 41.
11 Мустафа Чокаев (Чокайоглы) — по национальности казах, политический деятель, депутат Государственной Думы IV созыва, один из идеологов движения джадидизма в Средней Азии. Входил в партию «Шура-и Исламийа», основанную в Ташкенте в марте 1917 г. В конце 1917 г. возглавлял правительство «Кокандской автономии», после ее падения бежал сначала в Бухарский эмират, потом эмигрировал в Западную Европу. Сначала жил в Париже, последние годы жизни — в Берлине. В 20-30-е годы написал ряд работ об истории Советского Туркестана (преимущественно на французском и английском языках).
12 Chokaev M. The Basmachi movement in Turkestan // The Asiatic Review, 1928. Vol. XXIV. P. 282.
13 Ibid. P. 282.
14 Подробнее см.: Материалы по истории Ферганского басмачества и боевых операций в Бухаре // Военно-историческая комиссия. Гражданская война. М., 1924. Т. 3. С. 73-74.
15 Бабаходжаев А. X. Провал английской политики в Средней Азии и на Ближнем Востоке (1918-• 1924). М., 1962. С. 22.
16 Подробнее см.: Материалы по истории Ферганского басмачества ... С. 37-44.
17 Там же. С. 40.
18 Chokaev M. Op. cit. P. 282.
19 Иностранная военная интервенция и гражданская война в Средней Азии и Казахстане. Документы и материалы. Алма-Ата, 1964. Т. 2. С. 686.
20 Материалы по истории Ферганского басмачества. .. С. 43.
21 Ланда Р. Г. Ислам в истории России. М., 1995. С. 206.
22 Chokaev M. Op. cit. P. 280.
Статья поступила в редакцию 26 февраля 2003 г.
